Снегопись

Началась эта история в послевоенное время в тихом, скромном городе Канске в ноябре 1949 года. Я тогда учился в третьем классе и в школу ходил по утрам рано в компании с двоюродным братом Володей, соседскими ровесниками, среди которых был и Коля Смагишев о семье которого и пойдет речь.

Однажды, ноябрьским утром, выйдя на улицу, чтобы отправиться в школу, мы увидели, что за ночь выпал большой снег. Все было вокруг белым-бело. Собравшись, как обычно, мы направились уже в школу, как вдруг Коля Смагишев предложил нам пописать, но не просто пописать, а на снегу струей мочи свои имена. Как мы все ни старались, ничего у нас не получилось. Тогда Коля стал уверенно водить своей струей по свежему снегу, но почему-то у него вместо собственного имени получилось слово «Сталин». И написал он как раз напротив своей калитки. Получилось довольно красиво и размашисто. Было раннее утро, прохожих на улице еще не было, а мы, похвалив Колю, дружно зашагали в школу.

Когда после занятий мы вернулись домой, - нас ждала страшная новость. Оказалось, что кто-то, проходя мимо этой «снегописи», увидел написанное, и донес «куда надо». Вскоре приехали люди в портупеях и забрали с собой отца Коли – дядю Трофима. Дома оставалась только Колина мама – тетя Вера да двое его младших братишек-погодков: Санька и Данька. Одному не было и трех, а другому – три с половиной. Мы их называли «смагишата». Тетя Вера сидела и плакала, а «смагишата» сидели непривычно притихшие и непонимающе поглядывали по сторонам.

Колин отец – дядя Трофим был почитаем и уважаемым на нашей улице. Кажется, что нет ничего такого, чего он не умел бы делать. Всегда всем помогал. Работал он на гидролизном заводе механиком гаража. Был мастеровым и хозяйственным человеком. Дома у него было хозяйство: корова, поросята, куры. Мы у них иногда молоко покупали. В технике он очень здорово разбирался, не зря на войне он был танкистом. На 9 Мая он надевал все свои награды на отутюженную гимнастерку и выходил во всем своем парадном наряде на улицу с бутылкой водки и начинал поздравлять всех соседей, особенно таких же фронтовиков, с Днем Победы. Мужики тянулись к нему, уважительно именовали его Трофимом Кирилловичем, хотя он был и моложе некоторых из них. Мне почему-то из всех его наград запомнилась медаль «За взятие Кенигсберга». Что такое Кенигсберг, я не знал, но мне казалось, что это какой-то рослый фашист и дядя Трофим его взял своими мускулистыми руками.

Так вот, напрасно все ждали его в этот день. Колька все время выходил на улицу, стоял и молча смотрел – не идет ли отец. Не появился он и на следующий день. И через неделю…

Только через полтора месяца тете Вере пришло извещение, что ее муж осужден на 10 лет по статье 58 за антисоветскую деятельность.

Все соседи, вся улица пошла к тете Вере выражать сочувствие и сострадание. Не только приходили, но и помогали, чем могли. Кто скотину помочь обиходить, кто дров подбросит, кто картошки, капусты, огурцов даст. В общем, в беде люди их не бросили. Мы к Кольке тоже относились с сочувствием; старались ему во всем угодить, в его просьбах ему никогда не отказывали. Прошло время, тетя Вера немного оттаяла. Появился у нее и приятель, который жил на самом краю нашей улицы у обрыва. Он жил один в вырытой и обустроенной им землянке. Откуда он появился, мы не знали. Но звали его почему-то «кистеперым», так как у него на руках не было по два пальца, и он очень заикался, судя по всему из-за контузии. В общем, все вроде бы стабилизировалось, только Коля наш стал какой-то задумчивый, появилась в нем агрессивность. Чуть что, сразу в морду!

