Люди и судьбы. Жертвам политических репрессий Краснотуранского района посвящается...
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей,
Я лишился и чаши на пире отцов
И веселье, и чести своей
О.Мандельштам
С лета 1929 года коллективизация сельского хозяйства носила отнюдь не добровольный характер. С июля до конца года в колхозы было объединено 3,4 млн. крестьянских хозяйств, т.е. 14% их общего числа. К исходу февраля 1930 года в колхозах численность уже достигла 14 млн. хозяйств - 60% общего числа. Зажиточные хозяйства раскулачивались, их владельцы с семьями выселялись в отдаленные необжитые районы. Только в 1930-1931 годах было выселено свыше 380 тысяч семей, т.е. около 2 млн. человек. Всего же было раскулачено намного больше. Эту цифру точно не знает никто. По частично сохранившимся документам известно, что общее число репрессированных семей было 1091 - это по Абаканскому району, ныне Краснотуранскому. Вот такие были показатели: Всего с/с – 32
Краснотуранский - 177 семей
Белоярский - 124 семьи
Кортузский - 62 семьи
Бузуновский - 34 семьи
Николаевский - 32 семьи
Кара-Белыкский - 30 семей
Листвяговский - 29 семей
Байкаловский - 21 семья
Александровский - 4 семьи
Те страшные годы не обошли стороной и многих наших земляков — краснотуранцев. Среди так называемых кулаков был и Сорокин Флегонт Елизарович (1891 г.р.) (03). Он был единоличник, а значит, считался кулаком. Вот к числу таких раскулаченных семей отнесли и Сорокина Ф.Е.
Сорокин
Флегонт Елизарович
Его арестовали в 1929 году, так как до «вступления» в колхоз имел зажиточное
хозяйство по тем временам. Была семья, жена и дети. Исключили из колхоза, как
пробравшегося чуждого элемента, кулака, у которого мечта была направлена, якобы,
на развал данного колхоза. Через сына Александра Флегонтовича Сорокина удалось
получить справку из архива (Архивная справка), которая свидетельствует о данных
этого человека. Умер Сорокин Ф.Е. в возрасте 64 лет, но каждый здравомыслящий
человек может представить, что выпало на долю этого человека и его семьи.
Никаких слов утешения не хватает, чтобы как-то выразить своё чувство к таким людям, как Марьясова Мария Егоровна. Да, сколько их было кулаков в Сорокино, родном селе родителей её - Кортузе, Листвягове – которое, кстати, было очень богатое по тем временам - свидетельствовали люди тех лет. Давно уже нет в живых этой милой женщины, но в той судьбе, которая её преследовала, поведала её невестка - Марьясова Евдокия Григорьевна. Она позволила воспользоваться документами, которые сохранились. Родителей вместе с братом Яковом выбросили из дома, как ненужную вещь. Саму Марию спасло от ссылки замужество. Имущество, какое было, конфисковали. Никогда больше Мария не встретила родителей, сколько было пролито слез. Родители Марии - Егор Савельевич умер, могила неизвестно где, а вот мама - Татьяна Андреевна умерла по дороге в ссылку, в тайгу. Брат Яков Егорыч после ссылки попал на фронт. Воевал геройски, защищал Родину. Как бы ни было трудно и опасно, он всегда старался быть в передовых батальонах, мечтал о встрече с сестрой, единственным родным человеком. На войне был тяжело ранен и потерял ногу. После войны жил в селе Майском, Ижмарского района Кемеровской области, работал учителем начальных классов. На Родину не вернулся. Сколько любви он вложил в свою профессию. Несмотря на такую «заброшенную» свою прошлую судьбу, Яков учил своих учеников любить, беречь и ценить жизнь, уважать мнение других, относиться ко всякому делу по чести и совести. «Как много жуткого и интересного одновременно рассказывал Яков Егорыч, - вспоминала Евдокия Григорьевна. Он никогда никому ничего не рассказывал, говорил, что боится, как бы дети не повторили его судьбу. Только незадолго до смерти в 1992 году поведал о своей горькой жизни ссыльного крестьянина, как работал на лесоповале с раннего утра и до позднего вечера, а кормить порою вовсе не кормили, забывали».
