Когда началась перестройка, когда гласность позволила приоткрыть завесу секретности в делах репрессированных людей, на страницах самых разных изданий появились воспоминания тех, кто выжил в лагерях. В музей истории освоения и развития Норильского промышленного района стали поступать запросы и от иностранцев, которые разыскивали родственников или соотечественников. Ценнейшие сведения содержала картотека первого архивариуса Норильска Т.Я.Гармаша: и о лагере, и о лагерниках. И все же информация об иностранцах в ГУЛАГе на Крайнем Севере и о других его жертвах была крайне скупа...

Помню свое изумление, когда Михаил Сергеевич Горбачев на встрече в верхах передал японской стороне архивные дела о репрессированных японских военнопленных. Их было 540 тысяч. Затем в 1989 г. в «Литературной газете» я прочитала о том, как поляки искали сведения об интернированных на территории СССР польских военнослужащих. Для этого они обратились в ведомство генерала Наседкина, который был начальником ГУЛАГа. Разговор происходил в 1942 г. Поляк ротмистр Чапский вспоминал: « Когда я заговорил о Новой Земле и Земле Франца-Иосифа, он (генерал Наседкин. — Авт.) не только не был удивлен, но и сам показал мне на карте порт Дудинка на Енисее, через который переправлялись на эти острова самые большие партии заключенных. Он сказал, что в его области невыпущенных поляков нет».

Эта фраза заинтересовала меня. Мы тогда еще не знали о массовых расстрелах поляков в Катыни, но среди заключенных-иностранцев подданные Польши были не самым малочисленным контингентом. Настоящим откровением для меня было то, что севернее Норильска тоже были лагеря. Позже в журналах «Столица» и «Эко» я увидела карты лагерей всех регионов страны, но и на них были не все «точки». Господин Новак из Бонна, побывав на Таймыре, сделал снимки лагеря «Рыбак», а затем прислал эти фотографии и карты, на которых были нанесены координаты Рыбаклага. Он располагался на реке Широкая. По его словам, узники добывали урановую руду. На снимках видны вышки, мотки проволоки, сломанные детали самолета, копры и вышки, пакетик махорки 1948 г.

Все отрывочные сведения об иностранцах Норильлага в отдельную папку начала собирать научный сотрудник музея истории и развития НПР Алла Борисовна Макарова — она-то и вручила мне папку для дальнейшего поиска сведений, систематизации и опубликования в рамках деятельности местного «Мемориала», членами которого мы были.

В документах 1930-1950 гг. не употреблялся термин «иностранцы» — в них писалось «иноподданные», и это обозначало тех, кто не были советскими гражданами, но, оказавшись в поле революционной законности чекистов, имели иностранные паспорта и наши визы. Здесь уместно привести слова чекиста, сказанные на допросе Менахема Бегина, гражданина Польши, впоследствии ставшего активным организатором государства Израиль и его премьер-министром: «58-я статья распространяется на всех людей во всем мире... Весь вопрос в том, когда человек попадет к нам и когда мы доберемся до него».

Пролетарский интернационализм большевиков — это провозглашенная ими идеология, а 58-я статья — практический механизм (якобы правовой) применения этой идеологии. Вспомните, что серп и молот изображались на фоне земного шара. Это означает, что для коммунистов мировая революция — цель, а 58-я статья — средство.

Иностранцы оказались в Норильлаге с момента его создания. О самых первых заключенных можно узнать, пожалуй, в основном из документальных источников — мало кто из тех, кто прошел ГУЛАГ в 30-50-е годы, дожил до наших дней или хотя бы до перестройки.

В приказе № 12 от 11 января 1936 г., подписанном П.Ф.Аппаровичем, заместителем первого начальника Норильлага В.З.Матвеева, дается список премированных заключенных, которыми «в течение двух суток пробита дорога для движения тракторов от Дудинки до Боганидки, перевезено 5 тонн груза», а также хорошо отремонтированы трактора. В списке премированных финн Казонен (возможно Касонен) Тойво. О нем писал бывший заключенный Георгий Георгиевич Старицкий в 1990 г., что это «финн, который возил Матвеева в аэросанях, он был лейтенантом финской авиации. Я знал его еще по Сиблагу (Мариинск), там он был шофером в автобазе. Парень он был жуковатый и, как говорят, небольшой шпион, ходил через финскую границу. Думаю, что его расстреляли на Норильске втором...». Первые норильчане в своих воспоминаниях обязательно рассказывали о знаменитых тогда аэросанях с винтом наверху. Второй Норильск — это одно из печально знаменитых расстрельных мест лагеря.

В списке расстрелянных нашла еще одну иностранную фамилию: КИМ У-Сун. Он родился в 1902 г. в Корее в Сен-Дин. Был расстрелян 4 марта по постановлению тройки УНКВД от 13.02.1938 г. Как кореец попал в Норильлаг, можно только предполагать. Хорошо известно, что корейцы были первым репрессированным народом в СССР, — с Дальнего Востока их депортировали в Среднюю Азию и Казахстан в 1933 г. Может быть, оттуда он и попал как «шпион» на Крайний Север? Единственные данные о Ким У-Суне можно найти только в загсе г.Норильска.

