Биография нашей семьи крепко и драматически связана с Крайним Севером — с Игаркой, Дудинкой, Норильском. Здесь я пошла в школу и обрела друзей на всю жизнь. Сегодня я живу в Краснодаре, но не теряю связи со своими однокашниками, живущими в Москве: Инной Вождаевой (Шубиной), Майей Борун (Коротаевой), Ириной Домаревой (Ганшкевич), Юрием Захаровым, Борисом Лисюком. Мы давно уже сами стали бабушками и дедушками, но вместе пережитые школьные годы и сегодня не позволяют нам потерять друг друга. Мы встречаемся редко, чаще переписываемся, но такое чувство, что мы не расставались и по-прежнему душевно близки…

Мы были детьми и многого не понимали. Родители не рассказывали нам о пережитом ими, о том, как семья попала в Заполярье, — они оберегали детей от лишних знаний. Об окружающей нас лагерной жизни мы особо не задумывались и воспринимали ее как неизбежность, как данность — другого-то мы не видели!

С начала 1939 года мой папа, Иосиф Феофанович Сафронец, начал работать в Норильске главным механиком автобазы. Изредка он приезжал к нам с мамой в Игарку. Вопрос о переезде семьи в Норильск решился не сразу — у папы не было жилья. Но в июне 1941 года началась Великая Отечественная война, и надо было срочно объединяться. Папе пошли навстречу, выделив при автобазе комнату в здании управления.

Переезд состоялся глубокой осенью. Речной транспорт по Енисею доходил только до Игарки, далее, в Дудинку, в эту пору суда уже не рисковали отправляться в путь. Поэтому нас (уж и не знаю как) взяли на катер, который шел в Дудинку. Путешествие это и по сей день у меня в памяти: в сентябре в этих широтах уже зачастую идет снег при ледяном ветре. Катер был очень маленьким и почти открытым — скрыться от ветра и ледяных брызг можно было только в малюсеньком трюме, но это не спасало нас от холода. Сколько времени заняло это плавание — я уже и не помню. Наверное, катерок не мог быстро преодолеть расстояние в 300 км…

Самые близкие друзья — семьи Вождаевых, Пузыревых и Сафронец. Начало 50-х гг.

В Дудинке нас встретил папа. По узкоколейке, которая долгие годы была единственным путем (по суше) для норильчан на материк (так в Заполярье было принято называть все другие территории страны), мы приехали в Норильск.
В моей памяти очень живы воспоминания о жизни в комнате, выделенной папе при автобазе, и, главное, о том, чем мы тогда, в первый год войны, питались: ежедневно ели темные макароны с очень горьким растительным маслом. И больше ничего! Но очень скоро снабжение Норильска было налажено, хотя из памяти не стерлись до сих пор супы на бульоне из солонины с сухими овощами — картошкой, морковкой, луком. Порцией для меня было чайное блюдечко супа, который я съедала под уговоры мамы с трудом, обливаясь при этом слезами. Но зато каким незабываемым стал день, когда впервые выдали (или продали в магазине по карточкам — не знаю) по 2 кг картофеля на каждого ребенка! Мама ежедневно стала варить для меня по 2 картофелины, чтобы продлить удовольствие и мне и себе — не надо было уговаривать меня и заставлять есть.

Норильский комбинат давал никель фронту, работал очень напряженно. Взрослые самоотверженно трудились, личные невзгоды многих людей как-то отошли на задний план. Только годы спустя я узнала о том, что родители оказались в Игарке в результате начавшихся в тридцатые годы политических репрессий. Папа был сослан из Винницкой области Украины шестнадцатилетним пареньком вместо больного отца. Он прошел этапом через лагеря ссыльных в Новосибирске, а затем в Томске, работал в тайге на заготовке дегтя… Отца привезли в Игарку в 1932 году. Мамина семья — родители с детьми — была раскулачена в деревне под Красноярском. На баржах по Енисею их привезли в Игарку и выгрузили на пустой остров между Енисейской протокой и руслом Енисея в районе поселка Игарка.
Восемь лет прожил папа в Игарке — тогда это был деревянный город. Начинал строителем, очень скоро стал бригадиром. У нас в семье сохранилось удостоверение шофера, выданное Иосифу Феофановичу Сафронцу комбинатом рабочего образования «Комсеверпуть». На нем проставлена дата: 13 мая 1933 года, а номер удостоверения первый, — значит, в Игарке папа получил его тоже первым. Потом после курсов шоферов-механиков И.Ф. Сафронца назначили начальником автобазы лесопильного завода.

