Воспоминания Голышева Ивана Денисовича (п.Минино)
В войну работал начальником Мининского карьера, это с 1942 по май 1945 гг.
24 мая 1945 г. арестовали. Обвинили в агитации против существующего строя. Я нелюбезно отозвался о союзниках. Говорил, что немцы сдаются в основном союзникам, а не нам, так как боятся мести. Меня обвинили в том, что порочу нашу армию. Также говорил, что союзники тянут с открытием II фронта, чтобы ослабить нас и диктовать свои условия. Все это поставили мне в вину.
24 мая вызвали по телефону к начальнику пути Ермолаеву, там в кабинете забрали документы, значок (Сталинского призыва, эта награда, которую я получил на днях) вообще рвали с костюма. Я отвернул и отдал сам. Срезали пуговицы, ремень сняли, повели через станцию и привезли в Красноярск, в управление МВД.
Привели в одиночку, сутки был там, затем перевели в другую камеру. Там был полковник казацкой части Крещаковский, очень грамотный человек. Его обвиняли в измене Родине. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Нас не били, кормили баландой из гнилой картошки и 500 г хлеба. Спать не давали. 14 июля осудили.
До этого водили на допросы по ночам к младшему лейтенанту Чистякову. Приглашались на очную ставку те, кто донес на меня: Ежов Павел Петрович, парторг; Серебряков Семен Григорьевич, завхоз; Семенченко Сергей Степанович, новый муж жены погибшего брата. Их нет в живых.
Взяли и дядю, Йокста Василия Робертовича, он работал десятником по погрузке вагонов. Вагоны шли за камнем день и ночь. Подали вагоны, а люди читали газету о том, что умер Рузвельт. Дядя сказал, что это не повод не грузить, за что и был обвинен.
Судил нас военный трибунал Красноярской ж.д. (судья, два заседателя, секретарь). Судья (фамилию не помню) был настроен за меня, но вынужден был подписать приговор, правда, не очень тяжелый.
Дали мне 8 лет и 3 года поражения в правах (по ст.58, пр.10), а дяде 7 лет и 3 года поражения.
После этого на пересылку – ст.Енисей, 10 дней карантина, затем на баржу и в Норильск. Работал в котлованах, где было очень тяжело, потом меня перевели мастером по строительству шоссе. Но скоро дорога стала не нужна, перевели в контору нормировщиком, назначили инженером по труду и зарплате.
А дома семью лишили пайка, хлебных карточек (жена, 3 сына: 3-х, 10-ти и 8-ми лет).
В Норильске был до 1952 года. За хорошую работу освободился раньше, хотя меня не сразу отпустили домой.
Дома поступил на карьер строймастером.
Реабилитирован был постановлением Совмина СССР от 8/IX-1955 г. за № 1655, пункт № 2. Справка о реабилитации в Собесе.
Никого из тех, с кем пришлось работать, назвать не могу, не помню. О лагере, находившимся рядом с бывшим колхозом Сталиндорф ничего сказать не могу. Был лагерь, известно, что там были враги народа.
В этом же колхозе с 1937 г. была Саушкина Ульяна Антоновна, а в войну возглавила его.
Она сказала, что лагерь тот был для врагов народа. Он был обнесен высоким забором, внутри было 3 или 4 барака. В нем было голодно, блохи, много умирал людей. Работали заключенные где-то на Каче, валили лес. Лагерь был создан, видимо, где-то в 1936 г., затем расформирован в промколонию. Колхозники писали в Москву, что могилы подходят прямо к полям.
Ульяна Викторовна сводила нас на место бывшего лагеря. Сейчас там скотный двор. Недалеко в лесу были захоронения заключенных. В лагере было человек 300-400.
Она же и подсказала нам следующий адрес – п.Емельяново, Новиков Дмитрий Матвеевич. Он жил в Минино и некоторое время работал охранником этого лагеря.
Дмитрий Матвеевич подтвердил количество заключенных, плохое с ними обращение, Сказал, что работал там недолго, 3-4 месяца, затем ушел. Никаких имен не назвал, не помнит даже имени начальника лагеря.
Мы побывали также на ст.Овинной, где встретились со старожилом села – Федоровым Александром Григорьевичем.
Нас интересовал вопрос о коллективизации.
В 1929 г. здесь началось раскулачивание, в 1930 – сплошная коллективизация. Был создан колхоз им.Блюхера, позже переименованный в колхоз им.Кагановича. Раскулачены были 4-5 семей, две из них пропали на севере – Шихадаловы и Потылицыны.
Здесь тоже забирали людей. Александр Григорьевич помнит некоторых: