ЕЖЕГОДНЫЙ ВСЕРОССИЙСКИЙ КОНКУРС
ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ РАБОТ СТАРШЕКЛАССНИКОВ «ЧЕЛОВЕК В ИСТОРИИ. РОССИЯ
- XX ВЕК»
Человек и власть
Автор: Семченко Ольга Михайловна ученица 9 класса
МКОУ Дубининская ООШ №13 Шарыповского района Красноярского края
Научный руководитель: Сопельникова Надежда Васильевна- учитель истории и обществознания МКОУ Дубининская ООШ №13
Когда однажды пробьет час
непредвзятого исследования русской истории
и выяснится число уничтоженных,
заключенных в лагеря,
изгнанных и сосланных людей,
мир не поверит ни глазам своим, ни ушам
20 век кажется для нас очень далеким. Но именно это столетие наполнено важнейшими событиями, которые оказали огромное влияние на всю последующую нашу историю. Революции, гражданская война, сталинские репрессии, Отечественная война и т.д. Все эти события коснулись моего села, прошли через судьбы моих односельчан.
Меня заинтересовала тема политических репрессий после того, как я прочла книгу Батц Г. Г. « Твой дом». Он бывший спецпереселенец, в 1941 году не долго жил в с. Дубинино, учился в нашей школе. Его рассказ о трагической истории немцев Поволжья потряс меня. Мне казалось, что события связанные с политическими репрессиями происходили где-то там, далеко-далеко. Занявшись краеведческой работой, я, к своему удивлению, узнала, что и наше село не обошли эти события.
Проблема заключается в том, что пройдет время, и не станет людей, которые были участниками тех событий. В настоящее время в нашем селе проживает пять человек признанных жертвами политических репрессий. Это дети тех, кого арестовали в 30 -е годы и отправили в лагеря. Сейчас это уже пожилые люди, а тогда им было по 5-10 лет. Но они хорошо помнят те события. Слушая рассказы этих людей, мне не верилось, что все это происходило в нашей стране, самой лучшей в мире.
Целью данной работы является сбор воспоминаний о жизни и труде репрессированных.
Я считаю, что собранный мною материал может использоваться как при изучении
истории родного края, так и при изучении периода политических репрессий по
истории России 20 - го века.
Для достижения своей цели, я изучала литературу, знакомилась с работой других
ребят по теме репрессий 30-х гг, беседовала со старожилами, записывала
воспоминания, работала с подлинными документами.
Я поставила перед собой следующие задачи:
Встретиться с репрессированными, записать воспоминания о том времени.
Собрать документальный материал, фотографии.
Составить списки репрессированных.
30-е годы прошлого столетия - это трагические годы в истории всего нашего народа. Именно тогда правительство страны решило ликвидировать кулачество как класс, ликвидировать собственников земли и создать колхозы. Что такое колхоз?- это переход от мелкого, частного хозяйства к крупному коллективному. Люди не хотели вступать в колхозы, не хотели отдавать свой скот в общее хозяйство. Поэтому власть стала насильно отбирать имущество. Началась борьба с кулачеством. Кто же такой кулак? Это тот, кто использует в своем хозяйстве наемный труд. Да, они использовали наемный труд, но за него они платили. Сейчас в селе тоже используется наемный труд, но это не считается преступлением! А в те времена, этих людей объявили врагами народа. При помощи страшных пыток людей заставляли наговаривать на самих себя, давать признательные показания. В результате такой политики многие были приговорены к расстрелу, многие умерли от непосильного труда на лесоповалах. Вся огромная наша страна утопала в крови безвинных людей, стонала от произвола властей. В эти годы строили заводы- гиганты, дороги. Была поставлена цель - сделать нашу страну крупной промышленной державой. Это требовало больших расходов, и огромного количества рабочей силы. Вот и стали набирать эту рабочую сил, причем бесплатную, среди собственных граждан. Сверху власть спускала план, сколько нужно раскулачить кулаков, арестовать рабочих разных специальностей, чтобы направить их на эти стройки. Меня поразил документ, в котором глава государства дает распоряжение сколько нужно отправить арестованных на стройки Красноярского края.(см. приложение 1).
В начале 20 - го века село наше было зажиточным. Многие семьи имели большие наделы земли, состояли в сельском земельном обществе. Имели по 30 голов крупного рогатого скота, по десятку лошадей, использовали наемный труд, но и сами трудились от зари до зари. В далекие 30-е годы, как и по всей стране, стали создавать в нашем селе колхоз. Крестьяне, которые упорным трудом сколотили свое состояние, не захотели отдавать скот в общее коллективное хозяйство, поэтому их стали арестовывать и высылать из села, лишая всего имущества. Я выяснила, что в основном, наших односельчан отправляли на Саралинские и другие рудники в горах северо- западной Хакасии, в Саралинском и Чебаковском (ныне Ширинском) районах ХАО. Многих увозили на лесозаготовки на станцию Тайшет.
