…В Норильске, куда ни глянешь, стояли вышки с часовыми, идешь с работы или на работу — ведут колонны заключенных. Многие из них работали рядом — по образованию они были много выше меня. В те годы с заключенными разговаривать не полагалось, только по делу. А мы с Владимиром (муж Владимир Николаевич Всесвятский) со многими из них дружили. Я стирала на них — у меня часто в больших баках белье кипело. Друзья приходили к нам мыться, я кормила их. Один из них, Константин Иванович Куликов, стал крестным моей дочери Тани. До ареста он был комиссаром в Польше, секретарем парторганизации ЗИЛа. Довелось ему работать с Ниной Петровной Хрущевой. Ее телеграмма в адрес Куликова много шума в Норильске наделала: не зная его адреса, она все же поздравила его с реабилитацией. Евгений Иосифович Жигалин сидел как китайский шпион, и все потому, что отец его строил туннель в Китай, а сам Евгений работал на КВЖД. Его обожала вся наша семья, особенно дочери Таня и Оля. А уж какой он был мне помощник! Все умел — и рыбу пожарить, и пельмени налепить. Он часто оставался у нас ночевать. А когда однажды у нас мылся Николай Борисович Васильев (он широко был потом известен как директор знаменитой музыкальной школы в Норильске; а как мы пели с ним!), в дверь постучали: «Обход! Проверка документов!» Муж дверь не открыл: «К депутату с обходом не положено!»

А мы успокоиться не могли, поняли, что кто-то донес, да так скоро — Васильев только в ванную зашел. И в КГБ Володю вызвали, чтобы ответил на вопрос, кто из з/к бывает у нас. Володя даже спрашивал у одного работника КГБ, душевного человека, кто же стучит на него. И получил ответ: «Да ты каждую ночь с ним локтем чокаешься!» Мы поняли: наш сосед Ермилов! Много позже его племянница (в санатории вместе отдыхали) говорила мне, что ее дядя очень переживал о том, что его заставляли докладывать о соседях... А я за мужа простить его не могла.

А как мне жаль было Елизавету Драбкину (секретаря Свердлова, она у Ленина жила) — ее в лагере так били, что она оглохла. Я с ней работала, она была юристом. Трубочкой сворачивала газету, прикладывала к уху и так разговаривала. Драбкина очень хорошо вышивала, шила — этим и зарабатывала. Елизавета Яковлевна всегда красивой косой укладывала волосы и элегантно одевалась. У нас сохранилась ее книга с дарственной надписью: «Глубокоуважаемому Владимиру Николаевичу Всесвятскому от автора — одному из людей, который в тяжелые для меня дни проявил высокое благородство, без которого многие из таких, как я, не вернулись бы к жизни. Москва, октябрь 1959 г.».

Книга Е.Драбкиной называется «Черным по белому», ее тема: современный капитализм в рисунках зарубежных художников. Сегодня я листаю эту книгу, и в мыслях моих смятение: как она могла издать ее после всего, что пережила в своей стране? Вот она приводит слова известного американского промышленника Т.Куина о крупном капитале: «Всякий раз, как этот слон ставит на землю ногу, он убивает сотни и сеет страх и панику среди тысяч». А ведь она знала о нашем СЛОНе — Соловецком лагере особого назначения, многие его узники потом попали в Норильск. Уж он-то убивал не сотни, а сотни тысяч, и, к сожалению, таких лагерей во времена репрессий было так много, что и сегодня мы не знаем их числа... Читая книгу Е.Драбкиной, изданную всего через 6 лет после смерти Сталина, я понимаю, что по-другому она и не могла выразить себя. А вот ее заголовки многого стоят: «Как хорошие слова становятся обманом», «На капиталистической каторге», «Мясорубка человеческих жизней», «Очная ставка», «Иллюзии и действительность», «Голод, который терзает внутренности», «Эксплуатация», «Сверхэксплуатация», «Сверхсверхэксплуатация»... Это все, по-моему, она писала о своей стране, а не о капиталистической. Интересно, были ли у нее записки о пережитом в Норильске?..

С добрыми чувствами я вспоминаю многих з/к, безвинно пострадавших людей. Бухгалтер Федор Кузнецов дружил и с нами, и с В.Н.Ксинтарисом. Когда они сдавали балансы, после работы так пели — заслушаешься! «А не громко ли мы распелись?» — бывало, спросят они и потом по нашей просьбе тихонько исполнят «Синий платочек», А какое взаимное уважение у нас было к доктору Илье Захаровичу Шишкину — ему доверяли, как себе!

А сам Владимир дважды, если не больше, оказывался на грани ареста. Во-первых, ему не могли простить его происхождения: его отец доктор Николай Васильевич Всесвятский построил в Угодском Заводе больницу и безвозмездно передал ее Малоярославскому уездному земству; во-вторых, доброжелателен был к политическим; в-третьих, однажды сказал фразу, которую превратно истолковали: «Ты спрячь на будущее эти два миллиона...» Сэкономленная в смете сумма должна была пойти на другие работы, а к нему пришли с обыском: искали эти миллионы.

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."