И что всегда привлекало в рассказах, воспоминаниях этих двух людей брата и сестры - это то, что они не озлобились на жизнь, на людей. Наоборот, Мария Егоровна всегда говорила: «Пожили бы те, кто хвалит сегодня так жизнь до революции, да поработали бы с 5-7 лет на поле. Мне вслед кричали «Кулацкая дочь», - а что я видела в детстве, кроме работы - ничего. Детство то я и не знала, не видела его».
Да, революция, гражданская война раскололи общество. В деревне в комбеды входили зачастую те, кто не хотел работать, а умел хорошо говорить. Вот они-то и расправлялись зачастую с односельчанами: кому завидовали, того и называли кулаками, с теми и расправлялись, т.е. попросту сводили счеты. У них были свои законы. Ещё живы родные, потому Мария Егоровна не могла назвать имя человека, о котором жители деревни Сорокино говорили всегда плохо. А этот человек был и активным комсомольцем, и репрессированным, и активистом. Он запугивал людей, облеченный властью, считал, что ему всё дозволено, всё можно делать. Да, были и такие люди, люди-завистники. И вот среди таких «черных» людей нашелся такой, который всячески постарался, чтобы выселить семью Гарбузова Василия Трифоновича.
У этой семьи своя печальная история, как и у многих тысяч людей того времени. В 1929 г. Василий Трифонович Гарбузов не хотел вступать в колхоз. Семья была большая, дети выросли и были уже хорошими помощниками по хозяйству. Жили крепко - так тогда говорили в Сибири. Это было осенью. По берегу Енисея пришла ночью, таясь, кума Татьяна Мастракова и сказала, что утром придут описывать имущество. Василий Трифонович и Демид Суворов всю ночь прятали и увозили самое ценное, что смогли нажить своим трудом, как говорится, кровью и потом. Всё это увезли и спрятали у Демида. Утром пришли - ничего не нашли. Через некоторое время опять предупредили - будут выселять. Дед Иван и дед Демид дали лошадь и Гарбузовы ночью, тайком от всех, вместе с семьёй уехали в Кортуз. У жены Гарбузова Тарасковьи Васильевны там жила родня. Их приютили родные, и там они так и остались жить. Но и на новом месте им было неспокойно. Всюду вслед им кричали: «Кулаки приехали». Не вытерпели унижения, оскорбления, уехали, куда глаза глядят. Поселились в деревне Ерба. Ютились в крохотной избушке всей семьёй, а их было 7 человек. Спали где кому и как придется. Но и там семья Гарбузовых не нашла покоя. Опять и здесь их называли кулаками. Что же делать? Как дальше жить? Остаться здесь - значит, вышлют на лесоповал, а значит отправят на смерть, потому что мало кто возвращался живым с этих работ. Надо было спасать семью, детей. И решили они уехать в Хакасию, в деревню. Там их никто не знал, кто они, откуда и никто их не называл кулаками. Жили они в деревне Знаменка. Там Василий Трифонович проработал на стройке клуба, дети пошли учиться в школу. Тянуло домой. Через многие годы всё же вернулись в Кортуз, и там Гарбузов стал работать кучером у директора. Кулаком больше никто его не называл. А ведь по сути - что же имел «кулак» Гарбузов в своем хозяйстве? Были лошади, коровы, хлеб сами сеяли. Сами же строили амбары, для хранения урожая. Ведь и семья была не маленькая. Всё это поведала дочь Гарбузова — Александра Васильевна Зорина. Говорит: «Да, спасибо тете Тане, если бы не она, может, и наша семья сгинула бы так же, как и семья Марьясовых Егора Васильевича и Татьяны Андреевны и как многие еще тысячи и тысячи ни в чем не повинных людей крестьян-тружеников». Да, тяжелое время было.