Здесь же я нашла еще одну скупую запись об иностранце Салева Эйно Германович, 1904 г. рождения, финн, родился в Финляндии, расстрелян тоже 4 марта 1938 г., в один день с корейцем Ким У-Суном. В графе «где работал» прочерк.

Почему о смерти не всех заключенных, в том числе и иноподданных, есть упоминание (даже самое скупое) в загсе г.Норильска? Когда возобновила свою работу комиссия по реабилитации жертв политических репрессий, из Информационного центра МВД Красноярского края (здесь находится картотека заключенных Норильлага и других «лагов» этой части Сибири, которую многие десятилетия «заселяло» НКВД-МВД) в Норильский загс стали поступать сведения о смерти заключенных, в том числе и иностранцев. Но далеко не обо всех, а только о тех, на кого поступали запросы, или это была просто дань времени, ибо подобная информация появилась только в начале перестройки.

О том, как трудно получить сведения о репрессированных родственниках, в свое время рассказывал заместитель прокурора Норильска Евгений Викторович Павловский: Его отец, священник, был расстрелян в Норильлаге. Несмотря на занимаемую должность в 40-50-х годах, Евгений Павловский, естественно, не мог предпринять никаких поисков своего отца. И только в конце 80-х годов он из Норильского загса получил два свидетельства о его смерти. Почему два? Да потому что в первом в графе «причина смерти» стоял прочерк. Даже спустя полвека внутренние органы нашего государства «стеснялись» сказать правду, жить не по лжи. И только после повторных запросов сын получил документ о расстреле отца в Норильлаге.

До сих пор информация об истинных масштабах репрессий по сути неизвестна, и собрать ее пока (?) просто невозможно: так называемые компетентные органы работают только с теми делами людей, которых активно разыскивают родственники. Таким образом, частные лагерные судьбы еще не составили общей аналитической и количественной картины человеческих трагедий в ГУЛАГе.

И еще одно — лексическое — отступление хочется сделать. Всегда режет слух и глаз словосочетание «политзэки». Упоминаемый уже мною Трофим Яковлевич Гармаш в своей картотеке никогда не употреблял термин «зэк» по отношению к «врагам народа», это считалось им в традициях норильской интеллигенции некорректным и оскорбительным. Тут даже форма восставала против содержания. Первый архивариус всегда писал «з/к». Откуда возникла эта аббревиатура? Она появилась на строительстве Беломорканала в 1931-1933 гг. и первоначально читалась как заключенный-каналоармеец, сокращенно «з/к». А зэками в те времена называли уголовников.

Жертвы пропаганды

Если бы иностранцы имели реальное представление о жизни в СССР, они никогда бы не решились поехать туда. Немецкий коммунист Ганс Олрих, как и многие, стал жертвой большевистской пропаганды. В 1926 г. он эмигрировал в СССР, чтобы строить коммунизм в первой стране рабочих и крестьян. Очень быстро его обвинили в шпионаже — так он оказался в Норильском лагере, где работал инструментальщиком на заводе. В 1956 г. Ганс Олрих был реабилитирован. Вернулся на родину, где стал почетным членом руководства Трептовского района Берлина. О нем в своих воспоминаниях упоминал Юлий Янович Киперс, латышский коммунист, решивший стать революционером еще на школьной скамье, арестованный не просто, а по списку, как сам писал в стихах: «Мы, люди несчастья...» Он тоже был з/к Норильлага и от отправки еще дальше на Север, чуть ли не на Новую Землю, его спасла смерть Сталина.

Другой норильчанин — Петр Александрович Эрец, который «не сесть» не мог, ибо работал переводчиком с китайского в управлении КВЖД. «Десятки тысяч кавежединцев приехали в СССР в 1931 г. в связи с продажей Советским правительством Японии советской доли КВЖД. Во время ежовщины почти все они были осуждены как «японские шпионы». Большинство из них родилось в царской России или Китае и в СССР никогда не были. Они воспользовались приглашением Советского правительства, обещавшего им самые лучшие условия по приезде в СССР». (Жак Росси. Справочник по ГУЛАГу.) Так вот Эрец рассказал просто анекдотичный случай, когда человека осудили за одну только фамилию Маржоретто — в его роду был итальянец, пленный солдат наполеоновской армии.

