Уварова Мария
Руководитель: Люто Владимир Петрович - учитель истории
МБОУ Абанская СОШ №4 им. Героя Советского Союза В.С. Богуцкого
п. Абан
МБОУ Абанская СОШ №4 им. Героя Советского Союза В.С. Богуцкого
10 класс
1. Введение.
2. «Китайская заимка»
3. «За лучшей жизнью - в СССР»
4. «Дядя Ваня с Китайской заимки»
5. «Взгляд с другой стороны»
6. «Сыновья дракона в медвежьем углу»
7. Вывод
8. Список литературы
Актуальность моей темы обусловлена тем, что сегодня в мире обострились межнациональные отношения. В России тоже есть такие примеры, в том числе и примеры террора. Средством, способным предотвратить межнациональную рознь, является диалог культур.
«Смерть одного человека – это трагедия. Смерть миллионов – это статистика». У. Черчилль.
Эти слова я выбрала не случайно, поскольку за миллионами трагических судеб мы зачастую не замечаем конкретных трагедий людей, живущих рядом с нами. Поэтому целью я поставила не только узнать о Китайской заимке, но и проследить судьбы репрессированных китайцев, живших в нашем районе.
Вступление
Репрессии 1930 – 1950х годов сокрушающим катком прокатились по миллионам людских
судеб. Тоталитарная система, подобно ветхозаветному Молоху, требовала все больше
и больше людских жизней, не делая различий между возрастом, полом,
вероисповеданием своих жертв. То была действительно великая эпоха, вынесшая
наверх людей, не имевших на это ни малейшего шанса в другое время и превратившая
в ничто вчерашних властителей. Эпоха великих подвигов и невероятнейшей
жестокости, эпоха грандиозных свершений и миллионов «маленьких трагедий».
В нашей скромной работе мы хотели внести малую лепту в огромную «Книгу судеб» миллионов простых людей, «винтиков», как говорил Иосиф Виссарионович Сталин. Да, о судьбах некоторых из них написаны «Архипелаг ГУЛАГ», «Колымские рассказы», сняты «Холодное лето 53-го» и « Дети Арбата». Но гораздо большее их количество безвестно сгинуло в норильской тундре и казахских степях и о них даже памяти не осталось. Эти люди своим непосильным трудом в нечеловеческих условиях зарабатывали себе «прощение» от государства, которое в подавляющем большинстве случаев абсолютно незаконно лишило этих людей свободы и всех прав по обвинению в совершенно мифических преступлениях.
Наш маленький Абан тоже оставил свой след в биографии тысяч людей в то время.
Для одних из них это была кровоточащая зарубка, о которой человек стремится как
можно быстрее забыть, уехав отсюда. Для некоторых он стал не только местом
ссылки и непосильного труда, но и новой родиной, местом рождения детей и внуков.
Абан многим обязан ссыльным и репрессированным: они много и честно трудились,
лечили жителей и учили их детей, организовывали народные театры и оркестры.
Попытка охарактеризовать социальный и национальный состав репрессированных
требует отдельной большой работы. Мы же хотели рассказать о судьбах нескольких
человек, чья национальность и религия были экзотичны даже для Абана, повидавшего
и декабристов, и поляков, и поволжских немцев. Речь пойдет о подданных
«Поднебесной империи», а проще говоря, о китайцах, которых судьба (и воля НКВД)
забросила в абанскую тайгу.
В паре километров от Абана есть место, носящее неофициальное название «Китайская заимка». Сейчас это, по сути, поляна, окруженная лесом, хорошо знакомая грибникам и ягодникам. Ничто не напоминает о том, что здесь когда-то жили люди. Тем не менее, по рассказам наших родных и знакомых, мы знали, что именно здесь жили семьи некоторых китайцев, сосланных в Абан в годы сталинских репрессий. Мы слышали рассказы о жуткой нищете, в которой жили эти семьи, и об огромном их трудолюбии (например, о том, что китайцы выращивали огурцы и продавали их на станции Иланская, когда у остальных абанцев они только-только зацветали). Нас интересовало, за какие же преступления (реальные или мифические) эти люди, граждане другого государства, оказались в чужой стране. Нам показалось интересным узнать, как же сложились их судьбы, все ли китайцы проживали на «Китайской заимке» или её прозвали так только из-за нескольких семей. И, конечно, было интересно узнать, остался ли кто-либо из них или их потомков в Абане. Для ответа на эти вопросы и предназначена наша работа.
