«Железный волк», арест, Норильск

Я родился 14 октября 1927 года в Литве, в деревне Скирьечай, в семье крестьянина. Нас было пятеро детей, я был старшим. В 1946 году окончил гимназию и поступил в университет в г.Каунасе. Через год меня арестовали за принадлежность к организации сопротивления «Железный волк» — мы хотели вернуть свободу и независимость Литве, мы все помнили ее такой. Итог ареста — 10 лет лагерей и 5 лет поражения в правах.

С первым этапом 1948 года меня привезли в Норильск. Свои воспоминания о лагерной жизни я делю на два периода: 1948-1950 годы в Норильлаге и 1951-1956 годы в Горлаге. Условия пребывания там очень сильно отличались по режиму, продолжительности рабочего дня, поддержанию связи с близкими и по другим, уже описанным ограничениям прав заключенных. Нас пытались превратить в покорных рабов, обычными были директивы такого содержания: задания выполнять, несмотря на людские потери.

Заключенные 2-го лаготделения Норильлага (Кайеркан). Нижний ряд (слева направо): Витаутас Бельсис, Петрас Кланаускас; верхний ряд: Витаутас Микутенас, Пранас Бучис, Ионас Чепонис. 1954 г.

Меня и шестерых земляков направили на завод по производству кокса. Бригадир, человек вольнонаемный, поставил нас на уборку цеха. Через пару дней я заметил, что какой-то верзила шарит в наших карманах, угостил его крепким ударом (в университете я занимался боксом). Стянас Балтрушис подбежал ко мне на помощь. Бригадир видел это, и на следующий день нас двоих и еще человек 20 из нашего этапа перевели в 1-е лаготделение. Меня определили в бригаду по ремонту подъездных путей учетчиком. Рядом с конторкой дорожников дымилась труба небольшого цементного завода. Я узнал, что там работает техруком латыш Кексис Август, инженер, офицер, привезенный в Норильск в 1941 году с группой арестованных военных из Прибалтики. Встретились с ним, поговорили. Он взял меня сначала лаборантом, а позже технологом... У меня началась цинга, заболели ноги — покрылись синими пятнами, зашатались зубы... Бесчеловечная лагерная система расставила в моей голове все на свои места. Я понял, что в новых условиях надо искать новые методы сопротивления режиму. Но как и с кем? Тут выжить-то непросто.

Мое состояние заметил Кексис, посмотрел на мои ноги и приказал утром на работу не выходить: повел в санчасть. Меня положили в больницу и не выписывали, пока я не восстановил силы. Меня посещал Альфонас Яловецкас, поддерживал, как мог. Потом определили меня в лабораторию, где я научился делать зеркала — они были большим дефицитом в Норильске, что и облегчило мне жизнь в лагере. Кексис не очень-то считался с чекистами рангом пониже. Его все ценили как специалиста, он имел пропуск на свободный выход из зоны, всегда имел выпивку, да и в лаборатории применяли спирт для химанализов. Под конец 1949 года Кексис окончательно «запраздновал» и ушел с завода.

Техруком назначили начальника лаборатории латыша Мервальда Лаздиньша, а меня определили начальником лаборатории. Лаздиньш, химик, доцент, интеллигентный, общительный пожилой человек, в Норильск прибыл с первым этапом. Я выдержал экзамен в комиссии центральной лаборатории, и мне присвоили квалификацию технолога по стройматериалам. Кроме меня в лаборатории работали латыш Александр Круминьш, его землячка Илга Смилдзиня и Валя Хитрова. Женщины работать на завод приходили из 7-го лаготделения. В середине 1950 года был построен новый большой цементный завод. Почти всех наших рабочих направили туда. На старом заводе остались я, один мастер и несколько рабочих.

За первые два с половиной года в Норильлаге случились две аварии в шахтах, обе в ночное время, поэтому жертв было относительно мало. Первый взрыв произошел в шахте рудника 3/6. Газом отравилось человек 600. Медики съехались со всего Норильска. Спасали людей, которые были без сознания. Большинство удалось спасти, погибло человек десять. Второй взрыв, в результате которого на угольной шахте возник пожар, имел более тяжелые последствия. Потушить пожар не удалось, и тогда заложили все входы в шахту, с озера подвели по трубам воду и залили-заморозили шахту вместе с людьми, которые уже погибли в огне.

