Табакаева Карина Вячеславовна, 9 класс
Ирбейский район, п. Степановка
Научный руководитель: Оберман Виктор Яковлевич
2007
Черкашин Владимир Сергеевич, профессор физики Красноярского Государственного Педагогического Университета, родился в 1922 году в Туве. Отец у него был корейцем, мать русская. В поисках лучшей доли отец перебрался в Россию. В Туве сумел добыть некоторую часть золота, вышел на место жительства в русскую деревню. Женился, браки в то время не оформлялись. Занялся мелкой торговлей, скупал пушнину. Позднее купил в городе закусочную. В 1928 году за создание притона отца выслали в деревню, где он занялся хлебопашеством. Решили они с друзьями – корейцами построить школу для своих детей. Один из компаньонов деньги, собранные для школы, растратил. Все были приговорены к ссылке, но в Минусинске отца посадили в тюрьму и отправили этапом в неизвестном направлении. От отца пришло всего два письма с сообщением о том, что их везут на Восток. Семья жила недалеко от города Кызыла. Больше никаких сведений об отце Владимир не знает.
Эта небольшая справка необходима нам для того, чтобы понять национальные корни профессора, ибо с фотографии на нас смотрит метис русско-корейского происхождения. Отец Владимира Сергеевича переменил массу занятий. И неспроста. С одной стороны, он жаждал разбогатеть, с другой стороны, был склонен к частым переездам, а быть может, к авантюризму. Зачем мы отмечаем данный факт? Нам интересно, отразится ли это на характере человека, историю которого мы пытаемся проследить (приложение 1).
Ещё одна историческая справка. Русские стали заселять территорию современной Республики Тыва ещё до революции. После создания суверенной Тувинской Народной республики они оставались гражданами СССР, у них были паспорта, которые они получали от Полпредства СССР в ТНР и виды на жительство, которые им выдавались местными властями. Большинство русских жили в деревнях и занимались хлебопашеством. Столица город Кызыл также был заселён русскими. Тувинцы занимались пастбищным скотоводством и соответственно вели кочевой образ жизни. Существовала попытка провести в Туве коллективизацию, но поскольку народ отнёсся к ней прохладно, то впоследствии там, где колхозы развалились, их не восстанавливали. А там, где дело пошло хорошо, они сохранились. С единоличных хозяйств налогов не брали. Как отмечает Владимир Сергеевич, «у нас тоже сделали сплошную коллективизацию, но до кого-то наверху дошло, что здесь она неэффективна, и её насильственно не проводили. А в СССР- хлеб забирали сплошь. Я тогда говорил: колхозы погубили страну! А сейчас губит – трудармия. Так ляпнул, но, слава богу, никто никому не донёс. Я был в трудармии знаком с одним единоличником, это Михайлов, он с детьми пахал и сеял. А когда отца забрали, я потом познакомился с его сыном, спросил, а сколько вы, дети, сеяли? А столько, сколько и при отце. И хлеба у них было полно, и после войны и во время войны. А приехал отец после войны, и дома полно пшеницы! Когда после 1 мировой войны мужики вернулись с фронта, у них были клади необмолоченных снопов. На кладях берёзы вырастали, некому было молотить. Из Сибири хлеб не могли вывезти в Россию. Единоличный, частный интерес двигает дело. Когда в колхозах дохли лошади, китайцы брали их мясо, на мясорубке перекручивали и ели».
Здесь проскальзывает важная мысль о том, что в личном хозяйстве люди работали намного лучше, чем в колхозах. И если наш «человек в истории» говорит об этом, то можно предположить, что он ещё молодым интересовался политикой и имел своё собственное мнение по разным вопросам.
Русские и тувинцы, одни другим не мешали, жили мирно, общались широко, многие знали оба, русский и тувинский, языки.
Данная справка свидетельствует о взаимоотношениях русских и тувинцев. По всей видимости, в предвоенные годы особых национальных трений не возникало. Люди жили во взаимном согласии. Радует и человеческое решение проблем коллективизации.
В 1937 году в 8 классе у Владимира Черкашина произошло событие, последствия которого восьмиклассники никак не могли себе представить, иначе бы подростки-мальчики не допустили такой «шутки». В чём она заключалась? Как обычно на переменах некоторые играли, некоторые толпились у карты Тувинской республики. Кто-то неосознанно (а может сознательно) написал по всей карте такое слово: «колония». К тому же исчезла сама карта. В школу явился следователь и начал вести допросы подростков. Поскольку Володя был шустрым, бойким юношей, то подозрение пало на него. Никакой своей вины парень не признавал, семь месяцев его держали под следствием, требовали кого-либо выдать или самому признаться. Так наш герой попал первый раз под подозрение. Допрашивали и мать, выясняя, куда подевался её муж? Не найдя доказательств вины Черкашина, суд выпустил его на свободу.
Первое знакомство с чекистами остудило в некоторой степени Владимира, ибо он, по его словам, даже пытался дерзить на следствии. Хорошо то, что парень остался честным, что удавалось далеко не каждому. Да и друзья Володи не возводили понапрасну поклёп друг на друга. Иначе бы это всё плохо кончилось. С другой стороны, а не было ли здесь провокации? А не был ли уже кто-нибудь завербован в агенты НКВД? А вся эта фабрикация была подстроена с целью демонстрации важности своей работы.
Когда началась война, всё население готово было идти на фронт и отдать своё имущество для победы. Русских, советских граждан, стали призывать на фронт в феврале 1942 года. В течение двух месяцев почти все мужчины призывного возраста были мобилизованы и отправлены на фронт.
Радует обоюдное желание двух народов идти на фронт ради спасения Отечества. Кроме того, из воспоминаний профессора следует, что вся молодёжь была заражена неподдельным энтузиазмом в целях защиты Отечества.
Во время войны призванные военкоматами направлялись не только в воинские части. Многих направляли на заводы и другие предприятия, производящие продукцию, необходимую для войны. Кроме боевой Армии была создана так называемая трудовая армия. По документам она называлась рабочая колонна, рабочий отряд, рабочая бригада. Многие из Тувы были направлены на заводы в Кемерово и на шахты в Черногорск. Оставшиеся по разным причинам постепенно малыми группами призывались и отправлялись. Среди таких граждан оказались Черкашин и его товарищи. Владимир Черкашин неоднократно обращался в военкомат и настойчиво требовал отправить его на фронт. Но только через год после начала войны военком сказал: мы направим тебя на фронт, только на трудовой фронт при учреждении У-235 (приложение 2). Предварительно Владимир и ему подобные были приглашены в Полпредство для смены фамилии. Вот тогда и стал он русским тувинцем. Летом 1942 года примерно полсотни человек были призваны и направлены в Черногорск для работы на шахтах. Там, на шахтах, оказалось много призванных с территории Хакасии и из ближайших деревень Красноярского края.
«Зимой 1942 года нашу группу вызвали в контору, представили человеку в полувоенной форме и велели следовать за ним. Сели в поезд и поехали. Никаких объяснений не давалось. На станции Иланск вышли из поезда и пешком пошли по проселочной дороге в тайгу. Примерно через 20 км. свернули с дороги. Была уже видна цель нашего похода. Большая поляна и в конце её сооружение, сразу напомнившее мне картинку из книги о Чернышевском: ОСТРОГ. Мои спутники, уставшие от перехода, собравши силы, побежали, чтобы захватить в новом жилье места поудобнее… Я не побежал за ними. Думаю себе, в тюрьму я спешить не буду. И был прав. Нас действительно привели в ТЮРЬМУ…».
