Муниципальное общеобразовательное учреждение
Межовская средняя общеобразовательная школа
Саянского района Красноярского края
Историко – исследовательский проект
Работа над ошибками
Автор:
Ученица 11 класса
Котлярова Татьяна
Владимировна
Научный руководитель:
Карпанова Людмила
Григорьевна
Межово 2005
1. Почему я решила написать эту работу
2. Простая история:
а) родители и детство
б) школа
в) война
г) в лесосеке
д) … и далее
3. Начало всех начал
Список литературы
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
С. Есенин
В 1997 году наша семья переехала в Красноярский край из Казахстана. Сначала мы жили в селе Двуречном Рыбинского района, а в 2000 году переехали в село Межово Саянского района.
Межово – село небольшое, всего 4 улицы, есть средняя школа (сейчас в ней обучаются около 90 человек), детский сад, почта, клуб, амбулатория. Вот, пожалуй, и всё. Вокруг поля, но летом они зарастают осотом да пыреем, потому что совхоз совсем разрушился. Есть ферма, но коров в ней осталось мало. Работу в селе найти очень трудно. Но в других местах ситуация не лучше, поэтому мы больше ничего искать не стали, а остались жить в Межово.
Мама устроилась техничкой в нашу школу, а папа устроился на Переясловский угольный разрез в 40 км от Межово. В 1 класс я пошла ещё в Казахстане, в Двуречном училась во 2,3 и 4 классах, а в Межовскую школу пришла в 5 класс. Познакомилась и подружилась с одноклассниками, нашла себе друзей, но от жизни села и его жителей была очень далека. Всё это было мне неинтересно и безразлично: кто они, что с ними происходило, как прожили они свою жизнь – какая мне разница?
А прошлом году совершенно неожиданно для нас случилось вот что: девочки из 11 класса вместе с нашей учительницей истории работали над проектами, один - по родословной своей семьи, а второй - о погибших в Великую Отечественную войну жителях села. Эти работы у них получились совсем неплохие и даже были отмечены дипломами конкурсов, в которых девочки приняли участие. Это было приятно не только для них, но, я думаю, и для всех учеников нашей школы.
В сентябре 2005 года наша учительница литературы Карпанова Людмила Григорьевна предложила мне попробовать написать работу для конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», я с удовольствием согласилась, хотя и не знала, о чём же я могу написать: ведь я совсем не знаю историю села, не знаю его жителей. Но когда мы начали обсуждать тему нашего проекта, то Людмила Григорьевна предложила написать о её соседке Слесаренко Ольге Епифановне. Ольга Епифановна родилась в 1925 году, во время войны была в ФЗО.
Я не знала тогда ни Ольгу Епифановну, ни что такое ФЗО, так как в учебнике истории нет ни одной строчки про это самое ФЗО. Да и вообще всей истории Великой Отечественной войны в учебнике истории для 9 класса посвящено всего 5 параграфов, столько же – истории всей Второй мировой войны в учебнике истории для 11 класса. Поэтому совсем неудивительно, что о многих событиях, фактах, явлениях мы понятия не имеем.
Я спросила Людмилу Григорьевну, что такое ФЗО. Она сказала, что это школа фабрично-заводского обучения, в которой готовили кадры рабочих специальностей для промышленных предприятий, почти как современные профессионально-технические училища. Стало немного понятней.
На первую встречу с Ольгой Епифановной я шла без всякого интереса, представляя себе немощную 80-летнюю бабушку, а меня встретила бойкая, улыбчивая, очень энергичная пожилая женщина. Ольга Епифановна невысокого роста, круглолицая, сероглазая, волосы, заплетенные в две косы, уложены венцом на голове. Она очень аккуратно одета, вся чистенькая и опрятная.
Во дворе везде порядок, чистота, всё убрано, ухожено, во всем виден хозяйский глаз. Особенно меня поразило то, что собачья конура и та выкрашена краской. Не стоит говорить, что тот же порядок и чистота царили и в доме. Мне приходилось бывать в домах у пожилых людей, и я запомнила устоявшийся непередаваемый запах лекарств, пыли, залежавшихся вещей, в общем – запах старости. И хотя мебель вся старая: диван с высокой спинкой и валиками по бокам, которые откидываются в стороны, комод, на котором - белая вышитая салфетка, высокое зеркало в резной тяжелой раме, круглый стол в середине комнаты. Во всем доме Ольги Епифановны и Андрея Никифоровича уютно, аккуратно, воздух свежий. Даже не верится, что здесь живут 80-летние старики.
В начале нашей встречи Ольга Епифановна неохотно начала разговор. Всё отнекивалась, говорила, что уже ничего не помнит, что и рассказ-то её никому не нужен. Но, начав вспоминать, увлеклась сама, разговорилась, и я всё с большим интересом вслушивалась в историю этой для меня незнакомой и чужой до сегодняшнего дня жизни. Я до сих пор со смехом вспоминаю, что, когда я, уже всё записав, собралась уходить домой, Ольга Епифановна снова и снова останавливала меня, говоря: «Подожди, я вот ещё что вспомнила». А я поражалась тому, что ей уже 80 лет, а она столько много помнит и так подробно. Я бы до этих лет точно всё забыла.
