Алексей Свечников: «Кобальт»

---

Хроника событий. Люди, факты, комментарии к 40-летию хлорно-кобальтового цеха

В июне 1980 года хлорно-кобальтовый цех усиленно готовился к своему 35-летию. Уже были готовы стенды, отражающие становление коллектива, отпечатаны и отправлены по адресам пригласительные, утвержден сценарий торжественного вечера.

Мы мало уповали на то, что кто-то сможет приехать на торжества издалека. Путь в Норильск не близкий, да и накладно. Но вопреки всему люди стали прибывать. Первыми подъехали: из Иваново Нина Николаевна Жибинова, из Красноярска Надежда Петровна Шеховцева, из Днепропетровска Анатолий Федорович Никифоров Феоктиста Филипповна Копылова (Никифорова), из Черногорска Серафима Дмитриевна Гоголевская, из-под Одессы Теодор Протасович Степановичус, из Стерлитамака Гавриил Михайлович Патюков, из-под Красноярска Мария Алексеева Перевалова, из Бийска Екатерина Кузьминична Хавруцкая…

27 июня вечером в фойе Дворца Культуры комбината царило всеобщее оживление, восклицания, радость, смех, торжественное и взволнованное настроение. Кто-то обнимается, кого-то тискают, целуют. Горячие рукопожатия, расстроенные и удивленные возгласы, неожиданные встречи, слезы радости. Родная непринужденная обстановка, теплые слова, светлые воспоминания… И вот глядя на это уютное очарование праздничной кутерьмы, в которой так щедро проявилось великое цеховое братство, пришло, созрело и окончательно утвердилось решение написать «Историю 25-го завода». Задача несколько облегчалась тем, что я лично знал, общался, вместе работал со многими, кто участвовал в пуске завода и позднее выдвинулся в число ведущих мастеров, первоклассных специалистов своего дела. Шесть лет ушло на сборы документов, которых, увы, почти не сохранилось. И я обратился за помощью к ветеранам. На мою просьбу откликнулись: С.И Афанасьев, А.Ф. Быстров, Я.Т. Беда, Н.И. Буторин, В.П. Говоров, Е.И. Иванова, Н.М. Константинова (Чичкина), Л.Н. Конюшок (Епанчинцева), Л.П. Матанцев, А.С. Марушук (Аминьева), А.Ф. Никифоров, Н.М. Послов, В.К. Продедович (Мочалкина), А.А. Пушкин, Н.И. Пидченко (Брюханова), Г.М. Патюков, Н.И. Романович, А.Л. Ростовцева, А.Ф. Россиев, Т.М. Сагунов, А.Ф. Кулакова (Степанова), А.Д. Сорокина (Ревина), А.Д. Сарычев, С.Н. Сыщиков, Ф.Е. Солдатенко, А.С. Тупицын, Я.К. Топур, М.Г. Шакалов, Г.М. Яковлева, С.К. Янчевский, А.И. Рычков. Неоценимую помощь в сборе уникальных документов оказали Полина Епифановна Романова и Любовь Павловна Гавдаева.
Главными консультантами при подготовке данного материала выступили: Изосим Алексеевич Чалкин, Гавриил Михайлович Патюков, Анатолий Федорович Никифоров и Тимофей Михайлович Сагунов. Всем, кто принял самое горячее и заинтересованное участие при подготовке данного материала, моя безграничная благодарность.

Вместо предисловия

« …В начальных днях Норильска много
 не только горечи, но и славы.
Подвиг его создателей в равной степени
 можно назвать подвигом эпохи!»
(«Правда» от 17.08.66)

Велико влияние полярной ночи на настроение. Весь мир человека в это время ограничен светлым кругом лампы. Однако не только ночь связывает его, на подмогу тьме идут холод и бури… Культурный человек никогда не сможет привыкнуть к этой мрачной обстановке. Всегда он будет чувствовать себя чужим в климате, с которым он должен непрерывно бороться.

Север – это громадные, по преимуществу безлюдные пространства. К началу 1981 года здесь проживало около восьми миллионов человек. Это меньше, чем в одной Москве. Нигде в мире освоение Севера не проводится в таких гигантских масштабах, как в Советском Союзе. Причем с каждой новой пятилеткой Север играет все более важную роль в судьбах страны. Освоение Севера, этого огромного по площади и природным богатствам региона, стало поистине делом молодежным. Не зря в последнее время о Севере говорят «Земля молодых». В освоении Севера много успехов, но не меньше и проблем. Их решение сделает хозяйственные достижения в этих районах еще более великими. Но ведь кроме этого Север – еще и судьбы миллионов людей, приезжающих сюда молодыми строить не только промышленность и дороги, но и собственную жизнь. Север наполняет жизнь высоким смыслом. И дает развернуться в полную силу.

Север – чем он привлекает? Кажется – непостижимым! Летом жарища, в воздухе тучи гудящего гнуса. Облепят – света белого не взвидишь…Дышать, кажется, нечем… Реки, бесчисленные озера, топи… Неверно ступишь – и пропал! Засосет и следов не оставит. Зимой – ледяной ад! Черная пурга, ревущие бураны. Снег бывало пилой пилили. Есть у метеорологов такой коэффициент «жесткости» погоды: на каждую единицу скорости ветра накидывать два балла, а на каждый градус – один балл. Работы на Большой земле обычно прекращаются при сорока пяти баллах. В Норильске «жесткость погоды» достигает девяноста пяти баллов!

Земля, с которой вместе мерз, дорога вдвойне. К тому же она удивительно и неповторимо красива – её снежные барханы, заструги, гребни снежных гор, очертания вытаявшей под солнцем лишайниковой тундры, фантастическая геометрия болот, сверкающая белизна снежной целины до горизонта, нежная зелень июня, сиреневые отроги Путорана, многокрасочный тундровый ковер середины лета, оранжевые костры жарков, разноцветье ягодников, зелено-желтая чересполосица осени…

Ох, уж эта знаменитая тоска по Северу! И о чем уж, казалось бы, тосковать? О зиме ли (а это восемь месяцев в году), о пурге ли (когда ветер 25 м/с), о нелегкой работе ли, об отсутствии солнца в полярную ночь или о коротком северном лете? О чем тосковать? Может быть, о том необыкновенном социальном феномене под названием северное братство людей? Когда особенной ценностью становится и чувство локтя друга, и особая теплота отношений друг к другу, помогающая выстоять в условиях вечной мерзлоты, которую и металл не выдерживает…

Приходилось ли вам, дорогой читатель, видеть встречу бывших норильчан где-нибудь в Москве, Ленинграде? Нам приходилось. Не боясь сентиментальности, скажем, что такие встречи вызывают чувство щемящей боли и слезы… Они, старые норильчане, отдавшие столько лет Северу, ищут друг друга, они ловят всякую информацию о Норильске, они как реликвию передают друг другу случайно попавший кому-то из них номер «Заполярной правды» и бережно хранят любительские снимки прежнего Норильска. Он был трудным для них, этот город. Но они реально создавали норильскую модель освоения Севера.

Газета «Советский Таймыр» от 21 января 1933 года:

«И каждый год, как только с гор стекают ручьи, и Енисей, ломая оковы зимы, уносит их далеко на Север, стуча лопастями колес прибегают пароходы, везя новые кадры работников и увозя на отдых уставших пионеров Таймыра. Много богатств таит в себе дикий полуостров, много богатств скрыто в горах Нориля. И недалек тот час, когда тишину матовой полярной ночи разрежет гудок стального оленя-паровоза и вырастут корпуса медно-никелевого гиганта-завода».

Газета «Правда» от 27 августа 1937 года :

«В бескрайней тундре Таймырского полуострова, где зимой морозы доходят до 60 градусов, строится крупнейший полиметаллический комбинат. Он будет давать медь, никель, кобальт, платину. Через три года тундра начнет передавать стране свои сказочные богатства. У подножья норильских гор, одна из которых – чистый уголь, а другая – склад медно-никелевых руд, будут построены мощные обогатительная фабрика, металлургический завод, электростанция, ремонтно-механический завод, пылеугольная фабрика. Вблизи комбината раскинется красивый благоустроенный город с 25-тысячным населением. Для комбината уже намечена строительная площадка… В Норильске открываются новые страницы строительного искусства. В процессе работы здесь теоретически и практически решают совершенно новые проблемы строительства в условиях вечной мерзлоты… Строительство в тундре – подвиг… Ни мороз, ни пурга, ни ночь, никакие трудности не останавливают строителей комбината.

