Совместная работа школьного исторического кружка школы № 79.
Оформители и редакторы –учащийся 9 А класса Никитин Юрий;
руководитель – Соколов Андрей Владимирович.
г. Красноярск – 2005.
Подлинно научное представление об обществе и законах его развития невозможно без обращения к истории страны, изучения явлений современности в сопоставлении с историческими фактами. История Советского государства полна драматических событий, неразгаданных тайн, «белых пятен», требующих своего изучения. Одним из малоисследованных вопросов, волнующих современных исследователей, является проблема установления советской модели «социализма» в его наиболее жёсткой, по существу, антигуманной форме – сталинизма. Не только широкий круг исследователей, но и всех российских граждан не может не волновать вопрос о том, как народное движение, провозгласившее своими идеалами идеалы свободы, равенства, братства привело к своей полной противоположности – тирании, бесправию, политике геноцида в отношении всех слоёв населения.
Отвечая на этот вопрос, по нашему мнению, невозможно пройти мимо рассмотрения роли и места в общественно-политической жизни той эпохи бывших участников партизанского движения. Именно их участие в Гражданской войне в 1919-1920 гг. продемонстрировало поддержку большевистской партии со стороны значительной части населения, явило собой свидетельство широкой социальной опоры большевиков в среде крестьянства.
Особый интерес вызывает рассмотрение проблемы взаимоотношения участников партизанских отрядов и государственной власти в Сибири, население которой в гражданскую войну приняло массовое участие в разгроме антибольшевистских сил и установлении Советской власти. Исследование регионального аспекта проблемы имеет большое значение для осмысления исторического опыта взаимоотношений центральной власти и местного населения в процессе реализации общегосударственных задач.
Исследователи по-разному оценивают роль и место бывших партизан в «социалистическом строительстве». Советские историки традиционно рассматривали участников партизанского движения как идейных борцов за коммунистические идеалы, сторонников установления жёсткой партийной диктатуры, проведения политики «раскрестьянивания» в деревне в конце 1920-х – начале 1930-х гг.
В последнее время появились публикации, в которых был высказан принципиально иной взгляд на указанную проблему. В исследованиях А. П. Шекшеева, С. А. Папкова, Г. Н. Безрукова и др. бывшие партизаны представлены как противники установления тоталитарного режима, приверженцы экономической, политической и духовной свободы населения страны.
Несмотря на ряд исследований, проблема противостояния бывших участников партизанского движения государственному диктату требует дополнительного рассмотрения и специального изучения в свете новых исторических данных. Исходя из вышесказанного, целью настоящего исследования была поставлена историческая реконструкция картины противостояния бывших партизан гражданской войны и государственной власти в Сибири в 1920-е – 1930-е гг.
Для реализации указанной цели были поставлены следующие задачи:
При решении поставленных проблем были использованы источники различного происхождения, включающие в себя как опубликованные, так и не публиковавшиеся ранее архивные документы. Среди опубликованных материалов следует назвать, в первую очередь, документы мемуарного характера, позволяющие раскрыть психологический облик бывших партизан, их роль в становлении историографии борьбы за власть Советов.
Политика правящего режима по отношению к бывшим участникам гражданской войны нашла отражение в различных сборниках документов по истории коллективизации сельского хозяйства. В этих сборниках приведены факты «раскулачивания» бывших партизан, указы правительства, запрещавшие «перегибы» при обобществлении их хозяйств и т. д.
При рассмотрении репрессивных акций государственной власти по отношению к бывшим участникам партизанских отрядов использовались «Книги памяти жертв политических репрессий», отразившие судьбы десятков известных партизан. Сложность работы с указанным видом источников заключается в том, что в них не раскрывается участие того или иного лица в гражданской войне, в связи с чем рассмотрение репрессий в отношении партизан невозможно без привлечения дополнительных материалов, раскрывающих их персоналии и судьбы.
Большую помощь при рассмотрении проблемы взаимоотношений бывших участников борьбы за власть Советов и государственной власти оказали материалы периодической печати. Указанный вид источников имеет значительную ценность при определении общего отношения власти к бывшим участникам борьбы за власть Советов, отражении событий и настроений на местах. Несмотря на свою активную пропагандистскую функцию, периодика дополняет представление об общественно-политической жизни бывших партизан в изучаемый период, позволяя восстановить сложную картину их взаимоотношений с властью.
Значительную ценность для настоящего исследования представляют материалы государственных и партийных архивов Новосибирской области, Алтайского и Красноярского краёв. Это, прежде всего, документация Сибирского, Западно-Сибирского, Алтайского крайисполкомов и крайкомов ВКП (б), Енгубкома ВКП (б). Для решения поставленных в исследовании задач наибольшее значение представляют документы, выявленные в фонде Сибирского (Западно-Сибирского) краевого исполнительного комитета (ф. р-47, оп. 1, 4, 5). Помимо документации о работе с бывшими участниками борьбы за власть Советов, фонд крайисполкома содержит информацию об их настроениях, неформальных движениях, вызванных недовольством сталинской политикой. Подобную информацию следует считать уникальной, поскольку факты «антисоветских» настроений бывших активных сторонников Советской власти тщательно скрывались партийным руководством.
Отдельную группу источников, непосредственно связанных с проблемой взаимоотношений партизан и государственной власти, представляют материалы деятельности комиссий по регистрации участников гражданской войны. Указанные документы сохранились в фондах районных исполнительных комитетов и содержат уникальные сведения о работе властных структур с бывшими партизанами, их личные дела, включающие автобиографии, анкеты, воспоминания, протоколы собраний и т. д.
Наиболее ценная информация о выступлениях бывших партизан против коллективизации и «раскулачивания», репрессивных акциях государства по отношению к ним содержится в материалах фонда Отдела спецдокументации Управления архивным делом Алтайского края, население которого принимало массовое участие в партизанском движении. Основной объём дел фондобразователя занимают материалы допросов арестованных и обвинительные заключения.
Использование данного вида источников требует критического подхода, особой осторожности при обращении к нему как свидетельству эпохи сталинизма. Большая часть архивно-следственных дел содержит фальсифицированные обвинения и такого же свойства доказательства вины обвиняемых (материалы допросов, очных ставок, свидетельские показания и т. п.). Сложность использования данного вида источников связана также с ограниченностью доступа к материалам архивно-следственных дел и необходимостью поимённого выявления репрессированных, что невозможно осуществить в рамках одной работы.
Несмотря на определённые сложности при работе с названными видами источников, можно констатировать, что при комплексном использовании они позволяют в полной мере решить поставленные в исследовании задачи.
1 Шекшеев А. П. Енисейская деревня в конце 1929-1930 гг.: вооруженное сопротивление коллективизации и вакханалия террора// Политические репрессии в Хакассии и других регионах Сибири (1920 – 1950-е годы). - Абакан, 2000 г. - с. 54-56; Папков. С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. - Новосибирск, 1997. - с. 188-189; Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Т. 1. 1919-1930/ Под редакцией Безрукова Г. Н. – Барнаул, 1998. – с. 28-29.
2 Книга памяти жертв политических репрессий Республики Хакассия. – Абакан, 1999. – 486 с.; Книга памяти жертв политических репрессий Кемеровской области. – Кемерово, 1996. – 555 с.; Книга памяти жертв политических репрессий. Республика Алтай. Т. 1. – Горно-Алтайск, 1996. – 285 с.; Жертвы политических репрессий в Алтайском крае/ Под редакцией Г. Н. Безрукова и др. – Т. 1. 1919-1930. – Барнаул, 1998. – 484 с.; Т. 2. 1931-1936. – Барнаул, 1999. – 555 с.; Т. 3. Ч. 1. 1937. – Барнаул, 2000. – 585 с.; Т. 3. Ч. 2. 1937. – Барнаул, 2001. – 440 с.; Т. 4. 1938 – июнь 1941. – Барнаул, 2002. – 674 с.
Октябрьский переворот и последовавшие за ним события изменили весь ход российской истории и вызвали к жизни беспрецедентные в мировой практике социальные и общественно-политические явления. Умение большевистского руководства приспосабливаться к политическим реалиям и находить отвечавшие воле большей части населения страны простые и доходчивые лозунги привлекло в их лагерь значительное число сторонников. Среди них были те, кто фанатично верил в верность ленинского учения о необходимости классовой борьбы и свершения социалистической революции ради освобождения «угнетённого и эксплуатируемого народа». Однако были и такие, кто, закружившись в водовороте лихих событий тех лет, случайно оказался в лагере большевиков и стал одним из участников и виновников установления большевистского режима.
Одним из свидетельств широкой поддержки партии большевиков явилось массовое повстанческое движение против белых, всколыхнувшее сибирскую деревню в конце 1919 – начале 1920 года. Ко времени окончания борьбы с Колчаком партизанское движение достигло 140-150 тыс. участников.1
В работах историков неоднократно отмечалась сложность определения социального состава участников партизанского движения2. Исторические исследования позволяют говорить о его далеко не однородном характере. В антиколчаковских вооружённых выступлениях участвовали выходцы из различных классов и слоёв, имевших своих идеологов.
Неоднородность состава партизан сказалась при их слиянии с частями Красной Армии. Расформирование партизанских отрядов сопровождалось различного рода конфликтами между командованием Красной Армии и партизанами. Зачастую подобное положение складывалось вследствие излишне жёсткой позиции, занятой большевистским руководством по отношению к партизанам и их руководителям.
Недовольство участников партизанского движения, вызванное требованием строгой дисциплины, арестами ряда авторитетных партизанских командиров, приводило к тому, что часть демобилизованных партизан отказывалась разоружаться, лица, зачисленные в Красную армию, самовольно с оружием в руках покидали места дислокации боевых соединений. Возвращавшиеся домой партизаны разгоняли ревкомы, выгоняли культработников, учителей, заменяя их своими ставленниками и принося в деревню недовольство новой властью.3
Сразу после освобождения территории Сибири от колчаковцев возникли непонимание и трудности в формировании новых органов власти. Социальный состав созданных партизанами ревкомов и советов, как и состав участников и руководителей партизанской борьбы, их политические взгляды и лозунги, не был одинаковым. Как следствие этого, ряд партизанских ревкомов не выполнял предписания партийного руководства, выступая против политики «военного коммунизма» и настраивая крестьян против нового режима. Ситуация на местах осложнялась тем, что значительная часть бывших участников партизанского движения – выходцев из крестьянской среды – после окончания антиколчаковской борьбы вернулась к занятию сельским хозяйством, что не могло не сказаться на их отношении к политике большевиков.
В ряде мест недовольство партизан вылилось в крупные «антисоветские» выступления, возглавляемыми бывшими партизанскими командирами Г. Ф. Роговым, П. К. Лубковым, Ф. Д. Плотниковым, И. П. Новоселовым, Табашниковым и другими4. Следуя в русле политики «военного коммунизма», партийное руководство традиционно использовало силовые методы решения проблем. В ходе подавления «крестьянской Вандеи» были истреблены тысячи участников партизанского движения.
Ужесточилась политика и в отношении партизан, занимавших ответственные посты в советских органах власти и проявлявших недовольство «военным коммунизмом»5. Часть партизанских вожаков была снята со своих постов, арестована и выслана за пределы губерний. В сентябре-декабре 1920 г. по обвинению в «контрреволюционной деятельности» были арестованы тысячи ответственных советских и партийных работников 6, значительная доля которых принадлежала к бывшим участникам партизанского движения.