Р.S. Хотим заметить, что многие подданные Китая и Кореи, оказываясь среди незнакомой обстановки и вынужденные находиться в чужой культуре, для удобства общения брали себе русские имена. Поэтому в своей работе мы часто использовали именно их.
«За лучшей жизнью - в СССР»
По воспоминаниям Люзато Миры Михайловны.
Лю-За-То Нина родом из Кореи. Воевала в северокорейской армии против Японии, потом переехала в Китай. Жизнь была очень тяжелая, Нину преследовал частые болезни, и ей посоветовали, что в СССР можно получить бесплатное лечение, и что люди там живут намного лучше. Нина добилась разрешения на выезд в СССР и с небольшой группой и переводчиком они собрались перейти границу. До границы СССР пришлось идти 30 дней. В это время Нина чуть не умерла, так как заболела тифом. Выжила лишь чудом. Умерла почти вся группа, кроме самой Нины и переводчика. Умирали с голоду, и от болезней. Но до границы они все-таки добрались.
Пункт перехода был в нескольких километрах, но Нина этого не знала и перешла границу в другом месте. Через некоторое время они столкнулись с группой высоких русских людей с собаками. Так ее арестовали. Суда не было! Как рассказывала сама Нина, «высокопоставленных» людей судили «тройки», но её вообще не судили. По её словам, выводили во двор пересыльного пункта, выстраивали в шеренгу, давали номер и просто объявляли срок отбывания наказания». Один из лагерей, где Нина отбывала наказание, назывался Уссольлаг.
Голод, холод, постоянные допросы – все прошла эта женщина. Удивительно, как она вообще выжила! Работали с раннего утра и до позднего вечера. Выращивали картофель, капусту и другие овощи. Особенно тяжело было в военные годы. Когда заключенные копали картофель, за ними следили, чтобы чего не украли. Но организму не прикажешь: голод поражает разум, люди любой ценой пытались украсть хоть немного картошки. Но в конце рабочего дня заключенных ждала ещё одна проверка: проверялось все, прощупывалось все (так же было с другими видами работы, например, когда выращивали лук, чеснок или капусту).
В лагерное время Нина повидала множество страшных вещей. Голод действительно захватывает весь разум человека, и все разговоры о том, что голодающий человек думает перед смертью о чем-то великом – чепуха. Чтобы не умереть голодной смертью, люди собрали на помойках очистки, объедки, которые выбрасывали работники лагеря. Нина вспоминала, что колхозники, свободные жители и дети, просились в лагерь, потому что там хоть чем-то кормили. Однажды на пересыльном пункте Нина увидела целый штабель расстрелянных людей – они лежали как поленница дров, плотно прижатые к друг другу. Но спустя годы, Нина вспоминала об увиденном с внешним равнодушием. Видимо, время залечивает душевные раны и притупляет боль.
Однажды Нина спросила у офицера, который её допрашивал:
- А за что я наказана?
- Вы иностранная шпионка, диверсантка, вы подожгли завод!
- Я в своей жизни ещё ни разу не видела ни одного завода.
- Ничего не знаем, здесь так написано.
На одном из пересыльных пунктов Нина познакомилась со своим будущим мужем, Лю-За-То Михаилом.
До ареста Михаил воевал в китайской армии. В 1938-1939 годах происходил конфликт на КВЖД, именно здесь Михаил и попал в плен к русским. Так началась лагерная жизнь Михаила. Он совершенно не знал русского языка, и поэтому его практически не допрашивали. Срок был определен в 10 лет по политической 58 статье. Названия лагерей, в которых сидел Михаил, к сожалению неизвестны. Я знаю лишь, что он работал на Алтае и на металлургическом заводе на Урале. После того, как Михаил отсидел первый срок, его отпустили. Но находиться на свободе пришлось недолго. Его снова арестовал по тем же статьям.
Так распорядилась судьба, что их сослали в один лагерь, а потом с группой
репрессированных отправили на поселение в Абанский район Красноярского края. На
место прибыли 7 ноября 1949 года. До Абана, а потом до деревни Зимник
заключенных сопровождал конвой. От деревни Зимник и до деревни Тара добирались
сами. Михаил и Нина рассказывали, что в ноябре стояли страшные морозы,
температура падала ниже -40 градусов.
