Автор: Гольцер Анастасия Викторовна, 10 класс
Муниципальное образовательное учреждение дополнительного образования детей Дом пионеров и школьников, п. Шира
Руководитель:
п. Шира, 2006 год.
Женщина! Сколько посвящено ей стихов, песен, романсов. Красотой восхищаются, добродетелями удивляются, материнской любовью и супружеской верностью поражаются. В нашей стране в 20 веке на долю женщины выпало много невзгод, переживаний, тяжелой работы. Но она все пережила и вынесла. Сохранила семью, вырастила детей. Отношение к женщине – один из важнейших критериев в оценке той или иной цивилизации, ибо дарующая нам всем жизнь – Женщина…
Главное в этой работе – жизненный путь моей прабабушки. Я попробую правдоподобно описать ту обстановку, в которой жила, любила, творила, вынесла все невзгоды моя прабабушка.
Александра, так ее звали, родилась 1898 году в деревне Сушигорицы, Сандовского района Московской губернии. Родители были крестьяне-середняки. Самые, что ни наесть работники в деревне. Хозяйство было большое – лошади, корова, свиньи, овцы, козы, птица. В семье было семеро детей, бабушка с дедушкой, родители. Жили дружно. Ругаться и спорить времени не было. Работы много. Осенью и весной на полях можно было видеть одну и туже картину: тянет лошадка соху, а пахарь идет сзади, правит, чтобы борозда вышла ровная. Сохою пахали землю два – три раза, ибо она плохо рыхлили землю. После пахоты поле боронили. Вслед за осенним боронованием наступала время озимого сева. После него до самой весны земледельческие работы прекращались. А весной, как только сходил снег с полей, подсыхала и размягчалась земля, распахивали яровое поле. Подвозили навоз – подкормить истощившуюся почву. По унавоженному полю вновь проходила соха, смешивая удобрение с обессилевшей землей. Теперь наступала пора ярового сева. Сеяли только отборное зерно. А из зерновых сеяли рожь, пшеницу, овес, ячмень, гречиху.
Пшеница считалась самой прихотливой из всех злаковых. Чувствительная ко всем изменениям погоды, она требовала особенно тщательной обработки почвы. Повезет – будет добрый урожай и хороший заработок. А нет - то весь труд пойдет насмарку.
Рожь, основная кормилица, наоборот была самой неприхотливой и надежной культурой. На нее почти всегда урожай, а значит, и черный каравай на столе.
Удобно было иметь дело с гречихой. Посадишь ее на худой земле, она сама ее и удобрит. Гречиха и траву сорную забьет, и почву сделает сочной и мягкой. Поэтому любили в семье чередовать гречиху с другими культурами, зная, что после нее всякий хлеб хорошо родит.
Лето – самая напряженная трудовая пора на деревне. Подготовка парового поля, сенокос, уборка хлеба. На жатву выходила вся семья. Одни в основных работниках, другие на подхвате. Кто серпом жал, кто снопы вязал. Жатва считалась самой страдной порой на селе. Работали целый день, от зари до заката не покладая рук и не разгибая спины, до ломоты в пояснице и дрожи в коленях. Связанные снопы вывозили на гумно. Сушили, обмолачивали, веяли и закладывали на хранилище в житницы и амбары. Другой важной заботой был скот. Скотина всех кормила, поила, обувала и одевала, в работе помогала. В то же время уход за нею требовал много времени и сил и лежал в основном на плечах женщины (только за лошадью ухаживал сам хозяин). Забота об огороде тоже лежала целиком на плечах женщины. Кроме того, женщина вела домашнее хозяйство, растила детей, собирала травы, ягоды, грибы, орехи, пряла, ткала, шила. Когда надо, она приходила на помощь мужу в поле – жала, косила, метала стога, и даже молотила зерно. Детей рано приучали к труду, с 5 – 6 лет.
