Муниципальное образовательное учреждение дополнительного образования
Туруханский районный Центр детско-юношеского творчества «Аист»
Работу выполнила: Котиева
Людмила Адмовна
16 лет
Туруханский районный
ЦДЮТ «Аист»
Научный руководитель:
Зубова Светлана Сергеевна
Педагог высшей категории
Туруханск 2008-2009
1. Введение
2. «В самый последний момент мне посчастливилось…»
3. «Нас рас-ставили, рас-садили, чтобы тихо себя вели…»
4. «Неимоверно много работы…»
5. «Каждая человеческая встреча бросает семена в нашу душу…»
6. «На такую жизнь не позарюсь я…»
7. «Нам останется ночь полярная…»
8. «Свобода сызнова отращивать вершки и корешки»
9. Литература
10. Приложения
«Рас-стояние: вёрсты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: вёрсты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это – сплав
Вдохновений и сухожилий…
Не рассорили – рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов –
Заговорщиков: вёрсты, дали…
Не расстроили – растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.
Который уж – ну который март?!
Разбили нас – как колоду карт!»
М. Цветаева
«Завербовали меня сюда очень быстро…» - это строки из письма Ариадны Сергеевны Эфрон Б.Л. Пастернаку, написанного 26 августа 1949 года из туруханской ссылки, ссылки пожизненной: «Очень уж страшно звучит – бедная жизнь моя!» (Эфрон, А. Марине Цветаевой: Воспоминания дочери.-М.:Сов.писатель, 1989.С.433)
Впервые имя А.С. Эфрон я услышала два года назад. Мой руководитель пригласила к нам на занятия в научном обществе учащихся Центра «Аист» местную жительницу Калису Петровну Канаеву (фотография в приложении 1, лист 1). Она много рассказывала об А. С. Эфрон, отбывавшей ссылку в Туруханске. С ней Калиса Петровна работала, дружила, именно Ариадна Сергеевна помогла ей поступить учиться. Уже тогда я захотела написать работу о жизни А.С. Эфрон в туруханской ссылке. Но в то время я уже собирала материал о спецпоселенцах, депортированных по национальному признаку, которых сослали в наш район. Этой работой я занималась два учебных года. И вот теперь я исполняю свое давнее намерение.
Цель работы: описать туруханскую ссылку А.С, Эфрон как одну из страниц сталинских репрессий по отношению к русской интеллигенции.
Задачи:
1. Найти людей, лично знавших А.С. Эфрон в период туруханской ссылки, записать
их воспоминания.
2. Познакомиться с материально - бытовыми и морально-психологическими условиями
ссылки.
3. Узнать о влиянии А.С. Эфрон на культурную жизнь Туруханска в период её работы
в районном Доме культуры.
4. Смоделировать возможные круги общения А.С. Эфрон в период ссылки.
5. Выяснить особенности режима в отношении сосланных.
6. Понять отношение А.С. Эфрон к репрессировавшему её политическому режиму.
7. Проанализировать материалы информантов, сопоставить их с перепиской А.С.
Эфрон из туруханской ссылки, выявить роль информантов в сохранении и поддержании
памяти об А.С. Эфрон.
8. Узнать о жизни репрессированных интеллигентов в местах ссылки – деревнях
Туруханского района.
Методы исследования: 1.Интервью и переписка с найденными информантами.
2.Сопоставление полученных материалов со статьями в региональной периодической
печати, книгой приказов по Дому культуры 50-х годов ХХ века и воспоминаниями
А.С. Эфрон и А.А. Шкодиной. 3.Анализ воспоминаний информантов с учетом давления
на их память изменениями, произошедшими в нашей стране с началом гласности.
4.Поиск людей, о которых прямо или косвенно упоминается в воспоминаниях
ссыльнопоселенок. 5.Сбор материалов о других репрессированных представителях
интеллигенции.
Типы источников:
1. Устные: личные воспоминания информантов
2. Письменные: книга А.С. Эфрон «Мироедиха», воспоминания А.А. Шкодиной «Рядом с
Алей»; документы с автографами А.С. Эфрон в краеведческом музее Туруханского
района; книга приказов по районному Дому культуры 50-х годов XX века; статьи в
региональной периодической печати; переписка А.С. Эфрон, опубликованная в
журналах «Знамя» (1988г), «Нева» (1989г.).
Хронологические рамки работы: 1949-1955 гг.
У Ариадны Сергеевны Эфрон – дочери Марины Цветаевой и Сергея Эфрона - сложилась типичная судьба репрессированного интеллигента. Формы репрессий: лагерь, высылка и ссылка. Сначала – осуждение на 8 лет по статье 58-1 «а» УК РСФСР, лагерь. И, как многие ранее репрессированные, в феврале 1949г. арестована повторно. «Повторников» вылавливали как огромным неводом. Приговор – пожизненная ссылка. Судьба – ссыльнопоселенка.
В моей работе обстоятельства приезда в Туруханск и устройства на работу изучены по переписке Ариадны Сергеевны с Б.Л. Пастернаком и книге А.А. Шкодиной (Федерольф) «Рядом с Алей». Непосредственно туруханская ссылка и особенно работа Ариадны Сергеевны в районном Доме культуры описаны со слов местных жителей, работавших с ней в ДК, а также жителей бывшей деревни Мироедихи Туруханского района, куда А.С. Эфрон ездила на сельхозработы в помощь колхозу. Отказалась делиться воспоминаниями (да и не только с нами) семья Силкиных – потомки «бабки Зубарихи». Думаю, что причина в том, что проживание на квартире «бабки Зубарихи» описано очень негативно, а семья Силкиных с этим не согласна. Очень жаль, ведь было бы интересно сопоставить разные взгляды на одни и те же события. Две дворянки заброшены в нечеловеческие условия. Но это для них они были нечеловеческими, а местные жители именно так и жили: тяжело – материально и скудно – духовно. Отсюда, возможно, и несовпадение впечатлений ссыльнопоселенок и родственников хозяйки домика.
Информанты:
1. Абалакова Нина Ивановна, 1934 г.р., пенсионерка, проживает в г.Красноярске
2. Гавриленко Валерий Павлович, 1954г. – 2008г., сын Александры Елизаровны
Гавриленко, уроженки села Мироедихи Туруханского района Красноярского края.
3. Канаева (Самойлова) Калиса Петровна, 1936 г.р., пенсионерка, проживает в
с.Туруханске.
4. Скворцова Нина Сидоровна, 1937 г.р., жительница с. В-Имбатск Туруханского
района, пенсионерка.
Моя работа построена не в хронологической последовательности, а по главам. Они отражают определённые моменты духовного и физического выживания. Их можно было озаглавить очень конкретно, например, «Условия режима и изоляции». Но мне кажется, что цитаты из стихов и прозы Ариадны Сергеевны точнее передадут суть этих моментов. Эпиграф взят из стихов М. Цветаевой.
«В самый последний момент мне посчастливилось…»
Из камеры пересыльной тюрьмы начался общий крестный путь А.С. Эфрон и А.А. Шкодиной (приложение 1, лист 1). В прошлом остался лагерь, который они как-то вытянули. Затем было возвращение, которое было связано с тяжким вхождением в жизнь страны на положении «судимых»: мало где брали на работу, мало где разрешалось жить. Но уже было некоторое ощущение свободы после гнёта неволи. С трудом восстанавливалась ещё убогая и бедная, но жизнь. И вдруг в эту жизнь снова вторглась МГБ со своими беспощадными законами. И снова они – гонимые, «неприкасаемые», снова ломаются семейные отношения…
А впереди – огромная неизвестность и безнадёжность вечной ссылки. Ссыльные – то есть прикованные к этому месту, без права выезда. А они после лагеря - уже физически и нравственно надорванные люди. Насколько безысходной для них была эта ситуация говорит такой факт из воспоминаний Зои Дмитриевны Марченко. Она была в пересыльной тюрьме и на этапе вместе с А.С. Эфрон и А.А. Шкодиной. По её словам, прощаясь в Туруханске, где сошли на берег Ада Александровна и Ариадна Сергеевна, они договорились о шифре и обещали друг другу, что если обнаружится какая-то подозрительная возня вокруг «повторников», они дадут об этом знать друг другу с помощью шифра и покончат с собой: третьего ареста они не выдержат. (Марченко, З. Ссылка 1949-1954 г.г.// Стройка №503 (1947-1953 г.г.). Документы. Материалы. Исследования. Выпуск 1. – Красноярск: Гротеск, 2000.-С.66-67)
В Туруханск Ариадна Сергеевна и Ада Александровна приплыли на теплоходе. Им полагалось находиться в трюме, но трюм оказался условностью: никому из подневольных пассажиров не возбранялось жить на палубе, ведь бежать невозможно. Жара, нехватка воды, унизительные санитарные условия, но на теплоходе была возможность общения.
О том впечатлении, которое производила А.С. Эфрон в среде ссыльных, написала З.Д. Марченко: «А.Эфрон никогда не выпячивала себя среди других ссыльных, но даже малоизвестные вехи её жизни (Париж, Школа художеств при Лувре – Москва – арест её, арест отца, гибель матери, смерть брата) уже вызывали уважение у интеллигентных людей. Кроме того, её облик был настолько незаурядным, это была такая ЛИЧНОСТЬ, что все, коснувшиеся её, не могли не запомнить». (Марченко, З. Ссылка 1949-1954 г.г.// Стройка №503 (1947-1953 г.г.). Документы. Материалы. Исследования. Выпуск 1. – Красноярск: Гротеск, 2000.-С.66-67)
В Туруханске было объявлено, что тот, кто найдёт здесь работу, останется, а остальных отправят далее на Север. Ясно было, что там ожидало: строительство железной дороги, лесоповал, рыболовецкие колхозы (приложение 1, лист 2). Везде невыносимый по тяжести физический труд. К тому же страшила перспектива остаться отрезанными от почты, телеграфа, газет.
А. Шкодина пишет, что им было объявлено о пяти-шестидневном сроке «на трудоустройство по собственному разумению». А. Эфрон пишет Б. Пастернаку 26 августа 1949 года: «Работу предложили найти в трехдневный срок». Они ходили из конторы в контору, из двери в двери и просили любую работу. Но всюду получали категорический отказ. Останавливали людей на улице, просили… «Энергией отчаяния» назвала это состояние А.А. Шкодина. Понимаю, каково им было пережить такое унижение! Какое отчаяние от безысходности они испытали! Образованные женщины просили работу, как нищие просят подаяние. В самый последний момент им посчастливилось: преподаватель графики А. Эфрон стала уборщицей в школе, а учитель английского А. Шкодина – ночной судомойкой в столовой аэропорта. Так Советская Система демонстрировала свою политику в отношении сосланной интеллигенции.
Когда спецпоселенцам удалось устроиться на работу, они ещё долго ощущали негативное отношение к себе. А. Шкодина писала: «В столовой аэропорта я была бесправной затычкой». Не легче было и Ариадне Сергеевне. Правда, она нигде в своих письмах не говорит о враждебном отношении к себе. Но даже из её описания работы в школе становится ясно, что её нещадно эксплуатировали. А заведующая школой заказывала лично для себя картины по своему «изысканному» вкусу – с лебедями, озером, луной и парком. Бесплатная эксплуатация таланта ссыльной – это тоже проявление пренебрежительного отношения к «врагу народа».
Ада Александровна вначале была посудомойкой, потом бухгалтером в лесничестве, счетоводом в стройконторе, временно работала в женской консультации, в последнее время – кухаркой в экспедиции. Часто вообще сидела без работы, и они жили на одну зарплату Ариадны Сергеевны.
В школе, куда устроилась Ариадна Сергеевна, была лошадь, а для неё требовалось сено. И вот новую уборщицу вместе с тремя другими ссыльными отправили на сенокос на станок Мироедиха, расположенный в 30 километрах от Туруханска на правом берегу Енисея (деревню, которой уже нет, она увековечила в акварели «Станок» - приложение 2, лист 2). Предстояло плыть на лодке.
Я попыталась представить себе это плавание. В книге А. Шкодиной написано, что лодка отплыла от берега Енисея. Её подруга спустилась к Енисею с поляны, называемой в народе «Беседой» , потому что там проходили гулянья. Но старожилы показали мне место, где была «Беседа». (Эфрон, А. Устные рассказы/Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф, А. Рядом с Алей: Воспоминания..-М.:Возвращение, 199,С.236) Это место было расположено на высоком берегу Нижней Тунгуски, а не Енисея, и было смыто наводнением 1959 года. Встав на краю обрыва, я увидела огромную водную гладь. Туруханск расположен на слиянии двух больших сибирских рек – Нижней Тунгуски и Енисея. Здесь ширина водных просторов достигает почти трёх километров (впоследствии на одной из акварелей А.С. Эфрон изобразит эту водную ширь, так потрясшую её и подругу). Лодке, на которой плыла Ариадна Сергеевна, нужно было проплыть до слияния, обогнуть остров Монастырский и огромную мель за ним, доплыв до противоположного – левого – берега Енисея, и затем подняться против течения вверх по Енисею на 30 километров. Путь неблизкий и опасный, реки неспокойные, а Ариадна Сергеевна, оказывается, плохо плавала и очень боялась воды. Я попыталась взглядом проследить возможный путь лодки и поняла, какой ужас испытала сама Ариадна Сергеевна и её подруга, увидевшая Алю в отплывающей перегруженной лодке с заглохшим мотором, в руках у неё – банка для вычерпывания воды. Возможно, они мысленно прощались друг с другом.
Уже в этих двух эпизодах (поиски работы и отъезд в Мироедиху) я увидела замечательные черты характера Ариадны Сергеевны: она не жаловалась, «только ещё больше бледнела и замыкалась», она не говорила о переполнявших её, вероятно, чувствах, но в ней была внутренняя сила и решимость, которые помогали ей выжить.
Работа на покосе была очень трудна физически. В письме к Б. Пастернаку 26 августа 1949 года Ариадна Сергеевна так описывает эту работу: «22 дня я была на сенокосе, на каком-то необитаемом острове, перетаскала на носилках 100 центнеров сена, комары и мошки изуродовали меня до неузнаваемости. Через каждые полчаса лил дождь, сено мокло, мы тоже. Потом сохли. Жили в палатке, которая тоже то сохла, то мокла. Питались очень плохо, т.к. не учтя климата, захватили с собой слишком мало овсянки и хлеба».
Я понимаю, что в письме Ариадна Сергеевна не могла подробно рассказать о своей работе в Мироедихе. Позднее она рассказывала о жителях деревни в своей книге «Мироедиха». Но в книге нет ни слова о том, как трудно ей пришлось на сенокосе. Сенокос был на болоте. В траве прятались тучи гнуса – комары и мошка. Шкодина А. почему-то пишет: «Местные жители мазались нефтью или солидолом», но это неверно. Местные жители спасались от гнуса с помощью дымокуров, мазались дегтем. У косарей этого не было, потому что денег своих ни у кого не было, а школа экономила каждую копейку.
