Растоптанное детство

Министерство образования и науки РФ
Управление образования администрации Ленинского района
Средняя общеобразовательная школа № 64

ЧЕЛОВЕК В ИСТОРИИ. РОССИЯ – ХХ ВЕК

Выполнила: Ахметшина Эльвира Марселевна,
ученица 10 класса МОУ СОШ № 64,

Руководитель: Купрякова Ирина Владимировна,
учитель истории МОУ СОШ № 64,

Красноярск 2009

Содержание

Введение
Глава I. Репрессии в Советском государстве
1.1. Как все начиналось
1.2. Правовой статус детей репрессированных родителей
Глава II. Жизнь детей, репрессированных и депортированных родителей
2.1. «ГУЛАГ»
2.2. Жизнь детей спецпоселенцев
2.3. Образование и учеба
2.4. Отношения с местным населением
2.5. Восприятие действительности самими детьми
Глава III. Дальнейшая судьба
Заключение
Библиографический список
Приложение 1-23

Введение

Тема репрессий является неотъемлемой частью истории нашего государства и одной из ее самых тяжелых страниц. Сегодня эта тема одна из самых обсуждаемых. Написано много работ, но как утверждают историки и сотрудники общества «Мемориал», никто, почти никогда, не задавался вопросом: а как протекала жизнь детей, чьи родители были репрессированы, и которые прошли вместе со взрослыми все «муки ада». Но если взрослые имели какой-то запас сил, стойкости, то, каково было детям: грудничкам, подросткам, которых вместе с родителями вынуждали существовать в нечеловеческих условиях, в которых часто ломались сильные, пожившие люди.

На наш взгляд, пора обратиться к теме, как жили и выживали дети репрессированных родителей, ведь именно они стали следующим поколением граждан нашей страны, многие из которых впоследствии воевали с фашизмом и защищали свою Родину; восстанавливали разрушенную страну; жили, трудились, растили детей в государстве, которое было к ним столь сурово, если не сказать жестоко.

Моя работа называется «Растоптанное детство». В ней я попыталась на документальных материалах о судьбах конкретных людей и архивных материалах раскрыть жизнь тех, кто носил на себе клеймо детей «врагов народа».

Цель работы: попытаться воссоздать целостную картину жизни детей репрессированных родителей.

Задачи:
1. изучить документы архивов Красноярского Краевого Краеведческого музея и Красноярского отделения общественной организации «Мемориал»;
2. интервьюирование детей бывших репрессированных родителей;
3. изучение монографических работ сотрудников Красноярского Краевого Краеведческого музея, занимающихся темой репрессий.

Новизна работы заключается в том, что это первая попытка комплексного исследования данной темы, так как выясняется, что если о теме репрессий написано огромное количество литературы, то отдельно тема жизни детей репрессированных рассматривалась очень ограниченно, или не рассматривалась вообще.

Методы нашего исследования:

• изучение архивных материалов
• интервьюирование

Актуальность данного исследования: в истории России тема репрессий важная и многотрудная. Сегодня находятся все больше людей, которые если не оправдывают репрессии, то, по крайней мере, сглаживают острые углы. Но если преследования взрослых граждан своей страны можно объяснить политическими мотивами, то обрекая на страдания ни в чем неповинных детей власть не может иметь никакого оправдания. В нашем городе есть замечательный памятник детям, пережившим Великую Отечественную войну. Нам кажется, что памятник детям репрессированных, прошедших вместе со взрослыми ,выпавшие на их долю страдания обязательно должен появиться в нашем городе. В этом мы видим аксиологическую составную нашей работы. Забвение или лакирование прошлого приводит к повторению таких же преступлений в настоящем и будущем.

Глава I. Репрессии в Советском государстве

1.1. Как все начиналось

«Репрессии - долговременная жесточайшая трагедия,
разрушившая, разметавшая миллионы семей,
безмерные страдания и гибель
ни в чем неповинных людей, сиротское детство».
Семен Виленский, председатель московского
историко-литературного общества «Возвращение» [3,стр.9]

Репрессии - одна из самых страшных страниц в истории Советского государства.
Репрессии начинаются с первых дней Советской власти. В октябре 1919 года был образован лагерь в Соловках, в который отправлялись люди иных политических взглядов: эсеры и меньшевики. [приложение 1]

Теоретически карательная политика большевиков в первые годы советской власти строилась на разграничении представителей трудящихся масс, правонарушителям, из числа которых назначалась предельно мягкие наказания, и классово враждебных элементов, не заслуживающих снисхождения.