Сеяли еще и лен. Из которого после обработки, получалась мягкая, пушистая кудель – сырье для прядения. А зимой, при свете лучины пряли, собираясь в чьей–нибудь избе. Прядение было скучной и однообразной работой, поэтому девушки и собирались компаниями, пели песни, вели беседы. На такие посиделки заглядывали парни, высматривали себе невест. Во время одной из этих посиделок прадедушка и присмотрел прабабушку. А вскоре и сосватал. Молодые решили строить дом, большой и просторный. Заготовку леса делали зимой, когда древесина суше. Их сложили в штабеля. Весной с них сняли кору, выровняли поверхность и собрали в сруб, оставив, сушится до следующей весны. И только тогда приступили к строительству. Дом постарались украсить. Для этой работы пригласили профессионального мастера, и стоило это немалых денег. Дом получился наглядный – ставни, столбы крылец покрыли резьбой и росписью. Он стал гордостью хозяев. Вскоре один за другим родились сыновья – Петр, Виктор. Все складывалось, как нельзя, удачно. Да, видно не всегда так должно было быть. Грянула революция, одна, другая.
Произошла смена власти. Белые – красные. Потом все утряслось. Снова зажили по – старому. Много работали, дети росли. Родился еще один сын, потом дочь. В семье был достаток. Все были сытыми и одетыми.
1929 год изменил все. В стране началась коллективизация, которая должна была обеспечить контроль государства за производством хлеба, а также превратить крестьянство в класс социалистического общества. Был взят курс на «ликвидацию кулачества, как класса», т.к. кулаки считались главными противниками коммунистов и коллективизации. Началось раскулачивание – насильственное изъятие имущества, земли и скота у богатых и средних крестьян, имевших наиболее крепкое хозяйства. Первый этап компании по раскулачиванию был отмечен повсеместным яростным сопротивлением крестьянства. В нем принял участие и мой прадедушка Зверев Андрей Лазаревич, его семья была причислена к кулакам. А сам он, вместе с другими сельчанами, был арестован и посажен в тюрьму за вооруженное выступление против советской власти. Отдавать свою собственность, нажитую своим горбом, своим трудом, так называемые кулаки не хотели. Как только прошел процесс раскулачивания, и отобранное силой имущество было свезено в специальный амбар, а скот согнали в загон, построенный для этой цели, ночью, вооружившись топорами, ружьями, обрезами, у кого что осталось, прадедушка Андрей вместе с другими мужиками обезоружили, связали охрану, а свое добро разобрали, развезли, разогнали по домам. Все опять встало на свои места. А утром за ними пришли. Их обвинили в саботаже, вредительстве. Хотя они забрали, вернее, вернули только свое, чужого не взяли…
Прабабушка Александра осталась одна с детьми. Дом отобрали, и там разместилась начальная школа. Прабабушка с малыми ребятишками перебралась в дом к родителям. От хозяйства ничего не осталось. Ни земли, ни сельскохозяйственной техники, ни скота и птицы. Забрали все. Чтобы хоть как–то сохранить вещи, надевали на себя по нескольку юбок, блузок, штанов. Радовались, что хоть насильственно никуда не отправили. У прабабушки была грудная дочь Люся, моя бабушка, видимо это и остановило власти. А вскоре вернули корову, свинью, птиц. Стало немного проще. Но беда не приходит одна. Подцепил кишечную инфекцию младший сын и умер. Выходить его не смогли.
Положение в деревни было, боле сложным, нежели в городе. На нее смотрели, прежде всего, как на поставщика дешевого зерна и источник дешевой рабочей силы. Государство постоянно увеличивало норму хлебозаготовок, отбирало у колхозников почти половину урожая. Оплата труда колхозников регулировалась системой трудодней, ее размер определялся исходя из дохода колхоза, т.е. той части урожая, которая осталась после расчета с государством и машинотракторными станциями (МТС), которые предоставляли колхозам сельскохозяйственную технику. Как правило, доходы колхозов были низкими и не обеспечивали прожиточного минимума. За трудодни крестьяне получали оплату зерном или другой производимой продукцией. Труд колхозника деньгами почти не оплачивался.
