Уважаемые сотрудники общества «Мемориал». Читаю «Красноярский комсомолец», публикацию о репрессированных, чьи судьбы связаны с Красноярским краем. Решил сообщить о себе. Я Фридрих Эвальд Павлович, родился в Германии, городе Берлине 9-го февраля 1921 года. Пенсионер 13 лет. В 1990 году вызвали в Горсобес для уточнения стажа перерасчета пенсии. Уходил на пенсию, начислили из расчета среднего заработка за последний год. Получал 120 рублей. Стаж работы был не нужен, на пенсию не влиял, а работать я начал еще в городе Иркутске до Отечественной войны и во время войны. Работал до 25-го сентября 1942-го года. 25-го сентября 1942 года меня арестовали, а трудовая книжка у меня с конца 1948 года.
В гор.Иркутске учился в школе № 19, от школы меня направили на курсы инструкторов по стрелковому спорту. Получил удостоверение инструктора стрелкового спорта 2-го разряда. Готовил юных ворошиловских стрелков в своей школе.

В 1937 году 23 октября арестовали мою мать, я остался один, мать обещала: «За мной вины перед государством нет, разберутся, скоро вернусь». Школу бросил, надо работать. У меня еще не было паспорта. Работал от Горсовета, ОСОВИАХИМ посылал по организациям готовить ворошиловских стрелков, немного платили. С 11 лет я учился музыке, играл в духовых оркестрах летом в парках, зимой в клубах, ресторане.

Поступал в Иркутсткий аэроклуб, прошел медкомиссию, но отказали: не то социальное происхождение, «сын врага народа». Приняли на курсы шоферов в автомотоклуб ОСОАВИАХИМ. Кончил, работал шофером в тресте, столовых, ресторанах и кафе.

Началась война. Машину забрал военкомат, меня сократили. Устроился на дезостанцию, работал на грузовой и санитарной машинах. Призывался в армию, но оставили до особого распоряжения.

После ареста матери меня выселили из небольшой бывшей кухни бывшего хозяина этого дома, где мы жили с матерью. Дали мне холодную, темную комнату – бывший склад.

Паспорт получил в 17 лет, в 1-м отделении милиции. Через некоторое время меня вызвали в НКВД, паспорт забрали. Сказали, что паспорт выдан ошибочно, что я не имею право на советский паспорт. Надо принять советское гражданство.

– Как же так, мать – советская гражданка, имеет советский паспорт, я записан вы ее паспорте, с шести лет живу в Сибири.

– Не задавай вопросы, вот тебе три анкеты, заполни на трех рекомендующих лиц, желательно коммунистов.

Анкеты я вернул. Ручаться за меня желающих не было. Дали срок десять суток, чтобы я выехал из Иркутска не меньше как за сто километров. Я не выехал.

– Еще пять суток не уедешь, посадим.

Подумал, за что меня садить, вины за мной нет. Оставили, но дали документ «Вид на жительство в СССР для лиц без гражданства», ходил на отметку в НКВД.

После ареста матери в течении года меня четыре раза арестовывали. Были расспросы в виде допросов, иногда угрозы. Играл в клубе ЦЭС на вечере танцев, к концу вечера приезжали, увозили в НКВД. Рано утром отпускали. Два раза забирали из дома.

Прожил я с этим «Видом на жительство в СССР» до 25-го сентября 1942 года. 5-го сентября пришли трое в гражданской одежде, обыскали. Все на виду: стол, два стула, книжный шкаф, кровать. Обратили внимание на бутылку керосина и три бутылки с лигроином, он посветлей. «Где брал?» Говорю, керосин покупал, он продавался, лигроин в гараже, хорошо горит в керосинке, меньше коптит. Ушли.

25-го сентября повестка на суд. Приговор – мелкая производственная кража, статья 162-Е – один год лишения свободы. Тюрьма, лагерь, подкомандировка.

