Сталинские репрессии или безумные действия местных властей?
Большая семья нашего отца Шиндялова Станислава Станиславовича, 1894 г. рожд. с родителями, 4-мя братьями и сестрой приехали в Красноярский край с помощью столыпинских подъемных.. Отец был старшим братом в семье, поэтому в 1914 г. был призван на защиту отечества. Был в рождественские дни в разведке, добывали «языка» по его рассказам, был ранен разрывной пулей в ногу. Кость была раздроблена, и врачи пророчили остаться без ноги, долго уговаривали отнять ногу, но он не дал отнимать, остался с хроническим остеомиелитом до кончины. Выходили осколки, ежедневная перевязка, мне доставалось кипятить, стирать бинты, это я хорошо помню.
Вернувшись с войны, еще не успел отдохнуть - началась гражданская война. Шли через Иланский р-н белые - не тронули раненого солдата. Затем пошли красные, посадили на коня раздетого: «Показывай, куда пошли белые». Он тогда сильно простыл и еще долго болел.
В 1920 году, поправившись с помощью братьев, построился и женился. Имел свое хозяйство: 1,27 десятин земли, 2 коровы, 2 лошади, кузницу; платил налог и содержал свою семью - в то время 5 едоков. Началась раскулачка -здоровые мужики почуяли, побросали все и уехали на золотые прииски, а отец не подумал, что его тронут, инвалида войны. Тронули.
В 1931 году отобрали все хозяйство, все постройки, технику - и мама с 5-м грудным ребенком на руках. Пошли в ссылку. Привезли в Красноярск, где-то около графитовой фабрики и лесозавода была пристань. Поселили в сторожку. Там была железная печурка. Отец расстелил доху из козьего меха, в которой ездил на базар, и мы на ней как щенята, а мыши, крысы залазили в рукава. Потом построили бараки специально для спецпереселенцев! 8-20м2 на 2-3 семьи. Там печь, спальня. Все это длилось до 38-го года. Там в бараке умерли 2 сестры младшие и мама. Помню, мама, видимо, чувствовала, что умрет сама и моя младшая сестра - одна умерла при ней, наказывала: «Берегите Лену», хотела сохранить семью. Умерла мама у меня на глазах, в больничном корпусе, где сейчас находится концертно-танцевальный зал.
В 1938 году разрешили построить свой каркасно-засыпной дом. Благо, отец умел все сам делать, и мы ему помогали. После смерти мамы отцу говорили: «что будешь делать с ними? Отдавай в детдом». Он и слушать не хотел. Таких бы отцов нам побольше. Не женился, пока мы не подросли.
Началась война. Я окончила 7 класс, поступила с подружкой в медучилище, но отец запротестовал: «Что, в общежитие пойдешь? И мне идти?» я ведь была за хозяйку в доме. Сестра пред войной вышла замуж, ушла в семью мужа. Я забрала документы и пошла в восьмой класс.
Перед окончанием занятий в школе 20 мая 1942 года отправляли женщин на рыбалку, и я решила поехать с ними на сезон на рыбалку. Брат работал уже на Красмашзаводе, и нам поставили эвакуированных на завод семью Рыбаковых: Зоя, Саша с мамой. Все они работали на заводе с братом. Отец в это время решил жениться - привел нашу деревенскую женщину, жившую здесь в городе. Я не имела паспорта из-за свидетельства о рождении. Не было. ЗАГС отвечал, сгорели документы. Отец неграмотный. 20 мая не взяла аттестат об окончании 8 класса, сбегала за Базайский мост к зав. учебной части Ознобихину Василию Ефимовичу за характеристикой на получение паспорта, и, выкупив за 10 дней хлеб по карточке, бегом на баржу-самоходку.
Рыбачили неводом напротив Сопкарги до осени. Начальник участка был Королев Сергей Николаевич. Взял дочку моей соседки по нарам, красивая девица была Стася, в сожительницы. Мать была против, не общалась с ней. Все говорила: «Вот у меня дочь», на меня показывала. Стася не рыбачила. Я хлеб им стряпала, говорил мне: «Никто вкуснее не печет». Осенью выезжали не все. Подходит ко мне и показывает во время шторма: «Смотри, дочка, стоит на якоре пароход. Мы сейчас на 2-х лодках 6 человек выезжаем, а этих людей вывозить не будут». Я прикинула: ни жилья ни одежды, ни продуктов - пошла к лодке. Потом только сообразила, почему мне крупно повезло. Стася весла в руках не держала, а я была хорошо натренирована. Сели, в корму править лодку наперерез волне. С парохода наблюдали за нами, сказали, в рубашке родилась.
Привезли в Усть-порт, меня сдал коменданту, Стасю метеорологу по договоренности, видимо. Она не работала. Я работала в школе уборщицей, некому было убирать. Понравилась завхозу - хорошо убирала. С 1 января открылись курсы консервщиков, я пошла, 3 месяца проучилась. Завод отстроили после пожара. Вызвали в спецчасть, сказали: «Война, некому доверять, принимай подотчет с завода». Холодильное хозяйство. Всю войну проработала за троих. Мужиков взяли на фронт, а я справлялась хорошо. Перед концом войны дали помощницу с Астраханского рыбтехникума Гимпелевич Верочку.
Так вот, кончилась война, все на подотчете, и, меня посылают отвозить экспедитором отвозить готовую продукцию в Дудинку для Норильска. Я уже зарегистрирована с Павлом Александровичем, он в Усть-Енисейской нефтеразведочной экспедиции. Живем врознь за 18 км. Прошусь, не отпускают, нужна! Весь разговор. 16 октября 1945 года дают катер в распоряжение, переезжаю в экспедицию. Зимовка вместе с мужем. Завели старшего сына и выехали в августе 46-го к моему отцу.
До отъезда на Север весной 1942 года проводила сестриного мужа и 2-х его братьев на фронт. Все остались живы, но сестре с мужем пришлось в-мужем после войны по долгу службы жить в Германии, 3 года, затем - Западная Украина, Экибастуз. Ставрополь. Сейчас старенькие, он подполковник запаса. Их сын -кандидат технических наук, живут в Москве с их детьми и внуками.
Приехав к моему отцу, перезимовали вместе - встретил хорошо: лошадь была у него, поменял на корову из-за моего сына. Потом взяли усадьбу и построили свой небольшой домик. Пошли дети: 2-йсын, дочь и еще сын. Подрастив до трехлетнего возраста младшего сына, пошла работать на ненормированный рабочий день. Семья, отцу очень часто нужна была помощь, с 1948 года избрали председателем уличного комитета, и до 1968 года не могла избавиться от этой нагрузки - жало людей, до меня люди жаловались, что гонял помногу раз.
Сейчас снесли этот дом. Дети устроены - каждый по-своему. Я с дедом уединилась по состоянию его здоровья, жили отдельно с 1992 года. В 2001 году деда не стало. Живу одна, дети живут все в Красноярске. На детей не обижаюсь.
Очень внимательны, дай бог каждому. С мужем прожили 55 лет без колец и серег, без пышной свадьбы.
Судьба Павла Александровича тоже не краше нашей судьбы. Отец Павла Александр Николаевич - правнук дедушки Назара Худоногова, и до нашего времени имение деда Назара называют не Худоноговых, а Назаровских. У дедушки Николая Назаровича был дом двухэтажный около церкви в селе Частоостровском Емельяновского р-на. Семья была большая у Александра Николаевича. Жили все в том доме. Была сестра - врожденный инвалид, мать, брату Николаю Николаевичу оторвало ногу в колесе в возрасте 13 лет, сам Александр Николаевич женился на Татьяне Матвеевне, было 4 детей. Старший Павел, Лидия, Галя и Вова. Стало тесновато, отец решил построить новый дом. Построил - еще не въехали, но уже его приговорили. Начал наведываться в черной куртке. Заходить в дом разрешали только Пашке, носить дрова. А когда шел Колчак А. В., то остановился в этом доме, Пашка был маленький, посидел у Колчака на руках, и он ему подарил папаху. А потом шли красные, и он хотел похвастать шапкой, но кто-то заметил и остановил. Но судьба свершилась. 30 год.
Сын недавно принес выписку с сайта. «Худоногов Александр Николаевич 1892 г. рождения, русский, уроженец и житель села Частые Красноярского края. Лишен избирательных прав, раскулачен, выслан в Игарку. Коновозчик Севенстроя ГУСМП. Арестован 07.03.1938г. тройкой УНКВД КК по ст. 58-2,10,11 УК, приговорен к расстрелу. В 1955г. реабилитирован Красноярским Краевым судом». Из рассказа свекрови: когда его приговорили, то следователь сказал ей: «Вот ты у меня поработаешь, и он останется жив». Остался ведь жив, не расстреляли, вернулся в 1946г. к жене в Игарку, а в это время мы в августе 46г. ехали с ребенком к отцу в Красноярск, и пока пароход стоял 2 часа, мы повидались, оставили денег, продуктов, поделились, чем могли, и я сказала:
«Мы едем к моему отцу, он ждет. Устроимся и заберем вас». Александру Николаевичу было 54 года. Он нас проводил, шли к пристани, разговаривали.
А до нас к матери приехала дочь с ребенком 6 месяцев. Мать, конечно, не бросит ребенка. Но случилось непоправимое. Мы узнали от жильцов из Игарки. У Лидии с отцом был какой-то разговор, она ему ляпнула: «Я-то на фронте была, а ты где?» И вот А.Н. не выдержал, пошел на конный двор 10 ноября 46г. и повесился. Так вот как было нам тяжко: Павел очень жалел отца, да и я переживала, зная, что пережил этот человек: 8 лет ссылки, 8 лет 58, а потом -петля.
Многое прощала мужу из-за родителей, которые не жили, а мучались. Их семью разлучили по-дурацки: детей с бабушкой и инвалидов поселили в дедушкин дом, а мать Татьяну Матвеевну отправили в тайгу к староверам, в хлев. Она вычистила навоз и жила в стайке. Пашка ходил к ней по тайге тайком мальчишкой. Старовер не выдержал смотреть на эту картину - повесился. Отца сначала в тюрьму, потом в Игарку. Потом и мать отправили в Игарку. Лидия уехала в Игарку, бабушка умерла. Павел работал в колхозе, потом учился в ФЗО. Младших детей увезла в Игарку тетя, но они умерли. Лидия была на фронте, шоферила, но сейчас не хвастает и даже не пользуется льготами. Я удивилась, когда оформляла реабилитацию, то нашла у нее в бумагах удостоверение участника войны. После смерти отца я их с матерью и ребенком приняла к отцу в дом, выслала денег на дорогу, продав свои лучшие вещи. Помогла устроиться матери и Лидии на работу. Следила за ее сыном, он меня слушался.
К моему отцу присылал господь хозяина деревни, который выслал отца, и в войну отец как инвалид не был на фронте. Был праздничный день, и заходит нищий с торбочкой за куском хлеба. Сделал вид, что не узнал отца. А отец ему: «Ну-ну, Барковский. Проходи-проходи, ты думал, я умру?» Нет, Барковский, кузница и здесь есть, я работаю. Покорми его и с собой дай. Вот такого бы терпения нам.
А бедная наша мама Кошелева Надежда Михайловна 1897г. рождения, вышла замуж за инвалида, жалея его. Любила детей, все было у них по-семейному хорошо. Но злая судьба распорядилась по-своему. Нашелся человек и сгубил полсемьи, маму в 36 лет. Нет даже фотокарточки ни мамы, ни сестер. Жили-то в подтаежной деревеньке. Там не было колхоза, был сельсовет, и вот этот «хозяин» распорядился их судьбой.
Другой «хозяин» распорядился устроить вандализм на кладбище, где лежали наши и многие другие усопшие. Теперь даже не знаем, где их дорогой нам прах, вернее останки. Так вот, вспоминая В. П. Астафьева, хочется сказать -неужели надо столько пережить, сколько они пережили, чтобы понимать? Хочется, чтобы молодое поколение понимало, о чем мы беспокоимся. Так жить нельзя! Люди, пока мы не поймем этого, не будет успеха никому.
С уважением, Худоногова Елена Станиславовна 1925г. рожд., мать, бабушка, прабабушка. ветеран ВОВ, ветеран органов государственного страхования
4 августа 2005г.