Активно использовалась депортация целых народов или их части. 28 августа 1937 г. был принят Указ о ликвидации автономной республики немцев Поволжья и высылка их в республики Средней Азии и Сибири. Но почему-то этот указ был введен в действие только, когда Гитлер объявил войну, и вот тогда-то началось самое страшное для немцев Поволжья. Часть трудоспособных немцев в 1942 г. была мобилизована в трудармию, что практически не отличалось от отбытия срока заключения в лагере. В крае трудоармейское отделение было организовано при Краслаге, существовала трудоармейская зона на станции Сорокино. С 1943-1944 гг. в лагеря и ссылки стали поступать советские военнопленные, предварительно прошедшие фильтрационные лагеря. В связи с этим в 1942 г. Комитет обороны издал указ о членах семей изменников Родины. Если раненный, без сознания, либо контужен, попал в плен - изменник Родины. Бежал из плена, значит, явился с диверсией, да и разве мог советский военнопленный вынести всё, а ведь старались, терпели муки. А как было обидно тем, кто содержался в немецких лагерях, был истерзан, избит, замучен, но если ему улыбнулась удача и он смог убежать из плена или же его освобождали русские войска - опять же здесь, у себя на Родине, его истязали в Сталинских лагерях, мучили, уничтожали. И всё это отражалось на их семьях. Они были тоже отрезаны от мира, от человеческих прав.
Тема «Немцы Поволжья» непосредственно связана с моей семьёй, т.е. с бабушками и дедушками моих родителей. Т.к. моя бабушка по материнской линии умерла, когда я была совсем маленькая, мне моя мама рассказала о том, что было ей известно о том времени.
«Теперь, когда я уже разменяла пятый десяток, я намного лучше стала понимать смысл жизни и, наверное, могу поведать о тех страшных годах, о которых гак часто рассказывала мне моя бабушка Зайферт Софья Ивановна (1898 года рождения) (01). Они с мужем Иваном Ивановичем жили в Поволжье, в Саратовской области. Было у них 10 детей, 6 умерло с голода, как известно: 1932-33 гг. в Поволжье был ужасный голод, выжили четверо два сына и две дочки. Трудились на совесть, не разгибая спины, чтобы как-то накормить детей и поднять их. Но вот наступил роковой 1941 год, роковой для всех людей Советского Союза, а для немцев он был особенно роковым. В течение 24-х часов они должны были покинуть свои насиженные места. Люди оставили всё: дома, хозяйства, вещи. Пришлось брать только самое необходимое. Дети малые. Моей маме тогда было всего 7 лет, но она тоже всё это помнила всю свою жизнь. Многих тогда погрузили на баржи, переплавляя через Волгу, а Гитлер уже бомбил во всю. Много барж с людьми были затоплены от попадания в них снарядов. Кого-то отправляли на поездах. Стоял рёв скотины, брошенной хозяевами, люди русские плакали, провожая своих односельчан немцев. И вот так, моя бабушка с дедом попали на спецпоселение в Красноярский край, Идринский район (02). Это было в августе 1941 года. Пришлось привыкать к новым местам, к людям.
Бабушка всегда говорила, что мир не без добрых людей. Люди русские помогли, но как всегда были и негостеприимные люди, которые обзывали «фашистами, гестаповцами». Да, эта война наложила черное пятно на всю нацию немцев, которым пришлось долгие и долгие годы терпеть унижение и оскорбления со стороны властей, людей. Ровно через год, в 1942 году Софью Ивановну призывают в строительные батальоны, это было в ноябре. А чуть раньше призвали и деда Ивана в трудармию. Дома остаются дети, совсем одни. Старшего сына тоже призвали в трудармию, а вот остальные трое детей остались одни. Как же так можно было поступить с людьми? Одному Богу известно, как было тяжело матери быть вдали от своих детей, ничего о них не знать, не знать - жив ли муж, сын?
Дети жили одни, старшие помогали младшим. Моя мама была ещё маленькой, она
зарабатывала на кусок хлеба тем, что стирала бельё у людей. Страшно представить
эти крохотные ручки у 8-ми летней девчушки, которые стирают белье.
