Боль и горечь не забыты…

Исследовательская работа ученицы 11 класса Денисовой Ольги Сергеевны

Руководитель Мерикина Татьяна Александровна

Новосыдинская средняя школа. Краснотуранского района Красноярского края

…Вспоминая это время,
Как смерть, как гром, как правды крах,
Я только вижу крах над всеми…
Оркестры, митинги и страх.
Н. Коржавин.

Я решила написать и исследовать тему «Боль и горечь не забыты…» потому, что ужас 30-х годов пережила и моя семья, семья моей бабушки. Писать историю семьи – задача не из легких. Для этого необходимо собрать много разных источников и материалов, много разговаривать со своей бабушкой, Штырь Верой Карловной, которая и стала хранителем воспоминаний, семейных документов и традиций. И по её рассказам мне удалось прочувствовать социальную обстановку в которой жили, и которую пережил русский и немецкий народ. Я хочу, чтобы люди помнили и не забывали об ужасном времени, которое пережил народ в годы репрессий. Если новое поколение забудет, и не будет знать всех горестей той жизни, тех ужасных годов, то весь этот ужас повторится снова.

Терроризм, репрессии - какие ужасные слова. Это миллионы исковерканных судеб, осиротевших детей. Террор стал непременным атрибутом политического сталинского руководства. Что же скрывалось под этим коротким, но страшным словом - террор. Терроризм – это международные, насильственные акты, совершаемые при содействии или попустительстве государства против лиц, находящихся под защитой международного права.

В 20-е годы наступил кризис власти, свидетельствовавший о том, что вокруг партии росли недоверие, отчуждённость, враждебность. В ответ - политика подавления, насилия массового террора. Начался массовый поход на «классового врага». В число врагов были зачислены церковные служители, служащие, рабочие, крестьяне. Репрессии сверху дополнялись массовым доносительством, снизу – это говорило о тяжелой болезни общества. В самом деле – что такое репрессия? Это когда власть карает людей за какие-то их действия против неё – так? Между тем, подавляющее большинство тех, кто сидел или был убит, ни о каких действиях против власти и не помышляли.

• Ни тысячи инженеров,
• ни сотни тысяч замученных, расстрелянных, загубленных в 1937 – 38 г.г. партийцев, наивно веривших, что они – ум, честь и совесть эпохи – строят светлое будущее для всех трудящихся;
• ни миллионы крестьян, поверивших «новой экономической политике», объявленной в 1921году, и оказавшихся через 7 лет жертвами ещё более новой политики - политики ликвидации крестьянства как класса.
• ни расстрелянные маршалы и генералы - почти весь советский генералитет,
• ни интеллигенция: поэты Гумилев, Табидзе, Смеляков, Заболотский, ни артисты – Русланова, Дворжецкий, Михоэлс,
• ни автор траектории будущего американского полёта на Луну Кондратюк, или самолётостроитель Туполев,
• ни генетики Вавилов, Тимофеев - Ресовский, Пантин, ни астроном Козырев, историк Гумилёв,
• ни поголовно уничтоженный еврейский антифашистский комитет,
• ни жертвы послевоенного «ленинградского дела», не говоря уже о миллионах пленных наших солдат…

Никто из них не работал на буржуазную разведку, и не планировал свергнуть советскую власть.

Большинство ученых – исследователей, изучающих факты репрессий, рано или поздно приходят к выводу, что то, что было в первые десятилетия советской власти – это даже не репрессии, это тупое насилие, которое даже политическим не назовешь. Просто насилие власти, ощущающей себя властью только в актах насилия, – чем бес причинней, тем упоительней!

Ничего нового в этом отношении советский режим не изобрел. Очень хорошо сказал об этом Карл Маркс: «Новое время отличается от старого только тем, что плеть вообразила себя творцом» Но Творцом чего? Если вдуматься, то только одной социально – политической и общественно – экономической системы, в которой насилие выполняло функцию производительной основной силы. Правда, система эта, как оказалось, не умела производить ничего, кроме насилия же, да средств для него. Но уже это она производила во всё расширяющихся масштабах. Расширяющаяся вселенная насилия – вот чем обернулась строка коммунистического гимна: « Весь мир насилия мы разрушим…»

