Муниципальное образовательное учреждение дополнительного
образования детей
Туруханский районный Центр детского творчества «Аист»
Автор работы:
Шевченко Дарья, 16 лет
Секция НОУ «Краеведение»
Туруханский районный Центр детского творчества «Аист»
Научный руководитель:
Зубова Светлана Сергеевна –
Педагог дополнительного образования
высшей категории
с. Туруханск
Красноярского края
2010-2011 учебный год
«Их нежные кости сосала грязь.
Над ними захлопывались рвы.
И подпись на приговоре вилась
Струёй из простреленной головы.
О мать революция! Не легка
Трёхгранная откровенность штыка…»
Э.Багрицкий, «ТВС»
Название моей работы – цитата из «Архипелага ГУЛАГ» А.И.Солженицына. Мне кажется, оно очень точно передаёт суть трагедии, произошедшей в страшном для нашей семьи 1938 году.
Я – праправнучка сосланного в Туруханск и расстрелянного в Туруханске Фёдора Григорьевича Долгинского, и мы, его потомки, живём в Туруханске. У прапрадеда нет могилы. Этой работой хочется восстановить память о нём и, насколько возможно, о других людях, разделивших с ним эту страшную участь.
1937-й и 1938-й годы были кровавыми. «…Казни не от поры до поры в каком-то всем известном городе, но всюду и каждый день, и не по двадцать, а по двести, в газетах же об этом ничего не пишут ни крупно, ни мелко, а пишут, что «жить стало лучше, жить стало веселей» (Солженицын, А.Архипелаг ГУЛАГ: 1918-1956: Опыт художественного исследования.- М.: ПРОЗАиК, 2009. Т.3: Ч.5-7. С.96.).
В работе я исследовала историю расстрела в Туруханске 2 марта 1938 года на основе материалов нашего семейного архива и архива Регионального управления ФСБ РФ Красноярского края, ставила задачу установить место расстрела и захоронения.
Этап сбора информации и источники исследования:
1. В моей семье хранится копия постановления Президиума Красноярского краевого суда от 8 июня 1957 года о рассмотрении постановления Тройки УНКВД по Красноярскому краю от 21 февраля 1938 года. В нём приведён список расстрелянных 54 человек и сделан вывод о том, что материалы дела полностью сфальсифицированы. Среди расстрелянных и мой прапрадед Долгинский Ф.Г.
2. Моя мама Шевченко (Долгинская) Галина Вениаминовна записала рассказ своей бабушки Долгинской Евдокии Ивановны об обстоятельствах ареста и расстрела её свёкра Долгинского Ф.Г.
3. Мне удалось поработать в архиве РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю. Мне нет 18 лет, но я была в архиве вместе со старшей сестрой. Благодаря посещению архива, у меня появились материалы дела моего прапрадеда.
4. В работе я также пользовалась материалами Зыряновой (Переваловой) Е.Л. Мои родители встретились во время поездки в Красноярск с Евдокией Лукиничной, и она дала им ксерокопию своего письма в региональное управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации. В этом письме она подробно излагает все репрессии, которым подверглась её семья, в том числе и связанные с расстрелом в Туруханске. Её отец Перевалов Лука Иванович и дядя Перевалов Антон Иванович проходили по одному делу с моим прапрадедом. Я сопоставила в работе её письмо с тем рассказом, что записала моя мама. Конечно, может вызвать недоумение, как двенадцатилетняя девочка запомнила все детали страшной семейной трагедии, но Евдокия Лукинична пишет: «Я постоянно была всегда с мамой так за ней гонялась и всегда всё слышала все разговоры взрослых».
5. По этому же делу проходил Сырецкий Иван Иванович. В нашей районной газете «Маяк Севера» в 1995 году было опубликовано письмо его сына, Сырецкого Михаила Ивановича. Он хотел взять горсть земли с могилы своего отца. Когда мы начали собирать материалы для этой работы, мой руководитель Светлана Сергеевна Зубова нашла эту публикацию и написала по указанному в ней адресу, но ответа не получила.
6. Ещё об одном расстрелянном – Копысове Семёне Илинарховиче - рассказала жительница Туруханска Канаева (Самойлова) Калиса Петровна. В общем списке по делу, с которым я работала, этой фамилии нет. Значит, Копысов С.И. был расстрелян в другое время.
7. В архиве РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю я хотела также узнать о том, сколько было ещё расстрелов в Туруханске и сколько человек погибло. Но мне сказали, что эти сведения являются секретными. Я побывала в Красноярском историко-просветительском правозащитном и благотворительном обществе «Мемориал». Председатель Красноярского общества «Мемориал» Алексей Андреевич Бабий подарил нам 8 томов А-Ф «Книги Памяти жертв политических репрессий Красноярского края» (9-й том готовится к изданию). Я привезла их в Туруханск, и они для нас стали очень ценным историческим источником. Кроме того, Алексей Андреевич дал мне большую папку с документами о репрессиях, и я там нашла ещё материалы о братьях Переваловых.
8. Позднее я работала с картой Туруханска, фотографировала на местности.
Вот так я погружалась в семейную и региональную историю, собирала письменные свидетельства, работала над документами архива.
Информанты работы: 1. Зырянова (Перевалова) Евдокия Лукинична, 1928 г.р., пенсионерка, проживает в г. Красноярске, дочь Перевалова Л.И. и племянница Перевалова А.И., расстрелянных в Туруханске 2 марта 1938 года. 2. Канаева (Самойлова) Калиса Петровна, 1936 г.р., пенсионерка, проживает в с. Туруханске, старожил села. 3. Фарков Афиноген Михайлович, 1934 г.р., пенсионер, проживает в с. Туруханске, внук Долгинского Ф.Г, расстрелянного 2 марта 1938 года. 4.Чалкина (Долгинская) Тамара Григорьевна, род. 21 мая 1938 г.р., пенсионерка, проживает в с. Туруханске, внучка растрелянного Долгинского Ф.Г. и дочь репрессированного Долгинского Г.Ф 5. Шевченко (Долгинская) Галина Вениаминовна, моя мама, 1962 г.р., проживает в с. Туруханске, правнучка Долгинского Ф.Г., расстрелянного в Туруханске 2 марта 1938 года.
Мне хотелось бы рассказать обо всех, кто по воле НКВД был расстрелян с моим прапрадедом. Все они были уже ссыльными. Паспорта у них были отобраны. Они должны были ходить на отметку. Это обстоятельство тоже использовали работники НКВД. В протоколе допроса А.И.Перевалова он «признаётся», что с руководителем контрреволюционной организации он познакомился при такой отметке.
Но документы архива всё ещё доступны только родственникам. Чтобы подтвердить своё родство, я привезла с собой в архив РУ ФСБ РФ г. Красноярска копии многих семейных документов. И всё же по разным источникам я немного могу рассказать не только о своём прапрадеде, но и о некоторых безвинно приговорённых к расстрелу 2 марта 1938 года. Начну со своих родственников – Долгинских.
Я очень волновалась перед работой в архиве. Ведь мне предстояло увидеть документы по семейной истории, истории, которая известна в моей семье в общих чертах. Нам с Анастасией (моей сестрой) принесли «расстрельное» дело моего прапрадеда. Жёлтая бумага, чернила, казённые формулировки (наверно, стандартные), орфографические ошибки тех, кто заполнял материалы, и фамилии работников РО НКВД без инициалов. Видимо, боялись, что их рано или поздно вычислят, если, кроме фамилии, будет имя-отчество. Одна из них – женщина, сотрудник Туруханского РО НКВД Кузьмина. Другой – уполномоченный УР Туруханского Ром НКВД, кандидат на звание, Бабкин. (Возможно, это тот самый Ф.Я.Бабкин , который в 20-е годы был председателем Туруханского краевого совета. Красный партизан с образованием четырёхклассного сельского училища требовал от ГПУ запретить ссыльному епископу Луке Войно-Ясенецкому «благословлять больных в больнице, проповедовать в монастыре и ездить на покрытых ковром санях») (Гольдвайн, Ю. Духовный наставник и целитель. // Туруханская широта.- 2009.- 21 сентября. С.6.). Прим. Красноярского "Мемориала": не тот. "Тот" Ф.Я.Бабкин был расстрелян ещё в 1937 г.
За всем этим – трагическая судьба моих родственников по маминой линии родословной. А их судьба пересекается с судьбами ещё 53 семей. «Расстрельное» (уголовное) дело – это дело с насилием и произволом, жертвами и палачами… Работая с архивным делом своего прапрадеда, я погружалась в атмосферу тех страшных лет.
Мой прапрадед Фёдор Григорьевич Долгинский родился 5 января 1868 года в селе Еланское Барабинского района Омской области – так написано в протоколе допроса (это уже советское территориальное деление. Когда прапрадед родился - это была Омская губерния и Барабинский округ). Какое-то время он проживал в селе Иланском Минусинского уезда Енисейской губернии. Именно там родились его сыновья Карп (1905 г.р.) и Григорий (1911 г.р.). Затем семья снова вернулась на родину Фёдора Григорьевича. Он был крестьянином, работал в своём хозяйстве. В семье было 3 лошади, 3 коровы, 10 овец, засевали 6 десятин земли, не имея техники. (Десятина – почти то же самое, что гектар, - 1,092 га). Эти сведения я получила из анкеты арестованного.
В ней не сказано, что в Омске у моего прапрадеда был конезавод (возможно, в период НЭПа, когда частное предпринимательство разрешалось и даже поощрялось). Видимо, он был предприимчивым человеком. Об этом я узнала из рассказов моей мамы Шевченко (Долгинской) Галины Вениаминовны. Дочь Фёдора Григорьевича Анна Федоровна Фаркова (Долгинская), приходилась моей маме двоюродной бабушкой. Когда мама была маленькой, бабушка Нюра рассказывала о том, что её отец был крестьянином, работал в своём хозяйстве. Также Федор Григорьевич имел конезавод. Но детали рассказа мама запомнила плохо. Восстановить детали помогла Тамара Григорьевна Фаркова (Долгинская) - внучка моего прапрадеда. Она об этом помнит тоже по семейным рассказам.