Как много о временах массовых репрессий могут свидетельствовать документы! В архиве комбината есть личное дело № Е-280 Еллинека Ганса Альфредовича. Вот его данные. Родился в Вене в 1906 г. По национальности еврей. Родной язык немецкий. Подданство австрийское. Окончил физмат Венского университета. С 1926 по 1938 г. был членом австрийской компартии. С января 1935 г. по 10 октября 1938 г. Ганс Еллинек руководил радиовещательной лабораторией завода № 203 им.Орджоникидзе в Москве. Далее арест. За шпионаж и террористические намерения особое совещание НКВД приговорило его к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Ганс Еллинек отбывал срок в Норильске. Личное дело з/к из Австрии венчает его красноречивое заявление: «Прошу Вас уволить меня с комбината в связи с тем, что я получил разрешение на выезд за границу. Увольнение прошу оформить с 10 апреля 1947 г. с выездом самолетом за счет лагеря».

Сколько недоуменных вопросов рождает это заявление, написанное не без подсказок местного НКВД! Каким образом несчастный коммунист из Австрии получил разрешение на выезд за границу? Вряд ли он остался коммунистом после того, как ни за что ни про что отбыл в чужой стране (да еще где — на Крайнем Севере) 9 лет — на год больше того, что определили никакого отношения не имеющие к нему сами карательные органы. Еллинек просил уволить его потому, что после окончания срока наказания он был освобожден и оставлен на комбинате в принудительном порядке. Потому и личное дело на него завели и оно сохранилось в архиве. Если з/к убывал по какой-либо причине в течение срока наказания, то его формуляр проходил по лагерному учету. Ведь со времен А.П.Завенягина, то есть с 1938 г., администрации комбината и лагеря были разделены. Вот почему в норильских архивах хранятся дела на бывших заключенных. То, что бывшие узники не получали денег, говорит фраза Г.Еллинека об отправке его за счет лагеря. Дальнейшее строительство коммунизма в СССР проходило уже без вклада австрийского коммуниста.

Были в Норильлаге и испанцы. О них поведал Павел Владимирович Чебуркин, тоже з/к, который однажды спас заключенного-каторжанина от тяжелой работы, спросив у него: «Вы можете грамотно переписывать фамилии?» И услышал в ответ: «На каком языке? на французском? испанском? португальском?» И затем инженер-механик А.Н.Боголюбов, будущий член-корреспондент АН, стал работать по специальности. Так вот, П.Чебуркин вспоминал, как в 1938 г. в Норильлаг привезли молодого испанца, отнятого у родителей. Хуана перекрестили в Ивана, да и фамилию переделали на русский манер — стал испанец Иваном Мандраковым.

Когда гражданская война в Испании закончилась победой Франко, республиканцы стали покидать родину. Несколько пароходов с испанцами прибыли в Одессу. Последнему из них пришлось долго стоять на рейде — то ли закончились отведенные для приезжих места распределения по Союзу, то ли братская республиканская солидарность иссякла... Как бы то ни было, когда несчастных привезли в Норильск, многие из них от лагерного «гостеприимства» умерли...

Хуан, перекрещенный в Ивана Мандракова, по возрасту попал сначала в воспитательный дом, откуда бежал. Он стал обычным беспризорником, воровал на базаре еду... Его определили в Норильлаг, откуда уже было не сбежать.

Иностранцы работали во всех лаготделениях. Семен Георгиевич Головко, каторжанин, участник восстания в Норильске в 1953 г., в своих воспоминаниях назвал шведа Книртсена — он был закреплен за третьим отделением Горлага (Норильск).

Даже отдельные упоминания об иностранцах-заключенных, осужденных по политическим статьям и без них, расходятся с официальными заявлениями руководителей КГБ, утверждавших, что иностранцев либо не было в лагерях, либо это были единицы. Я убедилась в том, что это неправда, посмотрев документы из фонда ГУЛАГа. Вот о чем свидетельствовал статотчет, который и теперь хранится в бывшем ЦГАОРе (Центральном государственном архиве Октябрьской революции): в Норильском ИТЛ и Особлаге № 2 (здесь содержались каторжане, в Норильске он был назван Горным лагерем и начал свое существование с августа 1948 г.) отбывали наказание иностранцы из 19 стран. Это представители Германии, Японии, Италии, Румынии, Финляндии, Франции, Польши, Югославии, Чехословакии, Венгрии, Китая, Болгарии, Турции, Ирана, Австрии, Голландии, Бельгии, Кореи, Маньчжурии.

Список, о котором я рассказываю, был датирован 1 октября 1951 г. Более всех было заключенных из Японии (85 человек в ИТЛ и 30 — в Особлаге № 2), Германии (55 человек и 49 — соответственно), Польши (66 и 22 человека), Венгрии (88 и 13 человек), Маньчжурии (53 человека) и т.д. Есть и такие данные, что в лексике того времени называлось «окраска». В Особлаге № 2 в это время было 13276 человек, из них агентов иностранных разведок официально было 1365 человек, то есть каждый десятый. А вот троцкистов-бухаринцев было гораздо больше. Были ли среди осужденных по 58-й статье настоящие шпионы, сказать невозможно, если учесть размах массовых репрессий и шпиономании.