Политика большевиков вела к разрушению социально чуждых им семей, к отрыву детей от родителей, с тем, чтобы дать этим детям «правильное», коллективистское воспитание. На практике осиротевшие голодные дети из порушенных, нравственно здоровых семей, осужденные за воровство и бродяжничество, за сбор колосков, бегство из фабрично-заводских училищ, за опоздание на работу, за слово правды, квалифицированное как антисоветская агитация, оказывались во власти невежественных, вороватых «воспитателей», поощрявших доносительство и культ силы. [приложение 3] Все это, конечно, сопровождалось пропагандистской риторикой. Над беззащитными детьми издевались и «воспитатели», и уголовники. О том, что дело, как правило, обстояло именно так, свидетельствуют публикуемые воспоминания людей, прошедших через детприемники, детские дома и колонии, а так же отчеты гулаговских проверочных комиссий. [3,стр.13]

Вот что пишет по этому поводу в своей автобиографической повести «Детдом» М.И. Николаев. Он попал в детдом в 5-летнем возрасте, после ареста родителей.

Как-то в детдоме он в чем-то провинился, к нему подошла нянечка и со злобой сказала: «У, гаденыш! Такой же точно, как твои родители – враги народа! Надо бы и тебя, как их, расстрелять».[1]

Давно замечено, что, если карать не за что-то, а во имя чего-то, остановиться нельзя. Придя к власти, большевики стали смотреть на детей из социально чуждых им слоев общества, как на политических противников. Их брали в заложники, мучили и убивали. [приложение 2] «Во имя счастья трудящихся» стали брать в заложники и уничтожать целые семьи, включая даже грудных младенцев. [9,стр.9]

Затем последовало массовая крестьянская ссылка. Эта "мужичья чума", обрушилась на наш регион в самом начале 1930 г.: и в форме ссыльных потоков из других регионов, и в форме разномасштабных (и массовых, и сравнительно разрозненных) депортаций - в пределах региона или же вовне, за его пределы.

Ссылка носила в СССР официальное название "кулацкой", а сами ссыльные именовались "кулаками". Хотя в действительности уже в 20-е годы никаких кулаков (сельских ростовщиков) давно не существовало. Но коммунисты объявили "кулаками" и люто ненавидели всех тех крестьян (впрочем, не только крестьян), кто был способен прокормить себя и семью своим трудом, без "помощи" властей.

"Правовой основой" репрессий послужил Приказ Объединенного Государственного Политического Управления № 44/21 от 2.02.30 года [приложение 20], хотя массовые репрессии начались еще с 1929 г. [3, стр.18]

Раскулачивание, унесло жизни сотни тысяч крестьянских детей. «…так с 1900 по 1923 год мать родила 12 детей. Я родилась в 1920 г., а за мной еще и двойняшки, но они умерли скоро. Из 12 детей сохранились и выросли 7 детей, остальные по разным причинам умирали периодически»,- вспоминает Вержбицкая Г.Д.

А в 1937-1938 годах очередь дошла и до семей, еще недавно считавшихся опорой большевистской власти,- рядовых и номенклатурных коммунистов, объявленных врагами народа. [приложение 3]

Их жен и детей разбросали по лагерям и колониям, о чем говорит, «Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел Союза СССР 15 августа 1937 года №00486» [3, стр. 276], отцов семейств, чаще всего расстреливали. Врагами объявлялись не только отдельные люди, но и целые народы. Их депортировали, и вновь гибли дети, которые вопреки всем законам божеским и человеческим, должны были отвечать за грехи отцов.

