Живет в Ермаковском замечательная пожилая чета - супруги Зорины, которых объединяют не только многолетняя любовь, дети, внуки, общая профессия педагога, но и удивительно схожие судьбы.

Ивану Яковлевичу Зорину было 9 лет, когда в мае 1938 года увели в неизвестность его отца. Жили они тогда на прииске Красная Звезда Усинского района.

Отец работал золотодобытчиком, занимался промывкой золота. Труд был изнурительным, камни промывались от рассвета и дотемна в несколько этапов. Никакой механизации - все оборудование: кайла, кувалда, лопата и гребок. Ценный металл добывали буквально по крупицам. Если за неделю намывали 5-10 граммов золота, это считалось хорошо. Особенно тяжело было зимой, когда работа шла в шурфах...

Мать была домохозяйкой, воспитывала детей. В семье, кроме Ивана, самого младшего, росло еще четверо ребятишек. Жили бедно. Зарплату выдавали бонами, которые в магазине отоваривали на продукты и вещи. Чтобы прокормить семью, отец зимой ходил на белку, колонка, горностая. Это было хорошим подспорьем. Беда пришла неожиданно.

- В обед привезли отца из разреза, где он работал со старшими сыновьями, - вспоминает Иван Яковлевич. - Пришли двое солдат с винтовками и с ними офицер погранотряда. Начался обыск. Никакого ордера на арест никто не предъявлял. Все растерялись. Нас, ребятишек, посадили по лавкам. Что искали, неизвестно. Рылись везде. Всю постель перебрали - у нас одна койка на семерых была. Мебели никакой, только лавки вдоль стен стояли. Все вилки, ложки пересмотрели. Ничего не нашли. Офицер заметил в углу медный крест на подставке - распятие креста. Взял его в руки, потряс: «Хороший молоточек будет!» И положил себе в портфель.

Отца увели. Мать и сестра в слезы. А он на прощанье бросил: «Может, ошибка какая произошла, я ни в чем не виноват. Разберутся». Думал, только на заставу поведут, а его увезли в Минусинск. И все - как в воду канул: ни писем, ни передач, ни встреч. Ничего! Как будто он и не жил.

А всего-то было ему в ту пору 48 лет. Он воевал в Первую мировую, заслужил Георгиевский крест за мужество. Тот крест старшие братья, узнав, что будет обыск, взяли и выбросили в печку, чтобы не накликать беды. Не помогло. Отец исчез навсегда. В память о нем осталось лишь две фотографии.

Жизнь семьи Анны Александровны, жены Зорина, в девичестве Чихачевой, переломилась в 1937 году, таком урожайном на репрессии.

- Помню, как отца забирали, - говорит она. - Среди ночи раздался стук в дверь. Отец встал. Заходят два солдата, начальник НКВД и понятой - наш сосед, хороший, добрый человек. Начали обыск. Я испугалась, заплакала - самая младшая в семье была. Успокоили. Мы на печке сидим, наблюдаем. Мать ходит по избе охает. А отец приговаривает: «Ничего, ничего - разберутся!» Ему спокойно так вторят: «Конечно, разберутся, выпустят, не переживай». И повели его из дома, можно сказать, по-дружески. А мы все равно выскочили все со слезами. Папу увезли в Минусинск, и больше мы его не видели. Долго искали, писали Калинину, Берии, Сталину - и все бесполезно.

Лишь в годы перестройки родные Анны узнали, что отца, Чихачева Александра Григорьевича, расстреляли в октябре 1938 года.

В семье Зориных судьба отца стала известна в 1956 году. Много лет в ответах писали, что он находится в лагерях, а, оказалось, был расстрелян еще в августе 38-го в том же Минусинске. «Вот такое вранье было!» - сокрушается Иван Яковлевич.

Мало кто знает, как нелегко было детям репрессированных. Недоверие, колкие слова, а то и явные оскорбления преследовали их почти всю жизнь, начиная со школьной скамьи.