В приведенном списке государств, чьи подданные попали в Норильск, США не значатся, хотя об одном из таких, ставшем норильчанином не по своей воле, — Исае Оггинсе рассказала газета «Труд» в номере за 7 ноября 1992 г.

Исай Оггинс неизвестно за какие грехи был арестован в гостинице «Москва» 20 февраля 1939 г. Газета «Труд» опубликовала рапорт министра госбезопасности Абакумова Сталину и Молотову под грифом «Совершенно секретно». Рапорт датирован 21 мая 1947 г.:

«Докладываю Вам следующее:
В апреле 1942 г. американское посольство в СССР нотой в адрес Министерства иностранных дел СССР сообщило о том, что по имеющимся у посольства сведениям американский гражданин Оггинс Исай находится в заключении в Норильске. Посольство по поручению Государственного департамента просило сообщить причину его ареста, срок, на какой осужден Оггинс, состояние его здоровья.

В связи в настояниями американского посольства по указанию товарища Молотова 8 декабря 1942 г. и 9 января 1943 г. состоялось два свидания представителей посольства с осужденным Оггинс. Во время этих свиданий Оггинс сообщил, что он осужден как троцкист, нелегально въехавший в Советский Союз по чужому паспорту для связи с троцкистским подпольем в СССР.

Несмотря на такое заявление, американское посольство в Москве неоднократно возбуждало вопрос перед МИД СССР о пересмотре дела и досрочном освобождении Оггинс, пересылало письма и телеграммы Оггинс его жене, проживающей в США, а также сообщило МИД СССР, что признает Оггинс американским гражданином и готово репатриировать его на родину.

9 мая 1943 г. американскому правительству было сообщено, что «соответствующие советские органы не считают возможным пересмотреть дело Оггинс».

20 февраля 1939 г. Оггинс был действительно арестован по обвинению в шпионаже и предательстве. В процессе следствия эти подозрения не нашли своего подтверждения, и Оггинс виновным себя не признал. Однако Особое Совещание при НКВД СССР приговорило Оггинс к 8 годам ИТЛ, считая срок заключения с 20 февраля 1939 года... Появление Оггинс в США может быть использовано враждебными Советскому Союзу лицами для активной пропаганды против СССР.

Исходя из этого, МГБ СССР считает необходимым Оггинс Исая ликвидировать, сообщив американцам, что Оггинс после свидания с представителями американского посольства в июне 1943 г. был возвращен к месту отбытия срока наказания в Норильск и там в 1946 г. умер в больнице в результате обострения туберкулеза позвоночника.

В архивах Норильского лагеря нами будет отражен процесс заболевания Оггинс, оказанной ему медицинской и другой помощи. Смерть Оггинс будет оформлена историей болезни, актом вскрытия трупа и актом погребения.

Ввиду того, что жена Оггинс находится в Нью-Йорке, неоднократно обращалась в наше консульство за справками о муже, знает, что он арестован, — считаем полезным вызвать ее в консульство, сообщить о смерти мужа.

Прошу Ваших указаний.
Абакумов».
 

Что можно добавить к этому откровенному и циничному документу? Только то, что Сталин «дал добро» на уничтожение профессора истории колумбийского университета из Нью-Йорка. Об Исае Оггинсе сообщал еще один узник Норильлага, автор широко известного «Справочника по ГУЛАГу», француз Жак Росси. Исай Оггинс домой не вернулся.

Братья-славяне в Норильлаге

Когда началась горбачевская перестройка, норильские газеты немало писали о заключенных из Болгарии, Чехословакии, Польши, Югославии... В Норильлаг были этапированы Славка Терзиев, Славка Георгиев-Караславов, Благой Попов, как и Г.Димитров участвовавший в лейпцигском процессе, Ганс Митя, выпускник нашей сельхозакадемии и ставший ее научным сотрудником. Благой Попов в числе двадцати узников в 1939 г. был отправлен на Каларгон, штрафной изолятор в системе лагеря и расстрельное место «на шлепку», как говорил им конвой. По слухам, от смерти их спас А.П.Завенягин, тогдашний начальник комбината. В 1941 г. в июле из Норильска вывезли большую партию заключенных-инвалидов — всего 650 человек в инвалидный лагерь под Мариинском. В нее вошли болгары Матвей Илиев Тошев и Благой Попов, который дождался свободы, вернулся на родину, написал книгу воспоминаний, имеющуюся ныне в норильском музее.

Не по своей воле стали норильчанами Николаич Ярослав Федорович, Райнек — он капитаном служил с маршалом Тито, когда тот еще был комбатом-майором.