Почему призванных в трудармию сразу не отправили на лесоповал? Почему их полгода использовали на шахтах? Напрашивается два ответа. Первый. Возможно, трудармейцы не справились с возложенными на них обязанностями, ведь профессия шахтёра требует определённой квалификации. Второй. Ещё не был подготовлен так называемый ОСТРОГ, а как только он был построен, сразу и нашлись для него жильцы, в том числе и В. Черкашин.
У высоких ворот острога трудармейцев встретили. К удивлению Владимира среди встречавших был его школьный товарищ Кирдеев Павел (приложение 3). Было похоже, что он здесь не рядовой жилец. И действительно, оказалось, что Павел является комендантом. Земляк земляку на просьбу дать получше место, ответил: помещу во вторую секцию. Вечером к ним пришёл мужчина, представился: начальник командировки «Спиртзавод» Васьковский. Сказал, что прибывшие будут пилить дрова для спиртзавода. До прихода новой партии здесь уже было несколько земляков из Тувы.
Фактор землячества играл в тех условиях большую роль. Земляки как могли, помогали друг другу. Вот и Владимир, не побежал как все вперёд, чтобы захватить лучшее место. Видимо, имел человеческую гордость и не хотел даже в трудных условиях терять человеческое достоинство. В итоге судьба была к нему благосклонна в лице своего друга. Тот предоставил ему место. Любопытно слово «командировка». Владимир Сергеевич объяснил, что большое лагерное подразделение называлось ОЛП – отдельный лагерный пункт. А командировка означает мелкий пункт, человек на 100-200.
Как первая группа добиралась от Тувы до Спиртзавода? Из Кызыла они выехали немного раньше группы Черкашина и прибыли в Красноярск. Там они состояли при военкомате в ожидании отправки в воинские части. Рабочие руки были нужны везде, их регулярно направляли на разные массовые, не требующие обучения работы. Так они попали сначала в Канск, а затем в село Бражное на берегу реки Кан, по которой шёл молевой сплав древесины. Здесь они впервые познакомились с немцами, переселёнными в Сибирь с Волги. После окончания лесосплава всю группу направили на заготовку дров. Вот тут-то и подоспела вторая группа и их вместе направили заготавливать лес на дрова.
Всего из Тувы набралось около сотни человек. Жили в бараке с двойными нарами. Барак был огорожен высоким забором из плотно приставленных друг к другу остроконечных столбов. Они были вкопаны на глубину до метра. По углам стояли сторожевые вышки. На них стояли часовые с винтовками. На вопросы о предназначении охраны новеньким несли всякую ерунду вроде того, что их охраняют от бродящих по лесу бандитов. Всем объяснили, что они представляют собою «Колонну трудармейцев». Таким был и почтовый адрес с номером почтового ящика.
Почему-то трудармейцев, призванных в трудовую армию по законам военного времени, на которых распространялись воинская дисциплина и уставы, разместили в обычной зоне, устроенной по всем лагерным стандартам. И охраняли их, как обычных заключённых. Может быть, это было вызвано отсутствием другого жилья, может недоверием к тувинцам и немцам. Интересно сравнение Черкашина своего острога с острогом из произведений Чернышевского. Значит, двадцатилетний армеец был начитанным парнем. В этом мы убедимся и позднее, когда он встретит на новом месте учителя – немца, и между ними завяжется дружба на всю оставшуюся жизнь.
Трудармейцы приступили к заготовке дров. Работа не была тяжелой, какой-то исключительной. Но, по крайней мере, после шахты здесь было лучше. С нормой справлялись. Некоторые даже делали по две. Какая же была норма? Владимир Сергеевич при встрече 30 октября 2007 года объяснил, что сосновых дров надо было заготовить 4,5 кубометров, а лиственных -4. Причём, дрова пилились метровой длины и складывались в штабелёк между кольями. Принимающий мастер замерял кладку ещё и по диагонали для того, чтобы учесть размеры пустот возникающих при укладке дров. Рабочий день длился 8 часов. Использовали лучковую пилу – Кроскан. За 100% выработки выдавался паёк в 800 г. А за 200% давали 900г. Добавка составляла всего 100г, хотя норма перевыполнялась в 2 раза. Какая несправедливость! Качество хлеба было отвратительным. Лагерные нормы делились на 4 категории. По №1 получали довольствие при выполнении 80% плана в размере 500 г хлеба. При №2- от 80 до 90 % - 600г. №3- при плане от 100 до 125% - 700 г. 125% и выше – 800 г. По №4 больничного питания, освобождённые от работы, получали 550 г хлеба. («Наказанный народ», Москва, Звенья, 1999, стр.135).
Скудная пища не возмещала расходов энергии, силы падали. Из работяг (лагерный термин) они превращались в доходяг (лагерный термин). Стали и тувинцы и немцы раздумывать и пытаться понять, почему их не направили на фронт, а заключили в лагерь, чем они заслужили такое недоверие Родины? Для некоторых из них такое объяснение было. Например, один - бывший кулак, другой - участник банды тридцатых годов и т. п. Но были среди них и участник отряда красных партизан, и участник штурма Перекопа. Были и такие сочетания: отец на фронте, а сын в Краслаге и наоборот. Стали писать письма в разные учреждения. Конечно, ни на одно из них ответа не было.
Почему Черкашина не взяли на фронт? Ответ кроется, вероятно, в том, что ещё в школе он попал под подозрение властей. Можно сказать, уже был частично репрессированным. Ведь на фронт в то время не брали тех, кто имел хоть небольшую судимость, а таких набиралось очень много.
Тот факт, что люди стали писать письма в вышестоящие организации, пытаясь найти ответы на свои вопросы, свидетельствует о том, что многие не полностью смирились со своей судьбой. И их письма и заявления можно отнести к некоторым формам протеста. То, что государственные органы оставили без ответа заявления собственных граждан, говорит о том, что они превратились в отверженных. Что их не считали за людей.
После того как работяг осталось мало, а доходяг отправили в другие подразделения Краслага, оставшихся перевели на выгрузку леса в село в Верх-Атин на р. Пойма. Это было в феврале – марте, позднее снова возвращали на Спиртзавод и 1 мая всех оставшихся погнали на командировку Верхняя Тугуша. Там Черкашин Владимир подружился с немцами.
« Расскажу подробнее. Среди других трудармейцев доходягой был и я. От голода опухли ноги и лицо. По этой причине меня сняли с общих работ и назначили продуктовозом. Наша подкомандировка представляла собою два дома на берегу Тугуши. В одном доме жили работяги, в другом охранники, мастер и кладовщик со своим складом. До нас здесь размещалась бригада немцев, их перевели выше по реке в командировку под названием Верхняя Тугуша…. Здесь находилось несколько сот работяг - немцев. В том числе больной по фамилии Пфляумер. Мне предстояло ехать за продуктами в Верхнюю Тугушу. Показать дорогу должны были следовавшие туда же работяги. Мне дали верховую лошадь с седлом и перемётными сумами (попросту два мешка). И вот мы двинулись. Буквально, через несколько шагов Пфляумер упал и отказался идти. Сказал, что не может. Товарищи стали его уговаривать идти. В разговор вступил и я. С товарищами он разговаривал по-немецки, ко мне же обратился по-русски. Произнёс что-то невнятное, похожее на «жрать» (вторая буква невнятно). Товарищи переспросили его: СРАТЬ? Он поправил: ЖРАТЬ! Товарищи подняли его и повели. Через сотню метров он снова сел на землю и заявил, что идти не может. Не поверить ему было невозможно. Я предложил товарищам сделать волокушу. Вырубили подходящие жерди-оглобли, переплели их прутьями, оглобли прикрепили к седлу, усадили больного и повезли. Конечно, Пфляумеру было плохо, по кореньям трясло, он падал, но товарищи поддерживали его, так и доехали. Так состоялось моё знакомство с немцами – братьями по судьбе, по трудармии, по лесу, но никак не врагами. Через несколько дней мне сказали, что Пфляумер умер. Наверное, написали какую-нибудь болезнь…. На самом же деле - от голода. По документам в Краслаге никто не умирал от голода. Два моих товарища умерли на соседних нарах и, конечно, не от болезней, а от голода…».