Из воспоминаний Иванчиной Марины Федоровны: «Весь народ бедный голодовал, только богатые не голодовали, но к ним было не подступить. Одна женщина, ее звали тетя Дуся, фамилию не помню, предложила нам ходить по миру. Братья наотрез отказались и меня не пускали, но я насмелилась. Тетя Дуся повела меня по деревне, показала в какой дом заходить. Люди подавали, но ведь не одна я ходила по миру, нищих много было.» [1]

Конечно, находились честные, совестливые люди, которые не могли спокойно и равнодушно смотреть на страдания и гибель детей. Таких примеров немало, но обычно заступников постигала участь тех, за кого они пытались заступиться: «…один из мужиков попытался за нас постоять и нас оставили, но через несколько дней его и еще нескольких забрали…»,- вспоминает Васильева М.Ф.[1]

Мы постарались составить примерную классификацию причин, по которым невинные дети оказывались в местах ссылок и лагерях:

1. дети раскулаченных, так называемые «кулаки»;

2. дети репрессированных:
- дети от брака репрессированных родителей, рожденные до репрессии родителей;
- рожденные в местах лишения свободы (лагерях);
- дети репрессированных родителей, но не пострадавшие, по тем или иным причинам;

3. дети депортированных;
- депортированные вместе с семьей;
- рожденные уже в местах депортации;

4. социально- опасные (дети старше 15-летнего возраста), которых власть преследовала, как и взрослых преступников, на основании «Оперативного приказа народного комиссара внутренних дел Союза СССР 15 августа 1937 года №00486». [3,стр. 245] [приложение 23]

1.2. Правовой статус детей репрессированных родителей

В отношении каждой, намеченной к репрессированию семьи проводилась тщательная ее проверка, собирались дополнительные установочные данные и компрометирующие материалы. На основании собранных материалов составлялись подробные справки [приложение 21] на семью, отдельная краткая справка составлялась на социально-опасных и способных к антисоветским действиям детей старше 15-летнего возраста, а так же именные списки детей до 15 лет отдельно дошкольного и школьного возраста. После производства ареста и обыска арестованные жены осужденных конвоировались в тюрьму. Одновременно вывозились и дети. «…папу арестовали, маму забрали позже, она отбывала срок в женском лагере на станции Томской области. О детях тоже «позаботились» – Юру и Наташу отправили в детдом Казахстана»,- вспоминает Волкова М.[1]

На каждую арестованного и на каждого социально опасного ребенка старше 15 летнего возраста заводилось следственное дело, в которое помимо установленных документов, помещались справки и краткое обвинительное заключение. Следственное дело направлялось на рассмотрение Особого Совещания НКВД СССР.[3,стр. 250]

Особое совещание рассматривало дела детей изменников родины старше 15-летнего возраста, которые являлись социально-опасными и способными к совершению антисоветских действий. А всех оставшихся детей осужденных размещали:

- детей в возрасте от 1-1 1/2 лет до 3-х полных лет - в детских домах и яслях Наркомздравов республик в пунктах жительства осужденных;

- детей в возрасте от 3-х полных лет и до 15лет - в детских домах Наркомпросов других республик, краев и областей (согласно установленной дислокации) и вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов. [3,стр.256] [приложение 4]

В отношении детей старше 15 лет, вопрос должен был решаться индивидуально: в зависимости от возраста, возможностей самостоятельного существования собственным трудом, или возможностей проживания на иждивении родственников.

- грудные дети направлялись вместе с их осужденными матерями в лагеря, откуда по достижению возраста 1-1 1/2 лет их передавали в детские дома и ясли Наркомздравов республик.

- дети в возрасте от 3 до 15 лет принимались на государственное обеспечение.[3,стр.58]

В том случае, если оставшихся сирот пожелают взять другие родственники (не репрессируемые) на свое полное иждивение - этому не препятствовали. «… отца забрали, когда мы были еще детьми, мать умерла до этого, а мы остались с бабкой по линии отца»,- из воспоминаний Кузнецовой М.В. [1]

Перед приемом и распределением детей репрессированных производилась подготовка. В каждом городе, в котором будет проводиться операция, специально оборудовались: а) приемно-распределительные пункты, в которые будут доставляться дети тотчас же после ареста их матерей и откуда дети будут направляться затем по детским домам; б)специально организовывались и оборудовались помещения, в которых будут содержаться до решения Особого Совещания социально-опасные дети.

Составлялись списки, в которых указывались фамилия, имя, отчество, год рождения ребенка, в каком классе учиться. [3,стр. 240] В списках дети перечисляются по группам, комплектуемых с таким расчетом, чтобы в один и тот же дом не попали дети, связанные между собой родством или знакомством.[1] «У меня были 2 брата и сестра. Братьев забрали вместе с отцом. А меня и сестру отправили в детдома, после этого мы больше уже не виделись»,- вспоминает Андреева Л.Г.

