Конкурс исследовательских работ:
«Человек в истории. Россия – ХХ век».
Территория: Енисейский район.Енисейский район, с. Озерное, МОУ СОШ № 47
Авторы: ученицы 11 класса Петрова Юлия и Ческидова Оксана.
Руководитель: Горбач Светлана Петровна учитель истории
Потерянные корни».
По бесконечным перегонам,
Через сибирские снега
Печальный стук колес вагона
Завис тревогой на века…
В период массовых политических репрессий с 1929 по 1960 г. на территории Красноярского края в местах лишения свободы, ссылке, высылке, на спецпоселении находилось около 545 тысяч человек. Это были люди разных национальностей и различных категорий учета: раскулаченные, литовские кулаки, поляки, калмыки, греки, финны, ссыльные, высланные, направленные в ссылку на поселение после отбытии срока по ст. 58 УК РСФСР. Прошли годы, десятилетия, но не смолкает печальный стук тех вагонов, и продолжает звучать в нашей памяти звон поминальных колоколов. Не вернешь расстрелянных и сгинувших в лагерях и тюрьмах, но многие жертвы репрессий еще живы, живут среди нас их дети и внуки. Какой отпечаток оставляет семья, то или иное время, жизненные обстоятельства, на формирующуюся личность. Как ощущали себя те дети, родителей которых называли «врагами народа», «лишенцами», «кулаками». Как сложилась их жизнь?
Массовые репрессии, охватившие страну в 1930-х гг., нарушили обычный уклад жизни многих тысяч людей. В нашей работе делается попытка, с одной стороны, проследить мир повседневной жизни «маленького человека» на примере судьбы одной из репрессированных семей; с другой стороны, определяются способы социально-экономического и психологического выживания в условиях спецпоселения.
Наше знакомство с Антониной Леонтьевной Каллиниковой (в девичестве Шваловой) было непростым. Эта 80-ти летняя женщина сурово и негостеприимно встретила нас в свое добротном доме построенным ее сыном Сергеем, в котором она проживает с молодой семьей своей старшей внучки Оксаны. Наша учительница по истории заранее договорилась с ней о встрече, но увидев нас на пороге своего дома, Антонина Леонтьевна замахала руками и сказала, что не хочет говорить о своей горькой судьбе, лишениях и унижениях пережитых и выстраданных в течение жизни. Что ее жизнь это стыд, который не следует выставлять напоказ « …не хочу я, чтоб имена тех, чьи кости лежат в земле трепали перед всем народом, что говорить то стыд один да слезы, идите про героев пишите, а я одно ничего не скажу». Но благодаря настойчивости и такту нам удалось разговорить эту неприветливую женщину и узнать ее жизненную историю и историю ее семьи. Беседа была трудной и сбивчивой женщина то плакала, то смеялась, то кричала на нас за излишнее любопытство, то выгоняла нас из дома, называя государственными шпионами. Тем не менее, нам удалось узнать много фактов ее жизни связанных с событиями истории нашего края и района.
Антонина Леонтьевна Швалова родилась в 1928 году в семье трудового крестьянина в поселке Кайцагайтуй Борзинского района Читинской области. Проклятым местом называет Антонина Леонтьевна Забайкалье из-за суровых природных условий. Степи, ветра сложные условия жизни вот как говорит она о своей родине. Ее отец Швалов Леонтий Георгиевич и мать Александра Алексеевна были потомственными крестьянами, занимались в основном скотоводством. «Овец там было, как в Сибири комаров» - говорит Антонина Леонтьевна. В условиях той местности, где, куда не посмотришь все сопки и сопки, занимались и огородничеством, но так как лес в этом регионе был роскошью, то огороды огораживались колючей проволокой. Деревянный дом считался богатством. В семье Антонины Леонтьевны было трое детей – она, сестра Нина 1930 года рождения и брат Василий 1935 года рождения. Свои воспоминания о жизни в Забайкалье Антонина Леонтьевна почти не помнит, ведь она была совсем маленькой девочкой. Скупые строчки своей биографии она знает по рассказам теток, сестер отца. Жили они в то время достаточно сытно, несмотря на суровый климат. Своего отца она называет трудягой, и во время нашей беседы возмущенно кричала: «За что!? За что?! За то, что работал с утра до вечера! За то, что все своим горбом заработал!». Действительно за что раскулачили отца Антонины Леонтьевны, читаем документ: «По документации Борзинского райисполкома, хранящимся в государственном архиве Читинской области. Частично значиться Швалов Леонтий Георгиевич, житель п. Капцегайтуй, имел в своем хозяйстве: едоков -3, посевов – 0.3 га, сенокоса -8 га, лошадей -11, кр. рог. скота – 35, овец – 169, доход 1502 руб., налог – 373 руб. постановление заседания районной комиссии (протокол № 4 от 11.07 30 г.) раскулачивание Швалова Л.Г. оставлено в силе. Постановление заседания Президиума Борзинского райисполкома (протокол № 45 от 25.07.30 г.) принято раскулачивание Швалова Л.Г. согласно протоколу Президиума райисполкома от 03.06.30 г. № 37 отменить в виду того, что данный гражданин не был раскулачен в момент сплошной коллективизации»(2).
Изучая историю этого периода нашей страны, мы поняли, что Швалов Леонтий Георгиевич был раскулачен в период сплошной коллективизации крестьянских хозяйств с 1929 - по 1932 гг. Именно в 1931-1932 гг. ставиться вопрос о ликвидации кулачества как класса. Из земельного законодательства Союза ССР и союзных республик: «Земля в СССР состоит в исключительной собственности государства и предоставляется только в пользование. Действия, в прямой или скрытой форме нарушающие право государственной собственности на землю, запрещаются. Земля, занимаемая колхозами, закрепляется за ними бессрочно, то есть навечно. Землепользователи имеют право и обязаны пользоваться земельными участками в тех целях, для которых они им предоставлены. Землепользователи обязаны рационально использовать предоставленные им земельные участки, не совершать на своем участке действий нарушающих интересы соседних землепользователей»(1). Следовательно, ни о какой частной собственности в Советском Союзе не могло идти и речи. В официальных изданиях, например в «Истории крестьянства в СССР» говорилось о том, что кулачество еще представляет собой серьезную силу, особенно если учесть, что значительная часть раскулаченных хозяйств оставалось в районах прежнего местожительства.
Признаки кулацкого хозяйства были сформулированы в постановлении СНК СССР от 21 мая 1929 года «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться Кодекс законов о труде». Кулацкими считались те хозяйства, которые попадали хотя бы под один из следующих показателей:
– если хозяйство систематически применяет наемный труд;
– если в хозяйстве имеется мельница, маслобойня, сушилка и другие промышленные
предприятия при условии применения в них механического двигателя;
– если хозяйство систематически сдает внаем сложные сельскохозяйственные машины
с механическими двигателями;
– если хозяйство сдает внаем отдельно оборудованные помещения под жилье или
предприятие;
– если члены хозяйства занимаются торговлей, ростовщичеством, коммерческим
посредничеством или имеют другие нетрудовые доходы (в том числе служители
культа).
В постановлении указывается и предельный размер дохода, облагаемого единым сельхозналогом, ниже которого хозяйство не считалось кулацким. Это 300 рублей на едока, но не более 1500 рублей на хозяйство. Как видно из архивной справки доход Швалова Л.Г. составлял 1502 руб.