Конечно, за одну встречу многого узнать не удалось, и я ещё несколько раз
приходила к Ольге Епифановне и одна, и с Людмилой Григорьевной.
А после этого мы постарались собрать уже официальный материал о тех событиях, о
которых узнали из рассказа Ольги Епифановны. К сожалению, оказалось, что найти
такой материал совсем непросто, но кое-что нам все-таки удалось отыскать. После
этого мы долго разговаривали с Людмилой Григорьевной, пытаясь понять и осмыслить
собранные нами факты.
Вот что у нас получилось.
Родилась Ольга Епифановна 5 февраля 1925 года в селе Межово. Отец её – Букал Епифан Михайлович и мама- Анна Никитична (в девичестве Богдан) – родом с Украины.
То, что в нашем селе живут выходцы с Украины, я слышала давно, но подробностями не интересовалась. А теперь попросила Людмилу Григорьевну рассказать мне обо всём, что она об этом знает. Оказывается, что в конце 19 века в эти места пришли переселенцы с Украины: Киевской, Черниговской, Полтавской губерний. Поселились на берегах живописной речки Казылки, начали корчевать и распахивать земли. А место их нового жительства назвали по фамилии первого человека, который пришёл в эти места – Межов – Межово.
До сих пор в нашем селе живут потомки первых жителей села с необычными для Сибири фамилиями: Притуляк, Салий, Даценко, Федченко, Черевко, Толстик, Слесаренко.
В нашей школе и в нашем классе есть ребята с такими фамилиями, но я как-то не думала, что за этим стоит целая история освоения и заселения Сибири, начало которой положил ещё во времена Ивана Грозного легендарный Ермак.
Здешние жители называют себя «хохлами», отделяя «сибирских» украинцев от «настоящих», проживающих на самой Украине. До сих пор в речи моих одноклассников и других знакомых проскальзывают «хохлацкие» словечки. Для меня звучат они очень забавно и интересно. Вот и Ольга Епифановна тоже говорила характерным украинским говором, и это придавало её речи особый колорит и выразительность. Правда, значение некоторых слов я не понимала, и тогда приходилось обращаться к помощи Людмилы Григорьевны, чтобы она объяснила мне значение этих слов. Но вернёмся к рассказу Ольги Епифановны.
В семье, кроме Ольги, было ещё три брата – Егор, Владимир и Григорий. Отец работал плотником в мастерской местного колхоза «Заветы Ленина», а мать – на разных работах.
Дома держали корову, свинью, курей. Для коровы покоса колхоз не выделял, и траву на сено приходилось косить по березнякам. Стаек для животных не строили, просто делали постройки, крытые соломой, в них и содержали скотину.
Покупных кукол у девочек не было, и куклы они делали сами. Собирали тряпочки, лоскутки, какие-то ниточки, скручивали их, получалась фигурка куколки. Потом также «выкручивали» для неё из тряпочек голову, ручки куколки, шили платьице. С такими куколками и играли. А ещё где-нибудь во дворе девочки находили укромный уголок и делали себе «хатку». Её убирали как настоящую, и ходили друг к другу в гости. И хотя приходилось много работать, но всё же находили время играть, потому что детство и детей без игр представить невозможно.
Маленькая Оля уже лет в 9 ходила помогать матери на поле. На колхозных полях сеяли рожь, пшеницу, лён. Осенью рожь убирали, свозили на ток и там женщины цепами эту рожь обмолачивали. Из ржаной соломы делали «перевеслы», то есть жгуты для перевязки снопов из пшеницы. Из сжатой пшеницы женщины вязали снопы, 10 снопов ставили в суслоны, а ребятишки граблями сгребали оставшиеся колоски, чтобы ничего не пропало.
Потом эти суслоны свозили со всего поля в одно место – на ток, и там на механической молотилке пшеницу обмолачивали.
Особенно тяжелым был голодный 1933 год. Чтобы хоть как-то прокормиться, рвали траву спорыш, сушили её в печи, потом толкли. Но, чтобы испечь хлеб, нужно было насобирать зёрна пшеницы. Осенью собирать пшеницу на полях даже после уборки было нельзя, так как за это очень строго наказывали. Так дети ходили весной, когда растает снег, на ток, где осенью молотили зерно, там собирали остатки зёрен. Эти зёрна мыли в решете, сушили и мололи на мельнице. Ольгина мать мешала толчёную траву с пшеничной мукой, при этом травы получалось больше, и пекла лепёшки. Вытянет лист из печи, а эти лепёшки «кизяк - кизяком»: чёрные, твердые и невкусные. Но выбирать не приходилось – ели и такие.
Тогда же весной собирали на колхозных полях перезимовавшую картошку. Дома её мыли, обдирали кожуру, резали её пластиками и пекли на печке. Такая вкуснотища была!
Я сравнила рассказ Ольги Епифановны с нашим сегодняшним днём.
Мне стало жаль Ольгу Епифановну и её подружек, что у них даже кукол и игрушек нормальных не было. Я помню, как радовалась я тем куклам, которые мне покупали родители. Но в тоже время я подумала, что сейчас у моих племянников очень много игрушек. Но они совсем не хотят ими играть. Сначала вроде рады, поиграют полчаса – и в сторону. А в магазине просят всё новые и новые. Моя мама никак не может понять, почему так происходит. А, может, именно потому, что игрушек много?