Поездка в Мироедиху была большим испытанием для Ариадны Сергеевны. К тому же с ней случилось там несчастье. Тонкая заноза от ствола растения попала в глаз и осталась в его оболочке. «Мы обе тогда были намного моложе и потому, наверное, не ужаснулись, насколько такая заноза была опасной в условиях, где и врача-то настоящего не было, а об окулистах и не слыхивали».
После возвращения из Мироедихи выпускница Парижского Училища изящных искусств при Луврском музее и Парижского училища прикладного искусства приступила к своим обязанностям уборщицы в школе с окладом 180 рублей: колка и пилка дров, ремонт и побелка школьного здания, мытьё полов. Об этом периоде информанты рассказать не смогли, так как они все работали с А.С. Эфрон в Доме культуры, т.е. позднее. Поэтому снова цитата из того же письма Б. Пастернаку: «Сейчас занята ремонтом – побелкой, покраской парт и прочей школьной мебели, мою огромные полы, колю – работаю 12-14 часов в сутки. Воду таскаем на себе из Енисея – далеко в гору. От всего вышеизложенного походка и вид у меня стали самые лошадиные, ну как бывшие водовозные клячи, работящие, понурые и костлявые, как известное пособие по анатомии».
В январе 1950 года Ариадна Сергеевна начала работать в районном Доме культуры художником до самого отъезда в июне 1955 года. Этот период я описала в главе «Неимоверно много работы»…
Нашедшие здесь работу и жильё, получили справки с фотографией, удостоверявшие, что они являются ссыльнопоселенцами без права передвижения за пределы посёлка, и прописку на жительство. С этими документами нужно было каждые десять дней отмечаться в районном отделении МГБ. В присутствии дежурного расписывались в журнале. Бывали случаи, когда при отметке делались новые распоряжения, «поэтому эти походы всегда были сопряжены с волнением», - писала А. Шкодина. Новые распоряжения – это смена места ссылки, разумеется, с ухудшением, а то и осуждением в третий раз. В любое время могли прийти с обыском.
При первой же отметке было объявлено, что даже за пределы Туруханска без разрешения ходить нельзя, потому что любой уход будет рассматриваться как побег и механически повлечет за собой наказание: согласно указу Молотова – 25 лет лагеря. Бежать было некуда и незачем, но каким безжалостным духом веяло от этого правительственного распоряжения!.. Родное государство делало всё, чтобы поставить ссыльнопоселенцев на край гибели.
Но через год при отметках об этом пункте перестали напоминать. На транспорте убежать невозможно, потому что МГБ контролировало пароходы и самолеты, а другого способа покинуть «тюрьму без стен» не было. В этом была первая особенность условий туруханской ссылки. Поэтому Ариадна Сергеевна с подругой стали ходить в лес за хворостом, ягодами и грибами, довольно далеко от посёлка.
Вторая особенность состояла в том, что несмотря на запрет всякой культурно-просветительской деятельности можно было устроиться на работу в клуб. А.С. Эфрон даже позвали туда, оценив талант художника. Но ведь здесь было немало возможностей «контрреволюционной» агитации. Кроме А.С. Эфрон в клубе работали и другие осужденные по 58-й статье. Более того, как следует из воспоминаний информантов, А.С. Эфрон была негласным руководителем художественной самодеятельности благодаря своим знаниям и таланту художника. Своих грамотных кадров не хватало, поэтому местное отделение МГБ смотрело сквозь пальцы на нарушение запрета. А возможно, местное начальство даже и гордилось тем, что художественная самодеятельность поднялась на очень высокий уровень.
Мне кажется, что иногда информанты сгущают краски, говоря об условиях надзора. Например, информант К.П. Канаева (Самойлова) говорит: «Помню, что Ариадна Сергеевна и Людмила Исааковна Ролавс в клубе украдкой читали книги, а это было нельзя. Я «стояла на вассере». Наверно, Калиса Петровна хотела подчеркнуть, как трудно было не спуститься духовно, не потерять веру в себя без «подпитки» в виде книг, а уж если ссыльным было всё запрещено, то, по логике, и книги - тоже. Но что значило нарушение «запрета на книги», если уж нарушен более серьезный запрет – запрет на работу в культуре? Думаю, что и не было запрета на чтение книг. Поэтому Калиса Петровна сама себя опровергает: «Мы часто смеялись: Ариадна Сергеевна опять пришла на работу с тяжёлой сумкой. В те времена женщинам в сумках носить было нечего. Её сумка всегда была полна книг. Обедать домой она не ходила. Достанет бутерброд, книгу, углубится в чтение – и ничего не видит, не слышит».
Но, несмотря на некоторые послабления надзор давал о себе знать. За «новое дело» следователи получали поощрения и повышение по службе. Нужно было соблюдать большую осторожность в словах и поступках. К.П. Канаева рассказала, как едва не пострадала ссыльная Л.И. Ролавс. Ей прислали вещи, которые она продавала, «нужно же было чем-то жить». Некая Гутя Попова, из местных, работающая в нарсуде, написала об этом заявление в суд. Могло возникнуть дело о спекуляции (так в то время называли перепродажу вещей), а за спекуляцию строго карали. Калиса Петровна не знает деталей, но как-то дело обошлось. Однако Ариадна Сергеевна и Ада Александровна, находившиеся в хороших отношениях с Людмилой Исааковной, очевидно, знали этот случай. А. Шкодина в книге «Рядом с Алей» даёт резко отрицательную характеристику Г. Поповой: «Была она неуклюжим, долгоруким подростком с копной рыжих волос, со скверным злым характером и неистребимым тщеславием… Свою незаконность (незаконная дочь ссыльной и вохровца, который после её рождения куда-то исчез) и сиротство (мать умерла) она никогда не могла забыть, и эта травма рождала в ней страстное желание доказать, что она не хуже, а даже лучше многих». Л.И. Ролавс впоследствии рассказала К.П. Канаевой, приехавшей к ней в гости, что А.С. Эфрон не впустила в свою московскую квартиру Августу Попову (к тому времени та получила высшее образование и стала судьёй). Фотография А.Васько (Поповой) в приложении 3.
Правда, сама Калиса Петровна не совсем согласна с этой характеристикой Гути, находит для неё смягчающие обстоятельства. Но какие смягчающие обстоятельства! Если только смягчающим обстоятельством считать саму Систему. Подобные кляузы - доносы были обычным делом в то время, потому что сама система поощряла низость.
Я попыталась представить, как Ариадна Сергеевна с подругой могли относиться к режиму, отправившему их в пожизненную ссылку. Ведь в письме 28 марта 1955 года она пишет: «Сколько сил и здоровья отнимал тот гласный и негласный надзор, которому мы так нещадно подвергались!» Логично было бы ненавидеть такой режим. Но факты говорят об обратном.
В Туруханском краеведческом музее хранятся два автографа А.С. Эфрон в книге записей посещений музеев Я.М. Свердлова и С.С. Спандаряна. Первый текст даже не совсем грамотный: «Работники коллектива РДК, библиотеки, посетили музей Спандарьяна, где ознакомились с революционной деятельностью, которой он отдал всю свою жизнь за свободу нашей Родины. Очень было бы желательно увидеть в музее экспозицию, посвященную жизни и деятельности С.С. Спандарьяна» (7 декабря 1952 года). (Сергиенко, Т., Силкина Т. Автографы Ариадны Эфрон периода Туруханской ссылки 1949-1955 г.г. // Маяк Севера.-2008.-19 марта. С.14) Второй текст: «Мы, работники РДК и библиотеки, посетили дом, в котором жил борец за свободу Родины Я.М. Свердлов. Прослушав лекцию Н.А. Зыряновой, мы остались очень довольны». (7 декабря 1952 года). Конечно, это могла быть обязательная экскурсия, и подпись Ариадны Сергеевны стоит в числе прочих.
Но как объяснить факты другие? «По прежнему я рада, что живу в такой стране, где нет презренного труда, где не глядят косо ни на уборщицу, ни на ассенизатора» (письмо «Лиле и Зине» 6 сентября 1949г.). (Письма Ариадны Сергеевны Эфрон// Нева.-1989.-№4.С.142) Это пишет человек, наделённый множеством талантов, но для которого в Советской стране не нашлось иного применения как мытьё полов в сибирской школе.
Далее: с интересом ссыльнопоселенки посещали музеи революционеров. Вспоминала ли А.С. Эфрон в музее Я.М. Свердлова о том, что при её первом аресте одним из допрашивающих её был Андрей Яковлевич Свердлов? Он учился с её мужем в школе, дружил с ним. Может, поэтому он не бил арестованную, «но был жесток на словах, подозрителен и вместе с тем спокойно равнодушен». (Эфрон, А. Усные рассказы/Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф, А. Рядом с Алей: Воспоминания..-М.:Возвращение, 199,С.236)
Советские праздники Ариадна Сергеевна искренне считает праздниками: «Дорогие мои Лиленька и Зина! Поздравляю вас с 32 годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции, и, надеюсь, что вы хорошо провели этот замечательный праздник… Представляете себе, какая красота – все эти алые знамёна, лозунги, пятиконечные звезды на ослепительно-белом снеге под немигающим, похожим на луну, северном солнцем!» (Письма Ариадны Сергеевны Эфрон// Нева.-1989.-№4.С.143) Ей нравились все праздничные демонстрации в Туруханске (приложение 3) – месте её очередной неволи.
Без всякой иронии и даже с любовной интонацией Ариадна Сергеевна описывает встречу кандидата в депутаты Верховного Совета («кричала «ура» и на работу вернулась ужасно довольная»). С восхищением она описывает работу агитаторов («… насколько интересна и ответственна работа агитатора в северных условиях»). Она даже решила написать Сталину с просьбой об издании «маленькой книжечки очень избранных стихов» М. Цветаевой («я знаю, насколько он внимателен в таких вопросах»). Она оформляла агитацию той самой партии, которая её репрессировала, не просто профессионально, как художник, но и с выдумкой. Канаева К.П. рассказывает, что Ариадна Сергеевна умела делать очень красивые цветы из папиросной бумаги и вместе с Адой Александровной изготовляла целые гирлянды, которыми украшала портреты вождей.
Эти примеры показывают, что Ариадной Сергеевной Эфрон владели иллюзии по отношению к Советскому строю, к Советской власти. Скорее всего, в этом решающую роль сыграл пример отца. Дочь не могла не верить в то, во что верил её отец, ставший секретным сотрудником советского представительства в Париже. «То был для неё больше, чем авторитет истины, - авторитет чистого сердца. Ариадна была свидетелем его горения и бескорыстия, она воспитывалась на них – и явно считала себя если не сподвижницей, то, по меньшей мере единомышленницей отца.» (Кудрова, И.Последнее «дело» Сергея Эфрона// Звезда.-1992.-№10.- С.128)
Благодаря этим иллюзиям, дочь С. Эфрона вернулась в Россию раньше всех других членов семьи, ещё весной 1937 года. Чары «великого эксперимента» она испытала ещё вдали от Родины. Даже тогда, когда она сама оказалась в силках беспощадной машины следствия, она не утратила веры в то, что её родина строит самое справедливое общество в мире. Чудовищный масштаб беззаконий в той стране, которую она с юности привыкла идеализировать, даже в камере, даже в лагере не поколебал убежденности в том, что главные основы справедливейшего строя справедливы. Уже из зоны она писала Самуилу Гуревичу: «Я не настолько глупа и мелка, чтобы смешивать общее с частным. То, что произошло со мной, - частность, а великое великим и останется…»
Как же могли сочетаться в ссыльнопоселенке – без вины виноватой – слепая вера в
Советскую власть и «пепел Клааса», который не мог не стучать в её сердце? Ведь
она осознавала себя «последней в роде» трагически погибшей семьи…
Когда я писала работу о спецпоселенцах, депортированных по национальному
признаку, я столкнулась с таким явлением. Женщина, у которой от голода и
недоедания умерли семь детей, говорила: «Сталина – не трожь. Он хороший. Это всё
вредители творили». Подобным образом рассуждали и многие другие. Значит,
помешательство на «вредителях» было массовым. Значит, сталинизм разрушающе
действовал на мораль и психику людей того времени. Именно поэтому в глазах А.С.
Эфрон то, что происходило с ней, её семьёй, казалось ей ужасной, но частной
ошибкой. «Я не могла понять, кому и для чего это нужно, - писала она в
заявлении, посланном из Туруханска на имя Министра внутренних дел Круглова. –
Только разоблачение Берии дало мне на это ответ…» Так в этих строках слышен
голос рядового человека того времени, верившего в версии всяческого
«вредительства». Эта иллюзия надёжно отводила от сомнения в главных опорах
справедливейшего общества.
«Всякий вид культурно-просветительской работы запрещён», - писала Ариадна Сергеевна в письме Лиле и Зине 25 июля 1949 года. Но в Туруханске не хватало грамотных специалистов, и ссыльную Эфрон приняли не работу в ДК художником-декоратором. Очень быстро начальство обнаружило большой талант, и вместо положенных 4 часов в день она стала работать за ту же зарплату по 14 часов. О том, чем были заполнены эти часы, я узнала из рассказа Калисы Петровны Канаевой. Вот как она описывает первую встречу: «Впервые Ариадну Сергеевну я увидела во время репетиции хора. Я запевала. Глотка у меня была, что называется, лужёная. Ариадна Сергеевна стояла в дверях – в телогрейке, серых валенках, волосы гладко зачесаны. Улыбалась, и с интересом слушала. Я обратила на неё внимание. Впоследствии мы очень подружились».
По словам Калисы Петровны, каждые три месяца в ДК ставили спектакли. И здесь без Ариадны Сергеевны было невозможно обойтись. Она и декорации рисовала, и реквизит изготовляла, гримировала, ставила мизансцены, помогала в режиссуре, была суфлером…
Ариадна Сергеевна ввела молодёжь из художественной самодеятельности в мир театральной культуры. Ставили много пьес А. Островского. Ариадна Сергеевна делала замечательный интерьер из XIX века. «Из обычных ведер она делала красивые вазы, как-то так декорировала ведро. Нужно было много цветов для интерьера. Она научила нас делать цветы. Вся сцена была оформлена множеством цветов». Это умение К.П. Канаева не утратила. «Я потом в Доме пионеров вела кружок, учила детей делать цветы, как меня научила Ариадна Сергеевна».
Не было краски для декораций, бумаги, ткани. Женские туалеты к постановке «Ревизора», например, были изготовлены из упаковочной марли. «Сейчас директор ДК обязан обеспечить всем необходимым художника-оформителя. А тогда Ариадне Сергеевне приходилось доставать и делать всё самой. Краски ей иногда присылали, а кисти она делала из местных материалов. Ещё и радовалась, если посчастливится добыть кончик беличьего хвоста, чтобы сделать кисточку. Чаще всего она просила коровьей шерсти и делала из неё прекрасные кисти», - так вспоминал Александр Григорьевич Долгинский. (Шемякина, И. Рядом с Ариадной Эфрон //Туруханск литературный.-1995.С.10) В 1952 году его призвали в армию, а до этого он работал киномехаником и участвовал в спектаклях.