Прошел год, не освобождают. Через года полтора объявили: «Распишитесь, задерживаетесь до конца войны». За эти полтора года меня сделали нетрудоспособным инвалидом четвертой группы, была такая категория по лагерю. Таких как я малосрочников актировали, освобождали. До инвалидности писал заявление, просился на фронт, но его при мне сожгли и куча оскорблений. К счастью, меня перевели в другой лагерь, в этом, наверное, не выжил бы. Много примеров можно рассказать, но длинная история.

Перевели меня в Иркутске на Лисиху. Так называли этот лагерь. Там был кирпичный завод, шорный, сапожный и прядильный цеха. Там я еще мог работать. Пробовали меня и на кирзаводе, но бесполезно, падал. Пробыл там недолго. Даты не помню. Вызвали на этап. Так я попал в город Канск.

Привели в Краслаг ОЛП № 7, начальник ОЛП майор Саватеев. В Иркутске по сравнению с ОЛП № 7 был ад, много умирали, погибали, болели. Работали и ночью под прожекторами, в любой мороз. Горячей пищи на объект не вывозили. Были увечья и болезнь. Чудом жив остался. Помогло мне с детства закалка, физически был здоров.

В лагере уверял себя, все изменится в лучшую сторону. Я понимал, что война с Германией и я уроженец из Берлина. Каждому в душу не влезешь, терпел. Вот-вот война кончится, освободят, хорошо что жив остался. Но кончилась война, объявили, что задерживаюсь до особого распоряжения. Настроение упало, подумал, не видать мне свободы, что немцев презирали.

В ОЛП № 7 после карантина меня как инвалида меня перевели в сельхозбригаду. Был в лагере эстрадный и духовой оркестры. Окреп, помогли музыканты, играл в обоих. Помню многих с кем работал в бригадах и музыкантов. Кизлик – бывший дирижер военного оркестра, Дробинский Г. – дирижер симфонического оркестра, Паповицкий С.С. – бывший, говорили, комендант Кремля. Брейдо – бывший какой-то министр. Ашароф М.Ф. – живет в Канском. Гримберг, Мельников, В.Туяхов, Миллер, Авдеев, Милюля Рейно – финн. Это музыканты. Сидюкова, Суворин – хореографы. Работал на шпалорезке Краснознаменная, 30-я бригада, бригадир Брандин Александр Ив. В бондарке бригадир Подольский бондарь Короневский П.И. Работал в мехцехе, делали иголки швейные, машинные, рыболовные крючки, часы гиревые, пружинные, марка «Краслаг», начальник Пархунов Вл., мастер Никифоров, Антифеев И.И. Была в зоне больница, работал там хирург – профессор Бельц, говорили, работал в Кремле, умер в лагере. Начальник отряда Данилович – шеф духового оркестра и многие другие.

Освобождали нас, было человек восемь. Ночью осенью 1947 года с конвоем привели в МГБ. Дежурный говорит, ведите обратно, я их караулить не буду. Вызвали коменданта МГБ, героя ССС Степанова Ивана. Говорит, у нас на вас документов нет, идите куда хотите. В понедельник, в 8 час. утра чтобы были, а привели нас в субботу.

В понедельник на грузовой нас увезли на подсобное хозяйство спецторга МГБ. Работали месяца два, спали на соломе в землянках. Вызвали в город, пешком 18 км. Холод, полураздетые. Перед освобождением лагерную робу сдали в коптерку, а вышли в том что дали заключенные. Работали на разных работах что заставят при спецторге. Продуктовых карточек нам не давали, числились за подсобным, привозили по два кило картошки, немного овсяной муки и отгон с молока.

Я жил в столярной мастерской. Вечерами вдвоем ходили, нанимались, рыли подвалы, пилили дрова, все что предлагали. Устраиваться на производства не разрешали. Выдали документ спецссыльного. С трудом по ходатайству зав. клуба Гидролизного завода Дубинского М.Ф., он был и руководитель оркестра, разрешили работать слесарем по отоплению. Играл в оркестре, в клубе жил и спал. Каждый месяц ходил 15-го на отметку в МГБ. Был на учете у Степанова И.

Как ни странно, мы были в хороших отношениях, во многом делились мнением. Благодаря Степанову мне разрешили работать на Литейномеханическом заводе, только внутри территории на автокране, проработал семь лет. Мне нельзя работать шофером, т.к. запрещено выезжать за пределы города Канска.

