Гладкий Семён Иванович родился 3-го февраля ст. ст. 1897-го года на хуторе Благовещенский, Анапского района, Краснодарского края (Кубанской области), первым ребёнком в казачьей семье.

Потомки выходцы из Запорожской Сечи, переселенные Екатериной II на Кубань. Впоследствии семьи стали разрастаться, земли стало мало. Правительством было предложено - кто согласиться осваивать новые земли будет освобожден от службы. Так Гладкий Иван Кондратович и другие близкие родственники этой фамилии, с женой Марией Павловной, в девичестве Марченко и годовалым сыном Семёном поселились среди гор в лесу в балагане, будущего хутора Ново-Благовещенский, затем переименованный в станицу Гладковскую. Считалась казачьей станицей.

Вокруг балагана пилили лес, в основном дубы, корчевали. Выстроили небольшой, каменный домик. Впоследствии это была большая в один га ухоженная усадьба, которую помню, несмотря, что было мне в начале её разорения 5-6 лет, с огородом, садом, ягодником, цветником со всевозможными цветами, особенно красив был куст китайской розы. Выстроили ещё один дом и надворные постройки для скота, зерна, сена, птицы, было много гусей, которых я очень боялась. Родилось еще два сына и четыре дочери, не считая двух сыновей, умерших в младенчестве. На усадьбе оставили два дуба, один из которых ещё жив, зовут его дуб Гладкого.

С ранних лет, Семён, как старший, нянчил сестёр и братьев. Приходилось варить, стирать, иногда печь хлеб, возить воду, а в Престольные праздники, когда родители уезжали к родственникам, оставаться на хозяйстве с младшими сестрами и братьями. С ранней весны до осени помогал в полевых работах, а ночью с другими станичными мальчишками пас лошадей. В это время пробовал курить, но как он позже говорил, в кармане спички тарахтели и чтобы не разоблачили родители – бросил, к тому же курение считалось великим грехом.

В центре станицы огромная площадь, вокруг оставлены дубы, теперь тополиная роща. На площади церковь и школа, которая называлась одноклассное училище, учились три года, её посещали станичные и хуторские дети. Не все её кончали, т.к. нужно было помогать родителям на пашне. С похвальным листом закончила это училище одна из старших сестёр отца. На площади проходили смотры лошадей, базар, устраивались ярмарки, привозили карусель.

Постепенно станица заселялась, застраивалась, вокруг раскорчёвывали поля, назывались корчёвками. Оставлен заповедник. Лес там не рубили. Много было дубов, сейчас их почти нет.

До революции в станице было 200 дворов, сейчас окраины заброшены. Закрыта школа, церковь разрушена до основанья.

В 1921 году Семён Иванович женился на станичной казачке Ольге Матвеевне Трущенко, затем отделили с маленькой дочуркой Олей, в купленную усадьбу в 75 соток с маленьким старым домиком. К 1925-му году был выстроен новый дом, затем большой каменный сарай и другие постройки. Всю усадьбу обсадили фруктовыми деревьями и грецкими орехами. На усадьбе было много посажено слив, вишен, черешен, яблок, груш, клубника и виноград. На фасаде под окнами дома большой цветник.

При отделе было дадено - пара лошадей, корова и другая живность. Земля, не знаю сколько, помню, не в одном месте, а в нескольких, для разных сельскохозяйственных культур, что требовало полива - у речки. Родилась дочь Антонина, сын Виктор, умерший в восемь месяцев. Это было первое потрясение семьи. Затем родились сын Сергей и дочь Мария.