Прабабушке приходилось очень тяжело, главной заботой было прокормить, одеть, обуть и воспитать детей. Пахали на себе. Рассказывает бабушка (плачет): «Плуг на себе таскали. Я с мамой и отцом, ещё двое таких же из другой семьи, соберемся и пашем огороды на себе. Привяжем веревки к плугу… (плачет)» Несмотря на все тяжелые социальные условия – голод, холод – в душах людей продолжала теплиться надежда о переменах к лучшему. Казалось, ещё немного потерпеть, постараться, усердно поработать и все будет хорошо. Наступит великое светлое будущее, оно зальет своими яркими красками все людское горе.
Прабабушка Александра была смелая решительная, не боялась самой тяжелой работы, от которой иногда отказывались мужчины. Она могла подойти к любому человеку с просьбой, и ей редко отказывали. Во многом благодаря ей, ее дети остались живы во время голода. Семья ела черный хлеб и похлебку, сваренную из картошки с водой. Все односельчане работали в колхозе. Рано утром бригадиры ходили по домам и стучали в окна, говорили, кому, куда нужно идти на работу и что делать. Работали с утра и до темна, праздников и выходных дней почти не было. Учетчики вели книгу, в которую записывали, кто, сколько, чего сделал. Вечером объявляли: «Иванов выработал один трудодень; Сидоров – половину трудодня» и т.д.
Наступила осень 1932 года, проработав весь год за трудодни, колхозники получили по 200г. ржи на день. Отец и мать прабабушки – примерно два мешка 100 – 120 кг. На всю семью. Урожай в колхозе был неплохой, но его отправили в город, не оставив даже на семена. Начинался настоящий голод. Прабабушка из мелко измельченной травы мурыжника, гусятника - с добавлением небольшого количества ржаной муки, пекла лепешки. Они были мокрые. Пахли травой, но всё равно их ели. Варили также суп из листьев крапивы, с добавлением той же ржаной муки.
От прадедушки Андрея вестей не было, как будто сгинул… Сколько было переживаний по этому поводу.. Но однажды среди ночи раздался настойчивый стук в дверь, перешедший в грохот, с руганью и криками. Перепуганная прабабушка открыла дверь. Ввалились трое представителей власти, они искали прадедушку. Везде все перевернули и перерыли. Требовали, чтобы сказали, где он прячется. Да так нечего и не нашли. Так прабабушка узнала, что прадедушка жив и бежал из тюрьмы. Радости не было предела. А через 3 года с оказией прибыла весточка от прадедушки. Он обосновался в Магнитогорске. Работал директором ресторана. Но вскоре был вынужден уехать оттуда, так как на стройку прибывало все больше и больше строителей. Боясь быть узнанным, он едет в Красноярский край, на золотопромышленный рудник Базан, в глушь, в тайгу. И устраивается на работу экспедиторам. Возит продукты. Прадедушка был грамотным человеком. Поэтому везде на него был спрос. И вскоре прабабушка с детьми приезжает к нему. Позже она часто вспоминала, как плакала и не отпускала её мать. Предвидела, что уже никогда её не увидит больше. Так и вышло.… Побывать в родных местах прабабушка смогла только после войны, не застав родителей в живых. Прадедушка так и не съездил, видно страх тюрьмы сопровождал его всю жизнь. Обратной дороги назад у них не было. Так и остались они в Сибири, в глуши, в тайге, доживать свой век.
