VІІІ Ежегодный всероссийский конкурс исторических и исследовательских работ
старшеклассников «Человек в истории. Россия-XX век»
международное историко-просветительское общество «Мемориал»
Ряшин Александр Васильевич,
МОУ СОШ «Верхнепашинская №2»,
10 класс, Красноярский край,
Енисейский район, село
Верхнепашино,
Руководитель: Сукнасян Галина
Павловна, учитель русского языка и
литературы.
с.Верхнепашино – 2006г.
I. Аннотация к научно – исследовательской работе «Живите в мире»
II. Родословная семьи (см. таблицу на диске).
III. Вступительное слово Александра Ряшина. Цели и задачи настоящей работы
IV. История жизни Тихонравовой Валентины Павловной
V. Семья
VI. Спасибо тебе, мама!
VII. История жизни Тихонравова Лоллия Зиноновича
VIII. Две жизни как одна семья. Заключительное слово Александра Ряшина
В сборе материала для семейного архива, несомненно, принимала участие вся семья Ряшиных, которая известна и славится в России своей учительской династией. Но настоящая исследовательская работа в том виде, в котором она представлена на суд жюри конкурса: оформление, композиция, отбор материала, выводы, личные замечания и пометки, использование фотоматериалов и комментарии к ним - представляет собой труд брата и сестры Ряшиных, выпускницы Верхнепашинской средней школы 2006 года – Марии, ныне студентки Сибирской Юридической Академии МВД России города Красноярска, и ученика 10 класса этой же школы– Александра.
Данная исследовательская работа – это только часть огромной родословной и собой представляет историю одной семьи - семьи Валентины Павловны и Лоллия Зиноновича Тихонравовых, прабабушки и прадедушки авторов.
Работа состоит из двух частей, объединенных единым выводом и основана на воспоминаниях, семейных документах, фотографиях, записанных и прокомментированных участниками конкурса, рассказов свидетелей жизни описываемых героев. Безусловно, интерес старших членов семьи к своей истории побудил Марию, а потом и Александра внести свою лепту в создание семейной хроники. Для молодых людей это не только дань, отданная памяти своим предкам, но и способ познать себя, определить свою жизненную личную позицию. Возможность через историю семьи познать историю страны. Это поиск свидетельств того, как в труднейших исторических событиях люди смогли отстоять свою гражданскую и духовную свободу.
Отрадно было наблюдать, как в ходе исследования семейной хроники Мария и Александр взрослели, и, в полном смысле этого слова, мужали, перечитывая письма своих далеких прабабушки и прадедушки, как светлели их лица при прикосновении к святыням памяти, как учились они духовно общаться с теми, чьей частью себя, наконец, ощутили. Они действительно черпали духовные силы, вчитываясь в биографию Валентины Павловны и изучая картины и наброски Лоллия Зиноновича.
Иллюстрация, выбранная авторами к обеим частям работы символизирует ее замысел и будет понятна после прочтения обеих ее частей. Предваряет работу Родословное древо семьи, что и свидетельствует о большом и кропотливом труде Марии и Александра и, естественно, о незавершенности начатого труда.
Г.П.Сукнасян, учитель высшей квалификационной категории.
Недавно мне в руки попала старая, потрепанная тетрадь.… Еще два-три года назад мне и дотрагиваться до неё было запрещено. Я знал только, что связана она с моей прабабушкой – Валентиной Павловной Тихонравовой и является чем-то вроде семейной реликвии.
Сейчас мне пятнадцать лет. На следующий год я заканчиваю школу, и многое из того, что еще вчера было нельзя, сегодня разрешено и даже поощряется. Я с трепетом открыл старую тетрадь, исписанную ровным каллиграфическим почерком – и передо мной открылась другая жизнь: жизнь, в которой не было меня, но которая как бы предопределяла мое появление. Я по-настоящему осознал бесценность этого дневника как напутствия. Я понял, что это и есть тот «сказочный клубок», который передается из поколения к поколению и ведет по жизни прямо к цели, которая тоже уже предопределена. И еще одно я понял точно: пока я не соберу по крупицам историю моих предков – историю своего рода – и не оформлю это должным образом, клубок не двинется с места, и темнота не рассеется передо мной. Я, как многие мои сверстники, буду начинать с нуля, считая, что так оно и должно быть. Свет появится только тогда, когда в моем собственном сознании восстановится, как единая цепь, история моего рода, и тогда в этой цепи я смогу определить мое собственное звено – звено Александра Ряшина.
