Константин Хоменко. Письма М.Г.Волковой

В 1992 г. в нескольких номерах газеты «Красноярский рабочий» прошла моя публикация «Реквием по духовному генофонду», где рассказывалось о трагических судьбах интеллигенции г.Красноярска, пострадавшей в годы репрессий.

В статье были сведения (с указанием фамилий) и об арестах в 1937-38 годах преподавателей и студентов лесотехнического института. Большинство было расстреляно и лишь несколько человек приговорены к 10 годам лишения свободы. Один из них, Хоменко Константин Герасимович, после долгих мытарств обосновался в Киеве, куда ему прислали вырезку с моей публикацией. Через газету он связался со мной и, откликнувшись на мою просьбу рассказать как все было, написал несколько писем.

Удивительно сколько подробностей о пребывании в заключении и пережитых страданиях сохранил в памяти этот уже очень немолодой человек.

Судите сами.

М.Волкова

В одной из камер сидел и Александр Субботин - начальник строительства "Красмаша". Говорят, хороший человек был, я встречал на Колыме людей, которые его знали до ареста. Матери он направил записку: "Ни в чем не виновен и пока не расстрелян".

Блатные пели свои песни, особенно врезалась мне:

Помню, помню, помню я
Как мать меня любила,
И не раз и не два она мне говорила:

"Ой, ты, сын, ты мой сынок,
Не водись с ворами
В Сибирь, на каторгу сошлют,
Скуют кандалами.

Сбреют волос твой густой
Вплоть до самой шеи
Поведет тебя конвой
По матушке Россее"

19 марта

Как "политические" завидовали бытовикам, которые получали продуктовые передачи. Запомнился один бытовик. Он был растратчиком, обвинялся в растрате одного миллиона рублей. Он каждую неделю получал богатые продуктовые передачи, и хотя он выделял долю блатным, сам жил все время сытым, не то, что мы вечно голодные, что такое быть вечно голодным мало кто поймет. Пару слов о растратчике. Он работал то ли директором, то ли главбухом скотоводческого совхоза в Хакасии. В погоне за премиями и орденами ежегодно увеличивалось поголовье скота, так продолжалось много лет. Но вот ревизия и выскочил миллион недостачи. Следствие у него было закончено, о его судьбе ничего не знаю.

Где-то в конце августа за выслугу лет я, наконец, получил место на нарах, но им не попользовался и одной ночи. Перед проверкой поселили в нашу камеру арестанта с большим стажем, чем у меня, и я опять полез под нары.

(пропуск)

… давала рекомендации Суду, а прокурор, пославший рапорт, так был уверен, что Суд не изменил его рекомендации и "отправил" меня в небытие. Очевидно, в Суде нашелся человек, который что-то услышал в моих словах или же сделали исключение, чтобы не в все было гладко у НКВД и вынесли решение: "Ввиду отсутствия доказательств в свершении преступления, дело отправить на доследование". Это было 30 октября 1937г.

3. Андрей Васильевич Дудко, конечно, отец Зои. Зоя в 1975г. жила в Красноярске, отца уже не было. Это я узнал от своей и ее однокурсницы в 1975г. Адрес она, к сожалению, не запомнила, а сейчас ее нет.

4. Кто мне прислал вырезку из газеты. В 1934г. я болел тифом, это был тяжелый голодный год. Больных было много. В Уяре строился при больнице заразный барак, был сруб (стены) потолок и крыша, пола не было. Вот кое-как застеклили окна, поставили железные печки и напихали туда нас тифозников. Один барак - одна палата, вместе мужчины, дети и женщины, был даже случай: одна женщина родила в нашей палате, хотя диагноз у нее был "брюшной тиф" (тифа у нее не было).

Ну, это было в этой палате что-то жуткое, каждый день умирало по несколько человек, бредили больные. Моя мама, как ранее болевшая тифом, была допущена ухаживать за мной, она выходила меня и еще одну чужую семилетнюю девочку. До самой смерти моих родителей она поддерживала с ними связь.