Жёсткий подход партийного руководства к решению тех или иных проблем вызывал всё большее недовольство крестьянства, в том числе бывших партизан. Политика «военного коммунизма», вызванная условиями гражданской войны и грозившая обернуться в войну всех против всех, требовала коренного пересмотра. Массовые выступления крестьян, недовольство значительной части населения политикой большевиков, разногласия в самом большевистском руководстве вызвали необходимость изменения политического курса.
В марте 1921 г. на X съезде партии была принята новая экономическая политика. Некоторое время после его принятия в среде крестьянства, в том числе бывших партизан, продолжали отмечаться «антикоммунистические» настроения, вызванные высокими налогами, бюрократизацией советского аппарата, отсутствием реальной власти у выбранных органов местного самоуправления.7
Так, в 1921 г. в Минусинском уезде, согласно информационно-политической сводке по Сибири, существовала вооружённая группа партизан, ставившая своей целью организацию восстания против большевистского режима. Одним из лозунгов «группировки» было воззвание «Долой продналог!»8. Подобные группы, выступавшие под лозунгом предоставления большей свободы крестьянству, существовали и в других районах Сибири.
Однако, несмотря на непоследовательность проведения нэпа, отсутствия реальных изменений в политической системе власти одним из его главных результатов стало постепенное затухание очагов крестьянского мятежа. Побуждая крестьян, получивших право свободно распоряжаться частью собственной продукции, приступить к сельскому труду, новая политика выбила социальную опору из-под бандитизма и крестьянской партизанской войны.9
С прекращением «антисоветских» выступлений и переходом к нэпу, «партизанская» тема постепенно утрачивала свою актуальность. Бывшие партизаны всё больше теряли ту относительную целостность, которая возникла в ходе решения общих задач, ненадолго объединивших их в конце 1919 – начале 1920-го годов. К концу 1920-х годов ушли из жизни такие авторитетные участники партизанского движения, как Е. М. Мамонтов, П. Е. Щетинкин, А. Д. Кравченко, М. И. Ворожцов. Согласно официальным данным, к концу описываемого периода в Западной Сибири числилось около 17 тыс. активных участников партизанских отрядов и примерно столько же лиц, мобилизованных или принимавших участие в гражданской войне непродолжительное время10. Следовательно, к категории партизан в указанный период могли отнести себя около 35 тыс. человек.
В течение 1920-х годов в среде участников партизанского движения проявилось несколько идейно-политических течений. Значительная часть партизан, принимавшая участие в партизанском и «антисоветском» движении конца 1919 – начала 1920 г. вернулась к занятию сельским трудом. Их политическим и экономическим идеалом продолжало оставаться развитие индивидуального крестьянского хозяйства, свободный труд и торговля, выборность «начальства» и т. д.
Среди бывших партизан из бедняцких слоёв доминировали уравнительные тенденции. Опыт гражданской войны позволял им считать насильственные методы управления общественно-политической жизнью не только возможным, но и необходимым условием построения социализма в стране. С их точки зрения, государство свело на нет все завоевания периода гражданской войны, позволив «гадам» продолжать эксплуатировать пролетарские слои населения. Свою роль при этом играла и память о лёгкой наживе, «лихой атаке», приносящей в годы гражданской войны победу и трофеи. Эта группа партизан, пополняя собой ряды «красных бандитов», неофициально служила одним из способов ведения «классовой борьбы» и «устрашения» «капиталистических элементов» деревни в период нэпа.
Часть бывших партизан, принимавших активное участие в деятельности советских и партийных органов, после окончания гражданской войны продолжила свою карьеру, занимая всё более заметное место в государственной иерархии. Среди них были активные приверженцы политики партии, однако были и откровенные карьеристы, стремящиеся к власти из соображений личного характера.
В общем и целом можно говорить о том, что в партизанской массе проявились все противоречия, свойственные настроениям сибирского крестьянства в 1920-е годы. Неоднозначность определения политических воззрений и пристрастий всего крестьянства обусловила противоречивость общественно-политических взглядов наиболее активной его части – бывших участников борьбы за власть Советов. Несомненным является тот факт, что к концу 1920-х годов они имели ещё более сложный состав, чем в годы гражданской войны.
Наступление правящего режима на деревню, предпринятое в начале 1928 г. вновь открыло «партизанскую» тему, потребовало привлечения самых широких слоёв населения, пробуждения «революционного» настроения масс. Именно в расчёте на поддержку со стороны бедняков и середняков, многие из которых приняли участие в борьбе с белыми, правительство и приступило в конце 1920-х годов к проведению массовой экспроприации крестьянских хозяйств.
1 Плотникова М. Е. Советская историография гражданской войны в Сибири (1918–первая половина 1930-х гг.). – Томск, 1974. – с. 184; Стишов М. И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири. – М., 1962. – с.316; Шелестов Д. К Борьба за власть Советов на Алтае в 1917– 1919. – М., 1959. – с. 130; Шишкин В. И. Москва-Сибирь: история взаимоотношений// История Сибири: человек, общество, государство. – Новосибирск, 1995. – с. 58; Энциклопедия Алтайского края. – Барнаул, 1995. – с. 268 и др.)
2 Шишкин В. И. Советское строительство в партизанских районах Сибири в период строительства и совершенствования социализма (к историографии вопроса)// Партийное руководство Советами Сибири в период строительства и совершенствования социализма. – Новосибирск, 1988. – с. 62-82.
3 ГАНО, ф. р-1, оп. 1, д. 60, л. 87; д. 183, л. 86-87; оп. 9, д. 27, л. 139; Кулундинская правда. – 1920. – 24 марта, 29 марта, 6 апреля, 29 апреля; Советская Сибирь. – 1920. –31 марта; Бюллетень Минусинского уездного ревкома и уездного комитета РКП(б). – 1920. – 3 апреля и др.
4 Павлуновский И. Обзор бандитского движения по Сибири с декабря 1920 по январь 1922 года// Земля Сибирь – 1992 – № 4 – с. 66; Революционные события и гражданская война в Алтайской губернии 1917-1922. Хрестоматия. – Барнаул, 2001. – с. 434; Шишкин В. И. Партизанско-повстанческое движение в Сибири в начале 1920-х годов// Гражданская война в Сибири. – Красноярск, 1999. – стр.168; Он же. Шишкин В. И. Сибирская Вандея: Вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 году. – Новосибирск, 1997. – с. 164, 472 и др.
5 ГАНО, ф. п-1, оп. 1, д. 124, л. 87 об; д. 125, л. 45; оп. 2, д. 193, л. 78 об. и др.
6 Шишкин В. И. Социалистическое строительство в сибирской деревне (ноябрь 1919 – март 1921 г. – Новосибирск, 1985. – с. 76.
7 ГАНО, ф. п-1, оп. 2, д. 275, лл. 142-142 об; д. 184, лл. 25, 27, 34 и др.; Центр хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края, ф. 1, оп. 1, д. 299, л. 72 и др.
8 ГАНО, ф. п-1, оп. 2, д. 184, лл. 11.
9 Боффа Д. История Советского Союза. В 2-х т. Т. 1. От революции до второй мировой войны. Ленин и Сталин. 1917-1941. – Москва, 1994. – с. 165-166.
10 ГАНО, ф. п-3, оп. 2, д. 397, лл. 6 об.; ф. р-47, оп. 5, д. 206, л. 115.
К концу 1920-х годов партийным руководством окончательно был принят курс на насильственный и волюнтаристский путь развития народного хозяйства, в обход экономических форм управления. 27 декабря 1929 г. Сталин объявил о наступлении нового этапа «социалистического строительства» – коллективизации сельского хозяйства. Уже начальная стадия «социалистического переустройства» деревни (конец 1929 – первая половина 1930 г.) сопровождалась эскалацией насилия. Массовым репрессиям подверглась и такая своеобразная группа сельского населения, как бывшие партизаны.
Даже официальные документы и газетные статьи свидетельствовали о массовых случаях «перегибов» в отношении бывших партизан. Так, 26 февраля 1930 г. полномочный представитель ОГПУ по Сибирскому краю Л. М. Заковский сообщал в Москву: «Особенного внимания заслуживают массовые явления грубейших извращений в отношении середняцких и даже бедняцких, также партизанских и других семейств, выражающиеся в подведении значительного количества их под экспроприацию по мотивам: ничего, что немного их попадет, а также уклоняющихся от коллективизации, за наем по неотвратимым уважительным причинам в период сезонных работ, несдачу семзерна и т. д., подвергая последних наравне с кулаками продаже, выселению».1
Как отмечали сотрудники ОГПУ, при рассмотрении «кулацких» дел ответственные работники, нередко присланные из других мест и незнакомые с историей района, мало внимания обращали на участие в партизанском движении того или иного лица. В большинстве районов края, в том числе районах массового партизанского движения, царили произвол и насилие. В погоне за высокими темпами коллективизации, районное руководство допускало «раскулачивание» и аресты бывших партизан, отказывающихся от вступления в колхоз.
В числе «раскулаченных» оказались многие известные партизанские руководители, такие как бывший командир полка «Красных орлов» партизанской армии Западной Сибири П. В. Чупин, начальник штаба Д. А. Беркетов, командир 6-го Кулундинского полка С. Т. Шевченко, командир отдельного отряда Е. Т. Буньков, командир батальона роговского отряда С. П. Нехорошев и мн. др.
В категорию «кулаков» и «кулацких подпевал» попала значительная часть руководящего состава 1-й Горно-конной дивизии: командир 3-й бригады А. И. Яровой, начальник штаба 1-й бригады К. Г. Бабарыкин, член агитсовета дивизии К. В. Зиновьев, начальники штаба партизанских полков М. П. Чухломин и С. Е. Гладышев и др. В Мамонтовском районе из 28 человек командного состава бывших партизан было «раскулачено» по разным мотивам 5 (18 %) авторитетных партизанских командиров.2
Если в отношении партизанских руководителей при «раскулачивании» еще соблюдалась некоторая форма законности, то рядовые участники партизанского движения подверглись репрессиям в значительно большей степени. Так, в докладной записке секретаря Баевского райкома Топина в Запсибкрайком ВКП (б) были отмечены факты «раскулачивания» и выселения 30 партизанских семей. Твердые задания по далеко не полным сведениям получили 10 хозяйств бывших партизан. За «контрреволюционные группировки» в районе было арестовано 60 человек.3
В Больше-Реченском районе была раскулачена значительная часть середняцких хозяйств (80), из них 16 (20 %) принадлежало бывшим партизанам и красногвардейцам4. Многочисленные случаи «экспроприации» хозяйств бывших партизан отмечались в Ойротской области (Республика Алтай). В одном лишь Уймонском аймаке были лишены избирательных прав 76 партизан. Причиной лишения было предположение членов избирательной комиссии об использовании ими наемного труда, однако никаких доказательств при этом не приводилось. Для лишения политических прав достаточно было заявления одного лица. В протоколах избирательных комиссий имелись такие записи: «по моему мнению, он эксплуататор», «я полагаю, у него сто поденщиц» и т. д.5
Такого рода факты в отношении партизан допускали Усть-Канский, Майминский, Шебалинский, Онгудайский, Успенский и другие исполкомы, которые, по определению членов областной КК-РКИ, в отношении бывших партизан «пошли по линии левацких загибов, лишая избирательных прав, налагая твердое задание и т. д.».6
В Мамонтовском районе, в гражданскую войну являвшемся одним из центров повстанческого движения, из учтенных советскими органами 546 партизан было «раскулачено» 55 человек (10 % зарегистрированных партизан). Как отмечал райуполномоченный ОГПУ в докладе в Барнаульский оперсектор политуправления в декабре 1930 г., лишение избирательных прав, обложение индивидуальным налогом «зачастую происходило поверхностно», без достаточных оснований для причисления к кулакам того или иного партизана и рассмотрения его заслуг в гражданскую войну.7
Сходная ситуация отмечалась в большинстве районов края. Массовым арестам и раскулачиванию подверглись бывшие партизаны Абанского, Дзержинского, Ермаковского, Каратузского, Минусинского, Тасеевского районов.