Итак, цель определена: продолжить работу моей сестры и восстановить по крупицам на страницах этой работы житие, как это она сама определила, моей прабабушки Валентины Павловны Тихонравовой, жены Лоллия Зиноновича Тихонравова. Пора расписать план действий и неукоснительно ему следовать:
Взвесив собственные силы, инстинктивные пристрастия, архивные возможности, на основании имеющегося материала заняться глубокой разработкой одной из ветвей этого дерева – историей жизни моей прабабушки В.П.Тихонравовой.
Когда я начал отбирать в семейном архиве материалы о моей прабабушке Тихонравовой Валентине Павловне и перечитывать то, что написано о ней её дочерью- Захаровой Фаиной Лоллиевной, бабушка, которая до этого была просто любима мною и я относился к ней, как, пожалуй, относятся все внуки к своим бабушкам.… Эта, просто бабушка, стала вдруг человеком значимым, уважаемым и, как моя сестра, я захотел выполнить свой долг и внести свою лепту в создание семейного архива. Я читал и перечитывал её Дневник. Сопоставлял жизнь прабабушки с событиями, описанными в учебниках истории, удивлялся тому, как много может перенести человек и как это не просто - сохранить в сердце любовь… Я читал, перечитывал…, а в памяти ярче всего врезался день Её Кончины. Наверное, именно так умирают праведники. Я даже не осмеливаюсь и не считаю возможным для себя воспроизводить этот день по воспоминаниям родных и близких. Я цитирую запись об этом дне моей бабушки Фаины Лоллиевны Захаровой: «Мамина мудрость» 1999 год.
«Какое же тяжелое и ответственное задании ты мне поручила, мама!
Описать, хоть
вкратце, «Твое житие»».
5 апреля 1998 г. – День маминой кончины. Она молила Господа, чтобы он послал по её душу в воскресение, так как на Руси существует поверье, что умершему в воскресный день, прощаются все грехи. Она еще при жизни соблюла все христианские обряды прощания с жизнью: исповедовалась, причастилась, соборовалась, истово молилась за всех, кого любила и знала. Умирала она в полном сознании со светлыми мыслями. Последними её фразами были: “Благодарю тебя, Господи, что ты дал мне время обратиться к Тебе! Я всех прощаю. Прощай, доченька, я кончаюсь. Исполни мой наказ обязательно. Живите в мире, любя друг друга, и дружно. Опиши, доченька, в память обо мне, моё житьё. Читай “Псалтырь”, особенно псалом 90 – й – это молитва “Живый в помощи”. Похороните меня там, где вы с Павликом посадили сирень. Спой мне любимую песню моей бабушки “Зелёная рощица, а что ж ты не цветёшь? Молодой соловушка, а что ж ты не поёшь?”
Потом она достала свой нательный крестик, поцеловала его, прочитала молитву.… Нет, не стонала, хотя ей было очень тяжко, а только всплёскивала руками… Я решилась поставить ей укол обезболивающий, видя её страдание.… Вошёл Павлик, а с ним Игорь и Людмила. Это дочь и зять Марии Лукиничны Кожемяченко. При них была видеокамера. Вдруг Павлик закричал: “Мама!… баба Валя!…” Я бросилась к ней.… Это был конец… Игорь снимал.… В воскресенье 5 апреля в 12 часов 20 минут дня наша незабвенная родительница, покровительница и благодетельница – отошла…
Две войны, Первую и. Вторую Мировые, революции 1905 и 1917 годов, гражданскую войну и войну с белофиннами, войну в Монголии и Великую Отечественную войну вместила в себя жизнь этой удивительной женщины - моей прабабушки. Вместила, но не растоптала, не лишила человеческого достоинства. До конца дней своих она осталась настоящей матерью и верной женой.
А вот ещё одна запись из семейного дневника:
В какие бы ужасные переплёты жизни она ни попадала, сгибаясь от непомерных тяжестей, она не сломалась. Высоте её душевных качеств и моральных принципов можно не только удивляться, но и брать в пример. Вот об этом мне и предстоит написать. Помолись за, меня мама!