Ежедневно в лагере от болезней, непосильного труда, недоедания умирали люди. Наш завод, где работало человек 150, был в каком-то смысле исключением — труд здесь не был таким тяжким, как в шахте. Я особенно оценил это, когда попал в Горлаг. Тут условия жизни и работы были особенно трудными и унизительными. Недаром именно здесь вспыхнуло сопротивление заключенных. Они, участники и активисты восстания, очень красноречиво рассказывали о его ходе в 6-м и 7-м томах издания «О времени, о Норильске, о себе...». Есть в 7-м томе и мой рассказ.

В 1954 году я получил освобождение из лагеря и был определен на спецпоселение. Только в конце 1955 года я получил разрешение на поездку в Иркутскую область к родителям, которых выслали из Литвы в Бодайбинский район. Здесь я окончил горный техникум, работал мастером, а потом старшим мастером на буровых работах. В конце 1958 года мое спецпоселение закончилось, и летом следующего года я вернулся в Литву, но жить на родине мне разрешили только в 1962 году. Заочно я окончил сельскохозяйственную академию по специальности инженер-механик.

Со своей женой я познакомился в Бодайбо. Она тоже была спецпоселенкой. Мы вырастили двоих сыновей, с 1964 года живем в Вильнюсе. Нас и тут преследовали власти, проводили обыски. А мы собирали материалы о жертвах репрессий. Потом активно участвовали в перестройке Литвы. Мы и сейчас ежегодно собираемся на съезды нашего общества «Норильские витязи», председателем которого я являюсь. В 1999 году меня наградили боевым орденом «Виче Крижус» («Крест витязя»), и теперь я являюсь кавалером Офицерского Креста.

«Норильские витязи»

Организация сопротивления лагерному режиму «Норильско Вичай» («Норильские витязи») по сути родилась после прибытия карагандинского этапа 8 сентября 1952 года в Норильск. После волнений и столкновений с криминальным контингентом, неповиновения лагерной администрации зачинщиков и активистов отправили на Крайний Север, «на вымерзание», как выражались сами чекисты. 1200 человек разбросали по лагерям. В основном это были западные украинцы, но и литовцев в этом этапе было более 50 человек.

В лагерях в это время свирепствовали придурки — подручники администрации из числа заключенных. Сеть стукачей доносила в оперчасть разговоры заключенных. Многие смирились с лагерным рабством. Кто-то был просто сломлен духовно... Непокорных за малейшее неповиновение бросали в ШИЗО, БУР, режимные бригады. А тут привезли вирус мятежа, который попал на уже подготовленную почву: новые объединились со старожилами, была принята программа конкретных действий. Решили:

1. Образовать литовскую группу сопротивления.
2. Создать пятерки защиты, в каждой из которых должен быть старший.
3. Запретить самостоятельно проводить акты террора.
4. Собирать сведения об агентурной сети оперчасти.
5. Собирать сведения об активных пособниках лагерной администрации, любителях с помощью палки наводить порядок.
6. В каждой секции барака иметь своего человека для сбора информации.

Структура организации: представительное и исполнительное звенья, координаторы, советники, штаб.

Представительное литовское звено поручили возглавить адвокату Вацловасу Зубкявичусу. Координаторами назначили Микаса Мисюрявичуса, Бронюса Раманаускаса и меня (я держал связь с народностями Северного Кавказа). Советником стал ксендз Чесловас Каваляускас. Штаб возглавил Юозас Лукшис, имевший опыт организации групп сопротивления в карагандинских лагерях. Первые пятерки создали и возглавили Юозас Лукшис, Казимерас Везбяргас, Антанас Зинкявичус, Казимерас Шалкаускас.

В первую очередь мы вступили в союз с западными украинцами, потом с русскими, при необходимости проводили совместные акции. Решили, что каждая нация сама наказывает виновных земляков. Комитет литовцев вынес смертный приговор старшему нарядчику Ионасу Мисявичусу, прозванному Удавом. В октябре 1952 года исполнили еще один смертный приговор Варнасу, известному заключенным как Ворона. Больше в среде литовцев извергов не было. Атмосфера в лагерях изменилась к лучшему, люди свободно стали разговаривать, стукачи боялись бегать в оперчасть или искали приюта у чекистов.