В этом отрывке называются «общие работы». Это работа на лесоповале, на заготовке дров, на сплаве, то есть, это трудные работы. Назначение продуктовозом помогло Владимиру восстановить свои силы. Черкашин проявил в случае с Пфляумером лучшие человеческие качества, предложив изготовить волокуши. Не посчитал зазорным для себя оказать помощь немцу. А то, что он назвал немцев братьями, а не врагами, подчёркивает его высокую гражданственность. И ещё одно душераздирающее свидетельство: умирающим с голоду причиной смерти в документах записывали какую-либо болезнь. Это был особый государственный цинизм. Но хорошо то, что опухшего от голода Черкашина перевели на более лёгкую работу. Это позволяло заключённым поправиться, чтобы вновь быть направленным на общие работы.
Пошёл Владимир в контору за продуктами. Здесь ему указали на человека, к которому следовало обратиться. На удивление это был представительный мужчина, одетый, как интеллигент в мирное время, даже при галстуке. Черкашин подал ему требование-заявку. Тот удивился не менее, узнавши, что Владимир русский и не заключённый. Стал спрашивать, кто и откуда. В свою очередь и он представился: Гейн Гарий Фердинандович. Здесь он был счетоводом. Позднее о нём рассказали подробнее. Родился и вырос он в Закавказье в состоятельной и культурной немецкой семье. Получил хорошее воспитание и образование, и уехал в Германию, как многие в то время (в том числе и русские) для получения технического образования. Ставши инженером-металлургом, он вернулся домой, был арестован, осужден на пять лет и отправлен в Норильск производить никель и кобальт. Работа была такая, к которой он и готовился. Через пять лет его освободили, но… не направили на фронт или металлургический завод, а как немца направили в Краслаг. Здесь металлурги не нужны! Какая нелепость! Инженера уже с опытом работы сделали конторщиком! В конце войны где-то в Бурятской республике был создан полиметаллический комбинат под названием Джида-городок. Из Краслага многих специалистов увезли туда. Даже из тувинских ребят взяли туда шофёра.
Профессора физики явно озадачивает нерациональное использование специалиста по металлургии. Ведь во время войны ему можно было найти достойное применение. Но нет, когда дело доходит до немцев, репрессивная машина бросает их на лесоповал. Почему? Может, боятся грамотных людей, способных организовать сопротивление. Может, не всё было просчитано и получались такие сбои. А может, была такая команда сверху, тем более, что Гейн жил некоторое время в Германии.
Беседу с Гейном слушали и другие присутствовавшие. Один из них вышел из конторы и начал разговор: откуда, что, да как и прочее. Черкашину спешить было некуда, любознательности у него было через край. Пошли на бережок, присели на брёвнышко и стали беседовать. Кстати, собеседник был тоже одет необычно: не в телогрейке, а в гражданском пальто, правда, весьма потускневшем. Это был Лейхтлинг Адольф Иванович, учитель (приложение 4). Первое знакомство с ним позднее переросло в знакомство с его родными и дружбу, научное содружество с его старшим сыном Рихардом. С Тугуши их перегнали на Пойму, где они всё лето рубили и плавили лес. С Поймы уже осенью их снова перегнали на Спиртзавод.
Зимой 1943-1944 гг. тувинцев и немцев погнали на Кунгус (в переводе «хариусовая река», Ю.Р.Кисловский, Почему так названы?, Красноярск, 1999, стр.67), это река в Ирбейском районе Красноярского края. Всё происходило просто. Утром после завтрака все ждали удара в железку для выхода на работу. И вдруг команда: собраться для отправки в другое место работы. Дали коней для перевозки вещей. Погрузили и пошли-поехали. Перемещение трудармейцев длилось несколько дней. Путь проходил через Бражное, Ашкаул, Стрелку, Минушку, Галунку, Романовку, Старики, Соболевку (приложение 5). Шли уже без конвоя, при одном сопровождающем, так и добрались до нового места под названием деревня Степановка, которую Владимир окрестит как «черёмуховый рай». И запомнится она ему больше, чем все предыдущие места.
Деревня Степановская основана в 1907 году в эпоху Столыпинской реформы. Первые переселенцы были из Белоруссии. В 1917 году по переписи в ней проживало109 чел. в 18 хозяйствах. Занимались охотой, промыслами, разводили скот, частично занимались земледелием. В 1936 году открыли начальную школу. Во время войны почти все мужчины ушли на фронт, остались дети, женщины и старики. (О моих земляках и немного о себе, стр 17, Красноярск, 2000).
«Здесь нас встретил Винник Данила Иванович, украинец, сосланный сюда во время коллективизации, он был главный начальник. Высокого роста, сильный, коренастый, он не был нам за панибрата, но не обижал. Винник имел семью, детей. Старшая дочь Анастасия была уже замужем. Её муж Галкин Спиридон Иванович был на фронте. Винник очень многому нас обучил. Например, показал, как порванные верёвки заново сплести.
Кроме Винника встречал мастер и стрелок охраны Степанов. И хотя у него была винтовка, он никогда не носил её. Непосредственно перед нами здесь жили и работали немцы. Главная работа – постройка сплавных бараков размером 17м х 5,5м. Среди нас были плотники, столяры, пильщики, кузнецы. Работа пошла. Винник показал, как и что делать, мы всё уяснили. Проблем не было. Из барака уходили на весь день. Обедали у костра. Условия работы и жизни не казались нам тяжёлыми или необычными. На работе с нами находился вольнонаёмный мастер, инвалид войны, Дорохов, житель какой-то близлежащей деревни, кажется, Галунки. Как мастер он проявлял себя только в составлении и заполнении нарядов. Думаю, что в мастерстве он понимал не более наших умельцев. Вечером мы сидели в бараке, освещённом керосиновой коптилкой. При этом свете можно было играть только в карты и шахматы. Много разговаривали. Помаленьку стали знакомиться с местным населением. В то время в Степановке было чуть больше десятка избушек, в которых с довоенных времён жили рабочие леспромхоза. Мужчины ушли на фронт. Остались женщины и дети. Кроме Д.И. Винника, жил ещё один, его называли рыбаком. Не знаю, была ли это фамилия или его род занятий. Помаленьку наши ребята стали знакомиться со степановцами. Однако близких отношений не установилось, оснований для этого не было».
29 октября 2007 года, 16.00. Черкашин В.С. любезно доставленный в Степановку машиной педуниверситета, направляется к бывшему спецпереселенцу Оберману Якову Карловичу. Несколько часов бывшие репрессированные вспоминают прошлое. Как жили, как работали, как строили сплавные бараки, как люди относились друг к другу. Вспоминают общих знакомых, вспоминают своего мастера Винника Данилу Ивановича и его порядочное отношение к трудармейцам.