Прежде чем описывать биографические данные моей мамы, я уверена, нужно начать с её бабушки Кустовой Елизаветы Фёдоровны (в девичестве Грибова). Сколько я себя помню, мам вспоминала свою бабушку Лизу и мужа Лоллия в любую свободную минуту. Если кто-нибудь из нас огорчал её своим поступком, она начинала рассказывать эпизоды из жизни бабули Лизы или приводила в пример её афоризмы из народной мудрости. Умерла она в 70 лет 18 мая 1937 года (1867 г. рожд.). Мне было 2 года 4 месяца, а братику Арику исполнилось 4 месяца. Какая цепкая детская память! Я её хорошо помню, и отца. Отец работал в Казани художником, а мама учителем в д. Большие Дербышки. Там в Б-Дербышках мы арендовали полностью большой крестьянский дом. В нём была изба-зал, по-деревенски горница, это отцовская мастерская, две спальни, кухня и громадные сени. В одной спальне была детская, а в ней только детская мебель голубого цвета: кроватки, столик, диванчик и стульчики. В другой спальне и находилась прабабунечка. В 60 лет она упала в каменный подвал и сломала позвоночник. Я помню, приносила ей детский стульчик и она, держась за спинку стульчика, двигала его, с трудом переставляя ноги. В зале стояла большая кровать с никелированными завитушками и шарами на высоких спинках. А ещё два бордовых бархатных кресла и плетёное кресло-качалка, моё любимое. Я в нём настолько сильно раскачивалась, что кресло скакало по всем направлениям по всему залу. На стене висела папина мандолина, которую я пыталась однажды снять, и разбила. В доме было три печи: в детских – круглая контрамарка, обшитая железом, одна на две спальни через дощатую перегородку. В зале – голландская печь, но все топки выходили в кухню. В кухне же стояла печка-прачка. Она представляла собой гигантский железный самовар на колёсах и вставной трубой. В ней кипятили воду для купания детей, стирки и в ней же парили бельё. Кроме этого в кухне стоял большущий двух ведёрный самовар. Это единственное приданое прабабунечки Лизы. Они с прадедом Дмитрием с самоваром и за водой ходили, так как другой ёмкости у молодожёнов не было. Этот самовар мама берегла в память о бабушке, и только в 1956 году мы оставили его в Дербышках, когда поехали в Тарханку. Труба в нём прогорела - и он пришёл в негодность. Бывало, каждую субботу, прежде чем вымыть пол, я начищала самовар тёртым кирпичом до блеска. Но речь не о самоваре, а о прабабуне Лизе. Семья Грибовых была большая: 14 детей. Отец прабабуни Лизы овдовел, когда ей было 7 месяцев, а братику Ване полтора года. От второго брака народились ещё 12 деток. Лизоньку просватали, когда ей исполнилось 14 лет, мужу Митре – 27 лет. Стали жить поживать, да добра наживать. Дмитрий был бурлак. Здоровяк, - нрава крутого. Это он ночью в подвал за огурцами с угрозами отправил жену Лизу, и она до белого дня лежала там со сломанным позвоночником. А он кутил с ватагой и полюбовницами всю ночь. Искать стал, проспавшись. Он умер в 75 лет от воспаления лёгких. Маме было 16. Он старше прабабуни Лизы на 13 лет. Лизонька была батрачка надомница, пекла хлеб для артели, но жалованья она не получала, кроме припёка. Тем и кормились поначалу. Жили строго и экономно; сколотили деньжат на дом, обзавелись хозяйством. Мама ездила в г. Арск на родину. Их дом и сейчас стоит. Низ – каменный, там была сапожная мастерская по изготовлению национальной татарской обуви, а второй этаж – деревянный. Это и есть жильё Кустовых. Лучшую комнату сдавали квартирантам. Детей у них было пятеро: Владимир, Мария, Константин, Алевтина и Анна (она умерла в 11 лет). Лизонька была весёлая, проворная, певунья. На гармошке играла. И детей всех научила на гармони играть. Как говорится, “На все руки от скуки”. Только вот скучать ей некогда было. Весь дом, семья, хозяйство – на её руках. Муж с годами сатанел всё больше. “Однажды, - со слезами рассказывала баба Лиза, - на Троицу поехали к его родственникам в гости. Конь зауросил. Так он цепными вожжами в кровь меня исхлестал”. После родов не давал даже дня полежать – начала болеть. “Когда подросла я, - вспоминала мама, - то заступалась за бабушку. Однажды деда так тряхнула, что он стал опасаться меня”. В царское время большинство детей были неграмотными. Старались обучить своё чадо какому-нибудь ремеслу, мастеровые люди пользовались признательностью, и достаток в доме был. Бывало, бабушка говорила: “Царь Петр I знал 14 ремёсел. Даже лапти умел плести. Знания на плечи не давят…” Кустовы – это семья мастеров-золотые руки, где ремесло становится искусством, а мастера – творцами. Но вот парадокс. Вся неграмотная семья трудилась, чтобы дать образование только младшей Алевтине. Она получила средне специальное образование и работала инспектором народных училищ первой ступени. Всё в доме было изготовлено подросшими детьми Кустовых: одежда, скатерти, подзоры, покрывала, полотенца сказочной красоты и тонкого художественного вкуса, мебель, кованые сундуки с секретом, с музыкальными замками и даже деревянные часы с деревянным механизмом, которые исправно ходили. Молодёжные посиделки были обычными и желанными в их доме. Спиртного не бывало. Пели, танцевали, плясали под гармонь. Гармошка, дудочка, свирель, рожок, переходили из рук в руки от Владимира к Марии, от Марии к Константину. Костя великолепно танцевал светские танцы, а Володю даже на Благовещенье и масленицу звали звонить в колокол. Мама вспоминала, что на торжественный вечер выпускников в среднюю школу II ступени я пригласила дядю Костю. Музыканты исполняли мазурку. Никто не выходил в круг. Тогда дядя Костя очень галантно вывел меня на середину, и мы понеслись с ним вдвоём по залу, удивляя присутствующих сложными и разнообразными па.