Сейчас у нас нет проблем с едой. Мы можем позволить купить себе в магазине всё, что захотим. Я считаю, что когда начинают говорить, что в наше время есть люди, которые запаривают «дроблёнку» и кормят ею детей или остаются на зиму без картошки, то это их вина. Сейчас всегда можно себя прокормить, тем более, в сельской местности. Трудно с работой, но есть земля, можно посадить овощи, картошку, выкормить свинью, а те, кто не имеют даже этого, сами не хотят работать, пропивают всё, ленятся работать даже на себя.
Ольга ходила в местную 7-летнюю школу. Начинала учиться в школе, что была в «поповском» доме. Потом этот дом сгорел, и в селе построили новую школу. Она стоит до сих пор, но в ней теперь располагаются школьные мастерские и тракторный гараж. Окончила 6 классов. Помнит имена своих учителей, одноклассников. Вспоминает, что в школе было много кружков, проводились пионерские сборы, праздничные концерты. Самым главным праздником тогда был 7 ноября – день Октябрьской революции. К этому дню школьники под руководством учителей готовили большой концерт для всех жителей села, который показывали в клубе. А Новый Год праздником не считался, и традиции ставить елку в селе не было.
Тут я вспомнила, что, когда я училась в Двуреченской школе, то нас там тоже принимали и в октябрята, и в пионеры. У меня до сих пор хранится мой октябрятский значок. Сейчас это событие мне вспоминается с большим интересом: как при вступлении в пионеры мы давали Торжественное обещание, пионерские сборы, на которые ходили всем классом строем с речевками. Помню, что, если не был повязан галстук, то не пускали в школу на уроки. Я всё никак не могла научиться правильно завязывать галстук, иногда забывала его и тогда приходилось бежать домой за галстуком через небольшой лесок. Слушая Ольгу Епифановну о её пионерском детстве, я очень хорошо представляла всё, о чем она говорила. Ведь в моей жизни это тоже было. Когда я рассказала об этом Людмиле Григорьевне, она очень удивилась. Оказывается, в Межовской школе, пионерская организация была распущена ещё в 1989 году.
Время было трудное, одеть было нечего, и до сих пор Ольга помнит, как мать на базаре продала молоко, масло и купила ей шерстяную юбку. А вообще в школу она ходила в отцовых сапогах, отцовой тужурке и материной кофте, рукава которой были для Ольги, конечно, длинными и их приходилось закатывать. Если удавалось собрать денег, то покупали недорогой материал и сами шили рубахи, штаны, платья. Особенно запомнилось чёрное сатиновое платье. Ходила в нём в школу всю неделю, вечером платье постирает, возле печки высушит, рубелем погладит – и опять можно одевать.
В этом месте рассказа Ольги Епифановны я поймала себя на мысли, что, как всё - таки хорошо, что у нас сейчас одежда на любой вкус. Если бы мне пришлось так ходить в школу, мне было бы очень стыдно в таком виде появиться на людях. Но тут я подумала, что, наверное, все тогда так ходили, и это считалось вполне нормальным: ни у кого лучшей одежды не было.
Классы были большие: по 40 человек. Писали в тетрадях чернилами, которые делали из химического карандаша. Эти чернила в школу носили в бутылках, портфелей тоже не было, их заменяли холщовые сумки, которые тоже шили сами. Электрического освещения в селе тогда не было совсем. И в темное время класс освещался керосиновыми лампами. Отопление было печное: в каждом классе стояла большая печь, а топка выходила в коридор, и технички целыми днями носили дрова, топили печи, смотрели за ними, чтобы не было пожара. Учились в две смены: начальные классы с утра, а средние – с обеда.
Я подумала, как сильно изменилась наша школа: мы теперь учимся в одну смену, да
и в классах у нас по 9 – 10 человек. Даже по одному этому можно судить о том,
что село наше вымирает, мало молодых семей, мало детей в семьях. Школа с каждым
годом становится всё уютней: покупаются новые шторы, новые парты, очень много
зелёных растений в классах и коридоре.
А ещё я подумала о том, что совсем неплохо, что в те времена у учеников были
тетради. Я уж приготовилась к худшему. Правда, представить, как можно учиться в
классе при свете керосиновых ламп, мне очень трудно. Как можно что-то писать в
тетрадях, читать учебники, если ничего не видно.
После окончания учебного года приходилось работать на колхозных полях.Из девчат собиралась бригада человек по 15, и их отправляли полоть пшеницу: руками вырывали осот, а если он был уже жесткий, то его срезали серпами.
Я представила себя на месте этих девчат и почти ощутила, какая это тяжелая работа. Мне кажется, я бы не смогла её выдержать. По дому уберусь и уже такой усталой себя чувствую. А тут надо было в поле целый день работать, в наклон, в жару. То ли девушки тогда крепче были, то ли мы слабые и ленивые.
Здесь, в поле и застало Ольгу известие о том, что началась война. Верхом на
лошади из села прискакал бригадир и сказал, что началась война с немцами, что
«германцы» уже доходят до Москвы. Все сразу закричали, заплакали и быстро пошли
в село. А когда пришли, увидели, что кругом была «суетня», плач, крики, беготня.