В этом, 2004 году, было 67-летие «ЕЖОВЩИНЫ» или - на западный манер – «БОЛЬШОГО ТЕРРОРА», кровавого кровобития 1937-38 гг., унёсшего неизвестное до сего времени количество жизней наших соотечественников. Как бы то ни было, оба названия – ЕЖОВЩИНА и БОЛЬШОЙ ТЕРРОР не точны. НКВД, проводивший в те годы массовые аресты и расстрелы, действительно, возглавлял Н. Ежов, но не ему принадлежал замысел этой акции. Если уже связывать это с чьим-то именем, то надо бы назвать: СТАЛИНЩИНА, но как назвать тогда остальные годы правления этого любимца нынешних красно-коричневых? Да и по числу жертв, при всей их огромности, эти годы, по-видимому, не превосходили, другие периоды – коллективизации, например. Что выделяло БОЛЬШОЙ ТЕРРОР, так это внешняя беспричинность. Горы трупов не были побочным продуктом некоего мероприятия, целью которого был бы его «позитивный» результат (все та же коллективизация), а не жертвы. Не выглядел он и инструментом достижения какой-то рациональной цели. Достаточно вспомнить, что в ходе БОЛЬШОГО ТЕРРОРА были уничтожены 3⁄4 членов ЦК – почти все ближайшие соратники Ленина, 95% высшего генералитета – создатели ещё ленинской Красной Армии. Все они – отнюдь не враги ни Сталина, ни – тем более – советской власти. Власть проводила политику «Террор ради террора».

Количество жертв БОЛЬШОГО ТЕРРОРА исчисляется миллионами, оно остаётся неопределённым, места их захоронения открываются случайно. Наследники НКВД делают всё от них зависящее, – а от них, увы. Зависит всё, – чтобы не допустить обнародования расстрельных списков. Вот, в конце 90-х гг. в Карелии, вблизи Медвежьегорска обнаружено массовое захоронение. Здесь 27 октября 1937 г. были расстреляны 1111 человек. Многие из них – выходцы из Сибири.

Был и другой результат БОЛЬШОГО ТЕРРОРА – тот, ради которого все эти гекатомбы трупов и были нагромождены – завершение создания системы насилия как производительной силы общества. Так или иначе, «зачистка», выражаясь современным сленгом, была выполнена, хотя её сроки и пришлось продлевать дважды, равно как и увеличивать региональные лимиты на расстрелы (по заявкам с мест). Социализм, как его понимал вождь и учитель, был «в основном», построен на ½ части суши. Можно было переходить к подготовке его распространения на остальные 5/6.

Для нас очень важно понять, как увязываются между собой понятия «репрессия» и «сталинизм».

Историки разных стран по-разному подходят к определению сталинизма. С одной стороны сталинизм предстаёт как система власти, контроля, не имеющая аналога в истории по размаху насилия и ужасающей системе подчинения, он описывается как порождение какой-то злой силы, иногда даже – сатаны. При втором подходе сталинизм рассматривается уже как некая объективная закономерность. С этой точке зрения нельзя рассматривать сталинизм только как систему власти. Сталинизм – это порождение общества, на его основе, поддержке он, так сказать, «расцвёл». Сталинизм поддерживался пролетарскими массами, народ доверял сильному вождю, а потому – это общественная сила.

Сталинизм стремился к монополизации не только экономической и культурной жизни, но и к разрушению частной жизни как таковой. Сталинизм стремился к тотальному разрушению связей между различными частями гражданского общества.

Некоторые историки считают, что сталинизм произошёл из каких-то внутрипартийных противоречий, которые из-за их непримиримости были доведены до физического устранения оппонентов, а затем всех возможных «врагов народа».

Террор - это продолжение этой борьбы самыми жестокими средствами. В репрессиях был не только политический, устрашающий смысл, но и экономическая выгода. На рабском труде крестьян, репрессированных держалась административно-командная экономика. Она нуждалась в терроре, в кнуте, поскольку это был путь получения сверхприбыли. Правда, путь этот – бесчеловечный. Большевики могли удержаться у власти только путём насилия. И поэтому всякий, кто представлял для них хоть какую-то опасность – расстреливался или заключался в концлагеря.

На первых порах концлагеря играли только лишь роль изоляторов. Принудительный труд использовался, но довольно ограничено и не играл решающей роли в экономике страны. Однако довольно скоро нашлись в руководстве страны «светлые головы», которые придумали, как одним махом убить двух зайцев – «врагов народа» изолировать, и получить практически бесплатную рабочую силу, да ещё к тому же и основательно запугать оставшихся на свободе. Модель опробовали в Беломорканале. Получилось. И, как грибы, стали расти лагеря при великих стройках коммунизма. Идея была простая. Нашли, скажем, на Таймыре медно-никелевое месторождение. Везти на Полярный круг строителей с семьями, создавать там инфраструктуру (больницы, школы, магазины), платить им «полярку» дорого! А вот строить тот же Норильский комбинат силами зэков – куда дешевле! В один барак входит, считай, сотня зэков, все удобства им два метра нар да баланда. Платить им не надо вовсе, а все расходы -–на колючку да на охрану.