Участником первой мировой войны был дядя Костя. Он отличался выправкой, подтянутостью, статью и внутренней красотой. Костя и старшему брату Володе был полной противоположностью. Владимир – светло-русый с голубыми глазами, добряк, затейник и однолюб. Всю жизнь он любил одну девушку и умер 40 – ка лет, не зная близости с женщиной. Зато Константин был чернявый, черноглазый, горячий и ловелас. Женат был трижды и умер бездетным. Мария (Маняша, как её звали в семье), мать моей мамы, в замужестве Киселёва, умерла в марте 1912 года в возрасте 22 лет. Маме было 2 месяца. Про Марию говорили “губернская красавица”, мастерица, искусница, золотошвейка. Её руками было изготовлено несчётное количество изумительных по замыслу и чистоте вещей. Своё приданое она готовила сама. Его поделили после её смерти между родственниками. Остаток из Машенькиного сундука поделили между собой сестра Алевтина и сиротка-дочка Валенька. Я помню, как во время войны, мама, спасая нас от голода, обменивала материны сокровища за булку хлеба, котелок картошки и за квартплату. Осталось несколько полотенец, но каких!!! Они достойны признания на международных выставках. Я была ребёнком, но до сих пор со слезами вспоминаю, как мама прощалась с “памятью материнской”. Вынимая очередную диковинную вещь, долго разглядывала, прижимала к сердцу.…
1911год,родители
Тихонравовой В.П.
(Киселев Павел Петрович Мария Дмитриевна,
в девичестве Кустова)
И некогда ей было в ту лихую годину вспоминать свои детство и юность, но именно они закалили ее, сделали мужественной и такой, что все способно вынести и другим опорой стать.
Тихонравова В.П.
г. Казань 27.04.1984 г
Моя прабабушка Валентина Павловна – это сама история становления советского государства, ведь она родилась за 5 лет до свершения Революции в России и была живым свидетелем и участником почти всех грандиозных дел. В её биографии всё было трудным с самого рождения. Мать едва успела дать девочке имя Валентина, что в переводе означает “мужественная, выносливая, крепкая”, умерла в 22 года, оставив малютку на руках у бабушки. Бабушка сама выросла сиротой, очень тяжело было ей, а внучку выходила. И Революцию, и новую жизнь приняла всей душой и радовалась, что Валя пошла в школу, радостно со слезами на глазах, приветствовала, когда внучку в театре, при большом собрании людей, строгие комсомольские комиссары принимали в пионеры. Постоянно у неё в доме собиралась ребятня и за ржаными пирогами с капустой обсуждали школьные и пионерские дела. Наступили тяжёлые голодные годы и новое испытание судьбой: схоронили дедушку, потом, придя с германского фронта, умер весельчак и гармонист дядя Володя от малярии. Приехав с постройки Туркестано-Сибирской железной дороги, умер от воспаления лёгких дядя Костя, а потом и бабушка. Так уж вышло, что у Валентины Павловны на белом свете не осталось больше родни. Умер и отец, где-то в Ярославле и её братишка (от второго брака отца). Детей ни у кого не было. Умирали молодыми. Надеяться было не на кого, и может быть пропал бы её талант, если бы не забота молодого Советского государства о детях и молодёжи. Окончив среднюю школу с педагогическим уклоном и получив с отличием диплом учителя начальных классов, её и ещё одного выпускника-отличника направили в Харьков в химико-технологический институт. Это направление давало право поступить в институт без вступительных экзаменов. Но преподаватель рисования, заметив в ней художественный талант, убедил поступить в художественное училище. И вот она, выдержав вступительные экзамены, студентка Ивановского художественного училища, а потом Казанского техникума искусств. И вот в руках диплом художника, вторично с педагогическим уклоном преподавателя рисования и черчения. Голодные годы учёбы позади. Голодные годы учёбы.