На моей памяти у нас была одна лошадь - Мальчик. На Кyбани земли тяжелые, одной лошади на поле работать не под силу, поэтому спрягались с соседями или родней. Отец спрягался с братом Владимиром, у которого тоже была одна лошадь. На коров нашей семье не везло, как говорили, не шли во двор. Последнюю повредил волк. Ветеринар разрешил есть и продавать мясо, но отец был очень брезглив, ни есть, ни продавать не стал. За станицей в яру, забил, закопал, принёс домой шкуру. Была я с ним. Очень жалко было корову, плакала. Повторно, в который раз, корову купить не могли. Позже, когда отец работал в Сухуми, мама купила козу за 120 рублей, от неё дождались потомство.

Ведя единоличное хозяйство, летом работали в поле, зимой жгли древесный уголь, который возили продавать в город Новороссийск. Продавали с/х продукты, птицу, фрукты. Покупали одежду, обувь и всё, что нужно было в хозяйстве. Рыбу привозили из Благовещенской, Анапы, Темрюка. Иногда, приезжая с поля, у ворот стоял бочонок с рыбой, за которую рассчитывались в следующий привоз.

Часто отец брад меня с собой в лес по дрова, на мельницу и маслобойню, откуда привозили половину мешка зёрен подсолнечника, для нас детей. Просили только об одном, чтобы не рассыпали, а ели.

С родителями ездила на ярмарки, на которых было множество народа и изобилия товаров и продуктов, нам детям, покупали много гостинцев. В одну из таких поездок купили венские стулья и красивую икону, которую позже подарили соседке-сироте, когда она выходила замуж. Для чистой горницы заказали столярам два стола, из которых один был дубовый. В доме пол был земляной. Купили плахи для пола, но настелить всё не хватало времени.

Отец был очень верующий в Бога. У родственников, особенно по линии отца, была какая-то внутренняя интеллигентность, очень доброжелательные, жалостливые. Сквернословие, самое незначительное, считалось, как великий грех.

Праздники отмечались с застольями родственников и друзей, но никогда мы дети не видели пьяных и Боже упаси, скандалов и драк. Друзья в основном были из поколения в поколения.

Какое-то время отец и другие станичники служили в Белой Армии, поэтому преследовались. Вынуждены были скрываться, уезжая на заработки. Сначала отец работал с лошадью в Новороссийске на цементном заводе, но лошадь нужна была дома, поэтому уехал с товарищами в Сухуми к частным лесовладельцам, на разработку леса.. Изредка приезжал на несколько дней, привозил материал и немного денег. К весенним праздникам Пасхи и 1-го Мая у нас дочерей были новые платья, а у брата рубашка, что вызывало зависть у некоторых станичников. В один из приездов отец был арестован, но арестовывавшие, помню их фамилии, рискуя собой, отпустили с условием, что он немедленно покинет станицу. 3а рыданиями, не услышали, как вошел в дом отец. Собрал мешок и ушел.

В Сухуми вновь был арестован, узнали через его товарищей. Мама и брат отца Евгений поехали навестить его, но попали в такое время, когда по всей Грузии (а это было накануне голодовки), было постановление: в 24 часа всем русским покинуть Грузию. Голодовки в Грузии не было. Отца они не увидели, а были арестованы. Маму выпустили через две недели, дядю через полтора месяца. Отец вернулся через год. Был отправлен по этапу из Сухуми в Тифлис. В дороге сильно заболел, и поместили его в тифлисскую тюремную больницу. Когда начал поправляться дали работу - набивать железки на шнурки для ботинок. Вернулся домой с парой черных шнурков, которые отдал мне. Выпустили без суда. Вернулся очень худой, голодовка была в разгаре, с трудом, очень тихо говорил, мы дети не узнали его, приняли за нищего. Кормили его понемногу и получше, что только могли позволить в голодное время, помогали, как могли, родственники. Весной 1934-го года отец уже мог работать в поле. Посеяли, убрали, но по-видимому был большой налог на единоличников. Отец долго возил со двора зерно, мы с сестрой помогали нагребать в мешки.