Б.Попов был дружен с Яновичем, польским представителем в Коммунистическом Интернационале Молодежи.
Родом из Брянска был Зигурд Людвиг, репрессированный «как лицо немецкой национальности», рассказавший о себе следующее: «Уголовники учили «бескорыстию»: подходили группой к «политическому», предлагая снять хорошую одежду, обувь. Тех, кто цеплялся за свое имущество, забивали до смерти досками, оторванными от нар. В результате «пожертвований» я стал ходить в кальсонах, выкрашенных химическим карандашом... Тощий, небритый, я казался стариком, и когда пришел на доклад С.М.Смирнова, зам. начальника санотдела Норильлага, побритым, тот не узнал меня: «А где старичок в синих штанах?!» З.Людвиг был медиком, и в 1943 г. его отправили на рудник открытых работ в десятое лаготделение. Там он вел амбулаторный прием с терапевтом Бернфельдом из Польши. Поляк Лещинский работал фельдшером на Каларгоне. Еще одну фамилию поляка мы узнали от норильчанина Н.П.Авдеева – Малец Владислав Михайлович, пройдя все круги большевистского рая, выжил и вернулся на родину.

В архиве Заполярного театра драмы им.В.Маяковского журналист Алла Борисовна Макарова нашла личное дело Кернера Терцко Шулимовича. Он родился в Польше в 1917 г. Перебрался в СССР, в 1939 г. от наступавших фашистов бежал во Львов. Во второй половине 1941 г. вместе с другими подданными Польши его освободили от спецпоселения в Свердловской области и перевели в Среднюю Азию, где формировалась польская армия.
Как же он вскорости оказался не на фронте, а в Норильлаге? Он сам дает ответ в своей автобиографии:

«В 1942 г. я проживал в Сталинабаде Кокташского района, откуда меня направило советское правительство в польскую армию. Приехал на место призыва вместе с другими. Здесь свирепствовал тиф, и меня с другими поляками вернули к месту жительства и велели не устраиваться на работу, а ждать нового вызова. Через месяц к нам в Кокташ приехали два военных поляка, которые начали вести следствие, по какой причине нас отправили обратно. Спустя два-три месяца, то есть 27 августа 1942 г., меня арестовали за связь с польской разведкой. Через десять месяцев меня осудили по статье УОТТ (уклонение от трудовой повинности) сроком на 10 лет».

9 августа 1943 г. Кернер Терцко Шулимович прибыл в Норильск. Советское правительство отпустило его в Польшу только в 1955 г. Забавная деталь: когда в Норильске Кернер заполнял анкету, то на вопрос о причинах пребывания за границей написал: «Родился и жил».

Немало поляков строили Норильский комбинат. Например, в архиве есть личное дело Вуйцик-Юркевича Юзефа (Иосифа) Антоновича. Его арестовали в Польше в 1944 г., на второй день после прихода регулярных войск Красной Армии. В его деле упоминается еще один подданный Польши – Вальдман Абрам Геникович. Он был арестован и этапирован в Норильск тоже в 1944 г., как и Вуйцик-Юркевич. Вместе с женой Вальдман вернулся на родину, о чем говорят записи в его личном деле.

Среди работников Норильского комбината обнаружила удивительное совпадение имени, отчества и фамилии у нашего соотечественника и чеха. Фукс Александр Яковлевич родился в г.Моравска-Острава. Его родным языком был чешский, хотя он еще знал французский, немецкий и слабо русский, который он начал изучать уже в СССР. Фукс жил в Чехословакии до 1939 г., затем два года работал шофером в Бельгии. Из дела непонятно, как он попал в поле действия 58-й статьи. В конце 1940 г. Фукс осужден как СОЭ (социально опасный элемент) на три года. По директиве № 185 был освобожден с дальнейшим закреплением на комбинате до конца войны.
Президиум Верховного Совета СССР принял несколько директив, разрешающих нашим «органам» задерживать освобождение и выезд с мест заключения тех, у кого срок закончился. Директива № 185 была принята 26 декабря 1941 г. В архивах на личных делах красным карандашом писали «Д-185», таким образом срок пролонгировался сначала до конца войны, потом — «вплоть до особого распоряжения »... А потом ссылка. Вот откуда фраза — век свободы не видать.

Но А.Я.Фуксу повезло, так как на родину он вернулся.

Уроженцем Чехословакии был и доктор Мозер Иоганн, немец по национальности, классный хирург, выпускник Пражского университета. Вот что о нем рассказал Павел Владимирович Чебуркин, тоже з/к, работавший с Мозером на Кайеркане: «Среди нашего контингента было несколько крупных уголовников, которые начали остальных обучать симуляции. Эти фокусы опытным врачам давно известны. Показал я Мозеру, как моментально излечивать «припадки». Удивлению честного немца не было предела. Он никак не мог понять, как можно не хотеть работать?!»

«Русский с китайцем братья навек...»

Так и хочется к этой крылатой фразе из песни с издевкой добавить: даже в ГУЛАГе.