- Попреки, что ты сын врага народа, как кипятком ошпаривали душу, - говорит Зорин. – Но приходилось глушить обиды в себе, молчать и честно работать. Помню, в третьем классе, когда был уже пионером, меня как отличника решили поощрить путевкой в пионерский лагерь. Я стал собираться. Мама новые трусики сшила. Была такая радость! Накануне отъезда почти всю ночь не спал, мечтал, как я буду отдыхать в лагере. А на другой день приходит одноклассница и сообщает: «Ванюшка, ты не поедешь». «Почему?» «А ты - сын врага народа!» Все. Так обида душила... В армии, когда учился в танковом полку, мечтал поступить в военно-политическое училище (тянуло меня к работе с людьми). Подал заявление. Через две недели приглашает меня к себе старший лейтенант и прямо заявляет: «Мы вас в училище принять не можем, так как вы - сын врага народа». Ну, как убил меня! Да какой же я враг!? Вступал в партию, тоже нашелся праведник, который, выступая, предостерег: «Подумайте, кого мы хотим принять - сына врага народа». За меня заступились командир полка, подполковник Устинов, и заместитель командира по строевой части полковник Сидоров. Последний сказал с трибуны: «Что, мы не знаем, как это было? По всей стране шли сплошные репрессии! Какой он враг народа? У него послужной список - 44 благодарности. Отличный солдат, отличный сержант. У него лучший танковый экипаж в полку!» Меня приняли в партию, а за боевые заслуги наградили отпуском домой, который давали не каждому.

- И меня со школы попрекали, - вспоминает Анна Александровна. - В третьем классе была пионеркой, хорошо училась. На сборе меня хотели выбрать звеньевой. А дочь третьего секретаря райкома Руфа встала и сказала: «Ее нельзя выдвигать в звеньевые - у нее отец сидит!» И даже добавила, что я не имею права носить пионерский галстук. Я очень обидчивая была, тут же и расплакалась.

Выживали семьи, оставшиеся без отцов, трудно. Анна с седьмого класса работала прачкой. Мать днем не разгибала спины на поле погранзаставы, по ночам сторожила со старшим сыном. А дочь стирала. Зарплаты тогда не выдавали, расплачивались с девочкой куском мыла...

У Зориных после ареста отца старшие два брата и сестра продолжали мыть золото, как умели. А мать еще с двумя сыновьями (один из них был Иван) нанялась на погранзаставу пилить дрова. Лишь позднее удалось перебраться в Верхнеусинское и найти другой заработок.

Клеймо детей врагов народа лежало на всех очень долго. Когда грянула война, старших братьев Ивана и Анны не брали на фронт, хотя те и просились добровольцами. Один из Зориных тогда служил в стройбате, строил Комсомольск-на-Амуре, другой на Урале возводил металлургический гигант. В так называемой трудармии были поначалу и братья Анны. И только когда стало трудно под Москвой, Сталинградом, в районе Курской Дуги, вспомнили вдруг и о сибиряках, детях репрессированных родителей. И никто из них не посрамил своей Родины. Иван Яковлевич посвятил свою жизнь образованию. Был учителем и заведующим начальной школы, возглавлял тувинский интернат в Верхнеусинском, долгие годы преподавал русский язык и литературу в школах Ермаковского района, был директором нескольких школ района, занимал пост заведующего Районо. Всю жизнь отдала школе и Анна Александровна. Учила ребятишек грамоте на погранзаставе, в Верхнеусинском, а потом и в районном центре. Они и познакомились в начальной школе, которой заведовал Иван Яковлевич. Так и пошли по жизни вместе, связанные общей судьбой и одной профессией. Потеря отцов, несправедливость и тяготы, выпавшие на долю супругов, не озлобили их сердец. Они всегда делились своим душевным теплом и с учениками, и с родителями, и с собственными детьми и внуками. Свет их доброты и сейчас светит людям.

Иван Яковлевич Зорин последние годы возглавляет комиссию по делам пострадавших от политических репрессий. Много времени он посвятил поискам документов, свидетельствующих о страшных деяниях эпохи сталинизма, побывав с этой целью в историко-краеведческих музеях, государственных и общественных архивах Красноярска, Минусинска, Абакана, познакомившись с частными и семейными архивами. Благодаря инициативе Ивана Яковлевича два года назад группа ермаковских реабилитированных побывала в Минусинске на месте расстрела их родственников (там сейчас заложен камень для будущего памятника). Под его руководством готовится список расстрелянных земляков для стелы, которая будет установлена рядом с церковью. И в том, что книга, которую вы держите в руках, увидела свет, тоже большая заслуга Ивана Яковлевича Зорина.

Л.Голубь

Боль и память. Посвящается жертвам политических репрессий 30-50 гг. XX века по Ермаковскому району