Норильское автопредприятие папа считал родным и до конца своих дней не терял с ним связи, хотя никого из его бывших сослуживцев там уже много лет не было — они разъехались, вышли на пенсию. Но коллектив автопредприятия всегда помнил его как одного из первых руководителей. Папа скончался в 1998 году и похоронен в Красноярске.

…Я помню, как в 1984 году к нам приезжал из Норильска корреспондент Ю. Геталло. Папа уже был на пенсии. Он долго беседовал с гостем, а потом в «Заполярной правде» был опубликован материал под названием «Ледовый автокараван». Ю. Геталло со слов отца воспроизвел события ноября–декабря 1938 года — тогда впервые в истории Заполярья автокараваны доставили срочные грузы для Норильска из Игарки в Дудинку по льду замерзшего Енисея. Я хочу привести этот рассказ, опубликованный 6 ноября 1984 года.

ЛЕДОВЫЙ АВТОКАРАВАН

Осень 1938 года. Баржи с важным для Норильск¬строя грузом попали в ледовый плен близ Игарки. И тогда впервые в истории Заполярья была проложена зимняя автодорога от Игарки до Дудинки.

Не предвидел Иосиф Феофанович перемен в своей биографии в тот октябрьский день, когда его пригласили в горком партии. В кабинете первого секретаря он увидел незнакомого ему человека.

— Яков Романович Хесин, полпред Норильского комбината, — представился незнакомец.

Дальше последовало совсем непонятное даже для видавших всякое северян: нужно провести срочные грузы на автомашинах в... Дудинку. А необычную для высоких широт автоколонну предлагают возглавить ему, Сафронцу.

— В те времена приказы не обсуждались, а выполнялись, — вспоминал позднее Иосиф Феофанович. — Мы ведь понимали, что норильчане окажутся в очень нелегком положении, если не доставить им столь необходимые грузы.

Состав экспедиции определили быстро: десять водителей и представитель Норильска. Затем начали действовать.

Выкатили с барж на лед новенькие ЗИС-5, осмотрели их, подготовили к недальней, но полной неизвестностей дороге. Оснастили машины инструментом и приспособлениями. Пожалуй, основными были лопаты, ломы, кирки. Все машины соединили между собой тросами, закрепив последние на передние и задние крюки. Это на случай, если одна из машин вдруг провалится под лед. Погрузили первостепенной важности грузы, по три бочки бензина про запас — и стали ждать.

Ждали надежный лед. По расчетам, Енисей должен был покрыться ледовым панцирем толщиной 40 сантиметров, чтобы выдержать машины. Специальных служб наблюдения за ледовой обстановкой тогда не было, поручили это дело бакенщикам.

Ежедневные сводки в Игарку поступали из Плахино, Хантайки, Потапово. Наконец определили день и час выхода: 9 ноября, 16 часов. В это время уже темнело, но решили, что ночью не будет ветра.

Тронулись в путь точно в намеченный срок. Поначалу груженные под завязку трехтонные ЗИСы шли хорошо. Потом, видимо удивляясь дерзости смельчаков, погода стала портиться. Подул сильный ветер, и вскоре разгулялась пурга. Прогноз на яркую луну не оправдался, она, как дезертир, сразу спряталась в сгустившемся мраке.

На головной машине за рулем сидел Сафронец — он же штурман колонны. 70 километров, судя по спидометру, позади, вроде должен показаться станок Хантайка. Но что увидишь в этой круговерти? К тому же торосистый лед заставил машины поколесить по Енисею, вполне можно сбиться с пути. Решили сделать остановку.

— Надолго запомнилась всем та ночевка, — вздыхает Иосиф Феофанович. — Наверное, потому, что опыта еще не было.

Можно только представить ощущение людей в неотапливаемых кабинах ЗИСов, которым далеко было до современных «Уралов» и КамАЗов.

А термометр показывал минус 40 градусов.

— Всему приходит конец, — философски заметил Сафронец. — Утихла и пурга. Мы увидели Хантайку — оказывается, до нее не доехали всего несколько сотен метров. Встречать нас вышло все население поселочка — рассказывают наперебой, что слышали какой-то гул, видели много огней, однако подойти было боязно: автомашины здесь видели впервые в жизни.

Отогрелись в теплых избах, напились горячего чая, машины дозаправили бензином и тронулись дальше.

