Мухамадиев Рэис
10 класс
Муниципальное бюджетное учреждение
Машуковская средняя
общеобразовательная школа
Мотыгинского района
Красноярского края
Руководитель: Захарцов
Михаил Георгиевич
учитель истории
Анатолий Дмитриевич Клещенко родился в 1921 году в п. Поройки Ярославской губернии. По воспоминаниям его жены Л.Л. Ильиной, жившей с ним в самые трудные для него годы, «ему никогда не хотелось стать ни летчиком, ни капитаном дальнего плавания, только поэтом».
Отец Анатолия Дмитриевича реставрировал иконы в церквях. Сам Анатолий был неуемным с детства: совершил побег из дома с целью добраться до Америки, потом попал в цыганский табор, научился делать сальто – мортале, ходить на руках, изучал воровской жаргон. Скитался он тогда одиннадцать месяцев, пока его не разыскал отец и не отвез в Киев, учится искусству иконописи.
Выбрав литературу своей дорогой в жизни, он в конце 1930-х годов стал членом литературной группы при газете «Смена», а в 1940 году в «Литературном современнике» появилось его первое стихотворение «Вийон» читает стихи». На вечеринках с друзьями Клещенко позволяет себе вести разговоры на запретные тогда темы об эмигрировавших, а значит вычеркнутых из советской культуры Бунине, Ходасевиче, Вертинском. Расплата за такие «вольности» не заставила себя ждать - в феврале 1941 года Анатолий Дмитриевич был арестован. При обыске были найдены эти и другие стихи:
Вызов 1939
Пей кровь, как Цинандали,
На пирах.
Ставь к стенке нас.
Овчарок злобных уськай.
Топи в крови свой беспредельный страх
Перед дурной медлительностью
русской!
Обвинение – «создание контрреволюционной молодежной организации фашистского толка и связи с троцкистко-зиновьевским подпольем». Получив пару тумаков и послушав соседа по камере, советовавшего «во избежание некоторых неприятностей ни в чем не перечить следователю», Клещенко подписывает все обвинения, веря, что «просеивать всю эту чепуху, решать будет не следователь, а суд», который конечно, во всем разберется. Нам, наверное, не представить, что почувствовал молодой поэт, когда после того, как он, «заявил о том, что большинство подписанных мною показаний является сущей ересью и объяснил причины, побудившие подписать эту ересь», услышал в ответ, «что кандидатуру мою в руководители террористов считают подходящей, что попытки реабилитировать однодельцев является попыткой сохранить контрреволюционные кадры, и что я продолжаю активно бороться против Советской власти и даже перед лицом Трибунала, злобно клевеща на следственные органы».
Анатолия Дмитриевича приговорили к 8 годам ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей). В 1941 году его этапируют на Урал, позже переводят в Иркутский особый лагерь №7. И в лагере он продолжал писать стихи:
Таков итог:
Не мудрствуя лукаво,
Поэт меняет
Лиру на кирку.
В феврале 1950 года его освобождают и отправляют в ссылку в Удерейский (Мотыгинский) район. Местом ссылки был определен п. Раздольное. Сначала, в первый год ссылки, Клещенко работал в клубе художником, хорошо рисовал, но не любил это ремесло. Живописи его научил отец – художник, который «усаживал непоседливого мальчишку за мольберт, пытаясь отвлечь от дурной компании во дворе дома». Впоследствии, живя уже на р. Черной, в нескольких километрах от Раздольного, где он сторожил сено и охотился, зарабатывал еще и тем, что рисовал на сюжеты из русских сказок. «Все заболели моими коврами. Я «выставил» один у Паруни в расчете на рекламу, на проезжающих. Конечно, на свою голову – и она, и тетя Феня, и еще какие-то родственники просят сделать «экую красоту». «Ковры и портреты, как основное и, главное, не зависящее от удачливости, рублей 400 зарплаты к ним. А там – рябчики, рыба: без твоей непосредственной помощи, я, вероятно, буду добывать больше, чем прошлое лето. Стихи, пока - что в актив не записываю…» Последние слова он написал неспроста – ссыльного поэта и писателя не публиковали не только в центральных но и в местных изданиях.