При производстве ареста жен осужденных, дети у них изымаются и вместе с их личными документами (свидетельства о рождении, ученические документы), в сопровождении специально наряженных в состав группы производящей арест, сотрудника или сотрудницы НКВД, отвозились:

а)дети до 3-летнего возраста - в детские дома и ясли Наркомздравов;

б)дети от 3 и до 15-летнего возраста - в приемно-распределительные пункты;

в)социально-опасные дети старше 15-летнего возраста в специально предназначенные для них помещения.

Каждый принятый ребенок записывался в специальную книгу, а документы его запечатывались в специальный конверт.[3, стр. 265]

Затем дети группировались по местам назначения и в сопровождении специально подобранных работников отправлялись группами по детским домам Наркомпросов, где и сдавались вместе с их документами заведующему домом под личную его расписку.

Глава II. Жизнь детей, репрессированных и депортированных родителей

2.1. «ГУЛАГ»

Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежали заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД, или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов республик. Следственные дела сдавались в архив НКВД СССР.

Далее осужденные социально-опасные дети направлялись в лагеря, исправительно-трудовые колонии НКВД или в дома особого режима Наркомпросов республик по персональным нарядам ГУЛАГа НКВД [4, стр.320] для первой и второй группы и АХУ НКВД СССР - для третьей группы. [3,стр. 268]

В лагерях были созданы тяжелейшие условия, не соблюдались элементарные человеческие права, применялись суровые наказания за малейшие нарушения режима. [приложение 5]

Дети, отправленные в лагеря вместе с родителями или рожденные непосредственно в них, были подвержены тем же испытаниям, что и взрослые: «…мы были детьми, но никто не заострял на этом внимания, мы не просто помогали взрослым, а выполняли точно такую же работу, на равнее с ними…»,- из воспоминаний Иванчиной Марии Федоровны. [9] Они должны были работать на строительстве каналов, дорог, промышленных и других объектах на Крайнем Севере, Дальнем Востоке и в других регионах. [приложение 6]

О семьях или тех, кто был оторван от семьи и отправлен в лагерь, зачастую больше не приходило вестей. Они либо доживали свою жизнь в лагере, либо умирали там от голода, болезней и непосильного труда. По освобождению из лагеря, все кто уже достигнул 15-летнего возраста, получали справку, которая на первое время заменяла паспорт.

В сознании людей «ГУЛАГ» стал синонимом лагерей и тюрем, тоталитарного режима в целом. [приложение 7] Счастливыми, наверное, могли себя считать дети тех родителей, которые несмотря на репрессии, обрушившиеся на семью, уцелели по каким-либо причинам. Такое случалось, хоть и очень редко.

Словцов Петр Иванович (актер) является примером, когда изменение одной буквы в фамилии помогло избежать репрессий вслед за отцом Словцовым (священнослужителем). [5] [приложение 8]

Моей бабушке Усик Лидии Степановне [приложение 9] и ее матери Анне Константиновне тоже удалось избежать ссылки в след за мужем Степаном Петровичем, в следствии того, что незадолго до репрессий она развелась с ним, испугавшись, что репрессий могут угрожать ей и детям.[7]

2.2. Жизнь детей спецпоселенцев

Часто дети, правовой статус которых определялся, как дети «кулаков» или дети депортированных, попадали вместе с родителями на спецпоселение.

Нет данных о том, сколько спецпоселенцев погибли из-за голода, холода, болезней, изнурительного труда. Все они столкнулись с огромными проблемами.

Наиболее болезненным был вопрос питания. Паек иждивенца составлял 400 граммов. Маленьким детям (дошкольникам) давали 250 граммов по карточкам. С собой продуктов, как правило, сорванные с места люди, не успевали запасти.