Насильственная экспроприация кулацких хозяйств не являлась единственным средством ликвидации кулачества как класса. Этой задаче служила и налоговая политика. Для кулацких хозяйств законодательством 1930-1931 гг. шкала доходов устанавливалась так, что налоговые платежи превышали весь доход хозяйства и поэтому на его погашение изымались орудия труда, имущество и средства производства. Таким образом, это вело к фактическому раскулачиванию кулацких хозяйств. В резолюции январского (1933 г.) Пленума ЦК и ЦККК ВКП (б) отмечалось: «На основе роста социалистической индустрии, развертывания сплошной коллективизации в основных зерновых районах и перехода к политике ликвидации кулачества как класса решен основной вопрос « кто – кого», решен в пользу социализма против капиталистических элементов города и деревни».
По словам Антонины Леонтьевны, ее семья была раскулачена 1931 году и переселена в Красноярский край Енисейский район в Маковский сельский совет в п. Ларионовка. Раскулаченные семьи направлялись на сборные пункты и там после заполнения анкет передавались оперативной группе окружного или районного отдела ОГПУ. Оперативная группа должна была тщательно проверить правильность раскулачивания каждой семьи, наличие предусмотренного имущества, инвентаря, продовольствия, денег. В случае нарушения инструкций, раскулаченные семьи должны были возвращаться обратно. За отправку в места спецпоселения неправильно раскулаченных семей и отсутствие у них норм снабжения должны были нести ответственность коменданты приемных пунктов. Каждой выселяемой семье из ее собственности выдавалось: теплая зимняя одежда и обувь, комплект летней одежды, две-три пары белья, постельные принадлежности, плотницкий инструмент, минимальный хозяйственный инвентарь, запасы продовольствия на два месяца, деньги (не свыше 500 рублей на семью). Все увозимое имущество не должно превышать 3 000 рублей вместе с деньгами. Категорически запрещалось заменять хорошую одежду старой или пришедшей в негодность. Остальное имущество раскулаченных постановлением райисполкомов или сельсоветов конфисковывалось и по соответствующей оценке сдавалось в колхозы в качестве взносов бедняков и батраков с зачислением в неделимые фонды колхозов. Деньги и валюта свыше 500 рублей сдавались на хранение в финансовые органы.
Антонина Леонтьевна говорит, что только будучи на пенсии из документов узнала, что поселок назывался Ларионовка, «а мы всю жизнь его называли Шайтанка». Но, читая информацию из книги жертв политических репрессий узнаем, что: «Швалов Леонтий Георгиевич. Род. В 1894. Уроженец и житель с. Кайцагайтуй Борзинского р-на Забайкальской обл. Приамурской губ. Русский казак. Из крестьян. Служил у Семенова. Лишен политических прав, раскулачен в 1930, арестован в 1930 по ст. 58-10, 11 УК РСФСР. Осужден на 3 года концлагерей, срок отбыл»(4). О том, что отец отбывал срок в лагере. Антонина Леонтьевна нам не сказала, может, забыла, а может и не захотела говорить правду. По воспоминаниям нашей респондентки узнаем, что в Ларионовке (Шайтанке) все население поселка были ссыльные из разных регионов страны: Белоруссии, Украины, Казахстана и т. п. «Все, все были ссыльные, вся деревня». Как же семья Шваловых попала в наш район в отдаленный поселок Ларионовку? Читаем справку о реабилитации: «Гр. Калиникова (Швалова) Антонина Леонтьевна. 1928 г.р. Читинской области. Место жительства до применения репрессий - с. Кайцагайтуй Борзинского р- на Читинской области. Когда и каким органом репрессирован (а). В 1931 году по решению Тройки при ЧОС ПП ОГПУ ВСК по выселению кулачества от 14 июня 1931 г. в составе семьи выселена за пределы Читинской области»(6). После того как отец Антонины Леонтьевны отсидел свой срок в лагере он был «…выслан из Забайкалья в трудпоселок Ларионтьевский Енисейского р-на КК к семье: жена Швалова Александра Алексеевна, 1899 г. р., Швалова Антонина Леонтьевна, 1928 г.р., Швалова Нина Леонтьевна 1930 г.р. завхоз неуставной сельхозартели «Новый путь». Итак, поселок Ларионовка обладал статусом спецпереселения в котором жили раскулаченные семьи со всех регионов нашей страны. Что же представляли собой такие спецпоселения и с какой целью образовывались? Появление различных групп спецконтингента в Сибири не случайно, оно было обусловлено рядом причин. Во-первых, это удаленность от центра страны, позволяющая в полной мере реализовать концепцию изоляции опасных, с точки зрения режима, элементов. Во-вторых, богатейшие запасы лесных и рыбных ресурсов необходимых для экономического развития как соседних регионов, так и государства в целом, но требующие большого количества рабочих рук с минимальными затратами финансовых средств. В-третьих, наличие достаточного количества неосвоенных земель, пригодных для сельхозколонизации. В составе высланных в Сибирь в 1930 - 1950-е гг. спецпереселенцев выделяется три категории. Основную массу их составляют «кулаки», высланные в результате сплошной коллективизации сельского хозяйства в 1929 - 1933 гг., вторую - народы, высланные со своей исторической родины в годы Великой Отечественной войны в соответствии со сталинским планом переселения народов (депортированные), а третью - представители различных националистических организаций и движений, осужденные за антисоветскую деятельность. Отец Антонины Леонтьевны попал в первую категорию спецпоселенцев. Отличительной чертой стал тот факт, что переселение носило семейный характер. В среде спецпереселенцев преобладали представители русской национальности. В 1930-е годы руководство СССР потребовало от местных органов власти создать в крупных спецпереселенческих районах собственную продовольственную базу с помощью организации на неосвоенных землях неуставных сельхозартелей (т.е. созданных не по уставу советского колхоза, а исходя из специальных документов). Так, в 1932 году из числа трудпоселенцев в Ларионовке была организована неуставная сельхозартель. С точки зрения репрессивных органов спецпереселенцы имели ряд преимуществ по сравнению с другими категориями подневольной рабсилы и наиболее подходили для целей колонизации труднодоступных необжитых районов. С одной стороны высланные крестьяне, быстро вживались в местную природную и социальную среду, так как выселялись семьями. С другой стороны, содержание аппарата комендатур обходилось государству на много дешевле лагерного. Объяснялось это тем, что спецпереселенцы селились компактно, небольшими группами, в удаленных от сельских поселений труднодоступных местах, и охраны требовалось не много. Помимо прочего, спецпереселенцы сами занимали определенные должности в поселках (завхозы, помощники мастеров на лесоучастках и др.), и со временем эта практика все больше укоренялась. Как правило, штаты медико-санитарных и школьных учреждений в спецпоселках в основном укомплектовывались из числа самих спецпереселенцев.
Интересен на наш взгляд тот факт, что в директиве ОПТУ № 32731 от 6 марта 1930 г. подчеркивалось: «Семьи кулаков, не имеющие трудоспособных членов, на Север выселению не подлежат и в эшелоны включаться не должны. Впредь высланные семьи без выполнения этого требования будут возвращаться обратно к месту жительства. В указаниях по партийной линии имеется разрешение оставлять на местах женщин и детей выселяемых кулаков при согласии местных органов власти. Проследите за соответствующим исполнением этого условия». Но в процессе депортации спецпереселенцев эти директивы не выполнялись. Это нарушение мы наблюдаем и в отношении семьи Шваловых, которая была выселена на спецпоселение тогда, когда Антонине, старшей в семье было три года, а ее сестре только год. Из докладной записки комендантского отдела хранящейся в архиве узнаем, что каждый спецпереселенец получил «…жилья по 0,91 квадратного метра (это же меньше, чем на кладбище!). У нетрудоспособного контингента нет одежды, обуви. При работе в лесу одежда подвергается быстрому износу, замена же ее не производится, и она не восстанавливается и не ремонтируется вследствие отсутствия починочного материала, а главным образом ниток. Дети, как правило, обуты в лапти собственного производства. Особенно страдают новорожденные и грудные дети. Они укутываются в ремки, почти не подвергающиеся мытью за отсутствием мыла и находятся в весьма низкой температуре сырых изб». Нам даже представить страшно, что люди жили в таких условиях!
На новом месте семья Шваловых вынуждена была вступить в колхоз на основании общего собрания. В похозяйственной книге по д. Ларионовка за 1943-1945 годы Швалова Антонина Леонтьевна значиться членом колхоза «Новый путь» Маковского сельского Совета – дата вступления в колхоз 15 декабря 1931 года, на тот момент Антонине Леонтьевне было всего 3 года.
Жили голодно, все доставалось неимоверно тяжелым трудом. Недалеко от деревни Ларионовка, была деревня Белокопытиха, и там все население состояло из ссыльных семей. Так что вся Сибирь и район наш одни ссыльные, куда не посмотри, говорит Антонина Леонтьевна. Помимо того, что в нашем крае проводилась политика раскулачивания на местах, на его территорию переселяли большое количество ссыльных из различных регионов страны, поэтому не удивительно, что ссыльных селили целыми поселениями на территории края и в том числе нашего Енисейского района. Еще в апреле 1930 года Наркомземом было принято постановление «О местах поселения кулацких хозяйств выселяемых из районов сплошной коллективизации». В нем говорилось, что при выселении кулацких хозяйств необходимо создавать поселки в размере не менее 20 и не более 100 дворов. Мы нашли интересную информацию о нормах снабжения кулацких семей после переселения, например: «лошади – 0,5, коровы – 0,4, сбруи, сани -0,5 комплекта, плуги – 0,25, бороны – 0,1, косы – 2, серпы – 2, мотыги – 2, топоры – 2»(3) и прочий мелкий инвентарь. Нас очень удивили такие цифры и даже показались более чем странными, неужели можно контролировать обычный инвентарь нужный в хозяйстве каждой деревенской семьи. Настоящий театр абсурда!
Под политику раскулачивания попала вся семья отца Антонины Леонтьевны. Дед ее Георгий Нестерович был сослан (куда она не помнит) и все его четыре сына: Степан, Иван, Леонтий (ее отец) и Александр. Дочь Матрену не сослали т. к. к тому времени она была замужем, а муж ее «был голодранец, а голодранцев не трогали». В деревне того времени голодранцами называли бедняков и батраков для которых была характерна безлошадность, поэтому даже имея землю, хозяйствовать самостоятельно они не могли, находились в зависимости от зажиточных крестьян деревни, в особенности от кулачества. У этого социального слоя не было возможности улучшить свои жизненные условия в одиночку, выйти из нищеты и кабалы, поэтому эта часть населения деревни увидела выход для себя в объединении. Именно они «голодранцы» поддерживали коллективизацию, и ликвидацию кулачества. Итак, возвращаясь к семье Шваловых, узнаем, что Степан и Иван умерли в ссылке, Александр умер на лесозаготовительных работах, а сам Георгий Нестерович погиб в 1948 году на железной дороге. Родственников по материнской линии Антонина Леонтьевна совсем не знает так, как с началом раскулачивания они все по ее словам «…ушли в Манчжурию, и связь с ними была потеряна».
Уже на новом месте в Ларионовке в 1935 году в семье родился мальчик Василий. Жизнь с трудом, но приобрела кое-какую стабильность. Отец и здесь в работал с утра до вечера, руководил работой сельхозартели, мать управлялась дома по хозяйству и с детьми и в колхозе. Но как раз в момент начавшейся стабилизации жизни и происходит в семье Шваловых трагическое событие.
Антонина Леонтьевна помнит его хорошо, так как уже училась в школе во втором классе, и на тот момент ей было 8 лет. В октябре 1937 года отца арестовали. Вечером отец приехал с заимки уставший и промокший. Мать стала накрывать ужин, ничто не предвещало беды. Но поздно вечером в дом пришли три человека два чужих и один свой деревенский – Ходаренко деревенский начальник, комендант. Стали забирать отца, а он с надрывом спрашивал у них: «За что? За что?», а ему ответили: «Там скажут за что». Отца в эту ночь увели и больше никто его не видел. «Всю жизнь жила и думала, что он на Колыме, так говорили. Только когда документы прочитала, узнала, что его расстреляли в Енисейске, через месяц как туда привезли. Расстреливали ночью по три человека и сбрасывали в общую яму. А этот – то Ходаренко, который приходил арестовывать отца, жил в деревне очень хорошо. У него на горе над всей деревней высился добротный дом. Дети его, шесть человек, сыты были и одеты хорошо. Только потом спустя годы узнала, что ему каждый день «стукачи» докладывали, что и как в деревне то происходило...».
Не только семьи Антонины Леонтьевны коснулась эта беда «…ой, господи, да ведь не только отца, всех, всех в деревне трудоспособных мужиков арестовали. Остались бабы, ребятишки, старики да эти голодранцы во главе с Ходаренко». В Енисейске была (она и сейчас есть) тюрьма, тогда это была окраина города и арестованных водили расстреливать на пустырь недалеко от тюрьмы. Впоследствии, тюрьма оказалась в центре микрорайона ДРСУ (дорожно-ремонтное строительное управление), так вот когда в этом районе начали строить дома и предприятия, то на пустыре в 70-е годы нашли большое количество останков людей. Страшно даже подумать, что микрорайон стоит на костях наших невинно убиенных предков…. Какое же преступление было инкриминировано Швалову Л.Г.? Из справки о реабилитации читаем: «Постановлением Тройки УНКВД Красноярского края 13.11.1937 г. Квалификация содеянного и мера наказания – Швалов Л.Г. признан виновным в том, что являлся участником контрреволюционной группы, систематически среди жителей трудпоселка проводил контрреволюционную агитацию, клеветал на политику партии и правительства по вопросу колхозного строительства, «распространял контрреволюционную клевету в отношении новой Сталинской Конституции», проводил вредительскую работу, направленную на развал артели и разрушения артельного имущества. Осужден к высшей мере наказания – расстрелу».
Изучая историю семьи Шваловых, мы не могли обойти стороной государственные органы, проводившие репрессивную политику, органы ОГПУ. Что это была за структура, какова была их функция, мы решили выяснить в рамках нашего исследования. Изучив литературу по данному вопросу, мы сделали следующие выводы. Стратегия и тактика раскулачивания нашли свое воплощение в деятельности карательных органов ОГПУ, которые стали основным механизмом по реализации политики ВКП (б) и Советской власти. По своей сути, политической направленности, методам, средствам и формам процесс раскулачивания носил характер масштабной военно-политической операции. Органы ОГПУ проявляли поразительную оперативность и действовали параллельно принятию основных решений партии и правительства, а иногда опережали принятие этих решений. Руководящие работники ОГПУ начали практическую работу по подготовке и непосредственному раскулачиванию в начале января 1930 г. 2 февраля 1930 г. Г. Г Ягода подписал приказ Объединенного государственного политического управления № 44/21. В нем содержалась развернутая программа претворения в жизнь политики ВКП (б) и Советского правительства по «ликвидации кулачества» в СССР, четко сформулированы задачи органов ОГПУ. В приказе, прежде всего, обосновывалась цель предстоящей операции: «В целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства,— в первую очередь в районах сплошной коллективизации, — в самое ближайшее время кулаку, особенно его, наиболее богатой и активной контрреволюционной части, должен быть нанесен сокрушительный удар. Сопротивление кулака, должно быть, и будет решительно сломлено. Осуществление этой исторической задачи потребует исключительного напряжения по всем основным линиям партийной и советской работы. Особо серьезны, сложны и ответственны задачи, возлагаемые партией на органы ОГПУ. От наших органов больше, чем когда-либо, потребуется исключительное напряжение сил, решительность и выдержка, исключительно строгая классовая линия, четкость и быстрота действий». В ходе раскулачивания подверглись разгрому не только зажиточные, но и середняцкие, бедняцкие хозяйства и хозяйства сельской интеллигенции. В конце 1929 и 1930 гг., когда острие раскулачивания было направлено, прежде всего «против богатой, контрреволюционной части» крестьянства, в центральные органы Советской власти сплошным потоком пошли жалобы о неправильном раскулачивании. Заместитель председателя ОПТУ Ягода и начальник секретно-политического отдела ОГПУ Евдокимов 15 марта 1931 г. подписали совершенно секретный меморандум и направили его ППОГПУ всех республик, краев и областей. В нем говорилось: «В целях полной очистки от кулаков с мая по сентябрь 1931 года намечено провести массовую операцию по кулачеству с высылкой в отдаленные местности Союза со всех областей.
Для проведения этой операции предлагается:
1. Установить количество кулацких хозяйств края (т. е. сколько осталось таких
хозяйств в каждом крае, области — А.), в том числе раскулаченных и распроданных
в прошлом году, подлежащих выселению.
2. Установить теперешнее местонахождение кулацких хозяйств, в особенности глав
семей.
3. Агентурным путем установить бежавших с постоянного места жительства и из
ссылки кулаков, проникших на работу в промышленность, шахты, скрывающихся в
городах.
4. Проверить состав колхозов, учесть проникших в колхозы кулаков.
5. Разработать подробный оперативный план проведения этой масштабной операции.
6. Не позднее 10 апреля предоставить СПО (секретно-политическому отделу - А.)
ОГПУ:
а) количество кулацких семей и человек, подлежащих высылке за пределы края (из
них раскулаченных в прошлом году, подлежащих раскулачиванию, сколько из кулацких
поселков и зональных
участков третьей категорий);
б) оперативные соображения по проведению операции;
в) потребные от центра финансовые и другие ресурсы. Указания о начале проведения
операции будут даны дополнительно».
Таким образом, на третьем этапе массового раскулачивания органами ОГПУ по согласованию с ЦК ВКП (б), с учетом накопленного опыта в 1930 г., была разработана жесткая программа выявления, преследования и осуществления, карательных мер в отношении «кулацких» хозяйств. Команда о начале операции была дана Ягодой в директивах № 1917 и 1920 от 25 февраля 1931 г. В процессе раскулачивания вполне конкретно прослеживается карательная, зловещая роль ОГПУ в осуществлении репрессивной политики ВКП (б) и Советского государства по отношению к крестьянству.
И дальше не перестала испытывать судьба семью Шваловых. После ареста отца, воспоминает Антонина Леонтьевна, мать стала слабеть и после долгой мучительной пятимесячной болезни она умерла от туберкулеза в 1938 году. Дети остались одни: Антонине девять лет, Нине семь, а Василию всего два года. Корову, которая была у детей-сирот, забрали в колхоз, но за это первое время давали литр молока в день от колхоза. Жили одни, кто, питались, кто, что даст из соседей и колхозным молоком. В детский дом детей «врагов народа» не брали. Из архивной справки узнаем что: «В частично сохранившихся похозяйственных книгах Маковского сельского Совета по д. Ларионовка (Шайтанка) за 1937-1939, и 1943-1945 годы, значиться семья Шваловой Антонины Леонтьевны в следующем составе:1. Швалова Антонина Леонтьевна – глава 1928 г.р.; 2. Швалова Нина Леонтьевна – сестра 1930 г.р.; 3. Швалов Василий Леонтьевич – брат 1935 г.р. Также в похозяйственной книге по д. Ларионовка за 1943-1945 годы Швалова Антонина Леонтьевна значиться членом колхоза «Новый путь» Маковского сельского Совета – дата вступления в колхоз 15 декабря 1931 года. Основание: Ф.Р.-89, оп. 2, д. 41, л. Л. 59с. с., 60 д. 25. л. 3о.с., 4.И.о. директора горархива Мордвинова Н.И.»(1). Интересен факт, что в возрасте 3 лет Антонина Леонтьевна считалась членом колхоза. Вот так в 1938 г. возрасте 10 лет Тоня стала главой своей семьи. Спустя недолгое время в поселке организовали интернат для детей, чьих родителей обвинили в преступлениях против государства. «Все мы, ребятишки 20-30 человек, из одной деревни были собраны вместе в интернате, что думаете это такое? Это вам не сегодняшняя роскошь! Наш интернат – это старая изба с печью. По стенам доски наколочены – нары. Спали прямо на голых досках без матрасов, на соломе, без одеял. Счастье если у кого-то были какие-то вещи из дома: потники, шубы, борчатка. Ели что придется: картошку, морковь, хлеб выдавали по норме, ели крапиву, черемшу, пучку солили, рубили все это и ели. Вот вам и вся роскошь». За всеми, за нами поставили наблюдать всего одну женщину тетю Машу: «Она с теплом и заботой относилась к нам, все делала одна: стирала, варила, доглядывала за нами. Тетя Маша была неграмотной, но очень сердечной женщиной». В этом горе – интернате Антонина Леонтьевна жила вместе со своей сестрой Ниной, а брата Василия отдали деревенской семье Саватеевых на проживание, так как Вася был еще мал. Мальчик очень скучал по сестрам и часто убегал из приемного дома к сестрам в интернат, за эти побеги Васе очень доставалось от приемной матери, она часто била его и мальчик жаловался сестрам, показывая синяки на его маленьком тельце. Так они и жили в интернате, пока Тоня не закончила четвертый класс начальной школы.
С 1938 по 1942 год Антонину отправили жить в деревню Ялань, где она училась с 5 по 7 класс. Школа была обыкновенной избой, в одной половине хозяева в другой ученики располагались. Книг и тетрадей не было писали на обрывках бумаги, газет или старых ненужных книг, писали перьями и чернилами. «Жили мы в общежитии дружно, сами устанавливали дежурство, назначали ответственных по кухне. Спали мы на соломенных матрасах. Самодельные кровати были сколочены из горбылей. Но больше запомнилось, что всегда хотелось есть...». По первому снежку в школе на несколько дней отменяли занятия старшеклассников, и они вместе с учителями шли в лес помогать заготавливать дрова для школы, детсада и других учреждений. Война не терпела иждивенческих тенденций. «Летом 1942 года нас послали в колхоз села Плотбище около Енисейска. Строили какой-то сарай. Голодали страшно, а взять хоть что-то с колхозного поля – ни, ни! Трибунал. Так, иногда ухватишь метелочку овса, пожуешь… Помню, сидел одиноко на бережку мелководной речушки с заиленным дном и, тихонько повизгивая, плакал под аккомпанемент лягушачьего кваканья. Подошли братья Одинцовы – Петя и Юра, спросили, на какую тему реву. – «Есть охота». Они говорят, «вот сейчас достанем со дна двухстворчатых ракушек, разведем из сухих веточек костерок, испечем их и…». Так и сделали. Попробовал я это кушанье без соли: - Эка пакость…».