Китайцы в силу своей внешности были очень приметны в Норильлаге. «Китайцев здесь, я думаю, не меньше двух тысяч человек, и большинство из них называется Ваня, реже — Володя, Андрей, Миша. Настоящие их имена и фамилии записаны в личных делах» — так писал в своих воспоминаниях Николай Владимирович Супруненко. Он еще написал, от чего не мороз по коже, а лед в душе: «Рассказал о трагедии Кима (корейца). Его арестовали во время свадьбы. Потом, как поэту Ключановичу (польский эмигрант), следователь выдергивал по волоску пышную бороду. Затем случай со знакомым мне по Чимкенту Хилько — его продержали много времени в клетке, залитой до колен водой, и у него на теле образовалась «крокодиловая» кожа...»

Но вернемся к китайцам. Не все они выжили — часть погибла от переохлаждения, истощения и голода. Среди заключенных китайцев были специалисты уникальных способностей. Например, очень известен был в лагере стеклодув Ся Шун-Чен. Все звали его Мишей. Он работал в научно-исследовательской опытной лаборатории обогатительной фабрики: изготавливал сложные приборы для лабораторий фабрик и заводов. Попал в лагерь в 1939 г. Известно, что еще в 1957 г. он был в Норильске: выдувал химическую посуду, реставрировал битую, приспособился колбы изготавливать из перегоревших лампочек, научился делать тигели Шотта... Еще он славился своим умением радовать всех собственного изготовления елочными игрушками...

Знаменитый з/к Норильлага из Франции Жак Росси в 1939 г. встречал в Дудинке Тру Ран-Чена (это его псевдоним). Он отозвался о нем как об исключительно интеллигентном человеке, он был членом Коминтерна.
Официальная цель создания Коминтерна — поддержка компартий, рабочих движений, левых всего мира. На самом деле это было отделение советской разведывательной системы. Кадры Коминтерна готовились в КУТВ — Коммунистическом университете трудящихся Востока и КУНМЗ — Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада. Там готовились бойцы невидимого фронта для мировой революции. Созданный Лениным в 1919 г., Коминтерн был распущен Сталиным в 1943 г. — он всех его членов подозревал в измене, очень многие из них пережили тюрьмы, лагеря. В Норильлаге отбывали срок болгарин Б.Попов, о нем уже шла речь, немец Иосиф Генрихович Бохнер, арестованный в августе 1937 г., — он был еще и в Сиблаге. Умер в 1945 г.

В 1923 г. от ЦК Компартии Китая был направлен в КУТВ Го Шао-Тан. Этот университет имел два сектора — советский и иностранный, в последнем занималось 600-700 человек из Китая, Египта, Греции, Японии, Турции, Персии и др. Все они были коммунистами-подпольщиками, причем самая большая группа была из Китая.

После КУТВ судьба Го Шао-Тана (его псевдоним Крымов) сложилась трагически. По заданию Коминтерна он вел в Китае подпольную работу, затем вернулся в Москву, стал помощником Г.Димитрова — вот тут его и арестовали. Реабилитировали Го Шао-Тана в 1954 г. Он вернулся в Москву и работал в Институте Востока АН СССР научным сотрудником. Еще один коминтерновец Иосиф Михайлович Бергер в 30-е годы выполнял ответственные задания Коминтерна в ряде стран. После ареста был з/к Норильского ИТЛ, Александровского централа (Иркутск). Выжил, покинул СССР и работал преподавателем в университете Тель-Авива. В 1973 г. во Флоренции он издал на русском языке книгу «Крушение поколения» (издательство «Аврора»). Эту книгу я нашла в Ленинке. Помню, что в своих лагерных воспоминаниях он не раскрыл ни одного псевдонима своих бывших товарищей по несчастью, боясь им навредить даже спустя десятилетия. Это меня, конечно, очень удивило.

...Когда по Норильску прошел слух, что приехали японские военнопленные, лагерь был взбудоражен: новые люди, другой уровень общения, полиглоты мечтали потренироваться в японском языке... В одном этапе с японцами был доставлен из Красноярской пересылки Павел Варламович Петрук, который был арестован в 1951 г. за одну фразу: «Все же американская и немецкая техника выносливее нашей». Сроки тогда были огромные — 25 и 5 лет поражения в правах. Освобождению многих тысяч помогла смерть одного — вождя. Павел Варламович вернулся домой, написал воспоминания и... стеклянную банку с рукописью закатал в пол гаража — советская власть не казалась ему гуманной. Спустя много лет он вспоминал эту тяжелую дорогу из Злобино до Дудинки: на дорогу дали десять ржавых селедок и сухари. Воды было очень мало, и все это на 13 суток. Наш соотечественник рассказывал, как в Дудинке начальник конвоя пинал и топтал японца только за то, что тот схватил кусочек снега. Через месяц этот несчастный умер в лагерной больнице пятого лагпункта. Оказалось, что этот человек был в Киото директором музыкального училища, а в Квантунской армии был интендантом полка.