Великие люди начинали Норильск, хотя вряд ли они сознавали величие сделанного… Это бесстрашный чекист с простреленными легкими, первый начальник стройки Владимир Зосимович Матвеев (1897- 1947). Инженер Потапов – первый командующий снегозащитой и основатель службы снегоборьбы. Федор Аркадьевич Харин – главный металлург… Чтобы родился норильский металл, он учил в сарае–лаборатории будущего первого горнового Ивана Алипьевича Чижика. Инженер Холодный первым поднял над землей, поставил на сваи горячий цех, чтобы не растопить мерзлоту. Он предвосхитил мысль о свайном пъедестале Норильска…Сотни людей заслужили быть названными в этом списке. Символично, что среди них столько людей, чей партийный стаж начался в 1917 году: Завенягин, Воронцов, Мешков, Панюков… Норильск начинали молодые. Не было и тридцати руководителю первого проекта комбината Александру Шаройко. Впрочем, дело даже не в возрасте. Норильск – удел молодых по духу, дерзающих мечтателей, готовых на любые испытания. Так было всегда, но испытания, выпавшие на долю первых, ни с чем не сравнить.

Yачало…

Вспоминает Леонид Павлович Матанцев:

«На работу на 25-й завод я пришел только в начале 1955 года. Завод в это время работал уже на полную мощность. К моменту моего прихода в хлорно-кобальтовый цех, там работало 1200 человек. А к тому времени, когда я уходил на пенсию в 1968 году, число работающих в цехе снизилось до 550-600 человек. При этом производительность завода возросла в 3,5-4 раза. Кроме того, мне хотелось бы подчеркнуть особую заслугу кобальтщиков в решении большой и сложной задачи - освоить промышленный экстракционный метод добычи сверхчистого никелевого порошка.
Хочу коснуться некоторых вопросов начала строительства всего комбината: в силу обстоятельств я знаю больше и смогу охарактеризовать трудности строительства начального периода более подробно.

Опыта строительства таких объектов, как Норильский комбинат, в суровых условиях Заполярья, вечной мерзлоты, холодов, пург, длительной полярной ночи не было ни у нас, ни за границей. Если не считать строительства небольших городков на Аляске, которые просуществовали короткое время и начали разрушаться под напором перечисленных выше факторов. Можно вспомнить деревянный город Игарку, строения его кособотятся каждую осень и весну… В начале строительства много было вопросов, на которые надо было найти ответы. Например, нужны были автомобильные дороги. Попросили проконсультировать ученых людей из Москвы. Они рекомендовали за опытом строительства дорог на вечной мерзлоте обратиться в Игарку. Там были построены дороги не грунтовые, а мостовые из дерева. Они – не долговечны…Нам это не подходило. Нам надо было строить дороги навечно.

Решили приобрести свой опыт. Назначили начальником строительства автодороги инженера Льва Александровича Савву (комсомолец с 37-го, коммунист с 42-го), и начали строить дорогу на улицах Горной и Заводской. Выбирали грунт на один метр. Попробовали покрыть бутовым камнем. Начали эксплуатировать – получилось хорошо! Так родился свой опыт строительства автодорог.

А как возводить строения? С расчетом на консервацию или деградацию вечной мерзлоты? Промышленное строительство, а также строительство центра города решено было возводить на скальном грунте. Первые же дома на улицах Горной и Заводской решено было строить глубоким залеганием фундамента. Обычный грунт изолировали слоем в 15-20 сантиметров глиной и прикрывали его мхом. Заметили, там, где землю покрывал мох, она оттаивала на небольшую глубину.

Как добывать руду? Подземным, малопроизводительным или открытым способом? Попробовали получить консультацию в Москве от ученых мужей. Они ничем помочь не могли, так как опыта строительства рудников в Заполярье еще не было. Пришлось всё решать самим. Так появился рудник открытых работ «Медвежка».

Не было опыта в разработанной технологии извлечения металлов из норильских руд. Надо было эту технологию разрабатывать самим. Сперва в лаборатории, где стояла маленькая флотационная машина и ручные дробилки. Потом построили опытную обогатительную фабрику. На ней окончательно отработали технологию обогащения металлов.

Железной дороги Дудинка - Норильск ещё не было. Не хватало строительных материалов, а надо было строить жильё! Решили использовать местные материалы, такие как бутовый камень. Построили дома по улице Мельниченко и Заводской: они стоят до сих пор! К этому времени были найдены залежи гипса. Решили и его использовать… Построили два дома гипсолитовых на улице Озерной. Долго не могли найти способ сушки стен.

Приступили к строительству базы «Норильскснаб». На строительстве складов бутовый камень использовали при возведении фундамента и опорных столбов, а стены заполнили гипсолитом.

Еще раз хочется повторить, что коллективу строителей Норильского комбината приходилось решать задачи со многими неизвестными, и они их решали, причем коллективно. Привлекали весь коллектив инженерно-технических работников и рабочих… При постройкоме существовала инженерно-техническая секция. На её собраниях обсуждали все технические вопросы…».

В Норильске 153 дня в году дуют метели. За это время на город, заводы, рудники обрушивается более 200 миллионов кубометров снега. Сегодня это подсчитано с предельной точностью, но в те годы ещё невозможно было установить закономерность снежного хаоса. Поэтому метель, пурга воспринимались как настоящее бедствие, с которым необходимо было как-то бороться. Сегодня удары снежного кулака не стали мягче, но их научились отражать. А тогда их приходилось отражать открытым лицом и грудью…

Как строить заводы и дома на вечной мерзлоте? Как жить и работать в черную пургу? Сразу же выяснилось, что нет проверенных научных данных, рекомендаций… Как возводить тяжелые сооружения на вечной мерзлоте, как ограждать строительные площадки от снежных бурь? Как защищать бетон от полярных морозов? В этих условиях растеряется даже опытный инженер! Вот тогда-то вновь проявился организаторский талант А.П. Завенягина. Он вывел на передний край ученых, инженеров, рационализаторов и смекалистых мастеров…

Завенягин был послан в Норильск в августе 1938 года. За плечами у него был большой опыт строительства Магнитогорского металлургического комбината. Этому событию мы обязаны новым масштабам норильских дел, судеб и планов. Он застал Норильск в облике далеко не образцовой зимовки: временного жилья выстроено полтора десятков домов, люди живут в крайней тесноте, в обветшалых палатках и фанерных бараках. Он пресек спекуляцию табаком и сахаром. Он увидел рельсовый путь, уложенный на мох. Он не увидел проектов и смет, которые хотел увидеть. Собственно он знал, что легкую работу ему не предложат, да он и не был в таковой заинтересован, привык к тяжелым заданиям и даже любил их. Никогда ему не было так трудно, как в Норильске 1938 года…

Завенягин понял, что по разработкам института «Союзникельоловопроект» нельзя строить ни одного объекта. Проектом города СНОП не занимался вообще. Направление штольне было задано неправильно (экспертиза Главстройпрома проект отвергла). Проекты «Угольного ручья» и «Горы Рудной» предусматривают подземные работы, тогда как 30% руды «Ручья» и 100% руды «Рудной» могут быть взяты открытым способом… Геологоразведочное бурение вели не глубже, чем на 150 метров… А к изучению металлургической плавки руд и концентратов еще не приступали…

Через полтора месяца пустили опытный конвертор. С помощью маленькой ручной вагранки горновой С.И. Сердаков получил первый металл. За 20 дней построили к 1 сентября школу… Это были завенягинские темпы, хватка, умение полагаться на единомышленников и разбираться в людях. Это был старт в будущее.