Владимир Сергеевич поясняет смысл новой работы. Сплавной барак - необходимый атрибут лесосплава, сочетающий в себе плот, как транспортное средство, и жильё – он имел секции с нарами, большую металлическую печь. Но стола для приёма пищи не было. Барак строили зимой на льду. Укладывали брёвна, соединяли их еловыми шпонками, на плоту строили жильё из досок, в начале и в конце плота устраивали большие вёсла. И вот на таком «корабле» с весны до поздней осени гнали лес сплавщики до г. Канска.
Условия жизни остаются примитивными, нет освещения, нет газет, книг…. Но зато нет колючей проволоки, сторожевых вышек, сторожевых собак, есть относительная свобода. А охранник Степанов, да ещё в деревне Степановка символизирует начало новой жизни «человека в истории», тувинца русской национальности Черкашина В.С.
Фамилия мастера Дорохова навеки сохранилась в нашей местности. Под его руководством в конце 40-х годов на реке Кунгус была прорыта протока, спрямляющая русло для более эффективного проведения сплава. Протока, давно ставшая руслом, с тех пор называется «Дорохов перекоп».
Поскольку питание оставалось скудным, к казённому продовольственному пайку нужно было дополнение. Эта проблема всегда стояла перед ними. Кое-какие возможности у трудармейцев были. Можно было променять штаны или рубаху на картошку или помочь в заготовке дров, в ремонте обуви, крыши и т. д. за ту же картошку. Жители Степановки сами еле выживали, поэтому новосёлы обращались в другие деревни. Винник и номинальный охранник Степанов разрешали им в нерабочие дни уходить куда угодно. Так они освоили деревни Старики, Галунку, Козаевку, а позднее и более далёкие (приложение 5).
29 октября 2007 года, 19.00. Владимир Сергеевич в гостях у Обермана Виктора Яковлевича. Идёт задушевный разговор. Присутствует Нина Яковлевна, сестра хозяина, бывшая студентка профессора. Ещё в 1970 году, когда Черкашин узнал, откуда родом Нина, он загорелся желанием посетить вновь деревню, где работал трудармейцем. Но эту мечту он смог осуществить только сейчас. Затем постепенно разговор вернулся опять к годам войны и молодости гостя. Говорят, что каждый должен сделать три дела в жизни: построить дом, вырастить сына и посадить дерево. Всё это Черкашин сделал. Но было ещё одно важнейшее дело - это посетить Степановку. И он исполнил своё заветное желание. Он снова ходил по земле, ставшей ему родной в лихие военные годы.
Жители всех деревень встречали трудармейцев приветливо. Сообщим попутно мысль, высказанную устно нашим героем о картошке. Чтобы не нести расходов по строительству овощехранилищ, начальство распоряжалось хранить картофель в замороженном виде. Потом его оттаивали и варили. Думается, он при этом терял свои вкусовые качества. Но вот так государство экономило на трудармейцах. В наших краях случается такое, что мороженым картофелем кормят свиней. Получается, что и трудармейцев иногда кормили как скот.
По всем данным будущий профессор был человеком мастеровым. Умение строить печи всегда ценилось в русском народе. Дополнительное ремесло пригодилось трудармейцу в новых краях: он смог зарабатывать дополнительно к пайку продовольствие. Может быть, ещё и поэтому Владимир Сергеевич называет Степановку «черёмуховым раем». Здесь ему жилось значительно легче, чем в прежних местах. Здесь и отношение к призванным было более человеческое. А отношение местных жителей к сосланным и мобилизованным было очень доброе. Это давнишняя традиция сибиряков: оказывать помощь всем страждущим. Степановцы и жители соседних деревень не были исключением. Приятно сегодня осознавать, что наши земляки оказались такими порядочными людьми. Профессор благодарен им по сей день.
Сначала жители принимали всех за немцев, а потом стали называть тувинцами. К тому же иногда они слышали разговоры на тувинском языке. Среди прибывших было много хорошо знавших тувинский язык. Более того, самодеятельные артисты на праздниках, даже в клубах пели тувинские песни. Вот и прослыли они тувинцами. Поэтому и воспоминания профессор Черкашин назвал «Тувинцы в Краслаге».
30 октября 2007 года. 9.00. Оберман Виктор Яковлевич, директор Степановской средней общеобразовательной школы, везёт профессора на поиск места, где располагался барак, в котором более двух лет проживал он, будучи трудармейцем. После некоторых расчётов они вычислили это место (приложение 6). Тем более, что Виктор Яковлевич захватил в детском возрасте тот барак, в котором проживали две семьи. Черкашин стоял и орлиным взором окидывал близлежащие участки, словно хотел вернуться в свою юность…(приложение 6 а) Немного освоившись с изменившимся ландшафтом, бывший преподаватель КГПУ поведал о том, как с одним другом, чтобы поправить продовольственные проблемы, решили заняться охотой на колонков. Раздобыли капканы, настроили их (он показал место расстановки капканов), им удалось отловить 9 зверьков, сдать их шкурки в заготконтору, поправить финансовые дела. Мечтали поймать и выдру, заказали специальный большой капкан, но она оказалась очень чуткой и не далась в руки охотников.
Они не только строили сплавные бараки. Некоторые строили дамбы, очищали берега. Иногда ребят переводили в другие деревни ниже по Кунгусу для выполнения сплавных работ. В свою очередь, в Степановку к тувинцам пригнали немцев. Размещались вместе, на общих нарах, питались из общего котла, вечером играли в карты и шахматы. Правда, азартных игр никогда не было, пьянок - тоже. «Об одной встрече с немцами расскажу подробнее. Мои товарищи указали на одного гостя и шепнули мне: он очень хорошо рассказывает, попроси его. Я обратился. Фамилию его я уже знал – Конради. Он любезно согласился. Немного повременил, настроился на творческий лад, свернул цигарку, закурил, сел на табуретку, положив ногу на ногу и спокойно, без пафоса начал: Граф Монтекристо, роман Александра Дюма. Никто из нас этого романа не читал. Я не смогу описать все достоинства артиста и его выступления. Я кое-что за свою жизнь прочитал и иногда рассказывал прочитанное, хотя бы этим же товарищам. Меня восхищает умение выбрать из объёмистого сочинения ровно столько, чтобы слушатели ознакомились с основой произведения, полюбили или возненавидели его героев».
Теперь становится ясным, какую роль играло у изолированных от общества людей общение между собой. Было три главных вида отдыха: карты, шахматы, общение. И если попадался хороший рассказчик, то у людей был праздник. Интересный рассказ заменял книгу, кино, театр. Таким образом они повышали свой интеллектуальный уровень.
После окончания выступления артиста завязалась беседа. Конради рассказал, что в мирное время был директором Саратовского театра. Пошел разговор о литературе. От Конради Владимир впервые услышал гипотезу о мнимом авторстве Шолохова по отношению к «Тихому Дону». Конради рассказал, что кроме художественного образования он имеет и экономическое. На вопрос товарищей: зачем? он объяснил: стал администратором и решил разобраться в некоторых финансовых вопросах. Заочно получил экономическое образование. Вот такой интересный человек.
Среди бывших в Степановке немцев находился ещё и Прахт Андрей Андреевич. С ним Черкашин тоже познакомился. До революции Прахт был каспийским моряком-рыбаком. Ходили они в Персию, многое повидали. Затем уже при советской власти получил образование, работал секретарём КАНТКОМА (райкома) ВКП (б). Партийный билет и теперь лежал в его кармане. Данила Иванович на митинге в День Победы отрекомендовал Прахта как «партейного секлетаря».
