Порушили все в одночасье
О том, что жительница Ермаковского латышка Эльвина Михайловна Сущенко из семьи репрессированных, я узнала из списков реабилитированных по Ермаковскому району. Мне захотелось навестить эту женщину и узнать о ее большом жизненном пути, испещренном черными пятнами трагических событий. Эльвине Михайловне 90 лет, но памяти и ее логической мысли позавидует иной молодой. Последовательно, эпизод за эпизодом она вспоминала историю репрессии семьи и рассказывала о том, как сложилась ее собственная судьба. Вот этот рассказ-воспоминание.
У нас была большая многодетная семья: отец Фогель Михаил Яковлевич (1882 г.р.), мать Фогель Трине (Ирина) Карловна (1882 г.р.) и восемь детей: Мартын (1929 г.р.), Анна (1911 г.р.), Вильминам (1914 г.р.), Петр (1916 г.р.), Иван (1917 г.р.), Роман (1919 г.р.), Эльвина (1923 г.р.), Яков (1925 г.р.).
Семья была крестьянская. Имели свой дом, пятистенник, который построили в 1928 году. До постройки жили в дедовом доме. У него была усадьба с баней, конюшней, свинарником, ригой для сушки снопов и обмолота, амбаром для хранения зерна и другими хозяйственными постройками. Имели земельный участок в несколько десятин. Держали крупный рогатый скот, овец, лошадей, птице счета не было, так как жили на хуторе (по-сибирски заимка). Раньше она называлась Фогелева заимка и находилась между селом Павловка, до которой было три километра, и Витнеровой заимкой – до нее было два километра. А до деревни Новая Буланка было 12 километров. Заимка наша относилась к сельскому совету Новой Буланки.
Жила семья исключительно со своего дохода. Пахали пашню, сеяли хлеб, сажали огород (больше гектара), разводили свой плодово-ягодный сад. Были уже свои яблоки, ранетка, смородина черная и красная, крыжовник, клубника, два околка черемухи, малина. А сколько грибов было в окрестностях хутора, в лесу! Грузди, волнушки, рыжики, лисички, опята. Кадками насаливали. Мы, дети, с малых лет знали, какие грибы съедобны, а какие нет. Осенью скот кололи, распределяли, что на солонину, что на копчение, остальное так все навешают под потолок в амбаре. Делали свою колбасу. Мясное корзинами ставили морозить на лед. Был у нас специальный погреб, куда зимой забрасывали лед, так он там до следующей зимы лежал. Ставили там кадки с соленой капустой, огурцами, грибами. Летом хранили молоко, творог. А вот масло никогда не приходилось ставить, его сдавали на маслозавод в Нижней Буланке. Мы должны были сдавать сколько-то литров молока в год государству. Так мы сдавали топленым маслом. Не будешь ведь возить молоко за 12 километров в Нижнюю Буланку ежедневно.
Жили мы и трудились в поте лица. Сеяли лен, коноплю. Из конопли делали мешки-полотна. Когда веяли семена, нужно было подстилать под семена полотно, чтобы зерно чистое было. Со льна ткали полотна на полотенца, простыни, белье. Даже платочки были изо льна. В мое время такого удовольствия не было, как сейчас. А если и было, так у нас денег хватало только на мелочи. С летней овечьей шерсти катали валенки, с зимней шерсти пряли нитки, полотна, шили костюмы, пальто, юбки, вязали свитера, кофты, носки, длинные женские чулки, варежки. Делалось все это в семье своими руками, потому что все умели делать сами. Папа сам валенки катал, сапожничал, делал сани, телеги, кадки. Сам все делал и ребят всему обучал. Жили мы, как все «кулаки», которые умели трудиться.