Семья наконец-то воссоединилась. Сколько слез радости было пролито.… Жить в Сибири стало попроще. На Базане мыли золото и сдавали государству. За него давали боны, кредитные документы, дающие держателю право на получение в известный срок определенной денежной суммы или других ценностей. На полученные деньги купили корову, лошадь, свиней, овец, и птицу. Прадедушка стал готовить лес ( в тайге его много, и стоил он не дорого) для строительства своего дома. Жизнь понемногу налаживалась. Тайга давала ягоды, грибы, орехи, черемшу. Прадедушка промышлял охотой, ловил рыбу – хариус такой вкусный…
Дети росли, помогали родителям по хозяйству, учились в школе. Горе пришло неожиданно. 17 летнему Петру, старшему сыну, стало плохо. Приехавший доктор, с соседнего рудника Коммунар, сделать ничего не мог…Сердечный приступ оказался сильнее… Старший бабушкин брат умер. А через два года умер и другой брат Витя, вернее, трагически погиб. Зимними забавами ребятни были не только игра в снежки, катание на лыжах и санках, любили они прыгать в снег с крыши сарая… Снега выпало много, был он глубоким, пушистым и любители острых ощущений проваливались в него с криками, смехом… Витя приготовился к прыжку, да сам не успел прыгнуть, кто-то из мальчишек толкнул его и, не удержавшись, он полетел вниз головой. Под снегом он ударился головой о чурку. Дрова кололи, убрали, а чурка осталась, её засыпало снегом… и надо же было ему попасть прямо на неё… Видно судьба! Умер он сразу. Прабабушка, казалось, обезумела от горя… Она ничего не могла делать, ни с кем не разговаривала, все ждала, что откроется дверь и сынок войдет… И только через месяца два начала помаленьку приходить в себя. Стала ходить на работу, разговаривать, плакать.
А так, казалось, что она окаменела. Бабушка Люся осталась в семье одна. Она тоже очень тосковала без братьев. Они были ее защитой, опорой, друзьями в играх, помощниками в работе. Прабабушка все чаще стала обращаться к Библии (Евангелие), так она всегда ее называла. Она привезла ее с Родины. И хотя, в то время все были атеистами, и в бога не верили, она все чаще и чаще к нему обращалась. Читала молитвы, пела песни, вспоминала, как ходила с родителями и сестрами в церковь на службы. И как ей теперь этого не хватало. Она просила у Бога прощения за грехи, помощи в делах, и, самое главное, чтобы все были живы и здоровы – дочь, муж, родители, родственники, она сама. Евангелие стала ее настольной книгой и с ней она уже больше никогда не расставалась. Прабабушка и прадедушка были грамотными людьми, окончили школу в своей деревне. Прабабушка очень гордилась этим, была благодарна родителям, что они дали ей с сестрами и братом такую возможность (грамотность – явление редкое в ту пору в деревне). Она часто читала стихи А.С. Пушкина, Н. Некрасова наизусть, пересказывала отрывки из их произведений…. Память у нее сохранилась замечательно. Это рассказывает уже моя мама, внучка прабабушки. В детстве стихи она учила с ней. И что бы ни задавали, она почти все помнила. Поэзию она любила. И всегда находила время, чтобы почитать. Всегда читала газеты, журналы, как правило, вечером, когда работа была закончена. Любовь к чтению прививала дочери, она осталась единственным ребенком. Можно предположить, что родители ее любили, берегли…. Но в то же время не баловали, приучали к труду. Она все умела делать – ухаживать за скотом, работать в огороде, косить сено, шить, вязать. Любила тайгу – собирать грибы, ягоды.
Моя прабабушка была очень терпеливой, никогда не жаловалась. Прадедушка вспоминал: «Бывало, придешь с работы уставший, уже сил нет, она тебя ждет, на стол накрывает наш бедный ужин. Мы как-то сильно не разговаривали в то время, если только по работе. Боялись, даже у стен были уши. Никому нельзя было верить на 100%. Доносы преследовали людей. Наводили страх, недоверие, подозрительность. Это было так утомительно, выматывающе».
Как же все-таки далеки реалии того времени от наших представлений, как мы далеки от понимания, переживания тех проблем и нужд, которые приходилось испытывать тогда, и как плохо, что зачастую это становится причиной непонимания между поколениями сегодня.
Бабушка Люда вспоминает свои школьные годы: «Постоянное недоедание, а то и голод присутствовали среди населения. Чтобы хоть как-то поддержать слабеющих на глазах ребятишек, в школах стали организовывать горячие завтраки. Весной начали сбор семян. В школах вскапывали лопатами пришкольные огороды. Посеяли свеклу, морковь, капусту, лук, чеснок, картошку. Учителя и ученики сами заготавливали дрова». Да, лентяев и тунеядцев в то время не было, иначе не выжить….
Каждый из детей понимал, что все это они могут пережить только вместе, и поэтому каждый делал, что мог. Как не описывай все это, наверное, ничто не может выразить тех душевных и физических мук, страданий, того горя, которые выпали на долю детей, кто лишился родителей, семьи, дома, детства, наконец. Неудивительно, что сейчас нам, детям, живущим в благополучии, очень сложно понять людей того поколения – они были лишены детства, и не их вина в том, что жизнь для них не праздник с фейерверками и салютами, а тяжелое сражение с судьбой, которое, надо признаться, они вели достойно, даже для своего детского возраста.
Бабушка вспоминает: «Развлечений у нас совсем не было. Лишь иногда мы устраивали себе маленькие радости. Собирались у кого-нибудь дома, читали стихи про любовь, про природу. Пели песни, иногда танцевали под гармошку».
И все-таки прабабушка, прадедушка, бабушка жили. Да, жили. К роскоши не были приучены. Поэтому не сильно угнетало то, что жилье было лишено самых элементарных удобств, что топили дровами, готовили на плите, что туалет был на улице. Что они видели, мои родные, дорогие женщины? Беспросветная серость будней. У человека и мира-то своего тогда не было. Одно большое общежитие. Жили все как на ладони. И поэтому по-разному приспосабливались к такой жизни. Появлялась робость, боязливость, постоянный страх быть в ответе за свои поступки.
Прабабушка создала свой мир и жила в нем, ограждая себя и свою семью от чужого вторжения. Жила без эмоций, без торжеств, всем довольна и на все согласна.
Но на этом страдания прабабушки не закончились.
Бабушка вспоминает: «Лето 1941 года. Занятия в школе закончились. Наступили каникулы. Пора, когда ухаживали за картошкой, огородом, пасли скот, бегали в тайгу, купались в речке… Казалось, ничто не предвещало беду. 22 июня, воскресенье. Мама стряпала, а отец ремонтировал тяпку, пришла пора обрабатывать картофель, когда прибежала соседка: «Шура, война! Война с Германией. Включите радио, скорее». Все замерли, слушая сообщение о нападении немцев. Все сразу поняли, что отца заберут на фронт, а мы останемся одни. Что война это смерть и надо постараться в ней выжить. Что это и лишения, недоедания, потери». Прадедушку забрали на фронт в 1942 году, в октябре. И еще много мужчин - молодых и не очень. Все жители вышли их провожать. Подогнали грузовики-полуторки. Прямо возле них пили самогон стаканами, не все, конечно. Но некоторых, без памяти, просто закидывали в грузовик. Прабабушка плакала, провожая мужа и смотря на отъезжающих. Да, война это страшно и далеко не все уходили на нее добровольцами. Многие это делали под приказом. Можно ли осуждать их за это? Не знаю. Они оказались заложниками своего времени. От них ничего не зависело. Их никто ни о чем не спрашивал. Но, так или иначе, они делали то, что нужно было. И хоть боялись, но в сражениях участвовали без лишнего геройства, но и без страха. Старались избежать смерти, потому что, только оставшись в живых, могли принести пользу стране, семье, детям. Помнили, как тяжело там, оставшимся в тылу. Что на женские плечи сразу столько навалилось. А в годы войны, даже и в далекой сибирской глубинке, такой, каким был Базан, было нелегко. Норма сдачи золота государству была увеличена. Теперь даже дети мыли золото, собирая его по крупицам. Научилась это делать и моя бабушка. Кроме того, были обязательные поставки по картошке, овощам, мясу, молоку, свиному салу, маслу.
Бабушка вспоминает, что самым тяжелым испытанием для нее было то, что не было соли. И она, капризничая, отказывалась кушать картошку без нее. Поэтому бабушке приходилось менять хлеб на соль.