Подобное отношение не могло не привести к проявлению массового недовольства участников партизанского движения. Неблагополучное положение на местах вызвало ряд директив партийного руководства, в которых местные исполкомы обязывались приступить к исправлению «перегибов» в отношении бывших партизан. Несмотря на указания правительства, на местах к этой работе приступили далеко не сразу.
Местное руководство, на которое была свалена вина за массовые репрессии, пребывало в растерянности, так как при проведении коллективизации и «раскулачивания» очень сложно было следовать «генеральной линии», требовавшей простых исполнителей и, в их же лице, «козлов отпущения» за «перегибы». Как правило, следуя партийным указаниям о том, что «правый уклон» опаснее «левого», местные органы власти действовали по принципу «лучше перегнуть, чем недогнуть».
Ряд районов практически ничего не сделал для исправления «перегибов». В Ново-Алексеевском и Андреевском районах из 267 заявлений о восстановлении в правах было разобрано всего 15; из 321 заявления о возврате имущества было также рассмотрено 15.8 В с. Вол-Кордон Славгородского округа «в самый разгар развертывания работы по исправлению ошибок» секретарь ячейки Галой организовал собрание с участием партизан по вопросу слияния сельскохозяйственной артели с коммуной и «грозно» предупредил: «Кто будет бузить, буду арестовывать и направлять в милицию».9
Несмотря на невнимание к бывшим партизанам, некоторые меры для улучшения их положения все же были приняты. В Болотнинском районе после «отката» волны репрессий было восстановлено в избирательных правах 75 партизанских семей;10 по десяти районом Славгородского округа – 39 семей, возвращено имущество всего 28 красным партизанам.11 По данным лишь 27 районов в ходе исправления «перегибов» были восстановлены в правах 2110 человек, главным образом, середняков и бывших партизан.12
Гораздо меньше внимания исправлению «левых перегибов» стало уделяться с начала второго этапа коллективизации, который большинство исследователей связывает с весной-летом 1931 г. Ситуация усугубилась в 1932-1933 гг., когда правительство испытывало острейший продовольственный кризис: от голода в эти годы в стране умерло от 4 до 5 млн. человек.13 С этим периодом связана и новая волна недовольства бывших участников партизанского движения.
Многочисленные сигналы о неблагополучном положении на местах, не приводили, однако, к мерам, направленным на улучшение положения крестьянства, в том числе бывших партизан. Партийное руководство все больше склонялось к силовым методам решения проблем. В этих условиях бывшие партизаны нередко не только оставались без всякой помощи, но и все больше превращались в объект для пристального внимания органов ОГПУ. Так или иначе проявленное недовольство могло послужить поводом для обвинения их в «контрреволюционной деятельности».
В 1930-1933 гг. ОГПУ истребило в Сибири тысячи бывших партизан как участников «повстанческих организаций».14 Наиболее масштабная по численности «антисоветская группа», включавшая в себя бывших участников партизанского движения, была раскрыта органами ОГПУ весной 1933 г. Согласно следственным материалам, входившая в нее «партизанская линия» была организована в 1930 г. и состояла из 78 ячеек, насчитывавших 710 человек. Обвинения в отношении большинства партизан были надуманы, однако все они были сурово «наказаны», 130 человек-членов организации получили «высшую меру наказания».15
Осенью 1933 г. завершился третий, заключительный этап «ликвидации кулачества как класса». Масштабы репрессий в отношении крестьянства несколько снизились, партийное руководство занялось поиском «кулаков» в колхозах, «тихой сапой» мешающих социалистическому строительству. Соответственно уменьшилось и внимание к бывшим партизанам, работа с ними проходила в общем русле «классового подхода».
Завершая сказанное, можно констатировать, что, несмотря на отдельные меры, принимаемые местными партийным руководством для привлечения бывших партизан к «социалистическому строительству», силовые методы решения «партизанской» проблемы преобладали. В своем наступлении на деревню правящий режим не остановился перед тем, чтобы насильственным путем устранить помеху для коллективизации и «раскулачивания» в лице бывших партизан, традиционно считавшихся опорой партийного руководства.
1ГАНО, ф. р-47, оп 5, д.104, л. 95.
2ЦХАФ АК, ф. р-662, оп.3, д. 2, л. 5-6.
3ГАНО, ф. п-3, оп. 2, д. 151, л. 36-37; ЦХАФ АК, ф. р-670, оп. 2, д. 27, л. 13 об.
4Советская Сибирь, 1930 г. 26 марта.
5ГАНО, ф. п-2, оп. 1, д. 3603, л. 68-69; ГАС РА, ф. 65, оп. 1, д. 211, л. 47.
6ГАС РА, ф. р-36, оп. 1, д. 124, л. 2; Советская Сибирь, 1930 г., 13 июня.
7ЦХАФ АК, ф. р-662, оп.3, д. 2, л. 5-6.
8Советская Сибирь, 1930 г., 13 июня.
9Колхозная правда, 1930 г., 20 мая.
10ГАНО, ф. р-288, оп. 1, д. 565, л. 143.
11Колхозная правда, 1930 г., 4 мая
12Гущин Н. Я., Ильиных В. А. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е – середина 30-х годов. – Новосибирск, 1987. – с. 247.
13История России. 20 век/ Под ред. В. П. Дмитренко. – Москва, 2001 г. – с. 337.
14Папков. С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. - Новосибирск, 1997. - с. 188-189.
15ОСД УАДААК, ф. р-2, д. 6028, прил. к Т.1, лл. 1-2.
Раскулачивание и коллективизация обернулись огромной трагедией для всего советского народа. Историки выдвигали разные версии причин и предлагали различные взгляды на реализацию политики «раскрестьянивания» в конце 1920-х – начале 1930-х гг. В советской историографии, в соответствии с оценкой, данной в «Кратком курсе истории ВКП (б)», сплошную коллективизацию долгое время рассматривали как революцию сверху, поддержанную крестьянством снизу.1
Однако массовой поддержки политика «раскрестьянивания» не имела. В наши дни насильственный характер этого «преобразования» сомнений не вызывает.2 Как показывают современные исследования, в ответ на репрессивную политику государства началось «массовое недовольство и открытые протесты крестьян, вплоть до антисоветских вооруженных выступлений» .3
В ходе исследования путей и методов проведения коллективизации возникает вопрос об отношении к ней такой своеобразной группы сельского населения, как бывшие красные партизаны. Интерес к указанной проблеме объясняется тем, что участники партизанского движения в течение 20-х – начале 30-х годов представляли собой достаточно многочисленную и сплоченную боевыми традициями гражданской войны группу.4 Без сомнения, их жизнь и деятельность не могла не оказать заметного влияния на общественно-политическую обстановку того времени.
Очевидно, что значительная часть партизан являлась активным проводником сталинской политики индустриализации и коллективизации. Об этом свидетельствуют многочисленные факты их участия в проведении различных мероприятий пропагандистского характера, деятельности в управленческих структурах. Однако за блестящими лозунгами и революционными фразами, проникнутыми духом сталинской идеологии, скрывалось внутреннее противоречие. В данной части исследовательской работы сделана попытка показать проявление недовольства и характер сопротивления политике «раскрестьянивания» со стороны бывших участников борьбы за власть Советов.
Со времени окончания гражданской войны часть партизан стала вызывать опасения партийного руководства относительно её благонадёжности и лояльности к существующему режиму. Эти опасения усилились в конце 1920-х годов, когда правящий режим приступил к «перестройке» сельского хозяйства. Предположения партийного руководства были небезосновательны. Местные ответственные работники с тревогой сообщали в краевые органы власти, что с переходом к «социалистическому переустройству» деревни многие участники антиколчаковского движения «начинают идеологически перерождаться, переходя из нейтрального состояния в лагерь чуждого советской власти элемента».5
Одним из проявлений недовольства крестьян, в том числе части бывших партизан, явилось пассивное сопротивление политике «раскрестьянивания», выразившееся в сокращении посевных площадей, падении уровня сельскохозяйственного производства, в том числе в районах массового партизанского движения Барнаульского, Барабинского, Бийского, Славгородского, Каменского, Минусинского и других округов края. 6
Нередко партийные работники объясняли затруднения при проведении намеченных правительством мероприятий неизжитой в районах «партизанщиной». Так, в докладе секретаря Баевского райкома ВКП (б) Топина трудности при проведении «переустройства» сельского хозяйства в районе на-прямую связывались с характером участия населения данной местности в гражданской войне. Согласно докладу секретаря райкома, Баевская парторганизация оказалась «исторически поражена правооппортунистическими шатаниями, имеющими глубокие корни в среде райпартактива и в настоящее время. Оппортунистические шатания наблюдаются в данное время главным образом среди членов партии – местных жителей, бывших участников партизанского движения…».7
В докладе о ходе коллективизации в Волчихинском районе затруднения при проведении коллективизации и «раскулачивании» также связывались с массовым участием населения в партизанском движении. При этом секретарь Волчихинского РК ВКП (б) подчёркивал, что «по своему социальному составу участники партизанского движения являлись представителями всех социально-экономических групп и разных политических убеждений, включая кулаков, эсеров и даже духовенства».8
Сложности при проведении коллективизации и раскулачивания отмечались и в докладной записке уполномоченного ОГПУ по Мамонтовскому району Бурмакина в Барнаульский оперсектор ОГПУ. Райуполномоченный, подчёркивая слабое участие бывших партизан в «социалистическом строительстве», объяснял это историческими особенностями района. В гражданскую войну почти всё население активно участвовало в борьбе с колчаковскими отрядами, «добровольное пожертвование продуктами» делались «даже кулацкими хозяйствами».
С момента окончания борьбы с белыми, значительная часть партизан района проявила недовольство центральной властью. «Основным источником недовольства, являлось, со слов бывших партизан, то, что… в состав партизанских войск внедрили идею, что по свержению колчаковской власти упразднится налоговый пресс, крестьянство будет являться главенствующим лицом в управлении государством…». Распространение подобных «идей», по свидетельству Бурмакина, и в настоящее время препятствовало проведению мероприятий, намеченных районным руководством. 9
Недовольство значительной части бывших партизан не ограничивалось пассивным сопротивлением политике «раскрестьянивания». Отмечая волне-ния среди бывших участников партизанского движения в начале «социалистического переустройства» деревни (1928-1929 гг.), местное партийное руководство подчёркивало, что «недовольство невниманием со стороны власти, активность и боевой опыт партизан легко могут быть использованы против нас».10 При этом приводились факты «антисоветских» действий и настроений бывших партизан.