Настроение у всех тревожное, было страшно.
И сразу вся жизнь изменилась: отца вместе с другими мужчинами забрали на фронт.
Тогда из села ушли почти все взрослые мужчины. Тех, кто был негоден для призыва
на фронт, мобилизовали в трудармию: направляли на работу на заводы,
строительство предприятий. Тогда же начали забирать лошадей, самых лучших и
сильных, они тоже нужны были на фронте. Сразу забрали для нужд фронта
единственную грузовую машину в колхозе, на которой шофером был Андрей Яковец.
Слушая Ольгу Епифановну, я буквально ощутила ту тревогу и страх, которые испытывали люди за свою судьбу, за судьбу своих близких, за судьбу своей Родины, наконец.
Сейчас мы тоже живём без папы. Он уехал в город Северо – Енисейск на заработки. Мы постоянно перезваниваемся. Хотя я и переживаю за него, но знаю, что там нет большой опасности (как, например, если бы это было на фронте в войну) и он жив и здоров.
А тогда прощались, не зная, доведётся ли увидеться вновь, представляя все трудности, лишения и испытания, которые ждут впереди.
А вскоре, в июле или августе 1941 года и саму Ольгу вместе с братом Егором направили в ФЗО. Егора увезли куда-то в Хакасию на угольные разрезы, а её, вместе с несколькими девчатами из села – в Красноярск. К дому подъехала телега, запряжённая двумя лошадьми, и Ольге сказали, что она поедет в Красноярск, в школу ФЗО. Это - приказ, отказываться нельзя.
На сборы дали очень мало времени. Мать собрала в дорогу калачи, которые только что успела вытащить из печи. Брать из одежды с собой было особо нечего, в чём была, в том и поехала.
В доме осталась одна мать с двумя маленькими детьми, младшему Володе был всего годик.
Вместе с Ольгой из села забрали ещё несколько межовских девушек: Екатерину Сулим, Феклу Рец, Марию Рец, Екатерину Коновалову, Евдокию Филиппюк, Марию Рябченко.
Они рассказывали, что некоторые от призыва скрывались: прятались в подполье, на крыше. Кому-то это удалось, а кого-то отыскали и заставили ехать. До ближайшей железнодорожной станции Заозёрная доехали на лошадях, там девушек посадили на поезд. Прибыли в Красноярск. В Красноярске девушек высадили на станции Зыкино. Ольга вспоминает, что на станции они увидели, как отправляют на фронт эшелоны. На перроне было много провожающих. Женщины плакали, прощаясь со своими мужьями, отцами, братьями. В отдельные вагоны грузили лошадей.
Ольга с подругами часто ходили на станцию, надеясь увидеть среди отъезжающих своих земляков-межовцев.
Прибывших девушек поселили в общежитии на улице Сталина, 6. Общежитие было
разделено на комнаты, в которых вместо кроватей были нары.
Кормили очень плохо: утром давали какую-то баланду. После неё сытыми себя не
чувствовали. Особенно ощущалась нехватка картофеля. Иногда в школу ФЗО из
близлежащего совхоза привозили очень крупные красные помидоры, и тогда, если
удавалось, меняли эти помидоры у местных жителей на картошку.
Однажды приехал из Межово Ольгин дядя и привез мешок с едой: мать передала калачи, сушки, ещё какую-то стряпню. Ольга отнесла этот мешок своему родственнику, живущему в Красноярске – Букалу Леониду, и ходила туда, отламывала по кусочку и ела. Понимала, что из дома продукты мать сумеет передать не часто, а если этот мешок оставить в общежитии, то съедят его девчата за 5 минут: и не наестся никто и еды не будет. А так Ольге удалось растянуть продукты надолго.
На работу вставали рано и шли в цех. Здание цеха было старое, стояло на берегу Енисея. Работа была не тяжелая: сколачивали ящики для снарядов. Часто при этом отбивали пальцы молотком. В конце дня за этими ящиками приезжала машина и увозила их. Может быть, на завод, где делали снаряды для фронта.
Старшим над учащимися ФЗО был мужчина, которого молоденькие девушки называли между собой «дедок». Сколько было ему лет на самом деле – неизвестно, но на фронт его не взяли – не годен. Воспоминание о нём осталось очень хорошее – относился он к девчатам по-доброму, не обижал.
С этого завода перевели девчат на РайТЭС на станции Злобино. Поселили в другом общежитии и начали учить на токарей. Показывали, как на токарных станках вытачивать болты, детали. Среди учеников были только 15-16 –летние девчата, парней не было совсем. Обучал девчат пожилой мужчина, который к ним относился по-доброму, объясняя премудрости работы на токарном станке.
Водили девчат на экскурсию по заводу, показывали, как выплавляется металл, как разливают его по формам. В одном цехе стояли большие печи для выплавки металла и формы, в которые разливали красную лаву. Рассказывали, что делают из этого металла стволы для пушек. За сутки на заводе делали 300 стволов для пушек.