Из её рассказа я узнала следующее. Когда власть разделилась на красных и белых, в стране начались политические волнения, которые повлекли за собой беспредел. Однажды к прапрадеду пришли люди из Красной армии и изъяли коней. Взамен они выдали ему справку о том, что это именно они забрали лошадей и указали их количество. Эту справку он отдал жене - Долгинской (Темирязевой) Пелагее Федоровне.
Вскоре пришло время, когда в стране началась коллективизация. Вождь «всех времён и народов» решил, что в стране должна быть единственная форма собственности, единственная идеология, единственная партия под руководством одного вождя. А всех несогласных с этим надо подвергнуть репрессиям. Раскулачивание было одним из методов репрессий. Оно началось в 1929 году. Более зажиточную часть крестьянства заставляли сдавать избыток хлеба. Крестьяне сопротивлялись. И тогда в ход пошли репрессии. В их маховик попали не только состоятельные крестьяне, но и крестьяне-бедняки. Именно с этого момента, по моему мнению, и началось самое ужасное, что повлекло за собой огромное количество сгубленных жизней.
Однажды в 1930 году в дом моего прапрадеда пришли работники НКВД и начали расспрашивать про конезавод. Когда Федор Григорьевич сказал, что лошадей забрали служащие Красной армии, работники НКВД попросили предъявить документ, подтверждающий его слова. Именно тогда и обнаружилось, что справка, которую дали семье несколько лет назад, безвозвратно утеряна, и доказать факт изъятия нечем. На этом их проживание в селе Еланском было закончено.
Об этом и моей маме говорила также её бабушка – Евдокия Ивановна Долгинская (Петрова). Она приходилась Фёдору Григорьевичу невесткой. Она считала, что именно из-за отсутствия справки её свёкр с семьёй и был сослан как кулак. А я думаю, что отсутствие справки было не причиной, а поводом к раскулачиванию. В анкете арестованного о причине раскулачивания ничего не сказано, просто на пункт анкеты «Каким репрессиям подвергался при соввласти?» записано: «В 1930 году раскулачен и особым Совещанием НКВД СССР по ст.58-10 УК (отправлен) в ссылку бессрочно в Туруханск».
Когда в стране началось страшное время коллективизации, наверно, прапрадед не хотел вступать в колхоз. Хозяйство его, наверно, считалось зажиточным, но это объяснялось, прежде всего, трудовыми возможностями его семьи: он сам, жена, три сына, две дочери, невестка – восемь работников. Большая семья могла поднять и качественно обработать пашню, получать хорошие урожаи, значит, содержать больше скота и обеспечивать высокий уровень жизни её членов. Неизвестно, были ли у них наёмные работники. Но в крестьянских семьях всегда работала и вся семья. Понятно, они не хотели вступать в колхоз. Они не вписывались в новую модель общества, поэтому стали «врагами» власти, «неблагонадёжными» по отношению к ней.
За это советская власть объявила Фёдора Григорьевича кулаком. В 1930 году он был раскулачен. Уже в 1928 году Сталин требовал применить жестокие меры по отношению к кулакам. А власть на местах старалась эти указания выполнить и перевыполнить. Он с семьёй потерял всё нажитое имущество и был сослан в бессрочную ссылку в Туруханск. А осуждали по статье 58-10 за «пропаганду или агитацию» против Советской власти. О содержании этой статьи так писал А.И.Солженицын: «…58-10, т.е. простую антисоветскую агитацию, значит – одиночную, ни к кому не обращённую, ни с кем не связанную, самозабвенную. (И хотя почти невозможно было представить себе таких агитаторов, но миллионы их были зарегистрированы…) (Солженицын, А.Архипелаг ГУЛАГ: 1918-1956: Опыт художественного исследования.- М.: ПРОЗАиК, 2009. Т.3: Ч.5-7. С.37.)» . Семья Долгинских ещё не знала, что обвинение в одиночной агитации – не самое страшное. Гораздо страшнее статья 58-11, когда таких одиночных «агитаторов» волей НКВД объединят в выдуманную им контрреволюционную организацию.
Представляю, как больно и грустно было покидать свой дом, свою малую родину, да ещё подневольно. Им больше не суждено будет вернуться и жить в родном доме. Они приехали в ссыльный Туруханский край, устроились жить на окраине Туруханска в доме № 13 по улице Партизанской. Понемногу складывалась жизнь на новом месте. Семья понемногу стала привыкать к нынешней жизни и условиям проживания. Казалось, что чужбина всё же приютила и, может, будет более милосердна, чем родная земля. Трудолюбивые крестьяне могли принести пользу и на родине, но их судьбой распоряжалась власть, а не они сами. Всеобщая уравниловка, которую ввёл тоталитарный режим, не разрешала подняться трудолюбивым крестьянам
Жизнь шла своим чередом. Семья пополнилась внуками: родились дети Григория Александр, Вениамин, ждали третьего ребёнка. Фёдор Григорьевич работал на разных временных работах, в том числе на заготовке дров для организаций Туруханска. А ведь к моменту ареста ему исполнилось уже 70 лет. Он был неграмотен, большую часть жизни трудился на земле, и в ссылке ему тоже достался тяжёлый физический труд. Пелагея Фёдоровна работала уборщицей в бане. Сыновья Григорий и Карпей (так его называли в семье) тоже жили в Туруханске, но уже самостоятельно, работали. Григорий и Карп работали в торговой конторе ГУСМП на распиловке леса. Дочь Анастасия уехала жить в с. Ярцево, а Анна вышла замуж и жила с семьей отдельно. Казалось, ничего не предвещало беды, хотя ссыльные всё равно находились под контролем со стороны органов госбезопасности, ходили два раза в месяц в комендатуру на отметки. Они носили статус трудпоселенцев.
О семье Сырецкого Ивана Ивановича нам известно совсем немного. Единственный источник – письмо его сына Михаила Ивановича в Туруханскую прокуратуру в 1995 году, опубликованное в районной газете «Маяк Севера» (Сырецкий, М. Кто знал отца, отзовитесь… // Маяк Севера.- 1995.). Сырецкий И.И. был в ссылке с семьёй. Скорее всего, он с семьёй был раскулачен в Томской губернии, откуда он родом, и сослан на север. Как и многие ссыльные, он оказался в районном центре – Туруханске. Семья жила в центре села, по улице Советской (ныне улица Спандаряна) в доме № 21 или 23. Это, скорее всего, был барак на одной улице с милицией и тюрьмой, их разделял мостик через овраг. Барак не сохранился, на его месте – пустырь. Иван Иванович работал столяром в райкомхозе.
Весь состав семьи нам неизвестен. Ко дню ареста отца сыну Михаилу было 15 лет. Он помнил местных жителей, в письме приводил их фамилии, надеясь, что кто-нибудь откликнется и сумеет помочь найти место захоронения расстрелянных. Наверно, он и не подозревал, что отец друзей детства Лидии, Михаила и Тамары Латынцевых сам был в 1929 году арестован и обвинялся по ст.58-11, но дело было закрыто без решения (Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.Л-М - Красноярск: Издательские проекты, 2007.-С.57.). Об этом не говорили, и, наверно, в 1938 году семья Латынцевых тоже пережила немало тревожных дней.
О семье Переваловых я знаю по нескольким документам. У моей мамы есть ксерокопия заявления Е.Л.Зыряновой (Переваловой) в ФСБ. В обществе «Мемориал» я также получили ксерокопии некоторых документов этой семьи.
Семья Переваловых проживала в селе Джиндо второе Тяхлинского района Иркутской области. По другим документам село то же, но Красночикойского района Читинской области. Это более вероятно, потому что в анкете арестованного А.И.Перевалова написано: «жил от монгольской границы 2 версты».
Обстоятельства их жизни в тот период во многом перекликаются с жизнью семьи Долгинских . Это тоже была большая трудовая семья, пять детей. В анкете арестованного Перевалова Л.И. записано, что он «крестьянствовал, имел 3 лошади, 5- 6 коров». Дочь Евдокия Лукинична Зырянова (Перевалова) писала в своём заявлении в ФСБ: «Имели в хозяйстве скот для содержания семьи, жильё, как для семьи, так и для скота». В другом документе - «Жалоба» - она упоминает, что «даже не было железного плуга или железной бороны пахали сохой да сено косили литовками. Работали сами как последние батраки».
С момента раскулачивания семья Переваловых оказалась в очень трудных условиях. В 1930 году семья была раскулачена и разделена. Я думаю, что семью разделили по разным основаниям. Глава семьи – «просто» кулак, а младший сын Антон с 1919 по 1921 год служил рядовым в армии атамана Семёнова.
Старшего в семье - Перевалова Ивана Ермолаевича (в некоторых документах Е.Л. называет отчество – Митрофанович) - в возрасте 61 года, сыновей Луку (38 лет) и Антона (33 лет) отправили в бессрочную ссылку в Туруханский край. И здесь их снова разделили. Отца отправили на станок Горошиху (в некоторых документах Е.Л.пишет, что он погиб во время этапа), а сыновей оставили в районном центре – в Туруханске. Антон Иванович работал распиловщиком леса, а Лука Иванович – на разных временных работах. В 1932 или 1933 году Иван Ермолаевич в ссылке в Горошихе скончался. А жену и пять детей (два сына и три дочери) Луки Ивановича в возрасте от четырёх до десяти лет выслали в Сосново-Озёрский район (где это – в письме Евдокии Лукиничны в ФСБ не написано). Женщина с детьми оказались без средств существования и без жилья. «Жили даже в коровьей стайке, кусок хлеба зарабатывали как могли». В другом документе Евдокия Лукинична пишет: «Бабушку также выгнали из своего дома и пошла она собирать подаяние и скончалась у забора чужого дома».