Чем-то надо было гримировать актёров. И все восхищались, как «Ариадна Сергеевна при всём при том, что не было у нас ничего, варила краску – из резины, из сапог получалась черная, а красная не знаю из чего». Настоящим чудом оказался настоящий театральный грим, который прислал Б.Л. Пастернак. «Помню, он был в круглых коробочках и продолговатых. Я никогда не видела грима. Мне страшно хотелось накраситься. Иногда Ариадна Сергеевна, когда никого не было, гримировала меня. Это было в кладовой. Там стоял большой сундук, конфискованный из церкви, в нем хранились костюмы. Я садилась на этот сундук, и она делала из меня красавицу. Потом я смотрелась в старинное большое зеркало. Не знаю, откуда оно было в клубе, может быть, из церкви. Полюбуюсь на себя, потом Ариадна Сергеевна снимала грим».
«Ариадна Сергеевна показывала, как держаться на сцене, как выходить, как кланяться. Учила нас, артистов, культуре речи. Мы, местные, ведь некоторые слова особенно говорили, например, «пришва» вместо «пришла». Ариадна Сергеевна поправляла и учила нас. Мы научились культуре поведения. Все ждали, когда она будет суфлировать. Дикция у неё была хорошая, мы стремились ей подражать. Мы были малограмотные, текст иногда запоминали с чтения Ариадны Сергеевны».
Декорации Ариадны Сергеевны восхищали всех. Репертуар самодеятельного театра обсуждался на уровне райкома партии, потому что на все спектакли ходили ссыльные. Многие из них раньше посещали московские театры, видели декорации знаменитых художников. Но даже они говорили, что декорации изумительные. Ариадна Сергеевна сама делала первоначальные эскизы. Иногда удавалось найти книгу с иллюстрациями хороших художников. Ариадна Сергеевна считала большой удачей найденный в библиотеке парткабинета том «Мертвых душ» с репродукциями. Это помогло ей в оформлении спектакля «Ревизор» и выставки, посвященной Гоголю. Ни одного портрета писателя в Туруханске не было, поэтому для жителей Туруханска явилось настоящим открытием Гоголя то, что предложила им в клубе А.С. Эфрон, проявив при этом чудеса изобретательности.
«Выставка получилась очень неплохая в пределах возможного: 5 больших стендов (точнее, два стенда и 3 стены) по разделам «Театр Гоголя», «Ревизор», «Мертвые души», «Вечера на хуторе», «Мирогород». На стендах… мои рисунки с репродукций Боклевского, Агина, Соколова, Маковского и наших современных художников, цитаты Белинского, Чернышевского, Писарева, Пушкина плюс один стенд с моими эскизами к нашей постановке. Для того, чтобы создать единый фон для всех репродукций и иллюстраций и чтобы скрыть наши корявые стены, мне пришлось выпросить в райисполкоме щиты, из которых у нас делают избирательные кабины. Эти щиты состоят из деревянной рамы, обтянутой оливковым репсом. Репс я сняла с рамок, натянула на стены и стенды, а с боков, где не хватало материала, протянула по две полосы довольно приличной обойной бумаги, гармонирующей с материалом. Всем, решительно всем понравилось. Меня даже хвалили, что случается здесь настолько редко, что достойно упоминания» (письмо от 5 марта 1952 года).
Без скидки на провинцию, с таким же рвением и собранностью А.С. Эфрон поставила здесь «Мнимого больного» Мольера, ряд других классических спектаклей.
Калисе Петровне очень запомнилась декорация к спектаклю «За вторым фронтом»: «В кафе сидят немцы, угол сделан из тонкой бумаги, за ней была подсветка: красно-желто-синего тона мозаика. И артисты, и публика были в восторге». Ещё Ариадна Сергеевна изготовляла костюмы к спектаклям. В том же спектакле «немцы были настоящими, такие костюмы она сделала» (приложение 4).
О декорациях Ариадны Сергеевны вспоминал и Александр Григорьевич Долгинский (приложение 5). Вот отрывок из его интервью: «Работала она здорово! Жаль, что не сохранились написанные ею декорации хотя бы к спектаклю по пьесе В. Гусева «Сын Рыбакова». Старый Дом культуры сгорел. Иначе осталось бы что-нибудь для потомства. Её декорации «вживляли» нас в спектакль. Это было колдовство какое-то. Декорациями она создавала настроение и актерам, и зрителям». (Шемякина, И. Рядом с Ариадной Эфрон//Туруханск литературный.-1995. С.10) К сожалению, практически нет фотографий с декорациями Ариадны Сергеевны.
Участница художественной самодеятельности Н.И. Абалакова вспоминает: «Особенно запомнились песни, к которым были сделаны костюмы Ариадной Сергеевной. Так, шуточная русская песня «Ах ты душка, моя красотка, на чём играешь-не понимаю» имела такой огромный успех! Мы были одеты в такие красивые костюмы со шляпами, бантами, и всё это сделано, где из цветной бумаги, где из ленточек, где из лоскутков. Так Ариадна Сергеевна воспитывала в нас понимание красоты, любви к русским песням».
Помогала Ариадна Сергеевна и агитбригаде Дома культуры: «сочиняла очень смешные частушки, штук по двадцать сразу. Тогда про кого можно было сочинять? Про рыбаков, доярок, передовых тружеников. А мы в частушки вставляли уже конкретные фамилии». Жаль, что никто не запомнил эти частушки. «У Ариадны Сергеевны было большое чувство юмора. Но сама она всегда смеялась очень тихонько, я никогда не слышала её громкого смеха», - запомнилось Калисе Петровне. «Для агитбригады Ариадна Сергеевна рисовала доски. В отверстие выглядывали частушечницы, у каждой нарисован платок. Ариадна Сергеевна спрашивала, кому какой платок нарисовать – в цветок, в горошек?»
Но основная и очень тяжёлая работа была по оформлению наглядной агитации внутри клуба, снаружи клуба, к праздникам, к выборам и другим событиям, ремонт клуба. По воспоминаниям Н.И. Абалаковой клуб «был маленький, деревянный, одноэтажный. Только над сценой была надстройка второго этажа. Там и проходили все репетиции, там были и владения Ариадны Сергеевны – костюмерная, художественная мастерская». (Сергиенко, Т., Силкина Т. Автографы Ариадны Сергеевны Эфрон периода Туруханской ссылки 1949-1955 г.г. // Маяк Севера.-2008.-19 марта. С.4) Что же это за «владения»? Вот как об этом писала сама Ариадна Сергеевна: «… лозунг за лозунгом, монтаж за монтажом, плакат за плакатом в какой-то бредовой и совсем не подходящей обстановке. Все мы – контора, дирекция, драмхор и духовой кружок, и я, художник, работаем в одной и той же комнате, в одни и те же часы. На столе, за которым я работаю, стоит ведро с водой, из которого, за неимением кружки, все жаждущие пьют через край, на этом же столе сидят ребята, курят и репетируют, тут же лежит чья-то краюха хлеба, тут же в артистическом беспорядке разбросаны чьи-то селедки, музыкальные инструменты и прочая белиберда. С утра до поздней ночи стоит всяческий крик: начальственный и подчиненный, артистический и халтурный, культурный и колотурный…» (Николаева, М. Туруханский берег цветаевского архипелага: по страницам переписки Ариадны Эфрон // Красноярский рабочий.-1990.-30 июня.-С.10-11) Из-за таких условий Ариадне Сергеевне приходилось с большими полотнищами работать на полу, руки у нее стыли от холода, потому что клуб плохо отапливался.
А вот ещё об условиях работы: «Глаза очень устают от керосиновых ламп и весьма относительного электричества на работе». (Туруханские нежности /публикация и примечания Н.Г. Астафьевой // Литературное обозрение.-1990.-№4.-С.11)
В управлении культуры Туруханского района сохранилась книга приказов. В ней записаны благодарности художнику-декоратору А.С. Эфрон за хорошее исполнение служебных обязанностей 5 января 1954 года, 4 января 1955 года и благодарность и премия в 50 рублей в сохранившемся без даты обрывке приказа (приложение 5, лист 2, 3). А начала она работать в январе 1950 года. Начальство оценило её только через четыре года. В письме к Ю.И. Братковской в Енисейск 12 октября 1950 года она так описывает свой труд: «Пишу лозунги, рисую плакаты, крашу клубные стены, окна и двери, мерзну, нервничаю, или, как говорят, «психую», и за всё вместе взятое получаю 250 рублей в месяц, и на руки из них чуть больше 200» . (Туруханские нежности /публикация и примечания Н.Г. Астафьевой // Литературное обозрение.-1990.-№4.-С.11)
А ещё нужно было ездить на сельхозработы. Об этом я узнала из той же книги приказов. Например, приказ от 6 октября 1951 года: «Считать прибывшей с сельхозработ и приступившей к работе художника Эфрон А.С. с 6 октября сего года» (приложение 5, лист 1). Оказывается, в годы Советской власти помощь колхозам была обязательной для всех: служащих, студентов, школьников. Об этом мне рассказали люди старшего поколения. Гавриленко Валерий Павлович рассказал со слов своей матери, А.Е. Гавриленко, - жительницы Мироедихи, как работали у них в колхозе: «Ссыльные работали и на покосе, и на уборке картошки, выбирали на поле из земли. Если дождь, то выбирали прямо из грязи. Мы все так работали, а не только ссыльные».
А у Ариадны Сергеевны было слабое здоровье. Холод, недоедание, тяжёлые условия работы вызвали у неё туберкулёз. Вот что она писала Ю.И. Братковской и Н.Н. Богдановой 6 августа 1954 года: «Я болею, ездила на покос, простудилась, и в результате этого дал вспышку, видимо, давно дремавший туберкулёзный процесс. Процесс, к счастью, не открытый, т.ч. для окружающих никакой опасности». (Туруханские нежности /публикация и примечания Н.Г. Астафьевой // Литературное обозрение.-1990.-№4.-С.14)
Даже после освобождения А.С. Эфрон по - прежнему много работала. В письме к Н.Г. Астафьевой 1 мая 1955 года она писала: «… неимоверно много работы – часов по 14 ежедневно и без всяких выходных… В течение месяца я совсем не успевала есть, и чуть-чуть успевала спать, и сейчас чувствую себя, как после тяжёлой болезни. Такой работы остаётся мне ещё один день – завтрашний, после чего увольняюсь и начинаю готовиться к отъезду». (Туруханские нежности /публикация и примечания Н.Г. Астафьевой // Литературное обозрение.-1990.-№4.-С.11)
Мне даже трудно представить, как можно было выполнять тяжёлую работу столько часов в сутки, ещё при слабом здоровье. Ариадна Сергеевна подорвала здоровье, когда 8 лет провела в исправительно-трудовых лагерях Коми АССР и Мордовской АССР. Система была беспощадна к тем, кого она репрессировала. А если у человека был ещё талант, то эксплуатировала нещадно, ведь сосланный человек был бесправен.
Да, Туруханск для Ариадны Сергеевны был местом ссылки, но она для Туруханска была проводником культуры и просвещения. В канун 1953 года она устроила в ДК настоящую новогоднюю ёлку, невиданное для этих мест празднество. «Старое фойе она настолько оформила, что, наверно, и краевой клуб позавидовал бы. Черные тени на белом фоне: цилиндры, фраки, много персонажей по басням Крылова, сказкам Пушкина. Это были такие теневые рисунки на стенах в натуральную величину», - вспоминает Калиса Петровна. В книге А.А. Шкодиной «Рядом с Алей» не описано фойе, но описана одна задумка Ариадны Сергеевны к этой ёлке: «Она задумала с радистом в 12 часов ночи передать кремлёвский бой часов (в Москве и Туруханске разные часовые пояса), а на эстраде в это время медленно вращался бы большой макет кремлёвской башни, склеенный из фанеры, картона и цветной бумаги. Было проведено освещение, и, вращаясь, башня переливалась огнями, а звезда вспыхивала ярким алым светом! Все присутствующие пришли в восторг, аплодировали, кричали «браво художнику», но на сцену Алю вызвать побоялись».
Восторг вызвала и красавица ёлка. «Ариадна Сергеевна учила делать для украшения конфеты, домики, сделали гирлянды из бумаги, немножко игрушек принесли участники художественной самодеятельности»,- рассказывает К.П. Канаева. Старинный клуб показался всем сказочным дворцом.
Что вспоминала Ариадна Сергеевна в эти дни? Может, то время, когда в Чехии перед Рождеством она с родителями готовила сказочные новогодние игрушки? Украшая ёлку, они придумывали друг другу весёлые сказочные имена, радуясь тому, что они – вместе.
Я думаю, что именно Ариадна Сергеевна показала такой высокий пример театральной культуры, что молодёжь того времени и до старости играла в Туруханском народном театре, например, муж и жена Абалаковы, Э. Долгинская (приложение 6). Встретилось даже мнение, что Ариадна Сергеевна создала в Туруханске самодеятельный театр. Но театр был и ранее, а заслуга Ариадны Сергеевны в том, что она очень высоко подняла его планку.
С благодарностью вспоминает Ариадну Сергеевну и та самая Гутя Попова, которой А.С. Эфрон «старалась с глазу на глаз привить какие-то понятия о порядочности»: «Она сумела создать необыкновенную атмосферу творчества в нашем маленьком деревянном клубе. Далёкий северный Туруханск гремел такими спектаклями как «Ревизор», «Не всё коту масленица», «Шестеро любимых» и многими другими». (Васько, А. Дом, мой милый дом // Маяк Севера.-2004.-30 декабря.)
Богатство и красоту внутреннего мира Ариадны Сергеевны не отнять было никаким тюрьмам и ссылкам. «Луч света в холодном Турухансве» - говорил об Ариадне Сергеевне участник художественной самодеятельности Борис Михайлович Абалаков (приложение 6).
А на судьбу Калисы Самойловой она оказала особое влияние. «Меня тянуло к её культуре, манерам, подкупало то, что взахлёб читала».
Талантливую певунью она приметила и опекала, учила. «Ариадна Сергеевна приобщала меня к музыке. Я ведь ничего не знала. Когда в клубе никого не было, Гильда Матвеевна, по просьбе Ариадны Сергеевны, играла мне «Турецкий марш», «Прощанье славянки» и другие произведения. Я впервые их услышала. Ариадна Сергеевна мне говорила: «Это тебе надо знать, тебе ведь нужно учиться»». В 1953 году Калиса Самойлова поступила в Красноярское музыкальное училище. Но от родителей пришла телеграмма о том, что денег на учёбу они высылать не смогут. Пришлось вернуться. «Со слезами прибежала я к Ариадне Сергеевне. А она сказала: «Это не самое страшное в жизни. У тебя ещё всё впереди. Сделаем тебе направление от отдела культуры, и время учёбы пойдёт в твой стаж. А потом, когда будут деньги и когда ты закончишь училище, сможешь поступить в институт». На следующий год она так и сделала – снарядила меня в Минусинское культпросветучилище. Отдала мне единственное пальто. Девочки дали платье и туфли». На фотографии (приложение 7, лист 1) Калиса – в пальто Ариадны Сергеевны. Возможно, это было то драповое пальто, которое она купила на деньги Б.Л. Пастернака ещё в Рязани. Но болезнь (цирроз лёгкого, о возможности которого предупреждал девушку ссыльный врач) не дала ей закончить учёбу. И всё-таки всю свою жизнь Калиса Петровна связала с работой в культуре, много лет возглавляла хор русской песни. «Помню, как Ариадна Сергеевна меня поддержала. Во время смотра художественной самодеятельности я – запевала – начала почему-то с последнего куплета. Пианистка Гильда Матвеевна, повернувшись ко мне, громко подсказывала первый куплет. Я испугалась, ведь это был смотр. Ариадна Сергеевна из-за кулис мне успокаивающе кивала головой, мол, ничего, не бойся».
