В солнечный южный город Фрунзе, куда мы эвакуировались во время войны, в феврале 1945 года пришла из далекого северного Норильска радостная и долгожданная весть: папа, Евзеров Моисей Исаакович, наконец на свободе! Кончились восемь долгих лет заключения и ожидания встречи! Семья начала собираться в дальнюю поездку, но объявили войну Японии, и перемещения на восток были запрещены. Только к концу лета мы с мамой, Брин-Евзеровой Фридой Яковлевной, смогли с большим трудом добраться до Норильска.

Мне было уже 11 лет, когда я встретилась наконец с отцом. Мама всегда рассказывала нам с братом, какой у нас замечательный отец, как он всех нас любит, поэтому мне казалось, что я полюбила его сразу же. Но мама потом вспоминала, что наше сближение не было таким уж безболезненным.

Я была ребенком с довольно независимым и строптивым характером, воспитанная, а вернее — самовоспитанная в свободе южного города и постоянной занятости мамы на работе. Папа же совершенно отвык от детей и предъявлял ко мне требования, как ко взрослому человеку.

В то время в Норильске все овощи были сушеными: картошка, морковь, лук, и все довольно низкого качества. Я отказывалась есть «эту гадость» — коричневое пюре из сухой картошки. Папа настаивал и приводил в пример себя: в тюрьме он ел совершенно, казалось бы, несъедобную пищу и просил добавки. Те же, кто отказывался от пищи только потому, что она была невкусной, погибали. Я преклонялась перед волей папы, но есть отказывалась. Возникал конфликт, в который вмешивалась мама, сглаживая углы и подталкивая нас к сближению. Но даже в такой накаленной ситуации ни папа, ни мама не повышали голоса, продолжая называть и меня, и друг друга ласковыми именами. Вообще в нашей семье была удивительно теплая атмосфера любви и заботы друг о друге.

Ни политические, ни религиозные вопросы при детях не обсуждались, и я воспринимала окружающее так, как оно было, ничего не критикуя. Если на шахте, как я понимала, отец был жестким, очень требовательным человеком, то дома — нежным с близкими, заботливым и чутким к нуждам людей, с которыми он соприкасался.

Вспоминаю один случай. Как-то папа поздно возвращался домой и увидел нетрезвого человека, заснувшего на неотапливаемой лестничной клетке. Он взял дома теплое одеяло и укрыл его. Утром этот человек ходил по квартирам и разыскивал того, кто его укрыл. Очень благодарил папу.

В Норильске мама поступила на работу — заведующей детским садом. В Москве она окончила дошкольную академию имени Крупской и аспирантуру и была большим специалистом своего дела. …Мама, так же как и папа, была членом Коммунистической партии с 1919 года, и ни тюрьмы, ни лагеря, ни ссылки не могли изменить так называемых «врагов народа», а по сути — настоящих коммунистов! До конца своих дней они остались преданы идее, стране. …За отличную работу мама в 1950 году получила почетную грамоту, однако это не помешало уволить заведующую детским садом «по сокращению» штатов в 1951-м, когда папа стал ссыльным.

…В школе учились ребята разных национальностей, многие были детьми заключенных. Но ни учителя, ни ученики никогда не подчеркивали это, не выделяли кого-то по этим признакам. Мы, взрослые и дети, общались на равных, дружили очень искренне, бывали в гостях у руководителей комбината по приглашению их дочерей и сыновей. Интернационализм и дружба — это был дух Норильска, который сохранился на всю жизнь.

В комсомол принимали лучших. Очень серьезно обсуждали каждого кандидата, не только его учебу, но и обязательно личные качества: честность, умение дружить, общественную активность, знание международного положения и т.д. Это как бы стояло отдельно от колонн заключенных, которых вели вооруженные охранники с собаками, и от того, что сама я являлась дочерью «врага народа».

…Нужно было уже ехать в Москву и подавать документы в институт, но я ждала Володю Дрюцкого: наших мальчиков не снимали с военного учета. Говорили, что весь выпуск 1952 года отправят в военные училища. Мальчики ежедневно утром уезжали в военкомат и вечером возвращались безрезультатно. Наконец было получено разрешение, и мы срочно вылетели в Москву. В горный институт поступили: Володя Дрюцкий, я, Милада Зенгер, Гена Гершунов, Юра Захаров, Слава Акимов, Борис Лисюк, Лев Бойко. Последний сдал в университет на юридический факультет все экзамены на пятерки, но его не приняли как сына «врага народа», и он был вынужден пойти в горный. Однако, будучи чистым гуманитарием, он все же оставил горный институт и позднее окончил медицинский…

Закончу свои воспоминания небольшой зарисовкой, написанной в 2002 году, — несмотря на дату, она отражает мое настроение школьницы, норильчанки, память тех далеких лет. Я назвала ее «Голубь».

Каждое утро на окно кухни, где я готовлю завтрак, прилетает голубь. Мне его жаль: на улице мороз, а лапки у него больные, обмороженные. Я открываю форточку, впуская в кухню струю холодного воздуха, и насыпаю ему корм.

А перед моим внутренним взором возникает другая картина. Мне 14 лет. Норильск. Полярная ночь. Мороз обжигает. Наш дом по улице Пионерской в лесах, делают какой-то ремонт. Я — на освещенной теплой кухне. Вдруг за окном появляется замерзший человек в черной телогрейке и ушанке. И хотя на окне прочная решетка, я в испуге смотрю на него, а он жестами объясняет мне, что хочет есть, протягивает ко мне руки… Сердце мое замирает от жалости к нему: это один из заключенных, которых ежедневно под охраной приводят к нашему дому для проведения ремонтных работ.

Я бегу к стенному шкафу, где на верхней полке лежат сухари. Достаю их, став на стол, открываю форточку, обжигающая струя морозного воздуха врывается в кухню, и протягиваю эти сухари человеку за окном. Он берет их, быстро засовывает под телогрейку и исчезает. Так в течение нескольких дней, видимо, пока он работает на нашем доме, он приходит к моему окну. Я его жду и приготавливаю для него еду…

А потом он пропадает совсем. А я продолжаю ждать его, и сердце мое болит за него, будто он уже не чужой, а близкий и дорогой человек.

И теперь, по прошествии более 50 лет, глядя на голубя за моим окном, я вижу этого голодного, замерзшего человека, протягивающего ко мне руки.

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."