Много раз беседовал наш трудармеец с фельдшером Вормсбехером Иваном Ивановичем. Он обслуживал весь Кунгус. Ходил из деревни в деревню и лечил местных жителей. «Как – то я шагал по лесной тропе, доставлял какую-то сводку по эстафете. Встретил Ивана Ивановича. Был тёплый майский день. Присели. Стали беседовать. Он шёл из нашей бригады, делал прививки. Обычно ребята старались увильнуть он них, я же обратился к нему: поставь. Он сказал: нет, не буду на одного тебя тратить ампулу, рассчитанную на трёх. Я упросил. Поставил. Я поблагодарил».
Иван Иванович в юности получил фельдшерское образование. Служил в армии. Здесь много занимался политработой, вступил в партию. После военной службы учился в Москве в Комвузе. После Комвуза его направили в Энгельс, где он преподавал политэкономию в вузе. В 1937 году арестовали и направили в Норильск. Здесь ему повезло. Его направили фельдшером в молочное хозяйство. Условия жизни были хорошие. Занимался физкультурой, купался в очень холодной воде. Прошли пять лет, освободили, вывезли в Красноярск и мобилизовали в трудармию. Снова лагерь! Но и тут повезло: на левом берегу Кунгуса против Галунки расположено с. Талое. Туда сослали среди других немцев жену Ивана Ивановича с пятнадцатилетней дочкой. Жена работала учительницей географии в школе. Конечно, Иван Иванович часто навещал их. В последний раз Владимир Сергеевич видел Ивана Ивановича на вокзале в Красноярске на подножке уходящего поезда. Они узнали друг друга. На вопрос о будущей работе он крикнул: буду преподавать политэкономию в одном из вузов Красноярска. Но здесь он не появился. Как-то довелось беседовать с немцем Гаазом (сотрудник Института леса). Он сказал, что Иван Иванович живёт в Томске. Всё это было полвека назад.
Упросив Вормсбехера, поставить прививку, Черкашин поставил того в трудную ситуацию. Почему? Потому что ампула была рассчитана на троих, а поставить пришлось одному. Фельдшер не побоялся ответственности за перерасход лекарства. Ему человеческое участие в судьбе друга и оказание ему посильной помощи в виде вакцинации стало более важным, чем отчёт по использованному лекарству. Для меня этот факт ещё одно подтверждение того, что большинство людей, оказавшись в трудных условиях, остались высоконравственными. Обратим внимание, насколько крепко сдружился Черкашин с товарищами, что по прошествии стольких лет, он прекрасно помнит биографию каждого. Упоминается немец Прахт, секретарь партийной организации. Что же получается, большевистская партия со своим вождём сослала этих невинных людей, и в их же среде велась партийная работа. Что же объединяло коммунистов- немцев и коммунистов- начальников? Наверно, только одно: это объединить усилия для достижения победы над врагом. А поскольку и тувинцев, и немцев унизили, сослав на лесоповал, мы опять видим новые грани коммунистического цинизма.
Весной 1944 года после вскрытия реки для работы на сплавных бараках в Степановку должна была прибыть большая группа немцев, несколько сот человек. Тувинцев перевели вниз по Кунгусу, распределили по сплавным участкам. Черкашин попал в Галунку. Лес плыл, его подталкивали, если он задерживался на косах, корчах, разбирали заторы и заломы. Дело шло успешно. Народ в Галунке не голодал. По крайней мере, картошку всегда можно было заработать. И не только. Иногда удавалось добыть кусок сала, десяток яиц, банку молока. Как-то Владимир сделал русскую печь, ему в течение месяца ежедневно давали крынку молока. Вечерами ходили на пляски под гармошку или балалайку. Местные девушки говорили: вот скоро приплывут немцы, тогда попляшем! И вот в середине лета пришли из Степановки плавучие бараки. В первый же вечер на берегу в удобном месте собрался народ. У немцев был прекрасный оркестр: баян, гитара, ещё два-три инструмента. Много танцующих, партнёрши-местные, партнёры-сплавщики. В благодарность за веселье жители щедро одаривали музыкантов продуктами питания.
Несмотря на тяжёлую работу трудармейцы тувинцы и немцы, при остановке в любом населённом пункте устраивали замечательные концерты. Обратим пристальное внимание на то, что прихода таких гостей ждали местные жители. Особенно отрадно, что на представления и последующие танцы приходили местные русские девушки и с большим удовольствием танцевали. Трудные условия жизни сближали людей, все хотели послушать музыку, потанцевать, пообщаться. То есть трудармейцы поднимали культуру местного населения. И что важно, за это трудармейцев подкармливали. Несмотря на национальные предрассудки, люди оставались людьми и дружили между собой. При посещении Степановки Владимир Сергеевич отмечает, что в деревне Старики люди жили богаче. А в следующей деревне Романовке жили бедно. Отчего это зависело? В Стариках был толковый председатель колхоза, а в Романовке малоспособный. Один умел организовать своих земляков на хороший труд, а другой нет. Он даже помнит фамилию первого председателя: Татаринов. Видно, не раз оказывал содействие.
Черкашина же занимало другое: нет ли здесь его друга Адольфа Ивановича? Довольно быстро нашёл его. После рабочего дня тот сидел на верхних нарах и грелся - сушился над печкой. Оба обрадовались встрече. Стали беседовать. Он рассказал, что жена и трое детей живут в Эвенкии в Туре. И не голодают, как-то выкручиваются. Ему бы надо обменять майку на картошку, но он не знает, как это сделать. Владимир обещался помочь. « На следующий день я обратился к своим ближайшим товарищам, с которыми мы вместе подрабатывали и питались, и просил их согласия выделить помощь моему товарищу-немцу-учителю. Получил одобрение. Вечером я нагрузил вещмешок картошкой, положил в карманы по паре яиц и пошёл. Забросил на нары картошку, вынул и подал яйца. Адольф Иванович удивлённо смотрит на меня и спрашивает: Володя, что это, зачем, как…. Прошли десятки лет, а Адольф Иванович всегда вспоминал и рассказывал своим детям об этой картошке. Через несколько дней бараки ушли. С Адольфом Ивановичем мы переписывались и встретились в 1947 году в Красноярске». Сплавщики оставались и работали в Галунке до зимы. Зимой их перегнали в Степановку, снова строили бараки. Наступил 1945 год. Надо сказать, что во все годы пребывания в Краслаге никакой политико-воспитательной работы с ними не велось. Радио не было. Никаких разговоров о продвижении наших войск не велось. Просто ждали окончания войны и возвращения родных, знакомых и просто мужчин. А что с газетами? На Галунку приходил один экземпляр «Красноярского рабочего». Всю почту, в том числе и деньги, везла верхом девушка - почтальон. Встретит её случайно оказавшийся на дороге член сельсовета или правления колхоза и заберёт газету. Нет! Не в стремлении узнать фронтовые новости! А на самокрутки!
Вот ещё один пример униженного положения трудармейцев. Государство не считало нужным информировать своих граждан о положении на фронтах. Оно их изолировало от всего общества, держало в неведении. А несознательные сотрудники использовали единственную газету на самокрутки, то есть, на курево. Представьте любознательного Черкашина, как ему трудно было обходиться без газеты.