В 1937 году Мария Ивановна получила паспорт, и в сентябре 1937 года она с детьми переехала в Туруханск к мужу. Они поселились на улице Крестьянской в доме № 6. «Семья соединилась только через семь лет, это было для нас счастье». По возрасту четверо детей пошли учиться в школу. А Антон Иванович жил по улице Лыткина в доме № 5 (эта улица расположена была ниже улицы Вейнбаума, под берегом, и её впоследствии смыло наводнением).
НКВД им отмерил на счастье 4 месяца.
Из письма Зинаиды Лукиничны я узнала некоторые бытовые условия жизни ссыльных. Отопление было печное, а воду нужно было привозить с реки. «Наша семья тоже обеспечивалась дровами и водой на собаках». 13-летний Андрей Перевалов дрова и воду привозил домой и соседям – семье Худышкиных («старенькие были») и «другой семье Худышкиным Илье у них были дети малые». Этот разговор о дровах из леса – не просто бытовая подробность. Он напрямую связан с местом возможного захоронения расстрелянных.
Она была единственной женщиной среди приговорённых мужчин. Сведения о ней я почерпнула из книги, найденной в Интернете (Фаст, М.В., Фаст, Н.П. Нарымская Голгофа: Материалы к истории церковных репрессий в Томской области в советский период. Томск; М.: Водолей Publishers, 2004. С.73-75, 150, 358, 405-409.). Зинаида Феликсовна родилась в селе Киреевском Томской губернии в 1884 году. Она и её муж Василий Фёдорович были активными прихожанами Воскресенской церкви г. Томска. С августа 1929 года Зинаида Феликсовна «собирала деньги среди прихожан для отсылки их ссыльному духовенству в Нарым и проживающим в Томске».
Её арестовали 2 февраля 1930 года вместе с мужем в составе группы более 60 человек духовенства и мирян г.Томска. На допросе она показала: «Я не знала, что на это надо разрешение, это я делала как христианка, считая своей обязанностью. Собирали (деньги) мы с Синичкиной и отдавали их священнику Диатроптову, который их хранил, а потом, когда их скапливалось немного, мы покупали вещи и отправляли вещи посылками, деньгами, с попутчиками (с кем – не помню)». При обыске «изъяты деньги, золотое кольцо обручальное, золотые часы, браслет, портсигар, бумажник…» - всё это было собрано от мирян для поддержки репрессированным священнослужителям.
Особая тройка при ПП ОГПУ по Сибирскому краю осудила З.Ф. Безотчества 19 марта 1930 года. Обвинение при осуждении – «участие в контрреволюционной группировке церкви». Статьи обвинения: 58-10, 58-11 УК РСФСР. Зинаиду Феликсовну приговорили к ссылке на Север в Туруханский край.
Далее в этой книге написано «Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитация по 1930 году».
Новый источник сведений о судьбе Зинаиды Феликсовны – постановление Президиума Красноярского краевого суда от 8 июня 1957 года и том А-Б «Книги Памяти жертв политических репрессий Красноярского края». Из них мы узнали, что Зинаида Феликсовна сослана в Туруханск.
Всем сосланным нужно было искать, чем заниматься, чтобы прокормиться и выжить. О Зинаиде Феликсовне написано, что она по происхождению из крестьян, малограмотная. Где она могла работать? Наверно, руки были золотые, потому что она стала работать портнихой на дому. Но её дальнейшая судьба уже была предопределена НКВД, ведь она сослана за «участие в контрреволюционной группировке церкви». Значит, снова можно обвинить в КРО.
Первые аресты начались 7 февраля. Тогда были арестованы Агавнян-Арутюнян А.М., двое Алексеевых Н.А., Бажин Ф.Я., Безотчества З.Ф., Богословский Г.В., Бозоян С.М., Бушмакин Г.У., Гарибиян А.В., Граков Б.Г., Горбачёв П.Н., Грабовик Х.И., Грабовик И.Г., Домбаян А.С., Дорофеев П.М., Демидов И.А., Дмитрук Н.Ф., Зимник С.С., Жук И.М., Жуковский Р.Л., Иванов И.Н., Кисляков А.А., Козловский А.В., Крылов П.В., Кузнецов Н.А., Кузнецов-Драгомирецкий В.И., Лысов Л.Д., Мак Т.Т., Марчевский Е.С., Медведев И.С., Михаилов Н.Д., Носырев А.Х., Нушукиян Т.М., Пахотин В.В., Поблагуев П.Д., Пойлов В.С., Пономаренко Т.А., Попов И.Н., Прытков Ф.Н., Ракович И.Ф., Сердюк И.И., Сушилин Н.В.
Все они были ссыльными. Все мужчины, одна женщина – Безотчества Зинаида Феликсовна.
В томе Н-П «Книги Памяти…» написано, что братьев Переваловых арестовали в один день – 7 февраля. Но из письма Е.Л. Зыряновой (Переваловой) следует, что это было не так. Евдокия Лукинична пишет: «Дядю Перевалова А.И. арестовали 8 февраля днём, как он пришёл на обед. Я в это время была у него в доме». Её отец Лука Иванович был арестован 8 февраля в 2 часа ночи (в ночь с 8 на 9 февраля?). Однако анкета арестованного Антона Ивановича составлена 7 февраля. Или Евдокия Лукинична ошиблась, или дата в протоколе подтасована. На протоколе обыска Перевалова Л.И. стоит дата 7 февраля, а протокол допроса Луки Ивановича составлен 9 февраля, т.е. через день после ареста.
При обыске у А. И. Перевалова изъяли облигацию, какие-то непонятные 7 предметов (название не прочесть) и две пилы продольные. Если обратиться к приказу НКВД № 00447, то, наверно, это считалось валютой и оружием, особенно пилы. Семье впоследствии ничего не вернули, несмотря на квитанцию. У Перевалова Л.И. изъяли 4 фотокарточки и какой-то один адрес (переписка).
В протоколе допроса Перевалова А.И. написано, что он «завербовал» в контрреволюционную организацию своего старшего брата, Луку Ивановича. Нельзя осуждать за это младшего брата, потому что теперь мы знаем, как работники НКВД добивались признания. Представляю, какая тяжесть легла на душу младшего брата, потому что он оговорил старшего, а не только себя, оговорил родного брата, с которым разделил беду раскулачивания, вместе прибыл в ссылку. Оба брата – жертвы произвола. Младшему брату легче было приписать участие в контрреволюционной организации, ведь он в 1919-1921 годах служил рядовым в армии атамана Семёнова, поэтому и взяли сначала его.
В семьях других ссыльных Туруханска уже поселилась тревога. Аресты продолжались. 12 февраля арестовали ссыльного Николаева В.Е.
В «Книге Памяти…» указано, что Ф.Г.Долгинского арестовали 7 февраля. Но это не так. В дом Долгинских пришли вооружённые люди из районного отдела НКВД 13 февраля. Вся семья испытала ужас. Неужели повторится то, что случилось с ними в родном селе Еланском? Работники НКВД предъявили ордер № 139 от 13 февраля 1938 года на производство обыска и ареста главы семьи, Долгинского Федора Григорьевича. Обыск проводился в присутствии соседа, Совельева (так написано в протоколе, а должно быть Савельева) А.А., который проживал по адресу Партизанская, д. 9. Искали, в соответствии с «Оперативным приказом народного комиссара внутренних дел С.С.С.Р. № 00447» (Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.Д-И. - Красноярск: Издательские проекты, 2005.-С.441.) , оружие, взрывчатку, отравляющие вещества, контрреволюционную литературу, драгоценные металлы, валюту, множительные приборы и переписку… Оказалось, что в протокол занести нечего. С сожалением записали в протоколе «Ни чего нет». Обыскиваемый Фёдор Григорьевич, несмотря на то, что он был неграмотный, как указано в анкете арестованного, мог поставить свою подпись. И он её поставил, хоть и без окончания, под протоколом обыска. Так на листе 126 дела № П-8474 т.1 была единственная подпись моего прапрадеда - «Долгински». Это очень важная деталь.
При обыске ничего не смогли найти, но уже, наверно, заранее были составлены компрометирующие материалы, и после безрезультатного обыска 70-летнего главу семьи арестовали и увели. В выписке из протокола заседания Тройки от 21 февраля сообщается, что Долгинский Ф.Г. содержится в КПЗ Туруханского РО НКВД с 13 февраля 1938 года. Семья, может быть, и не подозревала, что видит его в последний раз. А может, и подозревала, ведь они уже были репрессированы и могли надеяться только на чудо, а не на справедливость.
В этот день был арестован не только мой прапрадед. Теперь мы знаем, что дело, в
которое его втянул НКВД, включало 54 человека. Аресты продолжались. Наверно,
нужно было арестовать большое число людей, чтобы это походило на
контрреволюционную организацию ссыльных. 14 февраля ещё арестовали Буймова И.Т.
Тогда только НКВД, видимо, посчитало, что для одной контрреволюционной
организации членов собрали достаточно. Допросы происходили через несколько часов
после ареста.
В Туруханске была тюрьма. Её построили политссыльные, в том числе Я.М.Свердлов.
Тюрьма очень пригодилась, когда бывшие ссыльные революционеры пришли к власти.