Екатерина Дмитриевна Васечкина, которая когда-то жила в Раздольном, вспоминала: «я впервые увидела Анатолия Клещенко в августе 1950-го, вернувшись в Раздольное из Москвы с библиотечных курсов. Работал он художником в клубе. Это был добрый, умный, удивительно интересный человек. В памяти так и остался: в краске, с трубкой или папиросой, с бородкой, а рядом верный друг, рыжая собака. А как он много читал! С ним было интересно говорить на любые темы. Местному населению не очень-то разрешали тянуться к таким людям. Но это были прекрасные люди».
Но работа в клубе не удержала его в поселке. Из писем Анатолия Дмитриевича его первой супруге Лиане Львовне становится понятной причина, по которой он от постоянного заработка клубного работника ушел в тайгу – поиск одиночества необходимого ему для творчества. «Здесь смотрят на меня, как на сумасшедшего, живу в тайге один, хозяйством не обзавожусь, вдов с коровами и поросятами не обхаживаю, на животрепещущие темы (перетрясание чужого грязного белья) разговоров не разговариваю…».
Он приходил в Раздольное раз в месяц отмечаться в комендатуре, запасался провизией, писал стихи и мечтал о возвращении домой:
Пусть также далеко до лета,
Луна вот также тучами одета –
Все как и здесь…
Но окна – на Неву!
Его опорой и утешением в ссылке была его жена Л.Л. Ильина, но в 1953 году она уезжает в Ленинград, где родила дочь. Только ожидание ее писем не давало совсем упасть духом Анатолию Дмитриевичу: «...Я хочу, чтобы ты, уехав отсюда, увезла с собой уверенность во мне, в себе и в нашем будущем. Я хочу, чтобы та же уверенность была бы во мне самом. В этом залог нашей жизни...» (Письмо А. Клещенко Л. Ильиной от 2.06.53 г., Раздольное). Но время шло, а долгожданного освобождения из ссылки не наступало: «Отныне я плевал на настойчивость и трудолюбие. Клянусь, что никогда ни на что не буду рассчитывать, ничего не стану добиваться, буду жить только "куда кривая вывезет". Думай об этом, что хочешь и как хочешь, принимай. Можешь считать меня сумасшедшим, но есть вещи сильнее моего разума». (1.05.54 г., р. Черная). В одном из писем он писал о том, что если бы даже задумал побег, то не сумел осуществить его по причине того, что не имел сменной одежды, была одна форма – штаны, превратившиеся в лохмотья, и телогрейка.
После отъезда «повторников», Клещенко верил в скорое наступление свободы. Но опять время шло и ничего не менялось. Выдержать все ему помогали творчество и семья: "Если бы не вы (чего не дай Бог!), я не стал бы пытаться вынырнуть". (3.08.54 г., Мотыгино). Летом 1955 года его жена с дочерью Таней приезжает к Анатолию Дмитриевичу и в последний год ссылки семья живет в Мотыгино.
Только 5 октября 1957 года он получил справку: «Приговор военного трибунала Ленинградского военного округа от 20 мая и определение Военной коллегии Верховного суда СССР от 27 июня 1941 года в отношении Клещенко А.Д. отменены и дело прекращено». Позади у Анатолия Дмитриевича было к этому времени шестнадцать лет лагерей и ссылок.
В 1957 году выходит первый сборник стихов поэта «Гуси летят на север». В него вошли стихи, написанные в годы ссылки в Сибири. В 1958 году издан второй сборник стихов «Добрая зависть». В 1958 году Клещенко приняли в Союз писателей СССР, а в 1961 выходит первый сборник рассказов «Избушка под лиственницами», в 1694 году сборник «Дело прекратить нельзя», в 1966 году сборник повестей «Сила слабости». Его произведения появляются и на страницах журналов, в частности в «Охоте и охотничьем хозяйстве». Вообще, Анатолий Дмитриевич любил охоту. В годы ссылки она помогала ему выжить, но и после нее он охоту не забросил. В 1956 году, вскоре после приезда в Ленинград, он получил охотничий билет и занимался промыслом пушного зверя. Сохранились справки о том, что он перевыполнял план по ее сдаче (107 процентов). Через несколько лет Анатолий Дмитриевич совершает поездку в Сибирь, посещает места, где отбывал ссылку. В 1969 году Клещенко едет к школьному другу на Камчатку и устраивается там охотинспектором. Жизнь Анатолия Клещенко оборвалась на Камчатке в 1974 году. Здесь он работал охотинспектором. Избушка, в которой ему предстояло зимовать, оказалась разрушенной, и ее пришлось чинить под проливным дождем. Началось тяжелое воспаление легких, вертолет чтобы забрать больного прилетел поздно. Потом, медицинские работники признались жене, что «если бы знали, что это писатель, спасли бы. Думали что это бич (человек без определенного рода занятий)». Так, на 53-м году оборвалась жизнь Анатолия Дмитриевича Клещенко.