Сестра и брат остались в Ларионовке. С 10 лет Тоня начала работать в яланском колхозе «…не видела я с детства никакого отдыху, ни радости. Зимой работы было меньше, да и в школе учились, а вот как лето придет одна маята, мы и в игры то не играли до подушки бы дойти и уснуть. Летом гнус, комары, а мы, то хлеб пололи, то сено косили весь день напролет наравне с взрослыми, то хлеб жали. Однажды залезла я на забор и косу к нему прислонила лезвием вверх, потом забыла про нее и спрыгнула с забора, да ступней то на лезвие попала! Чуть без ноги не осталась! Мне тогда 12 лет было, так я целый год на костылях ходила, шрам до сих пор остался». Постоянная работа в колхозе стала привычным делом, кто не имел подходящей рабочей обуви, тем выдавали лапти. Детских размеров небыло, приходилось наматывать толстые портянки. «Спали в шалашах под многоголосье комариного писка. Питались кашами да макаронами из общего котла, но строго по норме. На десерт ягоды, выпас свободный». Спрашивали мы, как население относилось к врагам народа? На это Антонина Леонтьевна засмеялась «…а кому относиться то, мы все и были «враги народа» вся деревня, так что мы этого и не замечали…». Наша героиня отмечала что все ее одногодки были положительными персонажами, но случались и криминальные эпизоды с участием детей в безвыходных ситуациях. В одной семье, Антонина Леонтьевна не помнить в какой именно, отец ушел на фронт, и осталось четверо детей и вот-вот должен родиться пятый. Работы нет, надежда только на хлебные и продовольственные карточки, которые тоже «заедены на пять дён вперед». Мать, ее старший сын-подросток и его приятель решили ограбить детский сад в городе Пришлось убить ночную сторожиху-прачку Любу. Взяли бочку растительного масла, мешок сахара, крупу, муку и патефон с пластинками. На пластинке – фокстрот «Брызги шампанского» - получился прокол, и компанию вычислили. Женщину, как многодетную и кормящую, пригнали к лику свидетелей и освободили от уголовного наказания. Осенью, когда поспели кедровые шишки, она с восьмилетним сынишкой пошла «шишкарить». Залезла на высоченный кедр, сбила удилищем шишки, но не удержалась и упала на камни, разбившись насмерть. Четверых детей раскидали по разным детдомам…
Первый трактор в Ялане появился в 1940 году. Трактористами были в основном женщины. По воспоминаниям Антонины Леонтьевны трактор произвел впечатление адской машины, под которой земля проламывается и трясется. Пока Тоня училась в Ялане, началась Великая Отечественная война. Многое Антонина Леонтьевна не помнит, говорит, что хлеб на подводах отвозили на пункт заготовки зерна с красными флагами, помнит, что мужиков стало еще меньше на войну ушли, что голодно жить было «природа кормила – ягоды, грибы, охота. Одевались невесть во что, нечего было и не на что. Тряпки на себя натянешь, залатаешь, подоткнешь, хорошо, если кто-нибудь что-то отдаст, но это бывало слишком редко». Несмотря на столь сложные бытовые условия, дети спецпереселенцев относились к учебе ответственно и учились хорошо. После окончания школы они имели право, наряду со всеми выпускниками республики, сдавать вступительные экзамены и на общих основаниях поступать в вузы, техникумы и другие специальные учебные заведения. По месту учебы им выделялись стипендия и место в общежитии. В 1943 году Антонина оканчивает школу, в то время учились только до 7 класса. И решила идти работать, чтобы содержать сестру и брата. Но школьный учитель П.А.Желудев разглядел в Антонине способность к учебе и уговорил ее ехать в г. Енисейск и поступить в педагогическое училище. Ехала в Енисейск на обозах с хлебом украшенных красными флагами. Антонина обучалась в педагогическом училище с 1943-1946 гг. Брата и сестру в конце войны определяют в детский дом «… так как кулаки омыли кровью свой грех». Из деревенской молодежи почти все пошли в учителя, так как никуда кроме этой профессии детей «врагов народа» не разрешали брать «почему именно в учителя можно было до сих пор не пойму» - говорит Антонина Леонтьевна. После того как она без экзаменов поступила в училище, то стала жить у своей тетки по отцу в городе Енисейске. Училась Антонина в педагогическом училище и все годы учебы носила юбку, сшитую из мешка, брезентовые ботинки и фуфайку. Вспоминает, что зимой в училище было очень холодно. Недалеко от училища располагался детский дом, где жили ее сестра и брат «…бывало, иду на учебу, а они прижмутся к забору и ждут меня, я им кину через него что-нибудь (редьку, свеклу, морковку), а они кинутся как собачата и рады, что хоть что-то получили». Смутно, но помнит Антонина Леонтьевна день Победы: «Когда объявили, что наша страна победила фашистов, нас сняли с уроков. Все побежали в центр города на небольшую площадь кричали, веселились, обнимались и плакали. Состоялся митинг». Во время летних каникул Антонина все лето работали на огороде – подсобном хозяйстве училища. «Ни одного лета в своей жизни не отдыхала!». Кроме этого косила она сено для училищного скота. Так принято было в то время, чтобы у каждого предприятия или учебного заведения было свое подсобное хозяйство, которое обрабатывали сами работники, студенты и ученики. Огороды училища были за речкой Мельничной, а покосы за с. Плотбище в совхозе «Стахановец». Каждый день ходили пешком на покос и обратно вместе с педагогом Генрихом Генриховичем, а покосы были в 60-ти километрах от Енисейска!
Енисейск старинный сибирский город, что представлял он из себя в конце 1940-х начале 1950-х гг.? Для этого мы пролистали страницы краеведческих книг и вот в одной из них нашли воспоминания Роберта Александровича Штильмаха. Мы очень удивились нашему личному открытию, которое состояло в том, что этот человек автор известной книги «Наследник из Калькутты» проживал в Енисейске в описываемый нами период на поселении. Роберт Александрович был арестован в 1945 году и осужденный ОСО (особое Совещание при МГБ СССР) на 10 лет по статье 58, пункт 10 («за болтовню» как говорили в народе). Освобожден он был в 1953 году, но к нему как к «немцу», был определен режим спецпоселения, с обязательной регистрацией и запретом удаляться, далее пяти километров. Таковым пунктом поначалу стал наш город Енисейск. Каким же видел Роберт Александрович наш город? «Есть здесь более – менее все: поликлиника, где преимущественно «комиссуют», библиотеки, числом кажется, до пяти, все вместе по количеству достигающие нашей домашней библиотеки в ее лучшие времена, магазины, где можно купить всякую всячину (кроме того, что вам нужно). Есть в городе любительский «драмтеатр», жиденький «горсад» и местный пивзавод…». Пишет Роберт Александрович Штильмах о наличии в городе фотографии с интересной рекламой… «…наше фото сохранит вашу молодость и красоту». О самом городе пишет он следующие: «Городок мне очень нравиться. Огромные просторы Енисея, уютен старинный, чистенький сибирский город, живущий на нищенском бюджете, но поддерживаемый заботливо. Очень жаль, что в такой тихий, спокойный город, гонят такую шушвань, как добрая треть моих спутников. Впрочем, часть их уже отсеялась за скандалы и драки. Тут много интеллигенции, но, к сожалению, таковой труд им недоступен, хотя есть и педучилище, и учительский институт. Там читают те, которым некогда читал я сам, а я буду рубить бревна, пока не приступлю к новой технической специальности». Как необыкновенно переплетаются судьбы людей! Когда знаменитый писатель «рубил бревна», рядом в этом же городе жила наша героиня, Антонина Леонтьевна Швалова и училась у тех, кого, когда-то учил Роберт Александрович. Никого не жалела государственная машина, ни крепких крестьян, ни прославленную интеллигенцию. По словам Роберта Александровича образованных людей в Енисейске было тогда предостаточно, вот например он пишет: «Я узнал в проходившем мимо водоносе профессора Сергея Митрофановича Дубровского, бывшего директора Международного Аграрного Института… …Мои друзья москвичи, два хорошо знакомых мне профессора, увидев мой фотоснимок нашли его пригодным для енисейской брачной газеты, если бы таковая существовала…». Вот так, запросто на узких улицах нашего города в послевоенное время можно было встретить московских профессоров в роли простых разнорабочих…
Быт Роберт Александрович устроил так: «…за комнату плачу 150 рублей с услугами (100 рублей за комнату, 50 – за воду, керосин, дрова, стирку и мытье полов). У хозяев все чисто натуральное – теплица, парник, козы, куры, пчелы, огород, рассада, кроме того, хозяин столярничает. Хозяину – 69 лет, хозяйке – 71. она - сибирячка, он – «шатурец», т.е. «подмосквич» (из-под Шатуры), в прошлом учитель физики, поженились они 3-4 года назад, когда он проделал то же странствие что и я (осужден за лишние разговоры). Купил резиновые сапоги – 40 рублей, ботинки – 74 рубля... ». Читая напечатанные отрывки из писем Роберта Александровича: «Лицо города создают две уцелевшие белые церкви и десятка два старых, красивых каменных домов. Все остальное - деревянная куча, абсолютно не интересная в возрасте 40 лет, убогая в возрасте менее 10 лет и любопытная в возрасте 60-70-ти лет. Была еще довольно стройная кирпичная мечеть, малоинтересная по архитектуре, но дававшая глазу отдых после скольжения по скучным плоским крышам. Как полагается мечеть сломали весной, и целая улица стала плоской и скучной, грязная как тарелка. Такой Енисейск довольно грязный и пыльный, населенный в основном зеками, в котором нечего делать, кроме как иметь домик, огород и хозяйничать. Когда –то в городе было 16 красивых соборов и церквей, уцелело в жалком виде только два. Что же делает сейчас контингент, некогда посещавший 16 больших церквей? Страшно, что об этом никто не задумывается…».