Старожил Туруханска Афиноген Михайлович Фарков (он – внук Ф.Г.Долгинского, сын его дочери Анны Фёдоровны, по мужу - Фарковой) рассказал, где находилась тюрьма. Тюрьма находилась возле здания милиции по улице Советской (в ноябре 1938 года улица была переименована в улицу Спандаряна). Рядом была конюшня, а за ней, ближе к оврагу и берегу Енисея, и было здание тюрьмы (сейчас приблизительно на этом месте редакция районной газеты «Маяк Севера»).
Арестованных было так много, что тюрьма не вмещала всех. Евдокия Лукинична Зырянова (Перевалова) пишет: «Наши отцы были посажены не только в тюрьму, даже были посажены в бондарке, где делали бочки, в пожарке и в парикмахерской столько было арестовано много». Пожарка (пожарная охрана) находилась недалеко от здания милиции. Сюда носили передачи арестованным жена Луки Ивановича с дочерью Дусей. Помещение парикмахерской, скорее всего, стало позднее Домом быта, находилось тоже недалеко. Где была бондарка – установить не удалось, но, видимо, тоже где-то недалеко от здания тюрьмы. Все эти здания до настоящего времени не сохранились. Все они в документах названы одним словом - КПЗ.
Но есть ещё одно здание, о котором не упомянула Евдокия Лукинична. Моя прабабушка Долгинская Евдокия Ивановна рассказывала моей маме, что «арестованных держали в деревянном бараке (деревянном строении). Этот барак вроде назывался кирпичным заводом».
Первый и единственный допрос Фёдора Григорьевича был 14 февраля, на следующий день. Когда мы с сестрой увидели дело прапрадеда, первый вопрос, который мы задали сотрудникам ФСБ Красноярского края: «А почему был только один допрос? Разве он признался сразу?» Для нас это было неожиданным фактом. Уже потом я подумала о том, что, скорее всего, все арестованные вместе с моим прапрадедом после ареста были жестоко избиты, раздавлены физически, унижены. Их сломили физически. Иначе почему на каждой странице «Протокола допроса» вместо подписи «Долгински» стоит только отпечаток пальца? Моя мама испытала настоящий шок, когда я привезла домой ксерокопию протокола, и она увидела этот отпечаток пальца. Ничем иным нельзя объяснить и то, что на первом же допросе с первого вопроса почти все безвинно арестованные дали признательные показания и назвали «сообщников». «Метод физического воздействия» применялся на допросах с разрешения ЦК ВКП(б) с 1937 года.
Протокол допроса проливает свет на то, как 14 февраля проходило судилище над Фёдором Григорьевичем. Думаю, что и над другими несчастными людьми так же. Никаких изобличающих материалов арестованным не предъявили.
Я обратила внимание на то, что расходятся биографические данные о месте рождения в анкете моего арестованного прапрадеда и протоколе допроса. Такое расхождение, по моему мнению, имеет два объяснения. Или тот, кто вёл протокол, биографические данные писал формально (был невнимателен, или им без разницы было, ведь заранее решено, что всё равно арестованного расстреляют), или Фёдор Григорьевич был так избит, что говорил с трудом и невнятно. Второе объяснение мне кажется более истинным, особенно если вспомнить так поразивший нас отпечаток большого пальца правой руки вместо подписи.
Изучаю протокол дальше. Когда для меня снимали копию в архиве, то в копии было несколько уничтоженных с помощью корректора строк. Оказывается, уничтожены фамилии других людей, «связанных» волей работников НКВД с моим прапрадедом. Это секретно, я имею право знать только о своём прапрадеде. В выписке из протокола заседания тройки УНКВД написано, кем он завербован. Да какое это имеет значение? Ясно, что фамилии вымучены пытками.
Следствие заключалось в приписывании «политики». Фёдор Григорьевич «признался» в том, что ещё с декабря 1936 года уже действовала в Туруханске «К.Р. кулацкая эсеровско-повстанческая организация». На вопрос о задачах организации малограмотный Фёдор Григорьевич отвечает как по-писаному с пунктами 1,2,3. Задачи у организации поистине глобальные: здесь и «подготовка вооружённого восстания», и «подготовка терактов над руководителями ВКП(б) и советского правительства», и «подорвать авторитет Советской власти в лице колхозников, единоличников, развалить колхозы»!
Я представила выполнение этих задач - малограмотными ссыльными да ещё из Туруханска, удалённого даже от Красноярска более чем на тысячу километров… Как можно было измыслить такую дикость?! Но, оказывается, на вопрос о практических действиях «дан» не менее дикий ответ, и снова в общих фразах: побег из ссылки «для установления связей с др. к.Р организациями и совершения террористических актов над руководителями ВКП(б) и советского правительства». Для этого кому-то (фамилия замазана) поручено подготовить «несколько человек… для побегов».
А далее я поняла, как действовал механизм втягивания в дело уже арестованных людей. По протоколу мой прапрадед оказывает помощь «готовящимся к побегу». Какую конкретно – не указано, кроме одного факта - «деньгами в сумме 94 рубля 24 коп.», - и названы фамилии этих людей. На сгибе листа 129 у переплёта я увидела фамилии ещё нескольких человек. «Следствию» нужно было «доказать» чьими-нибудь показаниями, что эти несколько человек (как, впрочем, и другие люди) не зря ими арестованы. Фамилии этих людей я увидела в Постановлении Красноярского крайсуда о реабилитации.
Конечно, хотелось бы, чтобы мой прапрадед никого не назвал. Но я понимаю, что это – нереально. Я не осуждаю тех, кто 7 февраля назвал его фамилию как «сообщника», и не могу осудить и моего 70-летнего прапрадеда, подвергнутого предварительно избиению и назвавшего новые фамилии. В протоколе его допроса – белое пятно вместо строк ответа на вопрос «Кого из участников к.Р организации Вы знаете?»… Я думаю, что Фёдору Григорьевичу было очень тяжело, ведь он оговорил не только себя, но и других людей.
В документах семьи Переваловых в копии допроса А.И.Перевалова фамилии не вытравлены. Видимо, это раньше разрешалось при снятии копий для родственников. Но я не стану приводить ни одной фамилии. Не стоит выяснять, кто кого оговорил. Большая часть была арестована в один день, и работники НКВД стремились к тому, чтобы все фамилии арестованных прошли через протоколы. Каждый арестованный обязан был назвать фамилию другого арестованного как человека, который его завербовал в контрреволюционную организацию. Только так можно было «доказать» наличие организации. Все 54 человека – жертвы произвола НКВД.
Подавляющее большинство арестованных заставили признаться в своих якобы контрреволюционных взглядах, согласиться с обвинением. Они дали показания. Показания Ф.Г.Долгинского, А.И.Перевалова и Л.И.Перевалова написаны одинаковыми, да ещё и общими фразами. Скорей всего, и у других тоже самое. Поэтому можно ли стереотипные фразы назвать показаниями? Очень вероятно, что арестованные не имели никаких понятий о контрреволюционной деятельности. Формулировал всё следователь.
Мы сравнили протоколы допросов Долгинского Ф.Г., Перевалова Л.И. и Перевалова А.И. В протоколе допроса А. И. Перевалова очень подробно излагаются все пункты обвинения. Видимо, это – один из первых протоколов, и в нём требуемый стандартный набор: «участие в контрреволюционной эсеровской белогвардейской организации», ставившей целью свержение советской власти, участие в «контрреволюционных сборищах» (очевидно, так на языке работников НКВД именовались собрания), занятия вербовкой в организацию (и «подтверждается» это фамилиями «завербованных»), проведение «повстанческой агитации, направленной на уничтожение скота и развал колхозов», «распространение контрреволюционной клеветы на руководителей ВКП(б) и Советского правительства». Такова была их «квалификация содеянного», а «мера наказания» - высшая, т.е. расстрел.
Протокол допроса Фёдора Григорьевича намного короче. Мой прапрадед был арестован на неделю позднее, и, скорее всего, протокол уже оформлялся формально, лишь бы суть написать. Обвинения сформулированы короче, ответы напоминают ответы Перевалова А.И. и Перевалова Л.И. Фразы протоколов одинаковые и стандартные. В трёх протоколах называются фамилии, только в ксерокопии протокола допроса Фёдора Григорьевича они замазаны корректором. Есть и отличия. Они, видимо, зависели от фантазии следователя. Мой 70-летний прапрадед, зарабатывающий на жизнь в ссылке нелёгким физическим трудом, снабжал деньгами «готовящихся к побегу». Антон Иванович сообщил, что «по моей личной инициативе вышло из одного только Туруханского колхоза до 6 или 7 хозяйств, точно не помню». А Лука Иванович и вообще не совершил «вредительскую К.р. операцию на электростанции» только потому, что он сломал руку в первый день работы на новом месте. «6 ноября 1938 года на работе сломал руку и пролежал в больнице два месяца. Только выписался из больницы и 7 февраля 1938 года был арестован и мы семья навсегда потеряли своего дорогого отца»,- писала Евдокия Лукинична в комиссию по восстановлению прав реабилитированных.
При сравнении протоколов бросаются в глаза казённые формулировки ответов. Малограмотный (так написано в анкете и протоколе допроса) Антон Иванович, как и мой прапрадед, тоже говорит как по-писаному, строит предложения с несколькими причастными оборотами. Например, на листе 102 дела он рассказывает, как … (здесь написана фамилия): «стал говорить и убеждать вступить в белогвардейскую эсеровскую К-Р организацию находящуюся в Туруханском районе и состоявшую из ссыльных белогвардейцев, кулаков, ставивших своей целью организацию терактов над руководителями ВКП(б) и сов. власти и свержения сов. власти путём вооружённого восстания». Можно уверенно сказать, что протоколы допросов подобны друг другу.
Как добивались такого единообразия у невиновных?