Несколько имен японцев, злою волею попавших в Норильлаг, назвали жена и дочь Есио Ватанабэ. Вот эти имена: Ивама Хейтаро, Ханада Минору, Сайто Мисао, Сано Синрукуро, Сакаи Садаёси, Массу Гунджи, Маямото. Сам же Есио Ватанабэ был одним из руководителей Южно-Сахалинского губернаторства. В 1945 г., когда Сахалин перешел под юрисдикцию СССР, нужно было эвакуировать с острова 450 тысяч японцев. Ватанабэ остался до конца эвакуации. Своей семье он сказал: «Встретимся через 10 дней!». Госпожа Ватанабэ уехала в Японию и до 1956 г. не имела сведений о муже. Встречала каждый пароход с репатриированными. На последнем пароходе были военнопленные из Норильска. Один из них рассказал, что знал ее мужа и что она может больше его не ждать, так как он умер в 1950 г. в центральной больнице лагеря. С того дня она поставила себе задачу посетить Норильск и произнести там заупокойную мессу. Благодаря перестройке ее мечта осуществилась. После нескольких обращений в МИД ей и ее дочери разрешили посетить Норильск. Дочь Сатико говорила о том, какие волнующие минуты она пережила, когда они пролетали над Енисеем: «По этой реке плыл мой отец...»

Из других источников известны фамилии японцев, невольников Норильска: Асацуки Сеодзо, в 1946 г. арестован и осужден по указу 1947 г. (так в его документах). По этому указу провозглашалась отмена смертной казни, но вводились 25-летние сроки наказания даже на статьи о мелких хищениях госсобственности, «левые рейсы», за недонесение о таковых, за «контрреволюционные преступления»... В то время, когда приезжали дочь и жена Ватанабэ, они встречались в Норильске с Терюо Сирота, бывшим репрессированным и в Японию не вернувшимся.

Андрей Михайлович Любченко бежал с поезда, увозившего его брата и родителей в фашистскую неволю. В 1946 г. был арестован и через четыре месяца истязаний стал «изменником» родины. Через два года был этапирован в Норильлаг. Он вспомнил японца Марикаву — «очень грамотного инженера, требовательного и аккуратного».

Суговара Каутора умер в лагере в 1947 г. от алиментарной дистрофии (так гласит запись местного загса).

«Предательство родины, которая
никогда не была моей»

Собрать список иностранцев, в чьих биографиях есть горестные страницы жизни в Норильске, было очень трудно: данные приходилось выискивать по крупицам из самых разных источников. Например, доктор Пресс прислал письмо из Берлина в 1994 г. с фамилиями товарищей по несчастью. Он вспомнил своего коллегу Нусбаума, венгра, который работал в центральной больнице Горлагерей рентгенологом. Рассказал он и об офицере немецкой армии, который жил в ФРГ. Э.Хут нелегально перешел границу ГДР, чтобы посетить свою мать в г.Галле. Кто-то на улице его узнал и сообщил «куда следует» — так Э.Хут был арестован, осужден за шпионаж на 25 лет. Его счастье, что советские концлагеря столько лет не просуществовали.

Теперь уже сам Э.Хут прислал список из 24 фамилий немцев, которых он помнил по Норильску: Геретцки Хайнс; Кинтцель-Хюбнер Геро, Берндт Фридрих Вильгельм, владелец банка; Шарейка Хорст; Эрбен Вальтер; Мароски Вильгельм; Бокер Франц из Бремена; Эттлер Гейнц из Берлина; Клетте Эрих; Кюме Фриц, летчик-истребитель, лейтенант, генеральский сын, переехал в Южную Америку; Кайзер Альфред; Платц Герман из Берлина; Рудольф Хайнц; Шульц Хайнц; Вайсенборн Эрих; Цайсберг Фриц; Менге Херберт, родился 25.09.1925 г.; Авакович Вольдемар, родился 13.12.1928 г.; Бигюс Зигфрид, родился 27.08.1924 г.; Людтке Вульф, который родился в Штеттине 01.01.1929 г., в лагере Норильска имел номер А-803; Шредер, журналист из Шверина; Бабац Эрнст; Веларт Шерри из Данцига; Михаэлис Курт из Тюрингена.

Норильчанин Б.С.Костинский помог установить фамилию еще одного немца, тогда молодого человека. До ареста Кайзер работал главным инженером на заводе «Цейс» в Иене. Его оборудование вывозили в СССР и на выгодных условиях в страну приглашали специалистов завода с семьями для монтажа оборудования. Так Кайзер попал в СССР. За свою доверчивость был наказан очень зло: его арестовали за недоброжелательное и плохое отношение к русским. В 50-х годах он был на каторжных работах в 20-м лаготделении в Кайеркане.

Еще один, не менее циничный пример применения 58-й статьи к венгру Силадьи Элек Степановичу (его фамилию писали по-русски по-разному: Силади, Силадон, Силадый). В его личном деле сказано, что он «уроженец Карцаг (Венгрия), по национальности мадьяр, по профессии лесоустроитель». Его задержали пограничники в пограничной зоне Венгрии в то время, когда он ехал на работу 7 декабря 1939 г. Приговор гласил: за контрреволюционную деятельность 8 лет лишения свободы в ИТЛ. В личном деле нет пометок о том, вернулся он на родину или нет, ибо после Норильска был отправлен в ссылку в Красноярский край.