В ходе работы я выяснила, что в нашем селе на улице Октябрьская в тринадцати дворах подряд были репрессированы семьи. На улице Советской были репрессированы 10 семей. Я составила список репрессированных в нашем селе, но он далеко не полный (см. приложение2 ). В основном, в своей работе я опиралась на Книгу Памяти жертв политических репрессий, рассказы самих репрессированных, подлинные документы
Я составила свое исследование в виде отдельных воспоминаний, на первый взгляд не связанных друг с другом. Но, если задуматься, то можно понять, что их объединяет общая трагедия судьбы, их объединяет история нашего народа. Я не хочу навязывать ни кому свое отношение к этим событиям нашей истории, поэтому хочу просто привести воспоминания очевидцев тех событий для того, чтобы другие могли сами определить свое отношение к этим событиям.
Вспоминает Игнашов Василий Ермолаевич( см. приложение З): «Дед мой, Игнашов Степан Дмитриевич с двумя братьями приехал в Сибирь из Курской губернии еще в 19 в. Называли их тут «Курскими обротниками». Уже здесь, в Сибири в семье деда родились три сына. Дед с братьями построили каждому дом. Наш дом построили неподалеку от реки Береш. Сейчас в нем проживает мой двоюродный брат Игнашов Виктор Петрович. Когда подросли сыновья, каждый обзавелся своей семьей, но жили по- прежнему все в одном доме, большой семьей (22 человека). В то время все так жили. Семья была верующая, дед перед обедом всегда читал молитву. У всех в семье были свои обязанности, даже у детей (за младшими в семье присмотреть, грядки прополоть). Держали по корове, по коню на хозяина, овечек, птицу. Главой семьи был дед, все, в том числе и женатые братья, беспрекословно ему подчинялись. Семья входила в сельскую общину, но на собрания как глава семьи ходил только дед. Наша семья имела свои поля и покосы. В хозяйстве был весь необходимый инвентарь: плуг, борона, косы. Все необходимое для жизни производили сами. Были даже излишки - продавали немного сена, картофеля.
По тем временам мы жили хорошо. Когда началась революция, а потом Гражданская война, семья стала жить хуже. Дед был против новой власти. Да и отец мой, Ермолай, и его братья были недовольны. По деревни ходили разговоры, что весь скот отберут у людей и создадут общее хозяйство. На совете семьи решено было в колхоз не вступать, а по- прежнему жить обособленно. Но новую власть это не устраивало, поэтому по отношению к крестьянам - собственникам были предприняты крайние меры. В селе была создана специальная группа по раскулачиванию. В нее входили, в основном, крестьяне, которые не хотели трудиться, а зажиточным крестьянам завидовали. Они доносили на своих же односельчан, тая на них какую-нибудь обиду. Такими активистами в селе были: Андреев Алексей, Бочаров Михаил, Харин Иван, Дорохин Каня. Отобранное имущество и скот отдавали в колхоз, но часть вещей забирали себе эти активисты. И потом ходили в отобранных вещах, не боясь людского суда. Однажды к нам пришли вооруженные люди и забрали весь скот, забрали также плуг, сеялку. Отобрали поля и покосы. У отца нас было четверо, и у братьев отца детишки малые были. Есть стало нечего. Выхода не было, поэтому отец с братьями пошел работать в колхоз. Мать, Мария Андреевна, смотрела за детьми (мы еще все маленькими были). Не смотря на то, что отец работал в колхозе с утра и до позднего вечера, хлеба все равно не хватало. Семья постоянно голодала. Дед сделал во дворе крупорушку, на которой перетирали зерно и, уже из полученной крупы, мать варила кашу. Узнали про это в правлении колхоза и причислили нас к кулакам. А раз кулаки, значит, подлежат раскулачиванию. Отца забрали прямо с поля, где он сеял зерно, не взяв во внимание то, что он был добросовестным работником. Ему не разрешили даже домой зайти попрощаться с семьей. Забрали также его брата Петра и старенького деда Степана. Их отвезли в Красноярск и по железной дороге отправили на станцию Тайшет на лесозаготовки. Везли в вагонах, в которых перевозили скот. Еды дорогой не давали. Дед умер сразу по приезду на место. Отец с братом стал работать на лесозаготовках. Пока на нем была своя теплая одежда - был здоров, потом одежда износилась, и отец обморозился по пояс. Умер он через год, после того как его забрали.
Из деревни тогда многих забрали ,в том числе и Ровинского Кузьму, его сына Федора, Лихтина Мартына. В общем, человек тридцать. Забирали самых крепких, работящих. Лихтин был мастером на все руки, там его ценили, давали легче работу, лучше кормили. Он помогал своим односельчанам - давал хлеб, кашу. Из репрессированных в деревню вернулись только трое: Лихтин М., Ровинский Ф., Ровинский Кузьма, он то и рассказал нам о смерти нашего отца.