А после этого Людмила Григорьевна предложила мне посмотреть сборник «Красноярский край в истории Отечества. 1941-1953 года». Здесь я нашла вот такие строки:
«Уход красноярцев в действующую армию резко обострил кадровую проблему в крае. Решая задачи, направленные на осуществление перестройки региона на военные рельсы, его руководство вынуждено было решать проблему кадров на производстве. Важным источником пополнения рабочей силы были женщины и подростки, которые осваивали многие профессии.
В начале войны в Красноярский край стали эвакуироваться из прифронтовой территории заводы и фабрики. В течение 1941 года было вывезено свыше 30 предприятий. Одним из первых был перебазирован в Красноярск завод «Красный Профинтерн» из города Бежицы Брянской области…
Серьезные испытания легли на эвакуированные предприятия и трудовые коллективы, приехавшие с ними. Надо было в сжатые сроки построить корпуса заводов и фабрик и быстро освоить выпуск военной продукции…
Завод «Красный Профинтерн» в конце 1941 года выпустил первые миномёты, которые были отправлены на фронт. В августе 1941 года стала осуществляться эвакуация в Красноярск завода «Коммунар» из Запорожья, а уже в сентябре на нем началось изготовление первых снарядов.
Из местных предприятий одними из первых перестроились на выпуск военных заказов заводы «Красмаш», ПВРЗ, а также обувная фабрика «Спартак». Так, на Красноярском ПВРЗ производство снарядов стало осуществляться уже с сентября 1941 года, а в октябре завод выпустил первые миномёты ».
В этом же сборнике нам удалось найти ещё один документ:
«№ 31 О состоянии работы ремесленных,
железнодорожных училищ и школ ФЗО
Решение исполнительного комитета Красноярского
Краевого Совета депутатов трудящихся
Сентябрь 1941 года
Отметить, что краевое управление трудовых резервов не обеспечило выполнение постановления исполкома краевого Совета и бюро крайкома ВКП(б) от 28 мая 1941 года, в результате чего план призыва в ремесленные, железнодорожные училища выполнен на 98,9 % и в школы ФЗО на 74,9 %.
…Недостаёт 11 мастерских. Имеющиеся мастерские инструментом и оборудованием обеспечены на 50-80%.
Преподавателями и мастерами производственного обучения училища и школы недоукомплектованы, часть работающих мастеров имеет низкую общеобразовательную и техническую подготовку…
Исполком крайсовета решил:
1. Указать тов. Найденову (краевое управление трудовых резервов) на неудовлетворительное выполнение постановления исполкома крайсовета и бюро крайкома ВКП(б) от 23 мая 1941 года и потребовать от него безусловного выполнения указанного постановления, для чего:
а) обеспечить выполнение учебной программы в училищах и школах ФЗО;
б) к 25-му сентября 1941 года полностью укомплектовать училища и школы
преподавателями и мастерами…;
г) улучшить политико-воспитательную работу в училищах и школах…;
д) создать нормальные бытовые условия учащимся школ и училищ, обеспечив их к 1-му октября 1941 года обмундированием…
Председатель исполкома крайсовета А. Буеверов
И.о. секретаря исполкома крайсовета П.Власов
№ 32 Об организации ремесленных,
железнодорожных училищ и школ ФЗО
и проведении очередного призыва молодежи
Из решения исполкома Красноярского
Краевого Совета депутатов трудящихся
11 октября 1943 г.
3…Организовать школу ФЗО в гор. Красноярске на производственной базе завода №703 с контингентом учащихся 600 человек…
…Организовать школу ФЗО в гор. Красноярске на производственной базе завода «Красный Профинтерн» с контингентом учащихся 350 человек…
5. Обязать крайбюро по учету и распределению рабочей силы на основании постановления СНК СССР от 4 октября 1943 года за № 1083 произвести до 10 ноября 1943 года укомплектование вновь организуемых и действующих школ ФЗО, железнодорожных и ремесленных училищ, для чего призвать (мобилизовать) в школы ФЗО 5850 человек молодёжи: эюношей в возрасте 15-17 лет и девушек 16-18 лет и в ремесленные и железнодорожные училища 850 человек в возрасте: юношей 14-15 лет и девушек 15-16 лет.
6. Обязать председателей исполкомов рай(гор)Советов и Хакоблсовета:
а) произвести в указанные сроки призыв (мобилизацию) сельской и городской
молодёжи… в первую очередь за счет неработающей и неучащейся молодежи…
Председатель исполкома крайсовета А. Буеверов
Секретарь исполкома крайсовета Е. Нифантьев.
Прочитав официальные документы тех лет, я не смогла разобраться в них сразу. И опять на помощь пришла Людмила Григорьевна. Мы с ней стали вникать в содержание этих документов, сравнивать их между собой и с рассказом Ольги Епифановны. При этом нам удалось сделать несколько выводов.
Мы поняли, что существовали две формы профессионального обучения: железнодорожные и ремесленные училища и школы ФЗО, которые создавались на производственной базе промышленных предприятий.
Но в железнодорожных и ремесленных училищах обучались юноши 14-15 лет, девушки 15-16 лет, а в школах ФЗО обучались юноши 15-17 лет, а девушки 16-18 лет. Набор в эти оба учебные заведения проходил по призыву (мобилизации), то есть принудительно. Никто не спрашивал желания и согласия девушек и юношей на обучение в училищах и школах ФЗО.