Все помнят Ариадну Сергеевну работающей или читающей книгу. Книги ей присылал Б.Л. Пастернак, и она щедро делилась ими: «Перечитываю сейчас твоего Шекспира, он у многих здесь побывал, и все чернорабочие руки читателей очень бережно к нему отнеслись – книги, как новые. А вот Гёте гостит по соседним колхозам, и, наверное, вернется – если вернётся – в очень потрёпанном виде. Ну ничего, пусть читают. Последнее, в чём я была собственницей, это в книгах, а сейчас даже твои выпускаю из рук, пусть, пусть читают!», - писала она Борису Леонидовичу. Так благодаря А.С. Эфрон туруханцы познакомились со стихами Б.Л. Пастернака намного раньше, чем это могло случиться, будь у Ариадны Сергеевны другая судьба.
Нам кажется, что пожизненная ссылка – это разновидность казни. Приговор суда перечеркнул жизнь, лишил перспектив. А Ариадна Сергеевна понимала свою жизнь как ЖИЗНЬ. «Жить во весь рост, во все глаза, во все уши, не щурься, не жмурься, не присаживайся отдохнуть, не отставай от своей судьбы!!!» - пишет она Б. Пастернаку.
Она хотела жить, а не существовать, находить и в трудные времена радующие моменты, даже самой их создавать. Даже в невероятно трудных житейских условиях, а главное в состоянии непомерных потерь она находит утешение своему горю в работе, в бесконечной безоглядной работе.
Я пыталась представить себе, каково было Ариадне Сергеевне – человеку европейской культуры – в сибирской глубинке остаться без общения с равными себе. У неё могло быть три круга общения: такие же ссыльнопоселенцы, местные жители и те, кто остался в прежней жизни. Каждый из этих кругов общения мог обогатить жизнь новыми знаниями и опытом.
Из ссыльнопоселенцев она общалась с двумя людьми. Она называла сестрой Аду Александровну Шкодину, с которой вместе отбывала ссылку и жила в одном домике. «Человек благородной души и таких же поступков», - писала о ней А.С. Эфрон. Шкодина А.А. родилась в интеллигентной петербургской семье, вышла замуж за англичанина, который преподавал на курсах иностранных языков, где она училась. Она уехала с мужем в Англию, а затем вернулась в Москву и стала преподавать английский язык в московских институтах. Далее – типичная судьба русского интеллигента: арест, 58-я статья (подозрение в шпионаже), 8 лет исправительно-трудовых лагерей, повторный арест и ссылка на вечное поселение в Туруханск. Ада Александровна спасла Ариадну Сергеевну от голодной смерти. Шкодина где-то достала буханку хлеба и подкармливала Ариадну Сергеевну. Об этом со слов Л.И. Ролавс говорит К.П. Канаева. Других упоминаний об этом нет.
«На куйбышевской пересылке летом 1949 года я встретилась с бывшими колымчанками, в т.ч. с Адой Александровной Шкодиной (Федерольф), которая очень ждала приезда из Рязанской тюрьмы Ариадны Сергеевны Эфрон, с которой там подружилась. Позже Ариадна Сергеевна действительно вошла в нашу камеру к радости обеих. В лагерной, поэтапной и ссыльной жизни очень важно иметь рядом друга, доверенное лицо, которое не оставит в беде. Такими друзьями стали позже в этапе, до конца своей жизни, А.С. Эфрон и А.А. Федерольф», - так писала З.Д. Марченко, тоже ехавшая по этапу, но попавшая в Игарку. (Марченко, З. Ссылка 1949-1954 г.г.// Стройка №503 (1947-1953 г.г.). Документы. Материалы. Исследования. Выпуск 1. – Красноярск: Гротеск, 2000.-С.62)
Ада Александровна и Ариадна Сергеевна поддерживали друг друга. Не сломались, а прислонились друг к другу, как нитка, вдвое скрученная, становится крепче.
Насколько были близки души этих женщин, говорит такая фраза из главы «На месте» книги А. Шкодиной: «Самым страшным казалась тогда любая перемена места, возможная разлука. Хотелось врасти в нашу, пусть убогую, голодную и холодную жизнь, но в своем углу, а, главное, вместе» (Эфрон, А. Усные рассказы/Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф, А. Рядом с Алей: Воспоминания..-М.:Возвращение, 199,С.236). И ещё: «Мы с Алей черпали моральную поддержку друг в дружке».
Другой ссыльнопоселенкой, с которой, по словам К.П. Канаевой, была дружна А.С. Эфрон, была Людмила Исааковна Ролавс (приложение 7, лист 2): «Она и Ада Александровна Шкодина были из одного круга с Ариадной Сергеевной. Они подпитывались друг от друга, потому что человеку такого уровня, как Ариадна Сергеевна, не с кем было здесь общаться. Они любили вместе гулять по улице Спандаряна». Они общались и после возвращения домой. Калиса Петровна говорит, что во время посещения в Прибалтике Людмилы Исааковны видела у неё целую корзину писем от Ариадны Сергеевны.
Общение с другими ссыльнопоселенцами было затруднено по объективным обстоятельствам. «Время было тревожное, повсеместно участились доносы, все чего-то стали ждать и бояться…» После очередного исчезновения кого-нибудь из сосланных «все притихли, боялись встречаться, сидели по своим углам». Упоминается несколько имён ссыльных, которых после длительной проверки А.С. Эфрон и А.А. Шкодина стали приглашать в гости. Опасно было общаться и со ссыльными, так как их вербовали в секретные сотрудники («сексоты»). После смерти Сталина «все боялись выходить, разговаривать друг с другом и ожидали ухудшения участи».
Вместо общения – чувство человеческой отчуждённости, недоверие, бдительность. Это, как по инерции, осталось и после смерти Сталина.
Второй круг общения – местные жители.
Здесь я столкнулась с таким явлением, о котором слышала: когда умирает известный человек, у него оказывается много друзей. В случае с А.С. Эфрон это оказались не то что друзья, а просто люди, встречавшиеся с ней во время работы в ДК. В целом в коллективной памяти остался образ незаурядной личности. Но есть отличия. Основной «держатель памяти», если можно так выразиться, - это Калиса Петровна Канаева (Самойлова), в судьбе которой Ариадна Сергеевна и в самом деле оставила яркий след. Поэтому она помнит очень многое. Рассказ Калисы Петровны перекликается с воспоминаниями ещё двух участников художественной самодеятельности -Н.И. Абалаковой и А.Г. Долгинского. Одна помнит больше, другой – меньше, но чувствуется, что они ничего не придумали. В то же время ощущается, что память Калисы Петровны подверглась какому-то давлению, наверно, под влиянием всеобщего интереса к истории репрессий. Порой она сгущает краски, и при этом сама противоречит себе. Она создала свою личную версию о своей дружбе с Ариадной Сергеевной, и в этой версии нет места упоминаниям даже об А.А. Шкодиной, возможно, из чувства ревности.
И воспоминания С.И. Пойловой, записанные сотрудниками музея в 1996 году (приложение 8), производят странное впечатление: «Это удивительно обаятельная женщина так много нам рассказывала о Марине Цветаевой». Удивительно скромная Ариадна Сергеевна никак не могла хвалиться знаменитой матерью. Наоборот, все другие информанты подчеркивают, что никогда Ариадна Сергеевна не говорила о матери, и была довольно молчалива. Я думаю, что правду говорит Калиса Петровна: «Никто из нас не знал, что Ариадна Сергеевна – дочь великой поэтессы, она об этом умалчивала. Да если бы и знали, то вряд ли имя Цветаевой кому-то что-нибудь сказало. Туруханск был невелик, отдалён. И все литературные новости доходили туда с большим опозданием».
Итак, во втором круге общения прежде всего – работники Дома культуры. Странно, но в книге «Рядом с Алей» не назван никто, кроме Гути Поповой и девушки Лоры, хотя о некоторых местных жителях написано довольно подробно.
Мне кажется, это объясняется фразой Ариадны Сергеевны в письме 12 октября 1950 года: «Люблю одарённых людей, вяну с ничтожествами, наверно, скоро увяну совсем, ибо клубное окружение к расцвету не предполагает».
И тем не менее, в воспоминаниях людей, которые её помнят, создается привлекательный образ интеллигентной женщины. Все отмечают её необыкновенную скромность – и во внешности, и в отношениях с людьми. Вот как описывает К.П. Канаева внешний облик художницы: «Носила серую вязаную кофту с ослепительно белым воротничком, юбку. На ногах – серые подшитые валенки с загнутыми голенищами». «Была удивительно скромная и мужественная женщина. Маленькая, худенькая, но очень работоспособная».
Нина Ивановна Абалакова запомнила А.С. Эфрон такой: «Я помню её всегда в тёмном костюме, часто курящей, всегда спокойной, даже какой-то величественной. Никогда мы не слышали от этого человека ни жалоб, ни разговоров о трудностях жизни, о себе она была абсолютно молчалива. Но никто не был обделён её вниманием по любому вопросу. Она помогала нам правильно понять читаемые со сцены стихи, создаваемые образы драматических произведений».
А.Г. Долгинский запомнил «две крайности человека: его высокая культура и постоянное курение «Севера». Не в осуждение это говорю, а память подсказала такой образ. Раньше-то все курили, и это не так бросалось в глаза… Но то, что у Ариадны Сергеевны был присущий стиль разговора, вежливость и терпимость к любому мнению мне запомнилось. Никакого высокомерия или превосходства в знаниях она не показывала. Для нас она была просто художником-оформителем». (Шемякина, И. Рядом с Ариадной Эфрон //Туруханск литературный.-1995. С.10)
После первой поездки на сенокос Аде Александровне «об Але рассказывали дружелюбно и с уважением: говорили, что она хорошо работала, во всём помогала, а по вечерам или в дождливую погоду развлекала всех рассказами. У Али был просто дар находить общий язык с самыми разными людьми и становиться их поддержкой в трудных условиях». Калиса Петровна приводит такие примеры: «Кто я ей была? Никто. О чём ей, умнице, прекрасному художнику, было со мной говорить? Но поддерживала людей, как могла. Когда у меня начался воспалительный процесс в лёгких, отдала свой тёплый платок. Женщина рожала одна, Эмма Марковна, муж у неё запивался, Ариадна Сергеевна в роддом ей принесла одеяло и пинетки. Кто была ей эта женщина? Никто». Ариадна Сергеевна знала, что у Калисы Самойловой слабое здоровье и старалась её оберегать. «Заманит, к примеру, в бутафорную и старается накормить. Есть хочется, но брать стыдно, потому что знаю: она сама голодает и болеет. А она убеждает: «Ты молодая, Калиса, тебе жить. Ешь, я уже пообедала». Я сопротивляюсь, она старше, ей труднее. А она говорит: «И я молодая, Калиса, я на Севере замёрзла!»
Замечательный пример сообщила Нина Ивановна Абалакова: «Первым человеком, который поздравил нас с Борисом с началом семейной жизни, была Ариадна Сергеевна. У меня не было здесь родных, и поэтому все душевные тайны я доверяла ей. Помню, мы пришли на репетицию, а нас встречает Ариадна Сергеевна, Леонид Бортник, поздравили с началом новой жизни и подарили на маленьком черном подносике графинчик с двумя фужерчиками. Свадьбы у нас не было, поэтому это были такие приятные, светлые минуты внимания к нам. И ещё один поразительный случай. Когда Ариадна Сергеевна после реабилитации уехала из Туруханска, нам из Москвы пришла маленькая бандероль. Мы удивились, но когда вскрыли, были бесконечно благодарны и ещё поражены человеческой добротой, вниманием к людям. Там лежала пластинка «И только одна, ты одна виновата, что вдруг загрустила гармонь» (когда Нина Федоровна пела эту песню на смотре художественной самодеятельности, её впервые увидел Борис Абалаков). Сколько же силы духовной было в этом человеке, испытавшем такие тяготы жизни, чтобы остаться удивительно прекрасным человеком. Мы всегда помним Ариадну Сергеевну и стараемся хоть капельку быть похожими на таких людей» (приложение 8, лист 2).
Я думаю, что эти примеры объясняют, почему о работниках ДК нет ни слова в воспоминаниях Ариадны Сергеевна и её подруги. Для них помощь другим была естественным состоянием, а природная скромность и чувство такта не могли афишировать эту бескорыстную помощь. Конечно, возможности общения здесь были неравноценными. Ариадна Сергеевна могла многое дать, но не многое могла взять в том окружении. Очень метко написала она: «Каждая человеческая встреча бросает семена в нашу душу – немногие дают всходы и ещё меньше приносят плоды». Не случайно воспоминание Калисы Петровны: «Помню, что она часто стояла у окна и смотрела на речной простор. Она очень тосковала здесь».
По словам Калисы Петровны, единственным человеком, с которым не сложились отношения, был директор Дома культуры Николай Поликарпович Утюжников. Он считал её явным врагом народа. Никогда Ариадна Сергеевна не срывалась на его придирки и оскорбления. Но «когда Ариадна Сергеевна уже уехала в Москву, Утюжников приехал в столицу. Нашел адрес и приехал к ней в гости. Она открыла и молча закрыла перед ним дверь». Как и в случае с Гутей Поповой, А.С. Эфрон не терпела непорядочность.
Из рассказов Калисы Петровны я поняла, что Ариадна Сергеевна с подругой жили довольно обособленно. Это и понятно. Отношения с местными жителями завязать было сложно. Ещё до остановки этапа в Туруханске здесь были проведены партийные собрания, на некоторых население Туруханска предупредили, что едут враги народа, которым нельзя ни в чём доверять, пускать в дом, общаться, а работу давать только физическую: убирать мусор, колоть дрова, копать землю… Поэтому сосланные сразу почувствовали настороженность и недоверие.
Лёд неприязни быстрее всего растаял в среде участников художественной самодеятельности. На собраниях комсомольцев предостерегали от общения, призывали проявлять бдительность, но они поодиночке передавали все Ариадне Сергеевне, потому что симпатизировали ей. Молодёжь привлекали обаяние Ариадны Сергеевны, умение рассмешить метким словцом, необычайное трудолюбие и умение внести в любую работу живую струю и юмор. Однако никто из них не задумывался, как стали «врагами народа» две интеллигентные женщины, а симпатизировали тоже скрытно. Я думаю, что атмосфера скрытности была в обществе уже привычной.