Большие трудности испытывали семьи, имеющие много детей. Ели, что приходилось: гнилую картошку, траву, пекли лепешки из травы, в которую добавляли немного муки и крупы: «…есть было нечего, много голодали, мама готовила, что могла. Главное было не умереть от голода»,- вспоминает Иванова Н.А.[1]

Голодные матери пытались припрятывать для детей рыбу: прятали в шаровары, подвязывали под грудь. Если находили такие «схоронки»-судили несчастную мать.[1]

Самые бедные многодетные хозяйки пекли пышки, замешанные на лебеде, опилках, только чуть-чуть добавлялась дробленка из зерна: «… нужно было что-то есть. Мама готовила лепешки из опилок и трухи, в которые, если получалось найти где-то в закромах, добавляла немного муки»,- вспоминает моя бабушка Усик Лидия Степановна.[7] А чтобы пышки отделялись от сковороды, ее подмазывали техническим солидолом. Толкли овес и варили из него кашу, ели жмых. Солили листья от капусты, которые местные жители выбрасывали в отходы.

Другой проблемой было жилье. Поскольку действия НКВД были засекречены, местные власти получали предупреждение о прибытии ссыльных в самый последний момент. Никакого специального жилья для них не было предусмотрено, их селили, где придется (амбары, сушилки для хомутов): «Нас привезли и оставили в небольшой деревушке, там было около 5 изб, в которых жили по нескольку семей, поэтому нас поселили в амбар. ‹…› так мы прожили два года»,- вспоминает Антонов Николай.[1]

Относительно везло тем, кого высаживали в небольшие деревеньки, где было хотя бы два- три дома. [приложение 10]

Все рыли землянки, но у тех, кто попал в деревню, был хоть маленький шанс выжить при поддержке местных жителей. Зачастую ссыльных селили к местным крестьянам. Из воспоминаний Картелайнен Э.: « Поселили нас в семье. Квартира была, как у большинства крестьян, из избы и горницы. Жили мы с ними вместе. Они были очень добры к нам, за это мы их благодарили своей работой по хозяйству и по дому, а мама шила им одежду».[1]

Кто не успел вырыть землянки, погибали в первую же зиму. Приходилось использовать старые хозпостройки, стеклить окна, утеплять двери, перекрывать крыши, конопатить, но это было позднее. Все депортированные вспоминают о землянках: «Девочки помогали матерям и копали для землянок небольшие траншеи, заготавливали в лесу мох. Мальчишки помогали отцам и тоже брались за топоры и пилы, которых было не очень много, чтобы заготовить лес»,- вспоминает Грибина Зинаида Алексеевна.[11]

Большая семья строила отдельную землянку, семьи поменьше объединялись по две-три для общей землянки. Из воспоминаний Михаила Васильевича: «Спали на фуфайках, прикрыв плечи мешком. Было очень холодно, но так был шанс не умереть от холода, в холодные сибирские зимы.»[9]. Освещение - лучины. В землянках жили в разных населенных пунктах разные сроки: где два года, где год, в зависимости, часто, от климатических условий.

Трудно представить себе, как выживали в таких условиях. В центре стояла «печь», сделанная из железной бочки. Позднее умельцы-печники в некоторых землянках складывали плиты из берегового камня.

Не было кухонной утвари, одежды, обуви. Из воспоминаний Усик Лидии Степановны: «Одевали то, что было у нас в доме. Когда было холодно, мы чтобы не замерзнуть обматывали ноги тряпками и на них надевали галоши. Так было хоть немного, но теплее».[7] [приложение 11]

Писали птичьими перьями на бересте. Чернил не было, а вместо них использовали кровь из тушки убитого зайца. [11]

Тяжел был труд голодных людей зимой, но и летом было не легче. Полчища гнуса висели над каждым живым существом. Люди разводили дымокуры везде, без верхонок было невозможно работать, дети помогали взрослым, как могли: кто-то работал по огороду, кто-то ходил за грибами и ягодами. Шили себе колпаки с прорезями для глаз. Если удавалось получить крохотный кусочек марли, то вшивали в колпак напротив глаз и носа. Валентина Картеляйн: «Помню, кто-то дал маме небольшой кусочек марли. Мама тогда сказала мне и сестре, что нужно вшить его в колпаки для огорода…»[1]

Важная проблема - психологическая адаптация в новых условиях в результате потери социального статуса, потери полной семьи. Тяжелый физический труд с пяти часов утра и до захода солнца в военное время и первобытные бытовые условия часто угнетающе действовали на людей, парализовывали волю к жизни.