Когда отца забрали, нас с матерью выгнали из нашего дома. Мне было тогда всего пять лет. Из дома ничего взять не разрешили. Выгнали нас на улицу в чем были. Сели мы посреди улицы, обняли мать. Она плачет - и мы плачем. Потом пошли жить к ее матери. Там у ее мужа было еще шестеро детей. В общем, семья получилась огромная - тринадцать человек. Когда уходили с дома, мать спрятала под пальто небольшую катушку холста, хотела сшить нам одежду. Так кто-то донес, и у нас забрали эту катушку. Некоторым семьям не куда было идти жить, поэтому они просились на ночлег к людям в бани. Когда надо было вытопить баню - их выгоняли. Некоторые жили так по несколько лет. Например, Ровенские .У них было семеро детей.
Мы с матерью жили очень бедно, постоянно хотелось есть. Мать работала в колхозе, а ночью пряла пряжу на заказ или нанималась к людям на работу. В колхозе матери всегда говорили: - Ты кулачка, а твои дети кулацкие отродья. Односельчане не обижали, но и помочь ни чем не могли потому, что сами жили бедно. Бабушка уехала из деревни, и дом перешел в колхоз. Мы же продолжали в нем жить и платили за него колхозу деньги. Непосильным трудом мать подорвала здоровье и все чаще и чаще стала болеть, поэтому мне пришлось бросить школу. Закончил я всего пять классов. Учиться мне очень нравилось, уходить из школы не хотелось. В двенадцать лет я пошел работать в колхоз. Работал на конях, быках, сеял, пахал. Научился плести короба, корзины с лазы, стал продавать. Короб стоил двадцать пять рублей. Это была хорошая помощь семье. Государство вспомнило обо мне, когда пришло время службы в армии. На комиссии меня спросили, где я хочу служить, я ответил, что хочу служить в тяжелой артиллерии. Попросили рассказать о себе. Я честно все рассказал, но как сына репрессированного, меня не взяли в артиллерию. Пришлось служить в стройбатальоне. После армии вернулся домой и продолжил работать в колхозе. Работал в строй бригаде, потом тридцать лет работал плотником. О трагической истории семьи нигде рассказывать нельзя было, это в государстве была запретная тема. Уже в девяностые годы из Красноярска пришли документы о реабилитации отца (см. приложение 3). Государство признало свои ошибки. Когда в первый раз собрали всех реабилитированных со всего района в с.Н - Алтатка, я хотел высказаться, но говорить ни кому не дали. Выступили только официальные лица. Высказаться хотели многие, у всех обида была, горечь. Люди плакали навзрыд»
Вспоминает Фирюлина Елена Семеновна (см. приложение 5): «В семье моих родителей Ворониных Семена Михайловича и Софии Степановны было трое детей: Анна, Елена, Петр. Дом их стоял на нижней улице ( сейчас улица Октябрьская). В хозяйстве имели трех коров, трех лошадей, свиней и различную птицу (кур, гусей, уток). Были свои сеялки, веялки, бороны. Был добротный амбар, своя доля пашни (отцу и сыну полная доля, дочерям по пол доли). Был также свой сенокос, своя косилка, завозня. Семья наша состояла в земельном обществе с момента переселения наших дедушек и бабушек из Курской губернии ( это произошло еще в конце 19 века). Семья была верующей: отец всегда читал молитвы перед едой, бабушка моя, Ефросинья, ходила пешком в Киев в какой -то храм и привезла оттуда какие-то камушки, с помощью которых она могла определить будет жить ребенок или нет. К ней часто обращались жители села с подобными просьбами. Мы уже с раннего детства помогали родителям, у каждого была своя работа: брат помогал отцу, мы с сестрами матери. Когда стали создавать в селе колхоз, отец не захотел вступать туда, он уехал на Саралинский рудник (Хакасия). Мы с матерью остались дома, но потом у нас отобрали наш дом, хозяйство тоже все забрали в колхоз. Семья скиталась по деревне, затем нас с матерью отправили на Саралинский рудник, где и находился наш отец. Отец работал на руднике добросовестно. Был на главном стане, возил начальника. Однажды в комнате, где жил отец, произвели обыск, нашли финку в сундуке и отца забрали. Может быть, этот нож ему подложили специально, чтобы было за что арестовать. Мы ничего не знали о судьбе отца до 1997года.
В 1997году я со своими детьми ездила в Абакан, там в архиве нашли документы, свидетельствующие о том, что наш отец Воронин Семен Михайлович был расстрелян возле Лысой горы (недалеко от Абакана)сразу после вынесения приговора. И только через пятьдесят лет мы смогли посетить могилу своего отца.