И в тридцатых, и в сороковых годах, и позже, люди недоумевали – «ЗА ЧТО их арестовывают?». А вопрос надо было задать совсем другой: «ДЛЯ ЧЕГО?». Для того чтобы обратить в раба в собственном государстве. Речь ведь идет не только о «политических» заключённых – и «уголовное» законодательство было необычайно жестоким. Чего стоит один Указ от «седьмого-восьмого», т.е. от 7 августа 1932 года, когда за три колоска, взятых на колхозном поле, человеку давали полновесный срок. Иван Иванович Егоров, бывший политзаключенный, а потом член общества «Мемореал», уже, к сожалению, умерший, рассказывал случай: девушка шла по улице и захотела пить. Рядом с колонкой была столовая, девушка зашла, взяла стакан со стола, вышла к колонке, попила и понесла стакан обратно. Но её тут же арестовали и дали два года за хищение государственного имущества. Девушка была симпатичной, в лагере её быстро «пустили по рукам» и спустя несколько месяцев, не выдержав этой жизни, девушка повесилась. Не был застрахован никто – ни последний бомж, ни член ЦК. Сегодня ты был на Кремлёвском пайке, а завтра – на зэковском, сегодня подписывал приговоры, а завтра приговорили тебя самого. Никогда, и не в какой стране мира, не создавался таким образом рабовладельческий строй. Рабов всегда набирали из племён, побеждённых в войнах, и только большевики додумались до того, чтобы обращать в рабство своих сограждан. На этом была построена вся экономика СССР. НКВД было самым крупным промышленным министерством – вдумайтесь в это!

Система была проста, проще некуда. Лагеря, возникавшие вокруг строек, испытывали нехватку рабочей силы. Фронт работ расширялся, а зэки, наоборот, умирали от плохого питания и непосильного труда. Лагеря составляли заявку на следующий год, заявки стекались в центр, и выяснилось, что. Для того, выполнить эти заявки, надо арестовать, положим, пятьсот тысяч человек. Эту цифру делили по областям, краям и республикам пропорционально численности, а там уже «спускали» план в районы. За невыполнение плана – можно было пополнить собой ряды зэков, а за выполнение – повышение по службе, звания и премии. Вот чекисты и старались, мели всех подряд. А.И. Солженицын рассказывает примечательную историю о том, как за антисоветскую пропаганду посадили глухонемого: он как-то в компании выпил водку, а потом жестами показал: «закусить нечем!» Ага, значит, утверждаешь, что в советской России есть нечего?!!

Обычно заключенные использовались на тяжелых малоквалифицированных работах. Однако к началу сороковых появились так называемые «шарашки», то есть спецтюрьмы, в которых сажали учёных, чтобы они там создавали оружие, проектировали заводы и разрабатывали технологии. Для этих «шарашек» специально отыскивали требуемых учёных, «шили» им дело и направляли «целевым назначением».

В тридцатых годах представители немецких карательных органов приезжали к нам на учебу, проходили стажировку в лагерях, обучались методам массовых репрессий (а, скажем, «выгрести» село под корень – это не такая простая задача, тут есть масса технологических особенностей, да и раздевать жертв догола перед расстрелом немцы тоже научились у наших, и сжигание мирных жителей в амбарах тоже было опробовано ещё при подавлении крестьянских восстаний в СССР). Раз уж зашла речь о сравнении режимов, то, как ни странно, немецкий был даже мягче, если можно такое слово применить к людоедской власти, практиковавшей истребление целых народов. Но если власть была убеждена в том, что человек не является противником режима, его отпускали – а в СССР даже фанатичная преданность режиму не гарантировала спасения. Принудительный труд в немецких лагерях был куда менее распространен, то есть лагеря играли всё-таки в основном роль изоляции.

80% репрессированных в 30-е годы погибли, по доносам соседей и коллег по службе. Число жертв постоянно множилось. Репрессии становились массовыми, а приговоры суровыми, сознательно создавалась обстановка массового психоза, плодились ненависть и жестокость. Сотни тысяч заключённых являлись бесплатной рабочей силой на стройках, рудниках, шахтах, фабриках. А органы НКВД превратились в регулярных поставщиков массовой и неквалифицированной рабочей силы. Аббревиатура ГУЛАГ стала символом политического режима сталинизма. Впервые завесу секретности над ГУЛАГом поднял в 50-е годы А.И. Солженицын - бывший узник, прошедший все «круги ада». Его книга «Архипелаг ГУЛАГ» потрясла своей страшной правдой и отечественную, и мировую общественность.