Все дети спецпоселенцев начинали работать рано. Дети местных жителей тоже рано начинали помогать родителям, но это была именно помощь, а не спасение от голода, как это было у спецпоселенцев: «…местные ребятишки тоже помогали родителям, но они помогали, а мы жили и работали самостоятельно, трудясь вместе с родителями».[1]

Трудности в общении были большие. Смешение кровей, языков, нравов, обычаев, культур составляло своеобразную неразбериху маленьких станков. Кому посчастливилось добраться семьей, чувствовал поддержку друг друга. Мамы, видимо, правильно ориентировались в новой обстановке, приучая к суровой жизни детей. Даже бедный паек надо было уметь делить. Те, у кого родители умерли, были наиболее обездоленными. «Старший брат так и не смог выучиться, а пошел работать, чтобы хоть как-то прокормить себя и меня»,- вспоминает Сидорас С.Д., которого вместе с семьей, 7летнего депортировали в 1947 году из Литвы в село Ярцево.[6] [приложение 12]

Лучше всего о невыносимом детстве говорят цифры тех лет. Мы взяли только два критерия: детская смертность и сиротство, которое наступало очень быстро среди детей спецпоселенцев. Полную картину воссоздать сейчас нам не представляется возможным, но мы сделали выборку, взяв наугад 20 различных семей.[11]

Вот что получилось у нас, когда мы попытались проанализировать, какое количество детей было в семьях на момент прибытия на место ссылки в 1931 и сколько осталось в живых к 1933 году, то есть всего за 2 года.

Другими критерием мы взяли за основу судьбы детей, которые прибыли в ссылку с родителями в 1931 году, из 20 взятых нами респондентов, детей получилось 50 человек, и как сложилась их судьба за первые два года, к 1933 году.

Становится ясно, что смертность среди детей спецпоселенцев была очень высока, так же как и смертность взрослого населения. Оставшиеся сироты часто оказывались предоставлены самим себе, как уже упоминавшаяся нами семья Сидорас, где выжили 14-летний и 7-летний подросток.[6]

2.3. Образование и учеба

Очень многие дети теряли своих родителей, по разным причинам: кто-то умирал от голода и холода, многих разлучала ссылка, и дети оставались одни. Им приходилось жить самостоятельно.

А как же школа? Ведь они дети, которые должны учиться, получать образование. Школы были, но не каждый мог их посещать. Детям, которые прибыли вместе с родителями на поселение, но после остались сиротами , было просто не до этого, потому как нужно было прокормить себя и не дать умереть своим младшим братьям и сестрам. Егоров И.И. вспоминает: «Мне и старшему брату было некогда учиться, иначе бы мы просто не выжили…».[11] Многих отправляли в интернат-школу: «...начальство получило команду: всех детей школьного возраста отправить в интернат-школу. Это было для нас неожиданно и радостно. Наконец-то мы закончим хоть неполную среднюю школу. Школу мы обе закончили успешно и получили табеля об окончании 5 классов»,- вспоминает Вержбицкая Г.Д. [приложение 13]

В отношении многих давались особые указания. Например, 14- летней Марии Фритц заведующий детдомом, когда она стала проситься на учебу, сказал: «В отношении вас особые указания. Вас мы должны использовать только на работе. Мне дали старые сапоги, такую одежду и отправили в ближайший колхоз на работу». [1]

Детей священнослужителей в школу не принимали, так вспоминает Иванчина Мария Федоровна: «В Рыбном меня в школу не приняли, для поповских детей места не нашлось».[9] [приложение 14]

Кому-то повезло, и они закончили пятилетнее или десятилетнее образование, но таких было не много.

« Школа была маленькой. Всего 4 класса. Учились вместе в одной классе. И учитель был один. Его звали Виталий Илларионович (кажется). Зима тогда была суровой, но я ни разу не пропустила школу, так как мне очень хотелось учиться. Иногда учитель, жалея меня, оставлял ночевать прямо в школьной кухне, а сторожихе наказывал, чтобы она мне устроила постель и накормила. Я ему очень была благодарна за такое внимание и не оставалась в долгу – помогала в классе оформлять стенды»,- вспоминает Людмила Андреевна Горелова. [1]

2.4. Отношения с местным населением

Какого отношения к спецпоселенцам - «врагам» можно было ожидать от местного населения? В разных местах к спецпоселенцам относились по-разному. Дети спецпоселенцев терпели унижения от своих сверстников, потому что на их семьях было клеймо «врагов народа».