На Саралинский рудник нас с матерью отправляли с Ужура. Повезли в грузовых вагонах, с собой не разрешили взять ничего. Еды дорогой не давали. Привезли нас на Долгий ключ. Таких там было очень много. Один милиционер по фамилии Мальцев, помогал репрессированным: давал еду. Потом нас отправили в поселок Подвинск, где я и пошла в школу. Когда пришло время вступать в пионеры, меня не приняли. Было очень обидно, потому, что со всего класса меня одну не приняли и на торжественной линейки при всех объяснили, почему я не могу быть принята в пионерскую организацию. А потом в 1941 году старшая сестра вернулась в Дубинино, вышла за муж. Через некоторое время мы с мамой переехали к ней. Наш дом нам не вернули, там теперь располагался магазин. Первое время жили у сестры. Мы с братом пошли учиться в Дубининскую школу. Директором тогда был Тихонравов. Я в школе возглавляла ученический комитет. Была отличницей, активисткой. Ездила на олимпиаду в Березовку. За акробатические номера получила премию 250р. В 1958 году нашего отца реабилитировали, но где его могила мы тогда еще не знали. В школе нас не обижали, никто не упрекал нас в том, что мы из семьи репрессированных. Мама наша с утра до ночи работала, чтобы прокормить нас. Окончив 7 классов, я пошла работать. Летом работала на сеялках, боронила. Жили на поле. Во время сенокоса ставили копны. Осенью возили на подводах зерно в Ужур. Времена были очень трудные, голодные, постоянно хотелось есть, все жители села жили бедно. У меня была одна ситцевая юбка, кофта шерстяная, сапоги без подошвы (кожа только сохранилась). Эта одежда была у меня выходная. На работу носила штаны из холста, фуфайку, юбка была соткана из шерстяной нитки и льняной. А на юбке у меня была латка, за эту латку в деревне дразнили меня «меченной».
Во время войны, не смотря на усталость, мы с подружками в свободное время(в основном зимой) вязали варежки, шарфы, носки и отправляли на фронт бойцам. Жили все бедно, но дружно, помогали друг другу, чем могли. В наше время молодежь весело проводила время. После тяжелой работы днем собирались вечерами, ходили на Никольскую гору. Пели частушки, песни под гармонь, балалайку, играли в различные игры. Долгое время я работала дояркой. Награждали меня и грамотами и ценными подарками за работу. Замуж вышла в своей же деревне. Вырастила троих детей. После выхода на пенсию продолжала еще работать. Сейчас отдыхаю, вожусь с правнуками и радуюсь тому, что они живут в другое время. Что не видят они тех трудностей и лишений, через которые прошло наше поколение. Мне хочется, чтобы в нашей стране больше никогда не повторились события 30-х годов».
Вспоминает Воронин Петр Семенович (см. приложение 6): «Предки наши приехали из Курской губернии в 19 веке. Построили здесь пятистенный дом, амбары. Имели добротное хозяйство. В семье своих родителей Воронина Семена Михайловича 1878года рождения и Ворониной Софьи Степановны 1976 года рождения было трое детей. Родители с утра до ночи трудились, имели хорошее хозяйство. Держали лошадей, так как необходимо было косить покосы, обрабатывать свою долю пашни. Держали несколько коров и много птицы. В хозяйстве были плуги, сеялки. По тем временам жили хорошо. Мы были еще маленькие, но все же каждый имел посильные обязанности. Старшая сестра Анна была намного старше нас, мы звали ее няней.
В 30-х годах в селе стали создавать колхозы. Отец отказался вступать в колхоз, поэтому его арестовали в 1931 году и отправили на Саралинский рудник, Его арестовали за кулацкое хозяйство и агитацию против коллективизации. У нас отобрали все: дом, хозяйство, все в колхоз ушло. А мы в чем были одеты, в том и остались. Первое время скитались по деревне. Потом нашу мать и меня с сестрой тоже выслали из деревни к отцу на Саралинский рудник. Там мы жили в поселке Подвинск. Мы с сестрой там пошли в школу. В 1937 году у отца при обыске нашли финский нож, и он был арестован. В этот день мы пришли со школы и видим: мать плачет, на столе лежит записка, в которой отец наказывает слушать мать. По постановлению Тройки УНКВД Красноярского края от 29. 12. 1937года отец был расстрелян 7.01. 1937 года в г. Минусинске. Был реабилитирован Хакасским областным судом 15.05 1958 году. Но об этом мы узнали только в 20004 году. (см. приложение 6)
Когда мы учились в Подвинске, я помню, что меня дразнили кулаком, обижали. Прожив в Подвинске 10 лет (с 1931 по 1941 гг.) мы вернулись с матерью обратно в с. Дубинино. В доме нашем уже размещался магазин. Да нам бы все равно его не вернули. Поэтому мы поселились у нашей старшей сестры Анны. Она жила на Горках ( так называлась улица, которая шла параллельно современной ул. Октябрьской). У сестры было уже четверо детей. Но в тесноте, да не в обиде, прожили какое - то время у нее. В 1945 году я поехал на лесозаготовки. С 1948 по 1952гг. служил в армии. После армии вернулся в колхоз, работал на разных работах: косил и на уборке зерна работал. В 1956 году женился. Всю свою жизнь я проработал в колхозе. Работал добросовестно, не стыдно вспоминать. Награждали и грамотами и призами. В 2004 году мы сделали запрос в Главное Управление внутренних дел по Красноярскому краю. Мне пришел документ, в котором говорилось о том, что я признан пострадавшим от политических репрессий. Но о судьбе отца ничего не сообщалось. Мы с сестрой отправили запрос в центральный госархив Республики Хакассия в 2004 г. И нам пришел ответ, из которого мы, наконец, узнали о судьбе отца. Руководствуясь Законом «О реабилитации жертв политических репрессий» Шарыповский районный суд 5.05 2005г. постановил: определить размер денежной компенсации за незаконно конфискованное в связи с политическими репрессиями имущество в размере 5000 тысяч рублей, (см. приложение 7). Во столько государство оценило наши страдания».