Осенью 1934-го года, вынуждены были вступить в колхоз. Брат Сергей, шести лет, помнит, как отец посадил его верхом на лошадь и повёл на колхозную бригаду, бывшее подворье раскулаченного и расстрелянного отца, последнего атамана станицы, куда годовалым ребёнком его привезли в балаган. Подворья, как такового уже не было. Остались фруктовые деревья (груши-баргамоты) в одном углу двора за каменным домом. Мать, брата Евгения, сестёр Антонину, Анастасию и Ефросинию с подворья выгнали. Жили, сначала по чужим дворам, боясь навредить нашей семье, а затем у нас.

В колхозе отец работал хорошо, пахал, сеял, мы дети любили бегать в поле, смотрели, как многие станичники пахали на одном поле. Уборка зерновых на Кубани началась в начале июня. Отец работал на косилке с красным флажком, как перевыполняющий норму. 5-го июня 1935 года с этой косилки его арестовали, арестовали ещё троих, колхозников и увезли в районную станицу Крымскую, теперь город Крымск.

11-го июня семьям арестованных было предложено собираться в ссылку, на сборы 4 .часа, не брать много вещей, навязала мама узел, родственники и соседи намолотили мешок ржи, накопали картошки, дедушка, отец мамы, зарезал и засолил в бочоночек козлёнка и все сборы. К нам полуторка, с тремя семьями в кузове подъехала к последним. Вышла провожать, наверное, вся станица, среди них был мой любимый учитель Яков Матвеевич Крикуненко. Только что закончила четыре класса с почётной грамотой. Учитель помог мне подняться на грузовик. Увезли тоже в Крымскую.

Лета два-три была я пастушкой, пасла своих и чужих козлят, при нас хозяева разобрали своих, деньги за пастьбу прислали в ссылку. В доме и во дворе всё осталось нетронутым нами. Одно разорение сделала я. По-видимому, в знак протеста, отломила большую ветвь с недозревшими ранними сливами. Писали нам, что в нашем доме поселился ветеринар, настелил полы из наших плах, которые несколько лет лежали на вышке сарая.

Предлагала мама отцу в предыдущие годы уехать из станицы, что делали многие. Отец не соглашался, ответ был один: «Никому в станице не делал зла и землю не брошу». Все мы очень любили свою станицу Гладковскую. В ссылке и до сих пор, только закрою глаза и вижу её, как бегаю, прыгаю, хожу к бабушкам, в школу и по окрестностям с подругами в воскресенья.

Как-то само собой считалось, что станицу Гладковской назвали по первым поселенцам Гладких, но появилась и другая версия. В 1989 году станице отмечали 90 лет, вручили подарок самой старшей жительнице станицы, ею оказалась сестра отца, моя крёстная Василиса Ивановна, родившаяся в Гладковской в 1903-м году. Следопыты, из каких-то источников узнали, что до заселения станицы жил лесник Гладкий - однофамилец, ему обязана станица единственным, прекрасным родником, питавшим всю станицу многие десятилетия, прекрасной водой. Сейчас в станице много колонок, но близко живущие берут воду из этого родника. Пожалуй, обе версии верны.

Вернусь к высылке. На грузовиках из Крымской увезли к железной дороге: в Абинскую. Ночью привели к нам отцов, и началась погрузка в товарные вагоны, на которых было написано "Добровольцы в Сибирь".

... И повезли. Помню, как все взрослые волновались, когда подъезжали, к Ростову-на-Дону, это был центр нашего Азово-Черноморского края. По-видимому, многое связывало их с этим городом. Позже разделили край на Краснодарский и Ростовскую область.

В Батайске санобработка. Везли по южной дороге, через Самару. Из вагонов видели верблюдов. На берегу Волги, кто купался, кто мыл ноги, пили волжскую воду. В детстве слышала такие слова: "их сослали аж на Урал". Вот и Урал, а нас всё везут, куда никто не знает, остановки только в степи. Видно в Новосибирской области, все смотрят из вагонов, удивляются, что за люди, туземцы какие то, косят траву, закутавшись в одежды с головы до ног. Позже, уже в Енисейске, узнали, что закутывались от мошки.

