Я родилась в семье потомственных учителей на станции Соловьёвск Читинской области — это на границе с Монголией. Мой дедушка Федор Васильевич Журавлев был учителем церковно-приходской школы. По его стопам пошел мой отец, его двоюродные сестры. Меня многому учили, и было неудивительно, что в школу я пришла в семь лет, хотя все дети начинали тогда учиться в девятилетнем возрасте.

Я успешно окончила четыре класса, а в 5-м классе мне пришлось ходить учиться за девять километров в соседнюю деревню. В мае к нам в класс пришел директор школы, радостный и возбужденный, и сказал: «Ребята! Поздравляю — Победа!» Это был 1945 год. Так он обошел все классы — все ликовали, а наша учительница математики, чей урок прервал директор, горько зарыдала. Ее муж воевал, война закончилась, а она не знала, где он, жив ли... Мы с удивлением смотрели на нее, но потом очень сочувствовали ей.

Дальше я училась уже вдали от дома — в 40-50 километрах, на 79-м разъезде. Пришлось жить на квартирах, так что я рано приучилась к самостоятельности. Однажды, когда я училась в 7-м классе, у меня случилась беда: из кладовки украли все мои продукты, рассчитанные на месяц жизни вдали от родителей. Было удивительно, что из той же кладовки у хозяйки ничего не украли. Что я могла тогда предпринять? Отправилась домой пешком...

В наших местах стояла воинская часть. Помню, что еще к деду, глубоко верующему человеку, частенько захаживали офицеры, и они вели долгие интересные беседы. И вот когда я так бессловесно и вынужденно покинула школу, жены офицеров, учительница математики и словесник, вызвались учить меня, чтобы я не отстала по главным предметам от сверстников. Когда я явилась в школу на экзамены, то продемонстрировала приличные знания и получила отличные оценки.

Где бы я ни училась, я всегда после уроков бегала в детский сад — любила возиться с детьми. И они, бывало, в выходные приходили ко мне чуть не всей группой в гости. Все знали, что я хочу учиться в педучилище, где директором был папа. Но к тому времени училище из Читы перевели в район, в городе остался только медтехникум, и я поступила туда. Но вскоре заболела мама, и мне пришлось вернуться домой: работала дояркой вместо мамы до ее выздоровления.

Вернулась к учебе, да скоро и сама серьезно заболела воспалением легких. Я была совсем плохая, и семья решила: меня надо крестить. Так в 14 лет я на шею повесила крестик. Об этом узнали в медучилище. На комсомольском собрании нашлись атеисты, которые осудили меня за это. Но наша завуч Антонина Антоновна прервала эти разговоры: «Не трогайте Ирину, не надо...» Может, они не надеялись, что я выживу? Комиссия медучилища (который называли и техникумом) постановила, что я должна лечиться дома. Пришлось оставить учебу. На мое счастье, появился сульфидин, он мне помог...

Летом вернулась в училище: решила сдать экзамены. Я увидела своих подружек, мы обрадовались друг другу... От радости и волнения я так сильно закашлялась, что из меня вылилось много гноя... С этого момента я стала поправляться. Учебу я окончила на отлично и получила право без экзаменов поступить в мединститут.

Ирина Журавлева-Орлова (вторая справа) среди студентов Новосибирского мединститута)

Выбрала Новосибирск. Тогда были такие простые нравы — я без препятствий зашла в кабинет директора института со своими документами. Он удивился тому, что я приехала издалека, но тут же меня зачислил в студенты.  Учиться мне нравилось. В 1956 году я окончила институт и меня оставили в аспирантуре. При этом академик Гинецинский сказал мне:

— Поезжай в Норильск, поработай и готовь документы для аспирантуры. Там работает мой ленинградский друг Захар Ильич Розенблюм — рядом с ним и профессии, и жизни научишься.

И я поехала. Думала — на год. А потом выяснилось, что документы мои опоздали к назначенному сроку, и я осталась работать в Норильске и никогда не пожалела об этом.