В своем первом публичном выступлении перед активом строителей Завенягин заговорил, как всегда, ярко, вдохновенно:

«Отдаленность не может пугать советских людей, строителей социализма, покорителей Северного полюса и Северного морского пути. Я верю, что недалеко то время, когда мощные ледоколы будут свободно проводить десятки морских караванов с оборудованием и грузами, когда на Енисее появятся сотни новых мощных теплоходов и пароходов, и на Таймыр будут проложены воздушные дороги… Мечта поколения скоро сбудется, и над Арктикой ярче северного сияния засверкают огни электричества и отсветы металлургических заводов оживят тундру».

Я верю, товарищи (Завенягин поднял руку), что мы победим мерзлоту, цингу и пургу, мы построим могучий комбинат и город, где люди будут купаться в свете электричества, будут получать из теплиц свежие овощи и цветы из оранжерей… Норильск – это центр, где создается, формируется пролетариат - носитель коммунизма… На Таймыре, где живут малые народности, жестоко угнетавшиеся в прошлом, надо создавать пролетарские центры, индустриальные… В Норильске должен быть не только металлургический центр Севера, но и центр научный, медицинский, культурный…».

Однажды Авраамий Павлович признался: «…Самой интересной, самой трудной, самой увлекательной я считаю партийную работу. Организовывать людей, поднять их на подвиг, зажечь огнем энтузиазма и верой в дело партии – неимоверно тяжелая задача! Здесь нужно огромное искусство…».
Год 1940-й был особенно трудным в истории Норильского комбината. Кончился мучительный период реорганизации, проектных неурядиц, раздумий о масштабах и назначении стройки. В 40-м году стройка развернулась вовсю, и стали видны зримо черты будущего гиганта цветной металлургии. Стройка походила теперь на огромную пружину, которую, казалось, незаметно, но упорно сжимают и сжимают, закручивают в спираль, чтобы запустить надолго огромный механизм…

Война!

Война – это страшное человеческое бедствие с неотвратимой неумолимостью она надвигалась на первое в мире социалистическое государство, на нашу страну. Наше правительство, наркомат иностранных дел принимали самые энергичные меры, чтобы максимально отодвинуть сроки неизбежного военного столкновения с фашистской Германией. Нам надо было выиграть время. Оно работало на нас. Все смешалось в этой звериной вакханалии, развернувшейся против Страны Советов. Патология злобной ненависти и бездонная алчность имперских толстосумов, высокомерие прусских юнкеров и словоблудие зарвавшегося ефрейтора. Спесь, претензии, амбиции, фашиствующий разгул и шабаш все более приобретали характер кровавой оргии.

В марте 1939 года Германия захватила у Литвы Мемель (Клайпеду) и Мемельскую область. Чтобы не быть втянутым в войну в обстановке международной политической изоляции, СССР 23 августа 1939 года принял предложение Германии о заключении пакта о ненападении… В условиях резкого обострения противоречий между капиталистическими державами Германия 1-го сентября 1939 года напала на Польшу, начав войну в Европе… В апреле 1940 года гитлеровцы вторглись в Данию и Норвегию и оккупировали их! В мае были захвачены Бельгия, Голландия, Люксембург, в июне капитулировала Франция. В апреле 1941 года немецко-фашистские войска вторглись в Югославию и Грецию…

Война вплотную придвинулась к нашим границам и ЦК ВКП(б) в 1940 году принимает решение: срочно на случай войны разработать планы эвакуации промышленных предприятий с запада страны на восток вместе с рабочими коллективами и их семьями. План эвакуации распространялся и на Мончегорский металлургический комбинат.

Пленум Таймырского окружкома партии потребовал от партийных, комсомольских и хозяйственных органов округа решительно перестроить всю работу на военный лад, обеспечить четкое выполнение решений партийных органов, всю работу подчинить нуждам и интересам страны, быстрейшему разгрому германского фашизма, объявить беспощадную борьбу беспечности, благодушию и мирным настроениям… По условиям военного времени вступила в силу временная инструкция по проектированию промышленных предприятий. Война диктовала свои условия, порой жестокие, несправедливые, но самые верные в условиях нависшей смертельной опасности. В инструкции, подписанной А.А. Панюковым, говорилось: «Допускаются отступления от санитарных, противопожарных и других норм. Исправления в проектах производятся в рабочем порядке… Учитывать возможность ввода в эксплуатацию отдельных частей предприятия пока другие части достраиваются. Земляные работы проектировать минимальными. Автогужевые дороги проектировать в минимальном количестве, минимальной ширины и длины. Асфальтовых тротуаров не устраивать. Железнодорожные пути проектировать с минимальным развитием. Радиусы кривых разрешаются в 160 м и допускается их уменьшение до 120 м.

Исключить из планов строительства нижеследующие объекты: заводоуправления, школы, клубы, кино и другие культурно-бытовые учреждения. Здания фундаментальные заменить временными для детских садов, яслей, бань, прачечных, магазинов, столовых. Новые цеха проектировать без бытовых пристроек, предусматривая достройку их в будущем. Бытовые помещения (гардеробные, умывальники, уборные) располагать в цехе на производственно площади. Жилые дома строить только малоэтажными с печным отоплением. Отказаться от внутренней штукатурки стен или покрытия их масляной краской. Столярные изделия разрешается не красить. Отказаться от наружной зданий и сооружений…

Руководство Норильского комбината приняло и другие меры строжайшей экономии самых остродефицитных материалов, которыми комбинат располагал в самых ограниченных количествах и которые требовались в неограниченных объемах в связи с развернувшейся гигантской стройкой гигантского комбината. Например, запретили расходование цемента на все виды работ: кладку стен, штукатурку, выделку шлакоблоков и др., при этом цемент можно заменить другим связующим материалом… Под личную ответственность начальников цехов и предприятий собрали имеющиеся отходы цемента (сметки, схватившийся цемент и др.), заактировали их, затарили и сдали кирпичному заводу для переработки.

Распоряжение от 1 декабря 1941 г., подписанное зам. начальником Н.В. Волоховым:

«Всем предприятиям комбината, получающим из отдела технического снабжения проволочные электроды и производящим изготовление их из проволоки в своих цехах, к 5 декабря с.г. сдать отходы (огарки и обрезки) электродов и проволоки на базу ОТС…

Начальнику ОТС т. Морозову выдачу электродов и электродной проволоки производить только при получении от потребителя их отходов.

Начальнику ДОЗ т. Мариненко на имеющихся гвоздильных прессах наладить изготовление гвоздей из огарков электродов и обрезков проволоки, используя полностью отходы. Все изготовленные гвозди выдавать только по нарядам ОТС».

Приказ от 25 июня 1941 г., подписанный А.А. Панюковым

«Пересмотреть все формы отчетности …под углом зрения сведения к минимуму расходования бумаги».

Горели леса под Архангельском, горели тундры Мурмана… Под бомбами и снарядами эвакуировалось из Мурманска оборудование Мончегорского никелевого комбината. Рядом с электромоторами и вагонетками, рельсами и балками на палубах размещались и семьи металлургов… Люди рвались на фронт, а им, фурмовщикам, горновым, мастерам, приказали отправиться в неведомый Норильск…

Путь с Кольского полуострова был долгим и трудным. Немцы преследовали караван с целью его уничтожения. Не хватало продуктов, много было больных. И все-таки в августе караван пришел в Норильск! Многие мончегорцы стали норильчанами. Здесь их встретили как самых дорогих гостей, разместили в тесных неблагоустроенных квартирах, которые были в то время в распоряжении норильчан, уступили им самое лучшее, что у них было. Всего с семьями в августе-сентябре прибыли тысячи мончегорцев.

В ночь с 23 на 24 февраля 1942 года температура воздуха в Норильске понизилась до -47ºС при ветре 10 м/с. В такой мороз больше пяти минут против ветра не устоишь. В цеху температура такая же, как на улице, разве что нет ветра. В эту ночь на работу вышла смена А.И. Аристова (позднее директора никелевого завода), она и выдала первый штейн первого ватержакета Большого металлургического завода Норильского комбината…

Шли тяжелые месяцы войны. Фронту нужен был металл Норильска. Еще в 1937-1938 годах существовала специальная инструкция по так называемым «актировкам», которая определяла предельные температуры и скорости ветра на наружных физических работах. Работы полностью прекращались в зимнее время. При скорости ветра более чем 18 м/с работы прекращались даже при нуле градусов. При температуре ниже -42 ºС даже при безветрии наружные работы отменяли.