Однажды молодого Черкашина направили со сводкой по объёму выполненных работ в д. Галунку. Это было весной, намечалось половодье. Но работа есть работа, и наш курьер двинулся береговыми тропами вниз по реке Кунгус. Предстояло преодолеть 18 километров, это не расстояние для спортивного человека, а Владимир уже вошёл в физическую норму, то есть восстановил свои силы. Вручив кому положено пакет¸ тронулся в обратный путь. Всё бы ничего, только вода стала быстро заполнять низины, а самое главное, подойдя к Степановке, он увидел мощный поток на месте небольшого ключа. Что делать? Черкашин решает переправиться вброд. Прямо в одежде по грудь в воде преодолевает препятствие. Выйдя из воды, бегом направляется до своего барака, чтобы не простыть. А это примерно метров 800-900. В бараке его встретили друзья, произвели натирание спиртом, обсушили, обогрели. И надо же, не подхватил никакой простуды. Таким образом производственное задание было выполнено.
30 октября 2007 года, 9.30. Владимир Сергеевич подошёл с волнением к главной реке своей жизни, на которой он мечтал побывать давно. Река изрядно потемнела на фоне белых от снега берегов. Взгляд пожилого человека выдавал его волнение перед этой рекой, рекой его юности. Он смотрел на реку, на прибрежные камушки. Он присел перед ней, стал собирать речные камушки. Подержал их на ладони, подкинул, словно бы взвешивая, несколько раз. Затем положил их в карман и сказал: буду умирать, попрошу детей положить их мне на могилу. Вот какую притягательную силу имела река для профессора Черкашина! (приложение 7)
И ещё об одном знакомстве. Весной с группой немцев в Степановку прислали печника. Винник сказал, что печник будет класть хлебопекарную печь и что ему требуется помощник. Естественно в помощники направили Черкашина. Таких сооружений ему делать не приходилось. Познакомились: Эрбис - Владимир. Владимир и не знал, что существует такое имя Эрбис. Да это и не важно. Сошлись они с первых носилок кирпича. Дело шло хорошо. Много беседовали. Эрбис всегда был печником-каменщиком. С киркой и мастерком во многих республиках и областях. Рассказать мог о многом. Черкашину, проехавшему под конвоем от Абакана до Кунгуса, всё было новым и интересным. Печь сделали. Правда, хлеба нашему герою из неё поесть не довелось.
30 октября 2007 г. 10 часов утра. Профессор Черкашин В.С. совершает прогулку вместе с Оберманом Яковом Карловичем по тем степановским местам, где 62 года назад им вместе приходилось бывать, хотя тогда они не были знакомы (приложение 8). Фотографируясь, оба сняли головные уборы, я не знаю, что это означает. Примерно месяц оба работали где-то рядом на этой земле. В предыдущий день они четыре часа вспоминали минувшие дни и общих знакомых. А сегодня подошли к той пекарне, зашли по – стариковски внутрь. Владимир Сергеевич объяснил, что печь они строили не из кирпича, а так называемую глинобитную. Показал место, где она располагалась. Ещё раз выразил сожаление, о том, что не попробовал хлеба из той печи. Ведь 2 июня 1945 года его направили на новое место службы.
В 1944 году Владимир с другом ходили в Покровку (приложение 5), поменяли одежду на мешок картошки. Подошли к женщине в летах, с ней молодой мужчина с одним глазом. Вероятно, с фронта вернулся. А молодой мужчина, по-видимому, её сын. А на самом деле оказалось, это её муж. У неё есть дети, она при них и состарилась от забот раньше времени. У Черкашина всегда эта картина в голове: состарившаяся раньше срока женщина, её молодой муж, её маленькие дети. Картошку она им все же дала, видимо, с мужиком ей стало легче жить. Видимо, наголодалась она с детьми. И смотреть на голодного ребёнка – ей тяжело. Но всё же она меняет картошку на одежду, одежда тоже нужна была. Вот что значит жить в тылу.
В тылу! Парень пришёл с фронта, но он же не видел голодных ребятишек! У него на фронте были свои военные дела. Он, видимо, был ранен, потерял глаз на войне. Он жестоко пострадал. Он наверняка не думал, что оставшиеся в тылу голодают. Теперь он вошёл в семью и увидел тяжкие последствия войны на примере своей новой жены и её детей. Они соединились вместе, чтобы попытаться выжить в дальнейших испытаниях. А что они их ждут, похоже, никто не сомневался. Владимир Сергеевич, спустя столько лет, всё равно сочувственно относится к той покровской семье. Вот что такое война! От войны страдали все и повсюду!
Кончилась Великая Отечественная война. День Победы трудармейцы встречали следующим образом. Утром 9 мая, как всегда, приготовили багры, топоры и котомки с провизией и присели в ожидании команды «Выходи». Однако команда подозрительно задерживалась. Солнце поднялось уже высоко, предвиделся тёплый ясный день. Наконец, команда последовала, работники вышли и остановились на лужайке. Вперёд вышел начальник Данила Винник. Кашлянув и крикнув, он, почти неграмотный человек, только и смог сказать:
-Так что, товарищи, война кончилась…. Речь скажет «партейный секлетарь» Прахт. Тот знал, что сказать. Речь его была краткой, умной…. В тот день такие речи говорила вся страна. Вслед за Прахтом выступил комсомольский работник Гринфельд. От него люди впервые услышали, что война длилась 1418 дней. Выступление комсомольца было более эмоциональным.
На этом краткий митинг закончился. Винник объявил выходной день. Все спокойно разошлись. Ликования не было, пить было нечего, да и все отвыкли от спиртного. Каждый думал о своём. У многих, если не у большинства, русских на войне погибли родные и друзья, а у немцев - умерли от голода в лагерях.
Состав колонны трудармейцев (русских из Тувы) по возрасту был весьма неоднородным. Здесь были отцы, сыновья и братья тех, кто воевал, проливал кровь на фронтах, отдавал свои жизни за Родину. Каждый думал о погибших и о своём будущем. А как было не думать? Несколько лет они не по своей воле пробыли в тылу. В тылу под стражей и конвоем, в то время, как их товарищи воевали с врагом. От заключённых они отличались лишь тем, что им не был объявлен срок пребывания в лагере. Так кто же они теперь? Не назначат ли им срок? И это вполне могло произойти. Мобилизованные опять засомневались в справедливости родного государства.
В связи с тем, что опять отсутствовала элементарная информация, не было ни ликования, ни радости. Понимали одно, что с окончанием войны самое страшное осталось позади: больше не будут гибнуть люди…. А что будет со всеми трудармейцами, сосланными? Великое слово «Победа» не произносилось. Радость пришла позднее. К тому же, радио не было, газет не было. Всё, что происходило в стране, в мире, умещалось все эти годы в двух словах: «Идёт война».
Весь парадокс ситуации состоит в том, что работящие люди, обыкновенные сплавщики, простые граждане большой страны не могли определиться, как им вести себя в такой праздничный день: то ли радоваться, то ли готовиться к новым испытаниям? Они не могли определить своё место в этой грандиозной войне. Кто они: победители или нет? Их труд можно считать вкладом в победу или нет? На эти непростые вопросы в тот день никто не мог дать ответа, вот и мучились люди, вот и терзали себя сомнениями. Всю жизнь они будут ощущать на себе этот неофициальный ярлык не побывавшего на фронте человека. Вся слава не произвольно, а может быть, и путём пропаганды будет воздана участникам боевой армии, а про трудовую армию начнут вспоминать только через много десятилетий.