Пурга спрессовала снег, и моторы натужно завывали, преодолевая заносы. Часто останавливались, в ход шли лопаты, кирки. Решили с головной машины, прокладывающей колею, снять по одному из сдвоенных колес заднего моста. Сопротивление вроде уменьшилось, зато нагрузка на оставшиеся колеса увеличилась вдвое.

Шли со скоростью 15–20 километров в час в сплошном треске — за Хантайкой лед еще слабым был. Увеличили интервал между машинами, сняли левые дверцы. А мороз крепчал — так всегда бывает после пурги. Тулупы, валенки и ватные брюки мало помогали.

За Грибановским мысом — прямая дорога к Дудинке. Пошли веселее, но недолго: путь к теплу преградила широкая трещина на Енисее. Положили доски и осторожно, машина за машиной, стали переезжать. Под предпоследним ЗИСом лед не выдержал, и тут спасительную роль сыграли буксиры: натянутые спереди и сзади тросы не дали машине уйти под лед.

— Видимо, в Дудинке давно выглядывали нас, — продолжает рассказ о первом автокараване Иосиф Феофанович. — Пока мы готовились к спасательным работам, подъехали на кошевке — с конной, так сказать, тягой — трое из встречающих. Одним из них был Авраамий Павлович Завенягин. Для каждого у него нашлись теплые слова благодарности...

Оценив обстановку, А.П. Завенягин предложил съездить на двух машинах в Дудинку за помощью. Так и сделали: в Дудинке машины разгрузили, накидали в них бревна и с бригадой местных добровольцев поехали выручать остальные ЗИСы.

Потом были жарко натопленная баня, обильный обед и крепкий сон.

Когда отогревшихся и хорошо отдохнувших водителей Авраамий Павлович спросил о настроении, то услышал в ответ:

— Отличное настроение!

Иначе они ответить не могли, ведь самому старшему шоферу, И.Ф. Сафронцу, было 26 лет, остальные были лет на пяток помоложе.

Набрав в опустевшие кузова угля, пошли обратно в Игарку, за остальным грузом для Норильска. Ветра не было, дорога уже накатана и хорошо знакома — дошли за сутки, почти в три раза быстрее.

— А вот второй рейс из Игарки оставил у нас тяжелую память, — Иосиф Феофанович и четыре десятилетия спустя зябко поводит плечами, вспоминая те дни. — Мы как собираемся вместе, участники тех событий, так непременно какой-нибудь невеселый факт из той поездки всплывет в разговоре... Что? Нет, не все. Николай Григорьевич Волков, он в Канске живет, Яков Антонович Медяный да Михаил Андреевич Кичигин — с ними я частенько встречаюсь.

Пять суток длился тот памятный второй рейс. 4 декабря 1938 года стоял над Енисеем мороз 60 градусов. Водители знали, что очень ждут радиоаппаратуру в Норильске — нужна надежная связь с Москвой, Красноярском. Надо спешить — а машины не идут, стынут.

— Изрубили на куски один тулуп, обмакиваем куски в бензин, кладем на жаровню, поджигаем и — под карбюратор. Хорошо, что не было с нами представителя из отдела техники безопасности, — шутил Иосиф Феофанович. — А то долго пришлось бы объяснять, что иначе машины идти не хотели.

Пять очень трудных суток перенесли водители. Изредка жгли костры, чтобы хоть немного отогреть смерзшиеся хлеб и колбасу. И карбюратор требовал огня, потому что бензин на лютом морозе становился как крахмал.

Но дошли. Сафронец из Дудинки доложил по телефону главному инженеру комбината Бусыгину, что второй рейс выполнен, что на Енисее образовались снежные заносы и нужен трактор. Мужественные водители ЗИСов готовы были, несмотря ни на что, и на третий рейс.

Через день они получили записку от А.П. Завенягина: «Вы сделали свое дело. Молодцы! Машины грузите на платформы и приезжайте посмотреть Норильск».

Водители, побывав в Норильске, уехали в Игарку. А Иосиф Феофанович, проводив товарищей, остался здесь, где, на его взгляд, было интересней.

ЗИСы, доставленные Сафронцом и его товарищами, бегали по проложенным в тундре дорогам 10 лет. А Иосиф Феофанович проработал в Норильске до 1961 года, потом его назначили заместителем начальника краевого транспортного управления, и он переехал в Красноярск.

...У въезда в центральную автотранспортную контору стоит на высоком пьедестале БелАЗ. Проезжая мимо, вспомните, нынешние норильчане, о ЗИС-5, открывших автомобильную эру на Таймыре, и о людях, проведших зимой 1938 года беспримерный автокараван по замерзшему Енисею.

ПИОНЕРСКИЕ РАДОСТИ

Ярким воспоминанием норильской жизни стали пионерские лагеря под Красноярском. С лета 1942 года, еще не будучи даже первоклассницей, а потом практически все последующие годы до окончания школы я ездила в лагерь сначала пионеркой, а после окончания девятого класса — помощницей пионервожатого одного из отрядов. Летний отдых детей был особой заботой руководства комбината. Принципиально вопрос стоял так: как можно больше детей нужно вывезти с Севера на материк. Таким «пионерским материком» и стал лагерь под Красноярском в деревне Атаманово, который назвали «Таежный». В трудный, военный 1942 год мы отдыхали там впервые. Если я правильно помню, нас было 120 ребятишек.

Первый пионерский лагерь расположился на берегу Енисея в сосновом бору — его территория начиналась у откоса, спускающегося к узкой полоске гальки у воды, и уходила в глубь соснового бора. Мы жили в больших брезентовых палатках, в каждой из которых размещался один отряд. У меня сохранилась фотография (1942 г.) утренней линейки на фоне этих палаток. Впереди выстроен младший отряд, где прямо за барабанщиком стою я (мне нет еще и восьми лет). Уезжали мы из Норильска на все лето — отдыхали с середины июля до двадцатых чисел августа. Дорога в пионерлагерь получалась длинной. Сначала мы ехали по узкоколейке от железнодорожной станции, которая называлась Нулевой пикет, до Дудинки — здесь нас ждал теплоход, по времени эта дорога занимала часов 10–12, если не больше. Затем по Енисею теплоход плыл в Атаманово против течения реки почти неделю, причаливая к берегу в крупных поселках — многие из них теперь уже города. В поселке Курейка, где в ссылке какое-то время жил И.В. Сталин, нас обязательно водили на экскурсию в его Дом-музей.

В 1942 году все мы — 120 детей — уместились в один пионерский лагерь, в последующие годы количество пионерских лагерей росло год от года. Руководство комбината считало своим долгом заботиться о детях. В последний раз я ездила в «Таежный» в 1950 году и помню, что лагерей тогда уже было шесть.

Пионерский лагерь «Таежный».Лето 1942 г.

Купались мы в погожие дни в Енисее. Купание было поотрядным в «бассейне», который создавался живой полукруглой цепочкой взявшихся за руки взрослых, стоявших по пояс в воде. По-другому было нельзя, так как Енисей у лагеря был глубоким и очень быстрым. Зато в выходные дни, когда позволяла погода, весь лагерь уходил далеко по лесной дороге на так называемый дальний пляж. Он был довольно далеко от лагеря, и шли мы туда часа полтора. Там, на дальнем пляже, был широкий песчаный берег и вода была мелкой, так что дети были в относительной безопасности. Походов мы с нетерпением ждали — ведь уходили из лагеря на целый день, а это было так интересно. У меня сохранилась фотография, где лагерь выстроился на зарядку в одном из походов на этот пляж. Я не помню точно, какого года этот снимок, но приблизительно — 1944–1945 года.

Мы приезжали домой в Норильск окрепшими, загоревшими, подросшими и… с подарками для родных, оставшихся на лето дома. Да, да — с подарками в виде покрасневших за дорогу помидоров, головок лука, кедровых орехов, семечек. Все это было в смешных количествах, но мы, дети, хорошо знали, что в Норильске ничего из витаминных продуктов не было тогда — в годы войны. Приобретали мы все это у деревенских жителей, которые приносили деликатесы к ограде лагеря. Расплачивались деньгами, что давали нам с собой родители, и приобретали бартером, как теперь говорят (у нас же это называлось обменом). Деревня жила тогда очень бедно, и женщины охотно брали на обмен наши вещи — летние платьишки, тапочки, белье. Подарки мы укладывали в чемоданчики, постоянно их осматривали, перебирали и домой привозили в хорошем состоянии. Наградой была радость и благодарность домашних, я не помню случая, чтобы когда-нибудь родители ругали меня за то, что многих вещей я обратно домой не привозила.

