Токмакова Мария
Нижнеингашская среднеобразовательная школа № 1, 11 класс
В истории нашей страны был период, который остался в памяти народа, как один из самых тяжелых периодов. Это время сталинский репрессий, время ГУЛАГА. Гулаг - Главное управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения, в СССР в 1934-1956 годах было подразделением НКВД (МВД), осуществлявшим руководство системой исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ).
Специальные управления ГУЛАГа объединяли многие ИТЛ в разных районах страны: Карагандинский ИТЛ (Карлаг), Дальстрой НКВД/МВД СССР, Соловецкий ИТЛ (УСЛОН), Беломорско-Балтийский ИТЛ и комбинат НКВД, Воркутинский ИТЛ, Норильский ИТЛ, Краслаг, Сиблаг и другие. На территории нашего Нижнеингашского района были отделения Краслага, поэтому мы до сих пор называем учреждения системы исполнения уголовных наказаний Краслагом.
В лагерях были установлены тяжелейшие условия, не соблюдались элементарные человеческие права, применялись суровые наказания за малейшие нарушения режима. Заключенные бесплатно работали на строительстве каналов, дорог, промышленных и других объектах на Крайнем Севере, Дальнем Востоке и в других регионах. Чрезвычайно высокой была смертность от голода, болезней и непосильного труда.
Впоследствии термин «ГУЛАГ» стал синонимом лагерей и тюрем НКВД, тоталитарного режима в целом.
Начиная с перестройки, встает вопрос о реальном количестве репрессированных за годы существования ГУЛАГа. Американский историк Р. Конквест в своей книге «Большой террор» (1973) приводит впечатляющие цифры: к концу 1939 года число заключенных в тюрьмах и лагерях выросло до 9 млн. человек (по сравнению с 5 млн. в 1933-1935).
Сходной позиции придерживается и Р.А. Медведев: «В 1937-1938 гг. по моим подсчетам было репрессировано от 5 до 7 млн. человек: около миллиона членов партии и около миллиона бывших членов партии, в результате партийных чисток конца 1920-х и первой половины 1930-х годов; остальные 3-5 млн. человек - беспартийные, принадлежавшие ко всем слоям населения. Большинство арестованных в 1937-1938 гг. оказались в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну».
Опираясь на подлинные архивные документы, которые хранятся в ведущих российских архивах, прежде всего - в Государственном архиве Российской Федерации (бывший ЦГАОР СССР) и Российском центре социально-политической истории (бывший ЦПА ИМЛ) можно с достаточной степенью достоверности сделать вывод, что за 1930-1953 в исправительно-трудовых колониях побывало 6,5 млн. человек, из них по политическим мотивам — около 1,3 млн., через исправительно-трудовые лагеря за 1937-1950 гг. осужденных по политическим статьям прошло около двух миллионов человек. Таким образом, опираясь на приведенные архивные данные ОГПУ—НКВД—МВД СССР, можно сделать промежуточный вывод: в годы сталинизма по политическим мотивам было направлено в лагеря и колонии 3,4-3,7 млн. человек.
Среди этих миллионов людей был Михаил Петрович Ползунов, человек, с которым долгое время дружил мой прадед Сергей Константинович Данков.
Ползунов Михаил Петрович (1903 - 1976) – литератор. Ссылка в п. Нижний Ингаш.
… Ползунов Михаил Петрович родился в 1902 году. Когда совершилась Октябрьская революция в 1917 году, ему было 15 лет, и он принял революцию всем сердцем, как многие молодые люди того времени. Он стал комсомольцем в 1918 году, а в 1919 году был избран членом бюро молодой комсомольской организации в Коми крае. Написав об этом собрании в газету, Михаил Ползунов невольно определяет свой профессиональный путь - он становится журналистом.
Но до этого были сражения на фронтах Гражданской войны, в которых довелось участвовать и Михаилу Ползунову. Он был не только председателем первой ячейки в Коми краю, но и командиром партизанского отряда, состоявшего из комсомольцев.
После того, как отгремела Гражданская война, он уезжает в Тверь и работает там в газете. Его профессиональная деятельность сводит его с массой интересных людей, среди которых - писатели Борис Полевой и Лев Кассиль.
А затем саратовская газета «Коммунист». В 1928 году Михаил Ползунов стал членом Коммунистической партии, женился на интересной и умной женщине Фани Гиттис, которая в Саратове стала директором планово-экономического техникума, депутатом Горсовета и тоже коммунистом. Родилось трое дочерей, одна из которых - Алла - стала любимицей отца на долгие годы.
Спокойная и творческая жизнь этой семьи была прервана в 1938 году. В 1938 году журналисты саратовской газеты «Коммунист» они были объявлены польскими шпионами и троцкистами, и во главе с редактором газеты брошены за решётку. Среди них был и Михаил Петрович Ползунов. Так Михаил Петрович попал в Сибирь. Сначала в Норильск, в Норильлаг, затем его послали на поселение в Нижнеингашский лагерь. Сюда впоследствии приехала и его жена с детьми, когда Михаила Петровича освободили, но он еще не имел права уезжать из Сибири. Фанни стала на короткое время директором школы, а Михаил Петрович – учителем географии. После войны семья переезжает в Абакан и там, до самой пенсии Фанни Абрамовна преподавала в Абаканском педагогическом училище.