О контактах с местными жителями в воспоминаниях обеих женщин почти не говорится. Подробно описаны дружеские отношения с 6-летним мальчиком Геной Силкиным - внуком старухи Зубарихи, у которой некоторое время они снимали угол, и о другом мальчике - Вовке, сыне соседей Корман. Генке они нарядили ёлочку самодельными игрушками, а к Вовке Корману Ада Александровна пришла в костюме Деда Мороза.
Упоминается о судьбе некой Оксаны Терещук, сосланной в годы коллективизации, о встрече с Афоней Тетериным – бывшим дневальным Сталина. Вот практически и всё.
Иногда спецпоселенки жалели, что нельзя было по свежим следам записать рассказы местных жителей. «Записывать что-либо было опасно. Соседи были обязаны доносить о нашем поведении, а всякое писание возбуждало любопытство, а у органов – желание устроить обыск и изъять написанное. Необходимо было жить очень неприметно, не привлекая внимания». «Мы старались быть осторожными и ни с кем не откровенничали».
Показателен диалог Ады Александровны с работником лесничества Д. А. Зыряновым, которому она помогала подготовиться к зачёту по английскому языку для заочного повышения квалификации: «Вот всё гляжу на вас, как вы работаете, всем помогаете, хороший вы человек, и ума не приложу, что вы такого сделали, что получили столь суровое наказание?» - «Когда-нибудь наступит день, когда вы обо всём узнаете, может быть, прочтете и тогда вспомните обо мне». Пришло время, когда в самом деле вспомнили – и Аду Александровну, и Ариадну Сергеевну, и многих других ссыльных.
Наиболее подробно о местных жителях рассказано в книге А.С. Эфрон «Мироедиха». Некоторых из них мой руководитель знала лично, когда они уже жили в Туруханске по соседству с ней. В частности, семью Гавриленко (приложение 9, лист 1). «Шурка рыжая» - это Александра Елизаровна Гавриленко, «Палька» - это её муж и однофамилец Павел Александрович Гавриленко. О них и детях – Таньке и Тоньке – написано с большой теплотой и сочувствием и очень правдиво. Тоня была внебрачной дочерью Александры и ссыльнопоселенца Федора Кирилловича Фатияди. Его фамилия в книге Ариадны Сергеевны не упоминается, но в районной газете было сообщение о розыске отца Антониной Федоровной Цыганенко (Гавриленко).И неродной отец, и родная мать недолюбливали Тоню, это ощущала Ариадна Сергеевна, и это чувствовали позднее соседи в Туруханске. Так что в книге «Мироедиха» все написано правдиво.
Давно нет в живых А.Е. Гавриленко и её мужа, но их сын Павел вспоминал, что его мать, рассказывая про жизнь в Мироедихе, упоминала ссыльную женщину с большими глазами. Эта женщина жила у них, когда пригоняли на уборку в колхоз. По вечерам на крыльце они иногда разговаривали, «ссыльная эта людей хорошо понимала, и вообще хоть и была городская и образованная, но Мироедиха наша ей очень понравилась». Мой руководитель очень жалеет, что при жизни Александры Елизаровны не записала её рассказы. Да и сделать это было непросто. У неё обнаружили рак горла, прооперировали вовремя, но она много лет прожила с трубочкой в горле, и речь была затруднена.
В Туруханске живёт ещё одна женщина, о которой косвенно упоминается в книге. «Баба Леля» рассказывает о дочери племянника, которая работала в избе – читальне (приложение 9, лист 2). В 1964 году Октябрина Петровна Гостева (Каторгина) – кетка по национальности – стала директором районной библиотеки, награждена орденом «Знак Почёта». Мой руководитель говорит, что портреты и характеры местных жителей Ариадна Сергеевна описала настолько верно, что она видит их, как живых.
Разными были местные жители, и по-разному относились к ним спецпоселенцы. В своем дневнике Ариадна Сергеевна пишет о праздничном разгуле туруханцев: «… Живут бедно, но зато празднуют так, как я в жизни не видывала, - варят какую-то бражку, гулять начинают с утра, к вечеру все, старые, малые и средние, пьяным пьяны. По селу ходят пьяные бабы в красных юбках, ватных штанах и поют пьяными голосами душещипательные песни, мужики же все валялись бы под заборами, если бы были заборы… Где-то бьют, где-то сводятся старые счёты, кого-то громогласно ревнуют… Потом начинается утро, и – всё сначала». (Ситников, В. Спиртовый вопрос// Маяк Севера.-1993.-№22.-С.3) О них же с добрым юмором она пишет в стихотворении «Праздник».
«Над хатой – дым столбом,
А в хате – коромыслом,
И речи за столом
Без никакого смысла.
Гуляют други милые
Со всей сибирской силою…»
(Эфрон, А. С. «…В небе - Сохатый бьёт копытом…» Стихотворения// Новый
мир.-2000.-№1)
Ариадна Сергеевна умела давать меткие характеристики, например, «… бывшего зав.отдела культуры, с честью носившего свою фамилию» (фамилия была - Пьяных). Калиса Петровна подтверждает: «Он и вправду очень пил».
Третий круг общения – это близкие и дорогие люди: тетушка Е.Я. Эфрон («тётя Лиля») и её подруга Зинаида Митрофановна Ширкевич, Б.Л. Пастернак, Н.Н. Богданова, приехавшая с Ариадной Сергеевной по этапу в Туруханск, и её подруга Ю.И. Братковская. Приходили частые письма от Анастасии Ивановны Цветаевой, которая была в то время в ссылке в Новосибирской области. Одно время писала Т.С. Сикорская, писательница, бывшая в Елабуге вместе с Мариной Цветаевой, но её вынудили отказаться от переписки. Тогда Ариадне Сергеевне стала писать жена её сына, Вадима Сикорского. Они поддерживали её дружеским словом и участием, а Борис Леонидович ещё и присыланием книг и денежной подмогой. «Тётя Лиля» писала (не боясь!) длинные письма и присылала бумагу, книги и тёплые вещи. Они были связью с родным, близким миром, в котором она жила до ссылки. Они – опора и утешение, они – родные души.
Насколько она любила этих людей, говорят строки из писем. «Я счастлива, что нам удалось встретиться здесь» (Н.Н. Богдановой, 12 октября 1950г.). «Я выросла среди твоих стихов и портретов, среди твоих писем, издали похожих на партитуры, среди вашей переписки с мамой, среди вас обоих, вечно близких и вечно разлученных, и ты давным- давно вошёл в мою плоть и кровь», - пишет она Б. Пастернаку (Эфрон, А. Переписка с Б. Пастернаком// Нева.-1989.-№4.-С.2). Он – один из немногих, который не отвернулся от Ариадны и Марины в трудное для них время, протянул руку помощи. «Дорогой Борис! А вообще-то было бы ещё несравненно труднее, если бы я не чувствовала постоянно, что ты живёшь и пишешь. Спасибо за всё». Это чувство любви к родным и близким людям она носила в себе и укрепляла себя им в труднейших обстоятельствах «вечного поселения». Когда, казалось, никакой надежды вырваться из этого положения не было… Любовь, привязанность к дорогим, близким людям – сильнейшее подспорье жизни А.С. Эфрон. Она отправляет им свои нарисованные открытки (приложение 10).
В переписке раскрылся ещё один талант А.С. Эфрон – редкостный талант писателя. Волею обстоятельств (тюрьма, лагерь, ссылка) он проявился, в основном, в письмах. Её талант нисколько не уступает таланту её знаменитого корреспондента – Б.Л. Пастернака. Ариадна Сергеевна стала бы замечательным писателем. И ей так хотелось писать: «Хочется писать, как дышать», - это из письма к Н.Н. Богдановой.
Сейчас мы знаем, что она писала ещё и стихи. Она не опубликовывала их. Первыми их прочли читатели «Нового мира» в 2000 году. В стихах - восхищение природой северного края, тоска по родным людям и родным местам, желание и надежда вернуться:
«И железные проходят зимы,
И чудесные проходят весны
Над моею жизнью нелюбимой,
Над чужой землёй орденоносной
Над чужбиною» .
(1950 год)
(Эфрон, А. С. «…В небе - Сохатый бьёт копытом…» Стихотворения// Новый
мир.-2000.-№1)
Она пишет в письмах о ссыльном житье - бытье, о работе, делится туруханскими новостями, описывает природу, а за строками писем ощущается впечатлительность, ум, понимание людей, душевная прямота, а ещё – тихая боль и отчаянье, любовь и надежда, светлая душа дочери поэта (наследственный талант!). И ещё – большое чувство юмора, а порой и горькая ирония. Наверно, письма А.С. Эфрон и есть то, что называется «изящной словесностью».
Мне кажется, что именно третий круг общения в наибольшей степени помог Ариадне Сергеевне выжить. И внутри этого круга – воспоминания о матери, неизбывная любовь к ней, постоянные размышления о её трагической судьбе, стремление выжить, чтобы передать людям светлую память о ней, её поэтическое наследие, тоже подвергнутые репрессиям. «Никогда в жизни никого так не любила, как маму». (Эфрон, А. Устные рассказы /Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А. Рядом с Алей: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995, С.95)
Первое жилье Ариадны Сергеевны и Ады Александровны – угол в маленькой избенке на окраине Туруханска «у мрачной старухи Зубаревой» (приложение 9, лист 1). Она сама была ссыльной, а избенка была на окраине Туруханска. Шкодина А.А. называла эту окраину «рабочим поселком». Официальное название – Новый поселок. Благодаря этим двум обстоятельствам и удалось снять угол, потому что местные жители боялись пускать на квартиру репрессированных. Это был в полном смысле слова «угол»: у печи - топчан с тощим сенным матрасом для Ариадны Сергеевны, а Ада Александровна спала недалеко от дверей у стены, которая за ночь покрывалась изморозью. Было еще и третье обстоятельство, из которого хозяйка надеялась извлечь пользу: Ада Александровна, по ее расчетам, должна была подворовывать в столовой и приносить в дом. Когда эти ожидания не сбылись, хозяйка стала злиться. В доме было всегда грязно и холодно. Здесь они провели 10 месяцев: «… заплатили 1500 рублей за 2 ужасных угла с клопами… страшно мерзли зиму и никогда не чувствовали себя дома из-за отвратительной хозяйки» (из письма Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич).
К.П. Канаева утверждает, что Ариадна Сергеевна «некоторое время жила в портовском доме, снимала там квартиру». «Портовский дом» - дом для работников гидропорта. Но нигде в переписке Ариадны Сергеевны нет упоминания о квартире в «портовском доме». Чем объяснить – не знаю.
К.П. Канаева считает, что некоторые из репрессированных были довольно обеспеченными людьми: «Людмила Исааковна Ролавс имела богатого мужа, у него были мясные заводы, а Ариадна Сергеевна тоже не была из бедных». Но думаю, тут Калиса Петровна заблуждается. «Была я обыкновенной девчонкой, ничего в жизни хорошего не видела – голод, холод, нищета». На этом фоне покупка домика двумя подругами могла ей показаться свидетельством обеспеченности.
На самом деле средства на приобретение дома появились следующим образом. Вот что пишет об этом А.А. Шкодина: «В Москве по моей просьбе продали все мои вещи и книги и прислали вырученные деньги в Туруханск. Сумма по нашим тогдашним условиям была немалая, помнится, около двух с половиной тысяч. Кроме того, тысячу рублей прислал Пастернак с необычайно сердечным посланием. Это было актом большого мужества».
Домик был куплен за 2300 рублей. Он был расположен последним, точнее, первым (ул. Лыткина,1) прямо на берегу Енисея. «Сели мы с Алей на порожек, прислонившись плечом к плечу, и замерли от нахлынувшего счастья». Для А.С. Эфрон это был первый свой дом за 38 лет жизни.
Как они радовались своему дому после стольких лет скитаний! «Представьте себе маленький домик на берегу Енисея, под крутым обрывом, настоящий отдельный домик – одна светлая и довольно большая комната, крохотная кухонька с плитой, маленький чуланчик и маленькие сени, вот и все. Три окна, на восток, на юг и запад. Домик в хорошем состоянии, что здесь необычная редкость, построен всего два года назад, отштукатурен и побелен снаружи и внутри, настоящие двери с настоящими ручками, новый гладкий пол, высокий (по здешним понятиям) потолок». Домик этот был очень любим женщинами. Он изображён на многих акварелях и рисунках Ариадны Сергеевны (приложение 11, приложение 2). Из окна домика открывался «навечно впечатавшийся в сердце вид – серая, далеко – далеко вдающаяся в реку отмель, синяя вода Тунгуски, остров, бурая полоска водораздела, за ней серебристая, отличающаяся от тунгусской, резко блещущая на солнце вода Енисея» (приложение 2, лист 1).
Домик купили летом, а уже осенью обнаружились многие неприятности, связанные с ним. Воду пришлось носить с Енисея,а по гальке два ведра сразу принести было невозможно. Печка топилась напрямую. Калиса Петровна говорит: «В доме, который они купили, было все время холодно. Я там всегда мерзла. Я помогала Ариадне Сергеевне пилить дрова. Пойду ее провожать и помогаю. Клали на деревянные козлы длинные чурочки или бревно и пилили двуручной пилой».
На зиму нужно было не менее девяти кубометров дров, их надо было самим заготовлять в лесу, а потом просить кого-нибудь довезти до дома за водку или плиточный чай. В первую зиму повезло. С берега не успели вывезти штабель долготья (трехметровые бревна). Его заранее списали, потому что весной ледоход снес бы штабель. С разрешения завхоза женщины перенесли на себе все десять кубометров бревен от воды до дома (семь-десять минут ходьбы).
Летом после ночной грозы верхняя кромка обрыва обрушилась на крышу домика, повредила его низ, домик едва не затопило потоком воды. Пришлось прорыть канаву по сторонам домика, чтобы отводить воду к Енисею. Ариадна Сергеевна запечатлела эту работу в наброске «Малые стройки коммунизма» (приложение 12). Фундамента в домике вообще не оказалось, а новые доски лежали поверх съеденных грибком прямо на гальке. Зимой во время снегопадов утром женщины оказались в снежно-ледяном плену, их домик мужчины откопали только к вечеру.
И все же двум женщинам, лишенным нормальной человеческой жизни, хотелось обиходить свой дом. Дрова у них во дворе всегда были аккуратно сложены. Участок вокруг дома отметили забором, чтобы не заходили коровы. Сделали даже огород. Земли возле домика не было вообще, только галька, и землю носили с обрыва. Так насыпали огород в тридцать сантиметров глубиной. Устроили еще небольшую кладовую и держали там запасы на зиму – картофель, часть из которого выращивали на своем огороде, бочку квашеной капусты и кадушку брусники, грибы из леса.