В дороге кормили хорошо. Три раза в день горячая пища. На всю дорогу выдали сахар рафинад, каждой семье отдельно. Однажды в вагоне потеряли младшую, трёхлетнюю сестрёнку, даже испугались. Забралась она в углу с головой в мешок и грызёт, как мышка сахар. Сладостями мы не были избалованы, денег не было покупать сахар. Была она самой младшей в вагоне, забава для всех. Для нас детей, это было счастливое время, родители постоянно были с нами.

Довезли до Красноярска, опять санобработка. В Красноярске отец продал мешок ржи. Погрузили на баржу в трюм. Пароход тянул три баржи с нами кубанцами. На палубе очень страшно. Огромные очереди в один туалет, а он висел в конце баржи над бездной бурлящего Енисея. Нужно было не попасть под канаты, тянущие баржи. Однажды был страшный переполох. Сбило канатом девочку лет 10-11, все родители бросились на поиски своих детей. К. счастью родителей, мы все четверо были на своем месте в трюме. Никогда не видела отца такого взволнованного, прибежавшего к нам. Мама с рыданиями обнимала нас. Тут, мы дети, узнали о случившемся. На месте случившегося баржи покружились, но девочку не обнаружили. На очередной остановке сняли родителей, девочку выбросило на берег, и похоронили.

Подплывая к Енисейску, открылось неописуемое зрелище, блестели на солнце купола, церквей, в тот год в городе их было ещё много.

В Енисейске выгрузили нас на правом берегу в посёлке Нифантьево в бараки, кишащими клопами. Родители работали на уборке зерновых. Затем погрузили на илимки - большие лодки по несколько семей и по паре лошадей, их донимают слепни, они не стоят, волнуются, илимки раскачиваются, а мы дети, кричим. В Усть-Питу лошадей с илимок сняли, и они, идя по берегу, толстой бичевой тянули илимки. Река Пит бурная, порожистая, как налетит илимка на валун, вертит её, а мы кричим, пока-то поймёт верховой на коне, остановится, а илимщики баграми, да в высоких сапогах столкнут илимку и дальше до следующего валуна. В Широком Долгонько стояли, ходили в магазин, мануфактуры очень много, на Кубани ничего не было. Купила нам мама по ситцевому платку. Ночевали на берегу, на илимках были брезентовые шатры, можно было укрыться от дождя. В лесу собирали кедровые шишки, тоже новое для нас, и так до Брянки. Несколько дней жили на берегу в бараке. Попели же тут кубанцы: "Кубань ты наша Родина..." и другие песни о Кубани. У мамы высокий голос - дисконт, по реке далеко разносились голоса. Многие жители Брянки выходили слушать, стояли поодаль от барака. Здесь родителям предложили, кто хочет отдать детей учиться дальше четырёх классов, повезут на Пит-Городок. Согласились только наши родители, были довольны, что несмотря, что сослали, детям есть возможность учиться. Так я со старшей сестрой Олей оказались в интернате Пит-Городка. Родителей увезли на прииск Дорогой. Сейчас интернат представляется иначе, тогда это было хорошее общежитие, где жили и учились дети из всех приисков, вольные и ссыльные без разделения. Интернат двухэтажный, на первом этаже жили учителя. В школе хорошие учителя, в интернате днём воспитатели, ночью нянечки. Бесплатно ходили в баню, стирали нашу одежду. Постель интернатская. Организовывались самодеятельности в Новый Год. Елка с подарками. Питание стоило 75 рублей, за нас родители платили половину, так как у них не было никаких средств. На следующий год за питание нужно было платить 90 рублей. Родители, стесняясь просить помощь, старшую отправили в школу, а меня отдали в няни к учительнице Надежде Прокопьевне Гордеевой-Сурковой. Ребёнка Лилечку я очень любила. Надежда Прокопьевна была исключительной доброты человек. Днём, когда ребёнок спал, читала хорошие книги, каждый вечер посылала гулять с приисковыми девочками. Одевала и обувала в свое. Каталась на санках и лыжах. В воскресенья ходила домой. Когда родители навещали меня, она с мужем Андреем Антоновичем очень приветливо встречали их.