Стихи поэта появляются в печати во многом благодаря заботам его второй жены Беллы Львовны Клещенко - журналиста, историка медицины, президента Сибирского Чеховского фонда, секретаря комиссии по наследию супруга, которая живет в Москве.
Костер погас.
В сухие дни летучий,
Сегодня пепел, черный и сырой,
Лежит в кострище неподвижной кучей.
Курлычут журавли над Ангарой.
На желтых травах стынут капли влаги,
Не согревает крепкий чай души,
Сухие листья, как листы бумаги,
Все шелестят...
Хоть изредка пиши!
О том, что в Летнем, на большой аллее,
Желтеют липы...
Жизнь шумна, пестра...
О чем-нибудь, но так, чтобы теплее
Мне было у остывшего костра!
ДАЛЬ
Сядь, успокойся и глаза закрой.
Пускай бегут в чужую даль дороги,
Поблескивая глиною сырой...
Дождь перестал.
В лиловые отроги
Хребтов за посветлевшей Ангарой,
В склон каменистой и крутой разлоги
Ударил луч, пробившийся сквозь строй
Лохматых туч, и разогнал тревоги:
С тобой и здесь он делится теплом.
Тогда зачем тебе махать веслом,
Зачем сбивать о камни трактов ноги?
Нет!
Только в даль!
Сквозь дебри, напролом,
Пусть - птицей с перешибленным крылом,
Пусть - зверем, не имеющим берлоги!
Отсвечивает новый снег эмалью.
Над крышей дым стоит прямым столбом.
Душа полна неясною печалью,
Мечтой о южном небе голубом...
К холодному стеклу прижавшись лбом,
Я вижу: облака одели шалью
Луну над сопкой, выгнутой горбом.
И ночь.
И даль.
И даль за этой далью.
Пусть будет так же далеко до лета,
Луна вот так же тучами одета -
Все, как и здесь...
Но окна - на Неву!
Дожди, дожди идут над Ангарой,
Не стало красок голубых и алых,
Насыщен воздух влагой, мошкарой,
И тучи виснут клочьями на скалах.
В соцветьях поздних лилий, как в бокалах,
Стоит вода. Ползет туман сырой.
Отныне на охотничьих привалах
Костер - сам первый, котелок - второй!
Еще ведь только август на дворе,
Еще купаться б надо в Ангаре
И восторгаться гладью голубою,
Еще воды немного утекло
С тех пор, как ты ушла и все тепло
Зачем-то унесла с собою!
Мы язык научились держать за зубами,
а стихи - не стараться продвинуть в печать.
В темняках,
в Магадане,
в Тайшете,
на БАМе -
проходили мы Школу Уменья Молчать.
Мы навечно останемся пылью и шлаком
для завязших у нас в неоплатном долгу,
Но сказать, что согласья является знаком
даже наше молчание - я не могу!
1. Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Книга 1. К.
«Издательские проекты», 2004.
2. Материалы Мотыгинского краеведческого музея.
3. Памятники истории и культуры Красноярского края. Выпуск 1. Под ред. Рукша
Г.Л. К., 1989.
4. Памятники истории и культуры Красноярского края. Выпуск З. Сост. Быконя Г.Ф.
К., 1995.
5. История Отечества: Энциклопедический словарь. Сост. Б.Ю. Иванов, В.М. Карев и
др. М., «Большая Российская энциклопедия», 1999
6. Л.Г. Олех «История Сибири». Новосибирск, «Сибирское соглашение»
7. «Красноярье: пять веков истории». Красноярск «Платина» 2006
8. А.П. Смирнова «Клещенко и Сибирь» Журнал «День и ночь» №4
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»