После смерти Сталина, когда стали расформировывать лагеря, весной 1954 года неожиданно появился дядя Трофим. Осунувшийся, постаревший, исхудавший, он шел прямо к своей избе, ни с кем не здороваясь, ни на кого не обращая внимания. Эта новость мгновенно облетела всех. Мы сразу же ринулись к Кольке, надеясь получить информацию из первых рук. Он не заставил себя ждать, вышел к нам важный и, захлебываясь от восторга, поведал, что отец его совсем вернулся. Он очень любил своего отца. Дядя Трофим сидел свой срок в лагере под Иркутском. Никаких писем и передач ему не полагалось, поэтому о семье он ничего не знал.

Целую неделю дядя Трофим отсыпался, отмывался, приходил в себя, чувствовал себя в семье довольно счастливым. Возился со «смагишатами», навестил Колькину школу. Словом, зажил обычной нормальной семейной жизнью. Вот только кашлял он постоянно да лексикон его обогатился блатными словечками.

И опять нашелся какой-то (или какая-то) доброхот, который взял да и рассказал дяде Трофиму про «кистеперого», что тетя Вера с ним дружбу водила. Пошел дядя Трофим со своей женой разбираться. Что там у них произошло никто не знает, только она ему во всем призналась и повинилась.

Мрачный и угрюмый вышел дядя Трофим из дома. Захватив бутылку водки, направился он в дальний конец улицы в землянку к дружку тети Веры. Долго он там пробыл, «кистеперый» не один раз сбегал в магазин за бутылкой. О чем они там толковали никто не знает. Вернулся он домой изрядно пьяный и через некоторое время с его двора раздался поросячий визг, шум, грохот и повалил густой дым. А вскоре и сам он появился на улице с еще одной бутылкой водки, сел на стопку горбыля и начал пить прямо из горлышка. Все соседи, кто был дома, бросились на шум. Мужики ворвались во двор, в котором в лужах крови валялись поросята, корова, куры. Как бежали без голов, так и попадали где попало. Картина жуткая. Во дворе полыхала баня, из которой неслись вопли. Вдруг, вдребезги разбилось небольшое банное оконце, из которого вывалились один за другим «смагишата». От ушибов и испуга они орали нечеловеческими голосами. На некоторое время в этом окошечке показалась голова тети Веры, но потом исчезла. Видимо она не смогла пролезть в это окошко и потеряла сознание. Оказывается, дядя Трофим, порешив живность, загнал тетю Веру со «смагишатами» в баню и подпалил ее. Хорошо, что ему не пришло в голову запалить дом. «Смагишат» сразу же подхватили женщины и унесли к себе, а мужики взломали дверь в баню, быстро потушили огонь и вынесли тетю Веру во двор. Она была без сознания, но жива. Вскоре стали приводить ее в чувство и она очнулась…

Дядю Трофима мужики пытались увести, спрятать, выдать случившееся за несчастный случай, но он не давался, а все себе пытался нанести удары бутылкой по голове. Водка лилась из бутылки по его лицу, шее. Смешались все запахи: крови, гари, водки. Стоял такой мат, что даже собаки, так мне казалось, его понимали.

Вскоре подъехала милиция с врачом. Дядю Трофима увезли милиционеры, предварительно все описав и замерив. Тетю Веру, оказав медицинскую помощь, оставили дома со «смагишатами». Сердобольные соседки тоже остались возле нее.

Дядю Трофима с этого момента мы больше не видели и ничего о нем не слышали. Тетя Вера вскоре тронулась умом и умерла. «Смагишат» забрали дальние родственники в деревню. Коля школу забросил, связался с уголовниками, коих в Канске в ту пору было предостаточно, пошел по тюрьмам, где он и сгинул.

… А дом этот стоит до сих пор в Канске. На углу улиц Аэродромной и Восточной с заколоченными окнами, просевшей крышей и полусгнившей баней. Как напоминание о произошедшей в нем большой человеческой трагедии.

На оглавление Вперёд