Объяснение было одно: «Ты обязан, потому что это надо государству».
План призыва был не выполнен и, хотя руководители государственных органов власти понимали, что это связано с плохими бытовыми условиями учащихся, хотели их улучшить, но добиться этого так и не удалось. А юношей и девушек продолжали набирать в училища и школы потому, что другого выхода, по существу, не было. И подросткам, которых насильно увозили из дома, отказаться тоже было нельзя, потому что, раз призыв, мобилизация,- значит, обязательно. И в случае отказа или побега следовало весьма серьезное наказание – арест и тюрьма по законам военного времени.
Так я поняла, что за лозунгом «Всё для фронта, всё для Победы!» стоит не только самоотверженный массовый героизм советского народа (как часто нам об этом говорят), но и жестокое государственное принуждение.
«Не хочешь быть героем – заставим!»
Мы с Людмилой Григорьевной спросили, не остались ли у Ольги Епифановны фотографии тех лет. К моему удивлению, она достала около десятка фотографий: это и коллективные фотографии всего курса школы ФЗО, и групповые (две – три девушки), и небольшие портреты. Я почему - то думала, что и фотографий никаких не может быть: разве в такое время можно думать о каких-то снимках, да и вообще были ли тогда фотомастерские?
Мы попросили у Ольги Епифановны разрешения взять эти фотографии с собой, чтобы рассмотреть их получше и сделать копии.
А уже когда начали писать эту работу, то внимательно рассмотрели каждую фотографию. Хотя снимки черно-белые, но на многих сделаны рамочки с листиками, цветочками. Особенно интересно было рассматривать задний фон этих фотографий. Там были, видимо, нарисованные на холсте раскидистые яблони с яблоками, дворцы с белыми колоннами, затейливые вазы с цветами. На фотографиях девушки запечатлены возле высоких тумбочек с надписями: «Привет из Красноярска», «В знак нашей дружбы». Тумбочки разные. Видимо, в фотомастерской можно было выбрать нужную для клиента надпись. Но на одной фотографии мы рассмотрели, что пола в этих фотомастерских не было. Девушки стоят на земляном полу. Я представила такую фотомастерскую, и мне стало немного смешно от этих неуклюжих и наивных попыток сделать вид красивой, богатой и благополучной жизни.
А потом мы стали всматриваться в облик изображённых на этих фотографиях девушек.
На них Ольга Епифановна со своими подругами – односельчанками: Филиппюк Евдокией Игнатьевной, Рец Фёклой Михайловной. На обороте одной из фотографий надпись: «На добрую и долгую память маме, папаше и ещё моим братишкам Егорке, Грише, Володе. Стою за тесами, стучу молотком, слушаю ,что мастер говорит, а я всё думаю, где мой дом. Ваша дочь Оля. Вспоминайте меня, как я училась в школе Ф.З.О. 1942 год».
Сразу надо сказать, что после рассказа Ольги Епифановны, я ожидала увидеть усталые, измождённые, истощенные лица, в явно плохой, чуть ли не рваной одежде. А увидела молодых, приятных на вид, весёлых девушек. Одежда на них вполне приличная: платьица, пиджачки, украшенные то ниткой «жемчужных» бус, то букетиками цветов. Мне даже показалось, что у одной из девушек блестящие от помады губы.
У меня закралась мысль: а, может, Ольга Епифановна в своем рассказе сгустила
краски, и всё было не так уж тяжело и страшно, как мы представляли вначале?
Когда я сказала об этом Людмиле Григорьевне, то она предложила этому другое
объяснение: на фотографиях люди всегда хотят выглядеть лучше, чем в жизни. И
вообще, в какой бы ситуации они не находились, думают о лучшем, пытаются хоть
чем-то приукрасить действительность, сделать себе маленькие праздники. Если на
фотографиях девушки выглядят вполне благополучно, это совсем не значит, что не
было всего того, о чём нам рассказала Ольга Епифановна.
В конце-концов, мы решили ещё раз сходить к ней, чтобы уточнить детали и выяснить, кто из нас: Людмила Григорьевна или я – оказался ближе к истине.
Почти каждый выходной девушки из ФЗО ходили на станцию Злобино, где работала фотомастерская. Там можно было выбрать любой понравившийся фон для фотографии, были там и стенды с отверстиями для головы – и получалось что-то наподобие картины. Даже можно было сделать фотографии – пятиминутки. Конечно, перед походом в фотографию девушки надевали свои самые лучшие наряды. При этом, очень старались выглядеть красиво, опрятно, привлекательно. Ведь было им уже по 17-18 лет, начинали приглядываться к парням, думать о замужестве. И дружили с ребятами, и влюблялись. Как бы ни было трудно, но молодость брала своё. Покупали и бусы, и другие украшения.
Интересно, почему я решила, что, если человек оказывается в трудных условиях, то он опускается и у него не остаётся желания что-то изменить, украсить свою жизнь маленькими человеческими радостями?
