Выполнил: студент Канского технологического колледжа группа МЭ-21
Даровой Никита
Канск 2012
ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВИЧ ЗАЗУБРИН
(1895-1938гг.)
Написать небольшую работу о жизни и творчестве Владимира Зазубрина, я решил,
потому, что он являлся моим земляком. И судьба человека, который жил рядом и
стал автором произведения, которое было признано первым советским романом – «Два
мира». Повествующее о Гражданской войне, появившееся что называется, по горячим
её следам – в 1921 году, оно пользовалось немалым успехом, выдержало ряд
изданий.
Как я узнал из множества источников, Зазубрин стал одним из организаторов
литературных сил Сибири – создал и возглавил Сибирский Союз писателей, был одним
из руководителей журнала «Сибирские огни».
Родился в Пензе 6 июня 1895 года в семье железнодорожного служащего. Отец писателя Яков Николаевич Зубцов активно участвовал в событиях первой русской революции и даже был выслан в 1907 году из Пензы в Сызрань под гласный надзор полиции. Поэтому с самого детства Зубцов имел реальное представление о революционной деятельности. В конце 1912 года, будучи учеником пятого класса Сызранского реального училища, он становится организатором нелегального ученического журнала "Отголоски". Через год устанавливает связь с сызранскими социал-демократами, становится одним из руководителей местных большевиков. В 1915 году Зубцова исключают из последнего класса реального училища и арестовывают. В конце 1916 года Сызранский комитет РСДРП (б), настороженный частыми арестами своих товарищей, направил В. Зубцова "на работу" в охранку для того, чтобы предотвратить дальнейшие провалы. Вплоть до марта 1917 года, выполняя директиву комитета, В.Зубцов прослужил в жандармском отделении. В августе 1917 года В.Зубцов мобилизован в армию и оказывается в Павловском юнкерском училище, где примыкает к училищному ревкому. Октябрьские события встретил в Петрограде. С февраля 1918 года он снова в Сызрани. Начало мятежа белочехов и установление власти Уфимской директории приводят его как "бывшего юнкера" в Оренбургское военное училище, которое вскоре эвакуируют в Иркутск. В июне 1919 года по окончании училища В.Зубцов назначается командиром взвода 15-го Михайловского стрелкового добровольческого полка, состоящего из рабочих пермских заводов. Подпоручик Зубцов сумел убедить солдат и офицеров своего и соседнего взводов перейти на сторону красных.
Прихватив с собой артиллеристское орудие, они прорвались сквозь сторожевое охранение и присоединились к тасеевским партизанам, с которыми Зубцов входит в город Канск.
Начинается литературная деятельность Владимира Зазубрина. Вскоре заболел тифом. После выздоровления работал в газете «Красная звезда», преподавал в партшколе, читал лекции красноармейцам в военном городке. Собирал документы для бедующей книги. Здесь в Канске, в 20-м году, двадцатипятилетний Владимир Зубцов написал роман «Два мира».
Вскоре его призывают в Красную армию и направляют в Иркутск. Он политработник. Редактирует газету «Красный стрелок».
В ноябре 1921 года Политуправлением 5-й Красной Армии в Иркутске был издан роман «Два мира». Автор его взял псевдоним – Владимир Зазубрин. Книгу зачитывали до дыр.
Канск… Город, который сделал Зубцова Зазубриным. Скорее, городок, мало чем
отличавшийся от других таких же купеческо-мещанских в Сибири и России.
Количеством жителей, не дотягивавшим и до 20 тысяч, архитектурой — в центре
каменный (два десятка домов), далее — сплошь деревянный (тысячи полтора изб) —
вполне мог напомнить ему родную поволжскую Сызрань. Единственное отличие:
населения и размеров городу добавляло его «дорожное» происхождение. Как
народился он «у брацкого перевозу» в 1636 году в ранге казацкого острога, так и
прирастал потом Московским трактом, а затем Транссибом. Не зря главной улицей
была и оставалась Московская, на которой были «лучше магазины… разные
учреждения… церкви».