В Таре тогда уже жило много заключенных из разных мест: из Москвы, из
Ленинграда, в том числе китайцы. Жили в холодных бараках, в которых не было даже
кроватей. Спать приходилось на деревянных полатях и соломенных матрасах. Из
всего имущества у Михаила и Нины были только две ложки, чашка, металлический
горшок и фуфайки, надетые на них. Вместо валенок носили кирзовые сапог, которые
на морозе так накалялись, что влажные портянки просто примерзали к подошве.
Единственным отличием от лагеря было наличие хоть какой-то свободы. Условия жизни были практически те же, что и лагере. Голод, нищета, непосильный труд. Дети учились в Почетской средней школе. Работали заключенные на лесоповале. Лес пилили вручную, а вывозили на лошадях. Раз в год нужно было ходить Абан (примерно 80 километров) и отмечаться в комендатуре. До 1964 года Михаил и Нина не имели советского гражданства.
Сейчас деревни Тары уже нет, потому что большинство ссыльных в 1960х годах были освобождены и разъехались. Когда закрылся леспромхоз, семья Лю-За-То переехала в Абан. Нина работала портнихой, а Михаил за свой труд имел множество грамот и наград.
Несмотря на свою тяжелую жизнь, все испытания, которые им пришлось пройти, Нина и Миша никогда не жаловались ни друзьям, ни знакомым.
(по воспоминаниям Лю-Сян-Жина, 90 лет, живет в п. Абан)
Когда мне было 13 лет, я впервые ушел из дому, но так сложилась судьба, что я ушел насовсем. Родителей больше никогда не видел, других родственников тоже. Ушел я потому, что мне больно было понимать, что моим родителям меня нечем кормить. У нас на Новый год в Китае принято готовить пельмени. Моя мама приготовила мне пельмени из репы и без соли. После этого я решил уйти. Работал на мукомольном и спиртовом заводах. А потом произошел такой случай. Мой друг украл деньги, полученные поваром на Новый год, и сбежал с ними. Пришлось и мне бежать, иначе в тюрьму попал бы и я. И вот мы с моим братом и племянником сели на лошадей и отправились в страну, где, как говорили, «жизнь была хорошая». Я совсем не знал русского языка, и не знал, что жить и работать в России мне нельзя. Вскоре после того, как мы перешли границу, нас арестовали за диверсию и шпионаж. Так началась моя лагерная жизнь.
Посадили меня 7 января 1940 года, а приговор я получил позже. Попал я в Коми ССР, город Ухта, нефтяная шахта № 1. Того, что я перенес, не пожелаю никому. Первое время находился в подвале, ел селедочные головы. Допрашивали каждые два часа, а я не понимал, что мне говорят.
Сама работа и жизнь в лагере были очень тяжелые. Бурили вручную. Если 13 дырок по 0,5 метра не прорубишь, не получишь норму хлеба. Не получишь норму хлеба – будешь работать на голодный желудок. Будешь работать на голодный желудок – не выработаешь норму, и так с каждым разом все хуже. В шесть часов утра подъем, потом два часа на улице при любой погоде, пока не пройдет перекличка и «утренний шмон». Кормили два раза – до работы и после. Кормил всем, что только можно было сварить: похлебка с гнилым картофелем и луком, хлеб, испеченный из всего, кроме муки. Счастье, если в миске попадется что-то, кроме жижи. Самым лучшим бурильщикам выдавали по 700 грамм хлеба, а остальным меньше. Вполне здоровые парни умирали от голода и дизентерии.
Однажды к нам в лагерь привезли почти 700 девчонок из Украины, лет по 17-18. Все они были осуждены за предательство Родины. А вина их была в том, что они был вынуждены работать на фашистов под угрозой смерти. Многие из них писали Сталину, но это им совсем не помогало.
И так десять лет. Но когда мой срок закончился, мне добавили ещё 5 лет. В 1948 году меня перевели в Казахстан, на рудники, а после смерти Сталина освободили. После освобождения устроился в Аначунский леспромхоз, но проработал там недолго. Меня направили по распределению на строительные работы. Так я оказался в Абане.