Для жителей Туруханска было совершенно непривычным, что сосланные женщины во дворе решили растить цветы, это считалось баловством. «В нашем садике настурции, ноготки, ромашки, душистый горошек и ночные фиалки, васильки и маки». Канаева К.П. говорит: «В первый раз я у нее увидела цветы календулы, анютины глазки, редис. Они росли на грядке. Семена цветов Ариадне Сергеевне присылали в письмах». В домике на берегу появились свои домашние животные. К ним относились бережно, с любовью (приложение 12).
Наверное, ссыльнопоселенки и в самом деле очень любили свой домик, потому что, когда обнаружилась еще одна неприятность, связанная с осенней распутицей, Ариадна Сергеевна описывает ее с юмором: «Так как живем мы на берегу под кручей, то доехать до нас можно только на мягком месте, а выбраться – только на четвереньках» (из письма Ю.И. Братковской и Н.Н. Богдановой от 12 октября 1950 г.).
Этот домик, как и все предыдущие места проживания А.С. Эфрон, не сохранился. Его вместе со всей улицей Лыткина снесло наводнением 1959 года.
Как бы ни были тяжелы жилищные условия, но свой домик давал иллюзию некоторой свободы, ведь здесь они могли свободно разговаривать. Ариадна Сергеевна стала рисовать. Иногда она рисовала подругу (приложение 13). Но чаще рука запечатлевала Сибирь – край её многолетней муки. В основном это сюжеты из жизни местных жителей «Рисунки из окна», а также акварельные пейзажи окрестностей Туруханска – «Туруханские акварели». Ариадна Сергеевна очень любила природу, любовь к ней привила мать. И северная природа заняла большое место в её жизни. Она удивительно описывала и в письмах, и в живописи, и в стихах снежные просторы, весенние ледоходы, восходы и закаты солнца, самые разные состояния природы.
Были и другие примеры материальной помощи, помогающие выжить. Денежный перевод от Пастернака дал возможность купить кое-какую одежду: телогрейку, сапоги, материю для рабочего халата. Калиса Петровна говорит, что подруги носили юбки из отбеленной мешковины, которые им сшил тоже ссыльный, «кажется, Карелов по фамилии». Пришли в посылке от тети Лили одежда Ариадны Сергеевны, еще французские вещи, уже порядочно поношенные и тоже кем-то подаренные. Само слово «французские» по отношению к одежде тоже, наверное, дало основание Калисе Петровне считать Ариадну Сергеевну «не из бедных».
Была ли возможность Ариадне Сергеевне с ее талантом художника подработать себе на жизнь? По словам Калисы Петровны, «местное население хотело украсить свои квартиры, был спрос на виды с лебедями, озером, домом, но не было у Ариадны Сергеевны масляных красок». Ариадна Сергеевна пыталась брать заказы из других организаций. В сохранившемся заявлении она пишет об этом, потому что работы в ДК в зимний период было очень много, а оплачивали ей, как летом, всего полставки, хотя работала она полный рабочий день (приложение 5, лист 4). Судя по приказам (приложение 5, лист 2) её неоднократно отстраняли от работы (наверно, из-за того, что она - ссыльная). Выносить это тоже было унизительно. Проходило какое-то время, без неё не могли обойтись и возвращали на работу.
Заработанные деньги она тоже не всегда вовремя получала. Сохранилось заявление от 22 апреля 1951 года о том, что ей до сих пор не оплачен двухнедельный отпуск в сентябре 1950 года (приложение 5, лист 4).
Материальная помощь «от маминых друзей» пришла и когда А.С. Эфрон в ноябре 1954 г. собиралась в отпуск в Москву.
Духовная поддержка и материальная помощь помогли подругам выдержать шесть лет туруханской ссылки.
Судьба А.С. Эфрон во многом повторила судьбу многострадальной и прекрасной русской интеллигенции XX века. За пять лет - с 1939 по 1944 – семья Цветаевых-Эфрон была, что называется, уничтожена на корню. Осталась одна Ариадна Сергеевна. Последняя потеря её жизни – муж, Самуил Гуревич, – первая и последняя её любовь, был арестован в 1950 году и расстрелян в 1952г. Но Ариадна Сергеевна не сломилась, состоялась, прожила жизнь, не уронив себя. «У неё была одна цель - выжить, - вспоминает К.П. Канаева.- Она часто повторяла: не делая зла – не наживёшь врага, не потеряешь – не оценишь. Она всегда придерживалась этих принципов и душевного тепла не растеряла».
Подобные тяжкие бури пронеслись над многими представителями интеллигенции. В ссылку было отправлено много интересных, высокообразованных людей. Они отличались друг от друга вероисповеданием, политическими, философскими, литературными взглядами. Объединяло их одно: 58-я статья. Она имела много обвинений: от подготовки вооружённого восстания до контрреволюционного саботажа. Ариадна Сергеевна в свой первый арест вместе с отцом в августе 1939 года была обвинена в шпионаже (статья 58-6).
Бытовые условия у большинства ссыльных были очень тяжёлыми. Жильё – угол, а работать по профессии чаще всего было невозможно. Больше везло врачам. Среди сосланных было много врачей. Другим работу предоставляли, как правило, временную или просто увольняли.
К.П. Канаева рассказывает об одном таком замечательном враче-диагносте, использующем деревянную трубочку, пальцы и ухо: «Это был грузин Иван Родионович. Его жена – Эрине Анастасия Казимировна, латышка. Мне было 18 лет, когда мы приехали на станок Верещагино с агитбригадой. По просьбе его дочери он меня простукал с помощью деревянной трубочки и пальцев и сказал: «Калиса, если ты не будешь соблюдать режим и беречь себя, то через шесть лет у тебя в правом легком начнется цирроз». Так оно и случилось». В этом рассказе меня поразили два обстоятельства. Во-первых, без всякого рентгена врач сумел поставить диагноз. Во-вторых, невероятная воля к жизни самой Калисы Петровны. В дальнейшем она очень заботилась о своем здоровье. Благодаря этому, смогла много лет работать, её знает весь огромный Туруханский район, и она до сих пор очень активный человек.
О другом замечательном враче рассказывает Нина Сидоровна Скворцова. К ним в село В-Имбатск попал с Колымы Петр Макарович Бущенко. «Он рассказывал о Евгении Гинзбург. Он с ней встречался на Колыме, она у них в бараке топила печь. Он в В-Имбатске оперировал аппендицит дочери капитана теплохода. Отец дал расписку, что разрешает. Девочка уже умирала. А Петр Макарович спас ей жизнь. Капитан каждый год праздновал с ним после этого, специально делал большую стоянку в В-Имбатске. Петр Макарович убеждал население во вреде алкоголизма, ходил сам по квартирам. Вся деревня его провожала, даже в Туруханске вел приём больных».
В Мироедихе работал врачом ссыльный Сергей Корнеевич Курилко. Медпункта в деревне не было, а квалифицированная медицинская помощь населению оказывалась.
Местное население запомнило сосланных не только как хороших специалистов, но и как духовно богатых людей.
Н. И. Абалакова прислала свои воспоминания о работе в ДК в тот период: «Нас туда тянуло как магнитом. Эти люди отдавали всех себя работе и общению с молодёжью. Клуб был нашим домом, нашей отдушиной, где мы всегда находили теплоту и понимание».
«Эти люди», о которых упоминает Н.И. Абалакова, тоже были сосланными по 58-й статье: Леонид Бортник из Минска – руководитель драмкружка, Людмила Исааковна Ролавс – пианистка, а после неё – Мирдза Карловна Калнозолс. О Л.И. Ролавс рассказала К.П. Канаева. Она дружила с ней. Людмила Исааковна была сослана как жена владельца мясных заводов в Латвии. После реабилитации она вернулась в Прибалтику, и Калиса Петровна была у неё в гостях. Людмила Исааковна сказала ей: «Выжить мне помог только Бог». Очевидно, что эти интеллигентные люди много сделали для развития культуры в селе, поэтому их запомнили.
Нет данных, сколько человек было сослано по 58-й статье. К тому же они почти все выехали после реабилитации, в отличие от репрессированных по национальному признаку. Поэтому создать целостную картину жизни интеллигенции и её влияния на жизнь в селах пока что невозможно, для этого нужно отдельное исследование.
Но судьбы интеллигенции показывают, что это была история борьбы человека с самим собой, с обстоятельствами, с Системой. Вот примеры из деревни Мироедихи, которой давно уже нет на карте района.
«До 1953 года в Мироедихе проживали 11 человек, осужденных по 58 статье. Среди них был и американский профессор Вильям Вильямович Фридман. Он с женой преподавал в Москве английский язык. По специальности в деревне не мог работать, так как школа была начальной, и английский язык в ней не преподавался. Жил профессор на пособия, присылаемые женой, в колхозе находился на лёгком труде. А поскольку в совершенстве владел ещё русским языком, то, несомненно, оказывал благотворное влияние на духовный климат села». (Беспалов, Г. Прощай, Мироедиха// Маяк Севера.-2000.-7 февраля.С.3)
В той же деревне селяне неоднократно избирали счетоводом Якова Сигизмундовича Голомбина-Мазурского. По специальности он был инженер-машиностроитель. Конечно, работы по специальности и быть не могло. Но он стал счетоводом, а потом продавцом. Обе эти должности в деревне были значительными. Именно Яков Сигизмундович ввел изменения в системе оплаты труда. До 1943 года работающие люди приходили каждое утро к председателю, и он проставлял трудодни, затем счетовод ставил сумму примерного аванса, кассир выдавал наличку, потом человек шел в магазин. Я.С. Голомбин-Мазурский ввел порядок, когда людям выдавали аванс только 2 раза в месяц, и это освобождало их от ненужных унижений и ненужной траты времени. Когда срок ссылки подходил к концу, счетовод обучил этой профессии другого ссыльного – украинца Василия Александровича Грибанова, тоже с высшим образованием.
А.А. Шкодина пишет, что бывал у них по праздникам «Яков Семёнович Голомби – инженер, друг молодости А. Фадеева». Несомненно, это тот же самый человек. Наверно, после окончания ссылки он переехал в Туруханск и по какой-то причине задержался здесь.
Не всегда судьба репрессированных складывалась так относительно благополучно. Мне кажется, что чем слабее, беззащитнее человек, тем больше ему нужно было преодолеть в себе и в обстоятельствах. И не всегда он мог преодолеть. В книге А.А. Федерольф «Рядом с Алей» рассказано о некоторых трагичных случаях. Об одном из них упомянуто всего в трёх словах: «Один юрист повесился». Я думаю, что это мог быть отец известного актёра Савелия Крамарова. В Туруханском краеведческом музее есть данные о нём: «Крамаров Виктор Савельевич работал в Московской областной коллегии защитников при Мособлсуде, а с 1931 г.- юрисконсульт. Осужден по ст. 58-10-11 (пропаганда и агитация к свержению советской власти, участие в контрреволюционной эссеровской организации). В Туруханск прибыл 28 августа 1950 г. Умер 28 марта 1951». В свидетельстве о смерти написано: «Смерть через удушение». (приложение 14).
В книге А.А. Шкодиной приведены ещё два трагических случая. Пожилой бухгалтер с тридцатилетним стажем отправился в поисках работы в пос. Спуск в нескольких километрах от Туруханска. В двадцатиградусный мороз он был обут в калоши, привязанные веревочкой к ступням. У него распухли ноги (вероятно, от голода), а другой обуви у него не было. «Его нашли на следующий день: он замерз, сидя на пне. Я думаю, что сел он не отдохнуть, а просто – чтобы разом со всем покончить. Был ещё инженер К., приятный в общении, образованный человек, которому в Туруханске удалось пристроиться десятником на стройке. Он чем-то вызвал интерес нашего надзора, был вновь оклеветан, судим и отправлен ещё дальше, в тюрьму или лагерь».
В книге А.А. Шкодиной приводится ещё один очень страшный случай. За год-два до их прибытия в ссылку, то есть в 47 или 48- м году на берегу Енисея местное МГБ расстреляло ссыльных священников и верующих. В гостях у ссыльнопоселенок был местный житель Афоня Тетерин, который рассказывал, что он сам закапывал трупы. По описанию можно понять, что закопаны они в канаве на берегу. Вряд ли это могло быть на берегу. Весной Енисей и Тунгуска очень разливаются и подмывают берег. Во время наводнения 1959 года была смыта целая улица Лыткина, расположенная вдоль берега. Тела бы вымыло водой. Но никаких устных историй в Туруханске об этом нет. А вот когда на улице Почтовой в 60-е годы XX века рыли фундамент под строительство дома, то вырыто было много костей, говорят, даже милицию приглашали. Может, там когда-то было кладбище. А может, и какое-то общее захоронение. Об этом будет исследование отдельное. Дата расстрела, кажется, указана в книге неверно. Есть данные, что расстрелы происходили в 1938 году. Но сам факт расстрела меня очень поразил. Ведь это были расстреляны представители духовной интеллигенции. Значит, Советской власти не нужны были не только дворяне, не только грамотные люди, но и те, кто пытался сохранить духовные традиции.
Унижение, голод, холод, испытания, жестокость, болезнь, опасность – вот круг,
который смыкался вокруг интеллигенции в годы сталинского правления.
Ариадна Сергеевна писала:
«Нам останется ночь полярная,
Изба черная, жизнь угарная,
Как клеймо на плече позорная,
Поселенская, поднадзорная» .
(Эфрон, А. С. «…В небе - Сохатый бьёт копытом…» Стихотворения// Новый
мир.-2000.-№1)
Какая внутренняя сила и решимость нужны были, чтобы выжить, не расточить человеческий и профессиональный опыт! Как должна была трудиться душа, чтобы не только выжить, но и оставить о себе добрую память в тех крохотных деревушках, в которых они отбывали ссылку. Даже школьники тех лет их запомнили. Маргарита Петровна Алексейчик (Терешонок), живущая в Туруханске, вспоминает об одной из ссыльных: «Учительница Гильда Матвеевна любила играть на пианино. На большой перемене мы ей поставим лампы, чтобы она ноты видела, а сами танцуем. Так здорово было!» (Шепилова, М. Уже прошло полвека после школы… // Маяк Севера.-2005.- 6 августа. С.4)
Шкодина А.А. во время работы в стройконторе была выбрана (уже после смерти Сталина) председателем месткома и вместе с Ариадной Сергеевной устраивала праздники для детей рабочих конторы и смотра художественных изделий местных женщин.
Мне нравится, как сказала о репрессированной интеллигенции К.П. Канаева: «Какая у них была сила воли! Прямые ходили, несмотря на то, что и власти их не очень-то жаловали, и отмечаться приходилось. И переписка их с внешним миром строго контролировалась».
Через несколько недель после смерти Сталина А.С. Эфрон вызвал к себе следователь по делам госбезопасности. На этот раз она собиралась уже не так беспечно, как в далеком 1939 году: оделась по возможности теплее и взяла с собой немного еды, попрощалась с подругой. Они не знали, чего им ждать, готовились к худшему.
Но оказалось, что от Ариадны Сергеевны требовались свидетельские показания о бесчеловечных методах ведения допросов, которые применялись к ней еще в первый арест. Забрезжила надежда….