И сегодня я вспоминаю август 1956 года. Мы плыли по Енисею, смотрели на красивейшие берега могучей реки. Населенных пунктов было мало, а баржи с заключенными как-то не особенно долго занимали нас — мы были молоды, с надеждами ехали на новое место постигать профессию медика, о лагерях не знали ничего: время было такое, когда разговоры об этом были не приняты и это негласное правило соблюдали все.

Со мной ехала к брату девушка из Литвы, он уже был освобожден и приехал встречать нас с другом. Поселилась в мужском общежитии: тишина и чистота поразили меня. Норильск уже был городом, в основном здесь жили освобожденные из заключения и их семьи. Очень красива была Севастопольская улица, она заканчивалась драмтеатром. В жилых домах были кинотеатры, на Комсомольской улице уже стояли два дома: № 1 и № 24, в последнем жили молодые специалисты в коммунальных квартирах, а в первом доме руководители комбината.

Первым делом я пошла в САНО, тогда отдел возглавлял Борис Сулейманович Джумаев. Во время нашей беседы вошел красивый мужчина средних лет и стал просить Джумаева направить врача на очень ответственный участок. Это был главный инженер комбината Владимир Алексеевич Дарьяльский. «Вот вам врач», — показал на меня Борис Сулейманович. Я согласилась. Ответственным участком оказался поселок Западный. Его амбулатория находилась в одном помещении с клубом, нас разделяла стена.

Однажды в амбулаторию заглянул В.А.Дарьяльский, а я стираю — прием-то закончился. Он удивился: не знал, что я здесь же и живу, и рекомендовал прийти на прием к Александру Савельевичу Котляру. Мне дали комнату в четырехкомнатной квартире, чему я была очень рада. Позже в ней жила вся моя семья.

Комсомольцы поселка Западный и шахты избрали меня секретарем комсомольской организации, тогда на комбинате ее возглавлял Юрий Дроздов. А вскоре я познакомилась с Захаром Ильичом Розенблюмом, о котором с глубоким уважением говорил академик Гинецинский.

Из Красноярска в Норильск прислали новую заведующую САНО — Наталью Леонтьевну Брумук. Мария Николаевна Баранова предложила сначала направить меня на работу не к ним в стационар, а в поликлинику. Но Захар Ильич настоял, чтобы меня направили к нему в больницу, за что я ему очень благодарна. З.И.Розенблюм был небольшого роста человек, совершенно седой, явно еврейской внешности, очень симпатичный. Все знали, что он сидел, но сам никогда об этом не говорил. Мне кажется, ему противно было вспоминать о лагерях, унижениях, сам-то он был человеком необычайной доброты. А мы, молодые врачи, подражали ему, и он охотно и по-умному нас учил.

Обычно после утреннего обхода начиналось самое интересное: углубленный разбор состояния каждого больного. З.И.Розенблюм просил каждого из нас поставить диагноз и аргументировано его доказать. Так он учил нас вырабатывать свое мнение, учил профессионализму. И делал это всегда спокойно, с уважением к молодым коллегам.

Однажды мы с врачом-дерматологом рекомендовали шахтеру сменить работу — скрюченная поза и напряжение усугубляли его болезни. Об этом мы выдали ему справку. Тогда Н.Л.Брумук на пятиминутке сделала замечание нашему доктору Розенблюму: почему это его доктора подменяют врачебно-контрольную комиссию? Когда Захар Ильич вернулся из горздравотдела, он сказал нам с улыбкой: «Что это вы меня оставили в стороне? Я бы тоже подписал вашу справку...» На том дело и кончилось. При нем никогда ни у кого не было конфликтов, их просто не мог бы допустить Захар Ильич Розенблюм, добрейший и умнейший человек.

Я помню, как позже мы встретились с ним в Москве в метро. Увидели друг друга в вагоне, вскочили оба, бросились навстречу, обнялись, расспрашивали и рассказывали, как живем, кто где... Родной человек, мой Учитель...