В
Тимуровцы третьего класса первой норильской школы. 1944 г. сентябре 1942 года начались мои школьные годы. Школа тогда располагалась в старой части поселка, она была единственной, и всех классов в ней было по одному. О первых школьных впечатлениях мне напоминает похвальная грамота об успешном окончании первого класса — Норильск в ней называется поселком, школа не имеет номера, класс — соответствующей буквы, обязательной сегодня, — тогда в этом не было никакой необходимости. Но зато в похвальной грамоте первоклассника было то, без чего был тогда немыслим любой наградной документ, — это портреты Ленина и Сталина, герб РСФСР со словами «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Под подписями заведующего школой (подпись неразборчива) и учителя Бабкиной располагался рисунок: раскрытые книги на фоне глобуса. Такую форму предложил Народный комиссариат просвещения — эти слова располагались вверху рамки похвальной грамоты.

Памятный снимок 1957 года. Семья Сафронец и семья Фетисенко, сестры Нины Андреевны Сафронец собрались по случаю приезда из Ленинграда Гретты, студентки политехнического института

С седьмого по десятый класс мы учились уже в новой школе. Она была построена в районе Горстроя совсем недалеко от Гвардейской площади. Мои родители сохранили вырезку из норильской газеты со статьей И. Григорьева «Вручение аттестатов зрелости». Это был 1952 год, поселок Норильск был в основе территорией Норильлага и в газетном материале удивительным образом (как и в жизни) сочетались человечность и идеологический официоз. Приведу выдержки из этого материала.

«Торжества начались вступительной речью директора школы т. Сухомлинова. Он говорит о великой заботе партии и Советского правительства, проявляемой о подрастающем поколении. Анализируя деятельность школы, Борис Данилович с гордостью отмечает успехи школьного коллектива.

— В 1949 году, — говорит он, — у нас не было медалистов. В 1950 году медали получили 3 выпускника, а в 1951 году — 6 человек. В этом году представлены к награждению 9 выпускников. Это цвет класса, лучшие отличники по учебе и дисциплине. Среди них Макаров Владимир, Сафронец Гретта, Родионов Виктор, Захаров Юрий, Винюкова Надежда, Волкова Нина, Румянцева Тамара, Лисюк Борис и Молина Алевтина.

— Дорогие друзья, — напутствует выпускников директор, — помните, что самая лучшая школа — жизнь. Вы ее должны прожить, как завещал патриот-писатель Николай Островский: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: «Всю жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».

Слово для сообщения об итогах учебного года предоставляется руководителю 10 класса т. Луценко. Она с удовлетворением анализирует учебу выпускников. Посредственные оценки снизились и к общей успеваемости составляют лишь 10 процентов. Более половины оценок отличные, остальные хорошие. Это плоды совместного труда учителей и выпускников.

Классный руководитель выражает уверенность, что выпускники будут всегда высоко держать честь школы всюду, где бы они ни учились и ни работали.

После доклада началось торжественное вручение дипломов. Юноши и девушки, радостные и взволнованные, поднимаются на сцену. Тов. Сухомлинов вручает им аттестат зрелости, поздравляет со вступлением на порог самостоятельной жизни, полной труда и учебы.

Присутствующих глубоко взволновало содержательное ответное слово выпускника Макарова. У многих женщин и мужчин не раз глаза затуманивались слезой. Но это были не слезы обиды и горечи, а слезы радости за наше светлое будущее.

До глубокой ночи длилось торжество в школе. Под звуки музыки молодежь пела, танцевала и веселилась.

На юношей и девушек, переступивших порог школы, с большого портрета на сцене с ласковой улыбкой смотрит лучший друг и учитель советской молодежи товарищ Сталин. Его проницательный взгляд и отеческая улыбка вдохновляют молодежь смелее идти по пути к коммунизму, быть стойкими и трудолюбивыми, никогда не успокаиваться на достигнутом, настойчиво овладевать наукой».

Подобная риторика была тогда привычной… Это был двенадцатый выпуск школы № 1. За время своего существования она выпустила 406 воспитанников. В 1952 году их стало на 48 человек больше.

В большой зал первой норильской школы на торжественное вручение аттестатов зрелости пришли не только родители выпускников, но и бывшие ее ученики, которые вернулись на комбинат квалифицированными специалистами. Среди них газета назвала врачей Шадрину, Дейча, Масленникову, инженеров Грязева и Усевича, практиканток медицинского института Назимову и Баландову.

Я с благодарностью вспоминаю Норильск, он навсегда остался в моей памяти. Оглядываясь в далекие годы, понимаю, в какое драматическое время мы жили тогда… Того города, в котором мы выросли, уже нет — он сегодня другой, наш Норильск, нам незнакомый… Жизнь продолжается…

Золотой юбилей Иосифа Феофановича и Нины Андреевны.
В центре — внук Илья, слева и справа — их дочери Альбина и Гретта. 1983 г.

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."