За год до войны (а то и больше) мой папа Адриан Ефимович Нелюбин уехал работать в Норильск, а через два года и мы с мамой отправились на Крайний Север….

…Я видела, как колоннами ведут заключенных, но тогда я не понимала, что к чему, и даже не задумывалась над тем, кто они такие, почему ходят под конвоем. Мне больше запомнились так называемые дневальные, те же зэки: они убирали на кухне, носили в дом уголь, а вечером уходили ночевать в лагерь. Я помню, их всегда жалели и подкармливали.

Однажды такой заключенный спас соседскую девочку. Была не очень сильная пурга, и она вышла погулять. Видно, замерзла и от ветра спряталась возле большого ящика с углем — у всех домов тогда такие стояли. Девчонку уже почти снегом засыпало, когда ее заметил чей-то дневальный. Он подхватил ее на руки и постучал к нам: «Не знаете чья?» А мы и ахнули: «Это же наша Нелька!»

Сейчас понимаю, что многие дикие приметы жизни Норильлага тогда воспринимала как должное и потому, что была ребенком, и потому, что никто никогда вслух ничего не обсуждал... И все же один человек из заключенных выделялся особо — это Владимир Климентьевич Котульский, чьим именем позже назвали в Норильске улицу. Седой, с бородкой, известный геолог из потомственных интеллигентов. Я тогда уже знала, что он знаменитый зэк, которому лагерь заменили ссылкой, потому что Котульский столько знал и умел. К нему из Ленинграда жена приехала, а его сестра — все знали это! — Елена Климентьевна Котульская пела в Большом театре.

А еще я помню, как в войну по Норильску матрос с Диксона в бескозырке ходил, — его от смерти спас еще один знаменитый арестант доктор Родионов. Его все так и называли: врач-кудесник. Тогда о сражении с фашистами на Диксоне знали даже дети. Раненого матроса прооперировал доктор Родионов и тем самым вытащил его с того света. Доктора тогда наградили, вот только не помню чем...

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."