В 1949 году женился, родители жены жили в Анцире, на попутном грузовике поехал, это 15 км от Канска. На 9-м км проверяли документы МГБ. За нарушение режима на пять суток в КПЗ, подписывал прокурор Кашлев. За неявку вовремя на отметку раза два тоже садили на пять суток.

В 1954 году опять посадили и хотели выслать в Сухобузимский район. У нас была уже дочь, жена принесла вещи, еду. Пришел в камеру. Степанов освободил и говорит: «Иди в милицию и получай паспорт». В 1954 году я получил паспорт и был снят с учета. Думал, что получил паспорт и ладно, а сейчас неплохо иметь документ о реабилитации: стаж больше, пенсия больше и льготы.

Было пятеро детей, двое умерли. От старшей дочери с нами две внучки 12 и 14 лет, мы как опекуны. Жена пенсионер. Я пока работаю на полставки в клубе Биохимзавода руководителем духового оркестра.

В Горсобесе потребовали документ о реабилитации. Я пошел в КГБ, разговаривал с начальником. Он сказал, что у нас нет документов. «Как же так, я к вам ходил отмечаться». Он советовал мне обратиться в КГБ Иркутской области, где меня посадили. Был я в Иркутске в КГБ, разговаривал с начальником подразделения Гавриловым В.П., и там обо мне нет сведений. Он запрашивал в главный информационный центр МВД и КГБ СССР гор.Москвы и там сведений обо мне нет. Выслал мне справку запроса в Москву. 17-го октября 1990 года № 9/3-13534 г.Иркутск.

Я понимаю, судя по газете, что вы занимаетесь поиском репрессированных и их судьбами и решил обратиться к вам. Думаю, что источник сведений у вас КГБ. В КГБ Иркутской области узнал о матери, мельком прочел ее личное дело. Отдали мне ее паспорт и профсоюзный билет. Позже мне выслали решение НКВД и прокуратуры СССР от 25-го июня 1938 года. Осуждена к высшей мере – расстрел. Дата смерти 25-го июня 1938 года. Справка о реабилитации посмертно. Свидетельство о смерти, причина смерти – расстрел, возраст 42 года.

Я подумать не мог, что ее расстреляют. В худшем случае лагерь. Ходил к тюрьме с передачей. Ответ один: выбыла. Позже понял, что она не жива, письма нет. У нее больна печень, были дома приступы. Родители студентов, которых она учила привозили из деревень конопляное масло, оно успокаивало боль.

Мать Татаринова Надежда Александровна, русская, родилась в селе Балаганск Иркутской области в 1895 году. Окончила Иркутскую Григорьевскую гимназию с серебряной медалью, с пед. уклоном, до революции, высшие женские курсы в гор.Москва. Она биолог, знала 5 иностранных языков, учительствовала. В конце 1920 года с отцом выехала к его родителям в Германию, Берлин.

Отец немец, одногодок матери, жил в России после войны с Германией 1914 года. В 1926 году мать со мной вернулась в Россию к своим родителям в Балаганск, работала в школе.

В 1928 году приехали в Иркутск. От Иркутского наркомпроса мать посылали учительствовать в село Нырене (Бурятия), Листвяничное (на Байкале), в 1932 году по состоянию здоровья в Иркутский финансово-экономический институт. Совмещала в школах, вела биологию, немецкий язык. Последнее время научный сотрудник лаборатории СТАЗРА – станция защиты растений.

С отцом не расходилась. Он хотел в Россию, но вместе выехать возможности не было. Переписывались, он был антифашист, участвовал в демонстрациях. В 1934 году восемь месяцев без работы, последнее письмо.

Степанов И., герой СССР из МГБ ушел. Виделся я с ним и после того как мне дали паспорт, в Канске его нет. Но жил и работал в Канске Ерошов, иногда я отмечался у него. Прошу вашей помощи в реабилитации. Так мне советовал «в устной беседе» начальник подразделения УКГБ Иркутской области В.П.Гаврилов.

С уважением