Работали много, тяжело было, но со всем справлялись. Ждали весточки от отца. Но вскоре они перестали приходить. Бабушка вспоминает: «Я на улице, мама кричит: «Люся! Люся! Беги домой! Ведь отца-то убили!» А сама плачет во весь голос: «Не верю, живой он, вернется, обязательно вернется!»
А вскоре стала замечать, что мама сама не своя. На себя не похожа. С головой у нее что-то приключилось. Вызвали доктора. Он сказал, что без больничного лечения не обойтись. И маму увезли в больницу. Меня хотели отправить в интернат. Я сопротивлялась. Хозяйство, огород, дом – кто за этим будет смотреть, ухаживать? За меня вступилась соседка, сказала, что будет мне помогать и присматривать за мной. На том и порешили. Я осталась дома. Но в школу не ходила. И меня оставили на второй год. Маму через полгода выписали. Она была теперь в добром здравии. Могла работать, а я пошла в школу. Мы были так счастливы, что снова вместе, рядом. Что все пережили. Были благодарны соседке Прасковье Федоровне, что не оставила в беде, помогла. А я теперь самостоятельно могла управляться по хозяйству. С детством было закончено. Все эти события потрясают своей обыденностью. В том-то и дело, что нет в ней ничего особенного, она могла произойти в те годы где угодно и с кем угодно.
Правда, она имела счастливое продолжение. Летом 1945 года вернулся с фронта отец. Он остался жив, хотя все это время был узником концентрационного лагеря. Похоронка оказалась ложной. Сколько же она принесла горя.… Но все были благодарны судьбе за такое завершение истории. Значительно позже, когда все успокоились, и жизнь потекла по-старому, я часто спрашивала отца о войне, лагере, но он никогда не рассказывал. Наверное, не хотел расстраивать нас с мамой, да и себя. Говорил всегда одно и тоже: «Главное, что мы выжили, а остальное все обустроится, утрясется». Только иногда давал волю чувствам и воспоминаниям: «Когда в лагерь приезжал грузовик с сырой грязной брюквой и ее вываливали, обезумившие от голода люди бежали к куче, даже многие падали и больше никогда не поднимались. Я всегда старался бежать по краю, чтобы меня не задавили». Ощущение сильного голода преследовали прадеда до конца жизни. Однажды он попросил жену сварить лук. Прабабушка сначала не поняла, а потом очень удивилась, но просьбу выполнила: очистила несколько луковиц и сварила в воде. Когда перед мужем поставила тарелку с вареным луком, он попробовал, но есть не стал. Сказал: «Как это можно есть? В лагере, когда мы варили мороженый лук, это было вкуснее всего на свете». Так вспоминает бабушка, и плачет, все время плачет.
Но время постепенно лечило раны. Бабушка окончила школу, семь классов и решила ехать учиться в Енисейск, в финансовый техникум. Вместе с ней поехали еще семь девочек. Ближе, ни в Абакане, ни в Красноярске, такого учебного заведения не было. Они приехали в Красноярск и поплыли вверх по Енисею. Плыли долго, больше десяти дней. К началу экзаменов опоздали. Прием документов уже закончился. Да и желающих туда поступить было много. Это был 1946 год. Всех бывших военнослужащих брали без экзаменов. Что делать? Возвращаться обратно было не на что. Деньги, какие были, проели, пока плыли. Пошли искать другое место учебы. Нашли педагогическое училище. Сдали документы, экзамены и поступили. Поселились в общежитии. Вспоминая, как там учились, бабушка плачет. Послевоенные годы тоже были голодные. Продуктов на рынке не было. На деньги, которые отправляли родители, купить было нечего. Вернуться домой тоже нельзя, Енисей замерз, и навигация прекратилась. Уроков они не учили, приходили домой и сидели у печки, грелись, да ловили вшей друг у друга. Вечерами собирали очистки, чтобы хоть что-нибудь кушать. Весну дождались, сдали экзамены, кто не мог (голод сделал свое дело) освободили и перевели на 2 курс без них. Поплыли домой, твердо решив, что никогда уже сюда не вернуться. Документы им не отдали. Но и это их не остановило.