Итак, вернемся к нашей молодой учительнице. Окончив педагогическое училище и получив профессию учителя начальных классов Антонину Леонтьевну отправили работать в селе Городище, которое находилось на правом берегу Енисея выше г. Енисейска километров на 40. «Как мне было стыдно ехать, как появлюсь то я в школе вся в старом отрепье. Но счастье мне выпало чрезвычайное! Педагоги училища подарили мне настоящий серый костюм из юбки и пиджачка! Счастье было необыкновенное! Уж не знаю, как они его купили и где достали, но работать я поехала в новом костюме». И еще одно испытание выпало молодой учительнице, ехать на место работы пришлось через Енисей на катере, и она ужасно этого боялась. И все-таки очень переживала, как ее примут. Костюм, костюмом, а все остальное то стыдоба одна. «Подъехал катер к берегу, пришел меня встречать председатель сельсовета и другие люди, смотрю, а они такие же, как и я все в лохмотьях. Так сердце сразу и отпустило». Школа, в которой работала Антонина Леонтьевна представляла собой избу в одной половине была контора, в другой школа. Детей было около 30 человек. Все разного возраста от 7 до 16. Трудно приходилось, но профессия учителя нравилась Антонине Леонтьевне «иначе бы столько лет не проработала». Жилья у молодой учительницы не было, ей сдавали угол в избе. «Раньше же комнат не было, в избе одна большая комната. Вот мне и сдавали кровать в углу, а вещей у меня не было все на мне вот так и жила всю жизнь по чужим углам». Первая хозяйка Кедровская Евгения – кладовщица сдала учительнице кровать возле дверей, вторые хозяева Легаловы – угол. Антонина Леонтьевна рассказывала, что хозяин дома Легалов, вместе со своим другом уходил на войну и дали друзья друг другу обещание, если кто жив, останется тот и детей из двух семей обеспечит. Так вот, Легалов старший как пришел с войны и узнал, что друг его погиб взял под свою опеку и своих и чужих детей (трех девочек и одного мальчика) всем дал высшее образование и вывел в люди.
Живя в доме квартиранткой, Антонина Леонтьевна работала вместе с хозяевами на огороде. Помнит, что выращивали тыкву, кабачки, картошку. Работая учительницей, получала она 45 рублей заработной платы. Вместе с ней в школе работала Эмма Владимировна Шнайдер сосланная с семьей с Поволжья. «У нее было двое детей худых и синюшных, а муж Вольдемар отбывал заключение без права переписки». Три года отработала Антонина Леонтьевна в городищенской школе, но душа ее не лежала к этому месту, так как по всем делам нужно было переплавляться на другую сторону Енисея, ведь в деревне даже магазина не было. Две страшных истории пережила Антонина Леонтьевна за время работы в Городище связанные с переправой через Енисей. История первая. «Шла я весной по льду из с. Маклаково (сейчас г. Лесосибирск») в Городище да и провалилась возле самого берега под лед, забереги стали подтаивать вот и не углядела. На мое счастье мужик мимо по берегу шел, так в этом месте специально доска лежала в ней дыра была сделана, а через дыру веревка продета, так вот он мне кинул эту веревку и вытащил меня из воды». История вторая. «Поздней осенью поехала я за почтой вместе с 80-ти летним стариком на лодке. Лодка стояла у небольшого пригорка, и чтобы в лодку попасть, нужно было в нее прыгнуть. Несмотря на свой возраст, он в лодку прыгнул и кричит мне, чтобы я тоже прыгала. Я и прыгнула только мимо. Вода холодная уже шуга по воде. Так он прямо в одежде за мной прыгнул и спас меня». По словам Антонины Леонтьевны ее, перевели из городищенской школы после того, как она слезно умоляла начальника отдела образования о переводе в любую школу, только бы не ездить через Енисей.
В 1949 году ее переводят в школу с. Плотбище и предлагают должность заведующей школой. «Ой, как я плакала, как не хотела. У меня ведь порок сердца обнаружили, какая из меня заведующая». Так и стала работать в Плотбище просто учительницей до середины 1953 года. Жила так же в съемном углу, работала вместе со школьниками на колхозных полях, участвовала в субботниках и воскресниках, как было принято в то время. Замуж Антонина Леонтьевна не спешила, говорит, что и лицом была не очень - то пригожа, но самое главное у нее не было собственной юбки «вот куплю себе сама юбку, тогда замуж и выйду, а то как же выходить ведь юбки и той нет». Особую покупку совершила Антонина в эти годы – справила первое пальто. Покупку эту совершили они вместе с учительницей Бычковой. Долго вместе откладывали деньги, а потом купили одно пальто на двоих и носили по очереди. Пальто было черного цвета, чтобы не пачкалось быстро. Так и жили. Всю свою жизнь Антонина Леонтьевна была активисткой, была и пионеркой, и комсомолкой. Интересно отметить тот факт, что при всех жизненных лишениях она не испытывает чувства обиды и недовольства советской властью, только когда вспоминает о судьбе отца, тогда возникает у нее непонимание и удивление. Современные устои жизни и изменения в трактовке истории не принимает, власть новую ругает, что все с ног на голову перевернула. «Ты послушай только, что говорят! Зоя Космодемьянская будто и подвиг не совершала, Павлик Морозов предатель! Так какой же он предатель, мальчишку спросили он, и сказал, как было, дите ведь! А он для нас-то героем был! И мать Павлика Морозова к нам в Енисейск приезжала в 1959 году я ее как тебя видела! А сейчас все не то, всю историю перевернули»!