Во время восстания мы призвали к действию все активные и резервные пятерки. Мне было поручено обеспечивать внутренний порядок в лагере и его противопожарную безопасность. Мы упростили на Медвежке представительство от бараков, назвали его комитетом. Руководство поручили Павлу Френкелю. Измайлов, Галема и другие выработали требования для переговоров с московской комиссией, изготовили плакаты, проводили собрания и т.д. Всей лагерной жизнью во время восстания руководили подпольные братства, комитеты, обеспечивая порядок и охрану зоны.

И хотя восстание заключенных было подавлено, мы, несмотря ни на что, победили: московские власти наши требования удовлетворили, вскоре многих из нас освободили, лагеря стали закрывать. Я спрашиваю себя: виноваты ли мы были? И в чем? Если бы в 1940 году в нашу независимую Литву не пришли непрошеные гости, мы бы жили свободно, учились, работали, создавали семьи... Мы никогда бы не попали в Норильск, не стали бы рабами в сталинских лагерях, не были бы обречены на долгие годы страданий... Во всем мире признано право человека бороться за свободу своей Родины, и мы боролись. Так в чем же мы были виноваты? Ответ на этот вопрос дала наша страна. «Норильских витязей» литовцы назвали поколением наследников Духа рыцарей и героев. Они получили самую высокую национальную награду — орден «Креста Витис». Этим орденом удостаивают тех, кто защищал свободу и независимость Литвы, участвовал в боях («лесные братья»).

«Норильские витязи» собираются ежегодно с 1989 года. Уже прошло 16 съездов нашего общества в Вильнюсе, Каунасе, Тельшяе, Радвилишкисе, Паневежисе и других городах. Мы не просто подводим итоги и строим планы своей общественной работы, мы обсуждаем события в стране и в мире. К нам прислушивается власть. Например, мы писали в 2005 году обращения к президенту Литвы Валдасу Адамкусу по поводу министра, потерявшего доверие людей, критиковали работу Сейма и правительства, наши тексты были опубликованы в газетах, по ним были приняты меры, как и должно быть в свободной стране.

...А я и сегодня вспоминаю русскую группу. В ней было немало крупных специалистов, ученых, инженерно-технических работников. Со многими я был знаком. Они были настоящими патриотами своей страны и производства, где трудились. Они гордились достижениями норильской промышленности, позже работали на руководящих должностях, вплоть до главных инженеров. Их называли лордами. А под Шмидтихой обрели покой тысячи и тысячи «винтиков» — простых людей, которые работали на свою страну до последнего вздоха, имели семьи, близких людей, с которыми им так и не довелось даже проститься... Хочется надеяться, что труд заключенных уже никогда не станет основой политико-экономической системы ни в одной стране.

Послесловие

С литовцами я познакомилась в 2003 году, когда по инициативе активного участника норильского восстания Льва Александровича Нетто в Москве состоялась Международная конференция в год 50-летия массового сопротивления в норильских лагерях. Среди прибалтов литовцы оказались самой представительной и дружной группой. Приглашений во все государства было разослано немало, но наиболее организованно откликнулись «Норильские витязи». Они считают местом рождения организации норильские лагеря. Здесь же родился их гимн, который подстрочно на русский язык перевел Витаутас Ракаускас. Автор Чесловас Каваляускас назвал его «Гимн норильских повстанцев (литовцев)». Там есть такие слова:

В ветрах Севера парни воспряли,
Пробуждается Витис, грозный, могучий.
Наша верная клятва слышна
Небу Севера, острым скалам

Витис — это всадник, преследующий врага. В тексте упоминаются Дзукия, Жемайтия, Аукштайтия — части Литвы, различающиеся только по диалекту. В Дзукии много лесов, в Жемайтии равнин, а Аукштайтия полна холмистых полей и озер. Можно представить, с каким чувством люди пели на чужбине гимн с такими родными названиями!

В 1989 году четверо из Литвы (в их числе архитектор и фотожурналист) посетили Норильск. В то время под горой Шмидта, на месте массовых захоронений заключенных, размещались гаражи и стоянка автотранспорта. Здесь побывали гости из Литвы перед приемом в исполкоме горсовета. Норильские власти автобазу под Шмидтихой обещали убрать и обустроить на этом месте площадку для возведения памятников жертвам сталинизма не только из Литвы, но и всем захороненным там заключенным. Так на Таймыре появилось еще одно место скорби.