Особые сложности испытывали ссыльные с немецкими фамилиями в период Великой Отечественной войны. Семилетнюю Олю Браун в дни, когда в деревню приходила похоронка, местные дети таскали за длинные косы, называли фашистской. Еще в детстве Оля дала себе слово, что никогда не выйдет замуж за русского. Она вспоминает также, что именно в деревне Костине, куда ее привезли с мамой и бабушкой, некоторые местные жители настолько плохо относились к спецпоселенцам, что открыто им говорили: «Наша деревня называется Костино, вот и от вас должны остаться одни кости». [1] Но такое отношение было не ко всем. Зачастую местные жители были очень дружелюбны к ссыльным. Их доброту и участие нельзя недооценивать. В основном местные относились к детям с пониманием и сочувствием. «Местное население в Серкове относилось к нам хорошо, помогали, чем могли»,-говорит Косунова Надежда Ивановна. [11] «Местное население учило, как выжить. Дали поначалу что могли. Правда, в бытовых ссорах называли фашистами»,-рассказывала Т.С.Шмидт. Э.Г.Линк с благодарностью вспоминает русские семьи Силантьевых и Арефьевых в деревне Искупе: «Рыбы, как поймают- наварят и накормят».[1]

В свою очередь и спецпоселенцы по-разному относились к местному населению. Некоторые проявляли враждебность (в большинстве случаев спецпоселенцы, немецкой национальности), но далеко не все.

Дедушка моей одноклассницы Александр Александрович Шмидт говорит, что местные мальчишки относились к нему, как к просто своему сверстнику и не обращали внимания ни на то, что он спецпереселенец, ни на то, что немец по национальности. [8]

Большинство спецпоселенцев по достоинству ценили ту помощь и поддержку, которую им оказывало местное население. [приложение 15]

Случаи жестокости между детьми ссыльных и местного населения, конечно же, были, но дети есть дети и в большинстве случаев они прекрасно ладили между собой. В них не было столько ненависти и злобы, как у взрослых.

2.5. Восприятие действительности самими детьми

Условия жизни детей были ужасные: не хватало еды, одежды. Детям по- старше приходилось работать наравне со старшими, помогать им по хозяйству. Но не стоит забывать, что они всего лишь дети мир детства с его играми, радостями, умением видеть хорошее даже в плохом, зачеркнуть невозможно.

Дети, конечно, переживали всё те же невзгоды и трудности, но воспринимались они все это по-другому. [приложение 16]

Они радовались красоте тайги, солнцу, которое проглядывало из-за туч, цветам, распускавшимся уже в конце мая, бабочкам - крупным и разноцветным. Из воспоминаний Людмилы Андреевны Гореловой: «Видимо, за красоту леса и все, что я в нем видела, я навек полюбила природу и это в 11-12 лет. Я тогда, конечно, не понимала различия, что такое тайга и что лес. Мне нравилось и все. Может быть, с тех самых пор я совершенно не боялась ни только леса вообще, но и глухой тайги, через которую мне ни раз пришлось пройти, выполняя поручения нашего старшего».[1]

Глава III. Дальнейшая судьба

А что дальше? Сломанная и изуродованная судьба? Растоптанное детство? Было и такое. Часты были случаи, когда дети после смерти родителей начинали бродяжничать, воровать, и в конце концов заканчивали свою жизнь, становясь социальными элементами. Один из жителей деревни Ярцево рассказал: «…первый раз меня арестовали из-за того, что я взял немного крупы. Но с этого началась вся моя дальнейшая жизнь. После я крал еще, но уже сознательно…» [5]

Но очень многие боролись с самой судьбой, пробивая себе дорогу в жизнь.