Жил я среди таких же ссыльных. Жили в одном бараке, где спать приходилось вдвоем на одних нарах. У меня не было никаких документов, ни денег, ничего. Вроде, как и свободен, а по-настоящему привязан. Вместо паспорта – справка, с которой на нормальную работу не устроишься. К тому времени я уже нормально говорил по-русски, все называли меня Ваней. Потом я ушел из барака жить к своему другу, украинцу. Он накормил меня, чем смог. В баню отвел настоящую, русскую.
У моего хозяина по работе была жена Нюра. Она мне потом сосватала невесту. У её
соседки была падчерица Юля – маленькая, худенькая, при взгляде на нее просто
слезы наворачивались. Жизнь у нее была тоже очень тяжелая. Семья её состояла из
5 человек, жили они в деревне Черемшанке, неподалеку от Почета. Мать Юли умерла
рано, простудилась в Бирюсе, когда полоскала холсты. Отец её с детьми переехал в
деревню Борзово, где устроился работать кладовщиком. И вот однажды он забыл
отвезти на склад мешок зерна и оставил его во дворе. Соседи донесли на него,
утром его забрали в Канскую тюрьму, где били несколько дней, а потом отпустили.
Но ему после этого уже не суждено было поправиться, и он умер. Все дети остались
с мачехой.
Мы с женой Юлей поселились в Абане. Я проработал на многих работах: кочегаром,
грузчиком и т. д. С женой своей Юлей я прожил ровно пятьдесят лет, а родины
своей и близких никогда больше не видел.
(по воспоминаниям И.Г.Макеева, бывшего работника Абанской комендатуры)
После демобилизации из действующей армии, я приехал в Абан. Стал работать в комендатуре, в мои обязанности входил и контроль за репрессированными. В комендатуре я проработал десять лет. Не наблюдалось плохих отношений с репрессированными, они вели себя всегда достойно, конфликтов с местным населением практически не было. Иностранных граждан было немного, в том числе и китайцев. Жили они на китайской заимке, добывали живицу, садили много зелен. Весной возили на рынок овощи. Были очень дисциплинированные, боялись нарушить режим
Я относился к ним как к нормальным людям, тем более что ни на лесоповале, ни на сплаве леса, никогда с ними проблем не возникало. Они не пьянствовали, не воровали.
Лю-За-То работал в поселке Почет простым рабочим, трудился очень честно, ему выдали много грамот за успехи в работе.
Все их документы были у нас под грифом «Секретно». Два раза в месяц, 1 или 5 числа они должны были отмечаться в комендатуре. Отмечали их очень просто: лист бумаги с фамилией наверху, слева дата, а справа роспись. Тогда не было никаких столкновений на национальной почве, все были равны, к иностранцам относились как к равным, да он вели себя достойно. Не то, что сейчас!
Как удивительно ХХ век распоряжался судьбами людей! Подобно калейдоскопу в нем перемешивались судьбы миллионов людей. И маленькой частичкой в нем оказались судьбы китайцев, заброшенных в далекий «медвежий угол» (название «Абан» именно так и переводится). Они оказались вырванными из привычной культуры, менталитета. Эти жертвы тоталитарной системы, как и множество других жертв, своими личными трагедиями пополнил скорбный список трагедий, на которые был так щедр прошлый век.
Вывод
В калейдоскопе 30-50х годов перемешались судьбы миллионов людей. И судьбы китайцев, о которых я писала, были маленькими частичками в вихре истории.
Сейчас мы живем в очень спокойном времени, мы не знаем, что такое голод, нищета и разруха. Но неприязнь или даже ненависть к другим нациям испытываем. А в этих людях меня удивило то, что, несмотря на все немыслимые испытания, которые им пришлось пережить, они не обвиняли в этом русский народ, не испытывали к нам ненависти. Прожив в нашей стране более чем полвека, они были хорошими соседями, сослуживцами и просто хорошими людьми. Вынести все испытания, по моему мнению, им удалось благодаря таким чертам, как терпение, философский взгляд на жизнь. И мне кажется, многие из них подписались бы под китайской мудростью: «Благородный человек стойко переносит беды, а низкий человек в беде распускается».
1. Архивные документы
2. Воспоминания И.Г. Макеева, газ. Красное знамя,№4, 74 г.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»