Домой приехали – кожа и кости. За лето немного откормили их родители. И в августе поехали в Абакан, в педагогическое училище. Они сделали запрос в Енисейск, пришли документы и они продолжили учебу. Здесь было значительно лучше, родители отправляли продукты, да и домой можно было приехать. Хотя и здесь без приключений не обошлось. Однажды, бабушка поехала на зимние каникулы, автобусы в то время не ходили. Передвигались на лошадях – телегах, санях. Дороги были плохими, разбитые , в ухабах. Летом, после дождя, непролазная грязь, а зимой заметало снегом. Со станции Шира до рудника Коммунар доехала на грузовой машине, потом до рудника Шипилинск на санях. На заезжем дворе ей сказали, что обоз будет через три дня. Ей предложили остаться. Прождать столько - это так долго. А домой так хотелось…
К обозу она опоздала, а поехавшие на Базан местные мужики ее не взяли. Она решила идти пешком, по тайге. Когда поднялась на голец (гору) увидела, что заходит туча, потом пошел снег и начался ветер, буран, когда не видно дороги, и трудно передвигаться. Ноги тонут в снегу и требуется много сил, чтобы их вытащить и идти. Но бабушка поняла, что возвращаться бессмысленно. Надо идти вперед. И она пошла…
Долгий это был путь. Вот уже вдалеке показалась родная деревня, виден дым из труб, слышен лай собак. А ноги не слушаются, не хотят идти. Бабушка все чаще останавливалась и, наконец, совсем выбилась из сил, остановилась, присела. Мозг работал и рассуждал здраво, если не встану и не пойду, засну (стало так хорошо), заметет снегом и замерзну. Найдут только весной. Когда растает снег. В прошлом году одна девушка так замерзла, присела отдохнуть, и все…
Надо встать идти, ведь уже совсем недалеко, рядом. Она мысленно кричала и звала на помощь: «Я здесь, вот Я! Помогите!» Как обидно, замерзнуть и не дойти каких-то 1,5 – 2 километра. Бабушка начала засыпать, но вдруг, или ей послышалось, кто-то громко кричал, гоня во весь дух лошадь. Это был отец. Первая мысль – откуда узнал, что она здесь, идет домой. Как выяснилось потом, приехавших домой мужиков хватило ума или сочувствия, предать отцу, что его дочь идет домой. И вскочив на сани, он бросился на поиски. Успел вовремя. Как же плакала потом прабабушка, ругая бабушку, что она пошла в такую бурю, не дождавшись следующего обоза...
В то же время была благодарна богу, что помог сохранить ей дочь. Мысль, что она могла потерять последнего ребенка, была не выносима…
Все каникулы бабушка проболела, на все закончилось благополучно, и она вернулась в Абакан на занятия. Вскоре закончила училище и по распределению приехала в Коммунар (золотоискательский рудник) работать в школу. Вскоре ей дали комнату, потом квартиру. Родители переехали к ней, т.к. Базан закрыли (он исчерпал свои «золотые» возможности). Жизнь налаживалась, обустраивалась. Прабабушкины сестры звали ее обратно, на родину, как она всегда говорила. Но прадедушка был против, он сделал выбор, да и не верил он в справедливость Советской власти.
Бывший арестант, узник, он правильно оценил существующий режим. Поэтому, наверное, избежал ещё одной ссылки. Ведь многие узники немецких лагерей попали потом в советские лагеря , как предатели. Разве о такой участи они думали? Что государство таким образом отплатит за все их страдания, мучения… Размышляя над теми событиями, невольно приходишь к мысли, что жить не высовываясь, как можно дальше от власти, было проще. Но в то же время, тоска по родным местам преследовала моих близких всю жизнь. Наверно поэтому, живя в Коммунаре, прабабушка познакомилась с эстонцами. Они тоже были высланными, наказанными по решению советской власти, друзьями по несчастью.