Работая учителем, Антонина Леонтьевна участвовала в ликбезе (ликвидации безграмотности), уже даже после войны неграмотных людей в деревнях было много. Девиз был такой: «Знаешь букварь, научи другого». «В нашей школе в Плотбище работала Дуся, школу мыла по хозяйственной части работала, так она грамоте так и не научилась – не хотела». В марте 1953 года умер Сталин. Антонина Леонтьевна говорила, что везде висели флаги с черными лентами, прошли митинги, был траур. Особенности этого события не помнит или не хотела вспоминать. Но все, же рассказала один момент. «Когда мы все шли на место митинга, и уже собралось много народу, один мужик, он был из «власовцев», со смехом крикнул: «Наконец – то Оська сдох»! «Власовцев» в поселке было много», - вспоминает Антонина Леонтьевна, - «человек сто. Их с Украины, что ли привезли. Они в ссылки жили и работали. Общаться нам с ними запрещалось категорически! За связь с «власовцами» увольняли с работы. Была у нас одна учительница Золотухина Рипсия Афанасьевна, она вышла замуж за «власовца» так потом ее уволили, и она так больше и не работала нигде. А когда она умерла мы с учителями решили пойти на ее похороны, женщина она была хорошая, так нам запретили, сказали кто хоронить пойдет, того с работы выгонят так мы ее только взглядами и провожали, страшно ведь без работы то. И вообще эти «власовцы» были все грамотные, умные видно что интеллигенты – учителя да инженеры». Мы спросили ее, кто такие «власовцы», она ответила, что бог их знает кто ссыльные одно слово. Власовцы — собирательное название военнослужащих «Русской освободительной армии» и других русских военных формирований, во время Великой Отечественной войны развернувших борьбу с Советским Союзом, и с ноября 1944 года — участников «Комитета освобождения России» (КОНР). Власовцами были пленённые немецкими войсками или добровольно покинувшие войска Красной армии солдаты и офицеры, а также, в меньшей степени, русские эмигранты времен Гражданской войны. Своё название в советской историографии и литературе власовцы получили от фамилии лидера КОНР и РАО генерала А.А.Власова. В СССР эпитет «власовец» имел исключительно уничижительный отрицательный смысл в значении "предатель (Родины)". В постсоветской научной и публицистической литературе роль власовцев и генерала Власова рассматривается неоднозначно. В разбросе от абсолютной героизации до абсолютной демонизации их участия в войне и роли в истории. Часто власовцами некорректно называли всех бывших советских солдат и советских граждан, служивших в германских военных формированиях периода Второй мировой войны. В 1953 году Антонину переводят учителем в д. Горская, что километров 20 от Енисейска, там она проработала 18 лет. В деревенской школе учеников было мало так, что Антонина справлялась. В деревне был клуб «да не то, чтоб клуб, так изба называлась «Красный уголок». Сначала по углам скиталась, потом стала жить прямо в школе на кухне, в этой же кухне стала Антонина Леонтьевна жить вместе со своим мужем. «Я то, юбку себе купила, а он то, гол как сокол всю жизнь на моей шее просидел, я его выучила на свою голову сначала в вечерней школе, а потом в училище на агронома». Семейная жизнь Антонины Леонтьевны складывалась не сладко, говорить она об этом не хотела слишком много обиды накопилось на бывшего мужа. Родила она в браке двух детей сына Сергея и дочь Ларису. Первый свой угол Антонина Леонтьевна получила в Горской. «Как-то в деревню приехала Одинцова из финансового отдела г. Енисейска, увидела, как мы живем при школе, и распорядилась переселить нас в отдельную избу, из которой недавно люди уехали. Купить при той власти то дом нельзя было, так она помогла его оформить как пиломатериалы, так и появилось у меня отдельное жилье». В начале 70-х годов семья Калиниковых (фамилия по мужу Антонины Леонтьевны) переезжает в село Верхнепашино, пригород Енисейска. Здесь она так и проработала до пенсии на должности запасного учителя. «Работала по всему району, замещала заболевших учителей или кто в декрете или уехал куда, так и моталась из стороны в сторону». Уже, будучи на пенсии переселилась Антонина Леонтьевна в добротный дом, построенный ее старшим сыном Сергеем, но все равно, упорно продолжает говорить, что дом этот не ее и всю жизнь прожила она без своего угла.
Трудная доля этой женщины не склонила ее, не смотря на 81 год, она еще крепка, хоть и жалуется на здоровье. Не обласканная судьбой, не знавшая родительской заботы и любви, не знавшая отдыха и удовольствий она олицетворяет собой образ русской женщины испытавшей в своей жизни все тяготы жерновов судьбы…
Изучая историю семьи Шваловых, мы узнали и про семью Александровых, которая была раскулачена в это же время и проживала в той же деревне Ларионовка, о которой мы узнали от Антонины Леонтьевны.
Зинаида Константиновна Ситникова (в девичестве Александрова) практически повторяет судьбу Антонины Леонтьевны. Мы решили встретиться с нашей новой героиней. В гости к Зинаиде Константиновне Ситниковой мы шли в 35-градусный мороз и жалели себя, а заодно и всех сибиряков, живущих в суровых условиях. Но уже через пару часов, на обратном пути, нам стало неловко за недавнюю слабость. После рассказа Зинаиды Константиновны мы еще явственней представили себе, что пришлось пережить людям, сосланным в Сибирь в 30-е годы, оказавшимися зимой без крова и пищи, с детьми на руках, и не в городе или деревне какой, а практически в чистом поле, и устыдились мы своих собственных мыслей.
Отец Зинаиды Константиновны Константин Ефимович Александров морозов не боялся, настоящим сибиряком себя считал, поэтому, когда семью раскулачили и повезли из тайги в тайгу, не за себя переживал, за детей своих и жену Феклу Филипповну. «Он и не думал, что доживет до такого когда-нибудь, хотя и воевать ему пришлось в первую германскую, и в плену четыре года провести» - говорит его дочь Зинаида Константиновна. После возвращения домой в Пировский район, построил дом, разработал участок, хлебом его засеял. Урожай выдался в тот год преотличный, только если убирать его вместе с женой, все равно сил не хватит. Наняли они на работу одну супружескую пару с условием, что отдадут им часть урожая. Но местные власти решили, что это не что иное, как эксплуатация, за это и поплатились Александровы. Отняли у них за их «кулачество» все, что было в хозяйстве, и лишили дома. Семья Александровых вынуждена была переселиться в собственную баньку, но ненадолго. Вскоре осенью 1932 года, семью с тремя детьми и бабушкой сослали в сторону Маковского и оставили на произвол судьбы в 12 километров от речки Шайтанка. «Не одних, конечно, таких «врагов» в стране много нашлось». Именно с этого момента и пересекаются судьбы наших героинь. «Голод был страшный, - рассказывает Зинаида Константиновна. – Помню, как мы все есть просили. Я тогда маленькая была всего-то третий год шел. Может от того, что отец плотником хорошим был, поселили нас в охотничьей избушке, где вместо кроватей – полати из распиленных вдоль деревьев, застеленных холщевыми мешками. Я плакала, мне хотелось в свою постельку, и никто не мог меня утешить. Бабушка нас троих своей шубой укрывала, а сама могла только ноги под шубу просунуть. Так и спала, не укрывшись, свернувшись калачиком. Одежду нам тоже из мешков шили, и ноги мешками обматывали, а вместо обуви – лапти. Однако другие еще хуже нас жили. У нас хоть избушка была, остальные в бараках жили. А пока бараки не построили. Люди в землянках и балаганах жили. Рубили деревья, укладывали их шатром, а снаружи такое жилище пластами земли укрывали, пихтовой лапой утепляли. И расслабляться здесь было нельзя, тут работать надо было, кто жить хотел. Люди сообща валили лес, занимались строительством, мох в болоте вырубали потому, что поодиночке тут было не выжить. Было очень тяжело, но человек ко всему привыкает, привыкли люди и к этому».