В 1990 году в Норильске прошла первая Неделя памяти жертв Норильлага. Ее инициаторами были члены общества «Мемориал» и работники музея. Под горой Шмидта перезахоронены останки погибших — здесь были сооружены могилы, установлены кресты с покаянными надписями. Позже здесь построили часовню. Активистка «Мемориала» Вера Константиновна Паузер, предприниматель Вадим Наговицын, молодые строители Фундаментстроя, Горстроя, Строймеханизации, Промстроя, Отделстроя приложили много усилий, чтобы в сентябре 1990 года была открыта эта часовня. Ее освятили, и зазвучал маленький колокол часовни...

В центре площадки установлен памятник военнослужащим Прибалтийских государств, погибшим в лагерях Норильска в 1941-1956 годах. Автор проекта памятника Ромуальдас Свидинскас.

Фотографии памятников под горой Шмидта, на озере Лама мы приводим из книги Римвидаса Раценаса.  Она называется «Памятники в местах заключения и ссылки жителей Литвы» и вышла в 2005 году на трех языках: литовском, английском и русском. Автор издал книгу на собственные средства, ее тираж 1000 экземпляров. Свою книгу Р.Раценас подарил нашей норильчанке Тамаре Николаевне Захаровой, которая ежегодно бывает у своих родственников в Вильнюсе. Как настоящая связная между издательским фондом «Норильский» и «Норильскими витязями» Тамара Николаевна привозит в Москву воспоминания, фотографии бывших узников Норильлага, с которыми она встречалась в Литве. В 2006 году Т.Н.Захарова заочно познакомила нас с удивительным человеком Римвидасом Раценасом. Он тоже был заключенным, отбывал срок в Республике Коми. Во время строительства завода минеральной ваты он, как инженер-теплотехник из Вильнюса, отправлял своих людей в командировку в Норильск.

В Литве создана временная комиссия по памятникам при министерстве культуры. Она (в лице Р.Раценаса) ежегодно выделяет на содержание каждого памятника за рубежами Литвы по 100 долларов. Часть этих денег поступает и в Музей освоения и развития Норильского промышленного района. Кроме Таймыра памятники погибшим в годы сталинских репрессий установлены в Республике Коми, Бурятии, в Алтайском и Красноярском краях, Казахстане, Якутии, Таджикистане и, конечно, в самой Литве. Такова география горя и скорби литовского народа... В книге Римвидас Раценас приводит данные Центра по исследованиям геноцида и резистенции жителей Литвы. Всего с 1940 по 1953 год было сослано 126 817 литовцев, заключено в лагеря 152 496 человек. Кроме того, погибло на родине с 1944 по 1953 год 18 000 партизан.

Любая история — это всегда история множества разных человеческих судеб. Сложите цифры 126 817 + 152 496 + 18 000... Судьбы этих людей оборвались у кого-то в расцвете сил, у кого-то в самом начале жизни. А ведь у всех были родные, на которых отразились не лучшим образом аресты близких. Их ни за что ни про что согнали с родных мест и выслали на Север, в Сибирь, в Среднюю Азию. Ведь и тут погибли литовцы, пополнив смертные списки репрессированных сталинским режимом...

Иногда приходится слышать: почему в наших книгах столько литовских авторов? Намекают на перекос... Надо бы по справедливости рассказывать о сопротивлении лагерному режиму всех народов. Но в том-то и дело, что литовцы, впрочем, как и западные украинцы, были наиболее активными борцами в лагерях. Это официально признано и лагерниками, и властями. В отличие от российских народов, русского прежде всего, литовцы не были рождены в неволе, они попали в заключение из свободной жизни в независимой стране. Это наши прадеды, деды, отцы уже много лет жили в молчаливой покорности: разве могли пройти даром для каждой семьи гражданская война, когда свои убивали своих, раскулачивание и коллективизация, голод и массовые репрессии?.. Литовцам легче, чем нам, было бороться. Они не были, как мы, парализованы страхом. Пусть не обо всех это можно сказать, но об очень многих. И наша книга, как правдивое зеркало, отразила то, что было на самом деле.

Напомню, что воспоминания «О времени, о Норильске, о себе...» мы пишем народным методом: каждый, кому есть что сказать, аргументировать свое мнение фактами, документами из семейного архива, может стать одним из авторов нашей очередной книги. Нет ни одного человека, кому бы в этом было отказано. Пишите — адрес и телефон в обращении к вам, читатели, в начале каждой книги.

Галина Касабова

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."