… В школах раз в день детям голодающих семей давали горсточку какой-нибудь сухой крупы, а студентам плошку похлёбки из одной капусты. Приходилось днём учиться, а ночью зарабатывать себе на жизнь на разгрузке судов в Казанском порту или на очистке строительных площадок. Выпускники с дипломами направлялись на биржу труда. В стране разруха, голод, поголовная безграмотность. Партия и правительство поставило грандиозную задачу: в кратчайший срок ликвидировать безграмотность. Для построения социализма нужны были люди грамотные, квалифицированные. Работа художника пока считалась второстепенной и Валентину Павловну направили в деревню учительствовать. Работала одна в три смены. Третья смена – рабочая молодёжь. У одной почти 100 человек учащихся. Кроме этого, учитель на селе был ещё пропагандистом, агитатором. Муж, тоже художник (они поженились студентами) служил в армии. Придя из армии, он стал работать в Татхудожнике художником, а Валентина Павловна продолжала работать в школе, теперь уже в старших классах.
И опять воспоминания бабушки Ф.Л.Захаровой (Тихонравовой):
Росла семья – нас было четверо. И вдруг, после гриппа, тяжёлое осложнение на сердце свалило Валентину Павловну. Мой отец решился увезти нас в Сибирь на свою родину, надеясь, что целительный сибирский климат поможет. И он помог, конечно, в совокупности с упорным желанием выжить. Так мы поселились в Тарханке, а благословил нас сюда зав. РОНО, сам бывший директор Тарханской школы Соседкин Леонид Романович. Профессия художника требовала постоянного совершенства, творчества и отец решил опять вернуться в Казань. Война застала нас в Новосибирске на вокзале… Мы ехали навстречу войне. Отца через три дня взяли на фронт, а Валентина Павловна с кучей детей без работы, без прописки, без хлебных карточек, без денег, без жилья, без вещей (багаж был в дороге) мучительно искала решения, что делать, как жить? Зима, холод. Голод был такой, что я помню, маленький Славик, бывало, обмарается и снова хватал ручонками и ел… отец с фронта прислал последнее письмо: “Возвращайтесь в Сибирь!” Валентина Павловна снова приехала в Тарханку, но уже только с двоими: со мной и Арианом. Вот так и стали мы жить здесь среди добрых людей. Родных здесь не было, а добрых людей в Тарханке оказалось очень много, не дали нам первое время пропасть. Война. В Тарханке, как и в любой деревне, остались только женщины, старики, да ребятня. На учёте были каждые руки и руки учителей тоже. Односельчане хорошо помнят, как Валентина Павловна вместе с ними ходила за плугом, сеяла по старинке “горстью из мешка”, вязала снопы, была мётчиком на сенокосе, подавальщиком на молотьбе снопов. Будучи городским жителем ей приходилось учиться крестьянскому труду (машин-то тогда не было), но работала она так, что перевыполняла даже мужские нормы и её ставили в пример. Её ровесники помнят, что в военное время работали без отпусков и выходных. Читая характеристики, данные председателями колхозов и председателями с/совета, видим, что Валентина Павловна была активным агитатором, вела политическую пропаганду среди населения, была руководителем агитколлектива, бессменным худкором, редактором колхозной газеты и стенной печати. Много лет была членом ревизионной лавочной комиссии, заседателем народного суда, четыре раза избиралась депутатом сельского совета. В школе, в военные годы, была завучем бесплатно, как общественная нагрузка. Вместе с учителями участвовала в художественной самодеятельности. Её квартира была центром культурного притяжения. Богатая личная библиотека была доступна каждому. Шли школьники, соседи, учителя, вдовы, престарелые: кто за книгой, мальчишки поиграть в шахматы, в бильярд, в домино, кто за советом, кто за помощью или просто написать письмо. В доме было всегда людно, круглый год и каждый день. В этом году исполняется 35 лет, как Валентина Павловна работает в Тарханке, а общий стаж работы в школе – 53 года. Три поколения учеников могут гордиться тем, что были учениками Валентины Павловны. Жизнь постоянно ставила перед ней суровые испытания: похоронила двоих детей, муж погиб, защищая Родину, но она умела незримо сохранить его присутствие. Мы не были сиротами. Можно каждый день видеть отца за столом, общаться с ним, но не чувствовать его близости, а для нас отец со слов матери был всегда героем, другом и наставником. До сих пор Валентина Павловна является образцом трудолюбия, выдержки, скромности, человечности, мудрости. Мир держится на любви и доброте людской, на трудолюбии, щедрости, бескорыстии и честности.