В школе был организован ликбез, ходил и отец. Преподавала учительница, у которой я жила, комнаты учителей были в школе. Очень радовалась, когда видела отца, иногда заглядывала в щёлочку двери, смотрела, как отец, сидя за партой, пишет, читает. Это был 1936-37 учебный год. Для учеников устроили Ёлку, меня тоже пригласили, вручили подарок. По школьным делам приезжал завуч из Пит-Городка, узнал меня, разговаривал со мной и сказал, чтобы на следующий год обязательно приехала учиться. Считалась неплохой ученицей, особенно по русскому языку.

Между собой и с соседями родители жили дружно. Нас детей никогда не наказывали. Позже, когда судьба разбросала нас по свету, уже и после войны долго поддерживали связь с бывшими соседями, сдружившими нас в ссылке.

На второй год ссылки родители послали посылку на Кубань родителям, там было очень плохо с одеждой, в письмах, к сожалению, не скрывали, что жить здесь лучше. Работа не страшила, продукты в магазине были, покупали по возможности, к тому же был свой картофель, собирали много ягод, особенно брусники. Немного оделись, обулись. Работали в лесу, валили и пилили лес на дрова для драги, летом отец плавил дрова на лодке на драгу, однажды лодка перевернулась, чуть не утонул. Не судьба была погибнуть в тот год.

На Пит-Городке была десятилетка, в посёлке хороший совхоз, росли овощи, держали скот. Чтобы учиться нам, живя дома, планировали переехать в совхоз, чтобы работать на земле и обзавестись живностью. Весной 1937-го года купили в посёлке избушку с небольшим огородом за 90 рублей, дополнительно раскорчевали хороший участок, посадили картофель, купили поросёнка. На зиму оставили нас с сестрой в избушке. Со своими овощами и мясом было дешевле прожить, чем платить за питание, живя в интернате.

Переезд разрешили. Весной 1938-го года пришла мама, чтобы посадить огород. Отец с малышами до лета остался на прииске. К сожалению, замыслы родителей не осуществились, нашу семью, как и многие семьи постигло несчастье - арестовали отца. Незадолго приснился ему сон: надели на него черную тюбетейку; рассказал сон маме. Перед арестом в Сухуми во сне надели на него красную тюбетейку.

Узнала мама, что привели арестованных, в их числе отец и ещё три человека кубанцев из прииска. Прибежала за нами дочерьми, сошли в столовую, где они ужинали, все трое постояли у стола возле отца, никто не запретил. Арестованных было очень много, все столы в огромном зале столовой были заняты. Три дня они были на Питу, после школы ходила к каталажке, как назывался этот домик. Отец подходил к малюсенькому окошку, видела его, спрашивал меня об учёбе, начинались экзамены. Принимали ли передачи от мамы, не помню.

В ночь ареста отца с 19-го на 20-е мая 1938-го года в комнате остались десятилетний братишка и шестилетняя сестрёнка. Был обыск, ничего не нашли. Детей не разбудили. Проснувшись, братишка увидел сидящую возле него соседку по бараку, которая послала его в клуб к отцу. Отец не подал вида, что арестован, поговорив, отправил домой за книгами, чтобы шел в школу. Идя в школу, встретил большую колонну людей, вышел из неё отец и говорит, что идёт на Пит, помочь маме посадить огород и пошел догонять колонну. Заплакал от обиды братишка, мама и старшие сестры там, и он пошел туда, оставив с шестилетней сестрёнкой. Догнав товарищей, те сказали ему, что и твой отец заарестован. Младшая сестрёнка совершенно не помнит отца.