После 9 мая работа продолжалась…. Ожидались изменения…. Наконец команда: явиться в Канск. Не всем, по списку. Соорудили двухставный плот и распрощались со Степановкой. Понеслись по Кунгусу, по благоухающему черёмуховому коридору. В Канске в Управлении Краслага трудармейцам объявили, что их переводят в военизированную охрану лагеря, то есть, Черкашин В. С. был направлен дослуживать в качестве охранника. Из колонны трудармейцев в охрану перевели не всех, а лишь тех, кто поздоровее, да помоложе. Неделю обучали немудрому делу и - на вышку, на пост. Здесь Черкашин услышал такую историю: охранник Игнатов (или Игнатьев) ликвидировал 20 побегов, что значит, он поймал 20 беглецов. И его наградили за ревностную службу орденом Красной звезды. Это был единственный случай за всю войну, на всю охрану. Прошло какое-то время и Владимир познакомился с этим Игнатьевым. Они с ним близко сошлись, на каком принципе? Им было удобно стоять на одной и той же вышке. Почему? По простой причине: Игнатов - не курит и Черкашин – не курит. А у того, кто курит, шерсть у тулупа до того пахнет табаком! Охранники обменялись любезностями: сказали друг другу, как им повезло, что оба не курят. Признакомились, Игнатов оказался положительным, спокойным мужчиной.
«Я говорю: это тебя орденом наградили?
- Меня.
– Как же это ты 20 побегов ликвидировал?
Он говорит: - Володя, да какая это ликвидация, да какой это подвиг?».
Вот нехитрый рассказ Игнатова:
«Я стоял между лагерем, в котором были немцы, и деревней. Немцы не убегали, они шли в деревню, чтобы штаны поменять на картошку. А меня поставили в эту деревню на дежурство, чтобы немцы дальше этой деревни не ушли. Вот идёт немец, я его должен задержать. Так с картошкой и веду. Затем оформляем бумагу, что задержал. Немцы и не пытались бежать, куда побежишь, кругом тайга, бездорожье. Были телефоны, если из этой деревни кто уйдёт, сообщат в другую, там и задержат».
Мы вновь наблюдаем подтасовку фактов. Руководство охраной, чтобы как-то стимулировать службу, занималось просто-напросто приписками побегов. Да ещё награждали человека орденом, чтобы показать пример всем охранникам. Игнатов не мог отказаться от ордена, иначе его самого бы посадили. То, что он поведал об этой истории новому знакомцу, чтобы облегчить душу, говорит о некоторой его порядочности. Мы видим ещё раз, что власть вновь демонстрирует свой цинизм.
Второй случай из практики самого Черкашина. В охране порядок был такой. При пересылке заключённых из одного лагеря в другой их обязательно сопровождали два охранника (хоть одного, хоть двух). На поездах были вагонзаки, вагон заключённых. И сейчас они есть. Там охрана. Приводишь заключённого и сдаёшь его. Однажды Владимиру дают команду: везти заключённого. Вызывает его сержант, он был старший и получал сопроводительные документы. Это было в Канске. Пришли на вахту, взяли этого заключённого. Он одет был в хороший костюм. Это было удивительно. Привели на вокзал. У Черкашина - любопытство. Сержант ушёл на вокзал узнать расписание. «А мы стоим, весной было, тепло, около садика возле вокзала. Я его спрашиваю: за что тебя посадили?
- Ни за что!
- А как?
- А так.
На Верхней Тугуше, где я бывал, он рубил лес. И вот говорит, охране надо было показать себя. Они сочинили, что у нас готовится восстание. А какое восстание, если на вышках стоят пулемёты. Крутили – мутили, вот говорит, осудили. Дали 15 лет. Фамилию я не спрашивал, но вот такой факт был. Так дела фабриковали и в 37 году».
Руководство лагеря в очередной раз фабрикует дело о якобы готовящемся восстании. Находят «козла отпущения», заставляют его признаться в том, чего никогда не было. Человек ни за что получает 15 лет лагерей. Дай Бог, что он попал под реабилитацию и благополучно вернулся в свою семью! Власть вновь растаптывает человека как букашку и ради своих корыстных целей, не имея ни стыда, ни совести, сама идёт на преступление. Мне истинно жалко всех незаконно репрессированных.
30 октября 2007 года, 12.00. Учащиеся и учителя Степановской сош по традиции собрались на митинг в память о жертвах политических репрессий у памятного знака, установленного в 2002 году в центре посёлка рядом с памятником погибшим в Великую Отечественную войну. Учитель истории рассказал о репрессиях в нашей стране и задал вопрос: когда-нибудь государство извинится перед жертвами репрессий? Выступили школьники, учителя. Выступил дорогой гость, очевидец и свидетель тех жестоких событий, профессор Черкашин В.С. (приложение 9). Он пожелал молодёжи не допускать в стране беззакония. Дети спели песню «Я помню тот Ванинский порт». Была возложена гирлянда к подножью памятника и зажжены факелы памяти (приложение 10).
Когда Владимир Черкашин в охрану прибыл, пилотки давали. Разрешалось фуражки носить, но их не было. Набрал он лоскутьев суконных, подходящего цвета. Старшина написал записку, говорит, иди в зону, там сошьют. Приходит, там портной, прикинул, говорит – не хватает. А ему подсказывают, иди к Финку. Молодой парень, немец, весёлый такой. Он согласился сшить новому охраннику фуражку (приложение 11). Портной даже добавил материала из своих запасов. Спрашивает Черкашин: ты немец?
- Немец.
- А как ты сюда попал?
- Нарушил дисциплину в трудармии, вот дали срок. Но мне хорошо. Там я лес валил, а тут портной.
Что-то я совсем запуталась. В 15-летнем возрасте Владимир Черкашин был арестован на 7 месяцев. В 1941 году его на фронт не взяли, вероятно, как неблагонадёжного. В 1942 году всё же призвали, но в трудовую армию. В 1945 назначают охранником в лагерь. Что случилось? Почему теперь ему доверили оружие и поставили охранять таких же бедолаг, каким он был сам совсем недавно? Ответ может быть только один: в связи с окончанием войны его призвали дослуживать в настоящую армию, надели настоящую военную форму, выдали настоящее боевое оружие. Значит, защищать Родину Черкашину не доверили, а охранять заключённых доверили. Как понять все эти назначения и перемещения человека по службе? Что должен был думать и чувствовать молодой человек все военные и послевоенные годы? Как строить свои взаимоотношения с государством? Сегодня профессору 85 лет. Он прекрасно построил свою послевоенную биографию. Но эти вопросы нет-нет, да возникают в его сознании. Но чтобы не мучить себя, он прячет их в самые далёкие уголки своего сознания. Он не хочет больше травить себе душу, и бередить души своих близких. Не будем и мы задавать ему такие вопросы.
30 октября, 14.00.
В школьном буфете небольшое чаепитие. Владимир Сергеевич блещет красноречием и
выдаёт одну замечательную мысль. Когда при общении с Лейхтлингом Адольфом
Ивановичем, Черкашин показывал свою начитанность, учитель говорил ему: «Володя,
у вас в школе была хорошая библиотека». Этим он хотел показать, что не надо
очень хвалить человека, дабы он не возгордился. С тех пор профессор регулярно
использовал эту идею при работе со студентами.
Через год, в августе 1946 года Владимира Сергеевича уволили для поступления в учебное заведение. При увольнении взяли подписку о неразглашении государственной тайны. Запретили использовать в литературной деятельности всё, увиденное в лагерях, запретили проживать в режимных городах. Последнее обстоятельство его сильно озадачило. Спросил: что такое режимный город? Ответ: в этом городе вам скажут. Дали бумажку: служил по вольному (вольный!) найму. Следует к месту жительства. Дома дали паспорт.