А добивались так. Следствие велось новыми советскими конвейерными методами. Их можно назвать инквизиторскими. Ни о какой презумпции невиновности не было и речи. В то время общество уже знало негласное правило: если человек арестован – он виновен и будет осуждён. Следователи заранее знали «истину», и расследование не имело целью её установить. Следствию только нужно было привести в соответствие эту «истину», известную компетентным органам, и показания обвиняемого.
От арестованного требовалось только подписать протокол. Но даже если он не подписал, это ничего не меняло ни в его собственной судьбе, ни в судьбе его знакомых, которых он вынужден был назвать соучастниками. Вынужден был дать ложные показания под физическим давлением. Таковы были методы «следствия».
«СОЗНАЛСЯ ПОЛНОСТЬЮ» - большими буквами написано в выписке из протокола № 319 заседания Тройки УНКВД от 21 февраля 1938 года. На листе 230 дела эта выписка, а рядом постановление: «ДОЛГИНСКОГО Фёдора Григорьевича РАССТРЕЛЯТЬ, лично принадлежащее ему имущество конфисковать». «Сознался полностью» и Антон Иванович Перевалов, и Лука Иванович Перевалов.
Но были и такие, кого не смогли сломить. «Осуждённые Мак Т.Т., Кузнецов-Драгомирецкий, Носырев, Алексеев и Ракович ни в чём своей вины не признали»,- так написано в постановлении Президиума Красноярского краевого суда от 8 июня 1957 года. Наверно, в их делах был не один допрос.
Из Постановления Президиума Красноярского краевого суда я узнала, что мой прапрадед был осуждён по делу Сушилина Н.В, Горбачёва П.Н. и др. Все они были приговорены тройкой УНКВД КК к высшей мере наказания (ВМН) 21 февраля 1938 года. Большинство арестованных – простые малограмотные люди. Поэтому работники НКВД «поставили» во главе организации «бывших лидеров антисоветских политических партий». В обвинительном заключении ими были названы: «бывший член Итальянской социалистической партии с 1904 года Кирдецов Г.Л., «лидер партии дашнаков» Аветисян Т.Г., «бывший член ЦК грузмеков»» Джинория, кадровый эсэр Головинский, «бывший деятель Сменовеховского движения» Зенченко, «бывший подполковник Пепеляевской армии, бывший белый реэмигрант» Драгомирецкий.
Предназначенные НКВД к роли организаторов были грамотными людьми: Аветисян Тигран Георгиевич - юрист с высшим образованием (Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.А-Б. - Красноярск: Издательские проекты, 2004.- С. 144.), Зенченко Вадим Платонович окончил кадетский корпус и кавалерийское училище (расстрелян 13.08.1938г. в г. Красноярске) (Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.Д-И. - Красноярск: Издательские проекты, 2005.-С.306.). Аветисян Т.Г. просидел под арестом с 7 февраля до 26 мая 1938, когда ему вынесли приговор о ВМН. Дата расстрела в «Книге Памяти…» не указана. Можно предположить, что он был расстрелян с Зенченко В.П. в Красноярске, когда дело о «возглавляемой» ими организации было закончено.
Да и дело, по которому был арестован мой прапрадед, называлось «Дело Сушилина», а Сушилин Н.В. на фоне большинства арестованных тоже был грамотным: у него было среднее образование, и он работал заместителем начальника Туруханской пушной конторы. Вторым по делу шёл Горбачёв П.Н. – из «ссыльных кулаков». Массовая «кулацкая операция» требовала в качестве главных «виновных» не только человека грамотного, но и кулака также (был ли он на самом деле кулаком – неизвестно). Поэтому можно предположить, что именно на квартире кого-то грамотного проходили собрания организации. Один из таких грамотных и был назван (очевидно, с помощью следователя) в протоколе допроса Перевалова А.И.
Когда я читала постановление Президиума краевого суда о реабилитации жертв расстрела 2 марта 1938 года, то обнаружила, что в нём 54 человека (дело П-5474), а по данным «Книги Памяти…» в этот день было расстреляно 62 человека. Оказывается, были разные дела. Например, по делу П-7215 проходили Буймов (Буйлов, Буимов) Иван Терентьевич, Николаев Василий Егорович. По делу П-7218 проходил Аветисян Тигран Георгиевич. Последний том «Книги Памяти…» пока закончен буквами Т-Ф, поэтому не обо всех расстрелянных мы знаем.
Сравнивая постановление крайсуда и «Книгу памяти…», я нашла ещё один непонятный мне факт. В постановлении реабилитирован Алексеев Николай Алексеевич, а в «Книге памяти…» - два Алексеевых (Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.А-Б. - Красноярск: Издательские проекты, 2004.-С.173.) . Оба Николаи Алексеевичи, оба 1883 года рождения, оба арестованы 7 февраля и расстреляны 2 марта. Но один родился в Турции, другой – в Москве, один обвинялся в КРА, а другой – в КРО. А номер дела по реабилитации один и тот же – П-8474, и дата реабилитации одна – 8 июня 1957 года. Значит, расстреляны были двое Алексеевых, а в постановлении – один, хотя реабилитированы оба? Чем объяснить такое расхождение – не знаю.
К высшей мере наказания в один день были приговорены 61 человек. Николаев Василий Егорович был приговорён 26 февраля, но расстрелян тоже 2 марта. Скорбный список составил 62 человека. Работники НКВД могли быть довольны, ведь они «создали» и ликвидировали контрреволюционную организацию из ссыльных, да ещё такую большую. Но это было только начало. Затем они «создали» не одну такую организацию в нашем районе и расправились с её «членами».
О судьбе арестованных родственники ничего не знали. Евдокия Ивановна, бабушка моей мамы, рассказывала ей, что «когда увели деда Федора, семья находилась в полном неведении: куда? почему? на сколько?» Когда узнали о том, что деда увели в тюрьму, его жена Пелагея с сыновьями и невесткой стали носить передачи с продуктами, одеждой.
Это же помнит и Евдокия Лукинична: «Все передавали передачи и наша семья тоже передавала, хотя сами жили впроголод. Мама говорила, что все получат, а отец нет, вот и передавали. Разрешено было только передавать белый хлеб, сахар-рафинад, папиросы. Это я всё точно на всю жизнь запомнила так как каждый раз с мамой носила передачи».
А дальше в заявлении Евдокии Лукиничны я нашла фразу, которую я до конца не поняла: «Подозрения конечно у нас семей сосланных были конечно может их уже и нет в живых. Так как многие передавали грязное бельё и им семьи передавали чистое бельё». Последнее предложение я не поняла.
Продукты, которые с таким трудом собирали семьи, и так оказавшиеся без кормильцев на грани голода, присваивались. Во-первых, чего стоит один перечень разрешённых продуктов! Хлеб – только белый! Почему нельзя чёрный, ведь он дешевле? Наверно, именно потому, что достанется он отнюдь не заключённому в тюрьме.
Во-вторых, факт присвоения привела и моя прабабушка Евдокия Ивановна. Некоторые передачи они уносили домой мужчине, который работал в этой тюрьме (наверно, чтобы передачи шли чаще, чем разрешённые 1 раз в 2 недели). Однажды, когда они в очередной раз пришли, чтобы передать продукты Фёдору Григорьевичу, то увидели свою корзину с продуктами, которую приносили в предыдущий раз. Тогда они поняли, что его уже нет в живых и отдавать передачи уже просто некому… Им никто ничего не объяснил и не сказал, а сами они спросить боялись. «За что? Почему? Когда расстреляли? Где захоронили? Как будто никогда и не было человека»,- говорила бабушка моей маме. И никто не сжалился над ними и не сказал, что их мужа, отца и свёкра расстреляли. Рассказ об этом через много лет записала моя мама Галина Вениаминовна, внучка Евдокии Ивановны.
Семьи других осуждённых тоже ничего не знали о их судьбе и были в постоянной тревоге. «В конце Мая месяца прошёл ледоход, пришли лихтера и увезли много арестованных. Мы конечно были на берегу пытались увидеть своих родных, но никого не увидели так как конвой близко подходить не разрешал»,- писала Е.Л.Зырянова (Перевалова).
Меня поразило, что моего прапрадеда тройка УНКВД Красноярского края осудила 21 февраля, а уже 2 марта решение тройки исполнено. Я поняла, что механизм репрессий отрицал всякое правосудие. Некая «тройка УНКВД» заменяла суд. Ни защиты, ни права на обжалование!
Одних арестованных вывели на расстрел поздней ночью с 1 на 2 марта, других – со 2 на 3 марта. Мы никогда не узнаем о последних днях и минутах жизни безвинно осуждённых. Что они чувствовали после вынесения жестокого приговора, как провели последние дни жизни, как они вели себя, когда их выводили на расстрел…
В деле прапрадеда я нашла выписку из акта: «Постановление Тройки УНКВД по Красноярскому краю от 21 февраля 1938 года о РАССТРЕЛЕ Долгинского Фёдора Григорьевича приведено в исполнение 2 марта 1938 г. в 3 часа 30 мин».
Моя прапрабабушка Е.И.Долгинская говорила моей маме, что всех арестованных расстреляли возле деревянного барака, где их содержали, «вроде там же был кирпичный завод. Позднее на том месте находили миски, ложки. Народ туда не пускали, даже за дровами».
Е.Л.Зырянова (Перевалова) пишет: «Как вели расстрел в районе кирпичного завода… нам рассказал участник расстрела в марте 1938 года Мурзин Полиэст Фёдорович. Мурзин Полиэст Фёдорович рассказывал нам мужу и мне уже здесь в Красноярске, когда уже проживал здесь со своей родственницей».
Подробностей расстрела со слов Мурзина П.Ф. Евдокия Лукинична не приводит. Но она сообщает в комиссию по восстановлению прав реабилитированных, что «всего их 54 человека. Которые были уничтожены в две ночи в районе кирпичного завода».
