Свои воспоминания о муже Михаиле Николаевиче Годлевском его жена Нина Юрьевна Икорникова доверила Музею и общественному центру имени Андрея Сахарова. Они публикуются впервые.

Семья Годлевских происходит из древнего польского рыцарского рода герба Gozdawa. Михаил Николаевич Годлевский родился в Варшаве в 1902 году.

Внук польского повстанца 1863 года Виктора-Витольда Годлевского, сосланного при царизме в Сибирь и ставшего в ссылке исследователем глубоководной фауны Байкала, сын погибшего в дни революции военного инженера Николая Викторовича Годлевского, Михаил Николаевич рос и воспитывался в высокоинтеллектуальной среде. После смерти отца в Петербурге в 1917 году забота о матери и сестрах легла на плечи пятнадцатилетнего подростка. Он учился в реальном училище, которое окончил в 1919 году, и одновременно работал: зимой — грузчиком в порту, летом — в геологических и гидрографических экспедициях, исследовавших реки Сибири (Лена, Алдан, Ангара), сначала в качестве рабочего-реечника, затем — чертежником, техником. Окончив реальное училище, работал, а затем в 1922 году поступил на астрономическое отделение физико-математического факультета Ленинградского государственного университета. Учился в университете и работал то техником на железной дороге, то табельщиком, то воспитателем детдома. Со второго курса был отчислен за «социальное происхождение». В 1925 году поступил в Ленинградский горный институт и продолжал работать: был коллектором, производителем работ, преподавателем математики. Окончил институт в 1930 году.

До войны Михаил Николаевич был доцентом на кафедре минералогии Ленинградского горного института и заведовал минералогическим отделом Всероссийского геологического института (ВСЕГЕИ — ЦНИГРИ).

3 июля 1941 года он был мобилизован, воевал на Ленинградском фронте в чине майора, командовал артиллерийским расчетом. В результате одной из сильнейших атак немцев дивизия, в которой служил Михаил Николаевич Годлевский, была окружена и взята в плен. Он пробыл в Германии, в лагерях для военнопленных, до 1944 года, и, когда Советская Армия освободила пленных, его зачислили в 5-ю гвардейскую дивизию, во 2-й трофейный батальон. В это время в Германию приехал президент АН СССР Сергей Иванович Вавилов и назначил Годлевского комендантом Цейсовского завода в Йене.

Год он пробыл в этой должности, в это время его друг академик Сергей Сергеевич Смирнов усиленно добивался вызова Годлевского в Россию для работы по поискам стратегически важного минерального сырья. В те времена страна нуждалась во многих полезных ископаемых, необходимых для развития промышленности.

22 ноября 1945 года М.Н. Годлевский приехал в Ленинград и сразу с вокзала пошел во ВСЕГЕИ, а в 12 часов дня был арестован на работе. Следствие велось в Большом доме в Ленинграде, на улице Воинова. Его заставляли признаться в том, что он немецкий шпион, — избивали, принуждали стоять сутками без движения и без сна, но все было безрезультатно: Михаил Николаевич ничего не подписал. Как-то во время избиения в кабинет вошел какой-то высокий чин, внимательно посмотрел на Годлевского и сказал: «Этого бросьте бить — бесполезно». Тем не менее органам нужно было осудить Михаила Николаевича за то, что он был в плену. Для этой цели нашли человека, который был с Годлевским в одном лагере для военнопленных. В дальнейшем друзья Годлевского назвали этого человека Ангел Д (так и мы будем его называть).

Его привлекли к следствию, отчаянно избивали, заставили оговорить Годлевского и подписать все, что им требовалось. Однако оговор не спас Ангела Д: его тоже осудили. Таким образом оба проходили по одному делу. Годлевскому была «приклеена» статья 58. Суть оговора состояла в том, что Годлевский, будучи настроен антисоветски, сам сдался в плен (вместе с дивизией?), там стал шпионом и вернулся со шпионским заданием. По приговору Военного трибунала Ленинградского военного округа от 4 марта 1946 года оба были осуждены на 10 лет концлагеря и отправлены в Норильск. Я считаю необходимым достать и посмотреть это «дело», чтобы понять, каким образом велось следствие.

Что за человек был Ангел Д? Очевидно, физически слабый, а тем более духовно. Его били так, что он на время потерял речь, а затем заговорил с трудом, заикаясь. Михаил Николаевич никогда не осуждал его и даже жалел.

В 1956 году Михаил Николаевич подал в прокуратуру заявление о реабилитации. Прокурор сказал, что для реабилитации надо, чтобы человек, оговоривший его, явился в прокуратуру и отказался от своих показаний. Где его найти? На этот вопрос последовала циничная фраза прокурора: «Если бы он был нам нужен, мы бы его нашли, а так как он нужен вам, ищите его сами». Ангела Д долго пришлось искать, но с помощью друзей-норильчан он все-таки нашелся. Михаил Николаевич написал также, что реабилитация касается и его. Сначала Ангел Д ответил, что стал толстовцем, что ему не нужно прощение людей — нужно лишь Божье, а Бог его простил. В конце концов он приехал в Москву. Вышел из поезда босой, без шапки, с посохом и в таком виде прошествовал на Пушкинскую площадь, в прокуратуру. Там он отказался от своих «вынужденных» показаний.