Очень любопытное сообщение: оказывается, всё, что происходило в лагерях, в
трудовых армиях считалось «государственной тайной». Что же это за тайна такая?
Почему государство сам факт создания трудовых армий хочет скрыть от своего
народа? Ведь эти армейцы фактически из последних жил тянулись, чтобы обеспечить
страну и оборону лесом. Наверно, государство хочет скрыть другое. А именно:
факты неприкрытого нарушения прав человека, факты насилия, полуголодного
существования, незаконных репрессий против собственного народа. То есть, органы
власти после войны не оставили без контроля своих подопечных, практически
запретили заниматься воспоминаниями о тех годах. Это означало, если ты вдруг
вздумал написать о лагерях, то тобою опять займутся органы. Так случилось с
писателями Солженицыным, Шаламовым, Жигулиным и др. Может быть, поэтому так
долго молчал профессор Черкашин. Его молчание длилось ровно 60 лет. Честное
слово, хочется, чтобы сегодня каждый незаконно пострадавший, доживший до наших
дней, получил от президента такое письмо: «Государство приносит Вам и Вашим
родным ИЗВИНЕНИЯ за незаконные репрессии против Вас в такие-то годы». Правда,
есть один обнадёживающий фактор, в 1989 году Верховный Совет СССР принял
Декларацию. В ней говорится: «Верховный Совет СССР безоговорочно осуждает
практику насильственного переселения целых народов как тяжелейшее преступление,
противоречащее основам международного права, гуманистической природе
социалистического строя». Это в оправдание друзей Черкашина, немцев, с которыми
он делил и кров и хлеб. В Законе РСФСР «О реабилитации жертв политических
репрессий» сказано, что к политическим репрессиям относится и «привлечение к
принудительному труду в условиях ограничения свободы». Это относится к самому
Черкашину, он тоже считается репрессированным. Они были в одинаковых условиях в
годы войны, и теперь государство их снова уравняло. (Сборник законодательных и
нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий.
Москва. «Республика», стр.190, 194-195).
30 октября, 17.00. Высокий гость осмотрел школьный музей. Особенно внимательно
изучал экспозицию, посвящённую Краслагу. Здесь же в витрине лежал ржавый
наконечник для багра. Старый сплавщик попросил отдать ему на память. Отказать
ему в этом было бы большим кощунством. Профессор увёз наконечник домой с целью
укрепить его на памятнике в случае своей кончины. Старый трудармеец хочет навеки
сродниться с нашей землёй. Речная галька и багор, увезённые в Красноярск, стали
частицами нашей тайги, которые будут долго согревать душу русского тувинца. Душа
молодого трудармейца и душа пожилого профессора соединились здесь воедино через
62 года и 5 месяцев!
После демобилизации Черкашин устроился работать учителем, поступил в учебное заведение, успешно закончил его. Стал преподавать в институте, провёл десятки экспериментов, защитил диссертацию. Вырастил десять учёных. Но книг по его признанию написал немного. Самой важной считает «Методическое пособие для учителя по математике».
30 октября 2007 года, 11.00. В кабинете истории профессор проводил урок истории. Рассказал учащимся о своей судьбе¸ неразрывно связанной с историей страны, о своей жизни в Степановке в годы войны, ответил на вопросы.
Баранова Христина, ученица 11 класса: Были ли у Вас здесь друзья? – Нас жило в бараке сто человек, и все мы были между собой друзьями, все помогали друг другу в трудной ситуации. С некоторыми дружил всю жизнь. К сожалению, уже никого не осталось в живых. Настоящие друзья познаются в беде.
Ивкина Раиса Васильевна, учитель физики, студентка Черкашина:- Как Вам удалось сохранить отличную спортивную форму до пожилого возраста? – На сплавных работах, чтобы не попасть под брёвна, приходилось быть очень шустрым и подвижным. Представьте себе огромный залом, сплавщики пытаются его разобрать. Обычно необходимо было найти и выдернуть главное бревно, назовём его стопорное. И вот, если залом сдвинулся с места, тут необходимо было срочно лёгкими прыжками убегать к берегу. Вот тут и появлялась сноровка, тут мы и тренировались, так сказать по производственной необходимости. Кроме того, до 60 лет занимался лыжами, каждый выходной. И ещё, никогда не курил и не злоупотреблял спиртными напитками. И Вам не рекомендую.
Оберман Виктор Яковлевич, учитель истории: - Некоторым ребятам трудно даётся математика. Что можно им порекомендовать? – Отвечу словами Карла Маркса. «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достичь её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам». И ещё, надо побольше учить наизусть. Не бойтесь, это не зубрёжка. Просто, если с первого раза не поймёшь, то всё равно, наступит момент, когда вдруг неожиданно для тебя непонятное станет понятным и доступным. Может быть, даже на десятый раз.
В память о пребывании на степановской земле Черкашину подарили вязаные носки,
книги по истории Степановки и Ирбейского района. Кроме этого, дети от всей души
исполнили гостю песню о Степановке, где есть такие слова:
Трудились под надзором
Тут сотни бедолаг.
Куда ни кинешь взором,
Раскинулся Краслаг.
На горизонте тучи
Затмили всю страну,
Таёжник встал могучий
И выиграл войну.
Надо было видеть, с каким старанием старшеклассники пели песню. Дрожали стены. Школьники прониклись сложной судьбой гостя. И просто хотели ему понравиться. Это им удалось.
В военном билете Черкашина написано: не призывался, не служил, не обучен. И даже всеобщую медаль « За доблестный труд в Великой Отечественной войне» ему вручили только через полвека! Или медали закончились, или что-нибудь не так в биографии. Хорошо, что хоть дожил. И то, эта процедура пока не получила достойного завершения. Вручили только документ, а саму медаль так до сих пор и не выдали. Гражданин Тувы, гражданин СССР, гражданин России Черкашин Владимир Сергеевич и не добивается исправления чьего-то головотяпства. Он озабочен куда более прозаическими вещами, а именно: он всеми силами помогает своим детям, внукам, правнукам… Уже на закате жизни государство ещё раз напомнило ему о том, кто есть кто. Кто же кого должен простить?
И последнее, судя по жизненному пути, сын не повторил судьбу отца. Характер Владимира оказался более устойчивым и целеустремлённым. Он жил в своей стране и стойко переносил все тяготы вместе со своим народом.
1. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв
политических репрессий. Москва, «Республика», 1993.
2. В.Я.Оберман. О моих земляках и немного о себе. Красноярск, 2000.
3. Наказанный народ. Москва. Звенья,1999.
4. Ю.Р.Кисловский. Почему так названы? Красноярск, 1999.
5. Воспоминания профессора Черкашина В.С., 2007.
1. Черкашин Владимир Сергеевич, профессор.
2. Архивная справка Черкашина о пребывании в трудовой армии.
3. Друг Черкашина Кирдеев Павел.
4. Лейхтлинг Адольф Иванович, учитель-немец.
5. Соседние деревни, посещаемые трудармейцами.
6. Барак, в котором жили трудармейцы.
6а. За спиной профессора располагался барак.
7. Камушки с берега Кунгуса.
8. У полуразваленной пекарни с Оберманом Я.К.
9. Выступление на митинге.
10. Возложение гирлянды к памятнику жертвам политических репрессий.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»