Когда увели отца из Пит-Городка, мама поспешила на Дорогой к детям, я с сестрой тоже вернулись на Дорогой. Мама ещё раз сходила на Пит (40 км), посадила картофель, а, вернувшись, узнала, что нас тоже будут увозить из прииска. Той же дорогом повезли на Брянку. Там матери уде не пели, а голосили. Затем на илимки и обратно таким же способом до Енисейска. В Енисейске, ниже пристани, под обрывом, ночевали несколько ночей. Мимо нас ночами водили арестованных, грузили на баржи. Мамы окликали по фамилиям своих мужей, но никто не откликнулся. Затем перевезли на улицу Перенсона во двор комендатуры под крыши без стен, где прожили недели две.

Разрешили передать отцам в тюрьму передачи. На бумаге описи передачи отец расписался, что получил передачу, так все узнали, что они в енисейской тюрьме. В одной семье, уже без отца, родилась девочка, жена написала о новорожденной, но когда получила обратно бумагу, то место о девочке было старательно зачеркнуто. Отец не узнал, кто родился.

В августе погрузили наши нехитрые пожитки на телеги, запряженные волами, и повезли, не говоря куда. Когда проезжали недалеко от тюрьмы, поднялся страшный крик матерей, а затем и детей, зная, что мужья и отцы в тюрьме, а нас везут неизвестно куда. Везли вещи и маленьких детей, все шли пешком. На четвёртый день привезли на Шайтанку (административно Ларионовский участок) 110 км от Енисейска в тайге. Жили там сосланные в конце двадцатых годов. Земли хорошие, много пастбищ, хорошие сборы мёда. Мам и детей постарше отправили на заимки на уборку зерновых, вязали снопы. Малыши остались на участке, в школе, под присмотром учителей или воспитателей. Отчаявшись, меня и старшую сестру, мама вместо школы в Ялань, отправила на Кубань к родственникам отца. Не знали мы тогда, что в день расстрела отца, 31 августа, я с сестрой были в Енисейске. Осенью мама посылала посылку в тюрьму, но она вернулась с ответом - выбыл.

На Кубани закончила семь классов, сестра этот год работала в колхозе учётчиком. В I939 году поступили в медицинское училище г.Новороссийска, во время выпускных экзаменов началась война. Сестру мобилизовали в Армию через 24 дня, позже я ушла добровольно.

После войны, демобилизовавшись, вернулись с сестрой на Кубань в надежде, что освободят отца, снимут с учёта комендатуры маму и все будем жить на своей Родине. Ничего этого не случилось. Мама тяжело заболела, подозревали рак желудка. В 1946 году вынуждены были вернуться в Сибирь, в город Енисейск. К счастью у мамы диагноз не подтвердился, была дистрофия, прожила она ещё 25 лет. В Енисейске устроились на работу, в городе уже продавали коммерческий хлеб, хорошее подспорье к норме. Перевезли к себе маму с сестрой, а затем и брата. Спасли маму от голода, а брату и сестре помогли получить среднее специальное образование, что с благодарностью они вспоминают.

Постепенно наша семья из Енисейска разъехалась, брат живет в Хакасии, младшая сестра в Енисейском районе, старшая сестра с мамой и семьей уехали на Родину, казалось навсегда, но вдруг в 1967 году мама вернулась ко мне в Енисейск, через три года умерла. Похоронена в Енисейске радом с моим мужем, свекровью и другими родственниками мужа. Старшая сестра погибла в Краснодаре, попала под трамвай. Всю войну возила раненых на санлетучке через Краснодар, тогда не суждено было там погибнуть.

В этом 1992 году я, брат и сестра, поехали в Енисейск, взяли землю от ворот тюрьмы и землю из Гладковской, высыпали на могилу мамы.