С каждым годом число заключённых и число лагерей росло. Ожесточался режим, росла смертность от тяжёлых условий труда и быта. Всего с 1930 по 1953 в бараках лагерей и колоний побывало около 18 миллионов человек. 786 тысяч человек было приговорено к расстрелу. Среди них был и отец моей бабушки Бихерт Карл Балтазарович. В одну из тёмных зимних ночей 1937 года он был арестован в собственном доме и увезен без всяких объяснений. В то время неугодных людей забирали незаметно, тихо, под разными предлогами: не так сказал, не так сделал. В доме остались жена, пятеро маленьких детей, престарелая мать. В то время ему было 33 года. Долгие годы семья ничего не знала о его судьбе. Прабабушка ждала его до самой смерти, говорила: «Он живой, вернётся, обязательно вернётся». И только спустя 60 лет, благодаря настойчивости его младшего сына Николая (брата бабушки) удалось установить, что прадедушка 5 января 1938 года в городе Энгельс Волгоградской области был расстрелян. На запрос в МБРФ по Волгоградской области был получен ответ: «В архиве УВД РФ по Волгоградской области имеются сведения о том, что Бихерт Карл Балтазарович, 1904 года рождения, уроженец с. Кано Гмелинского кантона АССР немцев Поволжья, работавший по месту рождения, был арестован 15 декабря 1937 года. Обвинялся по ст.58 п.10 УК РСФСР. На основании данного обвинения заседание тройки НКВД АССР немцев Поволжья 31 декабря 1937 года вынесло постановление о расстреле. Постановление тройки приведено в исполнение в г. Энгельсе 5 января 1938 года. Место захоронения неизвестно, так как места захоронения тогда в уголовных делах не отражались. 26 апреля 1960 года Сталинградский областной суд пересмотрел дело на Бихерт Карла Бальтазаровича и своим постановлением № 44-у-110-с-60 отменил постановление тройки НКВД АССР немцев Поволжья от 31 декабря1937 года и дело производством прекратил на него за не доказанностью обвинения». Ответ подготовлен 10 августа 1993 г. №10/1-13076, на основе материалов архивно-уголовного дела на Бихерт К.Б. Осиротели малолетние дети, лишилась сына престарелая мать. По чьей вине? Этого объяснить никто не может.

Массовый террор в 30-е годы накладывал отпечаток на всю моральную атмосферу в стране. Всякий человек знал, что можно говорить, а что опасно. Все члены общества - от руководителей до рядовых рабочих, колхозников, служащих - оказались беззащитными перед страшной машиной устрашения. Массовые репрессии были тяжелейшим испытанием. Не все выдерживали испытание произволом. Многие окончательно опускались и. спасая себя, совершали подлость. Органам НКВД помогали добровольные помощники, доносчики, с их помощью жертве могли предъявить любые обвинения, лишь бы они отвечали задачам следствия. Большинство, стиснув зубы, молчали, не понимали или делали вид что не понимают происходящего. Сложилась обстановка всеобщей подозрительности, страха перед доносом соседа, появлением «ночных гостей».

Власть многие годы воспитывала население в ненависти и полном безразличии к тем, кто попадал в жернова НКВД, но в обществе все же сохранялось сострадание. Не смотря на угрозу жестоких наказаний люди оказывали друг другу помощь и руководствовались не какими-то идейными соображениями, а простыми человеческими чувствами. Пресса внушала читателям, что везде засилье врагов. Газеты пестрили не только воспеваниями великих строек, но и сообщениями о громких политических процессах, разоблачениях производственных вредителей, злоумышленников. И эта агитация действовала. Многие отрекались от родных, совершали грязные поступки не только для спасения «собственной шкуры», сколько из старой мести и подлости.

Результатом репрессий 30-х годов стали ошибки в проведении национальной политики, а также катастрофическое начало войны 1941-1945 годов, когда сотни тысяч наших солдат оказались во вражеском плену. Наиболее пострадали народы Северного Кавказа и Крыма, а в августе 1941 года была ликвидирована Автономная республика немцев Поволжья, население которой в течение двух веков считало себя жителями России. Советских немцев обвинили в сотрудничестве с гитлеровской Германией и депортировали на восток и север страны.

Тотальная депортация поволжских немцев из АССР НП по указу от 28 августа 1941 года прошла в основном в первой половине сентября 1941 года. Часть ссыльных эшелонов, выгруженных в нашем регионе, пригоняли в Казахстан, но там их, видимо, не принимали и заворачивали в Сибирь.