Фронту нужен был металл Норильска! Могли ли норильчане теперь, когда полчища фашистских черных орд лавиной накатываются на страну, работать по старинке? Чтобы до предела сократить сроки строительства, максимально приблизить время пуска важнейших переделов комбината, дать как можно быстрее металл фронту – шли на всё! Изощрялись в применении самых неожиданных приемов в работе, игнорировали самые строгие инструкции. Знали, что в окопах во сто крат тяжелее и были твердо убеждены в том, что выданный сегодня танк, дороже выданных завтра двух.

Война давала о себе знать. В Норильске ощущался дефицит очень многих материалов, из которых почти каждый мог, если не остановить, то задержать развитие комбината. На первом по значению месте стояли проблемы серной кислоты и автомобильного топлива – бензина. Инженер Г.С. Калюсский разработал и внедрил способ получения серной кислоты из отходящих газов Малого металлургического завода. А.Н. Покровский изыскал метод переработки имевшихся запасов сырой нефти и других продуктов (моторное топливо) на крекинг-установке и получил бензин с высоким октановым числом…

Война внесла свои особенности и в питание норильчан. Почти прекратился завоз свежих овощей, соков. Небольшое стадо коров, которым располагал норильский совхоз, не могло обеспечить молоком даже грудных детей. Во весь рост встала угроза цинги. Руководители поручили химикам комбината решить проблему витамина «С». И снова Г.С. Калюсский принялся за работу. На озере Лама организовали лабораторию и небольшой витаминный завод, добились извлечения витамина «С» из сырья (хвои) и круглый год снабжали им население Норильска.

А.А. Панюков создал специальный «заготовительно-промысловый цех», на который возложили сбор грибов, ягод, отлов рыбы и диких оленей. На площадке будущего города Норильска, представляющая собой заболоченную равнину, появились огороды. Все пространство, где сейчас пролегает Комсомольская улица и Ленинский проспект, было распахано, осушено канавами и засажено овощами, в основном капустой. Капуста не всегда доходила до качанного вида, иногда это были лишь зеленые (да еще кудрявые!) листья. Но и в зеленых листьях содержались витамины!...

Лишь против снежных заносов долгое время ничего не могли придумать. Однако на Таймыре нашелся и такой человек, который, если не осилил, то перехитрил ревущие ураганы. Им оказался инженер-путеец Михаил Георгиевич Потапов. Еще в 1939-1940 годах он разработал и проверил на практике схему принципиально новой системы борьбы со снежными заносами с помощью наклонных щитов. Эти щиты отклоняют движущийся в приземном слое ветропоток вниз и тем самым заставляют его обтекать полотно дороги. Снеговетровой поток, проходя через суженное щитом сечение, увеличивает свою скорость и несется дальше, не образуя заносов. В 1942-1943 годах щиты Потапова стали широко применять и в Норильске. Они сыграли решающую роль в борьбе со снегом, освободив от изнурительной работы тысячи людей и обеспечив провоз грузов…

Из выступления А.П. Завенягина на совещании актива комбината 8 октября 1942 года:

«Товарищи! Очень важный вопрос для Норильска – освободить государство от колоссального завоза сюда технических материалов и отчасти продовольствия. Трудно себе представить, насколько велика эта работа по доставке всего того, что Норильску нужно. Я сейчас работаю в Москве в значительной мере «начальником» отдела снабжения Норильского комбината… Много цементных заводов потеряно. Многое из-за недостатка электроэнергии и топлива не работает. Оторвать 16-18 тысяч тонн цемента, как это сделали сейчас – чрезвычайно трудное дело. Нелегко достается и горючее. Не говорю уже о продовольствии…

Надо Норильскому комбинату своими силами делать материалы и производить больше продовольствия. Это позволит освободить тоннаж на Енисее, который не справляется с привозом того, что достаем…Что могли бы делать сами? Цемент! Сырье в Норильске есть. Оборудование, которое позволит давать 10 тысяч тонн цемента, отгружено… Можно будет построить причал в Дудинке, построить хорошие бетонные дороги в Норильске, построить тротуары. Давно пора…

Несмотря на то, что горючее сейчас получить труднее, чем раньше, Норильск в этом году получил его сполна, чего не имеют многие предприятия. Сейчас в связи с событиями на Кавказе, доставка затруднилась, страна переживает острый недостаток в горючем… А между тем в Норильске есть возможность производить горючее: часть за счет коксового завода, часть за счет построения завода жидкого топлива на угле. Лабораторные испытания проведены. Решение вполне посильно Норильску. Надо разработать проект и его осуществить, чтобы в будущем году не завозить бензин, лигроин и керосин…

В этом году комбинат получил пару неплохих пароходов, моторок. Нужно строить небольшие суда, рыболовные и может быть буксирные пароходы. Вот РМЗ не прочь построить хороший пароход. Там разбирали паровоз. Машину для парохода также они могут делать. Что касается корпуса парохода, то цех металлоконструкций мог бы сделать и его.

Таким образом, Норильский комбинат имеет возможность строить флот своими силами. И в будущем году мы будем свидетелями выпуска пароходов. Металл есть, оборудование есть – надо пароходы делать, чтобы рыбу и грузы возить. Для этого придется несколько расширить механический завод. Нужны печи Герресгофа, часть заказа уже размещена за границей… А между тем печи оказались довольно простыми, их можно делать самим, нашими средствами, может быть лучше, чем запатентованные. Никто не делает вагоны, а товарищ Морозов изготовил 71 вагон. Надо еще сделать пару сотен.

Шлаковые тележки нужны для БМЗ. Никто сегодня их не делает. Раньше Уралмаш делал, теперь там делают пушки, танки. Придется комбинату и это делать самому. Для обеспечения стройки в будущем году и в дальнейшем нужно будет делать еще одно расширение базы производства местных материалов. Можно построить кирпичный завод. Этот расширять нельзя, потому что он на территории города. Как нельзя расширять и совхоз. Я приостановил строительство двух коровников. Надо строить в другом месте. Город мы строим, но надо строить быстрее… К концу будущего года уже будет готов серьезный поселок с хорошими домами и рядом первоклассных улиц. Надо расширить строительство города.

…Я считаю неотложной задачей комбината повышение технического культурного уровня. Комбинат должен подняться но новую ступень всего строительства, культуры всей работы эксплуатации и делать все на более высоком техническом уровне. Главнейшая наша задача – как можно скорее, как можно больше дать стране никеля, меди, кобальта. В этом смысле эта работа, несмотря на тысячи километров, которые отделяют нас от фронта, от центра, полностью увязана с борьбой Красной Армии. Если вы подкачаете – в трудное положение поставите Красную Армию. Поэтому не имеете права подкачать и, надеюсь, не подкачаете.

Следующий вопрос – позаботиться о завтрашнем дне, о 1943 годе. Решения нами сейчас приняты, неясности устранены, Большое поле деятельности есть, надо напрягаться в еще целый воз. Норильский комбинат во время войны должен обеспечить страну никелем, выдать кобальт для авиации, драгоценные металлы для измерительных приборов, танкостроения, самолетостроения…

После войны Норильск должен будет стать одной из основных баз восстановления народного хозяйства, разрушенного войной, разрушенного вторжением фашистов, которым придет конец. Не столь далек момент, когда мы сумеем переключиться на восстановление нашего народного хозяйства. Норильский комбинат сумеет стать сокровищницей нашей страны…».

Трудный год

Кобальтовую краску люди знают пять тысячелетий. Она присутствует в древнекитайском голубом фарфоре, в древнеегипетской голубой лазури, покрывающей глиняные горшки и в росписи Грановитой палаты и Архангельского собора.

Что есть такой металл «кобольд» было доказано за два века до начала строительства Норильска – в 1735 году. Однако и 60 лет назад в учебнике «Металлургия цветных металлов» читали: «…Металлический кобальт с точки зрения потребления не представляет интереса». Еще далеко было до получения «победита», «виталлиума» и многих других сплавов и сталей, магнитных и жаропрочных.

