…День смерти Сталина я вспоминаю с самоиронией. Помню, как я стояла у репродуктора, держала дочь на руках, слушала траурный голос и плакала. Как жить будем без вождя? А ведь он сыграл зловещую роль в судьбе мамы, отчима. Уже в 1936 году мой отчим, главный электрик комбината «Запорожсталь», ставший з/к Норильлага, пешком шел из Дудинки в Норильск. В 1937 году арестовали как жену врага народа маму, работавшую в ЦК партии Украины. Мама устраивала в тюрьме голодовки, требовала пересмотра дела... Ей сказали, что новый начальник Берия во всем разберется. В апреле 1939 года ее, как и многих жен, реабилитировали и освободили. Маме просто повезло, потому что вскоре все вернулось на круги своя...

И, зная все это и многое другое, я стояла и плакала. С утра до вечера столько лет нам вколачивали в мозги: Сталин, Сталин, все только благодаря ему. Мы были как собака на цепи, которая на шаг от будки не удалялась, а тут вдруг нас от цепи освободили, и мы не знаем, куда идти, что делать теперь. Помню, как после XX съезда, разоблачившего культ личности Сталина, в Норильск приезжали поэты, и один из них (фамилию не помню) прочитал стихотворение, которое пролежало у него 12 лет. Меня мысль и образ стиха поразили и запомнились: курятник, куры вечером садятся на насест, но каждое утро их остается все меньше и меньше, и каждая курица, выходя во двор, думает: «Слава богу, не меня...» Вот так и мы жили... Хотя в Норильске страха-то уже и не было — просто нечего было бояться... И скрывать что-то не было никакой надобности... Во всяком случае, так мне казалось.

…Осенью 1956 года мама получила инвалидность. Был реабилитирован ее муж, оба они были восстановлены в партии, оба за заслуги перед государством стали пенсионерами союзного значения. Мама обосновалась в Геленджике, вызвала нас…

…Владимир Степанович Зверев очень хорошо относился к нам, молодым специалистам, интересовался, как живем, чем помочь. И выдвигал молодых. Жизнь наша наладилась. Через полгода мужа назначили начальником той же шахты № 15, а главным инженером у него стал старый донецкий шахтер Ефим Васильевич Гордиенко — он прошел норильский ГУЛАГ. Всегда тепло вспоминаю о нем. Такие, как он, и были основными строителями комбината все годы, вплоть до 1956 года. Предприятия Норильска, в том числе шахта № 15, были окружены лаготделениями, и потому, чтобы доехать от Нулевого пикета до конечной остановки, надо было в любую погоду у шлагбаумов выходить из воронка, предъявлять пропуск и опять забираться в машину, да побыстрее: мороз пробирал до костей…

Я на завод № 25 добиралась, как все, на воронке… Бывало, удавалось ехать с водителем в кабине, и тут уж я наблюдала, скольких трудов стоило водителю вести машину зимой по промплощадке, особенно в районе плавильного цеха, где почти всегда стоял стеной туман. На метр впереди ничего не было видно. Тогда водитель открывал дверцу кабины, становился на подножку и, вглядываясь во мглу, рулил. Как часто тогда вслух и про себя мы благодарили Михаила Георгиевича Потапова и Завенягина, что поверил в з/к и внедрил бесценное изобретение — снегозащитные щиты. Они спасли Норильск от немыслимых снежных заносов.

…Наряду с вольнонаемными лаборантами в центральной химлаборатории работали з/к. Помню Машу из Ростовской области. Она в войну сделала аборт и за это получила 10 лет. Заключенных приводили на работу под конвоем и таким же образом вечером уводили в лагерь. Одного из з/к в 1962 году встретила на одной из улиц Киева. Его реабилитировали, и он, к счастью, вернулся к семье.

На шахте № 15 тоже работали з/к — в основном это участники войны, пережившие плен. Работали они прекрасно, по-ударному, планы и обязательства шахта всегда выполняла и перевыполняла. После марта 1953 года их реабилитировали, им вернули военные награды. Один из них был даже Героем Советского Союза…

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."