В наш регион попали депортированные поволжские немцы как из левобережной («степной»), так и правобережной («горной») части АССР НП. Из административного центра АССР НП, Энгельса, депортированных угоняли и в районы к северу и к югу от Ачинска, и в предгорные районы к югу от Канска (в частности, в Саянский). Из пригородного по отношению к Энгельсу кантона Терновка (Терновского) угоняли на север от Ачинска, в Бирилюсский район. Из второго левобережного города, Марксштадта, тоже угоняли в Канск и оттуда в Ирбейский район. Из северного левобережного кантона Унтервальден (Unterwalden) депортированные попали в северную Хакасию, в приенисейские районы к югу от Красноярска, в районы к востоку от него и в районы к северу, востоку и югу от Канска.

Из южных левобережных кантонов Куккус (Kukkus) и Зеельман (Zeelmann) депортации шли: из кантона Куккус в южные предгорные районы (Каратузский, Ермаковский), из Зеельмана в основном в районы к югу и востоку от Красноярска.

Из восточного степного кантона Красный Кут депортированных гнали на север от Канска, из юго-восточного кантона Палласовка в основном в Сухобузимский район, а из соседнего кантона Гмелинка – и вверх, и вниз по Енисею, вплоть до Ярцевского района.

С горного берега АССР НП в наш регион попали депортированные из кантонов Бальцер(Balzer) и Каменка. Из с. Дённхоф(Doennhof) Бальцерского кантона угоняли в центральную Хакасию и в Рыбинский район, а из соседнего с. Куттер(Kutter) в Даурский район (к югу от Красноярска). Из Каменского кантона депортированные попали и в восточный Нижнеингашский район, и в южный Курагинский район, и в пригородный Советский (ныне Берёзовский) к востоку от Красноярска.

Я хочу рассказать о репрессиях, которым подверглись немцы, так как в их числе была и семья моей бабушки, Штырь (Бихерт) Веры Карловны.

Переселению подлежали все немцы, проживавшие в городах и сельских местностях АССР немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей. Одним ударом были уничтожены все достижения немецкого народа в советский период, все культурные ценности: газеты, школы, библиотеки, театры, музеи, вузы, техникумы и т.д. Насильственное переселение целых народов – кровавая и до сих пор не заживающая рана нашей истории.

Село, в котором жила семья моей бабушки, называлось Кано, находилось в Гмелинском районе Саратовской области. Семья жила в добротном доме, который состоял из 3-х комнат, больших сеней, кладовой. В доме была наследственная, от родителей прадедушки, мебель немецкой работы, домашняя утварь, посуда, вещи. На чердаке, под высокой железной крышей, сушили и хранили рожь, ячмень, пшеницу. Во дворе была летняя кухня (Backenhaus), стайки, в которых держали корову, телёнка, свинью, куриц. Отец бабушки, мой прадедушка, Бихерт К.Б., имел на личном подворье коня, плуг, телегу, сани. Во время организации колхозов всё это было передано в колхоз. Взрослые работали в колхозе, вели собственное хозяйство. В характеристике прадедушки за подписью председателя С/Совета, в присутствии свидетелей (в т. ч. секретаря первичной организации ВКПб Гофмана А.Ф.) он характеризуется как «богатейший в селе кулак», сын «крупнейшего кулака», и т.д. Собственно, это обстоятельство и явилось истинной причиной казни прадедушки 5 января 1938 года, а не надуманное обвинение в «террористических намерениях». Он был репрессирован без конфискации имущества и всё нажитое перешло его жене, матери моей бабушки Бихерт Марии Егоровне. Но 28 августа 1941 года, с принятием указа о переселении, семья лишилась всего, стала нищей: без крова, без земли, без средств к существованию. Предупреждали о переселении меньше чем за сутки. Громоздкие вещи брать не разрешалось. Брали только самое необходимое: одежду и продукты. Всё имущество семьи было конфисковано. Бабушка в то время была ещё ребёнком, но прекрасно помнит тот кошмар, что творился в селе. Это невозможно передать словами. В один час люди из хозяев превратились в бездомных бродяг: без крыши над головой и без надежды на будущее.

Немцы не знали, куда их будут переселять, но догадывались, что в Сибирь. В европейской части России климат не такой суровый, как в Сибири, а в основном у людей была легкая одежда. На станции Гмелинка их посадили в вагон для перевозки скота и отправили в Сибирь. Позади осталась деревня с мычащим и кричащим скотом, ворохами зерна и неубранной картошкой в огородах. До Красноярска ехали 18 дней. Многие люди не выдерживали страшных условий перевозки - умирали от инфекционных заболеваний.

В Красноярске их погрузили на баржи и доставили до деревни Сорокино. По-разному встретили немцев в местах расселения. Там их уже ждали председатели колхозов из разных районов. Словно на невольничьем рынке выкрикивали: «Трактористы есть? Подходи! Кузнецы давай сюда!» Одинокие женщины, да ещё с детьми, шли третьим сортом. Такой семьёй оказалась и семья моей бабушки, так как их отца арестовали ещё в 1937 году.