В 1943 г. бабушку Софью мобилизуют в Башкирскую АССР, в трудармию. Об этом
свидетельствую справки, которые нам выслали из архивов Красноярского края.
И только в 1944 г. бабушке Софье позволили вернуться к семье. Вернулся из
трудармии и дед Иван, естественно, здоровье у обоих было очень подорвано. Но
надо был жить, растить детей. Каждый день надо было отмечаться в комендатуре,
без разрешения никуда нельзя было ехать. В чем вина этих бедных людей? В том,
что они немцы? Или же все же существовал лимит уничтожения всех рас?
В декабре 1955 г. был издан указ о снятии комендатурского надзора. И в 1956 г.
31 января они были освобождены от спецпоселения.
Что делать? Ведь прошло почти 15 лет с момента выселения их с Поволжья. Дети выросли. К тому времени старший сын был уже женат, росли внуки, и они решили остаться в с. Манском Идринского района. Но сколько я помню, всегда бабушка очень горько плакала и сильно хотела домой. Прожила она 84 года, и перед смертью её последним желанием было хоть одним глазком посмотреть на свой домик, на своё родное село. Это сейчас, с годами, понимаешь, как же тяжело было ей, что выпало на её долю, что пришлось пережить в трудармии. Кто и что от этого выиграл?»
Тысячи искалеченных судеб. Я, правнучка моей милой и доброй бабушки Софьи, без слез не могу писать эти строки. Я знаю, что и деды с бабушками с папиной стороны тоже были в трудармии, по рассказам я слышала, что почти никому из переселенцев с Поволжья не удалось избежать этой участи. И ещё долгие и долгие годы немцы не имели никаких прав, хотя указ вышел в 1956 году. Они не служили в армии поначалу, их не ставили на высшие чины, т.е. ещё долгое время на них стояло клеймо Гитлера, хотя они были советскими немцами. Моя мама запомнила слова, однажды сказанные ей бабушкой Софьей: «Никогда не обращай внимания на нацию, лишь бы человек был хорошим. Пусть он будет хакасом, либо узбеком, нация ничего не меняет. Человек должен быть всегда человеком». Да, искореняли человека, какой бы нации он ни был. Враг народа и всё. Доказательства не принимались в счет. Искореняли, но не искоренили.
Мы, юное поколение уже XXI века, находимся в неоплатном долгу перед дедами и прадедами. Мы чтим историю, мы любим родную сибирскую землю и стремимся познать прошлое. Казалось бы, закончилась такая великая война. 4 грозных года, без сна и покоя. Люди не щадили своих сил, трудились в тылу на благо своей Родины. Работали на полях с раннего утра и до темной ночи, голодали, недосыпали. И все равно, многих арестовывали за малейшую провинность, за любой поклёп.
Да, мы не должны забывать, мы должны помнить и хоть что-нибудь сделать для тех, кто ещё жив. И я призываю всех, особенно тех, кого коснулись репрессии, у кого живы ещё родственники, друзья и просто знакомые: создайте им домашний уют, обогрейте их своим теплом и ласковым словом, которого они были лишены многие и многие годы. Они заслужили быть счастливыми. Пусть им, тем немногим, что остались в живых, живется легко. Пусть высохнут в их глазах слезы, затянутся душевные раны.
Мне хочется сказать от имени всего моего поколения всем им, живущим сегодня, большое спасибо за их терпение, за их стойкость. Умрут те, кто испытал на себе тяготы тех ужасных лет, но останутся те, кто жил с ним рядом, кому они смогли рассказать о том страшном времени. Хотя я уверена, что многие из них унесли с собой всю свою боль. Остались, конечно, ещё в живых и те, кто был причастен к расстрелам, казням, убийствам, арестам. Конечно, многие шли на это по приказу, но многие и по собственной воле. Как говорят в народе, этим людям Бог судья. Вечная память всем жертвам политических репрессий и Сталинских лагерей!