31 августа 1954 года А.С. Эфрон была освобождена, и получила паспорт. Спало постоянное напряжение многих лет. В бывшем доме А.С. Эфрон в Тарусе сохранилась старая домовая книга с записью о том, что паспорт А.С. Эфрон выдан Туруханским РОВД, т.е., в ссылке. (Салуцкий А. В Тарусе, по-соседски…// Литературная газета – 2007.-4-10 апреля. С.6)
Но они остались еще на зиму. Нужно было дождаться восстановления в правах, да и уехать было не на что: «… крыша над головой, топливо в дровянике, картошка в кладовке. Будем откладывать хоть сотню с зарплаты, а весной продадим домишко… Сейчас его пришлось бы даром отдать» (письмо от 4 октября 1954 года). Даром, потому что навигация заканчивалась.
26 марта 1955 года А.С. Эфрон получила справку отделения Военной коллегии Верховного суда СССР об освобождении, в которой сообщалось, что «свидетели по делу» от своих показаний отказались, А С. Эфрон реабилитирована за отсутствием состава преступления. Разрешено выбрать место жительства, и она выбрала Москву.
Начальство в клубе стало относиться к Ариадне Сергеевне по-другому, ей даже дали отпуск для поездки в Москву. А после восстановления в правах даже предлагали остаться на любой должности и с хорошим окладом.
Домик удалось продать за 3000 рублей, и первым теплоходом, теперь уже не спецпоселенки, а пассажиры с паспортами, покинули Туруханск. Новая жизнь страшила, как страшила и дорога. С горькой иронией писала Ариадна Сергеевна Н.Г. Астафьевой 1 мая 1955 года: «Я привыкла путешествовать налегке и со всеми возможными удобствами, вроде личной охраны, гарантированного пайка и абсолютно бесплатного транспорта».
Нужно было отвыкать от многолетнего постоянного состояния, что ты не волен поехать, пойти, работать, жить, общаться – не так, как тебе это удобно и нужно, а так, как диктует тебе комендант ссылки… Это было трудно. Трудно было и входить в нормальную жизнь, не боясь подвести соседей или знакомых общением с ними. «Свобода сызнова отращивать вершки и корешки», - так охарактеризовала это состояние сама Ариадна Сергеевна.
В который раз надо было начинать с пустого места. Ада Александровна еще год прожила в Красноярске в ожидании полной реабилитации. «С грузом прожитого ехали мы к недожитому, недоданному: будет ли додано, будет ли дожито?». (Эфрон, А. Из воспоминаний о Э.Г. Казакевиче.- М.: Советский писатель,1979.-С.241)
О туруханской ссылке дочери Марины Цветаевой в печати иногда появляются статьи. Вот отрывок из одной: «Не могу понять их путешествие… Они обе на теплоходе «Александр Матросов» отправились вниз по Енисею до места своей ссылки, которая и впрямь могла бы стать пожизненной,до Туруханска. Что их туда погнало или потянуло? Это загадка людей исстрадавшихся. Вон он стоит у причала, теплоход, спросите у него» (Ботвинов М. За отсутствием состава преступления…// Маяк Севера.-2000.-3 февраля.С.3)
Я думаю, что, будучи уже совершенно свободными людьми, подруги скучали по Туруханску. «Наш Север манит нас – зла не помнящих…» Поэтому совершили поездку по Енисею до о. Диксон (а не до Туруханска, как писал журналист). Это была туристическая путевка, возможно, в составе группы писателей, как утверждает К.П. Канаева. Двухчасовая стоянка в Туруханске, месте их неволи, посещение музеев ссыльных революционеров …»В доме-музее Я.М. Свердлова ее увидела техничка Эмма Филипповна Бабаева (приложение 3). Ариадна Сергеевна, - говорит К.П. Канаева, - прижала палец к губам, наверное, не хотела привлекать к себе внимание и вызывать расспросы. А потом они в кладовке наплакались и в садике». Но Ариадна Сергеевна пишет иначе: «Хотела вернуться, когда уйдут экскурсанты, и поговорить наедине, но не удалось, не хватило времени». В Туруханске их увидели и узнали другие жители, они даже сходили в гости к Силкиной Наталье – дочке «бабки Зубарихи».
Ариадна Сергеевна была великолепной души человеком. Даже после реабилитации прирожденное чувство скромности и собственного достоинства не позволили ей держаться на виду, несмотря на всю ее сказочную одаренность. В Москве она получила трудовую книжку с непрерывным стажем работы в издательстве «Международная книга» с 1937 по 1955 годы в качестве литературного сотрудника. Все оставшиеся годы своей жизни она преданно посвятила наследию своей знаменитой матери, подготовкой к печати ее рукописей. Ей не было дано самостоятельной литературной судьбы, быть может, оттого, что она оставалась в тени великого имени матери.
Когда пишут об А.С. Эфрон, неизменно добавляют, что она – дочь великой Марины Цветаевой. Но когда Ариадна Сергеевна отбывала ссылку в Туруханске, никто не знал, кто она. Поэтому мне было интересно, какой запомнили Ариадну Сергеевну местные жители. Из устных рассказов информантов и хранящихся в музее записанных воспоминаний встаёт привлекательный образ незаурядной, талантливой личности. Она оставила яркий след в памяти тех, кто работал с ней. Этот образ вполне соответствует тому образу, который складывается после чтения переписки из Туруханска Ариадны Сергеевны с близкими ей людьми.
Как были выполнены задачи, поставленные в начале работы?
1. Найти людей, которые могли бы рассказать об А.С. Эфрон, оказалось непросто. Сама атмосфера всеобщего недоверия и подозрительности, запрет на контакты со ссыльными препятствовали возникновению дружеских отношений между ними. Ссыльные, кроме того, понимали, что они могут подвергнуть опасности тех, с кем общаются. Наиболее яркие воспоминания сохранила в памяти местная жительница К.П. Канаева (Самойлова). До сих пор они были в устной форме. Мы с руководителем их записали. Другие информанты умерли или выехали за пределы района. Воспоминания двух информантов присланы в адрес краеведческого музея Туруханского района и использованы в работе.
2. Материально - бытовые условия ссылки были тяжёлыми. Проблемы трудоустройства преследовали сосланных весь период ссылки. Возможности найти работу по профессии не было, исключение – врачи. Несмотря на талант художника и отсутствие в штате такого грамотного и разностороннего специалиста, А.С. Эфрон периодически увольняли из Дома культуры, потому что она была ссыльной. Некоторые не могли найти работу, даже тяжёлую физическую. Материальное положение сосланных было трудным у большинства, если родные не могли помочь. Только материальная помощь Б.Л. Пастернака помогла Ариадне Сергеевне и её подруге приобрести маленький домик на берегу Енисея. Здесь они могли испытывать относительную свободу и независимость после многих лет неволи. Но в плане бытовом жизнь в домике с заготовкой дров, воды, земли на огород требовала немалых физических усилий. Такой быт унижал достоинство. Нужно было иметь и поддерживать в себе немалое терпение и большое чувство юмора, чтобы подняться над бытовыми невзгодами.
3. Морально – психологические условия ссылки были также тяжелы. Сосланные имели уже по меньшей мере три психологических травмы, связанные с арестом, заключением в лагере и послелагерным трудным вхождением в жизнь страны на положении «судимых». Новое психологическое потрясение – безнадёжность вечной ссылки. Власти создали и поддерживали атмосферу недоверия и подозрительности по отношению к сосланным. Местные жители в большинстве боялись завязывать контакты с ними (не случайно в воспоминаниях самих ссыльнопоселенок практически отсутствуют упоминания о местных жителях). Начальство на работе подчёркнуто унижало. Любой контакт с местными жителями мог закончиться доносом. Поэтому Ариадна Сергеевна и её подруга жили довольно замкнуто, как отмечают информанты. К товарищам по несчастью тоже приходилось относиться настороженно: они могли оказаться принужденными доносить на своих же. К этому чувству отчуждённости от обычной человеческой жизни добавлялись тоска по родным, мысли о погибшей семье, осознание, что жить на чужбине и в неволе предстоит вечно.
4. Обобщены все рассказы информантов о работе А.С. Эфрон в Доме культуры. Бесконечная безоглядная работа, без выходных, по 14 часов в день – эксплуатация труда ссыльной, работавшей длительное время на полставки. Она делала потрясающие декорации и костюмы, гримировала артистов, помогала в режиссуре, была суфлёром. Она ввела молодежь из художественной самодеятельности в мир высокой театральной культуры, учила их хорошим манерам, культуре речи, культуре поведения на сцене, пониманию текста. Она активно помогала агитбригаде. И все это не было её основной работой. Основная работа – невероятный объём оформления наглядной агитации в малоотапливаемом помещении, при керосиновой лампе, но с выдумкой, изяществом, вкусом.
По воспоминаниям информантов, она была проводником культуры и просвещения. Она познакомила местных жителей с творчеством Б.Л. Пастернака. А новогодняя ёлка, устроенная Ариадной Сергеевной в канун 1953 года, стала невиданным для тех мест празднеством. Благодаря А.С. Эфрон уровень художественной самодеятельности и влияние сельского клуба на культурную жизнь района выросли значительно. А её личное участие в судьбе участницы художественной самодеятельности К. Самойловой определило дальнейшую профессиональную судьбу девушки.
5. Смоделированы три возможных круга общения. Круг первый – подруги по ссылке. Это А.А. Шкодина, прошедшая с. А.С. Эфрон путь от пересыльной тюрьмы до последних дней жизни, а также, как выяснилось из рассказа К.П. Канаевой, - Л.И. Ролавс, сосланная из Прибалтики. По словам информанта, «они подпитывались друг от друга духовно». Круг второй – местные жители, с которыми обшение было затруднено, и работники Дома культуры. В этом круге общения Ариадна Сергеевна немногое могла взять: некоторые житейские знания и опыт. «Она очень тосковала здесь», - говорит информант. Но зато она сама многое дала людям из этого круга общения. Третий круг – близкие и дорогие люди, которые поддерживали с ней переписку несмотря ни на что. Именно третий круг общения в наибольшей степени помог Ариадне Сергеевне выжить.
6. Проанализированы особенности условий режима. Несмотря на все тяготы надзора, в Туруханске его переносить было легче. Отдаленность и невозможность бежать смягчали его в двух обстоятельствах. Во-первых, через год ссыльные могли по хозяйственным нуждам покидать пределы Туруханска: ходить в лес. Во-вторых, из-за отсутствия местных кадров можно было работать в районном Доме культуры, хотя всякий вид культурно-просветительской деятельности ссыльным был запрещён. Более того, Ариадна Сергеевна являлась негласным руководителем драмкружка. Кроме того, хотя утверждал репертуар кружка райком партии, Ариадна Сергеевна часто предлагала ту или иную постановку и с её предложениями соглашались.
7. Проанализировано отношение А.С. Эфрон к режиму, отправившему её в пожизненную ссылку. Несмотря на европейское образование и воспитание, Ариадна Сергеевна неожиданно для меня оказалась типичным человеком сталинской страны. Она испытывала большие иллюзии по отношению к Советской власти. То, что произошло с ней и её семьёй, она считала ошибкой, трагической, но ошибкой. Годы лагеря и ссылки не поколебали в ней веры в то, что её родина строит самое справедливое в мире общество. Как и большинство рядовых людей того времени (об этом я знаю со слов спецпоселенцев, депортированных по национальному признаку, - я о них писала работу в течение двух лет) она верила, что некие «вредители» виноваты в беззакониях, творившихся в стране. Сами основы «справедливейшего» общества она сомнению не подвергала. Об этом говорит её переписка из Туруханска, об этом говорит её отношение к советским праздникам в Туруханске, её творчество в Доме культуры по оформлению наглядной агитации той партии, что её репрессировала. Сталинизм разрушающе действовал на мораль и психику людей того времени.
8. Проанализирована роль информантов в сохранении и поддержании памяти об А.С. Эфрон. По просьбе музея, они выступают перед приезжими исследователями, а в Туруханске делятся воспоминаниями в своём кругу. Они осознают, какой незаурядной личностью была А.С. Эфрон, как был недосягаем её интеллектуальный и культурный уровень, отдают должное её мужеству выживания. Но в устной традиции некоторые информанты порой передают и недостоверные факты. Это связано с тем, что в обществе стали активно осуждаться репрессии сталинского режима, и это оказывает давление на личную память информантов. На коллективной памяти это пока не отразилось, потому что в условиях села все знают информантов и понимают, когда ими движут личные амбиции быть приобщенными к славе личности такого масштаба.
9. Проанализировано влияние репрессированных интеллигентов на жизнь в местах ссылки – деревнях Туруханского района. Судьба А.С. Эфрон во многом повторяет судьбу русской интеллигенции. Многие перенесли одинаковые формы репрессий: лагерь, высылка, ссылка. У них одна статья УК РСФСР – 58-я. В большинстве это были очень образованные люди, хорошие профессионалы. Неизвестно, какая часть разделяла иллюзии А.С. Эфрон по отношению к репрессировавшей их власти, но несмотря на разные взгляды, большинство из них достойно несли тяжесть незаслуженного наказания. «Прямые ходили», - сказала о них информантка. А ведь вокруг них сомкнулось кольцо: унижения, голод, холод, жестокость, негативное отношение власти и жителей, болезни, эксплуатация таланта. В деревнях Туруханского района сохранилась добрая память о хороших специалистах и замечательных людях, отбывавших ссылку. Интересные примеры привела информантка из с.В-Имбатск Н.С. Скворцова.
Однако усилиями власти и в среду интеллигенции вносилось разложение. У сосланных был страшный выбор: пытаться выжить с подорванными после лагеря физическими и нравственными силами или облегчить себе условия ссылки, став осведомителем органов. Большинство выбирали первый путь. Но не всем из них достало мужества бороться, и они находили страшные способы оборвать свою надломленную жизнь. Так, выбрал смерть через удушение юрист В.С. Крамаров. На этом фоне мужество А.С. Эфрон, не растерявшей свой нравственный и профессиональный опыт, поставившей себе цель выжить и спасти доброе имя матери и её литературное наследие, вызывают восхищение и уважение.
Туруханск был для Ариадны Сергеевны – без вины виноватой – местом ссылки. Единственным выражением её самоутверждения было творчество. В туруханской ссылке проявилась невероятная одаренность «поселенской, поднадзорной»: редкостный талант писателя в письмах, прячущийся талант поэта, открытый всем талант художника, дар находить общий язык с разными людьми, талант делать добро всем, кто нуждался в поддержке, щедро делиться своими знаниями. Информанты приводят примеры её замечательных душевных качеств: такт, сдержанность, культура, душевная прямота, понимание людей, большое чувство юмора, внутренняя сила, решимость, неприятие всякой непорядочности. «Луч света в холодном Туруханске», - так сказал об Ариадне Сергеевне Эфрон один из информантов.
1. Беспалов, Г. Прощай, Мироедиха// Маяк Севера.-2000.-7 февраля.С.3
2. Ботвинов М. За отсутствием состава преступления…// Маяк Севера.-2000.-
февраля.С.3
3. Васько, А. Дом, мой милый дом // Маяк Севера.-2004.-30 декабря.