Они попали в Салбу Краснотуранского района. А поселили их, 7 человек, в дом к одинокой женщине, у которой тоже было 5 детей. В доме было 2 комнаты. Они поселились в комнате, там была только железная печка. А хозяйка со своими детьми жила в кухне.

Переселение происходило осенью, а впереди была зима, не было еды, не было в достатке и одежды, так как очень часто её приходилось менять на продукты, а жить как-то нужно было. Особенно тяжело с продуктами было в первую зиму, - вспоминает бабушка. Поэтому взрослые вместе с детьми заготавливали дрова, вязали, шили местному населению, за что те давали продукты. А с наступлением весны собирали по полям мёрзлую картошку, колоски. Хлеба не видели совсем. В школу пошли только через год. Были проблемы с языком, ведь переселенцы русского языка не знали. Не было ни бумаги, ни книг, ни ручек, но, не смотря на это все, учились. Два раза в месяц все члены семьи обязаны были отмечаться в комендатуре. Выезд категорически был запрещен. Не разрешалось выезжать без разрешения даже в районный центр, в больницу.

А в январе 1942 года, а кое-где и осенью 1941 года, всех мужчин, кроме стариков и инвалидов, стали угонять в «трудармию» - в основном на лесоповал, в зоны Краслага, Вятлага и Усольлага, а также на шахты Кузбасса. Летом 1942 года женщин, кроме многодетных, и подростков угнали на «рыбную ловлю» на север: в Игарку, в Туруханский район, в Эвенкию, на Таймыр, а также на Ангару. Также и в1943 году подростков угоняли в « трудармию», но на этот раз в основном на нефтегазовые промыслы Южного Урала.

В декабре старшую сестру, ей было 16 лет, отправили в труд армию, на лесозаготовки. Лагерь располагался в глуши. Скудное питание, ветер, дождь, мороз, комары были их повседневными спутниками, отнимавшими силы и превращавшими людей в тощих скелетов, которые умирали на ходу. «Без выполненной нормы из леса - ни на шаг!»- таким было железное правило лагерного начальства. Питание было очень плохим, оно состояло из гнилой картошки, капусты. Хлеб выпекался с примесями и походил на глину. Нормы питания доходили до черты, за которой начиналась голодная смерть. Вот, например, таким было питание заключенных, находящихся в спец лагере:

1. ржавая селёдка без хлеба (после такой еды люди постоянно хотели пить, а вода была привозная, плохого качества)

2. перловый суп

3. мороженый турнепс

4. брюква

5. каша овсяная или пшенная (давали только по праздникам)

6. картошка мороженная, не очищенная

7. гнилая солёная капуста

8. камбала тухлая

9. кишки крупно рогатого скота, не промытые, с фекалиями (из них варили суп)

10. пайка хлеба (один раз в день по 450 г )

11. черемша и сосновая хвоя (с их помощью спасали от цинги и чирьев).

А если к тому же человек трудился физически, да ощущал моральные тяготы, вызванные оскорбительным, несправедливым отношением, он просто таял на глазах. Держались только те, кто был потеплее одет и обут, кому полегче досталась работа. Большинство трудоармейцев умерло. Кто от голода, кто от болезней. Некоторых признавали непригодными к работе и отправляли домой. В основном они умирали в дороге. Из лагерных «трудармейских» зон освободили поволжских немцев (тех, кто там выжил) в 1946 году. «Освобождение» выражалось в том, что их отправляли в те же (но в ряде случаев в другие) места ссылки. Сестра бабушки моей добралась до дома, но организм был настолько истощён, что выжить она не смогла. Все тяготы жизни усугублялись унизительным положением людей немецкой национальности – все находились под контролем. В 1946-1947 годах на всех взрослых поволжско-немецких ссыльных завели в НКВД ссыльные «личные дела». Бабушка состояла на спец учете как член семьи переселенца с сентября 1941 года по февраль 1956 года. И только 13 декабря 1956 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О снятии ограничений в правовом положении с немцев и членов их семей, находящихся на спец поселении», но запрет на возвращение в родные места оставался в силе. Национальные права немцев в СССР восстановлены не были. Проблема восстановления территориальной автономии поволжских немцев остаётся нерешённой и поныне, вопреки закону о восстановлении прав репрессированных народов. Существует мнение, что пока не восстановлены все законные права жертв геноцида, отказ в их восстановлении может рассматриваться как продолжение этого геноцида. Массовая реабилитация началась вольно в 90-ые годы. Вышло постановление о порядке возврата гражданам незаконно конфискованного, в связи с политическими репрессиями, имущества, возмещая его стоимость.