Ситуация стала ещё более напряженной в связи с переходом к сплошной коллективизации и «ликвидации кулачества как класса». 15 декабря 1929 г. Сибкрайком ВКП (б) принял постановление «О темпах коллективизации Сибкрая». В погоне за высокими темпами обобществления сельского хозяйства местные партийные работники допускали частые «перегибы», при этом в число «раскулаченных» попадали также бывшие партизаны, что вызывало их активное осуждение. «Законные» основания для возмущений «перегиба-ми» со стороны партизан признавались даже краевым партийным руководством.
Так, Р. И. Эйхе в выступлении на пятой сибирской партийной краевой конференции (8-9 июня 1930 г.), отмечая активное участие сибирского крестьянства в партизанском движении, подчёркивал: «Они (партизаны – А. С.) правильно считают, что… своей кровью, кровью своих братьев и сыновей завоевали советскую власть и что это их власть. Каждый из них, встречая кулака, с которым он боролся, как с классовым врагом и слыша насмешку: «Завоевал Советскую власть, и что у вас делается?» – вдвойне в обиде на те извращения, которые допущены местными организациями».11
О «обиженных» местными работниками партизанах говорил на конференции и полномочный представитель ОГПУ по Западносибирскому краю Л. М. Заковский, подчёркивавший, что в Барнаульском и Бийском округах настроение «партизан по целому ряду причин не может быть хорошим, ибо перегибы коснулись и партизан (окулачили, лишили прав голоса и провели целый ряд других… в отношении партизан неправильных моментов)».12
В донесениях и политсводках ОГПУ неоднократно фиксировались «анти-советские» высказывания бывших партизан в адрес представителей власти: «Вы нас хотите совсем решить жизни, после кулаков взялись уже за середняков, а потом дело дойдет и до бедняков». Бывший красный партизан Борозенец, крестьянин-бедняк, возмущался: «Заветы Ленина топчут ногами, гнет насилия служит способом управления крестьянством. Революция идет к гибели, к которой ее ведет костлявая рука голода. Власть мне постыла, потому что коллективизация проводится насильно. Властью управляют бывшие капиталисты. Партизаны куют пики и идут в леса. Чем идти в коммуну и век гнуть спину под панской нагайкой, лучше сразу умереть, взять пику и искать правду» (спецсводка ОГПУ «О перегибах и извращениях» от 23 февраля 1930 г.).13 Подобные настроения отмечались и в других докладных записках и политсводках карательных органов Советской власти.
Произвол по отношению к отдельным участникам партизанского движения при «раскулачивании» вызывал открытое недовольство их бывших соратников. В обращении Запсибкрайкома ВКП (б) к секретарям райкомов от 2 января 1931 г. в ряду причин их сопротивления проводимым мероприятиям, называлась «традиционная внеклассовая спайка, выражающаяся в слепой солидарности партизан между собой без различия классовой принадлежности каждого в отдельности, что стирает или затушевывает моменты классовой борьбы в партизанской деревне».
Крайком партии подчеркивал, что этим умело пользовалась «чуждая и враждебная соввласти прослойка среди бывших партизан», состоящая: «а)из кулаков прежнего времени и выросших за период мирного строительства; б)представителей антисоветских партий и им сочувствующих и в)«"обиженных", фактически разложившихся, преимущественно из среды бывших командиров, в т. ч. и бывших партийцев». По свидетельству краевого руководства, эти лица оказывали значительное влияние на бедняцко-середняцкую часть бывших партизан.14
Сказанное подтверждают выступления партизан на нелегальных собраниях и съездах. Так, на съезде партизан Баевского района, созванном 12 декабря 1930 г. проявилось их открытое недовольство ужесточением политики в отношении крестьянства и несправедливым раскулачиванием участников партизанского движения. По мнению районного руководства, съезд партизан способствовал «обособлению их от общих бедняцко-середняцких масс крестьянства, поддерживая среди них имеющиеся сепаратистские, иждивенческие настроения и традиционную внеклассовую спайку».15
Недовольство партизан своим материально-правовым положением проявилось на районном слете партизан Боготольского района, допущенном местной партийной организацией в целях проведения «политико-воспитательной работы». По свидетельству полномочного представительства ОГПУ по Запсибкраю, этот «слет способствовал в известной мере антисоветским устремлениям, проталкиваемым антисоветскими разложившимися элементами» из среды бывших партизан.16 Подобное положение отмечалось и в других районах массового партизанского движения.
Весной 1933 г. органами ОГПУ была раскрыта одна из самых крупных «контрреволюционных повстанческих организаций», распространяющая своё влияние на Алтайский, Барнаульский, Бийский, Быстроистокский, Смоленский, Солонешенский, Старо-Бардинский, Тогульский, Троицкий, Чарышский районы и почти всю Ойротскую автономную область (всего – 1102 человека). Согласно следственным материалам, активную роль в организации играл ряд известных партизанских руководителей.17
В качестве наиболее крупных филиалов «контрреволюционной организации» были названы Сарасинский, Алтайский, Россошинский, Тоуракский.18 Задачей организации, как отмечалось в обвинительном заключении, была подготовка восстания под лозунгами «За чистую советскую власть без колхозов, коммун и коммунистов», «За вольную жизнь», «За свободную торговлю», «За отмену ссылки крестьян» и др.
Характерны высказывания бывших авторитетных партизан, приведенные в протоколах допросов. Так, руководитель Елиновской «контрреволюционной группы» П. П. Фефелов показывал: «Я когда был в партизанах, то представлял себе, что при соввласти крестьянству будет житься хорошо, полная свобода, никаких нажимов и притеснений, крестьянин будет развивать своё хозяйство до таких пределов, каких ему захочется, полная свобода торговли… Но соввласть стала нажимать на мужиков, отбирать насильно хлеб, судить крестьян и тружеников… Стала загонять в колхозы, разорять единоличные хозяйства.
Брат мой, Клементий и отец, как имеющие крупное хозяйство, не выдержали этого и совместно с кулаками занялись подготовкой к восстанию, за это их расстреляли. Моих родственников – мать и жену брата – как кулачек сослали, мать в ссылке умерла. Я видел вокруг себя в деревне ропот и недовольство тем, что обирают всё до последнего, разоряют окончательно, и считал, что соввласть действует не в интересах крестьянства, которое при удобном случае всё восстанет, поэтому и решил вести борьбу против власти».19 Такого же мнения придерживались и другие бывшие партизаны Горно-конной дивизии, среди которых шли разговоры о том, что «партизан власть забыла, раскулачивает, ссылает, остается одно – это снова перевоёвывать».20
Судя по материалам обвинительного заключения, деятельность организации заключалась в вербовке новых членов, контрреволюционной агитации, саботаже и расхищении колхозного имущества, подрывной и вредительской деятельности, изыскании оружия, создании бандгрупп и т. д. Однако никаких конкретных доказательств этого предъявлено не было, материалы ОГПУ фиксировали лишь массовое недовольство проводимой политикой со стороны бывших партизан.
В отдельных случаях, несмотря на бдительность карательных органов, бывшие партизаны принимали участие в открытых вооруженных выступлениях. В декабре 1929 г. Барнаульским окружным отделом ОГПУ была ликвидирована повстанческая организация во главе с бывшим членом Главного штаба партизанской армии Западной Сибири, командиром 7-го полка «Красных орлов» П. В. Чупиным. Организация была создана в селах Новообинцево и Иня Павловского района и насчитывала 21 участника. Связь с Чупиным поддерживала и бывшие партизаны. В числе их лозунгов были: «За полную свободу слова, печати и труда», «Земля и воля народу», «За учредительное собрание» и др. В начале декабря 1929 г. «банда Чупина» совершила нападение на Шелаболихинский сельсовет, захватила все имевшееся там оружие и скрылась.
После совершённого нападения Чупин скрылся в тайге вместе с другими членами организации (Волковым, Трофимовым, Устиновым) и написал в адрес руководителя партийной ячейки с. Ново-Обинцево Я. Токарева письмо. В послании Чупина передавались слухи о том, что известный анархист И. П. Новосёлов, ещё в начале 1920-х годов выступивший против Советской власти, «скоро… придёт с отрядом на Тальменку». Он призывал Токарева распространять эти слухи среди населения и готовиться к вооруженному выступлению, однако в ночь на 24 декабря «банда Чупина» была арестована оперативной группой Барнаульского окружного отдела ОГПУ. При аресте было изъято 4 винтовки, 2 револьвера, 27 боевых патронов.21
Органы ОГПУ в ходе расследования этого дела «включили» в «контрреволюционную организацию» 300-500 крестьян из 15 сёл Барнаульского и Бийского округов (сёла Колодаевка, Козловка, Чудотвориха, Синюха, Каменка Верх-Чумышского района; Золотой Рог, Ново-Инюшево, Подсопка, Борисов-ка, Чистая Грива Тогульского района и др.). В числе арестованных по этому делу оказались бывшие партизаны армии Г. Ф. Рогова С. К. Матишков, Е. Е. Попов, А. К. Путинцев, А. Ф. Рогов, Е. Е. Санкин, И. Д. Санкин, И. К. Тилев и др.
Единственное, что можно считать достоверным в материалах обвинительного заключения – это массовое недовольство бывших партизан репрессивной политикой в отношении крестьянства. Так, из допроса свидетеля А. А. Дебятова следовало, что в каждой деревне находилось не менее 50 человек «обиженных», которые открыто высказывали своё возмущение. Однако после ареста «банды Чупина» большинство «завербованных» в организацию отказалось от участия в ней из страха перед карательными органами.22
Весной 1930 г. в Алейском, Мамонтовском, Усть-Пристанском и других районах Барнаульского, Бийского, Славгородского и Каменского округов местными органами ОГПУ были зафиксированы разговоры о подготовке среди бывших партизан вооруженного выступления. Следственные материалы раскрыли существование тайной организации (около 310 человек), в которой активную роль играли бывший партизан А. Н. Кожин (брат известного командира 1-го Алтайского полка Н. Н. Кожина), начальник партизанского штаба отрядов Е. М. Мамонтова Д. А. Беркетов, бывший командир партизанского отряда в Павловском районе Н. А. Гольцов и другие партизаны (всего 51 человек). Возглавил организацию бывший командир эскадрона 21 Алейского полка, помощник командира полка Т. И. Геримович. Начальником военного штаба организации стал партизан армии Мамонтова А. Н. Шурилов.
Органами ОГПУ было выявлено 35 ячеек организации. На тайных собраниях бывшие участники партизанского движения выступали с активным осуждением проводимой политики, разрабатывали план вооруженного выступления. В июне 1930 г. членами организации была выпущено воззвание «Трудовое крестьянство и мелкая интеллигенция», которое гласило:
«12 лет партия ВКП (б) нас затемняет социалистической стройкой. Везде и всюду она агитирует, что мы превзошли нашей промышленностью и сельским хозяйством довоенное время, только и слышишь про индустриализацию, т. е. воздвигнуто несколько гигантских заводов.
