Геннадий Капустинский. Так было. История без вырванных страниц
23 февраля… Именно этой датой сейчас отмечается День Защитника Отечества, появившийся как наследие Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота. Теперь этот праздник отмечает вся страна. Одни, правда, как День защитника Отечества, а другие как День Советской Армии и ВМФ. Празднуют и принимают поздравления и подарки даже те особи мужского пола, которые к защите Отечества и армии не имеют никакого отношения. В общем-то, получился как бы мужской день… Теперь и не разберешься сразу: то ли просто все мужики оттягиваются в этот день, то ли это все-таки праздник защитников?
Все смутно, не ясно, размыто и запутано. Да и сама дата вызывает недоумение. Если 23 февраля является датой рождения Советской армии и ВМФ, то почему мы ее отмечаем? Ведь Советской Армии и ВМФ уже нет, они распались вместе с Советским Союзом. А есть Российская Армия и флот, даты рождения, которых совершенно другие, но почему-то эти даты страна не отмечает.
Мы все выросли на мифе о 23 февраля 1918 года. Мифы эти живучи, поэтому сейчас нужно составить объективную картину событий и сделать правильные выводы. Как мне кажется, дата 23 февраля, оставшаяся нам в наследство, не является удачной в силу своей идеологизированности и политизированности. Тот ушедший праздник имел другие цели и задачи. Нужно обратиться к более ранней истории Российского государства, чтобы воинский праздник трактовался однозначно без всякой мифологии. Я бы предложил взять за основу такого праздника дату из Петровских времен. Хотя бы дату боевого крещения Преображенского и Семеновского полков, впервые принявших участие в 1700 году в Северной войне и Азовских походах Петра I. Только заняться этим вопросом нужно не дилетантам, а компетентным людям на государственном уровне.
Ну, а что же Советская Армия? Я прослужил в ее рядах много лет и знаю о ней не по книжкам или плакатным фильмам, а как бы изнутри и мне есть, что рассказать. Я не буду сейчас давать какую-либо оценку или делать какие-то выводы, а просто расскажу об одном крохотном эпизоде, событии, свидетелем которого я был.
Нельзя огульно охаивать прошлое наших вооруженных сил, в рядах которых служило не одно поколение нашего народа. Эта армия сломала хребет хваленому гитлеровскому вермахту, спасла мир от чумы национал-социализма. Благодаря ее мощи почти пол века после II мировой войны был сохранен мир и обеспечено стабильное международное положение нашей страны. И не виноваты десятки миллионов рядовых солдат, сержантов, тысячи офицеров и генералов, прошедших в ее рядах жизненную школу, что всевозможные полуграмотные вожди, кормчие и другие идейные вдохновители и руководители использовали их энтузиазм и патриотизм для достижения узких партийных целей через мощный идеологический аппарат в виде политорганов и карательных организаций. Армию готовили и воспитывали для распространения и защиты своей идеологии, а не для Отечества.
Обезличивалось буквально все, личность в человеке подавлялась. Жизнь и здоровье солдата и офицера стоила недорого. Любой ценой надо догнать, опередить, превзойти в боевой мощи армии вероятных противников, каких мы в те послевоенные времена везде имели, куда ни кинь взгляд.
В конце 50-х начале 60-х годов создавался ракетно-ядерный щит страны, рождался новый вид вооруженных сил - Ракетные Войска Стратегического Назначения (РВСН). По всей стране развертывались боевые ракетные комплексы. В один из таких комплексов в 1965 году я был направлен в Семипалатинскую область. Назначен я был в автомобильный полк заместителем командира автотранспортной роты. Задача полка состояла в том, чтобы бесперебойно обеспечить доставку любого военного груза на «точки». Возили буквально все: продукты питания, горючее, оборудование, материалы и даже сами «изделия», как закамуфлировано называли «ракетные комплекты и их боеголовки».
Расстояния были немереные и разные, постоянных дорог не было в целях конспирации и маскировки. Сам наш полк располагался в степи среди отдельных сопок в палатках и частично щитовых бараках. Ближайшая железнодорожная станция Жангиз-Тобе была примерно в 15-20 километрах. От нее шла ветка, по которой доставлялись грузы и «изделия» на склады, оборудование в пробитых для этих целей штольнях. Автомобильная техника полка располагалась рядом в огороженном колючей проволокой полевом парке под открытым небом. Только ПАРМы - полевые авторемонтные мастерские - на автомобильных шасси и прицепах были развернуты. Рядом стояло несколько дизельных электростанций, дававших электроэнергию в жилой городок, автопарк, другие объекты хозяйственно-бытового назначения. Вместо котельной использовался старый локомотив-паровоз, от которого по утепленным трубам шла вода и тепло на вышеуказанные объекты. Воду доставали из прорубленных ранее скважин глубинными насосами.