За годы репрессий народ понёс неисчислимые людские и моральные потери. Только за эти годы он не досчитался почти полумиллиона человеческих жизней – мужчин, женщин, детей. Каждый третий от их общего числа. На сегодняшний день в архивах учреждений края хранится свыше 73 тысяч дел, содержащих сведения о применении к гражданам и их родственникам мер репрессивного воздействия - раскулачивания, конфискации имущества, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, и других документов. В период массовых политических репрессий с 1929 по 1960 годы на территории Красноярского края находились в местах лишения свободы, ссылке и на спец поселении до 545 тысяч человек 37-ми национальностей.

Ссылкой является насильственное удержание людей на определённом месте, - по определению А.И. Солженицына, «водворением со связанными ногами» («Архипелаг ГУЛАГ», ч. 6, гл. 1), под надзором карательных органов (ГПУ, ОГПУ, НКВД, МВД), с установленными карами за «побег» с мест ссылки (как правило, в форме лагерных сроков). По официальной нынешней терминологии, этим словом именуется не всякая ссылка, а только назначенная по суду или «внесудебным органом» (особым совещанием и т.п.) и притом либо «срочная», то есть с установленным сроком нахождения в ссылке, либо «вечная», которую тоже можно считать частным случаем срочной ссылки, только со сроком, равным бесконечности. В остальных случаях ссылка именуется «спецпоселением». Что влечет за собой некоторые неприятные правовые последствия. Так, по закону РФ «О государственных пенсиях», срок ссылки» включается в трудовой стаж, причем даже в тройном размере, а вот срок «спецпоселения» не включается в стаж вообще. На самом деле только в 30-50 гг. в СССР насчитывалось30 с лишним различных категорий ссыльных, и на каждую такую категорию имелись свои инструкции (о порядке содержания в ссылке, о порядке надзора за ссыльными, и т.п.).

Сейчас принято называть «несудебную» и «не-внес3удебную» ссылку административной. Но это выражение не соответствует исторической практике: в 20-30 гг. административной ссылкой называлась как раз такая ссылка, которую оформляли внесудебным решением. Она же, по существу, во многих случаях носила официальное наименования «высылки», хотя высылка в узком смысле – это «минусы» (-5, -12, -25), т.е. запрет проживания в столичных и других крупных городах. Впрочем, фактически «минусников» обычно отправляли в местность, выбранную не ими, а карательными органами, и по прибытии на место «высылки» их ставили «на спецучёт», под комендатуру, как и «обыкновенных» ссыльных. А такая ссылка, которую ныне именуют «спецпоселением», на протяжении большей части 30-40 гг. носила официальное название «трудпоселения». И, соответственно, ссыльные тогда именовались «трудпоселенцы», или, реже, «трудпереселенцы». Как правило, паспортов у ссыльных не было (а у кого они были, комендатура отбирала).

В нашем районе тоже живёт не мало людей, которые прошли через суровые испытания тех лет.

В Краснотуранском районном архиве имеется на хранении 1046 личных дел, содержащих сведения о применении к гражданам и их родственникам мер репрессивного воздействия. На территории района проживает 367 реабилитированных и 38 пострадавших от политических репрессий. В нашем селе проживают: Баль Элла Давыдовна, Лейман Валерия Андреевна, Лейман Екатерина Гейнриховна, Потылицина Эмма Филипповна, Сыркина Кадима Кабиевна, Штырь Вера Карловна, Штеле Эльвира Егоровна, Пиль Мария Антоновна, Ляйман Фёдор Андреевич, Тестова Анастасия Агафовна. И хотя время зарубцевало их раны, но в минуты воспоминания о былом унижении и ужасах физического насилия, вновь плачет душа и сжимается сердце.

Но немцы – это не единственный народ, пострадавший от репрессий. В конце 1943 – начале 1944 годов Сталин и Берия на основании сфальсифицированных данных осуществили меры по выселению калмыков, чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев, крымских татар и других народностей.

С согласия Сталина была развязана борьба против стариков, женщин и детей. Переселенцев отправляли к местам расселения в Алтайский и Красноярский края, Омскую и Новосибирские области. Всего было переселено около миллиона человек. Во время депортации и в первые годы поселения на новых местах, не приспособленных под жильё, десятки тысяч людей умирали от голода и болезней. Для депортированных был установлен режим спец поселений. Прекратилось обучение на родном языке, перестали выходить журналы и книги.