А тут 30-е годы подоспели, коллективизация. В одночасье все порушили, развалили, дом перевезли в Полтавку. Хозяйство: скот, лошадей, продукты, – все увезли в Нижнюю Буланку. Самих сослали в Артемовск, точнее рядом, в Кузьмовку. Четвертый класс я окончила в Тинсуке, пятый класс – в Ольховке. Окончить школу не удалось: мужчин увез «черный ворон». И так случилось, что я осталась одна с двоими малыми детьми сестры (сама сестра Анна попала в больницу из-за несчастного случая на работе). Ну, а дальше не знаю, кто, где и как уцелел от ареста. Потом по возвращении папы на прежнее место жительства, жили мы с ним и мамой в отремонтированной бане. Так папа и умер в этой бане в 1956 году, не дожив до пенсии. А маму увезла дочь Анна в Нижнюю Буланку, она умерла в 1982 году в столетнем возрасте.
Наши ребята Петро, Иван, Роман отслужили в армии, но не успели демобилизоваться. В 1941 году началась война. Петра и Ивана война застала в Житомире, а Романа – в Харькове. Все они воевали. Роман погиб на фронте в 1942 году. Его имя есть на обелиске в Ермаковском. Иван и Петр прошли всю войну, а после войны вернулись домой инвалидами. Старший брат Мартын во время войны был водителем, возил на фронте какого-то большого начальника. Младший брат, Яков, служил в Морфлоте на Дальнем Востоке. Вот так защищали свою Родину все пять сыновей «кулака» и «предателя» Фогеля Михаила Яковлевича.
Сам он после возвращения из ссылки успел поработать для колхоза, хотя по годам был уже нетрудоспособным. В колхоз он не пошел. Председатель Петр Винк ему предложил работу в колхозе, а отец сказал: «Я на эту бестолковщину, на лодырей и пьяниц, Винк, работать не буду». «Ты что, Яковлевич, хочешь сказать, что я неправильно руковожу? Я и сам со многим не согласен, но у меня инструкция, надо выполнять, а то и самому недолго оказаться «врагом народа». А что ты мне, Яковлевич, предлагаешь?» Папа в ответ: «Ты мне сделаешь заказ на сани, телегу или обувь какую-нибудь сварганить, договоримся о цене, вот мне на пропитание на какое-то время и хватит». Позднее я видела чертеж Винка на кошовку, а то председателю неудобно на санях ездить. Ну, а потом я уехала, не знаю, как они поладили.
В то время я жила на пенькозаводе, вышла замуж за парня из Субботино Шушенского района. Приехал за мной жених. Я подала заявление в отдел кадров, что выхожу замуж, и мы с мужем уехали в Субботино. Директора не было, он уехал по заготовке пеньки по району. Через 23 дня приезжает директор Василий Сергеевич Яковлев с милицией, арестовали меня и увезли в субботинский сельский совет. А там уже все в сборе: судья, присяжные. И объявили меня преступницей за самовольный уход с работы и дали два месяца заключения в Минусинской тюрьме. Что там творилось, сейчас это трудно представить. Более 90 женщин – учителя, врачи, начальницы… Днем сидели в два ряда на нарах, ночью отбой, все должны были ложиться спать на один бок вплотную. Если кому-то нужно повернуться на другой бок, весь ряд поворачивался. Утром подъем в семь часов. Три раза в день (утром, в обед, вечером) баланда из мороженой капусты, картофеля, брюквы и 100 граммов хлеба. Таким было наше питание в 1940 году. У всех был срок разный, но не более полгода.
В 1941 году у меня родился сын, а мужа взяли в ФЗО. Через месяц он вернулся в Субботино, работал в Золотопродснабе, возил продукты из Минусинска на прииск. Тогда мы уже жили на прииске «Малошушенский рудник».
В апреле 1942 года мужа взяли на фронт, а в ноябре того же года я получила похоронку на него. В Книге Памяти Великой Отечественной войны есть запись: «Горинов Петр Сергеевич, 1923 г.р., погиб 5 ноября 1942 г. Похоронен в братской могиле Северо-Осетинской АССР, разъезд Солкушино». Я осталась с малым ребенком на руках. Жили с сестрой Вильниной, у нее тоже был сын, два годика, и тоже муж погиб на фронте. Вильнина работала в шахте на руднике. Всю войну пробыла шахтером с кайлой в руках, ломом и подборной лопатой. Я работала на фельдшерском пункте. В то время ни садиков, ни яслей не было, малыши оставались одни дома. На обед придешь, покормишь.
