Из письма к Екатерине Андрусишиной

Дорогая Катруся, в моей памяти осталось мало того, что мы пережили. Но оно отразилось на нас и теперь выходит нам боком. Здоровье у меня неважное: сильно болят ноги, руки. Да и память уже не та. Мне теперь приходится нелегко. Сын два раза женился, муж всю жизнь хворает, а сейчас особенно — бронхиальная астма. Состояние тяжелое. Разве все опишешь?

Так, дорогая, мы еще счастливы, что дожили до того дня, когда Украина наша стала вольной, всем врагам и чертям назло, и дай Боже, чтобы наши дети и внуки не видели того, что видели мы.

Я не писала журналистке про все то, о чем ты меня просила, но кое-что помню и напишу тебе, а ты, если захочешь, напиши ей.

Бастовали мы, и ты знаешь когда и почему. Это было перед днем Ивана Купалы. Заставили, вынудили нас режим и условия, которые были созданы для нас. Мы были рабами коммунистов, строили там, где не хотели комсомольцы работать.

Был у нас комитет из 10 или 15 человек, но я не помню, кто входил в него. Знаю, что были Анна Мазепа, Ирка, Леся Зеленская, Пазя (гуцулка), Женя (белоруска) и я. Остальных не помню. Мы бастовали, голодали больше недели. Нас уговаривали начальники и охрана, мы вывешивали национальные и революционные флаги на бараках, но не поддавались и не сдавались.

Было много «дачников», которые выходили из зоны, боялись нести ответственность, а мы, остальные девчата, тогда такие молодые, не боялись ничего.

На Ивана Купалу нас вывели на улицу и уговаривали выйти на работу. Мы не согласились. Тогда к нам прислали пожарников, и они начали поливать нас водой из брандспойтов.

Мы взялись крепко под руки, но через какое-то время, мокрые и обессилевшие, сдались. Тогда нас вывели в тундру и начали зачитывать по списку и сортировать — кого налево, кого направо.

Мы — весь комитет и некоторые активисты — попали налево, и после всего забрали нас кого в зону, а кого повезли куда-то. Говорили, что во Владимирскую тюрьму.

Я, Ирка и Пазя попали в зону, в изолятор, все трое вместе в одну камеру. Водили нас на допросы. Меня посадили в одиночку и на штрафной паек. Судили. Дали один год закрытого тюремного режима.

Сколько я просидела в одиночке — не помню. Вы все — ты, Ирена, Дарья и еще некоторые — старались передать мне что-нибудь из еды, за что я вам очень благодарна, пусть даст вам Бог крепкого здоровья.

Потом там я заболела туберкулезом легких, меня отправили в больницу, где вы меня тоже не забывали. С вами хлопцы передавали лекарства, еду. Я тогда, будучи больной, написала и передала жалобу на волю, чтобы отпустили меня домой умирать. Правда, пришел положительный ответ, но дали домой запрос: примут ли меня больную? Из дому пришел ответ, что принимают. И так вместо 11 лет я отбыла 9 лет.

За что мы боролись? Было где-то 10 пунктов требований — меньше или больше, не помню: чтобы всех малолеток отпустили домой, чтобы позволили писать домой письма (а то разрешалось писать одно письмо раз в полгода), чтобы сократили рабочий день, чтобы платили нам деньги за работу, чтобы сняли девчатам каторжанский срок. И еще было много других требований, каких — уже не помню.

Тогда правил государством Берия. Приезжал к нам Кузнецов и еще второй. Во многом помогла наша забастовка. Малолеток освободили, каторгу сняли.
Катруся, дорогая, я таки думаю — мы еще встретимся. Всегда помню о вас всех и мысленно я с вами. Передавай всем привет. Целую крепко. Оля.

Перевод с украинского языка А.Макаровой

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."