Вот эта девочка, ныне пенсионерка (работала учительнице биологии) Кунцевич Мария Петровна, проживающая в Уяре по адресу: Уяр, пл.Революции, 13, кв.18 и прислала мне вырезку. Как раз сегодня я собирался написать ее сыну, который живет в Красноярске, чтобы он попытался узнать про это. Концевич Олег Вячеславович, его адрес: Красноярск, ул.Карла Маркса, д.155, кв.12, тел.21-29-39. Отчим его отца тоже попал в эту мясорубку, он жил тогда в Красноярске.

5. Песня, которую я Вам прислал не очень веселая. Между прочим, есть в ней и моих несколько строчек. Ну, пока текущее все. Продолжим путешествие по Красноярской тюрьме.

По камере много ходил Василий Павлович Непомнящий и напевал в полголоса есенинский "Клен ты мой опавший". Он был инженером-строителем в звании капитана. Строил в/ч ангар и там случилась нештатная ситуация - вот и дожидался он своей доли. Иногда мне удавалось устроиться у окна (зонтов еще не было) и посмотреть на хоз.двор, на больницу. Там более вольно ходили женщины с детьми, и еще рос там такой роскошный тополь (это вид за кирпичной стеной). 26 июля 37г. засмотрелся я на эту картину и не обратил на свистки часового с вышки. Что он свистел мне, я понял тогда, когда выпущенная в меня пуля, ударившись о стену, запорошила меня пылью. Несколько раз видел в окно как гулял старший сын Троцкого, он сидел в 6-т (смертном) коридоре и гулять его выводили одного. Такой невысокий, сутулящийся, бородатый, рыжий мужичок - "физиологический сын Троцкого" - это его слова сказанные им, когда он находился в общей камере.

(пропуск)

… старался выжить, чтобы меня мертвого не кололи штыками, хотя нужно отдать справедливость в лагере, кажется, штыками не кололи, просто возле вахты лежала деревянная колотушка, которой и напутствовали что есть силы надзиратели уходящего из-под из влияния. Пробыв неделю в больнице, мне немного получшало и меня снова в туже камеру под те же нары, болезнь возвратилась, я лежал под нарами и уже не выходил на поверку. Надзиратель поднимал доску, убеждался, что я жив и шел дальше. Однажды камеру обходил г.врач с начальником тюрьмы капитал Бузулуков. Врач указал на меня и сказал, что нужно опять класть в больницу, на что Бузулуков ответил: "Подохнет и здесь, для этого и посадили".

При получении от Вас ответа продолжу. Сердечный привет Вл.Георгиевичу и всем выжившим.

Письмо 5-е

23 февраля 93г.

Киев

Здравствуйте, дорогая Марина. Сегодня у меня радостная ночь. Получил от Вас наконец-то письмо. Вы как в воду смотрели. Письмо Ваше с вырезками из газет я не получил. Так что в следующем письмо повторите его. Прежде чем начать путешествие в прошлое, отвечу на Ваше письмо.

1. В камере N 46 со мною сидел Бурмакин Лавр, очевидно, я не разборчиво написал его фамилию. Ну, в отношении отчества? То ведь прошло 55 лет. Не все помнится. Он из Тасеевского района. Известно ли что о его судьбе. Боже мой, раз он с 93 года рождения, то ему тогда было только 44г., а он выглядел стариком.

2. Написанной фамилия Камышева я не видел, но он разборчиво назывался Камышевым, а не Канышевым.

3. В отношении ВМК, очевидно, прокуратура к каждому обвиняемому (пропуск).

… В камере сидели в основном "контрики" - люд умственного труда. Иногда группа в 4-5 человек тихим голосом пела за душу берущую песню на слова Поля Марселя, на всякий случай привожу их здесь:

За решеткой небо голубое,
Голубое как твои глаза,
Сердцу больно, разве успокоит
Эту боль горячая слеза.

Там за решеткой жизнь,
Там за решеткой воля,
Здесь сумрак сводов,
Сумерки души.
В тоскливые часы, в часы сердечной боли
Мне чудится твой взор в ночной тиши.

Мы расстались, может быть, навеки,
Милая, любимая моя,
В этом постаревшем человеке
Не узнала б ты теперь меня.

Как туман предутренний не вечны
В этой жизни все мои мечты,
Лишь любовь да дружба бесконечны,
Да со мной навеки только ты.