Война проверила на прочность преданности Родине. Многие дети бывших Красных Партизан и активистов станицы во время оккупации работали в полиции, после освобождения, кто не успел скрыться, были расстреляны, объявившиеся после войны осуждены. Дети расстрелянных в 1921 году, вынужденные покинуть станицу, гонимые и преследуемые честно служили в Действующей Армии, вернулись с наградами.

Впервые обратились в органы о судьбе отца в 1957 году, получили свидетельство о смерти с неграмотным диагнозом "перитонит кишок. Умер. 5-го июня 1945 года". В 1958 году получили справку о реабилитации. В 1991 году вновь обратились в КГБ СССР по Красноярскому краю. Получила документы - свидетельство о смерти - расстрелян 31 августа 1938 года в городе Енисейске, место захоронения неизвестно и справку о реабилитации: 

"Постановление Тройки УНКВД Красноярского края от 10-го июня 1938-го года в отношении ГЛАДКОГО Семёна Ивановича отменено, и дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава, преступления. Гладкий Семён Иванович - реабилитирован".
Председатель Красноярского краевого суда Р.Д.Хлебников.

Часто мама говорила, что им, казакам, тяжелее было жить, чем иногородним. Земли плохие, каменистые, кругом горы, соответственно и плохие урожаи. Казаку на службу нужно было справить хорошего коня, седло, сбрую, одежду и всё, что положено для службы. Особенно тяжело было отцу мамы, у неё было 7 братьев, четверых, почти одновременно нужно было отправлять на службу. Отцу Семёна Ивановича не довелось по молодости сыновей отправлять их на службу.

По своей воле отец никогда бы не уехал из станицы, надеясь, что со временем справедливость восторжествует.

Документов отца у нас нет, кроме немногих фотографий и кожаного кошелька, сшитого им самим, который хранила мама, теперь я, как память об отце.

Книг у нас, кроме церковных у бабуси, не было, брали у знакомых: «Кобзарь» Т.Г.Шевченко. Зимой, вечерами читали вслух по очереди. В 1934 году отец выписал мне "Пионерскую Правду". Вечерами в доме горела керосиновая лампа, радио и даже часов не было. В школе был горнист, как затрубит - идём в школу. Сейчас в станице радио, электричество и телевизоры.

В годы ВОВ станица очень пострадала, проходила Голубая Линия. Почти все родственники остались без домов, многие погибли, в том числе и дети. Постройки нашего бывшего подворья стёрты с лица земли. В дом попал снаряд, но не взорвался, жившая в нём сестра отца (ее дом сгорел) с тремя детьми и матерью, испугавшись, ушли. Постепенно дом разрушился, на его месте выросли кусты бересты. Сарай, как и другие каменные строения станицы, по приказу немецких властей были разобраны для шоссейной дороги в Крымскую. До этого была грунтовая дорога. На подворье вырос дубок высоты одноэтажного дома, но когда окраины станицы засаживали виноградником, был уничтожен. Осталось несколько фруктовых, деревьев и отживающие свой век 4 грецких ореха, посаженые отцом. Бывая в станице, хожу на это святое для меня место, где родилась, и прошло раннее детство с радостями и горестями.

Последний раз была в станице в 1990 году, простилась с тётушками, их осталось пять, с родственниками, станичниками, поцеловала родник, землю. Поклонилась станице, могилам родственников, взяв земли, видно предчувствовала, что настанут трудные времена для России.

Воспоминания написаны второй дочерью Семёна Ивановича Гладкого Антониной. 660028, Красноярск-28, Новосибирская, 60-6.

Гладкая-Поплюйкова Антонина Семёновна.

Август 1992 год.

са-3

КОМИТЕТ

ГОСУДАРСТВЕННОЙ

БЕЗОПАСНОСТИ СССР 660028, г.Красноярск,

УПРАВЛЕНИЕ 

 ПОПЛЮЙКОВОЙ

Антонине Семеновне

30.05.91 № 10/II-31

г.Красноярск

Уважаемая Антонина Семеновна!