Возле этого локомотива был развернут и бытовой комплекс: бани, парикмахерские, военно-торговые ларьки, прачечные, медсанчасть… Все это обслуживалось в основном солдатами срочной службы. Офицеры с семьями и гражданский прикомандированный персонал жили в таких же бараках, тоже недалеко от этого хозяйственно-бытового комплекса. Комнатки в таких бараках были максимум восемнадцать квадратных метров, которые мы называли камерами. Вот примерно так мы были обустроены. Летом, не смотря на жару и пыль, еще было терпимо, но зимой доставалось всем. Поджимали сроки постановки «точек» и боевых районов в целом на боевое дежурство. Никто не делал никаких скидок на погоду или еще какие причины. В любых условиях, любой груз должен быть доставлен по назначению. Темпы были такие, что техника порой не выдерживала, а с людьми не считались вообще. В мороз под 30 градусов с ветром до 20-30 метров в секунду мы всем составом в автопарке едва ли не своим дыханием прогревали машины, заводили их и уходили колоннами в степь, в пургу выполнять поставленную задачу. Такой ветер (мы его называли на казахский манер - бабай), дул по три-четыре дня, а иногда и неделю подряд. Он рвал линии электропередач, сносил крыши с бараков, срывал и уносил в степь палатки. Люди прятались от ненастья где кто мог; бежали с детьми туда, где меньше дует, где еще можно укрыться: в клубе, штабе… А мы уходили с грузом на «точки», не имея права отвлекаться на личные семейные дела.
В такой буран иногда не все возвращались обратно. Порой молодой водитель, раззадоренный активным политработником, вызывался сделать дополнительный рейс. Его с «точки» отправляли горе командиры-воспитатели одного с пустым автомобилем за грузом. По пути, в непогоду при сильном «бабае», он сбивался с пути, ехал по степи, пока горючее было в баке, а потом погибал, просто замерзая. После, когда погода устанавливалась, его находили с помощью вертолета и тело доставляли в полк. И вот здесь-то начинается самое интересное. Оказывается, его никто никуда не посылал, никто его не видел, а сам солдат, проявив недисциплинированность, пользуясь сложными погодными условиями, на вверенном ему автомобиле совершил самовольное оставление части или отлучку, в результате чего и погиб. Теперь вроде как из активиста, инициатора, передовика солдат превращался в нарушителя воинской дисциплины и сам виноват в своей гибели. Так и докладывали наверх. Никаких расследований не проводилось, все ограничивалось донесением командира полка.
У меня до сих пор в памяти фамилия такого солдата из соседней роты - рядовой Юлин. Он был первым погибшим таким образом, которого я там увидел. Мало того, уже после случившегося выстраивался полк в полном составе. Перед полком выступает сначала командир полка (полковник Ведерников), после него замполит полка (майор Голиков). В своих выступлениях они клеймили позором погибшего самовольника, призывали крепить дисциплину, стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. В заключение перед строем выставляется замерший труп рядового Юлина для наглядности. Затем труп переносится к входу в солдатскую столовою, где он стоит прислоненный к стене дня три, чтобы все видели и помнили: к чему приводит недисциплинированность! Посчитав, что такой «воспитательной работы» достаточно, труп заколачивают в ящик и на машине отправляют в Семипалатинск для передачи родным, которым сообщили о случившемся заранее. При передаче тела родственникам представитель полка (а это был как правило политработник) всячески нахваливал солдата, говорил много хороших слов в его адрес и утешал родных, как мог. Ну, а дальше начинались проблемы самих родственников по доставке тела к месту захоронения. Бывало, что за погибшим солдатом никто не приезжал, тогда тело хоронили за городом на так называемой 13-ой «точке».
Редкая зима проходила, чтобы не было таких случаев. За зиму в период буранов (бабаев) гибло до десятка военнослужащих. И не только солдаты срочной службы - гибли и офицеры. К такой дикости невозможно привыкнуть. Я задавал вопросы другим офицерам, которые были постарше, поопытнее меня: «Как же это? Ведь солдат погиб не по своей вине. Почему его оклеветали и сделали виновным? Почему никто за его гибель не отвечал? Для чего нужно издеваться над телом погибшего?». Много было таких «почему». Тогда я был молод и наивен, многого не понимал. В ответ я слышал лишь советы не задавать глупых вопросов. Система «давай, давай» работала на полную мощность.
Гибли и офицеры. В основном из-за пьянки. Пьянство процветало мощным цветом. Пили от тоски и безысходности. Пили спирт, которого в гарнизонных складах более чем достаточно. Пьянствовали в основном старые, седые капитаны, командиры рот. Эти люди в основном были послевоенными воспитанниками полков, сиротами. По достижению призывного возраста их отправляли на курсы младших лейтенантов, где они обучались шесть месяцев азам и командирским навыкам. Окончив курсы, они попадали в части на первичные офицерские должности, где дослуживались максимум до должности ротного и звания капитана. Это был их потолок. Не имея полноценного военного образования, они не могли качественно и грамотно руководить большими воинскими коллективами, и до седых волос командовали ротами, постепенно спиваясь и деградируя. По пьянке такой капитан хватал первый попавшийся автомобиль с подчиненным солдатом - шофером и приказывал ему ехать, не смотря на бурю, в какой-нибудь казахский аул. По пути в машине засыпал, солдат ехал, не зная дороги, пока не кончалось горючее, и оба замерзали. В таких случаях тело на обозрение не выставлялось, все происходило втихую, словно ничего и не было.
На смену таким командирам приходили мы, имевшие за плечами военное образование и достаточный уже опыт службы в сухопутных войсках. Но это уже тема другого разговора, который я надеюсь продолжить.
Я описал лишь маленькую часть небольшого отрезка будней наших Вооруженных Сил периода разгара «холодной войны». Мне кажется, что об этом надо говорить во весь голос, чтобы история нашей Армии не строилась на мифах.