Мы обратились к книге «Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах», основанной на многих документах (в списке литературы – 119 документов). Оказывается, существовали общие требования к этой страшной процедуре, настолько она была массовой в эпоху репрессий! Думаем, что туруханские работники НКВД должны были следовать этим инструкциям.
Инструкции были таковы. Расстрел считался наиболее быстрым и удобным способом для массовых уничтожений людей. Техника расстрелов от общества скрывалась. Секретность казней подтверждалась терминологией. В постановлениях о расстреле писали «осуждён к ВМН» или «высшей мере социальной защиты». Родственникам осуждённых с 1937-1938 гг. сообщалось общей формулировкой: «осуждён на десять лет лагерей без права переписки». Расстрелы производили рядовые оперативники и руководители местных отделений НКВД, к ликвидациям могли привлекать и милиционеров. Руководитель должен «найти место, где будут приводиться приговора в исполнение, и место, где закапывать трупы. Если это будет в лесу, нужно, чтобы заранее был срезан дёрн и потом этим дёрном покрыть это место, с тем, чтобы всячески конспирировать место, где приведён приговор в исполнение – потому что все эти места могут стать для контриков, для церковников местом (проявления) религиозного фанатизма» (Тепляков, А.Г. Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах.- М.: Возвращение, 2007.- С.53.). Руки связывали верёвкой. Обычная практика в тюрьмах – раздевать до белья перед расстрелом. Но если расстреливали за городом, то могли оставить в одежде и обуви. Верхняя одежда осуждённых изымалась и, чаще всего, делилась между чекистами, хотя по инструкции должна быть сожжена. Это было формой поощрения, как и премии, награды. После расстрела обычно расстрельщики пили вволю, на это им выделяли деньги.
Мы хотели установить место расстрела и захоронения осуждённых.
Свидетельства родственников утверждают, что 2 марта место расстрела находилось возле кирпичного завода. Кирпичный завод – это очень громкое название. Е.Л.Зырянова (Перевалова) называет его небольшим деревянным зданием. В летнее время в нём делали кирпичи и обжигали в ямах рядом с этим деревянным сараем.
Мы стали искать, где находился этот кирпичный завод. Ведь он давно уже не
существует. Нам помог старожил Туруханска Афиноген Михайлович Фарков. Когда ему
было 18 лет, он с друзьями был на развалинах этого завода. Сейчас на этом месте
– автодром (место, где водители сдают на права). В приложении на картах отвода
земель мы отметили предполагаемое место кирпичного завода. Оно расположено
недалеко от аэродрома.
Среди расстрелянных 54 человек были представители разных слоёв общества. «Из
крестьян» - 43 человека, «из служителей культа» - 4 человека, «из мещан» - 2
человека, «из служащих» - 2 человека, «из рабочих» - 1 человек, из «семьи
кустаря» - 1 человек. По образованию: «неграмотных» - 6 человек, «с низшим
образованием» - 6 человек, «малограмотных» – 29 человек, «с начальным» - 2
человека, с «незаконченным средним» - 1 человек, «со средним» - 10 человек. Все
– ссыльные в Туруханске, т.е. они уже были репрессированы. Можно сделать вывод:
кто один раз попал в руки НКВД, уже не мог из них вырваться. Среди расстрелянных
есть и родственники – братья Переваловы, родственники Грабовики (степень родства
не установить: отчества разные, разница в возрасте 10 лет, место рождения одно).
Были люди разных национальностей: армяне, украинцы, белорус, большинство –
русские.
Родственники долгие годы не могли получить никаких документов о погибших. «Все были расстреляны и даже ни где в актах записей по гражданскому состоянию не записаны какбы на земле не жили и не было уних ни родителей ни детей ушли безследно»,- писала Е.Л.Зырянова (Перевалова) в ФСБ. В нашу семью после моего посещения архива РУ ФСБ РФ Красноярского края прислали справку о смерти моего прапрадеда.
Реабилитировали 54 человека расстрелянных 2 марта 1938 года Постановлением Президиума Красноярского краевого суда 8 июня 1957 года по делу П-8474. В «Справке о реабилитации» Перевалова Антона Ивановича об «эсеровско-повстанческо-террористической организации», из-за участия в которой он расстрелян, написано: «якобы существовавшей в Туруханском районе». Остальных расстрелянных в этот день тоже всех реабилитировали, сведения об этом содержатся в «Книге Памяти…».
Но есть ещё одно свидетельство о другом месте расстрелов. Евдокия Лукинична Зырянова (Перевалова) пишет, что в 1945 году она приехала в Туруханск из Ярцево (тогда – Туруханский район) в командировку для учёбы в торговокооперативной школе и осталась работать бухгалтером в Туруханском райпотребсоюзе. Кулакова Анна Максимовна ей много рассказала о расстрелах, в том числе и о том, как «на дне оврага за тюрьмой жгли вещи расстрелянных в овраге. Кружки, ложки, шарнеры от ящичков и т.д.». Недалеко от тогдашнего здания тюрьмы в самом деле находится большой овраг. Вполне возможно, что там проходили более поздние расстрелы.
В соответствии с приказом НКВД № 00447 хоронили расстрелянных тайно, место должно было быть в секрете.
Е.Л.Зырянова (Перевалова) описывает предполагаемое место захоронения расстрелянных 2 марта. Мы уже упоминали, что рассказ о дровах, которые привозили из леса для топки печей, имеет прямое отношение к месту захоронения. «Весь Туруханск был окружён лесом очень на близком расстоянии. Возили дрова в основном со стороны вниз как бы по Енисею, а вернее в сторону за почтой».
Проанализируем этот фрагмент воспоминаний. Туруханск расположен на стрелке Нижней Тунгуски и Енисея. На Нижней Тунгуске, чуть выше устья, располагался Туруханский Свято-Троицкий монастырь, поэтому старая часть села располагалась именно там. В дальнейшем Туруханск стал расти от стрелки вниз по Енисею, впоследствии в этом направлении был построен на берегу Енисея аэропорт со взлётной полосой. Улица Крестьянская, где жил с семьёй Л.И. Перевалов, находится уже напротив устья Нижней Тунгуски. Почта (старое здание) уже напротив Енисея и чуть севернее по отношению к улице Крестьянской. Ещё далее на запад перпендикулярно к Енисею находилась улица, которая сейчас называется Фестивальной. Всё это мы отметили на карте отвода земель. А дальше был лес. Получается, что за дровами ездили на северо-запад от улицы Крестьянской («в сторону за почтой»), там в самом деле был лес.
Обратимся снова к воспоминаниям Евдокии Лукиничны. «Вот когда ещё были сильные холода (в то время климат был более суровым, на 1 мая ещё ходили в валенках), вдруг в эту сторону почты запретили ездить в лес за дровами. Пошли разные в народе разговоры». Это подтверждает и фраза из рассказа моей прапрабабушки Евдокии Ивановны Долгинской: «Народ туда не пускали даже за дровами».
За дровами, по свидетельству Е.Л.Зыряновой (Переваловой), стали ездить в противоположную сторону – вверх по Тунгуске. «Но весной парни за почтой ловили снегирей на свалке отходов и не раз секретно видели в той стороне милиционеров». Вероятно, тела ещё не были должным образом захоронены, ведь снег лежал, поэтому это место постоянно охранялось. Да и расстрелы продолжались.
«Замоскировали ямы с трупами посадкой деревьев и укладкой дёрна весной 1938 года, что видали из укрытия мой брат Перевалов Андрей Лукич 1924 года рождения со своими дружками»,- писала Е.Л.Зырянова (Перевалова) – дочь расстрелянного 2 марта Перевалова Луки Ивановича и племянница расстрелянного 2 марта Перевалова Антона Ивановича.
Где располагалось это место? Можно выделить две версии. Версия первая – на основе рассказа Чалкиной (Долгинской) Тамары Григорьевны – внучки расстрелянного Фёдора Григорьевича Долгинского. Но она родилась уже после смерти деда, поэтому всю историю знает тоже со слов бабушки. Она считает, что не только расстрел проходил возле кирпичного завода, но и захоронение там же. Мы рассмотрели эту версию.
Приблизительное место кирпичного завода мы отметили на карте отвода земель. Рядом с деревянным зданием кирпичного завода были ямы для обжига кирпичей. Мы не знаем, какого размера они были, сколько их. Возможно, в этих ямах или где-то близко и зарыли тела расстрелянных 2 марта? Никаких сведений о том, что на бывшей территории кирпичного завода найдены останки людей, - нет.
Версия вторая. Возможно, их захоронили не рядом с заводом, а далее в лесу? В таком случае это место могло попасть под территорию аэродрома. Замаскированное под лес захоронение могло оказаться под бетоном.
В 1948 году в Туруханске начали строить аэропорт. Для аэродрома вырубили большую площадь леса и покрыли эту площадь бетонными плитами. Если посмотреть на ту же карту отвода земель, то видно, что ограда аэродрома находится от автодрома довольно близко. В 1938 году это был лес, что давало исполнителям приговора возможность без свидетелей расправиться с арестованными и избавиться от следов преступления. Скорее всего, здесь и были зарыты останки. «Взлётно-посадочная полоса аэродрома построена на костях людей»,- уверенно написала Е.Л.Зырянова (Перевалова). Она это место знает не по пересказам, она сама жила и работала в Туруханске уже взрослой. Под каким местом ВПП, а, может быть, более широко - аэродрома – неизвестно, можно только предположить, что ближе к лесу на север.
При рассмотрении этой версии возник вопрос: как доставили тела, если расстрел
проходил непосредственно рядом с местом заключения – кирпичным заводом? Скорее
всего, ещё по снегу на санях, и охраняли не только место заключения, но и
неубранные трупы, ведь зарыли тела весной.