Когда в год Победы в 1945-м родился норильский кобальт, список области его применения уже занимал много страниц. Этот металл находит себе место в деталях авиадвигателей и ракетах, паровых котлах высокого давления, лопатках турбокомпрессоров и газовых турбин, в гальванотехнике и электрочасах, слуховых аппаратах и различных датчиках и так далее и тому подобное, даже если не касается специальных отраслей применения кобальта радиоактивного.
Кобальт – один из трех «главных» норильских металлов. Его получают в листах, слитках и порошковый, гидроокись металла и в самом чистом виде, чище, чем когда-либо и где-либо…

В то самое время, когда коллектив плавильного цеха БМЗ готовился выдать первый штейн, начальник «Норильскстроя» А.А. Панюков подписал приказ о начале строительства кобальтового завода.

Когда зимой 1979 года я занимался сбором материала к 35-летию завода №25, меня особенно остро занимал вопрос о самых первых днях, о начальном периоде строительства. Кто-то мимоходом сказал мне, что об этом периоде я могу узнать у Дебола Касполатовича Алкацева. В это время он, кажется, работал диспетчером Управления строительства. За эту идею я ухватился мертвой хваткой. Меня предупредили, что Алкацев очень болен – сердце. Меня тревожила только одна мысль – согласится ли он на встречу со мной, с совершенно незнакомым ему человеком? Очень больной и очень занятый человек (в это время он работал над вторым изданием книги об А.П. Завенягине). Но он согласился принять меня сразу же, как только узнал о цели моего визита.

С понятным волнением остановился я у квартиры Алкацева – шутка ли, через минуту я увижу человека, на глазах у которого был построен Норильск, человек, трудовой календарный норильский стаж которого в этот год перевалил за сорок лет… Он встретил меня по-домашнему и очень просто. Был в майке, собирался бриться… Дебела Касполатович был отличным психологом и очень порядочным человеком. Пока он брился, я успокоился совсем, осмотрелся. Предо мной стоял небольшого роста худощавый, с пышной, слегка подернутой инеем седины, шевелюрой, не очень старый, но выглядевший устало, легендарный норильчанин. Он знал лично Завенягина еще с тех самых времен (1937 год), когда ему приходилось верховодить комсомолией Северной Осетии… В тот зимний норильский вечер я узнал многое, в том числе, и о самом главном – о начале строительства кобальтового завода, где ему в свое время пришлось работать в качестве главного диспетчера.
Стоял на редкость тихий светлый февральский день 1942 года, когда к площадке будущего завода №25 подъехали две служебные машины, на которых приехала группа проектантов, строителей, металлургов. Среди приехавших: В.И. Полтава - главный инженер Управления строительства комбината, С.П. Агафонов, только что утвержденный начальником строительства завода, В.А. Дарьяльский – начальник будущего кобальтового завода. Перед приехавшими лежала заснеженная, ощетинившаяся редким кустарником площадка с живописным развалом обломков скал в том самом месте, где будет воздвигнут 2-й цех (ГМО). Люди стояли и думали о том, что им предстоит в самое короткое время взять штурмом эту спрессованную тысячелетиями, промерзшую вечной мерзлотой площадку будущего завода, строительство которого намечалось самыми срочными мерами.

Самые первые котлованы на строительстве кобальтового завода начали пробивать под здание 5-го цеха (ХХО), и они фактически на всей развернувшейся стройке оказались едва ли не самые глубокие. До скального основания местами приходилось углубляться до 28-32 метров.

«Государственный Комитет Обороны требует ускорить темпы!» – радировали из Москвы. Строители и так, казалось, совершали невозможное. Во мраке, в пургу и мороз, при свете костров рыли котлованы, клали фундаменты и стены, шквалистый ветер вырывал из рук пилы, топоры, мастерки. Инструменты покрывались ледяной коркой, а плотников и монтажников приходилось веревками привязывать к лесам. На горьком опыте строители уже убедились, что только добравшись до скального основания, можно обеспечить необходимую прочность заводских сооружений, особенно таких, как плавильные печи, которые способны разогреть слой любой толщины. До скалы добирались следующим образом: рабочие раскладывали костры, отогревая окаменевшую землю. Мох оттаивал, загорался, угли прожигали растительный покров… Под кострами земля «отходила» медленно, не сразу. Жидкое месиво приходилось вывозить на тачках, а затем вновь разжигать огонь в этих своеобразных ледниках. Тогда применили другой способ: раскалив металлические ломы, забивали их в землю. Горячий металл на несколько сантиметров вонзался в грунт и остывал. Ломы выбрасывали из котлована на верхнюю площадку, где их опять нагревали и подавали в забой. Но работа шла медленно, с перебоями. То задерживалась подача дров для костров, то обрушивались снежные своды, то сползали стенки котлована. И вот тогда инженер В. Глазанов предложил использовать на прогреве электричество. Опыт показал, что за сутки прогреваемые электричеством электроды углублялись в землю до полутора метров….

Наряду с никелем стране нужен был кобальт. Его приходилось закупать в Канаде, оплачивая стоимость металла золотом. С пуском завода №25 такая необходимость отпадала. Об исключительной важности строительства кобальтового завода говорит и такой факт: А.П. Завенягин вел специальный график хода строительства, каждого, даже небольшого агрегата (котлована), не говоря уже о более серьезных и ответственных объектах на участках. И это в то самое время, когда Завенягин был уже откомандирован в Москву на важнейший государственный пост заместителя Наркома Внутренних дел СССР.

Из стенографического отчета выступления Завенягина на партийно-хозяйственном активе 18 августа 1942 года:

«…Довожу до сведения актива: правительство, несмотря на огромные трудности, увеличило ассигнования до 250 миллионов рублей на первоочередное строительство кобальтового завода, новой обогатительной фабрики и расширение находящейся в стадии строительства новой ТЭЦ…».

Надо отдать должное упорству норильчан. В тяжелый для всей страны 1942 год они сделали невозможное:

-29 апреля выдали первые тонны чистого электролитного никеля;

-5 июля сдали под жилье подъезд первого многоквартирного дома будущего города и будущей городской улицы, названной в честь героических защитников Севастополя – Севастопольской (дом №5);

-13 декабря состоялся пуск первой мощной турбины ТЭЦ. Победа эта далась особенно трудно. Монтаж ТЭЦ потребовал огромного напряжения сил всего коллектива комбината… Начальник комбината А.А. Панюков, главный энергетик А.Д. Бизяев, главный механик С.И. Ботвинов, начальник строительства ТЭЦ И.М. Перфилов и многие сотни самоотверженных строителей-рабочих, монтажников, десятников, прорабов, инженеров и техников вложили в строительство теплоэлектроцентрали огромный труд, бессонные ночи, борьбу с неудачами и порой казавшимися непреодолимыми трудностями.

Зима 42-го выдалась необыкновенно холодной с неослабевающими пронизывающими ветрами, но работы не приостанавливались ни на минуту. На строительстве горно-металлургических предприятий работы велись круглосуточно.

Благодаря беспримерному героизму норильчан, горные и металлургические предприятия вступали в строй в исключительно короткие сроки. Каждое новое предприятие Норильска было подвигом советского человека. С каждым днем металлурги наращивали выпуск никеля на комбинате – весь полученный никель немедленно отправлялся на оборонные заводы самолетами. Строительство комбината принимало ещё больший размах. Сдержать выпуск металла могло отсутствие резерва электроэнергии, поэтому принимается решение расширить ВЭС-2, а строительство ТЭЦ объявить ударной стройкой.

О том, какими мерами удалось досрочно запустить в работу ТЭЦ, поделился своими воспоминаниями начальник строительства ТЭЦ Иван Макарович Перфилов:

«…По инициативе А.П. Завенягина для разработки скальной сопки были применены массовые взрывы и механизмы, предназначавшиеся для рудника открытых работ: трехкубовой экскаватор «Бьюс-Айрус», восемь 60-тонных железнодорожных думкаров с пневматической разгрузкой и два паровоза широкой колеи. В пургу и жестокие морозы шел монтаж экскаватора и платформ, строители укладывали забойные и отвальные пути, вели заготовку минных колодцев. «Бьюс-Айрус», думкары и паровозы вступили в нормальную эксплуатацию в феврале 41-го. Это дало возможность в дальнейшем справляться со скальной сопкой и перевыполнять планы по строительству ТЭЦ.
…Опыт проведения монтажных работ параллельно со строительством вполне себя оправдал. Монтажники в рекордный срок смонтировали станцию (около пяти тысяч тонн оборудования). Общий погонаж сварного шва составил 104 километра… Одновременно с главным корпусом строили служебный корпус: щит управления, топливоподача, нефтехозяйство, гидрозолоудаление…

На протяжении двух лет на стройке шло соревнование строителей и монтажников между собой, со смежными коллективами «Стальконструкции» и «Электромонтажа», а также с «Метуллургстроем» и «Спецстроем».

