Две судьбы
Как-то так повенчала судьба дорогих мне людей, моих родителей, что оба они, и папа и мама, - Яковлевичи, оба - дети кулаков, оба - прошли через «адскую машину» раскулачивания.
В 1931 году Якова Ивановича Штукарина (1871 года рождения, происхождения из села Казанцево Ермаковского района) по решению районной пятерки батраков-бедняков постановили выселить как кулака вместе с женой и шестью детьми и направить на поселение в Томскую область. Слез и горя было не меряно, но вот поди ж ты… Держал Яков Иванович батраков при доме, поэтому и хозяйство посчитали явно кулацким. А и была-то одна-разъединая нянька, которую уговорили власти «доказать» на хозяина, что в батраках она у него. Так и сделала. Доказала.
Оказывается, в «кулацком» хозяйстве Штукариных согласно перечню, кроме дома, амбара и бани, было аж три кадки, пять куриц, один стол, одна койка и даже (богатство-то какое!) швейная машинка! Всего имущества на сумму 434 рубля.
Добирались по Чулымскому тракту долго. Подводы, подводы, люди, дети, казаки с винтовками. Через два месяца были почти на месте. Расположили поначалу народ прямо среди тайги. Кругом лес, только дыра в небо. Приказали рыть землянки, а рядом ямы (по нужде ходить). Собрали людей и строго предупредили: «Ни шагу в лес, стрелять будем без предупреждения». Мать, Анна Андреевна, собрала деток и тоже строго-настрого наказала не отходить от землянки никуда. Одиннадцатилетняя Валя, моя мама, старшая из детей, не спускала глаз с младшеньких. И когда увидела однажды, что казак на глазах у всех убил молодую девушку, которая, постеснявшись присесть у всех на виду по нужде, все-таки пошла в лес, с какой-то недетской пронзительностью вдруг поняла, что смерть рядом, что это страшно.
Зимовали в землянках, а ближе к лету стали ссыльных переселенцев распределять по селам. Штукариных отправили в поселок Симоновку Новокусковской комендатуры ОГПУ при Зырянском сельском совете. Глава семейства Яков Иванович с 1931 по 1933 год был определен в леспромхоз. В конце лета 1933-го года так разболелся, что «лишился трудоспособности» и залег. К этому времени родилась в семье Штукариных еще доченька. Назвали ласково, - Тонечкой. В этот же год схоронила Анна своего мужа, отца семерых детей в той Томской земле. Разумом понимала, что жить надо, деток поднимать, а куда ж их семерых? Стала просить власть, чтобы разрешили ей вернуться в Жеблахты под поручительство. Там были все родственники. «…Прошу восстановить в правах избирательного голоса и разрешить возвращение на родину. Мой возраст – 51 год. Имею детей: дочерей – 14-ти, 8-ми, 6-ти лет и один год, сыновей – 13-ти, 10-ти, 5-ти лет».
Письмо ходило долго. Видно, не так-то просто было взять под свою ответственность «врага народа» да еще с семью детьми. Наконец, к началу декабря вся семья Анны Андреевны засобиралась домой, в родные Жеблахты, под поручительство Федулова дяди Мити.
И снова «пришли на помощь» власти. Уговорили совсем потерявшую покой мою бабушку, Анну Андреевну, оставить двух детей в Зырянском приюте. Все, мол, легче добираться с остальными. «А потом вернешься за детьми, как определишься». Наверное, было совсем тяжко матери, да нельзя не поверить. По дороге заболела тифом Тонечка, потом Галя. Дети умирали. Взывать о помощи было некого. Чулымская земля за шесть недель пути забрала Тоню, а следом и Галю. От беды Анна оглохла и ослепла. Она уже не верила, что доберется до Жеблахтов.