Когда после Новосибирска я впервые попала в норильские лечебные учреждения, меня удивило, какие медицинские здания малюсенькие, как в них было, мягко говоря, прохладно, а люди удивили меня своей доброжелательностью, желанием помочь. Мы с Кирой Серафимовной Масленниковой были ученицами Захара Ильича Розенблюма. Кире он поручил изучать электрокардиограммы, а мне — венозное давление. К тому времени мама Киры после освобождения из лагеря и реабилитации уже покинула Норильск, мы были с ней холостыми, и потому все ночные дежурства были нашими. Мы много и охотно работали и трудностей не боялись.

Я вспоминала своего деда Федора Васильевича Журавлева. Когда в наши деревни пришло раскулачивание, дед взял девочку из несчастной семьи и тем самым спас ее. Потом обошел все дворы и оставшуюся у людей живность согнал в одно место и стал ее пасти. Я помогала деду и тогда научилась конной езде. Осенью он отдал овец и коз хозяевам. Зимой не было муки, и он стал сельским мукомолом: при помощи лошадей он молол зерно жерновами. За доброту и служение людям сельчане улицу села Билектуй назвали улицей Журавлева. У деда я научилась ничего не бояться — ни трудностей, ни неизвестности. Я спускалась под землю, хотя знала, что шахта «Западная» метаноопасная. Ехала до подъемника на «воронке», а потом в любую погоду шла до нее четыре-пять километров.

Позже я вышла замуж за Станислава Григорьевича Орлова. Он работал энергетиком на Медвежке. До сих пор помню «черную» пургу 1957 года — тогда сильный холодный ветер меня буквально прибил к стене. Я возвращалась с вызова и боялась, что до здравпункта, где я тогда жила, не смогу дойти.

Спасибо незнакомому мужчине, он оторвал меня от стены и довел до места. Вот счастье-то было! Есть эпизоды, которые врезались в память на всю жизнь. Например, помню Ростислава Ростроповича в валенках на нашей сцене. Он божественно начал играть, и мы про все забыли! А голос и руки Вертинского! Его руки грациозно танцевали, когда он пел «Маленькую балерину». Его пальцы были красивые и очень изящные...

Норильским драмтеатром руководил Владимир Иванович Венгеров. Этого милого и образованного человека мы знали еще и как мужа нашей Лидии Сергеевны Золотовской, замечательного доктора, красивой и остроумной женщины. Она всех заражала своим юмором, энергетикой... Кроме них в историю норильской медицины вошли хирург от Бога В.А.Кузнецов, врачи божьей милостью А.В.Миллер, Д.В.Бочкарева, А.В.Дуберг, А.М.Меркулова, С.Ф.Данилевская,  Н.П.Руденко, В.Л.Хуцишвили и многие другие.

У норильских врачей всегда были тесные деловые связи с Сибирским филиалом Академии медицинских наук СССР. В память об этом у меня сохранилось письмо председателя филиала академика В.П.Казначеева. Я тогда заведовала горздравотделом и постоянно общалась с представителями института клинической и экспериментальной медицины Новосибирска. И мы наметили и претворили в жизнь большую программу исследований, имеющих существенное теоретическое и практическое значение для жителей Сибири и Заполярья.

В Норильске всегда очень любили молодежь. Когда горздрав возглавила Брумук, молодые врачи собирались на профессиональные совещания. Наталья Леонтьевна много внимания уделяла молодым специалистам. Чтобы лучше узнать внутренний мир каждого, она устраивала у себя чаепития, за которыми всегда вели разговор о медицине. Какие это были интересные годы познания практической медицины, жизни!

В 1972 году я покинула Норильск, но в мыслях, воспоминаниях о пережитом я не рассталась с дорогим для меня городом.

Прощальный вечер в ресторане: в 1972 году Ирина Григорьевна Орлова покинула Норильск. Слева направо: Т.И.Гусева, П.Т.Жмурко, И.Г.Орлова)

Полина Павловна Христенко, бессменный главный санитарный врач Норильска

Ирина Григорьевна Орлова. 2001 г.

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."