Александра Борисовна Вильтовская (см. приложение 8) проживает в селе Дубинино с 2000 года. Александра Борисовна из семьи репрессированного. Рассказывает Александра Борисовна:
-Мои родители: Плешкевич Борис Устинович 1903 года рождения и мать Плешкевич Анастасия Иосифовна 1900 года рождения родом из Белоруссии, из деревни Дряхла, Гребенской волости, Минской губернии. Оба из крестьян. Жили бедно. Поэтому, когда на сходе села решали, кто будет «ходоком», отец согласился сразу. Ходоки должны были поехать в Сибирь и посмотреть места для переселения. Деньги на дорогу собрали со всех сельчан. Ехали долго. Когда ехали по Сибири, поражались бескрайнему морю тайги. Остановились в Восточной Сибири в пределах нынешнего Красноярского края. Места понравились. Вернулись в Белоруссию и на сходе рассказали обо всем увиденном в пути, о местах красивых. Несколько семей решились переехать на новое место жительства. Поселились в Тюхтетском районе в поселке Усть - Чульск. Держались вместе. Построили сообща каждому дом. Помогали друг другу во всем. Купили скот, зажили неплохо. Да вот беда - стали «загонять» всех в колхоз. Семьи, что вместе с нами переселились, не захотели вступать в колхоз, отдавать нажитое упорным трудом. Им пригрозили, что отберут у них все. Нас, детей в семье было трое. «Если все заберут - умрем все с голоду, а вступим, может, и нам что оставят»- рассуждал отец. Он принял решение вступить в колхоз. Отец отдал в колхоз скот, а зерно колхоз у нас конфисковал. Мы стали голодать. Отец наш был человеком грамотным, поэтому в колхозе его поставили кладовщиком (зав. складом). Работал честно, добросовестно. Но кто-то из-за личной неприязни донес на него, будто он со склада колхозную собственность себе берет. Вот по этому обвинению его и забрали в августе 1937 года. Отца увезли в сельский совет, там его допрашивали. Судила его так называемая «тройка». Маме разрешили свидание с отцом, и она с сестрой отца поехала в сельский совет. Его вывели в коридор, где сидела мама, и, когда его проводили мимо, он успел только сказать: «Настасья береги детей, может, больше не свидимся». Его увезли в Ачинск. Писем от него мама не получала, но все же надеялась, что он жив. В деревне тогда двоих забрали: нашего отца и того, кто на него донос написал. Но его допросили и отпустили. Он потом приходил к нам, у матери просил прощения: «Иосифовна, прости меня, ради Бога, это ведь я твоего мужа посадил». После того как забрали отца, мать пошла работать в колхоз. Жала, косила, прополкой занималась. Мы с сестрой и братом ходили с ней на поле, собирали зерна так, чтобы никто не видел, и ели. Односельчане нам помогли купить корову. Люди относились к нам с сочувствием. Когда стали принимать в пионеры, я боялась, что меня, как дочь врага народа, не примут. Но к моей большой радости меня приняли и в пионеры, и потом в комсомол. Когда мы подросли, стали маму расспрашивать об отце.Она рассказывала, а у нее по щекам текли слезы. Мы тогда прижимались к маме и успокаивали ее. Мой брат Константин в 1941 году хотел поступить в летное училище, но его не взяли, сказали неблагонадежный, сын врага народа. Во время войны он погиб в сражении за Днепр. Я, закончив 7 классов, стала работать учетчицей, 2 года работала экономистом, остальное время заведующей фермой. Как и отец, я работала честно и добросовестно. Проработала 40 лет. Награждалась грамотами, ценными подарками. Давали талоны на дефицитные товары (на машину).
В 1960 году мама делала запрос в Красноярск, хотела о судьбе отца узнать. Пришел ответ, что наш отец был осужден на 10 лет и , находясь в заключении, умер 22августа 1943года от перитонита. В 1993 году я сделала запрос в управление МБ РФ по Красноярскому краю. Пришло письмо, из которого я узнала, что мой отец Плешкевич Борис Устинович, был арестован по необоснованному обвинению в том, что «являлся активным участником контрреволюционной повстанческой организации, готовился к вооруженному свержению советской власти». Решением тройки назначена исключительная мера наказания - расстрел. Отец был расстрелян 29 октября 1937 года.(см.приложение 9). Никаким перитонитом он не болел в 1943году, его уже не было в живых. Моя мама так и не узнала правды, она умерла от непосильного труда и переживаний. Прислали похоронку на отца, сообщалось, что место захоронения неизвестно. Когда я читала эти бумаги, я плакала. Мне было обидно за то, что меня лишили отца, лишили детства.