Выпущено много агрономов для изучения культурной обработки полей, животноводов, для развития племенного животноводства и молочного хозяйства. Ко всему этому прислушаешься и думаешь, как всё это хорошо и в душе чуть не вынесешь благодарность руководителям Советского Союза, но это только на слуху, а как заглянешь в суть дела и проверишь практически их работу, то вместо благодарности пошлёшь им проклятье.
Товарищи партийцы, неужели до настоящего времени вы ещё не сняли сетку, наброшенную вам на глаза, неужели вы не видите, наши рынки, наши кооперации совершенно бездействуют, неужели вы не видите, что крестьянство совершенно разорено, а вы, как передовой авангард должны твёрдо знать, что в строительстве государства фундаментом является крестьянство, а без фундамента здание не построишь.
Ведь вы помните слова своего вождя, что сила есть не в оружии, а в массе, вот эта-то масса в основном является крестьянство, а рабочие и служащие без такового бессильны и крестьянство может встать на защиту своих интересов с лозунгами в руках: «Долой расслоение крестьянства, долой травлю, да здравствуют единоличные трудовые хозяйства, твёрдая спайка и свободный труд».23
Члены организации летом 1930 г. провели несколько организационных съездов. Восстание было запланировано на 28 июля. В ночь на 28 все группы должны были тайно прибыть в намеченный заранее сборный пункт. Отрядам Шадринского, Павловского, Ребрихинского и Чистюньского районов необходимо было прибыть на сборный пункт около с. Рожнев Лог, к озеру под названием «Петрозаводчик». В остальных районах «контрреволюционеры» должны были собраться у себя на месте, а затем прибыть к с. Рожнев Лог. По пути следования к общему сборному пункту отрядам следовало совершать нападения на коммуны, колхозы, местных коммунистов и беспартийных активистов с целью приобретения оружия. Сопротивлявшихся надлежало расстреливать на месте. При занятии села имущество кооперативов и коммун предполагалось передавать тем, у кого оно было изъято в ходе «раскулачивания». 24
В назначенный срок к месту сбора (в район с. Рожнев Лог) выступила лишь группа Т. И. Геримовича (свыше 20 человек), однако она была настигнута оперативным отрядом милиции у с. Белово Чистюньского района. В результате происшедшего столкновения несколько восставших, в том числе и Геримович, были убиты, часть арестована, остальным удалось скрыться.25 В бою был также убит помощник уполномоченного ОГПУ по Усть-Пристанскому району и ранено три милиционера.
Участники других групп повстанческой организации были арестованы еще накануне предполагаемого выступления, в ночь с 27 на 28 июля. Избежали ареста лишь повстанцы из сел Песчаное, Серебренниково и Моховушка (25 человек), которые явились к месту сбора на сутки раньше и, узнав о провале восстания, успели скрыться. Расправа с «контрреволюционерами» была жестокой. Всего по этому делу было приговорено к расстрелу 21 бывший партизан, 16 партизан были осуждены на 10 лет лишения свободы, 14 человек из них получили срок от 3 до 5 лет. 26
В конце 1933 г. завершился третий, заключительный этап «ликвидации кулачества как класса», соответственно несколько уменьшились и масштабы репрессий в отношении крестьянства.27 Однако советские и партийные работники продолжали отмечать наличие «антисоветских» настроений в среде крестьянства. Особое недоверие у руководящих работников вызывали бывшие партизаны.28 Маховик репрессий, замедлив свой ход, ждал новых жертв. Часть бывших партизан оставалась под колпаком ОГПУ, фиксировавшего любые «антисоветские» высказывания, любой намёк на существование отличных от «генеральной линии» взглядов в их среде.
К сожалению, объективные обстоятельства не позволяют раскрыть полную картину масштаба и характера противодействия бывших партизан вакханалии произвола в деревне. Однако можно констатировать, что, независимо от степени своей лояльности к партийному руководству, значительная их часть представляли собой помеху для проведения политики «раскрестьянивания». Гордясь своим участием в гражданской войне, они позволяли себе высказывать независимые суждения, открыто выражая недовольство «перегибами на местах». Их трагедия заключалась в том, что теперь, в отличие от первого столкновения «сибирской партизанщины» с центральной властью в начале 20-х годов, у крестьян не было никаких шансов противостоять мощной государственной власти и её карательным органам.
Проводившиеся в 30-х годах чистки партизан и акции ОГПУ дали заметные результаты. Звания партизана были лишены многие из тех, кто не был в первых рядах «социалистического строительства», даже если их активное участие в партизанском движении не вызывало сомнений. Зарегистрированные в 1933 – 1934 годах участники гражданской войны были «классово выдержаны» и, в основной своей массе, являлись твёрдой опорой установившегося сталинского режима. Так сложился миф об их массовой поддержке авторитарного режима, выдержанном классовом составе и верности сталинской идеологии.
1История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. – М., 1938. – с. 291-292.
2Данилов В. П. Коллективизация: Как это было// Страницы истории советского общества. – М., 1989. – с. 229; Он же. Коллективизация сельского хозяйства в СССР// История СССР. – 1990. – № 5. – с. 19-20; Данилов В. П., Ивницкий Н. А. О деревне накануне и в ходе сплошной коллективизации// Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг. – М., 1989. –с. 26, 31; Наше Отечество. Опыт политической истории. Ч. 2. –М., 1991. – с. 258-259; Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). – М., 1994. – с. 77-78; Демидов В. В. Политическая борьба и оппозиция в Сибири. 1922-1929 гг. – Новосибирск, 1994. – с. 108; Дмитриенко В. П., Есаков В. Д., Шестаков В. А. История Отечества. 20 век. – М., 1995.– с. 228 – и д р.
3Данилов В. П. Коллективизация: Как это было… – с. 236; Угроватов А. П. Красный бандитизм. (1921-1929). – Новосибирск, 1999. – с. 174; Демидов В. В. Политическая борьба и оппозиция в Сибири. 1922-1929 гг. – Новосибирск, 1994. – с. 108; Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). – М., 1994. – с. 138; Там же, изд. 2-е. – М., 1996. – с. 98. Зеленин И. Е. "Революция сверху": завершения и тра-гические последствия// Вопросы истории. –1994. – № 10. – с. 34.
4ГАНО, ф. п-3, оп. 2, д. 151, л. 1; ф. р-47., оп. 5., д. 206, л. 115.
5В. А. Печерский. Отношение крестьян Хакассии к аграрной политике государства в 30-е – 40-е годы XX в.// Актуальные вопросы истории Сибири. Вторые научные чтения памяти профессора А. П. Бородавкина. 6-7 октября 1997 г. – Барнаул, 2000. – с. 213; ГАНО, ф. п-2, оп. 2, д. 351, л. 57.
6 Сломить сопротивление кулацких элементов хлебозаготовкам//Советская Сибирь. – 1932 г. – 23 ноября; Плоды оппортунистических ошибок//Советская Сибирь. – 1932 г. – 4 августа; Отдел спецдокументации управления архивного дела администрации Алтайского края, ф. р-2., д. 12153, т. 1., л. 19; ГАНО, ф. р-288, оп. 1, д. 585, л. 141 и др.
7ГАНО, ф. п-3, оп. 2, д. 151, л. 33-34
8Там же, ф. п-3, оп. 2, д. 151, л. 42.
9Там же, ф. р-662, оп. 3, д. 1, л. 5.
10Там же, ф. п-2, оп. 2, д. 419, л. 9.
11Стенографический отчет пятой сибирской партийной конференции ВКП (б). – Новосибирск, 1930. – с. 372.
12Там же, с. 352.
13ГАНО, ф. р-47, оп. 5, д. 104, л. 92-93.
14Там же, ф. п-3, оп. 2, д. 151, л. 1.
15Там же, л. 2-3.
16Там же, д. 397, л. 2-2об.
17ОСД УАДААК, ф. р-2, д. 6028, прил. к т.1, лл. 1-2, 35.
18Там же, лл. 37-45.
19Там же, д. 23882, т. 6, л. 8.
20Там же, л. 38.
21Там же, ф. р-2, д. 19838, т. 4, лл. 216 – 233.
22Там же, лл. 1 – 233.
23Там же, д. 19606, т. 12, л. 47.
24Там же, л. 13-14.
25Там же, л. 14-16.
26Там же, лл. 55-147.
27Гущин Н. Я. Классовая борьба в сибирской деревне в годы массовой коллективизации (1929-1932 гг.)// Классовая борьба в сибирской деревне в период построения социализма. – Новосибирск, 1978. – с. 121.
28ГАНО, ф. р-47, оп. 5, д. 206, л. 115-119, 123.
Завершение процесса «раскулачивания» и коллективизация к 1934 г. большинства (70%)1 крестьянских хозяйств привели к недолгой «передышке» и некоторому ослаблению репрессивного давления в стране. 26 января 1934 г. был открыт 17 партсъезд, в работе и решениях которого отразилась общая для советского государства атмосфера «потепления». Однако наметившаяся тенденция на умеренное развитие народного хозяйства не получила своего осуществления.
1 декабря 1934 г. был убит С. М. Киров, с чьим именем связывались надежды на более мягкие формы управления страной. Убийство авторитетного партийного деятеля ознаменовало начало нового витка репрессий. В 1935-1936 гг. репрессивная машина уверенно набирала свой ход. 25 февраля – 5 марта 1937 г. прошел Пленум ЦК, санкционировавший «большой террор». Весь год – от февральско-мартовского Пленума до третьего московского процесса (март 1938 г.) – был отмечен репрессиями в отношении кадровых работников всех уровней, армейских служащих, научной и творческой интеллигенции. Террор 1937-1938 гг. из отдельных акций вылился в цепь непрерывных действий карательной машины.
В годы «большого террора» было репрессировано большинство участников борьбы за власть советов, практически все старейшее поколение коммунистов Сибири.2 Как отмечает в своем исследовании И. С. Кузнецов, «особые опасения властям… внушали настроения такой своеобразной группы населения, как бывшие активные участники борьбы за власть советов – красные партизаны».3
Сказанное подтверждают политсводки и донесения сотрудников ОГПУ-НКВД. Так, 14 февраля 1936 г. в крайком партии была направлена докладная записка работников краевого ведомства УНКВД «О политических настроениях бывших красных партизан». В своем докладе руководители советской охранки отмечали факты «антисоветского настроения» отдельных «разложившихся элементов» в среде бывших партизан.4 Об «антисоветских» настроениях бывших партизан неоднократно сообщали в органы ОГПУ-НКВД и районные партийно-советские служащие.