Весной и особенно летом 1949 года начались повторные аресты бывших политзаключённых (иногда даже тех, кто отсидел свой срок ещё до войны). У них забирали паспорта и сажали в тюрьму, - кого-то на два-три месяца, кого-то на год и больше. Обычно их гоняли на допросы, стараясь «намотать» новое «дело», но, как правило, в конечном счете им выписывали ссылку через ОСО МГБ по прежнему, «старому делу». Затем их отправляли из тюрьмы по этапу, и, разумеется, под конвоем, на ссылку. Обычно такие ссыльные этапы шли не на прямую, а через пересылки, т.е. через пересыльные тюрьмы. По прибытии их в ссыльный регион, ссыльных сначала сажали в тюрьму, в пересыльную камеру. Через день, два или неделю в тюрьму приезжали «покупатели» за рабсилой и увозили ссыльных, которых сочли работоспособными, на свои предприятия, стройки, в рудники или леспромхозы, - теперь уж без конвоя. Тех ссыльных, от которых отказывались все «покупатели», обычно рассовывали по колхозам. На месте ссылки, бывших узников ставили под комендатуру. Первые годы они отмечались у коменданта два раза в месяц, с 1953 года – раз в месяц. Бывших узников не сажали за решётку (обычно), а просто вызывали в милицию, забирали и рвали паспорт, и ставили под комендатуру.

В результате этих бесчеловечных акций во многих районах Российской Федерации были созданы очень сложные межнациональные отношения, последствия которых ощущаются до сегодняшнего дня.

Отдавая дань уважения и памяти всем пострадавшим от жестоких гонений и несправедливых обвинений, государство пытается как-то возместить нанесённый моральный и материальный ущерб репрессированным гражданам и их семьям. В нынешнем, 2004 году, исполняется тринадцать лет со дня принятия Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий», задачей которого является реабилитация репрессированных. «Цветы запоздалые», невесомые, неощутимые, - наверное, примерно так назовут эту запоздалую заботу государства те, кого в военные и послевоенные годы из Поволжья, Прибалтики, Украины, Крыма, Кавказа везли в Сибирь как рабскую силу в эшелонах с заколоченными окнами - «телятниках». От психологического потрясения, чудовищного бесправия и унижения в пути умирали старики, преждевременно рожали женщины, с ума сходили и лишали себя жизни молодые.

Преступная политика того времени разрушила родовые очаги, растоптала национально-культурные традиции народов, их привычный жизненный уклад, искалечила судьбы не только самих репрессированных, но и их детей и внуков. Боль, горечь не забыты. Утраты невозвратимы.

В настоящее время, благодаря усилиям самих немцев, идёт процесс возрождения немецкой культуры и языка, реализуется это через различные языковые центры, общественные организации. В Краснотуранске создан центр немецкой культуры, ансамбль немецкой песни «Моргентау». Но в то же время стоит проблема массовой эмиграции. Немцы уезжают в Германию, увозя с собой русских жён, мужей, детей. Рвутся родственные связи. Нельзя позволить, чтобы немцы в России потеряли свою неповторимость, культуру, язык, свою вторую, вновь приобретённую Родину.

Без траурных флагов на зданьях казённых,
Без поминальных свечей и речей
Потайно простили безвинно казнённых
Казнённых простили
И их палачей.
Одних извели.
А другим пригрозили.
Всем выдали справки о их невине.
А сколько назад не вернулось к России,
Откуда отец не вернулся ко мне?
Оплачем? Оплатим ли эти потери?
Неужто и нету таких, кто в дому
Пред памятью мёртвых?…
Россия не верю!
Прощаю, прощаю, простить не могу.

Сводная таблица осуждений по политическим обвинениям (1939-46) по СССР, с учетом социального состава, партийной принадлежности и наказания, установленного судебным или внесудебным органом.

Данные представлены Научно-информационным центром Российского общества «Мемориал» в Москве.

Источник – фонды Государственного архива РФ (быв. ЦГАОР СССР).

Литература

1. Абдин Н.С. «Книга Памяти жертв политических репрессий республики Хакасия».

2. Дмитренко В.П., Есаков В.Д., Шестаков В.А. «История Отечества ХХ век.»11класс: Пособие для общеобразовательных учебных заведений- М: Дрофа, 1997 г.

3. Островский В.П., Уткин А. И. История России ХХ век. 11 класс: Учебник для общеобразовательных учебных заведений- М: Дрофа, 1995 г.

4. Статистические материалы Администрации с. Новая Сыда.

5. Газета «Эхо Турана» 1996 год, №53-54.,2004 год, №130-132.

6. Полушин Д.В. Лекции: «Творческая интеллигенция и тоталитарная власть в 1920-50-е годы», «Большой террор».

7. memorial.krsk.ru/Arests/arsvod.htm

8. Воспоминания бабушки.

9. Данные архива УМБ РФ по Волгоградской области.

/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»