В школе ФЗО проучилась Ольга год, а потом очень сильно заболели глаза и в начале 1943 года её отправили домой. Денег на дорогу не дали, своих тоже не было, пришлось добираться домой, как придется. До Уяра ехала на поездах «зайцем», а от Уяра до Заозёрного шла пешком. В Заозёрном нашла Сулима Омельку (его настоящее имя было Емельян, но в Межово все звали Омелькой). Этот Сулим Емельян жил сначала в Межово, но потом, после того, как его раскулачили, он из Межово уехал, поселился в Заозёрном. Ольга пришла к ним, объяснила, как и почему сюда попала, жена Емельяна сварила ей горячего супу, накормила и положила спать на печи. А утром они посоветовали Ольге сходить на хлебоприёмный пункт - туда свозили зерно со всей округи и, может, там и встретится кто из земляков. Ольга послушалась совета и пошла.
И действительно, около хлебоприёмного пункта встретила унерцев - жителей из соседнего с Межово села Унер, с ними и доехала до Унера. Приехали они на лошадях, когда ехали обратно – сани были голые, сидеть холодно, поэтому, чтоб не замёрзнуть, Ольга посидит в санях, потом пробежит, согреется, опять садится в сани, едет. В Унере сразу пришла на «молоканку» – пункт приёма молока, куда свозили молоко из близлежащих сел. Нашла тут жительницу Межово – Манько Екатерину. С ней и добралась, наконец, до Межово.
Я подумала: как не страшно было Ольге Епифановне отправляться одной без денег в такой длинный путь. От Красноярска до нашего села около 200 км – путь неблизкий и сегодня, а тогда…
Да, вероятнее всего, очень было страшно, но что делать? До дома надо было как-то добираться. Кроме этого, я думаю, успокаивала она себя тем, что «мир не без добрых людей», и она обязательно встретит тех, кто ей поможет. И она не ошиблась: на таком длинном пути ей постоянно помогали.
И опять я сравнила отношение людей между собой тогда и сейчас. Мы больше боимся людей, не доверяем им, если помогаем, то с трудом и неохотно. Мы больше надеемся на себя, становимся равнодушными и безразличными. Это от сытости и благополучия?
Но отдохнуть Ольге после приезда домой не удалось. Как только в правлении колхоза узнали о том, что она из Красноярска вернулась (а новости в селе расходятся быстро), то сразу направили её на курсы трактористов в Средне-Тинскую МТС. Учились там тоже несколько межовских девушек: Шаповал Зоя, Рец Настя.
Преподавателем был Иван Алексеевич Суханов.
Из Межово уезжали в МТС на всю неделю. Жили на квартирах. Ольге пришлось жить одной с пятью хлопцами. Были они с 1926-1927 года рождения и оставили их в селе по броне.
Это были Слесаренко Андрей Никифорович (будущий муж Ольги, с которым она прожила почти 60 лет), Федченко Игнатий Андреевич, Букал Александр Леонтьевич, Балановский Михаил Дмитриевич, Толстик Иван Петрович. Ольга варила хлопцам еду, убиралась в хате. Училась она хорошо. А когда сдавала экзамен, то отвечала по устройству двигателя трактора так хорошо, что удивила всех присутствующих экзаменаторов. Был среди них председатель межовского колхоза «Заветы Ленина» Слесаренко Никифор – как оказалось будущий свёкор.
Окончила Ольга курсы трактористов, но работать на тракторе не пришлось. А остальные девушки работали трактористками и комбайнерами. Сеять надо было много, а работники – молоденькие девчонки да хлопцы, да бабы с кучей ребятишек. Если и придет кто с фронта, то помощи от них мало: покалеченные, контуженные. Но радовались и калекам, вернувшимся с фронта - всё ж хозяин в доме. А сколько не вернулось – почти в каждом доме получили похоронку: кто на мужа, кто на брата, кто на отца.
Ещё до окончания войны пришёл с фронта отец – был он тяжело ранен: весь бок разорванный. Но дома посидел совсем недолго – пошёл в колхоз столярничать. Делал колеса для телег, телеги, сани. В общем, все, что требовалось для колхоза.
А уже после войны пришлось три года работать в тайге на лесосеке в Партизанском районе, где колхоз заготавливал по государственному плану лес. Каждому колхозу в тайге отводили участок под лесосеку, на нём надо было вырубить деревья, доставить их на берег реки Маны. Там срубленный лес складировали, а весной сплавляли вниз по реке. Много брёвен при этом тонуло. В лесосеке тоже в большинстве работать приходилось женщинам: после войны здоровых, крепких мужчин в колхозе осталось совсем мало.
Колхоз набирал бригаду рабочих для лесозаготовок, брали с собой продукты, необходимые вещи и организованно выезжали на работу. Зимой в тайге было очень холодно, приходилось надевать ватные брюки, подпоясываться ремнём. Жили в бараках, на нары стелили фуфайки, так и спали. Электрического освещения в бараках, конечно же, не было. На столе стоял каганец – керосиновая лампа без стекла.
Одну зиму Ольге пришлось работать на доставке леса от лесосеки до берега на складирование. Приходилось самим запрягать лошадей. Возили на расстояние 5-7 километров. Дорога шла вниз под гору. При спуске с горы надо было успеть под полозья сбросить привязанные к саням цепи, которые использовались вместо тормозов. И при этом надо было управлять лошадьми. Если не успеешь сбросить цепь, то сани наезжали на лошадь и давили её. А однажды, когда они шли на работу, Макар Смелянец увидел на пихте рысь, были там и её следы. После этого случая каждый раз, проходя по тайге, смотрели вверх, опасаясь нападения этого зверя.