В этом же процитированном справочнике начала ХХ века констатировалось, что город
«будущности не имеет никакой». Несмотря на усилия властей, строивших не
что-нибудь, а гимназии, училища, школы. Но «будущность» Канска по-прежнему
измерялась его неторопливой историей, навеки отпечатавшейся в его улицах,
длинных и больших, как сибирские дороги. Одна из них так и называлась — Большая.
На ней и стоял дом, в котором Зазубрин, тогда ещё Зубцов, нашёл свою большую
судьбу и будущность.
Сейчас дом заброшен и пуст: догнивают пол и кровля, всюду какой-то свалявшийся безликий сор, а затхлость и тлен гонят из всех шести комнат избы скорее на свежий воздух. Настолько, что трудно представить, каким он был 90 лет назад. Когда в дверь постучался новоиспечённый красный партизан Владимир Зубцов с ордером на жительство.
Этим домом владела трудовая семья Теряевых, исключительно женская: мать Анна Романовна (отец умер ещё в 1908 году) и шесть её дочерей. «Таких домов, как наш,— писала спустя годы сестра жены Зазубрина Мария Прокопьевна,— в то время в Канске было немного: просторный, светлый, сделанный точно на заказ для нашей многодетной семьи». Её дочь И. И. Липилина сохранила в памяти обстановку дома в годы его расцвета. Вот этот наивно-нетленный текст, который грех править или сокращать: «На окнах массивные ставни, на болтах, которые продевались внутрь. Кровати застилались светлыми покрывалами, на полу — чистые сибирские половики, плетёные и шерстяные очень красивые дорожки в широкую яркую полоску. Был большой обеденный стол (овал) с толстенными резными ножками, венские стулья; у стены, перед столом, буфет большой и красивый. В нём 2 сервиза — столовый, фаянсовый… и очень хрупкий отличный чайный, светло-зелёного фарфора, оба русские. На столе скатерть (почти до пола концы). К ним (скатерти менялись) комплект тканевых крахмальных салфеток. На столе всегда «кипел» самовар, который стоял на медном подносе… Бабушкин дом славился хлебосольством и истинно русским гостеприимством. В этой большой комнате зимой устраивалась ёлка.
Маленькая комната была очень простая и всегда в «рабочем беспорядке», тогда как в большой был идеальный порядок и чистота, но она была холодная, а бабушкина комната — тёплая. В большой топилась печка-голландка и ничего не грела, обшита была чёрным листовым железом. К бабушкиной комнате, по всей вероятности, примыкала кухня с отличной русской печкой, где «царила» бабушка, которая умела стряпать пироги величиной с квадратный метр, вкусные-превкусные, жарила дичь (Вл. Як. охотился и дядя Коля), где она солила рыжики и грузди, а привозили мы их возами, так тогда их много было в Перевозе (село было за Каном); мариновали бруснику, сушили черёмуху — ягоды все собирали сами. Перед окнами дома (во дворе) были цветочные клумбы, устроенные тётей Нюрой и мною. В центре росли «марьины корни», т. е. немахровые пионы. Далее цветы, выращиваемые рассадой, это — душистый табак, левкой, львиный зев и т. п. Таких клумб было несколько. Во дворе росли деревья, помнится, это были тополя. Напротив ворот зимою бабушка сооружала горку, и мы катались с неё на санках.
Двор был узенький, т. к. был отгорожен огород, в него «открывался» сеновал, а далее шли стайки, т. е. помещения для коровы, отдельно от птицы, отдельно для лошади. Было 2 собаки: бабушкина Мурзя и дяди Коли охотничий сеттер. Моро. Во дворе ещё был флигель (комната и кухня), маленький…»
Партизанское начальство Зазубрина знало, куда направлять своего интеллигентного (не колебались ведь надеть на него форму белогвардейца при засылке к врагу!) соратника. В «малинник», если говорить просто. И потому он, к тому же ещё больной, был просто обречён на женское внимание, уход и, конечно, на женитьбу. Ибо атмосфера в доме стояла не только уютно-женская, но и литературная.
Мария Прокопьевна пишет даже о литературном кружке, который в 1914–15 гг. «у нас
дома образовался». А как иначе, если и старшие, начиная с Анны, были
учительницами, а «мы, младшие, учась, уже давали уроки». В кружке «обсуждали
русскую классику, литературные новинки. Потом решили выпустить свой «журнал».