Таким образом, точное место захоронения останков с точностью до нескольких
метров или десятков метров установить на данный момент не удалось. Конечно,
очень обидно, что не удаётся совершенно точно установить место захоронения. Но
всё же имеет большое значение для истории Туруханска то, что наша работа может
положить начало новому исследованию, и со временем появится какой-либо памятник
или хотя бы мемориальная доска.
Если какие-то из более поздних расстрелов происходили в овраге за тюрьмой, то где в таком случае могли захоронить останки? В 80-е годы овраг засадили тальником, чтобы укрепить почву. Через овраг построен деревянный мост. Если хоронили там, то разросшийся за 30 лет тальник надёжно скрыл все следы. Но опять-таки при посадке деревьев могли и что-то обнаружить, но разговоров никаких об этом среди населения нет. На этот вопрос тоже пока нет ответа.
За 72 года, прошедших со дней расстрелов, в селе многое изменилось. Там, где раньше был лес, теперь улицы и аэропорт. Сын Ивана Ивановича Сырецкого очень хотел взять горсть земли с могилы отца в Туруханске, чтобы разделить её пополам и высыпать одну половину к памятнику жертвам политических репрессий в Омске, а другую – на могилу матери. Но могилы его отца нет, как нет и могил других расстрелянных.
Арест близких стал для родственников страшным ударом. Они ещё находились под действием первой репрессии по отношению к ним, а уже снова попали под прицел власти, получили новый удар. В душах родственников арестованных поселился страх. Что им снова пришлось пережить! Арест близких, увод их из дома, страх за них, ощущение безысходности, отчуждение окружающих людей… С этого момента они могли ожидать и собственного ареста.
Близкие людей, осуждённых по 58-й статье Уголовного кодекса, оказались в очень тяжёлой ситуации. «С этого дня 8.02.1938 года снова начались все наши новые беды и горе. Наша семья опять осталась без средств существования на жизнь», - пишет Е.Л.Зырянова (Перевалова).
Таких, как они, в стране были тысячи, но от этого для каждой пострадавшей семьи их общее семейное и личное горе не стало меньше. От того дня, как арестовали их отца или деда, и до того времени, как они получили справки о реабилитации, - целая жизнь. Расстрел членов семьи продолжился негативно в их жизни. У них был статус ссыльных, стал статус не менее опасный – члены семьи «врага народа».
Семьи арестованных в годы тоталитарного режима были изгоями общества. «Очень боялись даже вести какие-то бы разговоры в школе. Мы уже все были дети арестованных, знавшие друг друга в школе, нас считали как дети врага народа. Какое наше было унижение»,- писала Е.Л.Зырянова (Перевалова). Знакомые при встрече опускали глаза и старались не разговаривать. Семьи арестованных даже друг с другом не могли общаться, боялись, что сделают ещё хуже тем, кого посадили. Всё горе было внутри семьи, поделиться, чтобы облегчить боль, ни с кем нельзя.
Для тех, кто был уже в трудовом возрасте, было проблематично устроиться на постоянную работу. К ним было предвзятое и подозрительное отношение. Единственным вариантом для них были черные работы, которые требовали большой физической силы, но приносили очень мало денег. Из–за этого очень сложно было прокормить и семью, и себя.
19 марта 1938 года был арестован сын Федора Григорьевича - Григорий Федорович Долгинский, которому на то время было 27 лет. Дома он оставил двоих маленьких детей: Александра – 6 лет и Вениамина – 3 года, также беременную жену, которая должна была родить в мае. Его тоже обвиняли в КРО, но к расстрелу не приговорили. Он был осужден 14 апреля 1938 года тройкой УНКВД КК по ст. 58 – 10 УК РСФСР как сын врага народа на 10 лет ИТЛ.
Через несколько дней, 23 марта 1938 года, пришли и за старшим сыном - Карпом Федоровичем Долгинским. Он также оставил дома детей и жену. И его обвинили в КРО, но не расстреляли, как отца, а как и брата, осудили 14 апреля 1938 года тройкой УНКВД КК на 10 лет ИТЛ.
После случившегося семью Григория сослали в г. Игарку, куда они добирались на лошадях. Скорее всего, они уезжали в ноябре 1938 года, когда уже встал Енисей, так как добираться по лесу на лошадях было невозможно за неимением дороги, а зимой ездили по льду Енисея на санях. Когда они вернулись в Туруханск - неизвестно, возможно, в 1948 году, после освобождения главы семейства. Он был освобождён из заключения 23 ноября 1948 года. По возвращении мой прадед Григорий Федорович работал на стройке. Он умер 25 июля 1956 года.
Карпей Федорович вернулся на родную землю в 1954 году и, забрав семью, уехал жить в г. Зыряновск. Он был освобождён из ссылки 23 сентября 1954 года. Его наказание продлилось вместо 10 лет – 16 лет. Возможно, после лагеря его отправили ещё и в ссылку на эти 6 лет. А может, ему продлили на эти 6 лет заключение в лагере за какой-нибудь важный, с точки зрения НКВД, «проступок».
Не подвергли новым репрессиям жену и дочерей Фёдора Григорьевича и сына Николая. Спасло дочерей, видимо, то, что одна жила в другом селе, на юге района, а вторая была замужем и жила отдельно.
Карп Федорович и Григорий Федорович Долгинские были реабилитированы 1 февраля 1956 года Комиссией КК по пересмотру дел на лиц, приговоренных за К/Р преступления, содержащихся в лагерях, колониях и тюрьмах МВД СССР и находящихся в ссылке на поселении.
В нашем роду хранятся фотографии репрессированной семьи Долгинских. Простые деревенские лица, серьёзные, основательные люди – крестьяне, опора государства. Сколько их таких было в стране! Большой класс крестьянства – и что от него осталось…
Не все семьи расстрелянных были оставлены в Туруханске. О судьбе семьи Луки Ивановича Перевалова мы знаем из воспоминаний его дочери – Евдокии Лукиничны. « В июне 1938 года наша семья пополнилась ещё одним ребёнком. В конце июля 1938 года нас все семьи у кого отцы были посажены и как мы узнали позднее, что в живых нет собрали под конвоем посадили на пароход МАРИЯ УЛЬЯНОВА и выслали в Ярцевский район село ФОМКА.
В ЯРЦЕВО нас все семьи высадили на берег под проливным дождём наша семья с двух месячным ребёнком. В деревне ФОМКА небыло школы и мы все дети не учились. В десять лет я уже два раза высланная на спецпоселение. По разрешению комендатуры нам разрешили выехать в село Никулино, где была школа в семь классов. Здесь мы и узнали страшную весть, что нашего отца в живых нет. Так и жили на поселении под спецкомендатурой. Когда началась В.О.война двух братьев взяли на фронт из которых один погиб».
Было ещё немало бед и проблем. Е.Л.Зырянова (Перевалова) пишет: «Когда нашу семью выслали, мама даже не смогла получить наши детские метрические записи. Когда пришло время получать нам паспорта, мы дети разыскивали свои метрические записи, много месяцев перешедших в годы. Пришлось подавать опять в суд, чтобы нам разрешили пройти медицинскую комиссию по установлению нашего возраста».
Евдокия Лукинична пыталась получить компенсацию за утраченное имущество своего отца. У него и холостого брата были свои небольшие домики в Туруханске, жильё они строили сами. После расстрела и высылки семьи Луки Ивановича домики перешли в собственность коммунального хозяйства. Ответ она получила такой: «сведений об изъятии либо конфискации имущества Перевалова Л.И., в связи с арестом и осуждением, в материалах дела не имеется. Личных документов и фотографий Вашего отца в деле нет».
В семье Переваловых осталась старая фотография Луки Ивановича, его жены и сына Ивана, родившегося 20 июня 1938 года , - после смерти отца (эта надпись на оборотной стороне фотографии расходится с тем, что Евдокия Лукинична писала: в июне… с двухмесячным ребёнком). Эта фотография и документы, которые Евдокия Лукинична после многих хлопот получила из архива ФСБ, - единственная оставшаяся память об отце. Её хлопоты об установке памятника на месте расстрела ничем не завершились.
Сколько же бед выпало на долю двух только семей – Долгинских и Переваловых! А ведь мы ничего не знаем о других семьях. Не счесть слёз, выплаканных несчастными женщинами, не счесть ноши, оказавшейся на их плечах…
И вот ещё один поразительный факт из семейной трагедии Григория Фёдоровича Долгинского. Его дочь, Тамара Григорьевна, рассказала, что когда отец после 10 лет ИТЛ вернулся домой, он нашел большой портрет И.В. Сталина, своими руками сделал рамку и тумбу и поставил в первый угол избы этот портрет. Когда Евдокия Ивановна, его жена, возмутилась от этого, мол, он вас всех посадил, а ты его портрет в доме поставил, он встал на защиту Сталина: «Сталин не виноват! Он ничего не знал об этом! Это все Берия!» Этот пример говорит о страшных изменениях в массовом сознании людей в годы сталинского режима: Сталина возвеличили до уровня бога, а бог – непогрешим.
Когда я начинала эту работу, я даже не представляла всего масштаба репрессий в нашем небольшом селе. Вот так и получилось, что в работе предполагалось исследовать расстрел 2 марта, а стали собираться материалы и о других расстрелах. Такой рассказ я услышала от местной жительницы Калисы Петровны Канаевой (Самойловой). Копысов Семён Илинархович приходился ей родственником – «был женат на маминой тёте вторым браком». О его судьбе она может рассказать то, что он был почтальоном, во время выборов он вёз из Костино (это деревня в 70 км от Туруханска) мешок с избирательными бюллетенями в Туруханск. В то время бюллетени считались государственной тайной. Копысов был выпивши, и когда ветром снесло мешок, он не заметил. Документы были потеряны, а он был арестован и расстрелян. В «Книге Памяти…» написано, что Копысов С.И. был сторожем на автобазе. Наверно, это ошибка. Ведь более вероятно, что бюллетени доверили везти почтальону, чем сторожу автобазы.