Одним из первых, в октябре 1936 г. был арестован бывший командир первой Томской советской партизанской дивизии В. П. Шевелев (партизанская кличка Лубков). Из протоколов допроса Лубкова следовало, что партизаны, верные своим боевым традициям, нередко собирались вместе и активно обсуждали политику правящего режима. Под давлением следователей, Лубков вынужден был признать эти собрания «контрреволюционными». 22 июня 1937 г. он предстал перед Военной Коллегией Верховного Суда СССР, где отказался от своих прежних показаний. Несмотря на это, по приговору суда Шевелева-Лубкова был расстрелян.5
В числе репрессированных оказалась значительная часть командования Горно-конной дивизии Третьяка: бывший начальник штаба Горно-конной дивизии В. С. Зырянов, член штаба дивизии Г. Е. Вязников, адъютант штаба первого полка К. Г. Дудников-Борисов, командир 6-го полка В. М. Лыжин, его брат командир эскадрона А. М. Лыжин, председатель следственной комиссии (партизанской контрразведки) А. А. Табанаков, партизан 2-го полка В. М. Мунгалов-Мотин. 29 июля 1937 г. постановлением «тройки» при управлении НКВД по Западносибирскому краю все они были приговорены к расстрелу. 7 августа 1937 г. приговор был приведен в исполнение.
Вместе со своими бывшими соратниками был арестован и И. Я. Третьяк, находившийся под «колпаком» ОГПУ со времени окончания гражданской войны. В архивных фондах сохранилось письмо бывшего командира бригады Горно-конной дивизии Д. И. Ряполова И. Н. Кудрявцеву (бывшему инструктору разведки второго полка), по которому можно судить об атмосфере страха, сковавшего в годы «большого террора» всё население страны.
В письме Третьяка рассказывалось об эпизоде из его жизни, связанном с репрессиями 1937 г. После ареста большей части командного состава дивизии, Д. И. Ряполов предложил Третьяку подписать заявление, в котором опровергалась клевета, возведенная на партизан сотрудниками НКВД. Несмотря на прекрасную осведомленность о невиновности своих бывших соратников, Третьяк отказался принимать участие в спасении их от рук НКВД и не подписал заявление. Нет оснований не доверять рассказу Ряполова, ссылавшегося, к тому же, на свидетельство самого Кудрявцева, а также видных партийных деятелей И. П. Павлуновского, Ем. Ярославского и других.6
О страхе, внушенном органами НКВД, говорят и протоколы допросов Третья-ка, арестованного органами НКВД 16 февраля 1937 г. После «камерной обработ-ки», 10 марта Третьяк «признался» и дал нужные сотрудникам НКВД показания, в которых в качестве членов «контрреволюционной организации» были названы многие партизаны его дивизии. Бывший командир Горно-конной дивизии «признавал», что «в 1921 г. увязал кулацкий лжепартизанский отряд Рогова с японцами». 27 июля он дал показания о созданных им в начале 30-х годов повстанческих военных формированиях в ряде районов Алтая.
«Обобщая» данные Третьяком показания, следователь писал: «Третьяк в Америке был завербован разведкой одного из иностранных государств и переброшен в Советскую Россию со спецзаданием. По прибытии на Алтай, влился в партизанскую дивизию и позднее из кулацкого элемента и контрреволюционно настроенной части партизан создал японо-военную организацию с задачей создания на Алтае буржуазно-демократического государства под протекторатом Японии…». 3 января 1938 г. в г. Бийске Третьяк был расстрелян.7
Большую роль в преследовании горно-алтайских партизан сыграл Я. А. Пасынков. Революционную деятельность будущий «прославленный чекист» начал в возрасте 18 лет (в 1918 г.), вступив в красную гвардию на станции Чик Омской железной дороги. После чехословацкого переворота Пасынков был арестован и просидел в военной тюрьме г. Новосибирска до ноября 1919 г. В дивизии Третьяка он появился лишь в ноябре 1919 г., в боях не участвовал, являясь членом агитсовета – органа, занимавшегося созданием ревкомов в освобожденных селах и агитацио-разъяснительной работой. После окончания гражданской войны Па-сынков оставался на постоянной службе в органах ОГПУ. За примерную службу был награжден серебряными часами.8
В 1930-е годы не без его участия были арестованы сотни рядовых партизан и практически все командование Горно-конной дивизии. Лишь по одному делу о так называемой «контрреволюционной повстанческой организации» во главе с А. И. Яровым, К. Г. Бабарыкиным, К. В. Зиновьевым и др. он приговорил к расстрелу в апреле 1932 г. 23 человека, к заключению в лагеря сроком на 10 лет – 10 человек, на 5 лет – 5 человек, сроком на 3 года – 3 человека.9 В 1937 г. именно его прямое участие способствовало фальсификации существования «японо-военной повстанческой организации» во главе с Третьяком.10
В числе репрессированных в 1937 г. «врагов народа» оказался бывший заместитель главнокомандующего, член главного штаба, начальник первой дивизии партизанской армии Западной Сибири Р. П. Захаров. 5 февраля 1937 г. он был арестован на основании ложных обвинений в участии в «Сибирском троцкистском центре». В вину бывшему партизану ставили также его «кулацкое происхождении» и «антисоветскую деятельность» начала 20-х годов. 15 апреля 1937 г. «камерная обработка» заставила его «признаться» в участии в «контрреволюционной деятельности», однако принадлежность к «Центру» он продолжал отрицать. 14 августа 1937 г. в 23 часа бывший помощник главнокомандующего партизанской армии Западной Сибири был расстрелян.11
Обвинения в отношении большинства партизан-«врагов народа» были надуманы, могли возникнуть в результате простого доноса, любого имевшего место критического высказывания в адрес партийных работников, а уж тем более в отношении руководства страны. При этом заслуги того или иного лица в гражданскую войну даже не принимались в расчет. Так, поводом для ареста бывшего командира 2-го батальона 9-го Каргатского полка армии Мамонтова П. Р. Семенихина (в указанное время он занимал должность второго секретаря Барнаульского горкома ВКП (б)) послужил его разговор с бывшим начальником спортобщества «Динамо» В. Г. Зубрилиным.
Бывший партизан в беседе с Зубрилиным жаловался на плохие условия труда и низкую зарплату рабочих, не позволявшую удовлетворить минимум необходимых потребностей, и это притом, что у чиновников оплата труда оставалась высокой. Подобное положение он объяснял тем, что «наркомы сами не были на положении рабочих и не понимают их интересов». Семенихин отмечал также, что «партия перерождается, лучшие ленинские традиции попираются, заслуженные люди, бывшие участники гражданской войны забыты». Следовательно, делал вывод бывший партизанский командир, «надо бороться за воскрешение ленинских принципов и традиций». Высказывания Семенихина были оценены как «клевета на партию», «контрреволюционная троцкистская пропаганда», хотя, верный своим идеалам, он и не думал выступать против основных партийных принципов. На основании названых обвинений в 1937 г. П. Р. Семенихин был расстрелян.12
30 октября 1937 г. по ложному обвинению во «вредительстве» и «подрыве социалистического строительства» был арестован бывший командир 25-го кавалерийского полка им. ВЦИК П. Д. Тибекин, до ареста работавший председателем Алейского райпотребсоюза. Никаких убедительных доказательств при этом не приводилось. 29 июня 1938 г. по приговору «тройки» он был расстрелян.13
Наиболее фантастическая картина «антисоветской
деятельности» бывших сибирских партизан
была нарисована на февральско-мартовском
Пленуме ЦК ВКП (б) 1937 г. наркомом внутренних
дел Н. Ежовым. В качестве главного обви-няемого
в создании «антисоветского партизанского
центра» выступил В. Г. Яковенко, бывший
председатель Армейского Совета северо-канских
партизан.14 Согласно версии Ежова, «соратник
Бухарина» Яковенко создал в Сибири «партизанский
центр», осуществлявший руководство «кулацкими
восстаниями» в двух районах Сибири.
Согласно данным сотрудников НКВД, в ходе
ликвидации одной только «Алтайской группы»
было изъято 500 винтовок.15
На основании подобных обвинений в 1937-1938 гг. были репрессированы многие известные партизаны, такие, как бывший командир 6-го Кулундинского полка, председатель партизанского Западносибирского областного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов (Облакома) П. К. Голиков; командир партизанского отряда М. Х. Перевалов; командующий вооруженными силами во время Зиминского восстания К. Н. Брусенцев; помощник начальника Главного штаба Алтайского округа И. Ф. Чеканов; адъютант 2-го корпуса И. А. Соколов; член Волчихинского районного военно-революционного штаба С. Ф. Чупахин и комендант штаба Я. И. Тимченко; командиры партизанских отрядов И. Е. Толмачев, С. В. Рыжков; командиры батальонов И. И. Трофимов, С. П. Нехорошев; организаторы подпольных ячеек А. И. Попов, А. Н. Данилов и мн. др.
Весь 1937 г. органы ОГПУ вскрывали «районные» и «поселковые партизанские ячейки», производили аресты членов семей партизан. В книгах жертв политических репрессий названы десятки имен известных участников партизанского движения и членов их семей, репрессированных в 1930-е гг.
Заметную роль в истреблении бывших партизан в 1937-1938 гг. сыграли материалы деятельности партизанских комиссий (1930-1935 гг.). Так, 28 февраля 1935 г. секретарь Кытмановского РИКа Бибиков передал сотруднику Кытмановского отдела НКВД Луцеву 683 партизанских дела «для просмотра».16 29 января 1936 г. сведения о бывших партизанах сообщал в Алейский НКВД президиум Алейского РИКа.17 20 февраля 1938 г. временно исполняющий обязанности начальника Волчихинского РО НКВД Донов послал «Списки контрреволюционного кулацкого и черно-бандитского элемента», составленный членами партизанской комиссии в 1931-1932 гг., начальнику Рубцовского оперсектора НКВД Крюкову. Посылая «учетный листок» на ряд бывших участников партизанского движения и антикоммунистического выступления начала 20-х годов, Донов просил санкционировать их немедленный арест.18 Подобный список был выслан в 1937 г. в Барнаульский оперсектор райуполномоченным Мамонтовского РО НКВД Бурмакиным.19
Общая численность исчезнувших в годы террора партизан не поддается учёту, однако, как отмечает С. А. Папков, в 1937-1938 гг. основная часть этой социальной группы была уничтожена. «Предоставленную возможность расправиться с партизанским единством как угрозой «единству партии и народа» сталинцы использовали до конца».20
Проводившиеся в 30-х годах чистки партизан и акции ОГПУ привели к тому, что звания партизана были лишены многие бывшие активные партизаны, не состоявшие в первых рядах «социалистического строительства». «Большой террор» 1937-1938 гг. поставил точку в решении спора о роли государства и общества в политической жизни 1920-х – 1930-х гг. Оставшиеся в живых после многочисленных чисток и проверок партизаны были «классово выдержаны» и являлись твердой опорой установившегося сталинского режима.
1Н. Я. Гущин. Сибирская деревня на пути к социализму. – Новосибирск, 1973. – с. 346.
2В. И. Шуклецов. Сибирь. Трагедия 30-х годов// Партийный вестник, 1989 г., 20 октября; Сибирские огни, 1990, №3, с. 27-31.
3Кузнецов И. С. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. - Новосибирск, 1995. – с. 78.
4ГАНО, ф. р-47, оп. 5, д. 206, с. 115-123.
5Папков. С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. - Новосибирск, 1997. - с. 190-191; Г. Артемов. Парти-занский адъютант// Разыскания. Историко-краеведческий альманах. Выпуск 1.– Новосибирск, 1990 г. с. 35-41.
6ГАНО, ф. р-1805, оп. 1, д. 23, л. 90.