В 2003г. в нашу школу пришло письмо из Хакасии. Написал его Батц Генрих Генрихович (см. приложение 10). В своем письме Генрих Генрихович сообщал о том, что в годы Великой Отечественной войны он учился в нашей школе и хочет посетить наши места. Школа пригласила Генриха Генриховича приехать. Он с сестрой приехал в мае 2003г. На встрече с учащимися Генрих Генрихович рассказал о том, как он попал в наше село.
-«Яс родителями жил в г. Энгельсе, в Поволжье. Предки наши еще при Екатерине 2 приехали сюда из Германии, верой и правдой служили на благо России. В Поволжье жило много немцев, даже республика немецкая была образована. И вот настали для нас тяжелые времена. На нашу страну напала фашистская Германия». В своей книге «Твой дом» Генрих Генрихович описывает эти события так: «Отца, как и всех немцев на фронт не взяли. Такой, весьма ощутимый плевок на целую нацию, был странен и не понятен: в гражданскую немецкие полки доблестно сражались и с немцами и с поляками в Первой Конной, преследовали батьку Махно. А теперь, после двадцати четырех лет Советской власти, почему- то вышли из доверия».
Вспоминает Генрих Генрихович Батц: «Мы, немцы Поволжья, никакого отношения к фашистам не имели и также их ненавидели, как и весь советский народ. Но власть посчитала иначе. Нас объявили врагами советского народа. Теперь наш народ подлежал депортации, то есть высылки с места жительства.
Нас разбудили рано утром и сказали, что в течение часа мы должны собрать самые необходимые вещи и выйти на улицу. Я помню, как мама одевала сестру и плакала. Куда нас отправляют и зачем нам не объяснили. На улице нас окружили военные с автоматами, и повели на железнодорожную станцию. Там уже собралось много людей, напуганных и ничего не понимающих. Нас погрузили в товарные вагоны и повезли на Восток. Везли нас очень долго. Народу в вагонах было много, спали сидя. Кормили нас раз в два дня. В дороге людям не оказывали медицинской помощи, когда кто- то умирал, их не убирали, они так и лежали среди нас, живых. Привезли нас в Красноярский край на станцию Ужур. Там погрузили нас на телеги и привезли в с. Никольское (ныне Шарыповский район). Жили по две семьи в одной избушке. А в Поволжье у нас был большой дом и сад. Я пошел в школу, отучился две четверти, но судьба спецпереселенца такова, что долго их не задерживают на одном месте. Нашу семью перевезли в соседнее село Дубинино, где я проучился оставшиеся две четверти седьмого класса. Я вспоминаю дубининскую школу с благодарностью. Меня никто не обижал, не называл фашистом, я дружил со многими ребятами». Здесь, мне кажется, очень уместным привести отрывок из книги Генриха Генриховича «Твой дом»: «Красноярский край. С ним я отмучил всю последующую, до крайности насыщенную, интереснейшую жизнь. В с. Дубинино я закончил свой последний седьмой класс. Здесь же меня приняли в комсомол. Но по понятным причинам документа на сие доверие мне, немцу,не выдали. О!. Сколько еще раз мне придется споткнуться об эту кочку в гнилом болоте!.И угораздило же, совершенно не заботясь о своем будущем, бездумно народиться в Великой империи гражданином не той национальности».
Вспоминает Генрих Генрихович Батц:
«В селе нас тоже никто не обижал, но и не помогал, потому, что сами жили бедно.
Родители работали с утра до ночи, обычно на самых тяжелых работах. Когда была
возможность подработать, мы нанимались в батраки - хотелось просто выжить. В
конце учебного года нас отправили дальше в Туруханский район. В1942г.отца
мобилизовали в труд- армию. В 1943г. он погиб на лесоповале. Я пошел работать,
ведь я остался единственным мужчиной в семье. У меня рано появилась потребность
писать. Писать то, что нельзя было сказать вслух. Нам вообще было запрещено
говорить. В Туруханске было очень много спецпереселенцев. После отмены санкций
по отношению к депортированным, многие мои друзья и знакомые попытались
вернуться, но это мало кому удалось. У многих просто не было денег на поездку. Я
не вернулся потому, что большую часть жизни прожил в Сибири, здесь мои родные и
друзья, а там нас никто не ждал».