Был построен временной поселок, состоящий из жилых бараков, клуба, столовой и других служб быта. Бараки были радиофицированы, в зрительном зале на 300 мест устраивались киносеансы и выступления драмкружка, агитбригад, струнного оркестра. Профсоюзный цеховой комитет выпускал бюллетень, выходила стенная газета «За темпы». Работа прорабов, бригад и стахановцев за каждые сутки отражалась на Доске показателей. В мае 41-го строители и монтажники ТЭЦ завоевали переходящее Красное знамя Управления строительства комбината и удерживали его в течение года.

В августе 1942 года зам. Наркома Внутренних дел А.П. Завенягин посетил Норильский комбинат и детально ознакомился со всеми объектами комбината. Мне он дал указание – пустить ТЭЦ (с турбиной мощностью 25 МВт) к 15 декабря. Коллектив строителей ТЭЦ воспринял это как боевое задание. …30 ноября давление на котле достигло проектного – 35 атмосфер, котел выдержал испытания, 13 декабря раздался гудок ТЭЦ! Этой победы строители, монтажники и эксплуатационники добились вместе с коллективами «Стальконструкции», «Центроэлектромонтажа», «Спецстроя» и РМЗ при участии всего коллектива комбината…».

Меня могут спросить, почему я так подробно остановился на положении дел всего комбината? Ведь в данном конкретном случае речь идет о главном – о строительстве кобальтового завода. Потому, что строительство 25-го шло во всем сложном объеме, в комплексе развития всего комбината. И краткое изложение сложившейся обстановки того времени надо знать, чтобы точнее представить себе хотя бы схематично атмосферу тех трудных лет.

Будущие кобальтщики напряженно трудились почти на всех переделах комбината. Трудились самоотверженно, со знанием дела, с величайшей ответственностью по принципу: если не мы, то кто же? Трудились, также как и все труженики комбината под боевыми лозунгами: «КАЖДАЯ ТЫСЯЧА ПРОИЗВОДИМЫХ НАМИ МЕТАЛЛОВ – НА СТРОГОМ УЧЕТЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ!»; «КАЖДАЯ НЕДОДАННАЯ ПО ПЛАНУ ТОННА – НЕПРОСТИТЕЛЬНЫЙ ДОЛГ ПЕРЕД РОДИНОЙ!»; «НАША ВОЛЯ К БОРЬБЕ, ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК И НАША ПОБЕДА, В ДАННЫЙ МОМЕНТ ВЫРАЖАЕТСЯ ТОЛЬКО В ТОННАХ МЕТАЛЛА. НАША ДОБЛЕСТНАЯ КРАСНАЯ АРМИЯ СУМЕЕТ НАЙТИ ЕМУ ДОСТОЙНОЕ ПРИМЕНЕНИЕ!».

Вот список победителей:

• В.А. Дарьяльский - начальник ОВЦ ММЗ, начальник ММЗ, начальник ОВЦ БМЗ;
• К.Н. Бродницкий – начальник смены ММЗ, технолог установки НК;
• А.А. Герасимов – старший пачуковщик ММЗ;
  С.И. Афанасьев – футеровщик, мастер ОВЦ;
• И.М. Ничушкин – слесарь установки НК;
• Т.А. Гладышева – аппаратчик установки НК, лаборатория жидкого топлива;
• Е.А. Хребтова – дежурная ванн электролитного цеха БМЗ;
• Г.М. Яковлева – бригадир опытной установки НК;
  Г.М. Левенко – мастер ОВЦ ММЗ, ст. мастер электротермического отделения БМЗ;
• В.П. Говоров – старший технолог электролитного цеха БМЗ;
• М. Есин – футеровщик опытной установки НК;
• А.С. Герцен – плавильщик плавцеха ММЗ, БМЗ;
• П.Ф. Ждан – зам. главного механика комбината, гл. механик УМЗ;
• В.А. Сударкина – инженер ОВЦ, начальник очистного отделения БМЗ;
• И.А. Федотов – стаоший химик ЦХЛ;
• Н.П. Шеховцева – рабочая никелевого порошка ММЗ;
• А.И. Соколов – гумеровщик «Спецстроя», рабочий очистного отделения ММЗ;
• А.А. Пушкин – горновой ММЗ, плавильщик ОВЦ;
• И.Ф. Кооп – плавильщик ММЗ, инженер-исследователь ЦХЛ комбината.

Норильский кобальт будет!

Технологию получения кобальта разрабатывали ученые нашей страны еще в довоенные годы, но она была громоздкой и требовала улучшения. Федор Трифонович Кириенко после окончания Ленинградского технологического института прибыл в Мончегорск на комбинат «Североникель». В 1940-м начальником опытного цеха там был Алексей Борисович Логинов (в 1954-1957 годах он - директор Норильского комбината), а главным инженером - Ф.Т. Кириенко. Под их руководством началось дальнейшее улучшение метода промышленного извлечения кобальта из медно-никелевых руд. К сожалению, война прервала эту работу в самом начале. В Норильске, куда Кириенко прибыл в августе 1941-го, он возглавил опытно-металлургический цех, размещавшийся в деревянном низком здании бывшей НОРВЭС-1 (Норильской временной электростанции №1) в районе Нулевого пикета. Поиски новых способов рационального извлечения кобальта, начатые в Мончегорске, продолжились. После опытов в 1943 году построили установку (её назвали НК – норильский кобальт). Проверили разработанную технологию, а вскоре был получен и промышленный металлический кобальт. В мае 1944 года норильчане выдали первые тонны кобальта, а в июне за их труд им вручили переходящее Красное знамя ГКО…

Вспоминает Татьяна Артемьевна Гладышева:

«…В ту пору, в августе 1942 года, мне ещё не было и семнадцати. Шла война. Нужны были рабочие руки, и я пошла ученицей на судоремонтный завод в г. Енисейске, где в то время я жила вместе с мамой. На Енисее курсировали пароходы «Мария Ульянова», «Спартак», «И. Сталин». Пароходы ходили не по графику, а по необходимости. Нас, молодых девчонок, вызвали повесткой в военкомат. Прибежала я туда, а мне говорят: «Собирают всех в клубе». А в клубе уже вовсю работала врачебная комиссия. Анализов никаких не брали. Послушали, посмотрели и сказали всем собраться к 18-00. Пришли. Нас построили и стали делить на две команды. При перекличке одним говорили становиться на левый фланг, другим – на правый. Я попала на левый. После перестройки нам сказали, что команду отправляют на трудовой фронт – на работу на Крайний Север, а тех девчонок, что оказались в другой команде, направили в действующую армию.

Ехали мы все на верхней палубе парохода «И. Сталин». Было нас около сорока девчонок, комсомолок. А всего вместе с нами из трех районов Красноярского края в тот год в Норильск приехало около трехсот человек.

Из Дудинки до Норильска мы узкоколейкой приехали прямо на Нулевой пикет. И по узкоколейке же на открытой платформе нас довезли до места нашего будущего местожительства. Это район города, где в настоящее время находится улица Павлова. Это был небольшой барачный поселок старого кирпичного завода. Здание барака было без всяких перегородок с двухэтажными нарами, рассчитанными на четверых.

Примерно через месяц нас всех переселили в помещение будущего техникума на улице Октябрьской (в настоящее время там располагается художественный фонд). Занимались мы на курсах гидрометаллургов в здании гаража напротив. Курсы вел Константин Николаевич Бродницкий. После окончания курсов нас всех распределили на комбинат. С неделю я проработала в малом электролитном цехе (в будущем ЦЭН). Нас, группу девчонок перевели в опытно-металлургический цех. В то время он находился на Нулевом пикете. А месяцев через восемь нас снова откомандировали, на этот раз на установку «НК» (норильский кобальт), где происходило опробование технологии производства кобальта будущего завода №25.