В родной деревне приняли с осторожностью. Старались меньше заговаривать с Анной. Детей оставляла со старшей Валентиной и работала, работала. Через год поехала за Колей и Яшей в Зырянский приют. Да отдали ей только Колю, а Яшу усыновили чужие люди. Так, решили власти, легче будет жить мальчику. Анна, моя бедная бабушка, не могла поверить, что Яшу, ее сыночка, просто так взяли и отдали чужим людям. Да где же справедливость, да как же так можно?! Анна Андреевна еще неделю, как помешанная, ходила в сельский совет, на могилу Якова Ивановича (своего супруга) и выла в изнеможении, прося прощения у мужа. С тем и поехала в Жеблахты, оставив адрес в приюте: «А вдруг Яшеньку вернут».
В начале 1944 года получила семья Штукариных письмо с фронта. Писал Яков. «Нахожусь на фронте, политруком, звать теперь меня Игорь. Не ищите меня. Вам легче будет. Маму помню…» А мамы Анны уже не было на свете. Умерла от сердечного приступа.
И моя мама, Валентина Яковлевна Филипьева, часто вспоминая все это, говорила:
«Упаси вас Бог пережить такое. Обожженные мы с отцом. Долго в кулацких детях
ходили».
И начинался рассказ моего отца, Николая Яковлевича Филипьева. С большой
сдержанностью и немногословием он рассказывал о своей семье. Глава семьи, Яков
Федорович (1896 года рождения), был родом из Жеблахтов Ермаковского района. В
1933 году их раскулачили. По постановлению райпятерки дом отобрали, всё, что в
доме - тоже описали. Отца, Якова Федоровича с матерью Марией Емельяновной и
четырьмя детьми посадили в телеги и повезли. Место ссылки определили –
Заполярье, Дудинка. Маленький, захудалый, холодный городишко, больше тогда
похожий на поселок. Недалеко от тюрьмы сняли барак. Отца, Якова Федоровича взяли
на пилораму, с ним работал и старший сын Николай (мой отец). Вроде как все
устроилось. И вдруг в начале 1938 года поздно вечером к спецпереселенцам
Филипьевым постучались. Вошли люди в военной форме, попросили выложить все
фотографии. Выбрали те, где был отец, и приказали ему одеваться. Ошеломленные
дети стояли, не шелохнувшись. И только Мария Емельяновна, трясущимися руками
подавая мужу
одежду, вдруг не выдержала и выдавила: «Куда вы его, за что?» С тех пор
16-летний Никола через день и каждый день взбирался на конек дома и подолгу
смотрел на двор тюрьмы. Однажды все-таки повезло. Много их, голых,
с вениками под мышкой гнали по двору в баню. В одном из них Николка признал отца
и радостно закричал: «Папка!» На минуту ему увиделось, что человек этот резко
повернул голову в его сторону и быстро-быстро зашагал в колонне.
С той поры семья Филипьевых больше не знала о своем отце ничего. В 1941 году вернулись в Жеблахты. Восемнадцатилетнего Ивана Филипьева взяли на фронт, Николая – в трудармию. До 1949 года работал он в Красноярске на кирпичном заводе, а Иван без вести пропал. Валя и Настя всю войну трудились в колхозе. Когда было объявлено о реабилитации «врагов народа», написал мой отец в Дудинку письмо. Вскоре пришла из архива желтенькая бумажка: «Направляем свидетельство о смерти Филипьева Якова Федоровича. Умер 9 мая 1938 года. Причина смерти - прочерк. Место смерти – Дудинка».
В 11-ом томе Книги памяти жертв политических репрессий в статье о Филипьеве Я.Ф. говорится, что он был расстрелян 9 мая 1938 года в Дудинке. Реабилитирован в 1989 году прокуратурой Красноярского края.
В том же томе Книги памяти и статья о Штукарине Я.И. Он так же был реабилитирован посмертно.
Дорогих мне людей уже никого нет в живых. А я низко кланяюсь им за то, что они любили родину.
Нина Ульчугачева,
дочь семьи Филипьевых,
с. Жеблахты.
Анна Андреевна Штукарина
Справка о выдаче свидетельства
Свидетельство о смерти Филипьева Я.Ф.
Архивная справка – сведения о раскулачивании семьи Штукарина Я.И..