7В. Ф. Гришаев. Убитый дважды. /О И. Я. Третьяке, партизанском начдиве, расстрелянном 20 августа 1937 г.// Свободный курс. – 1991. – № 20. – с. 10.
8ГАНО, ф. р-1346, оп. 1, д. 342, л. 1 об.
9ОСД УАДААК, ф. р-2, д. 6028, т. 1, л. 54.
10В. Ф. Гришаев. Реабилитированы посмертно. – Барнаул, 1995. – с.191.
11В. Ф. Гришаев. Убитые дважды//Алтай. – 1992. – № 3. – с. 129.
12ОСД УАДААК, ф. р-2, ф. 11 899, т. 4, лл. 145-176.
13Там же, ф. р-243, оп. 2, д. 4, л. 1 об.-2; Энциклопедия Алтайского края. Т. 2. – Барнаул, 1996. – с. 360.
14История СССР. – 1969. –№ 3. – с. 112-121.
15Вопросы истории. – 1993. – № 2. – с. 29-30.
16ЦХАФ АК, ф. р-664, оп. 3, д. 14, л. 31.
17Там же, ф. р-243, оп. 2, д. 4, л. 181.
18Там же, ф. р-679, оп. 4, д. 1, л. 88.
19Там же, ф. р-662, оп. 3, д. 1, л. 1.
20Папков. С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. – Новосибирск, 1997. – с. 192.
Партизанское движение, охватившее в Сибири в годы Гражданской войны около 150 тыс. человек, оказало значительную помощь большевикам в установлении Советской власти. В то же время, основная масса партизан не поддержала политику «военного коммунизма», выступила за освобождение крестьянства от государственного диктата, установление действительной, народной власти в стране. Экономическим идеалом большинства участников партизанского движения, боровшихся за революционно-демократические порядки и в тоже время за власть Советов, установленную в центре страны, т. е. власть социалистическую, явился американский путь развития капитализма в сельском хозяйстве, сопровождаемый мечтами «о наиболее чистом, максимально последовательном, идеально совершенном капитализме».
В воззрениях сибирских крестьян этот «идеально-совершенный капитализм» представлялся как общественно-экономический строй в деревне без бедноты и пауперизма, без торгово-ростовщической кабалы, но с вольным наймом, свободой торговли и частной собственности на все средства производства, кроме земли. Непременным условием его была бы выборность «начальства» и его ответственность перед крестьянами.1
Столкновение в начале 1920-х гг. сибирской «партизанщины» с центральной властью, принесшей в Сибирь политику «военного коммунизма», привело часть партизан к активному противостоянию большевистскому режиму, раскололо единое движение на несколько идейно-политических течений.
В течение 1920-х гг. бывшие партизаны всё больше утрачивали свою внутреннюю целостность, возникшую в ходе решения общих задач, объединивших их в конце 1919 – начале 1920-го годов. Как люди активные, многие из них сумели проявить себя в различных сферах общественной жизни. Большинство партизан вернулось к занятию крестьянским ремеслом, что, в конечном итоге, привело их к противостоянию сталинскому режиму; другие приняли участие в деятельности органов ВЧК-ОГПУ, советской и партийной работе, оказываясь в первых рядах «социалистического строительства» и проявляя себя активными проводниками сталинской политики. Некоторые представители партизан так и не смогли найти своего места в жизни, пополняя собой ряды «красных бандитов» или даже простых уголовников.
Партийное руководство понимало необходимость особого подхода к бывшим партизанам. В условиях крестьянской «Вандеи» первоначальные установки большевиков на жёсткое подавление любых признаков «партизанщины» подверглись значительному пересмотру. В 1920-е гг. был принят курс на максимальное вовлечение бывших партизан в «социалистическое строительство», предусматривался ряд льгот и привилегий участникам Гражданской войны. Одновременно устанавливался тщательный надзор органов ОГПУ за «антисоветски настроенными» партизанами, отслеживались настроения авторитетных партизанских вождей.
В годы нэпа особое возмущение партизан вызывали высокие налоги, бюрократизация советского аппарата, невнимание «закомиссарившихся» работников к их боевым заслугам. Наблюдался выход партизан из рядов партии, недоверие к городским слоям населения, по терминологии бывших партизан – «белоручкам толстопузым», «спецам», «бумажным коммунистам» и т. д. В то же время предавалось осуждению отсутствие реальной власти у Советов, отстранение крестьянства от рычагов управления страной.
В конце 1920-х гг. в расчёте на поддержку широких слоёв населения партийное руководство приступило к «социалистическим преобразованиям» в сельском хозяйстве. Часть бывших партизан приняла активное участие в мероприятиях партийного руководства, однако массовое раскулачивание и коллективизация крестьянских хозяйств не могло не затронуть участников партизанского движения. Несмотря на заслуги перед республикой, партизаны оказывались раскулаченными, арестованными за «антисоветские» настроения и т. д.
«Раскулачивание» своих бывших товарищей многие партизаны восприняли как насмешку над их «революционным прошлым». С их стороны наблюдалось активное осуждение политики правящего режима, предпринимались попытки созыва партизанских съездов, создания независимых органов власти. В ряде районов партизаны оказывались инициаторами и даже руководителями «кулацких волынок», крестьянских выступлений.
Предпринимая попытки вовлечения бывших партизан в «социалистическое строительство», партийное руководство, в то же время, всё больше склонялось к силовым методам решения «партизанской» проблемы. В 1931-1933 годах карательные органы громили «контрреволюционные ячейки» бывших партизан в городах и районах края. Согласно данным С. А. Папкова, в 1930-1933 годах ОГПУ истребило в Сибири тысячи партизан как участников «повстанческих организаций».2
Помимо физического истребления, партийное руководство стремилось лишить «антисоветски» настроенных» партизан ореола героев гражданской войны. Этой цели во многом служила деятельность партизанских комиссий, в материалах которых отразились факты лишения звания «красный партизан» тех, кто, так или иначе, «скомпрометировал себя перед общественностью». Из народной памяти вычёркивались тысячи имён участников борьбы за власть Советов, бывшие «герои» становились «врагами народа».
В большинстве случаев обвинения советских работников в отношении партизан были надуманы, основывались на вымышленных событиях и фактах. Из протоколов допросов работников ОГПУ, чаще всего, можно считать достоверным лишь факты активного осуждения со стороны бывших партизан политики правящего режима, их массовое недовольство процессом «раскрестьянивания».
К сожалению, объективные обстоятельства не позволяют раскрыть полную картину масштаба и характера противодействия бывших партизан вакханалии произвола в деревне. Однако можно констатировать, что, независимо от степени своей лояльности к партийному руководству, значительная их часть представляла собой помеху для проведения политики «раскрестьянивания».
Гордясь своим участием в гражданской войне, бывшие партизаны позволяли себе высказывать независимые суждения, открыто выражая недовольство «перегибами на местах». Их трагедия заключалась в том, что теперь, в отличие от первого столкновения «сибирской партизанщины» с центральной властью в начале 20-х годов, у крестьян не было никаких шансов противостоять мощной государственной власти и её карательным органам.
Завершение в конце 1933 г. третьего, заключительного этапа «ликвидации кулачества как класса» привело к некоторому уменьшению масштабов репрессий в отношении крестьянства.3 Однако «передышка» оказалась недолгой. Последним этапом ликвидации любых признаков инакомыслия в стране явился террор 1937-1938 гг. Репрессиям подверглись все без исключения слои советского населения. «Большой террор» явился последним звеном и в решении «партизанской» проблемы. Весь 1937 г. органы ОГПУ вскрывали «районные» и «поселковые партизанские ячейки», производили аресты членов семей партизан.
Общая численность исчезнувших в годы террора партизан не поддается учёту, однако можно говорить о том, что в 1937-1938 гг. основная часть этой социальной группы была уничтожена. «Предоставленную возможность расправиться с партизанским единством как угрозой «единству партии и народа» сталинцы использовали до конца».4
Террор» 1937-1938 гг. поставил точку в решении спора о роли государства и общества в политической жизни 1920-х – 1930-х гг. Оставшиеся в живых после многочисленных чисток и проверок партизаны были «классово выдержаны» и, в абсолютном большинстве, являлись твёрдой опорой установившегося сталинского режима.
1Журов Ю. В. Гражданская война в сибирской деревне. – Новосибирск, 1986. – с. 162-163.
2Папков. С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. – Новосибирск, 1997. – с. 188-189.
3Гущин Н. Я. Классовая борьба в сибирской деревне в годы массовой коллективизации (1929-1932 гг.)// Классовая борьба в сибирской деревне в период построения социализма. – Новосибирск, 1978. – с. 121.
4Папков. С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. – Новосибирск, 1997. – с. 192.
1. Борьба за власть Советов в Восточной Сибири (1917-1922)/ Под редакцией Ф. А. Кудрявцева. – Барнаул, 1957. – 500 с.
2. Борьба за власть Советов в Тобольской (Тюменской) губернии (1917-1920 гг.). Сборник документов и материалов/ Под редакцией П. И. Рощевского. – Св, 1967. – 430 с.
3. Борьба за власть советов на Алтае / Под редакцией П. А. Кулакова - Барнаул, 1957. – 463 с.
4. Борьба трудящихся Горного Алтая за установление советской власти. Сборник материалов. – Горно-Алтайск, 1957. – 247 с.
5. Борьба трудящихся за установление советской власти на Алтае. (1917-1920 гг.). Сборник документов/ Под редакцией П. А. Иванова. – Барнаул, 1957. – 500 с.
6. В борьбе и тревоге. 2-е издание. – Барнаул, 1986. – 264 с.
7. В боях за власть Советов. (Воспоминания участников социалистической революции и гражданской войны в Омске и Омской области.) – Омск, 1957. – 120 с.
8. Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг.// Под ред. В. П. Данилова и Н. А. Ивницкого. М., 1989 г.– 526 с.
9. Жертвы политических репрессий в Алтайском крае/ Под редакцией Г. Н. Безрукова и др. – Т. 1. 1919-1930. – Барнаул, 1998. – 484 с.; Т. 2. 1931-1936. – Барнаул, 1999. – 555 с.; Т. 3. Ч. 1. 1937. – Барнаул, 2000. – 585 с.; Т. 3. Ч. 2. 1937. – Барнаул, 2001. – 440 с.; Т. 4. 1938 – июнь 1941. – Барнаул, 2002. – 674 с.
10. Книга памяти жертв политических репрессий Республики Хакассия. – Абакан, 1999. – 486 с.
11. Книга памяти жертв политических репрессий Кемеровской области. – Кемерово, 1996. – 555 с.
12. Книга памяти жертв политических репрессий. Республика Алтай. Т. 1. – Горно-Алтайск, 1996. – 285 с.
13. Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления коммунистической партии и советского правительства 1927 – 1935. – Москва, 1957. – 576 с.
14. Партизанское движение в Западной Сибири (1918-1920). Документы и материалы/ Под редакцией И. В. Громова и др. – Новосибирск, 1959. – 832 с.
15. Политика раскрестьянивания в Сибири. Вып. 1. Этапы и методы ликвидации крестьянского хозяйства (1930-1940)/ Под ред. В. А. Ильиных. – Новосибирск, 2000. – 210 с.