В лагере Ангел Д вел себя так, как это описано в воспоминаниях Бориса Петровича Дубицкого.

При отправлении в Норильск (до Красноярска — по железной дороге) Михаила Николаевича поместили в теплушку с уголовниками. Так как он был хорошо одет, уголовники сыграли на него в карты, избили и полностью раздели. Весь первый год в лагере Михаил Николаевич был помощником забойщика на Кайерканском угольном месторождении. Вот как рассказал об этом Лев Александрович Савва, бывший тогда главным инженером горно-рудного управления. Однажды к нему пришел заключенный в рваных опорках на ногах, в драных брюках, надетых на голое тело, без головного убора и сказал, что он изучил систему трещин и что это позволило установить историю геологического развития угольного месторождения и понять, как можно увеличить добычу угля. Его предположения подтвердились, и добыча угля была увеличена. Савва заинтересовался этим заключенным. «Кто ты?» — спросил он. Тот ответил: «Я ученый из Ленинграда».

По этой работе Михаил Николаевич написал отчет «Тектоническое строение Кайерканского угольного месторождения». Сначала автором отчета себя поставил кто-то из вольнонаемных, так как заключенные в зоне не имели права быть авторами, и только впоследствии на отчете было написано имя М.Н. Годлевского. Через год он был переведен в петрографо-минералогическую лабораторию Норильского комбината. Туда он ежедневно ходил под конвоем, работал весь день и под конвоем возвращался в зону.

В Норильск приехал геолог Г.Г. Моор. Он был из числа тех, кто пользовался работой заключенных. Моор знал Михаила Николаевича как хорошего минералога и хотел поручить ему обрабатывать минералогическую коллекцию, которую собрал Михаил Николаевич, предупредив, что автором будет он, Моор. Михаил Николаевич отказался и был за это отправлен на работы под землю, в шахту, на рудник 3/6, где он провел 4 года.

Этот случай показателен. Заключенные подвергались угнетению не только со стороны уголовников и охранников, но и со стороны свободных людей и даже несвободных, но живших вне зоны. Характерные для того времени жестокость людских отношений, броня бесчувствия на сердце, враждебность таланту и добросовестной работе — все это было в лагере и легко перекинулось на волю.

С декабря 1951 года Михаил Николаевич — начальник тематической партии Норильского комбината; он вел самостоятельную работу, но жил в зоне и ежедневно ходил на работу и возвращался с охранником.

Знакомыми Михаила Николаевича Годлевского по лагерю были: Борис Петрович Дубицкий, Владимир Петрович Яровой, геологи Владимир Климентьевич Котульский, Александр Павлович Булмасов, Григорий Борисович Роговер, Николай Михайлович Федоровский, а также Лев Алексадрович Рабинович, врач Левин, инженер Владимир Владимирович Люри, архитектор Николай Михайлович Лаптев, Федор Аркадьевич Старшинов (он пришел этапом из Беломорканала в Норильск и, кажется, единственный, кто остался в живых из этого этапа, жил и умер в Норильске), Леонид Эмильевич Балановский и др.

Общий порядок вывода заключенных на работу из зоны на площадку Горстроя или в Норильский комбинат был такой: заключенных выводили колоннами, по обе стороны дороги на расстоянии 20 метров друг от друга от зоны до места работы стояли охранники. На время работы охрана снималась.

Сначала М.Н. Годлевский и Б.П. Дубицкий были в одном лагере. Потом по доносу Ангела Д их вызвали на допрос — спрашивали, о чем они разговаривают, чем объясняется их дружба. В результате Б.П. Дубицкого перевели в другое лаготделение и поставили на рытье котлована. Через несколько дней Михаила Николаевича вызвали ночью и предложили стать стукачом. Он, естественно, отказался, и его отправили на рытье котлована в известняковый карьер, на Каларгон, где почти никто не выживал. Спасла Михаила Николаевича тайная организация, видимо бандеровцы, которая каким-то образом узнавала, кого начальству удалось завербовать, а кого нет. Стукачей они убивали. В тот день, когда Михаил Николаевич с лопатой вышел на работу в карьер, за ним прибежал бригадир, привел в свою сторожку и приказал не выходить, показал записку с костями и черепом. В записке под страхом смерти приказывалось оградить Годлевского от работы на Каларгоне. Бригадир сказал: «Сиди здесь, мне жизнь дорога». Через какое-то время Михаила Николаевича вернули в лаготделение № 4.

Как вспоминает Б.П. Дубицкий, Михаил Николаевич в лагере делал все, что мог, для оказания помощи людям, попавшим в беду или в неблагоприятную обстановку. Так, например, когда Борис Петрович оказался в бригаде, которая работала на рытье котлованов, Михаил Николаевич пошел к начальнику конторы электромонтажных работ Владимиру Николаевичу Ларину (тоже заключенному) и попросил перевести Бориса Петровича в контору.