Полупромышленную установку «НК» разместили в освободившемся здании ВЭС-1. В то тяжелое военное время не хватало многого, в том числе строительного материала, нужной оснастки. Как всегда выручала наша русская находчивость и сметливость. Не было, естественно, и кислотоупорного кирпича. Пришлось использовать огнеупоры, разбирая по кирпичу старую котельную бывшей норильской электростанции. Начальником установки был К.Н. Бродницкий. Начальниками смен – Сударкина, Шапкина, Малицкая. Начальником хлорного отделения был Малицкий (после ушел на БОФ). Слесарь Ничушкин впоследствии участвовал в пусковых работах в цехе №3. Футировщик Михаил Есин тоже участвовал в пуске 25-го завода.
После года работы, примерно в мае 1944 года, коллективу установки удалось получить первый слиток металлического кобальта весом около трех килограммов. Среди нас плавильщиков не было. Плавили сами работники установки и, в основном, это женщины, девушки. Пережили радость и ликование: всем хотелось подержать и даже попробовать на зуб этот металл. Первый слиток кобальта отправили в Москву…».

Коллектив полупромышленной установки «НК» стал фактически ядром зарождавшегося коллектива 25-го завода. В подавляющем своем составе это была молодежь, главным образом, девушки. Они были комсомолками первого десанта, посланного Красноярским краевым комитетом комсомола в помощь строителям и эксплуатационникам Норильского комбината в суровом 1942 году.

Мы теперь хорошо знаем, что возложенная огромная ответственность, возложенная на совсем ещё юных, не имеющих ни жизненного, ни трудового опыта девчонок, была ими с честью выполнена.

На 69 параллели

5 июля 1943 года был опубликован Указ о первом награждении норильчан орденами и медалями СССР. Всего было награждено 188 человек. Среди награжденных: Сергей Павлович Агафонов – начальник строительства 25-го завода, Владимир Николаевич Знаменский – в 1959 году начальник Хлорно-кобальтового цеха.

Об Агафонове, крупном инженере и новаторе строительного дела Норильского комбината, хочется рассказать особо. Этот человек оставил заметный след в истории развития комбината в самые трудные, а значит и звездные его часы. Он стал «крестным отцом» завода №25. Под его непосредственным руководством после войны шло комплексное строительство города.

Я думаю, что здесь будет уместно привести строки из очерка ленинградского корреспондента Е. Кушелева, напечатанного в газете «Ленинградская Правда» в 1964 году. Он вышел вскоре после отъезда С.П. Агафонова из Норильска.

«…На севере Канады, в долине реки Маккензи еще и сейчас можно увидеть развалины каких-то зданий и сооружений. Это отнюдь не древние пепелища, обнаруженные археологами. Здания строились в годы второй мировой войны. Но хотя они и не подвергались сокрушительным бомбардировкам, их век оказался коротким. Их погубила, сделала мертвыми и безлюдными вечная мерзлота. Мощная техника, градостроительная наука американцев тогда оказались бессильными в борьбе с мерзлотой.

Невольно приходит на ум его сравнение с Норильском! Приходит потому, что напротив сидит средних лет человек и рассказывает о городе увлеченно и восторженно. «Сегодня Норильск – самый красивый, самый благоустроенный город Заполярья, - с гордостью говорит он. – И знаете, он чем-то напоминает наш Ленинград».

…С трудом верится, что этот и впрямь прекрасный город-оазис в снежной пустыне. Что возник он за какие-нибудь четверть века и покоится на вечной мерзлоте, и за его чертой простирается первозданная тундра.
А не верить нельзя! На столе, словно немые свидетели, фотографии. Их мне показывает тот, кто строил в Норильске жилые дома и промышленные корпуса, - Герой Социалистического труда Сергей Павлович Агафонов. Для Агафонова каждый снимок – живая страничка биографии. И не его лично, а всех норильчан! Это волнующая эпопея борьбы мужественных людей с суровой природой. С чего они начинали?

…У Сергея Павловича, руководителя отдела, а затем заместителя начальника проектного управления, хлопот было по горло. Москва торопила норильчан с подготовкой документации – стране позарез нужен был свой никель, белый металл, за который платили золотом за границей. А между тем каждый лист ватмана заполнялся с великим трудом. Все нужно было учесть – и отдаленность будущей стройки от промышленных центров, и отсутствие транспортных коммуникаций, и коварство мерзлых грунтов. Недаром план развертывания строительства на 69 параллели в ту пору кое-кому казался утопическим. Многие крупные ученые выступали против этого плана, приводили веские доводы. Но норильчане, а это была в основном молодежь, увлеклись необычной задачей, размахом предстоящих работ. К тому же у молодых оказался умелый наставник, чье имя сейчас носит горно-металлургический комбинат, Авраамий Павлович Завенягин, один из видных деятелей государства, соратник В. Куйбышева и С. Орджоникидзе.

…Здесь, в Норильске Агафонову поручили на первых порах возглавить сооружение отдельных промышленных зданий, заводов металлургического комплекса. И с этого, можно сказать, начался негласный спор Агафонова, его сверстников с американцами, строившими на реке Макензи, со скептиками, утверждавшими, что нельзя разворачивать стройку там, где «двенадцать месяцев зима, а остальное лето»…С мерзлотой шутки были плохи. Следовало постигнуть её тайны. Приноровиться к ней, найти надежные способы защиты. И против мерзлоты, и против снежных заносов. Молодые специалисты знали – проверенных рекомендаций им никто не даст. Надо самим искать. Чтобы исключить неудачи, люди, сооружая фундаменты, стремились добираться до скального основания. Добирались по-разному. Сначала с помощью костров, Потом костры отвергли. В ход пошли раскаленные ломы, которые загоняли в землю. Это был адский труд!

Как-то в Норильск прилетел А.П. Завенягин, заместитель наркома, походил по городу, увидел несколько жилых домов в трещинах. Пригласил к себе Агафонова, сказал: «Будете заниматься городом».
Так с промышленных объектов его перебросили на жилье, а спустя некоторое время он вновь вернулся к промышленному строительству. Сергей Павлович стал заместителем начальника комбината по строительству. Он направлял работу десятков тысяч людей, нес на себе груз огромной ответственности. В город приезжало пополнение. Его надо было где-то размещать, обучать… Следовало всячески развивать тылы строек. Как депутат Норильского горсовета он заботился и о подготовке школ к учебному году. Нельзя было ни на минуту ослаблять наступление на тундру. Каждый отвоеванный у нее метр радовал Агафонова, как выигранное сражение. Строителей и награждали, словно бойцов, за эти сражения. Агафонову вручили орден Ленина, ордена Красной Звезды и «Знак Почета», медали. Первым среди норильчан он был удостоен звания Героя Социалистического труда».

Ковалась юность в сорок третьем

Отдавая должное заслугам героев-космонавтов, героев-воинов, хочется вспомнить и людей скромных трудовых профессий – рабочих, техников, инженеров оборонной промышленности. В суровом 43-м мне пришлось возглавить комсомольскую организацию металлургических предприятий комбината, объединявшую комсомольцев Большого металлургического завода (БМЗ), Малого металлургического завода (ММЗ), Большого электролитного завода (БЭЗ), сернокислотного цеха, опытной установки «НК», малой обогатительной фабрики (МОФ), коксохимического завода, опытно-металлургического цеха (ОМЦ), ремонтно-механического завода (РМЗ), центральной химической лаборатории (ЦХЛ). В нашей комсомольской организации, самой крупной на комбинате, насчитывалось около двухсот комсомольцев, из них 80% девушек. Трудно передать все радости и невзгоды (а было и то, и другое) нашей жизни того времени. Бережно храню я газетные вырезки: они стали первоисточными документами, свидетелями событий военных лет на строительстве комбината и города. Вот одна из подборок, опубликованных в газете «За металл» 29 октября 1943 г.:

«64 тысячи рублей внесли металлурги к 25-летию ВЛКСМ на строительство авиаэскадрильи «Красноярский комсомолец». На отлично и хорошо сдали техминимум 28 комсомольцев опытной установки «НК»,104 комсомольца-металлурга приняли участие в воскреснике по благоустройству поселка».