А когда выпадало свободное время, то девушки и молодые женщины при свете каганца вышивали, вязали крючком кружева и, конечно, пели. Парни ещё и шутили – клубки путали, подсмеивались.
После этого рассказа я подумала, что очень несправедливо Ольге Епифановне после возвращения из ФЗО не дали отдохнуть дома хотя бы несколько дней. Она могла бы помочь своей матери по хозяйству. Я думаю, Анне Никитичне одной с двумя маленькими детьми приходилось очень тяжело: и в колхозе надо было работать, за детьми присматривать, опять же Ольге в город сумку собрать, дома хозяйство сохранить… И всё одна.
А ещё я поразилась тому, как после такой тяжелой работы в лесосеке, когда, кажется, после окончания рабочего дня остается только рухнуть «без рук и ног» на нары, девушки умудрялись ещё вязать кружева, вышивать. Все это привозили домой и украшали своё жильё.
Когда Ольга Епифановна рассказывала о работе в лесосеке, я заметила, что вспоминать это время ей совсем не хотелось. С большой неохотой она начала свой рассказ, и я чувствовала, как у неё от этих воспоминаний всё на душе переворачивается. А мне, с одной стороны и жалко было бередить её душу, а с другой, хотелось как можно больше узнать о жизни людей в те времена. Ведь уйдут от нас люди этого поколения, и мы уже ничего не сможем узнать.
Потом жизнь стала понемногу налаживаться. Ольга вышла замуж за Андрея Никифоровича Слесаренко. Всю жизнь и она, и ее муж проработали в колхозе «Заветы Ленина», а после его реорганизации – в совхозе «Колос». Ольга Епифановна работала и учетчиком полеводства, и дояркой, и разнорабочей, а Андрей Никифорович – трактористом. Вместе они уже 57 лет. В 1949 году родилась у них первая дочь Валентина, в 1953 - Любовь, а в 1955 году – Нина. Сейчас все дочери живут в разных местах, но часто приезжают к родителям помочь им, попроведовать.
После знакомства с жизнью Ольги Епифановны у меня осталось очень много впечатлений. Я поражаюсь трудолюбию, стойкости, терпению и оптимизму людей той далёкой от нас эпохи.
Я раньше ходила по селу, видела этих бабушек и ни о чем не задумывалась. Когда говорили, что кто-то из них умер – относилась к этому равнодушно. А теперь мне жалко их. Жалко оттого, что такая у них была тяжёлая, горестная, полная лишений и трудностей жизнь. Жалко того, как много мы не знаем о прошлом нашей страны и нашего народа.
Теперь, когда слышу по телевизору или читаю в газете о том, «какая у нас теперь трудная и тяжелая жизнь», я, вспоминая рассказ Ольги Епифановны, думаю : «Кто так говорит, не знает, что значит «трудная и тяжелая жизнь».
Нет, мы живем сейчас несравненно лучше, чем наши бабушки. Им столько пришлось вынести, столько пережить, а они не жаловались, не ныли, не плакали. Мы слабее.
Что ж мы жалуемся? Надо жить и радоваться тому, что имеем.
А ещё надо обязательно уговаривать, упрашивать, и, может, даже заставлять детей расспрашивать людей старшего поколения об их жизни. По учебнику многого не узнаешь, не поймешь и не оценишь и прошлый день, и сегодняшний. Не надо ждать, когда от нас уйдут старики, а потом жалеть о том, что некого спросить. Надо пользоваться тем моментом, который есть.
На этом я и хотела закончить свою работу, рассказала о своих выводах и мыслях Людмиле Григорьевне, а она, похвалив меня, сказала: «Ну вот, а теперь попробуй расспроси свою маму об её жизни. Зачем ждать? Раз тебе так стала интересна жизнь незнакомой и чужой бабушки, то уж история мамы – тем более». Я удивилась такому повороту нашего разговора и ответила: «А что мама? О чём её расспрашивать? Она жила в мирное время, никаких заметных исторических событий тогда не происходило, и жизнь у неё совсем неинтересная». Людмила Григорьевна молча посмотрела на меня и протянула учебник со статьёй Д.С. Лихачёва, которую мы совсем недавно разбирали на уроке. Я прочитала:
«Если человек не любит хотя бы изредка смотреть на старые фотографии своих родителей, не ценит память о них, оставленную в саду, который они возделывали, в вещах, которые им принадлежали, - значит, он не любит их. Если человек не любит старые улицы, старые дома, пусть даже и плохонькие, - значит, у него нет любви к своему городу. Если человек равнодушен к памятникам истории своей страны – он, как правило, равнодушен и к своей стране».
Теперь эти строки зазвучали для меня совсем по-новому. Я задумалась…
1. Красноярский край в истории Отечества 1941-1953г.г. : Хрестоматия для учащихся старших классов средних школ , - Красноярское книжное издательство: 2000г. , 446 с.
2. Русский язык : учебник для 9 класса общеобразовательных учреждений. Под редакцией М.М.Разумовской, П.А.Леканта , - 7е издание М:Дрофа .-2005г., 269с.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»