Наиболее известный в Норильске венгр Йожеф Лендел. Его годы жизни 1896-1975. Он писатель, один из основателей Венгерской компартии, активный участник революции 1919 г. После ее поражения эмигрировал в Австрию, затем в Германию, а в 1930 г. — в Москву, где и был арестован. Только через 17 лет Йожеф Лендел вернулся в Венгрию, где и посвятил свою жизнь литературному труду: он писал о жертвах сталинских репрессий и художественные и документальные книги. Сборник рассказов Лендела «Незабудки» был выпущен издательством «Известия» в 1990 г., и в норильский музей его принес доктор Серафим Васильевич Знаменский, который в свое время был арестован за то, что в его фронтовом рюкзачке находилась книжка на немецком языке. Лендел описал лагерный быт, расстрелы и кладбище на Норильске втором, жизнь людей, с кем писателя свела судьба в Норильлаге, в СССР. Сам Лендел работал санитаром у лагерного профессора Александра Александровича Баева, прибывшего в Норильск этапом из Соловков, на лагпункте «Кирпичный завод». Он знал Tрy Ран-Чена, Жака Росси, Рене Мольнара и др.

В Норильске был и однофамилец Лендела. Информационный центр Красноярского УВД хранит личное дело Иштвана Лендела, 1923 г. рождения, уроженца Венгрии, который 10 июля 1953 г. убыл из Норильска в распоряжение УИТЛК (управления исправительно-трудовых лагерей и колоний) Украинской ССР.

Хлебнули лиха в Норильлаге и арабы. Например, политический заключенный Лев Николаевич Гумилев в воспоминаниях написал, что он знал язык фарси и ему было с кем поговорить в те лагерные годы. «Помню Ахмеда Васика, иранского летчика, которого истребители вынудили приземлиться на пограничном аэродроме в 1941 г. Это был большой любитель персидской поэзии». Это слова Жака Росси, сказанные им в одном из интервью.

Самый знаменитый иностранец Норильлага Жак Росси оставил собственное горькое знание о времени репрессий и лагерной жизни в книге «Справочник по ГУЛАГу», ныне известной во многих странах мира.

Жак-Робер Росси родился в 1910 г. во Франции. Ребенком его увезли в Польшу, где в 19 лет он вступил в запрещенную тогда компартию. Он вырос в богатой семье, получил хорошее образование, знал многие языки. Его, как полиглота, пригласили на работу в Коминтерн. После того как он поработал в Испании начальником секретной радиостанции, в 1937 г. его вызвали в Москву. Так началась его «лагкомандировка» в советские лагеря, тюрьмы, ссылки длиною в 24 года. 1951 г. — и новый арест «за шпионаж», и новый срок в четверть века в Александровском и Владимирском централах, а затем ссылка в Среднюю Азию. В 1961 г. был репатриирован в Польшу и через США вернулся на родину.

Мне посчастливилось видеть Жака Росси в 1994 г. на международной конференции «Сопротивление в ГУЛАГе». Он поразил меня своей порывистостью, живостью реакций, ироничностью ума и интеллектом. Он потом еще бывал в Норильске... Жак Росси надписал мне свою книгу «Справочник по ГУЛАГу». Это лучшая книга из мною читанных по истории лагерей. Вот как сам Росси написал о ее содержании: «Материал составляют специфические термины, официальные и неофициальные; правительственные постановления и решения, опубликованные и неопубликованные». Будучи в достаточно «серьезном» возрасте, Жак Росси не потерял интереса и не устал от темы своей книги. По его просьбе я высылала ему во Францию журнальные статьи о количественных характеристиках лагконтингента в СССР.

Можно вспомнить и других французов, блистательно образованных, остроумных. Йожеф Лендел назвал в своей книге друга Росси Рене Мольнара. Франсуа Пэти был свидетелем по делу Ж.Росси и тоже получил срок 25 лет тюрьмы. До второго ареста Пэти работал в «Медьстрое».

Арман Жан Батистович Малумян из Парижа сидел в тайшетских лагерях с Юрием Домбровским, автором книги «Факультет ненужных вещей» и других. В Тайшет Малумян прибыл этапом из Норильска. Француза осудили на 25 лет по статье 58, пункт 1а, — предательство родины. Малумян так прокомментировал этот пункт: «...предательство родины, которая никогда не была моей».

В лагерях мрачно шутили: если какая-то нация не представлена в ГУЛАГе, значит, ее нет в природе...

Перефразируя слова известной песни, можно сказать: я другой такой страны не знаю, где б так враждебен был любой народ. Иностранцы в Норильлаге составили интернационал в концентрированном виде.

Петр Белов
Без названия (вознесение).

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."