Дедушка моей одноклассницы А.А.Шмидт, о котором я уже упоминала ранее, может служить ярким примером такого человека. Несмотря на то, что он- ребенок депортированных немцев, смог выучиться и работал киномехаником, за что не раз был удостоен наград, почетных грамот и благодарностей. За хорошую работу был награжден поездкой в Чехословакию (хотя большинству депортированных не разрешалось выезжать из страны). [8]

Сидорас Саулюс Домининкович, ребенок депортированных литовцев, несмотря на потерю родителей на месте депортации и столь тяжелое время, смог выстоять. Сейчас Саулюс Домининкович является кандидатом биолого-геологических наук [6], отцом и просто хорошим человеком, получив профессию прекрасного геолога он исходил весь Красноярский край. Сегодня он пишет книги, активно учувствует в жизни Литовской общины города Красноярска, с удовольствием помогает в работе над проектом нашей школы и гимназии города Аникщай (Литва) «От Москвы до Немана». [приложение 17]

Заключение

На территории нашей страны сегодня воздвигнуты памятники в память о жертвах репрессий, которые напоминают нам о том, что это не должно повториться. [приложение 18]

Сегодня справедливость восторжествовала. Большинство из тех, кто пострадали от репрессий были реабилитированы, многие семьи репрессированных и сегодня добиваются реабилитации своих родственников. Каждый из них получил компенсацию за конфискованное имущество, реабилитацию и как репрессированные, положенные льготы. Имущество, право называться просто человек, а не ребенок «врага народа», все это можно восстановить, но кто же вернет им потерянное детство?! Вернет, те радостные минуты, которые должен прожить каждый в своем детстве, времени самом беззаботном и счастливом в человеческой жизни? Наверное, нет ответа на этот вопрос. Каждый из них сам давно решил для себя, как он относится к событиям того времени и кого он винит в том, что происходило в те нелегкие годы.

А долг, нас сегодняшних знать и помнить о прошлом, не закрывая глаз, не делая вид, что быльем поросло прошлое. Современное человечество сегодня имеет целый пакет международных документов о защите детства, начиная с Конвенции о правах ребенка. Но современная практика говорит об обратном: гибнут, страдают, мучаются дети, будущее человечества: в войнах, межнациональных и религиозных конфликтах. [приложение 19]

Практический выход нашего исследования мы видим не только в том, что работа- методическое пособие для учителей истории, материалы для школьного музея. На основе нашей работы мы предлагаем учащимся нашей школы разработать социальный проект, целью которого станет обращение к местным властям с предложением о создании памятника детям- жертвам политических репрессий.

Библиографический список

1. Архивные материалы Красноярского отделения общественной организации «Мемориал»
2. Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век» Работы из Красноярского края и Республики Хакасия, г.Красноярск 2008
3. Виленский С.С., «Дети ГУЛАГа 1918-1956. Документы », изд. «Издательские проекты», г.Красноярск 2008
4. Енисейский энциклопедический словарь, изд.»Русская энциклопедия», г.Красноярск 1998
5. Интервью с Никандровой Т.В. от 10.01.2009 г.
6. Интервью с Сидорасом С.Д.от 17.12.2008 г.
7. Интервью с Усик Л.С. от 25.11.2008 г.
8. Интервью с Шмидт А.А.от 23.12.2008 г.
9. Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края., изд. «Издательские проекты», г.Красноярск 2004
10. Красноярье: пять веков истории, учебное пособие по краеведению, ч.II, изд.Платина г.Красноярск 2006
11. Сайт Красноярского отделения Всероссийского общества «Мемориал»: memorial.krsk.ru

Приложение 1. Памятник в память жертвам репрессий

Приложение 2. В детском бараке

Приложение 3. «Враги народа»

Приложение 4. В детском доме

Приложение 5. Барачное отделение

Приложение 6. На охоте

Приложение 7. В камере ГУЛАГа

Приложение 8. Славцов Петр Иванович с отцом

Приложение 9. Усик Лидия Степановна (20 лет)

Приложение 10. То, что осталось от мест депортации
(примечание редакции сайта: на самом деле это остатки стройки 503)

Приложение 11. Детская фуфайка

Приложение 12. Саулюс Домининкович в 14 лет

Приложение 13. Депортированные

Приложение 14. Семьи священнослужителей

Приложение 15. Депортированные

Приложение 16. Дети, депортированные вместе с родителями

Приложение 17. Сидорас Саулюс Домининкович сегодня

Приложение 18. Памятный камень жертвам политических репрессий в Курагино

Приложение 19. Лагерная вышка

Приложение 20. Приказ объединенного Политического Управления №44/21

Приложение 21. Справка, заполняемая на главу семьи

Приложение 22. Сводная таблица осуждений по политическим обвинениям (1939-46)

Приложение 23. Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР №486

/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»