Супругу Константина Ефимовича, Феклу Филипповну увезли тогда еще дальше. Ту партию бросили в бору за Маковским. До сих пор это место крестами, да могильными холмиками о том времени напоминает. Фекла Филипповна беременная была, и оставаться там – означало жизнью будущего младенца рисковать. Дошла она до села, а оттуда добралась и до дороги и по санному следу пришла пешком в Ларионовку, где супруг ее с детьми обосновался. «Между собой ссыльные наше поселение Шайтановкой или Шайтанкой прозвали. Позже здесь был создан колхоз «Новый путь».
Почти сразу в Ларионовку пригнали молодняк скота: на три семьи дали по одной телочке, а когда народ обжился немного, его налогом обложили: независимо от того, имела семья корову или нет, но ежегодно она была обязана сдавать государству по 58 килограмм мяса, 12 килограмм топленого масла и несколько десятков яиц. Среди сосланных, вспоминает Зинаида Константиновна, были татары и украинцы, кубанцы и забайкальцы, буряты и латыши, финны, эстонцы, немцы. «Жили люди дружно, все понять друг друга старались: ни драк, ни споров, ни воровства. Дети наравне со взрослыми трудились». Зина от отца не отставала: умела и быка в ярмо запрячь, и лошадь – в хомут. Вручную сеяли, жали, косили, и урожаи были хорошие, а все еще до сыта хлеба не ели. В годы войны его забирали для фронта, а то, что оставалось мало напоминало хлеб: в тех отходах были в основном семена дикорастущих растений. И все же, несмотря ни на что, умели в Шайтанке радоваться. Про праздники не забывали, видимо, иначе победить отчаянье было бы невозможно. Зина с подружками в построенном клубе в спектаклях участвовала, пела и танцевала.
1936-1937 годы для Шайтановки не прошли бесследно. 67 мужчин, сильных и крепких, забрали и увезли в никуда: сначала первую партию, потом другую. И ни слова больше о них, ни строчки. «Жены с детьми, провожая их, выли, как волки, - вспоминает Зинаида Константиновна. – Одни потом говорили, что отправили людей на Колыму, другие, что затопили всех вместе с баржей. Уже многим потом стало ясно: ни за что погибли люди».
В первый год войны оставшихся «врагов народа» старались держать подальше от фронта, только потом стали получать повестки. Обратно уже шли похоронки. Много похоронок. Отца Зинаиды Константиновны забрали в трудовую армию на Урал, на лесозаготовки. Вернулся он оттуда инвалидом, больным и обессиленным. Чтобы поставить его на ноги, Зина с сестрой ходила в поле в надежде, что под снегом, в тех местах, где был заскирдован хлеб, собрать оставшиеся с осени колоски. «Мы граблями скребли мерзлую землю, а потом выбирали среди комьев земли и соломы драгоценные зерна. В итоге полведерка муки получилось для приготовления каши и киселя. А как отец поправился, пошел работать на колхозную пасеку».
В 1946 году перебралась семья Александровых в деревню Ялань, но и потом долгое время скрывали , что они из сосланных, чтобы не слышать у себя за спиной обидное слово «кулацкие». В Ялани познакомилась Зинаида Константиновна с Октябрином (характерное имя для человека начала советской эпохи), который работал на МТС механизатором. Получив благословление родителей и телочку в придачу, зажили Ситниковы своей семьей. Зинаида Константиновна пошла на МТС на хозяйственные работы, руки-то у нее были работящие, жизнь на Шайтанке всему заставила научиться. А потом стала принимать молоко на сепараторной станции от колхозов и населения. Позднее перебралась с тремя детьми в Енисейск, где устроилась Зинаида Константиновна в Райпотребсоюз кладовщиком. Дело у нее спорилось: умела она и с товаром быстро работать, и в ценах ориентироваться, за что пригласили ее работать на склад в детский дом, где она не только получала одежду, мебель, продукты для детей, но и меню составляла. Так почти 13 лет и проработала там.
Много лет прошло с тех пор, как хлебнула их семья лиха в Шайтанке, когда решила, наконец, Зинаида Константиновна заявить о себе как о репрессированной. В ответ на заявление пришли из Москвы документы, в которых была опись всего имущества, отнятого советской властью у Александровых во время раскулачивания. Обещало государство возместить нанесенный ущерб, да только найти свидетелей того злодейства уже не удалось. Да и сколько лет-то должно было им исполниться, если ей самой уже тогда было 78 лет. Однако как репрессированная она стала получать к пенсии 190 рублей. От таких щедрот, ясно, не разбогатеешь, но на поисках справедливости была поставлена точка.
Не очень-то хотелось Зинаиде Константиновне, накануне своего 80-летия рассказывать о пережитом, хотя воспоминания о Шайтанке живут в ней до сих пор, и слова старенькой бабушки «Боженька, дай смертушки» никак ею не забываются. Только нам всем очень надо знать о том, что было с нашей страной в прошлом, чтобы не допустить подобного в будущем.
На сайте жертв политических репрессий мы не нашли имя Александрова Константина Ефимовича. Но рассказ Зинаиды Константиновны во многом совпадает с рассказом Антонины Леонтьевны.
Исследовав архивные документы, дополняя их воспоминаниями очевидцев можно сделать вывод о том, что раскулачивание и выселение были трагедией каждой отдельно взятой семьи и народа в целом. Голод, страдания, лишения которые пришлось пережить миллионам гражданам России, попавшим на спецпоселения и в лагеря ужасает. На спецпоселениях и в лагерях только в Красноярском крае содержалось около полумиллиона граждан. Никого не пощадила адская государственная машина. Тяжкий и суровый труд с малых лет в спецпоселениях лишил огромное количество людей естественных прав на жизнь, здоровье отдых, образование. Напрасные недоверие и подозрение окружающих сопровождали их на всей протяжении жизни. Государство признало свою вину в отношении репрессированных. В 1991 году был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Стали оформлять справки о реабилитации, выплачиваться компенсации за пребывания в лагерях и за незаконно изъятое имущество. По всей стране в каждом районе были созданы комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий, которые восстанавливают честные имена пострадавших. Наша работа посвящена памяти наших предков, памяти всех жертв массовых репрессий.
1. Архивная справка от 04.08.91г.
2. Архивная справка выданная 13.09.1994. № 11 191.
3. Журавлева М.И. «Судьба» //«Енисейская правда» от 28.12.2009 г.
4. История крестьянства в СССР. В пяти томах. Т.2. Советское крестьянство в
период социалистической реконструкции народного хозяйства конец 1927-1937./ Под
ред. Л.М.Кузнецовой. – М.: изд. «Наука» 1986.
4. Книга памяти жертв политических репрессий в Восточном Забайкалье, т.1, 2000.
5. Красноярский краевед. – Красноярск: Кн. изд-во, 1991.
6. Решение Енисейского районного суда от 17.03.1998г.
7. Справка о реабилитации. Отдел Внутренних дел Читинской области.
Информационный центр. 672089 г. Чита ул. П-Осипенко,21.от 29.06.98г. 9/3-К-74.
8. Справка о реабилитации от 3.03.94 г. № 44-у-21с. Красноярский краевой суд.
9. Справка от 20.01.1995. № 13-476-94. Прокуратура Красноярского края.
10. Справка о признании пострадавшим от политических репрессий 21.02.1994г.
11. Урок дает история/ Под общ. Ред. В.Г.Афанасьева, Л.Г.Смирнова; Сост.
А.А.Ильин. – М.: Политиздат, 1989.
12. Устные свидетельства Калиниковой (Шваловой) Антонины Леонтьевны.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»