Его активным редактором и «издателем» был — внимание! — «Миша Ошаров — ученик
реального училища. Тот самый М. Ошаров, который начнёт активно публиковаться в
«Сибирских огнях» (далее «СО») в 30-е гг. и прославится романом «Большой аргиш».
Вместе с В. Итиным и П. Петровым, автором романов «Борель» и «Золото», а также
Ф. Тихменевым и А. Ансоном они составят небольшую фракцию «канцев» в «СО»
20–30-х гг. Зазубрин был обречён не только на женитьбу, но и на «СО»!
Было, видимо, в городе что-то такое, побуждающее к творчеству, стимулирующее. Быть может, от Тунгусского метеорита и его младшего собрата, упавшего в 11 верстах от Канска того же 30 июня 1908 г. за 15 минут до основного.
Местный журналист Адрианов описывал со слов очевидцев это происшествие: «Падение
сопровождалось страшным гулом и оглушительным ударом, который будто бы был
слышен на расстоянии 40 вёрст по прямой линии». Т. е. в Канске слышали
определённо, и не только, наверное, слышали. Метеорит был раскалён, его пытались
«выкапывать». Он «почти весь врезался в землю — торчит лишь верхушка, он
представляет (собой) каменную массу беловатого цвета, достигшую величины 6
кубических сажен». Тунгусское тело, хоть и упало намного севернее Канска, но, по
планетным меркам, совсем рядом. Ещё интереснее, что в Канске в октябре 1921 г.
побывала экспедиция Л. А. Кулика по пути в Ванавару. Руководитель её беседовал с
очевидцами «младшего» метеорита, сохранились документы.
Зазубрин вполне мог видеть легендарного исследователя таинственного явления, может, и говорить с ним. А так бы хотелось этого — ещё одной канской загадки Зазубрина, который испытал в этом, на первый взгляд, обычном городке настоящий творческий взрыв. А как по-другому назовёшь этот феномен: «Два мира», «Щепка», «Бледная правда», «Общежитие» — вся главная проза, за исключением романа «Горы», написана здесь за два года канской жизни. Да и «Горы» создавались по следам впечатлений от другого мистического места — Алтая. И только в Новониколаевске-Новосибирске, городе ретивых администраторов и партийцев, не писалось. Только говорилось и «огнелюбилось».
Критик Владимир Яранцев, подробно рассматривающий в своей многоплановой книге жизнь и творчество Зазубрина, не стремился написать традиционное биографическое сочинение. Литературный портрет автора «Щепки» дан на широком документальном фоне, показывающем сложнейшую обстановку двадцатых и первой половины тридцатых годов, доминантой которой была всё обостряющаяся борьба партийной верхушки за власть, закончившаяся в конце концов становлением того, что позже будет названо культом личности. Всё в стране, в том числе и литература, было подчинено этой напряжённой и беспощадной борьбе. «Зазубрин, - говорит В. Яранцев в коротком вступлении к книге, - и плод своего времени и его жертва…Задачей этой книги было не рассудить всё окончательно, расставив по полочкам (здесь – «плод», тут – «жертва»), а показать человека, решившего заняться литературой в роковые годы России…». Автор книги поднял огромный документальный материал, многие страницы которого публикуются впервые. В результате показана не только судьба одного человека, читатель ощущает дыхании е эпохи, видит, в каких уникальных по своей сложности условиях рождалась и крепла в двадцатые и первой половине тридцатых годов отечественная литература, давшая в те годы столько блестящих образцов и в прозе, и в поэзии.
…Последняя часть книги В. Яранцева называется длинно – «Канск. Дом на Краснопартизанской. Уроки Зазубрина». Она родилась в результате поездки в Канск – городок, в котором когда-то Зазубрин обосновался сразу после Гражданской войны и где написал почти все узловые свои произведения. И где ветшает сегодня в ожидании давно обещанной властями реставрации его дом. «Мудрое лицо Зазубрина, – читаем в книге, - высокий лоб, прищуренные глаза, «философская» борода – глядит на нас укоризненно -понимающе: измельчали и одичали, упростили свои культурные запросы до нуля. И пустой дом Зазубрина, по сути, руины – и есть «лицо» нашего отношения не только к Зазубрину, но и к литературе вообще».