На Ваши заявления, в которых Вы интересуетесь судьбой своих родственников, сообщаем следующее.

Ваш отец - Гладкий Семен Иванович, 1897 года рождения, уроженец станицы Благовещенской Анапского р-на Краснодарского края, проживавший на прииске Дорогой Удерейского района Красноярского края, работавший разнорабочим на прииске, был арестован 20 мая 1938 года органами НКВД.

Обвинялся в том, что, якобы, являлся участником контрреволюционной повстанческой группы, проводил контрреволюционную агитацию, призывал к вооруженной борьбе с коммунистами и советской властью.

Решением тройки УНКВД Красноярского края от 10.06.1938 года ГЛАДКОМУ С.И. была назначена исключительная мера наказания - расстрел. Постановление о расстреле приведено в исполнение 31 августа 1938 года в г.Енисейске.

К сожалению, в связи с отсутствием документации и за давностью времени место захоронения установить не представляется возможным.

Реабилитирован ГЛАДКИЙ С.И. Постановлением Президиума Красноярского краевого суда от 10.05.1958 года за отсутствием в его действиях состава преступления.

Справку о реабилитации Вы можете запросить в Красноярском краевом суде.

Ранее смерть ГЛАДКОГО С.И. была зарегистрирована в Удерейском райбюро ЗАГС как наступившая, якобы, в местах лишения свободы в 1945 году от перитонита кишок. В настоящее время мы обратились в орган ЗАГС с просьбой о внесении исправлений в составленную ранее актовую запись о смерти и высылке нового свидетельства о смерти отца в Ваш адрес.

Сведений об изъятии и конфискации имущества в связи с арестом и привлечением к уголовной ответственности ГЛАДКОГО С.И. в уголовном деле не имеется.

В соответствии с Постановлением СМ СССР № 1655 от 8.09.1955 года Вы имеете право на получение двухмесячного заработка отца по последнему месту его работы до ареста. В связи с этим направляем Вам справку о месте его работы на день ареста. Кроме данной справки к заявлению о выплате пособия следует приложить нотариально заверенные копии следующих документов: справки о реабилитации, свидетельства о смерти и документы, подтверждающего Ваше родство.

Пособие в размере двухмесячного заработка выплачивается предприятием, на котором работал реабилитированный на день ареста, либо его правопреемником, а при отсутствии правопреемника - соответствующим министерством или ведомством.

Отец Вашего мужа – ПОПЛЮЙКОВ Григорий Дмитриевич, 1871 года рождения, уроженец д.Озерная Енисейского района Красноярского края, проживавший по месту рождения, работавший конюхом в колхозе, был арестован органами НКВД 22 марта 1938 года.

Обвинялся в том, что, якобы, являлся участником контрреволюционной повстанческой группы, систематически проводил среди населения контрреволюционную агитацию, направленную против политики партии и советской власти.

Решением комиссии НКВД СССР и Прокурора СССР от 11.06.1938 года ПОПЛЮЙКОВУ Г.Д. была назначена исключительная мера наказания - расстрел. Постановление о расстреле приведено в исполнение 1 сентября 1938 года в г.Енисейске.

О месте захоронения сведений не имеется.

Реабилитирован ПОПЛЮЙКОВ Г.Д. по Постановлению Президиума Красноярского краевого суда от 29.03.1958 года за недоказанностью состава преступления.

Справку о его реабилитации Вы также можете запросить в Красноярском краевом суде.

Свидетельство о его смерти будет выслано Вам из органов ЗАГС.

Просим принять наше искреннее соболезнование в связи с трагической судьбой Ваших родных.

Приложение: справка о месте работы ГЛАДКОГО С.К. на 1 листе.

Зам. начальника УКГБ Н.М.Новоселов