Чунско-Бармаконская операция

Чунско-Бармаконская история, конечно, для диктофона. В рукописи она много потеряет. Да и память стала дырявая, многих деталей и обстоятельств уже не помню. Помню, что были мы молодые, веселые, лихие. И общее ощущение от "операции": весело, интересно. История эта вспоминается как юмористическая, несмотря на известный контекст.

Не помню даже, в каком году это было. Видимо, в 79-м. Но придется вернуться лет на 10 назад. Здесь, в предыстории, ненадолго появится Паша Башкиров. Он был молодым, отчаянным хулиганом в г.Якутске. Один из его подвигов той поры – покража главной вывески со здания МВД Якутии. Мать, от греха подальше, спровадила его в Тикси, на полярную станцию института Космофизики, где мы и познакомились. Ну, от судьбы (сумы, тюрьмы) как видно не уйдешь. Со временем мы оба вернулись в Якутск, терлись вместе в диссидентских кругах. Паша женился, но не совсем удачно – на дочке полковника ГБ. Брак не сложился. А для нашей истории имеет значение то, что потом он жил гражданским браком с Асей Габышевой, дочкой народного художника Якутии. Художник помер, и Паша с Асей жили в его доме-музее, деревянном, двухэтажном, увешанном картинами. К началу нашей истории Паша проводил время в Москве. А я с 1975 года жил уже в Красноярске.

Саша Подрабинек первоначально был сослан в Чуну, где успел обустроиться и, кажется, работал фельдшером. Чуна - это станция на восточно-сибирской магистрали. Но гэбэшная система была настроена на то, чтобы жизнь подопечным медом не казалась. Поэтому его вскоре перевели в поселок Бармакон, мелкий населенный пункт в стороне от магистрали. К Саше приехала Алла, и они принялись заново вить порушенное гнездо. В день Х они отправились вдвоем в Чуну "чтоб совершить покупки коренные". Там их и забрали вместе с кучей приобретенных хозтоваров: плечиков для платья, веником, ведром и т.п. Саше объявили, что его переводят в Якутию, в Усть-Неру, а в Бармакон он, дескать, был направлен по ошибке. Поскольку Алла не была ссыльной, ее поначалу брать не хотели, но ребятам удалось настоять, чтобы двигаться вместе до Якутска. У Саши был жесткий этап, по-моему, его даже в какие-то моменты брали в наручники, а Алла просто была при нем. Захват и перевозка были сделаны тайно, скрытно, внезапно.

В Якутию, как известно, "только самолетом можно долететь". В Братске была промежуточная посадка. И безнадзорной Алле удалось ускользнуть и позвонить с аэропортовской почты в Москву! Спецслужбы этого не предвидели. Москвичи тут же подключили Пашу Башкирова, и передали Алле телефон и адрес Аси Габышевой. Возможно, даже Паша был на той квартире, куда Алла позвонила. Вообще, много мистических совпадений в этой истории.

Дело происходило в марте. В Якутске в это время лютые морозы. Аллу просто выбросили в городе из воронка, спасибо, что не в порту. И шла она одна, в легком пальто, по морозному, туманному, ночному Якутску. Кажется, ее подобрала патрульная машина и любезно подвезла к музею.

Здесь в этой истории неожиданно появляюсь я. Я приехал в Якутск в командировку всего на несколько дней и остановился у друга. Утром раздается телефонный звонок, и неизвестная женщина просит меня срочно прийти в музей Габышева. На попытки выяснить, в чем дело, отвечает невнятно. Я даже заподозрил провокацию. Ну, как-то она меня убедила, я напружинился и пошел. Асю я знал едва, а Подрабинеков не знал совсем. Ася представила мне молодую, красивую, хорошо одетую женщину: Алла Подрабинек! Контакт состоялся. Я был к этому времени диссидент "со стажем": уже в апреле 1973 предупрежден по свежему указу от 25.12.72 об антисоветской деятельности. Отыскались общие московские знакомые, и разговор был доверительный. Наверное, я тогда в чем-то Алле помог, но сейчас уже не помню в чем.

И вот в разговоре всплыла проблема, которую нетрудно представить. Поскольку ребят захватили врасплох, осталась в Бармаконе куча дел, вещей и т.п. Я сразу вызвался помочь, съездить туда, все сделать. Кроме того, я был не одинок, и подобные дела, связанные с посаженными и ссыльными, мы проворачивали вместе с моим другом Володей Сиротининым. Я сразу представил себе, как он будет рад развлечься. На этом и порешили.

Долго ли, коротко ли, я получаю от Саши генеральную доверенность на ведение его дел. Я впервые видел подобный документ, и, честно говоря, обалдел. Я мог по этому документу буквально все, вплоть до составления завещания от имени А.Подрабинека. Вместе с доверенностью я получил от него подробнейшую инструкцию, где что лежит, какие дела с людьми и организациями надо уладить. С кого получить, кому отдать, какие вещи отправить в Усть-Неру, какие и кому подарить…

Объем дел предстоял не маленький, надолго с работы нельзя было отлучиться, дали стандартные "три дня без содержания". И чтобы увеличить активный промежуток, мы с Володей решили ехать со сдвигом на один день. Дело было в апреле. (Запомнилось что наша экспедиция совпала с днем рождения В.И Ленина). Я поехал первый.

В Чуне нашел участкового и предъявил ему Генеральную Доверенность. Он был потрясен даже больше, чем я. Совершенно неожиданно он пригласил меня к себе переночевать. Я согласился. Был ужин, хозяин выставил бутылку и простые, но аппетитные закуски, как-то: грибочки, капустка, картошечка, сальце и т.п. И очень интересная была у нас за ужином беседа. Он пытался понять сущность диссидентства. Как человек хотя и простой, но здравомыслящий, он понимал, что не все ладно в датском королевстве. Воспринять диссидентов как страдальцев за правду мешали стереотипы, внушенные пропагандой. Но эта концепция и не противоречила основам его мировоззрения. Были типичные вопросы: сколько нам платят и в какой валюте, в какой организации мы состоим и т.п. И никак не укладывалось у него в голове, что такую страшную доверенность Саша мог выдать совершенно незнакомому человеку. Подозревал, что я "с ним неискренен".

Интересно, что вспоминает этот человек и как рассказывает об этом необычном событии. Я сказал ему, что завтра приедет еще один друг. Не успел назавтра Володя сойти с поезда, как к нему подскочил мент и произнес (показалось, что угрожающе): "Второй!?" Вова решил, что я уже в узилище и очередь за ним.

Сашины вещи хранились опечатанными в каком-то складе, и мы их перетащили в указанную Сашей баню. Помню, что все было напряжно из-за малого времени, количества и разбросанности дел. Я отправился в Бармакон, где надо было добыть сашину трудовую и получить зарплату. Меня убеждали, что в Бармакон сейчас попасть нельзя ни на чем, так как река Чуна вот-вот тронется, и машины туда по этой причине не ходят. А если я и перейду Чуну, то меня отрежет там ледоходом, и придется ждать чистой воды, чтобы вернуться на лодке. Не помню, каково расстояние между Чуной и Бармаконом. Может быть километров 15-20, так как я успел обернуться за один день. Раздобыл какой-то шест и, на всякий случай, шел по весеннему льду с шестом.

Помню, как мы сидели с Володей в бане и под новые песни Кима комплектовали и обшивали посылки. Эти песни до Красноярска в то время еще не дошли, а в вещах был портативный магнитофон и куча кассет. "Куда ты скачешь, мальчик…" Кайф. Посылки Володя отправлял уже без меня. Эта эпопея долго нас веселила. Мы дали ей название "Чунско-Бармаконская операция". С Сашей Подрабинеком так и не привелось встретиться. Обменялись несколькими письмами. Я описал ему в красках все перипетии операции, дал своего рода отчет.

Я не знал, что Саша хлопотал о возмещении нам ущерба. По справедливости так это мы должны быть ему благодарны за чудесное приключение.

P.S.

Я показал эту писанину Сиротинину, и он некоторые моменты помнит иначе.

1. Подрабинек не жил в Чуне, его сразу отправили в Бармакон. В Чуне мы оказались потому, что туда были отправлены на хранение Сашины вещи.

2. Мы стояли не в бане, а в летнем домике. Хозяина этого домика нам "передала" Лариса Богораз. Как известно, она до этого жила в Чуне вместе с Толей Марченко, и этот мужичок был с ними в хороших отношениях. Помог он и нам.

3. Алла Хромова была тогда всего лишь невестой Подрабинека, и от этого у них были различные трудности.

4. Была у нас с Володей какая-то договоренность о связи, и где-то я ему оставил записку, которую он сумел получить. В записке я назначал ему свидание в Чуне, в райотделе милиции, и там его встретил вместе с лейтенантом. Вопрос "Второй?" имел место. Мы, не сговариваясь, были одеты одинаково: в штормовые костюмы, тельняшки, береты - и походили на какой-то спецназ.

5. Володя помнит, что мы раздобыли ткань, швейную машинку, научились шить (и были этим очень горды) и сшили бессчетно мешков для посылок. Но посылки у нас не приняли, т.к. мешки были сшиты не по стандарту. В сельпо больше не нашлось нужной ткани, поэтому на повторную обшивку посылок не хватило материала, и часть посылок мы увезли в Красноярск и отсылали уже оттуда.

6. Мой "отчет" Подрабинеку произвел на Володю большое впечатление, т.к. по форме был серьезным, детальным, а по сути – юмористическим. По его просьбе я сделал для него копию, и эту копию у него нашло ГБ при очередном обыске. Спрятал не очень хорошо и сам про нее забыл. (В связи с этим вспоминаю дежурную шутку в семье Саши Лавута. Когда все сбиваются с ног в поисках какой-то бумаги, кто-нибудь произносит успокоительно: ГБ найдет!). По этой бумаге Володю долго допрашивали. Там фигурировали денежные суммы, и подозревали участие фонда помощи заключенным. Кажется, так оно и было. Этот факт проливает новый свет на требование Подрабинека о возмещении нам ущерба. Он тем самым хотел создать у ГБ впечатление, что мы осуществили все на свои деньги. Итак, интересная эта бумага погребена в деле Сиротинина.

7. Многое выпало из памяти и у Володи. Мелькает какое-то "кольцо с бриллиантом", какая-то детективная пуговица, которую я нашел в Бармаконе, какой-то тип, который замылил сашины медицинские справочники и т.д. Я попросил Володю записать, что помнит он из этой истории. Это одна из бесчисленных типичных историй того времени. Прятки и казаки-разбойники.