Горькие, недвусмысленные слова. Но читая их, надеешься: само то, что они произнесены, что о Владимире Зазубрине, наконец, сказано без купюр и умолчаний, что заставляющая о многом задуматься незаурядная книга - всё это позволяет надеяться на лучшее.
В конце двадцатых годов обстановка вокруг писателя настолько обострилась, что он вынужден был уехать из Новосибирска в Москву к ценящему его талант А.М.Горькому. Работал в Гослитиздате, в журнале «Колхозник», опубликовал в «Новом мире» роман «Горы». В 1936 –м А.М.Горького не стало.
В 1937 году, во время сталинских репрессий, Владимир Яковлевич и его жена-Варвара Прокопьевна были арестованы органами НКВД. «Дело» Зазубрина было полностью сфальсифицировано. Тем не менее, 27 сентября 1937 года талантливый поэт был расстрелян. Погибли и многие его рукописи.
В 50—70-е годы, происходил процесс постепенной реабилитации писателя, возвращения его произведений в литературный оборот, переосмысления его жизни и творчества. Начало этому процессу положила реабилитация политическая — 4 августа 1956 года, когда с В. Зазубрина и его жены Варвары Прокопьевны Теряевой-Зазубриной были сняты необоснованные обвинения. Тогда же в печати стали появляться первые, после двадцатилетнего перерыва, публикации произведений В. Зазубрина, а точнее, его романа «Два мира», «легализованного» уже в 50-е годы.
В числе «первопроходцев» литературной реабилитации В. Зазубрина был и новосибирец Лоллий Александрович Баландин (1921—2003), критик, литературовед, театровед, актер (играл в «Красном факеле» с 1951 по 1960 гг.), постоянный автор «Сибирских огней» (далее — «СО») в течение долгих лет, член редколлегии журнала. Из публикуемых здесь писем видно, что Л. Баландин заинтересовался В. Зазубриным и его биографией в год реабилитации писателя, сразу же столкнувшись с, мягко говоря, сложным (или осторожным?) отношением к реабилитированному его бывших соратников.
Несомненно, эта работа пополнила копилку знаний о Владимире Яковлевиче Зазубрине, его творчестве, его эпохе. Она помогла понять атмосферу вокруг его реабилитации в эпохи последующие — половинчатой «оттепели» и первых «заморозков» начала «застоя». Благодаря тем, кто знал и любил В. Зазубрина при его жизни его жена В. Теряева-Зазубрина, друзья А. Топоров, Е. Пермитин , кто проникся его творчеством уже после его гибели и делал все, чтобы вернуть произведения В. Зазубрина читателю в наиболее полном виде (Л. Баландин, Н. Яновский, В. Чуваков),мы имеем возможность узнать В. Зазубрина во всем объеме его сложной, противоречивой личности, отразившей все достоинства и грехи того сурового времени.
1. Боровец, В. С. Зазубрин (Зубцов) Владимир Яковлевич / В. С. Боровец, О. А.
Карлова // Енисейский энциклопедический словарь. - Красноярск : Русская
энциклопедия, 1998. - С. 207-208.
2. Боровец, В. Сгоревшая звезда / В. Боровец // Енисей. - 2001. - №4. - С.
160-166.
3. Трушкин, В. Судьба двух книг / В. Трушкин // Красноярский библиофил / сост.
В. В. Чагин. – Красноярск : Красноярское книжное изд-во, 1987. – С. 47-66.
4. Яновский, Н. Жизнь и творчество Владимира Зазубрина / Н. Яновский //
Яновский, Н. Писатели Сибири / Н. Яновский. - М., 1988. - С. 139-223.
5. Зазубрин, Владимир Яковлевич // Википедия: свободная энциклопедия. - HTTPS://ru.wikipedia.org/
wiki/
6. ПРИЛОЖЕНИЕ (копии вырезок из газет)
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»