После войны в стране были и голодные, и вшивые, но зато все были горды неистовой отвагой советских солдат, способных на великие подвиги ради своей родины – СССР. Но для эстонцев Советский Союз не был Родиной. Они не любили эту страну, Сталина, и все, что помогло им оказаться в Коммунаре. Тяжело им было. Моя прабабушка помогала одной такой семье в их нелёгкой поселенческой жизни, понимала их. Согласитесь, это важно! Не зачерствела душа ее от горя, переживаний, она могла ещё отдавать тепло другим, таким же страдающим. Когда же им разрешено было вернуться, они уехали и поселились в Таллине. И ещё долго-долго переписывались, отправляли гостинцы к праздникам, поздравляли с днем рождения. После смерти прабабушки, связь поддерживала бабушка, а потом она оборвалась,… Умерли последние, кто помнил Коммунар и его жителей. Да, национальность не имеет значения, наказание тоже (да и было оно не оправданным). Людей объединяют другие, человеческие качества – взаимовыручка, доброе отношение, взаимопомощь. Но это и помогло им выжить. Но с ними, без сомнения, навсегда останутся и плохие и хорошие воспоминания о прошлой жизни. Это были постыдные факты истории нашей страны, поражающие моё воображение. Сколько несправедливости и жестокости и во имя чего?!
В процессе написания работы мне иной раз становиться стыдно за те мои проблемы, которые подчас кажутся мне такими значительными. Как все это мелко и преходяще по сравнению с теми великими жертвами и лишениями, которые пришлось пережить тысячам и тысячам людей в те времена. Пережили это и мои родственники, самые близкие и родные люди.
С их приездом в Коммунар все страдания и мытарства закончились. Судьба больше не испытывала их. Жизнь потекла тихо и размеренно. Я не застала в живых прадедушку и прабабушку. Они умерли. Прабабушка пережила прадедушку на десять лет. Умерла когда, ей был 81 год. До последнего дня все время работала, была в заботах и движении. Все переживала , как дед без неё? Заждался!
В 1994 году мои прадедушка и прабабушка и мама были реабилитированы и признаны пострадавшими от политических репрессий. Кому они были нужны, репрессии? Должно быть, Сталину И.В. Ему нужно было продемонстрировать усиление власти, добиться страха и беспрекословного подчинения всех эшелонов власти, всего населения. На самом же деле власть Сталина была не состоятельна, т.к. действовала только террором и другими жестокими способами.
Стремление вызвать у простых людей ощущение тревоги по поводу всепроникающей руки вредителей и диверсантов, нагнетание в стране атмосферы страха и нетерпимости имело и сугубо практическую цель - направить недовольство населения, вызванное социальными антагонизмами, в страну реальных либо мифических «врагов».
Зачем стране нужно было давить ту силу, которая и помогла ей выиграть войну – простых людей? На такие вопросы было бесполезно отвечать тогда, в советское время, и сейчас спустя много лет…
20 век стал одним из самых драматических в истории России. Массовые репрессии, затронувшие практически каждую семью, голод, война, унесшая миллионы жизней – эти испытания выпали на долю наших предков. Они жили в тяжелые годы. И очень многие воспоминания о тех годах до сих пор теребят их души. Ничего дешевле человеческой жизни в нашей стране не было, и вся система держалась на силе и страхе, безразличном отношении к человеческой жизни, уничтожение личности, жестокости.
Сейчас уходит в вечность последнее поколение, которое знало и еще помнит те времена такими, какими они были. А останется то, что мы сохраним, отстоим, спасем и донесем до потомков.
1. Воспоминания Ростовцевой Людмилы Андреевны.
2. Хакасский республиканский государственный архив. Ф. 105, Оп. 8. Д. 471. А 56-67.
3. Трагедия Советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5 томах. (1927-1939) т. 1,2 М., «РОССПЭН», 1999, 2000.
4. Боффа Д. История Советского Союза. Т.2. М., 1994. С. 126.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»