Хлеба 150 грамм, величиной со спичечный коробок. И вот сестрин сын и говорит (а в доме окотилась кошка): «Мама, мы котят посадили в ведро, они так плакали, пить хотели воду». Сестра и говорит: «Хорошо сделали, а я их сейчас вынесу во двор, пусть погуляют». Разве им скажешь правду или будешь ругать! В то время детей жалели, никаких стрессов, наказаний, всячески старались облегчить их жизнь, голодных и холодных. Жили на крапиве, лебеде, саранках, кондыке, мерзлой картошке, на колосках, которые оставались в поле осенью. Все время есть хотелось.
В конце войны сестра попала в аварию – грунтовая вода подмыла крепления, и шахта стала обваливаться. Сестре сломало ключицу, ногу, но спаслась, лежала долго в Шушенской больнице. После выписки уехала к отцу, забрала и моего сына с собой. Она стала работать в Павловке. Была тысячницей по вязке снопов, дояркой-стахановкой, ездила в Москву со своей буренкой, возила ее на сельхозвыставку. На пенсию ушла из этого совхоза.
Я же с прииска ушла, уехала в Ермаковское, устроилась на работу в больницу кастеляншей. Как-то нас послали на заготовку дров для больницы, я напилась воды из болота (не помог и платочек, постланный над лужицей) и заболела лихорадкой. Трясла меня лихорадка ежедневно, работать не могла, никакие лекарства не помогали. А вылечилась отваром хмеля. Пошла в районную колхозную школу, окончила ее с хорошими оценками. Послали меня работать счетоводом колхозного рынка.
В 50-е годы я уехала с девятилетним сыном Павлом в Прибалтику, в Латвию, потому что знала латышский язык. Сначала работала домоуправом, потом по объявлению поехала в Эстонию, куда приглашали на стройку. Там, чтобы получить квартиру, устроилась на преобразовательную подстанцию в сернокислотный цех. Работая в этом цехе, получила инвалидность 2 группы пожизненно. Посылали на учебу в Джамбул (Казахстан), выучилась на электрика, снова вернулась в Эстонию на работу. До 1969 года работала электриком 5-7 разрядов. В мои обязанности входило обслуживать фильтры, очищать их от химической пыли. Производство было вредное, работали в противогазах. Многие в тех условиях становились инвалидами, рано умирали.
В 1991 году я снова вернулась в Сибирь. Вернулась из-за старенькой мамы и сестры, которая очень сильно болела, и за которой нужен был уход. К тому времени сын уже обзавелся семьей и остался в Эстонии. Теперь у меня там трое внуков и пять правнуков. По жизни я оптимист и очень прямолинейна, всегда говорила правду, хотя из-за этого иногда портились отношения с людьми.
В Ермаковском из-за плохих жилищных условий я стала вторично инвалидом.
Передвигаюсь с помощью ходунков. Но духом не падаю. Сейчас у меня хорошие
условия для жизни. Спасибо вам, Клавдия Михайловна Казанцева, мудрая женщина,
Наталья Вениаминовна Карачарова, доброжелательная соцработница Галина Сергеевна
Кужугет и незаменимая, бесценная моя приятельница Зоя Петровна Крин. Спасибо
вам, что вы помогаете мне доживать до Эдема. Жаль только, что жить остается
мало.
Записала Валентина Бондаренко
Глава семьи Михаил Яковлевич Фогель
Мать Трине Карловна Фогель с сыном и дочерьми
Эвелина в молодости.
Старший брат Роман, погибший на фронте.
Братья Петр и Иван Фогель
Младший брат Яков Фогель
С мужем П. С. Гориновым.
Сын Павел Горинов.