Читая воспоминания Генриха Генриховича, становилось стыдно и обидно за свою страну, за ту политику в государстве, которая искалечила судьбу многим людям.Я заинтересовалась темой депортации, захотелось узнать лучше этот период нашей истории. Но информации не так много. Тема депортации Поволжских немцев появилась только в 90-е годы двадцатого века. Я узнала, что депортация проходила в сжатые сроки, это не дало возможности людям позаботиться о своем имуществе, и оно все перешло в собственность государства. Перевозка людей осуществлялась в плохих условиях. Сначала все, высланные с мест жительства люди именовались переселенцами, статус «спецпереселенцы» появился только в 1943г. С местным населением проводилась разъяснительная работа. Когда я работала над своим исследованием, я беседовал со многими старожилами села. От них я узнала, что спецпереселенцев прошло через наше село очень много, их не успевали запоминать потому, что их быстро увозили дальше. Но, в общем, о них говорят как о трудолюбивых и честных людях. Сейчас Генрих Генрихович живет в с. Очуры Алтайского района республики Хакассия. Он является почетным гражданином г. Туруханска, заслуженным художником Хакассии, членом союза писателей Хакассии. Он объехал почти весь бывший Советский Союз. Бывал и г. Энгельсе на своей родине, подарил городу свои картины и книги, но возвращался всегда в Сибирь. Когда он приезжал в нашу школу, он подарил свою картину «Закат» и много своих книг. Их с удовольствием читают ребята нашей школы. Наш краеведческий кружок переписывается с Генрихом Генриховичем вот уже несколько лет. В своих письмах Генрих Генрихович сожалеет о том, что в истории нашей страны были такие трагические события. Но рад тому, что Сибирь стала ему родной.
В заключение, можно сказать, что я узнала много нового для себя по теме репрессий 30-х гг. С августа 1937г. по июнь 1938г. в Красноярском крае расстреляно 11620 человек. 5439 человек - направлены в лагеря. Это страшные цифры. В эти же годы в Красноярский край были сосланы 500 тысяч спец, переселенцев. Среди них были латыши, поляки, поволжские немцы, русские. По неполным данным от лишений и страданий, связанных с раскулачиванием, погибло около 250 тысяч детей, многие лишились детства. За скупыми данными человеческая судьба.
Практически все крупные стройки Красноярского края стоят на костях заключенных: железная дорога Салехард - Игарка, горнометаллургический комбинат, г. Норильск, завод Красмаш, завод цветных металлов - все это выстроено рабочей силой заключенных. Из всего этого можно сделать вывод, что принудительный труд был одним из важных источников строительства социализма. В стране были развернуты стройки больших масштабов. И это требовало: во-первых, больших расходов, во-вторых, была необходима рабочая сила. Вот и стали набирать рабов среди собственных граждан.
Государство признало свою вину в отношении репрессированных. В 1991г. был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Стали оформляться справки о реабилитации. Создаются общественные организации, которые помогают пострадавшим. Самая значимая из них -«Мемориал», которая первая в нашем крае стала составлять банк данных о пострадавших. На основе этих данных составлена книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Раньше те, кто на себе испытал всю несправедливость того времени, старались умалчивать о своей многострадальной жизни, так как боялись последствий. Работая над своим исследованием, я пришла к выводу, что нужно не умалчивать постыдные факты нашей истории, а наоборот, громко говорить об этом, чтобы такие события больше не повторились, чтобы не ломались судьбы человеческие. Чтобы в нашей стране все было во благо человека.
1. А.А.Данилов, Л.Г.Косулина «История России 20 - начало 21 века». М.
«Просвещение ».2007г.
2. Книга Памяти жертв политических репрессий Красноярского края. В 4- х томах.
Красноярск 2005г.
3. Г.Г.Батц « Твой дом». Повести и рассказы. Абакан. 1998г.
4. Документы и фотографии из архива школьного краеведческого объединения.
5. Исследовательская работа Сопельникова Р. «Судьба моих односельчан в истории
страны».
6. Воспоминания односельчан - жертв политических репрессий.
ПЛАНОВОЕ УНИЧТОЖЕНИЕ
Наступил 1937 год. В стране начались массовые аресты. 11з Москвы поступали указания (лимиты), какое количество люден должно быть расстреляно и посажено в лагеря. Сохранился документ за подписью самого Сталина разрешение на просьбу Красноярского НКВД эти лимиты увеличить (как говорится, аппетит приходит во время еды).
«Дать дополнительно Крсноярскму краю 6600 человек лимита по 1- й
категории.
И. Сталин»
Постановлением президиума Хакасского областного суда от 15 мая 1958 г. данное постановление тройки отменено, а дело в отношении Воронина С.М. производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления, он полностью реабилитирован (л.д. 22).
Свидетели Прокудина А.Я., 1924 года рождения, и Сторожев М.С., 1927 года рождения, показали суду, что в 30-х годах знали семью Ворониных, проживавших в с. Дубинино Шарыповского района. Они помнят, что их мать Воронину Софью Степановну с дочерью Еленой и сыном Петром выслали из своего дома на рудник, где они пробыли не менее 10 лет. Отца Воронина С.М. не помнят, по слухам, он был расстрелян в 1937 году. Перед войной в 1940 или 1941 г. Воронины втроем без отца вернулись в деревню и стали жить у старшей замужней сестры Сторожевой Анны. В свой дом Воронины уже не возвратились, в нем сделали магазин, а затем продали жителям села. Дом и сейчас находится на улице Октябрьской. Какое именно имущество и его количество было у семьи, свидетели точно сказать не могут, но корова, лошадь, овцы, домашняя птица у них были. В доме имелись все надворные постройки, амбары. После высылки семьи все их имущество, скот были отданы в колхоз.
Свидетель Резинкина Е.Е., 1924 года рождения, в суде подтвердила, что семью Ворониных вместе с матерью выселяли из своего дома из-за того, что они не шли в колхоз, но уезжали ли они на рудник, она не помнит. Знает, что брат и сестра Воронины с матерью какое-то время жили у старшей сестры Анны в ее доме, но не помнит, в какое время. В то же время свидетель подтвердила, что у отца Ворониных был свой дом, они держали хозяйство: коней, коров, имели плуги, сеялки, но точное количество имущества ей неизвестно.
Из архивной справки Центрального государственного архива Республики Хакасия от 02.07.2004 г. следует, что арестованный органами НКВД 20 декабря 1937 года Воронин Семен Михайлович, уроженец с.Дубинино Березовского района Красноярского края, ссыльный кулак, высланный из района (не указан) в 1931 году «за кулацкое хозяйство и агитацию против коллективизации». Проживал на момент ареста с семьей (жена София Степановна, 1876 года рождения, дочь Елена, 13 лет, сын Петр 11 лет) в пос. Подвинск Саралинского района. Сведений о конфискации имущества в следственном деле не имеется (л.д.16).
Согласно справке архивного отдела администрации г.Назарово в архивном фонде «Березовский райисполком» в именном списке кулаков и их семей, высланных из Дубининского сельсовета Березовского района от 17 мая 1931 года значатся Воронина Софья, дочь Елена, 1926 г.р., сын Петр, 1928 г.р. Сведений об имуществе семьи Ворониных и его конфискации в документах нет (лд.24).
Решением Шарыповского районного суда от 25 октября 1994 года по заявлению
Фирюлиной Елены Семеновны установлен факт владения на праве собственности жилым
домом по ул.Октябрьской, 3 в с. Дубинино Шарыповского района до 1930 года
Ворониным Семеном Михайловичем, 1877 года рождения, незаконно репрессированным в
1937 году (л.д.35).
Оценивая имеющиеся доказательства, суд находит доказанным факт изъятия у
Воронина С.М. дома пятистенного с надворными постройками, скота, имущества в
1931 г. в связи с раскулачиванием, т.е. в связи с применением меры политической
репрессии.
Учитывая, что согласно справок Прокуратуры Республики Хакасия от 07 октября 2004 года заявители Воронин П.С. и Фирюлина Е.С. признаны подвергшимися политической репрессии, как оставшиеся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам (л.д.19,20), они имеют право на возмещение стоимости незаконно изъятого имущества. Таким образом, установление данного факта влечет для заявителей конкретные юридические последствия.
Руководствуясь ст.ст.194-198 ГПК РФ, суд
РЕШИЛ:
Установить факт конфискации в 1931 году имущества, принадлежащего Воронину
Семену Михайловичу, 1877 года рождения, включая жилой дом с надворными
постройками, расположенный в с.Дубинино Шарыповского района, а также рабочий и
домашний скот, птицу, в связи с применением мер политических репрессий в виде
раскулачивания.
Решение может быть обжаловано в Красноярский краевой суд в 10-дневный срок со дня его объявления.
Грушина Т.П.
Прохорова Т.А.
Уважаемая Александра Борисовна!
На Ваше заявление Управление МБ РФ по Красноярскому краю сообщает следующее.Ваш
отец - Плешкевич Борис Устинович,13 июня 1903 года рождения, уроженец д.Дряхла
Гребенской волости б.Минской губернии, белорус, занимался хлебопашеством, проживал
в п.Усть-Чульское, Тюхтетского района, Красноярского края, был арестован 12
августа 1937 года по необоснованному обвинению в том, что являлся активным
участником контрреволюционной повстанческой организации, готовился к
вооруженному свержению советской власти".Решением тройки УНКВД Красноярского
края от 26 октября 1937 года Плешкевичу Б.У. назначена исключительная мера
наказания - расстрел. Постановление о расстреле приведено в исполнение 29 октября
1937 года в г.Ачинске. К сожалению, за давностью времени место захоронения
установить не представляется возможным. В I960 году Плешкевич А.И. сообщалось,
что ее муж - Плешкевич Б.У. в 1937 году был осужден на 10 лет ИТЛ и, находясь в
заключении, умер 22 августа 1943 года от перитонита. На основании этих данных не
соответствовавших действительным, в I960 году была зарегистрирована смерть Вашего
отца. Вопрос о внесении исправлений в ранее составленную актовую запись о смерти
нами поставлен перед органами ЗАГС Администрации Тюхтетского района, откуда Вы
получите свидетельство о смерти отца.
Плешкевич Борис Устинович полностью реабилитирован 2 марта 1957 года постановлением президиума Красноярского краевого суда, куда Вам следует обратиться за справкой о реабилитации отца, ссылаясь на дату о его реабилитации(такие справки выдаются только реабилитирующим органом).Примите наше искреннее сочувствие в связи с необоснованным осуждением Вашего отца и его трагической судьбой.
Зам.начальника Управления МБ
РФ по Красноярскому краю , Ю.А.Чиханчин
Копия верна:
Зав.отделом
социальной защиты
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»