Народная мудрость гласит: “Что для людей – то твоё, а что для себя – то и пропало”.
Но из четверых детей она привезла в Тарханку только меня и Арика, а Риточка и Славик остались на Дербышинском погосте рядышком с бабой Лизой. Мама говорила, что Риточка была похожа на бабулю Машу. Такая же красивая веселушка-поскакушка, а Славик был похож на деда Павла – рослый, румяный, крепкий малый. Я его тоже хорошо помню, хотя “няне”, мне, было 6 лет. Когда он спал, я “шикала” на Арика, чтобы Славика не разбудил, потому что он постоянно просил кушать. Это ужасно – умирать от голода. И вот он в беленькой рубашечке лежит в углу под образами уже несколько дней и “не просыпается”. Мама продала пуховую перину и две пуховые подушки хозяйке, у которой мы снимали угол за печкой, и из Казани с Юрием Трифиловым привезли хорошенький голубенький гробик полный красивых бумажных цветов. Когда Славика положили в домовинку, Арик закричал: “Я тоже хочу в этой кроватке спать”… Мама обхватила нас руками и тихо плакала. Она никогда не плакала в голос. Её слёзы капали нам на щёки и мы, выходит, вытирали ладошками мамины слёзы. Мы не понимали, зачем мама разрешила дяденькам Славика в ямку закопать. Когда мы вернулись домой, уже без Славика, мама достала из русской печки его кружечку с размоченными сухариками, попробовала, не горячо ли и разделила нам, сказав: ”Ешьте, детоньки, и вспоминайте братика”. И вдруг! Меня пронзил отчаянный страх. Я вспомнила, как однажды, Якимовна – это хозяйка дома, достала из русской печки эту же кружечку с распаренными сухариками, и, подавая мне, сказала: “Попробуй. Не горячо ли”. Славик при виде знакомой кружечки захлопал ручками и закричал: “Ня-ня”. Я зачерпнула ложечкой, подула. На меня глядели две пары голодных глаз братиков… Я сунула ложечку в рот, чтобы попробовать и… проглотила. Славик опрокинулся на спину и завизжал… Хозяйка кинулась к нам: “Обварила дитёнка!? Кошка драная! Шурка, покорми-ка мальчонку!” Шурка – это дочь Якимовны. Почему я так подробно описываю это событие? Да потому, что моё детское сознание, как молния, пронзила суть, что Славик уже никогда не будет просить “ня-ня” и из этой кружечки мама, вдруг, разрешила мне и Арику всё съесть. Прошло больше шестидесяти лет с тех пор, но этот сухарик по сей день жжёт мне горло. Так велико было моё детское отчаянье. Я сразу повзрослела и в полушоковом состоянии сама себе твердила, что буду всегда любить маму и Арика. Смерть Славика и тоска о нём сильно угнетали меня и, я начала таять в буквальном смысле этого слова. Пища, если можно было так назвать мёрзлую капусту кисельного вида, застревала у меня в горле; вплоть до спазмов. Мама с Ариком ели, а я не могла. Ох, мамочка, тяжёлое ты мне дала задание “описать твоё житиё”. Вот написала тетрадь, а читать нечего.… А слез-то, сколько я пролила!!! Память – дело жестокое. Помню, через несколько дней мы получили последний треугольник от отца с фронта. Отец писал: “Валя, нарисуй мне хоть ручку Славика”… но, когда мы получили это письмо, ни Славика, ни отца уже не было в живых. Правда, об этом мы узнали уже в Тарханке из похоронки на отца. Отец погиб 3 февраля 1942 года.
Ему было 28 лет, а прабабушке, оставшейся с двумя детьми на руках, 29 лет.
Кто же он был, человек. Которому всю свою жизнь верна Валентина Павловна Тихонравова? Об этом пишет моя сестра в своей части работы по исследованию семейного архива.
1941год. Казань. Тихонравов Л.З.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»