16. Революционные события и гражданская война в Алтайской губернии. 1917-1922. Хрестоматия/ Под редакцией Я. Кривоносова. – Барнаул, 2001. – 528 с.
17. Стенографический отчет пятой сибирской партийной конференции ВКП (б). – Новосибирск, 1930. – 764 с.
18. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. Т. 1. Май 1927-ноябрь 1929. Т. 2. Ноябрь 1929 – декабрь 1930. – М., 1999. – 927 с.
1. Буйских А. Н. Революционные очерки из воспоминаний за 25 лет. – Новониколаевск, 1922. – 143 с.
2. Геласимова А. Н. Записки подпольщицы. – М., 1967. – 304 с.
3. Громов И. В. За власть советскую. Воспоминания командира партизанского корпуса. – Барнаул, 1966. – 128 с.
4. Жигалин Я. П. Партизанские отряды занимали города. 2-е издание. – Иркутск, 1980. – 171 с.
5. Захаров Р. П. Алтайские партизаны. – Новосибирск, 1934. – 56 с.
6. Кожевников С. Е. Сибиряки. Страницы боевой истории. – Новосибирск, 1942 г. – 57 с.
7. Маздрин И. П. В грозовые годы. Воспоминания партизана. – Барнаул, 1959. – 140 с.
8. Перевалов М. Х. Таёжные партизаны. – М., 1933. – 112 с.
9. Плетнёв В. И. Командир красногвардейского отряда. – Горно-Алтайск, 1957. – 63 с.
10. Рагозин Т. Г. Партизаны Степного Баджея. (Записки участника). – М., 1926. – 208 с.
11. Третьяк И. Я. Партизанское движение в Горном Алтае в 1919 г. – Барнаул, 1968. - 143 с.
12. Щетинкин П. Е. Очерк партизанской борьбы на Минусинском фронте. – Новосибирск, 1929. – 97 с.
13. Яковенко В. Г. Записки партизана. – Красноярск, 1988. – 160 с.
1. Борьба за уголь. (г. Анжеро-Судженск) – 1934 г.
2. Борьба классов. – 1931, 1933, 1935.
3. Вопросы социального обеспечения. – 1929.
4. Звезда Алтая. (г. Ойрот-Тура). – 1929-1931.
5. Знамя колхозника. (Волчихинский район) – 1931.
6. Известия ЦИК СССР и ВЦИК. – 1930.
7. Колхозная правда. (г. Славгород) – 1929-1930.
8. Красное знамя. (г. Томск). – 1929-1931.
9. Красный Алтай. (г. Барнаул) – 1928.
10. Крестьянская газета. – 1928.
11. Пролетарская революция. 1928-1933.
12. Просвещение Сибири. – 1928-1935.
13. Сибирские огни. – 1929-1935.
14. Советская Сибирь. – 1928-1935 гг.
15. Советское краеведение. – 1931 г.
16. Вечерний Новосибирск. – 1974.
17. Звезда Алтая. – 1995.
18. Литературный Кузбасс. – 1989-1990.
19. Партийный вестник. – 1989, 1990.
20. Сибирские огни. – 1989-1991.
21. Слово Сибири. – 1995, 1997.
22. Советская Сибирь. – 1991-1997.
1. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО, ф. р).
2. Государственный архив Новосибирской области (фонды Сибирского, Западно-Сибирского крайкома ВКП (б)) (ГАНО, ф. п).
3. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК, ф. р).
4. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК, ф. п).
5. Отдел спецдокументации управления архивного дела администрации Алтайского края (ОСД УАДААК, ф. р).
6. Центр хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края (ЦХИДНИ КК)
1. Беседовский Г. З. На путях к термидору. – М., 1997. – 461 с.
2. Боженко Л. И. Соотношение классовых групп и классовая борьба в сибирской деревне. – Томск, 1969. – 209 с.
3. Боффа Д. История Советского Союза. В 2-х томах. Т. 1. От революции до второй мировой войны. Ленин и Сталин. 1917-1941. – Москва, 1990. – 632 с.
4. Гордон Л. А., Клопов Э. В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30 – 40-е годы. – М., 1989. – 389 с.
5. Гришаев В. Ф. Реабилитированные посмертно. – Барнаул, 1995. – 238 с.
6. Гущин Н. Я. Раскулачивание в Сибири (1928-1934 гг.). Методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. – Новосибирск, 1996. – 160 с.
7. Гущин Н. Я., Ильиных В. А. Классовая борьба в сибирской деревне (1920-е – середина 1930-х гг.) – Новосибирск, 1978.
8. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. – М., 1979. – 360 с.
9. Демидов В. В. Политическая борьба и оппозиция в Сибири. 1922-1929 гг. – Новосибирск, 1994. – 165 с.
10. Журов Ю. В. Гражданская война в сибирской деревне. – Красноярск, 1986. – 196 с.
11. Зевелев А. И. Истоки сталинизма. Лекции к курсу “Политическая история XX века”. – Москва, 1990. – 108 с.
12. Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). – М., 1996. – 288 с.
13. Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне (1928-1933 гг.). – М, 2000. – 351 с.
14. Ильиных В. А., Ноздрин Г. А. Очерки истории сибирской деревни. – Новосибирск, 1995. – 278 с.
15. Конквест Роберт. Большой террор. – М., 1991. 414 с.
16. Красильников С. А. На изломах социальной структуры. Маргиналы в послереволюционном российском обществе, 1917 – конец 1930-х годов: Учебное пособие. – Новосибирск, 1998. – 90 с.
17. Коржихина Т. П. Извольте быть благонадёжны! – М., 1997. – 382 с.
18. Кузнецов И. С. На пути к “Великому перелому”. Люди и нравы сибирской деревни в 1920-х гг. (Психоисторические очерки). – Новосибирск, 2001. – 235 с.
19. Кузнецов И. С. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. – Новосибирск, 1995. – 156 с.
20. Кузнецов И. С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920-е годы. – Новосибирск, 1992. – 96 с.
21. Кузнецов И. Н. Знать и помнить: [Историческое исследование массовых репрессий и реабилитации жертв террора 30-х годов]. – Томск, 1993. – 207 с.
22. Куперт Ю. В. Руководство коммунистической партии общественно-политической жизнью западносибирской деревни в условиях социалистической реконструкции (1926-1927 гг.). – Томск, 1982. – 412 с.
23. Кучемко Н. М. Укрепление социалистической законности в Сибири в первые годы нэпа (1921-1923). – Новосибирск, 1981. – 271 с.
24. Медведев Р. О Сталине и сталинизме. – М., 1990.
25. Павлова И. В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. – Новосибирск, 2001 г. – 460 с.
26. Павлова И. В. Сталинизм: Становление механизма власти. – Новосибирск, 1993. – 248 с.
27. Папков С. А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. – Новосибирск, 1997. – 272 с.
28. Пахаев С. Я. Гражданская война в Горном Алтае. (1918-1920 гг.). – Томск, 1966.
29. Роговин В. З. 1937. – М., 1996. – 480 с.
30. Самоcудов А. К. Насильственная коллективизация и противодействие крестьянства сталинскому термидору. – Омск, 1991.
31. Сопротивление сталинщине (20-е – 30-е годы): Методические указания к курсу “Политическая история”/ Под ред. В. А. Демидова. – Новосибирск, 1991. – 63 с.
32. Такер Р. Сталин у власти. 1928-1941. История и личность. – М., 1997.
33. Тепцов Н. В. Аграрная политика на крутых поворотах 20-х – 30-х годов. – М., 1990.
34. Трапезников С. П. Борьба партии большевиков за коллективизацию сельского хозяйства в годы первой сталинской пятилетки. – М., 1951. – 264 с.
35. Трифонов И. Я. Классы и классовая борьба в СССР в начале НЭПа (1921-1923 гг.) Часть I. Борьба с вооружённой кулацкой контрреволюцией. – Л., 1964. – 312 с.
36. Угроватов А. П. Красный бандитизм. (1921-1929 гг.). – Новосибирск, 1999. – 206 с.
37. Уйманов В. Н. Репрессии. Как это было…: (Западная Сибирь в конце 20-х – начале 50-х гг.). – Томск, 1995. – 336 с.
38. Уткин А. И. Россия над бездной: 1918 – декабрь 1941 г. – Смоленск, 2000. – 479 с.
39. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы. – М., 2001. – 335 с.
40. Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. – М., 1996. – 304 с.
41. Худяков А. Гражданская война на Алтае. – Барнаул, 1952. – 103 с.
42. Шангин М. С. Террор против совести. Об уничтожении духовенства и трудового крестьянства в г. Омске и области. – Омск, 1994. – 319 с.
43. Шишкин В. И. Социалистическое строительство в сибирской деревне: ноябрь 1919 – март 1921 г. – Новосибирск, 1985. – 320 с.
44. Шишкин В. И. Сибирская Вандея: Вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 году. – Новосибирск, 1997. –710 с.
45. Штырбул А. А. Анархистское движение в Сибири в 1-й четверти 20 века: Антигосударственный бунт и негосударственная самоорганизация трудящихся: Теория и практика. В 2-х ч. Ч. 2. (1918-1925). – Омск, 1996. – 174 с.
46. Шуклецов В. Т. Сибиряки в борьбе за власть советов. – Новосибирск, 1981. – 272 с.
Данное исследование явилось результатом совместной работы членов кружка «Юные следопыты» под руководством учителя истории школы № 79 г. Красноярска А. В. Соколова. Материалы, использованные в исследовательской работе, явились частью плодом самостоятельной работы руководителя ученического объединения, частью собраны членами школьного кружка (7 человек).
Использование архивных материалов для написания работы происходило лишь после критического анализа источников, совместного обсуждения имеющихся материалов. Отдельные части работы являются обобщением школьных и студенческих научно-практических конференций, поэтому даются без ссылок на архивы, являются теоретическим обобщением имеющихся на сегодняшний день материалов.
Исследование базировалось на общенаучных принципах системного подхода, в рамках которого советское общество представлено в виде сложной иерархической системы, функционирующей и развивающейся во взаимосвязи и взаимообусловленности всех её компонентов. Такой подход позволил рассмотреть взаимоотношение бывших участников борьбы за власть Советов и партийного руководства как составную часть общественно-политической жизни страны, подсистемой, обладающей характерными признаками на общегосударственном, региональном и местном уровне.
Из числа общенаучных принципов использовались также методы анализа, синтеза, абстрагирования и структурно-функционального подхода. Основным методологическим принципом работы явился принцип историзма, позволяющий подойти к анализу проблемы противостояния бывших участников борьбы за власть Советов и партийного руководства в контексте конкретно-исторических событий в России изучаемого периода.
В оценке взаимодействия бывших участников партизанских отрядов и государственной власти плодотворным оказался отказ от марксиситско-советской методологии, рассматривающей многие общественно-политические и социальные явления через призму «классовой борьбы» и определяющей участие крестьянства в гражданской войне и сталинской «революции сверху» как борьбу «трудового народа» с «эксплуататорскими классами». Принцип историзма позволяет представить исследуемую проблему через противостояние местных интересов задачам центральной власти, не исключая при этом и противоречий социального характера.
Основная работа по оформлению данного исторического исследования легла на члена кружка «Юные следопыты» Никитина Юрия и руководителя кружка Соколова Андрея Владимировича.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»