Затем мы с мамой и моим руководителем пересмотрели все 8 томов «Книги Памяти…» и обнаружили, что в Туруханске расстрелы проводились 2, 14 и 19 марта, 10, 14 и 30 апреля, 10 мая, 1 июня, 13 августа и 30 августа 1938 года. Перечень, скорее всего, неполный, так как «Книга Памяти…» ещё не завершена. Сколько страшных историй скрывается за сухими строками мартиролога! Во всяком случае, Семён Илинархович Копысов, расстрелянный 30 апреля 1938 года, теперь для меня – живой человек, со своими слабостями. Калиса Петровна дала нам для отсканирования его фотографию.
Для многих семей репрессии начались гораздо раньше, но 38-й год поставил трагическую точку в судьбах их родственников. Е.Л.Зырянова Перевалова) писала: «Аресты в Туруханске шли очень много, арестованы были, в основном, ссыльные». Старожилу Туруханска К. П. Канаевой говорила её мама, что расстрелов было несколько, «милиция наша работала здесь».
Первый расстрел - 2 марта - был самым многочисленным по числу жертв – 62 человека. Расстреляны были ссыльные. Последующие расстрелы коснулись и местных жителей, их расстреливали вместе со ссыльными. Краеведам это даёт огромнейшее поле для восстановления памяти о людях, которые остались в сухих строках мартиролога. Но я учусь уже в 11-м классе и могу только пожелать, чтобы появились краеведы-исследователи того страшного времени, чтобы появилась мемориальная доска в память о расстрелянных.
Я хочу записаться на прием к главе района, показать ему работу, чтобы было принято решение об установлении памятного знака расстрелянным. Игумен Агафангел, настоятель Туруханского Свято-Троицкого монастыря, сказал, что нужно заложить часовню в память о всех расстрелянных, и в дни, в которые производились расстрелы, служить панихиды, тем более, что есть списки расстрелянных.
В 50-е годы следственные дела были пересмотрены. В протоколах сухо отмечалось, что состава преступления не было, что следствие велось недозволенными методами. Власть признала, что люди были расстреляны без всякой вины. Маховиком спланированных лимитов они оказались втянутыми в «политическую борьбу». Но как дорого это обошлось им самим и их семьям! Их судьбы были сломлены карательной машиной тоталитарного режима.
На примере расстрелов в Туруханске можно сделать вывод, что в 1937-38 годах расстрелы были заранее спланированными массовыми компаниями. В них грубо нарушалась социалистическая законность, уголовно-процессуальное законодательство, была практика произвола. Арестовывали неосвобождённых – находящихся в ссылке. Все обвинения основаны на показаниях самих арестованных, а показания получены с помощью физического насилия. Никаких изобличающих материалов не предъявляли арестованным. И всё это – по приказу сверху. Невинные люди арестовывались в массовом порядке и признавались социально-опасными по классовому признаку и «врагами народа». Обвинения их в антисоветской деятельности были ложными, никакими действительными данными не подтверждались, т.е. фальсифицировались.
Когда я начинала эту работу, события 1938 года казались такими далёкими… Да и о репрессиях я знала немного. Что чувствую я, завершая работу о расстрелах?.. Сейчас мне кажется, что я побывала в том времени. Меня охватывали чувства негодования и возмущения, жалости и сострадания, горечи, обиды и сочувствия.
Мы убрали одно «белое пятно» из истории нашего района. Но и сейчас в этих событиях очень много «белых пятен». Многие годы тщательно скрывались факты жестокого произвола властей, кровавых репрессий. Цензурный асфальт… Бетонные плиты аэродрома над останками расстрелянных… В Туруханске нет захоронения расстрелянных. Нет могил, крестов, памятников, некуда положить цветы, негде склонить голову в память о погибших и близких – нет места памяти о репрессиях сталинизма. Пусть эта работа станет печальным некрологом жертвам Большого террора в Туруханске, пострадавшим безвинно.
1. Гольдвайн, Ю. Духовный наставник и целитель. // Туруханская широта.- 2009.-
21 сентября. С.6.
2. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.А-Ф. -
Красноярск: Издательские проекты, ПИК "Офсет" 2005-2009.
3. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.А-Б. -
Красноярск: Издательские проекты, 2004.- С. 144, 173.
4. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.В-Г. -
Красноярск: Издательские проекты, 2005.-С.255, 296, 304, 327.
5. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.Д-И -
Красноярск: Издательские проекты, 2005. С. 12, 306, 425, 439, 441.
6. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Т.Л-М -
Красноярск: ПИК "Офсет", 2007.-С. 37-38, 57, 235.
7. Россия ХХ век. Советское общество: возникновение, развитие, исторический
финал. Т.1. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1997.- 510
с.
8. Солженицын, А.Архипелаг ГУЛАГ: 1918-1956: Опыт
художественного исследования.- М.: ПРОЗАиК, 2009. Т.3: Ч.5-7. С.96.
9. Сырецкий, М. Кто знал отца, отзовитесь… // Маяк Севера.- 1995.
10. Тепляков, А.Г. Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х
годах.- М.: Возвращение, 2007.-С.108.
11. Фаст, М.В., Фаст, Н.П. Нарымская Голгофа: Материалы к истории церковных
репрессий в Томской области в советский период. Томск; М.: Водолей Publishers,
2004. С.73-75, 150, 358, 405-409.
Приложение 1
Лист 1
Ордер на производство обыска и ареста
Долгинского Федора Григорьевича
С. Туруханск
1938 год
Источник: Архив РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю
Приложение 2
Лист 1
Протокол обыска в квартире
Долгинского Федора Григорьевича
С. Туруханск
Источник: Архив РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю
Приложение 2
Лист 2
Протокол обыска в квартире
Перевалова Луки Ивановича
С. Туруханск
7 февраля 1938 года
Копия квитанции изъятого при обыске
Источник: семейный архив Зыряновой ( Переваловой) Е.Л.
Приложение 3
Лист 1
Анкета арестованного
Перевалова Антона Ивановича
С. Туруханск
Источник: семейный архив Зыряновой ( Переваловой) Е.Л. Предоставлено в Красноярском историко –просветительском правозащитном и благотворительном обществе «Мемориал»
Приложение 3
Лист 2
Анкета арестованного
Перевалова Луки Ивановича
С. Туруханск
Источник: семейный архив Зыряновой ( Переваловой) Е.Л. Предоставлено в Красноярском историко –просветительском правозащитном и благотворительном обществе «Мемориал»
Приложение 3
Лист 3
Анкета арестованного
Долгинского Федора Григорьевича
С. Туруханск
Источник: Архив РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю. Семейный архив Долгинских.
Приложение 4 Протоколы допросов Долгинского Ф.Г., Перевалова Л.И., Перевалова А.И.
Лист 1
Приложение 4
Лист 2
Приложение 4
Лист 3
Приложение 4
Лист 4
Приложение 4
Лист 5
Приложение 4
Лист 6
Приложение 4
Лист 7
Приложение 4
Лист 8
Приложение 4
Лист 9
Приложение 4
Лист 10
Приложение 4
Лист 11
Приложение 4
Лист 12
Приложение 4
Лист 13
Приложение 4
Лист 14
Приложение 4
Лист 15
Приложение 4
Лист 16
Приложение 4
Лист 17
Источник: семейный архив Зыряновой ( Переваловой) Е.Л. Предоставлено в Красноярском историко –просветительском правозащитном и благотворительном обществе «Мемориал», архив РУ ФСБ РФ по Красноярскому краю.
Приложение 5
Выписки из протоколов и акта тройки УНКВД по Красноярскому краю.
С. Туруханск
1938 год
Источник: семейные архивы Долгинских и Зыряновой ( Переваловой) Е.Л.
Приложение 6
Лист 1
Долгинский Фёдор Григорьевич г. Туруханск. Год не установлен.
Расстрелян 2 марта 1938 года в г. Туруханске
Долгинский Карп Федорович. с. Туруханск. Год не установлен
Долгинский Григорий Федорович. с. Туруханск. Год не установлен
Осуждены 14 апреля 1938 года тройкой УНКВД КК на 10 лет ИТЛ
Источник: семейный архив Долгинских
Приложение 6
Лист 2
Семья Долгинских.
С. Туруханск 1950 год
Нижний ряд. Крайний слева - Долгинский Григорий Фёдорович. Третья слева –
Долгинская Пелагея Федоровна. Вторая справа – Долгинская Евдокия Ивановна.
Верхний ряд. Вторая слева – Долгинская Тамара Григорьевна. Крайний справа –
Долгинский Вениамин Григорьевич.
Долгинский Григорий Фёдорович ( крайний слева)
на стройке
с. Туруханск.
Год не установлен
Источник: семейный архив Фаркова А. М.
Приложение 7
Карта Туруханска
Маршрут, по которому заготавливал дрова в лесу Перевалов Андрей
Место предполагаемого расстрела 2 марта 1938 года и захоронения останков
Х – место расположения кирпичного завода, место расстрела
ХХ – взлётно – посадочная полоса, место захоронения
Приложение 8
Взлетно-посадочная полоса с. Туруханск
Предположительное место захоронения в 1938 году.
Приложение 9. Копысов Семен Илинархович. Расстрелян 30 апреля 1938 года в г. Туруханск
Копысов С.И. – второй справа
С. Туруханск.
Год не установлен
Источник: семейный архив Канаевой (Самойловой) К.П.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»