Ещё в Нижнем Ингаше Ползунов опять начал писать в газете, в Нижнеингашской «Победе». Талантливое перо очень быстро заметили журналисты из краевой газеты «Красноярский рабочий». Так Михаил Петрович стал собственным корреспондентом краевой газеты по Канской группе районов. В ту пору мой прадед С.К. Данков работал директором Малиновской МТС, которая располагалась в селе Соколовка Нижнеингашского района. В силу их дружеских отношений Михаил Петрович Ползунов часто бывал у них дома, поэтому его очень хорошо помнит моя бабушка - Екатерина Сергеевна Данкова, которая в ту пору была школьницей.
Вот ее воспоминания о том, каким она помнит этого интересного человека:
«Высокий, с огромной копной седых волос, в больших роговых очках. Когда он приезжал по журналистским делам в Соколовку, всегда останавливался у нас. Я запомнила, что он очень много курил, и весь окутанный папиросным дымом, брал у моей матери полную трехлитровую банку молока и сходу ее выпивал. Говорил, что у него язва еще со времен лагерей дает о себе знать. О своем пребывании в ГУЛАГЕ говорить не любил. Но порой иронически представлялся:
- Ползунов, троцкист.
Он был частью нашей жизни, хорошим приятелем, неназойливым человеком, интересным собеседником. Он был хорошо образованным и умным человеком, и как все люди такого толка - скромным и ненавязчивым.
Мое самое яркое воспоминание о Ползунове связано как раз с его пребыванием в ГУЛАГЕ.
Дело было в июне 1959 года. Мой отец и Михаил Петрович, который был в Нижнем Ингаше в очередной командировке (а наша семья после закрытия МТС перебралась в районный центр к тому времени) и запланировал написать об открытии в поселке нового галантерейного магазина, пришли в этот магазин. Хвостом за ними потащилась и я, в ту пору 13-летняя девочка. Мне вообще было присуще всюду, где можно и где нельзя, следовать за своим отцом, которого я любила и уважала, слушать разговоры взрослых людей, раскрыв рот и растопырив глаза. Вот и тот день помню до мельчайших подробностей.
Михаил Петрович и мой отец подошли к очередной витрине, в которой под стеклом лежало множество часов. А в то время наручные часы были дефицитом и признаком достатка. Но часы, которые лежали на витрине, были какими-то странными - потертыми и носившими следы использования. Михаил Петрович наклонился над витриной и вдруг сказал:
- Сергей, иди сюда! Посмотри, это мои часы! Мне их дарили друзья на день рождения в 1937 году! Так и гравировка должна быть.
Он попросил продавщицу показать эти часы. И точно, была гравировка: «Михаилу от друзей в день юбилея».
Я до сих пор помню лицо Ползунова. Всегда непроницаемое и спокойное, сейчас оно было все в красных пятнах. Мне даже показалось, что на его глазах появились слезы.
- Какие сволочи! Ничего у них не пропадает. Даже такой пустяк, как часы, отобрали и продают. Вот уже действительно, социализм - это учет. Даже учет зэковского имущества!
Он пытался попросить, чтобы ему отдали эти часы, но продавец, понятное дело, отказала, тогда Ползунов и мой отец пошли в райисполком, чтобы вернуть ползуновские часы через органы власти. Ничего не получилось. Тогда он выкупил эти часы.
Вроде бы ничего особенного. Но это воспоминание осталось в памяти навсегда. Солнечный день начала лета, новый магазин с новыми для меня, деревенской девочки товарами, например, духами «Белая сирень» во флаконе, сделанном под хрусталь. Беспечальное начало жизни с отцом и мамой, братьями и сестрой, с любящим и добрым миром вокруг. И вдруг - часы, отобранные не кем-нибудь, а властью; жизнь хорошего и занятного человека, которая, оказывается, таила в себе такую черноту, такую тьму и страдания…
Мы потом ездили с отцом к Ползунову в Канск. У него в то время была вторая семья
с супругой Шурочкой - милой и хозяйственной женщиной, трехкомнатная квартира,
куда к нему ездили все местные начальники с проблемами и за советами. Бывали и
молодые журналисты, которых он привечал и обучал. Для меня общение с этим
замечательным человеком не прошло даром. В детстве вообще все откладывается в
душе и потом отзывается самым непостижимым образом. Уже начиная с седьмого
класса, я знала, что буду журналистом, и понимала эту работу как служение людям.
По моему разумению, так понимал ее и Михаил Петрович Ползунов, троцкист.
Милейший и умнейший человек, талантливый газетчик, умерший за пишущей машинкой».
Я не понимаю, почему на долю нашей страны выпали годы Большого террора. Мне
трудно осознать, насколько это было печально для людей моей страны. Только когда
слушаю воспоминания и думаю о судьбах людей, пострадавших от репрессий, понимаю,
что не так давно это и было. И хочется, чтобы больше такого не было.
Залысин И., Смагин А. Ящик Пандоры (террор в двух революциях) // ОНС:
общественные науки и современность. - 1990. - №4.
Королев А.А. Массовые политические репрессии 30-х - начала 50-х годов в СССР //
Энциклопедический словарь юного историка: отечественная история / Сост. В.Б.
Перхавко. - М.: Аванта+, 1997.
Конквест Р. Большой террор. - Политиздат, 1973.
/ Наша работа/Всероссийский конкурс исторических работ старшеклассников «Человек в истории. Россия XX век»