4. Кудрова, И.Последнее «дело» Сергея Эфрона// Звезда.-1992.-№10.- С.128
5. Марченко, З. Ссылка 1949-1954 г.г.// Стройка №503 (1947-1953 г.г.).
Документы. Материалы. Исследования. Выпуск 1. – Красноярск: Гротеск, 2000.-С.62,
66-67
6. Николаева, М. Туруханский берег цветаевского архипелага: по страницам
переписки Ариадны Эфрон // Красноярский рабочий.-1990.-30 июня.-С.10-11
7. Письма Ариадны Сергеевны Эфрон// Нева.-1989.-№4.С.142,143
8. Салуцкий А. В Тарусе, по-соседски…// Литературная газета – 2007.-4-10 апреля.
С.6
9. Сергиенко, Т., Силкина Т. Автографы Ариадны Сергеевны Эфрон периода
Туруханской ссылки 1949-1955 г.г. // Маяк Севера.-2008.-12 марта.С.4. 19 марта.
С.14
10. Ситников, В. Спиртовый вопрос// Маяк Севера.-1993.-№22.-С.3
11. Туруханские нежности /публикация и примечания Н.Г. Астафьевой //
Литературное обозрение.-1990.-№4.-С.11, 14
12. Шемякина, И. Рядом с Ариадной Эфрон //Туруханск литературный.-1995. С.10
13. Эфрон, А. Из воспоминаний о Э.Г. Казакевиче.- М.: Советский
писатель,1979.-С.241
14. Эфрон, А. Марине Цветаевой: Воспоминания дочери.-М.:Сов.писатель, 1989.С.433
15. Эфрон, А. Переписка с Б. Пастернаком// Нева.-1989.-№4.-С.2
16. Эфрон, А. С. «…В небе - Сохатый бьёт копытом…» Стихотворения// Новый
мир.-2000.-№1
17. Эфрон, А. Устные рассказы /Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки.
Федерольф А. Рядом с Алей: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995, С.95, 219-220,
236, 243
Лист 1
Источник: Книга «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы.
Письма. Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995.
Информант Канаева (Самойлова) Калиса Петровна на встрече с членами
краеведческого коллектива в Центре детско-юношеского творчества «Аист».
с. Туруханск 2006 год.
Приложение 2
Лист 1
Надпись на открытке
Источник: Фонд краеведческого музея Туруханского района Красноярского края
Приложение 2
Лист 1
Акварельная живопись А.С. Эфрон периода Туруханской ссылки.
Источник: ж. «Нева»,1989, №4
Приложение 2
Лист 2
Источник: ж. «Нева»,1989, №4
Приложение 2
Лист 3
Театральные эскизы А.С. Эфрон
Источник: ж. «Нева», 1989, №4
Приложение 3
Жители Туруханска,
О которых упоминается в воспоминаниях
А.С. Эфрон и А.А. Шкодиной.
Комсомольский актив района
Третья слева в нижнем ряду Августа Попова.
с. Туруханск, 1954 год.
Источник: личный архив Зубовой С.С.
Эмма Филипповна Бабаева
(«Это Эмма, немка Эмма,
когда-то служившая уборщицей в клубе»)
с. Туруханск, 1963 год
Источник: Семейный архив
Поповых-Никкель.
Демонстрация 1 Мая.
с. Туруханск 1950 г.
Источник: личный архив Зубовой С.С.
Приложение 4
Фотографии спектакля «За вторым фронтом»
Декорации и костюмы А.С. Эфрон
слева – Борис Михайлович Абалаков
В центре – Б.М. Абалаков
с. Туруханск, 1953 г.
Источник: семейный архив Абалаковых
Выписка из приказа № 19
по районному Дому культуры от 15\VIII-5I г.
§2
Считать в очередном отпуске художника Эфрон А.С. с 16 августа согласно
законоположения.
Дир. Райдк /А. Тюменцев/
Выписка из приказа №28
по районному Дому культуры им. Я.М. Свердлова
§I от 6\x-5I г.
Считать прибывшей с сельхозработ и приступившей к работе художника Эфрон А.С. с
6 октября с\г.
Директор Районного ДКиО /А. Тюменцев/
Выписка из приказа №44
По райДК от 31 декабря 1951 г.
§I
Для проведения инвентаризации мелкого и крупного назначить комиссию в составе:
1. Силаков Н.Е. – директор РайДК
2. Матвеева В.В. – счетовод – кассир РайДК
3. Эфрон А.С. – художник РайДК
Провести инвентаризацию 31 декабря 51 года.
Директор РайДК
Им. Я.М. Свердлова /Н. Силаков/
Выписка из приказа №22
По Туруханскому районному Дому культуры
От 1 сентября 1952 года
§2
Считать в очередном отпуску художника РДК т.Эфрон А.С. с 1 сентября 1952 года по
15 сентября 1952 года.
Директор РДК /Игнатов/
Выписка из приказа
№29
по Туруханскому районному Дому культуры от 21 октября 1952г.
§3
В связи с служебным несоответствием и штатным расписанием предупредить художника
Эфрон А.С. о том, что она будет освобождена от занимаемой должности по истечению
двенадцати рабочих дней с момента ознакомления с приказом.
Директор РДК /Утюжников/
/примечание: росписи А.С.Эфрон нет/
Выписка из приказа №1
По Туруханскому районному Дому культуры
От 5 января 1954 года
За хорошее выполнение служебных обязанностей в 1953 году объявляю благодарность:
Уборщице Шадриной Варваре, худ.декоратору Эфрон Ариадне Сергеевне, контролёру
Долгинской Степаниде Ивановне, уборщице Шербаковой Татьяне Андреевне.
Приказ объявить всему личному составу работников РДК.
Директор /Утюжников/
Выписка изприказа №8
По Туруханскому Дому культуры
От 26 марта 1954 г.
§1
В виду сокращения штатов по районному дому культуры предупредить ниже
переименованных работников РДК, что они с 7 апреля 1954 года от работы в РДК
будут освобождены в связи с сокращением штатов:
1. художник-декоратор Эфрон А.С.
2. Руководитель хора Ролавс Л.И.
3. гардеробщица Иванова А.
4. Маркёр биллиарда Прокопьева
5. уборщица Герт Э.Ф.
6. Контролер Долгинская С.И.
Примечание
Руководителя хора Ролавс Л.И. освободить от работы по окончанию смотра
художественной самодеятельности.
Директор РДК /Утюжников/
/подписи/
(подпись Эфрон)
/
Выписка из приказа №14
По Туруханскому районному Дому культуры
От 6 июня 1954 г.
§2
В связи с моим выездом в служебную командировку с агитбригадой оставляю
заместителем художника-декоратора Эфрон Ариадну Сергеевну с 21 июня 1954 г. по 8
июля 1954 г.
Директор РДК /Утюжников/
С приказом ознакомлены /подписи/
Выписка из приказа № 28
По Туруханскому районному Дому культуры от 4/X-54 г.
§2
Считать с 19-го сентября 1954 года приступившей к исполнению служебных
обязанностей худ. декоратора Эфрон Ариадну Сергеевну, находившемуся по бюллетню.
Директор /Азнагулов/
Выписка из приказа №30
По Туруханскому районному Дому культуры им. Я.М. Свердлова
От 30 октября 1954 года.
§1
Предоставить очередной отпуск худ. декоратору Эфрон Ариадне Сергеевне за 1953
год. 24 рабочих дней с 6 ноября 1954 года по /дата не проставлена/
Директор /Азнагулов/
Выписка из приказа №36
По Туруханскому районному Дому культуры им. Я.М. Свердлова
От 13 декабря 1954 г.
§1
Считать с 7 декабря 1954 года приступившей к исполнению служебных обязанностей
художника – декоратора РДК Эфрон Ариадны Сергеевны находившейся в очередном
отпуске.
Директор /Азнагулов/
Кассир – счет. /Чалкина/
Выписка из приказа №1
По Туруханскому районному Дому культуры им Я.М. Свердлова
От 4 января 1955 г.
§1
За хорошее выполнение служебных обязанностей в 1954 году объявляю благодарность:
1. худ. руководителю Тарасовой А.С.
2. художнику –декоратору Эфрон А.С.
3. счетоводу – кассиру Чалкиной В.
4. уборщицы Шадриной В.
5. контролёру Долгинской С.
Приказ объявить всему личному составу РДК.
Директор /Азнагулов/
Обрывок приказа /директор Горелов/:
Международного женского дня объявляю благодарность и выношу денежную премию
1. Эфрон А.С. – 50 руб.
Копия снята 23.10.91 года
Начальнику Культпросветотдела
т. Кусамину
от художника РДК Эфрон А.С.
4. Заявление
В июне месяце 1950г., по решению б. директора РДК т.Попова, я, ввиду малого
объёма оформительской работы в летний период, была переведена на половину оклада
с условием работать в РДК половину рабочего дня, т.е. 4 часа ежедневно. Однако с
начала октября ввиду наступления зимнего сезона и целого ряда знаменательных дат
я работаю в клубе не только полные рабочие дни, но и сверхурочно, в связи с
предвыборной кампанией, 33-й годовщиной Октября и т.д., по оформлению помещения
клуба внутри и снаружи, а получаю попрежнему половину своей ставки, т.е. 240 на
руки в месяц, на которые, без заработка со стороны невозможно существовать. Для
того, чтобы обеспечить себя я вынуждена брать заказы из других организаций, от
чего страдает моя основная работа.
Прошу Вас назначить мне, из-за полной моей загруженности работой в РДК в зимний
период, полный причитающийся мне оклад, чтобы я могла жить на него без
посторонних работ и отдавать полностью своё рабочее время клубу.
А.Эфрон
25 октября 1950г.
Копия снята 23.10.1991 года
Директору РДК
т.Тюменцеву
от художника Эфрон А.С.
5. Заявление
В прошлом, 1950 г. я в сентябре м-це ушла в очередной двухнедельный отпуск. Этот
отпуск б. директором клуба т. Гавриленко мне тогда не был оплачен.
Прошу Вас дать указание счетоводу клуба, чтобы он произвёл соответствующее
начисление и оплатил мне отпуск, мною использованный, но до сих пор не
оплаченный.
А.Эфрон
22 апреля 1951г.
Источник: Книга приказов по районному Дому культуры 1950-1959 гг..
Источник: Фонд краеведческого музея Туруханского района Красноярского края
Приложение 6
Участники самодеятельного театра
Справа – Борис Михайлович Абалаков на сцене
С. Туруханск, 1954г.
Источник: семейный архив Абалаковых
Долгинские Элеонора и Александр
С. Туруханск, 1960 г.
Источник: семейный архив Долгинских
Приложение 7
Лист 1
Из личного архива Канаевой (Самойловой) Калисы Петровны.
Коллектив Туруханского Дома культуры
Третья слева( верхний ряд) Ариадна Сергеевна Эфрон
Вторая справа (нижний ряд) Людмила Исааковна Ролавс
с. Туруханск, 1954 год.
Калиса Самойлова (верхний ряд, в центре) в пальто, подаренном ей А.С. Эфрон
с. Туруханск, 1954 год.
Приложение 7
Лист 2
День рождения у ссыльных
крайняя слева - К.П. Самойлова
с аккордеоном – Л.И. Ролавс
с. Туруханск,1952г.
Коллектив районного Дома культуры
Вторая слева – Л.И. Ролавс
Третья слева – А.С. Эфрон
с. Туруханск, 1951 год.
Слева направо:
К.П. Канаева, Л.И. Ролавс
Прибалтика, 1978г.
Приложение 8
Отрывки из воспоминаний об А.С. Эфрон
участников художественной самодеятельности
с. Туруханск
Воспоминания Абалаковой Н.И.
Источник: Краеведческий музей Туруханского района, ОФ 434
Воспоминания Пойловой С.И.
Источник: Краеведческий музей Туруханского района, ОФ 433
Приложение 9
Лист 1
Жители Мироедихи,
О которых упоминается в книге А.С. Эфрон «Мироедиха».
«Шурка рыжая. Когда утром
она укладывает волосы,
кажется - лиса
хвостом машет».
Слева – Александра Елизаровна Гавриленко
с. Туруханск, 1984 г.
Источник: семейный архив Гавриленко.
«Танька выглядывает из-под розового полога,
голенькая, как рыбка, и кричит
«мака» (что значит «молока») и «хаху» («сахару»).
«Старшая, шестилетняя красавица Тонька»
Татьяна (слева) и Антонина – дети А.Е. Гавриленко -
возле своего дома по ул. Вейнбаума №23.
с. Туруханск, 1965 г.
Источник: семейный архив Гавриленко.
Цитаты приведены по книге «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995., С.23, С.25
Приложение 9
Лист 2
«Курсы кончила, в избе –
читальне работает…
Октябринкой звать».
(со слов «бабы Лёли»)
Октябрина Петровна Гостева (Каторгина)
С. Туруханск, 1995
Источник: семейный архив Гостевых
Цитата приведена по книге «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995., С.17
Приложение 10
Новогодние открытки А.С. Эфрон
1 «И, как каждый праздник, надеюсь и верю в то, что следующий будем встречать
вместе. Впрочем, мы ведь и так встретим Новый год вместе. Расстояния –
условность в эту волшебную ночь! И желания – сбываются. Целую вас крепко и
нежно. Ваша Аля. Декабрь 1951».
2. «Конечно, надеюсь, что 1953 будет лучше 1952, который тоже по своему был
хорош… Я ему за многое, многое, благодарна. А морозы у нас нестерпимые, доходят
до -53 градуса, причем с ветром, и уже много дней подряд. Трудно, не только
работать, но и дышать! Ваша Аля».
Источник: Фонд краеведческого музея Туруханского района. Открытки переданы в
музей Р.Б. Вальбе – литературоведом – после посещения музея в 1997 году.
Приложение 11
Лист 1
Жилье А.С. Эфрон и А.А. Шкодиной
Источник: ж. «Нева», 1987, №4
Приложение 11
Лист 2
У дома Зубарихи
Источник: Книга «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы.
Письма. Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995.
На месте домика по ул. Лыткина, 1
Источник: Фонд краеведческого музея Туруханского района.
Приложение 12
А.С. Эфрон с домашними животными.
«Пальма была чрезвычайно ласковая,
умная и, как оказалось в дальнейшем,
преданная».
«Кот Роман стал членом нашей семьи»
Источник: Книга «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995.
Приложение 13
А.А. Шкодина (Федерольф) в рисунках А.С. Эфрон
Источник: Книга «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995.
Приложение 14
Судьбы репрессированной интеллигенции.
«Один юрист повесился…»
Источники:
1. Книга «Эфрон, А.Устные рассказы/ Эфрон А. Мироедиха: Рассказы. Письма.
Очерки. Федерольф А Рядом с Алей»: Воспоминания.-М.: Возвращение, 1995.
2. Фонд краеведческого музея Туруханского района Красноярского края.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»