Таким образом он помог Борису Петровичу выйти из котлована и вернуться в лаготделение № 5. Некоторое время Борис Петрович и Михаил Николаевич были в разных лаготделениях, но впоследствии, когда Бориса Петровича перевели в 4-е лаготделение, они снова оказались вместе.

Владимир Петрович Яровой освободился из лагеря позднее Михаила Николаевича. Когда он стал поступать в Норильский горный техникум, директором которого была Каландарова (капрал в юбке), то натолкнулся на непонятное сопротивление, его не принимали без объяснения причин. Яровой поделился с Михаилом Николаевичем, уже преподававшим геологию в этом техникуме. Со свойственной ему решительностью Михаил Николаевич явился к Каландарихе и потребовал объяснения причин, по которым Ярового не принимали в техникум. «Если причиной является пребывание его в прошлом в Горлаге, то я больше не буду преподавать у вас в техникуме, так как я тоже был в Горлаге», — заявил Михаил Николаевич. Таким образом конфликт был исчерпан, и Володю приняли в техникум.

После реабилитации 21 ноября 1956 года Михаил Николаевич начал работать по теории рудообразования и руководить работами по поиску медно-никелевых месторождений. Он был профессором, доктором наук, главным куратором геологической службы СССР по никелю и платиновым металлам, членом ВАК в течение 10 лет, членом экспертного совета Мингео СССР, членом двух ученых советов, членом редколлегий научных журналов, членом комиссии по новым минералам ВМО, почетным членом Всесоюзного минералогического общества. Его именем назван рудный минерал — годлевскит, сначала обнаруженный в Норильске, а затем в Канаде, Марокко и Австралии.

По характеристикам коллег и ученых своим научным творчеством и практическими делами Михаил Николаевич оставил глубокий след в отечественной и мировой геологии рудных месторождений. Он изучал месторождения важнейших металлов — никеля, кобальта, платины и платиноидов, золота и меди, бора и железа, без которых не может развиваться материальная база ни одного из современных государств. Он автор 170 трудов по минералогии и геохимии цветных, редких и благородных металлов, по петрологии рудоносных интрузий, по теории и практике прогнозирования и поисков новых рудных объектов, по генезису месторождений полезных ископаемых, по тектонике, истории минералогии. Михаил Николаевич обладал энциклопедическими знаниями не только в области геологических наук. Свободно владел европейскими языками, хорошо знал и использовал в своих трудах термодинамику, физическую химию, математику.

За свою научную и практическую деятельность был награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, но, с моей точки зрения, все это не имело ровно никакого значения, так как постоянно были помехи со стороны отдела кадров министерства, бюрократов и чиновников КГБ. Так, например, когда вставал вопрос о зарубежных поездках Михаила Николаевича в ГДР, Индию, то со стороны кадровиков выдвигалось препятствие, и он не мог поехать.

Ученый совет ЦНИГРИ представил его на звание заслуженного деятеля науки, но он был отведен зам. министра по кадрам Министерства геологии СССР А.А. Рясным. Когда академик — секретарь отделения наук о земле АН СССР Владимир Иванович Смирнов выдвинул его кандидатуру в академики и это было поддержано другими академиками-геологами отделения, то на первом же этапе фильтрующая комиссия не допустила его до голосования даже на первой стадии — на стадии отделения наук о земле.

После реабилитации, в то время, когда он уже интенсивно работал, в 1961-м или в 1962 году, Михаил Николаевич получил повестку — вызов в КГБ на Малую Лубянку, где следователь в течение двух часов беседовал с ним о его пребывании в немецком лагере для военнопленных. Особенно следователя интересовало, видел ли Михаил Николаевич, как немцы вешали пленных татар. Что бы ни спрашивал следователь, Михаил Николаевич отвечал, что был в плену на положении рядового пленного, на общих работах и никогда ни о чем с немцами не разговаривал. Именно этот ответ и соответствовал действительности. Следователю пришлось разорвать несколько допросных листов, прежде чем Михаил Николаевич подписал то, что соответствовало правде.

Таким образом, постоянно чувствовалось, что на Михаиле Николаевиче лежит «клеймо», которое очень мешало ему работать, а работа — это была его жизнь.

Из лагеря он вышел больным человеком. Духовно сильный, он тяжело переживал трудности в работе, сильно перегружался, постоянно говорил, что у него отнято 15 лет жизни и что он должен еще очень многое сделать. Кончилось тем, что в 1973 году Михаил Николаевич тяжело заболел и больше не смог интенсивно работать. Однако все последние 10 лет своей жизни он писал, консультировал, и последняя его работа обрывается на половине фразы…

Михаил Николаевич Годлевский скончался 4 июня 1984 года.

Дополнение. В 1945–1954 годах на территории всего Норильского промышленного района было 26 лаготделений. В 1969 году на той же территории — 1 лагерь.

Уточнение. Передвижения по норильским лагерям Михаила Николаевича Годлевского и Бориса Петровича Дубицкого происходили в следующем порядке: из 2-го лагеря ИТЛ оба попали в 5-е лаготделение Горлага, затем из 5-го в 4-е. Когда построили медеплавильный завод, всех перевели в 5-е лаготделение, потом Михаил Николаевич попал в 4-е.

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."