Дружно проводили комсомольцы-металлурги подписку на государственные займы и первыми участвовали в других мероприятиях, направленных на оборону страны, на оказание помощи населению разрушенных войной районов и подшефным детским домам. Ценную посылку собрали комсомольцы и рабочие сернокислотного цеха для детей Новшинского детского дома. Их примеру последовали комсомольцы установки «НК».

Молодежь Норильска, усердно работая на производстве, проявляла большую заботу о благоустройстве своего поселка, состоящего в то время из нескольких улиц: Октябрьской, Заводской, Горной, Железнодорожной. В «Горстрое» тогда только начала оформляться (со стороны нынешнего драмтеатра) улица Севастопольская. Патриотические дела комсомольцев находили живой отклик в сердцах несоюзной молодежи. Комсомольские организации металлургов ежемесячно пополняли свои ряды. Только за один май 1943-го в члены ВЛКСМ металлурги приняли 17 юношей и девушек. Успешный рост комсомольской организации металлургов продолжался и в последующие месяцы 1943 года.

Конечно, нелегко было комсомольцам военных лет (особенно нашим девушкам) сочетать свою ударную трудовую деятельность с политической и технической учебой, участием в оборонно-спортивных и культурно-массовых мероприятиях. Одна из важнейших задач – техническая учеба комсомольцев была необходима для познания сложных технологических процессов и управления новыми механизмами. Стесненность в недостаточно благоустроенных общежитиях, недостаток продовольствия, нехватка одежды и обуви являлись второй (после производства) жизненно важной проблемой. Разрешить эту проблему даже затруднялись руководители комбината. Но комсомольцы не сетовали, понимая трудности военного времени. Поддержку получали от старших товарищей – руководителей комбината, партийной, комсомольской, профсоюзной организаций.

Комсомольцы металлургических предприятий в грозные годы Отечественной войны внесли большой вклад в дело обороны Родины. Трудовые подвиги их достойны быть вписаны в историю комбината и города Норильска.

Слово о 25-м

В 1980 году мне удалось разыскать Виталия Павловича Говорова. В 1945 году он совместил две важнейшие должности: главного технолога и главного инженера одновременно (был назначен зам. начальника 25-го завода). В своем письме Виталий Павлович рассказал о себе:

«Я пришел на 25-й завод в 1945 году из цеха электролиза никеля, где работал главным технологом. Завод в это время готовился к пуску. С самого начала мне стало ясно, что пускать этот завод будет значительно проще, чем пускать цеха с непрерывным процессом производства. Процесс производства кобальта на 25-м был запроектирован так, что он давал возможность останавливать для ремонта любой аппарат без остановки всего производства с прекращением выдачи продукции. Это имело большое значение при работе коррозийно-активными растворами при недостаточно стойком оборудовании и аппаратуре. Именно эта коррозийная активность никель-кобальтовых растворов создавала огромные трудности при освоении цеха электролиза никеля до тех пор, пока не появился титан и такие материалы, как полиэтилен, полипропилен, лавсан и другие синтетические материалы.

При пуске завода №25 бороться с коррозией можно было только с помощью фаолитизации и гуммирования, процессов, не всегда дававших надежную продукцию, но всегда трудоемких. К моменту прихода на завод я считал себя уже достаточно грамотным не только в гидрометаллургии никель-кобальтового производства, но и в пирометаллургии. На основании анализа накопившихся к этому времени производственных данных (серьезных исследовательских данных было очень мало) я уверенно склонялся к той схеме производства кобальта, на которой кобальт в пирометаллургии не в богатых шлаках, а в файнштейне.

Для завода №25, однако, была принята схема извлечения кобальта из богатых шлаков: по этой схеме уже были накоплены промышленные показатели на комбинате «Североникель» и в Уфалее. Кроме того, в Норильск из Мончегорска в начале войны прибыли вместе с коллективом специалистов комбината «Североникель» и специалисты, принимавшие непосредственное участие в освоении этой схемы в указанном комбинате. Вспоминаю таких людей, как технолог К.Н. Бродницкий, механик П.Ф. Ждан, мастер С.И. Афанасьев и некоторых других…

Я, как и многие другие участники пуска 25-го завода, не могу считать себя «полноценным первопроходцем» кобальтового производства, несмотря на то, что технологическая схема завода не была ни наиболее рациональной, ни наиболее экономичной, она была, как я уже сказал, проверенной и, тем самым обеспечивала не только уверенность в выдаче кобальта, но так же и выдачу эту в кратчайшие сроки после пуска завода. А это была в те времена одна из главных задач производственников, так как в числе прочих преимуществ создавала у коллектива уверенность в своих силах. Это было важно еще и потому, что основная масса коллектива состояла из молодежи, впервые попавшая на такое производство.

Одним из наиболее нерациональных узлов этой схемы был узел электрохимического растворения кобальтосодержащих анодов. Необычайно вредный, «грязный», трудоемкий он был и раньше. И хотя рационализация этого узла была возможна, но она была связана со значительными аппаратурными переделками, что считалось нежелательным, и поэтому этот узел остался в своем «первозданном» виде в технологии всего моего пребывания на заводе. Между прочим, рационализация операции получения никелевых растворов в так называемых ваннах растворения, была осуществлена на комбинате «Североникель» только в 1967 году, т.е. через 27 лет после запуска первых промышленных ванн растворения!

Наиболее трудным для нас был вопрос транспорта. Люди ездили на промплощадку в кузовах грузовых автомашин, действовал принцип «кто как сумеет». Я жил тогда в первой гостинице, построенной вблизи промплощадки и добирался до завода и обратно, как правило, пешком, по пути проходил мимо лаготделения, расположенного между БМЗ и заводом №25».

Интересно отметить одну общую деталь наших старших товарищей. Все они в своих письмах и воспоминаниях почти не затрагивают быт. А если и пишут, то очень неохотно, как-то робко, вскользь. Почему? Наверное, потому, что оборонное значение комбината в годы войны было, можно без преувеличения сказать, решающим. Комбинат на глазах у всех, выдавая металл, непрерывно строился. Война шла не опереточная, а кровавая, смертельно опасная, с отрезанными от страны её индустриальными центрами. Интересы всех, интересы государства были выше личных, и это понималось и принималось безоговорочно. Следовательно, и все трудности бытового характера вполне логично, обоснованно, с чисто человеческих позиций отходили на второй план, на потом, на послевоенное время. Все самое трудное в быту переносилось сознательно, как вынужденная необходимость во имя скорейшего разгрома фашистских захватчиков, во имя будущей победы.

Самая главная мысль, самая неотложная задача волновала тогда всех от простого рабочего до начальника комбината, что ещё и как можно сделать, чтобы еще быстрее построить, чтобы еще больше выдать металла. Слово «надо» должно было материализоваться в сжатом до предела времени, в тоннах выданного металла.

И все-таки, чтобы чуть-чуть коснуться быта, на минуту мысленно побываем на месте тех, кто был до нас… Я приведу небольшую выдержку из очень интересного очерка бывшего норильчанина, известного журналиста Евгения Рябчикова «Пламя над Арктикой»:

«Судьба связала меня с Норильском… Надо ли говорить, как я взволнован сейчас, подъезжая к городу!... Бросив вещи в гостинице, отправляюсь на поиски. Хочу найти дом, наш дом, где долгими вечерами моя жена-инженер готовила свою докторскую диссертацию, а я после работы в редакции за тем же столом писал книгу об этом удивительном полярном городе. («Северное сияние» - книга очерков, выпущенная в 1946 году). Адрес прежде был несложным: Норильск, «Горстрой», дом 10, кВ. 21. Где же этот дом? Навожу справки у прохожих. Нет, никто не знает такого адреса.
Пришлось обратиться в справочное бюро. Оказывается, новый адрес таков: Мончегорская (улица Кирова), дом 9. Кирпичный двухэтажный дом, стоявший на краю тундры, когда-то казавшийся огромным, светлым и красивым, ныне совсем затерялся среди своих мощных собратьев. И не будь официальной справки, я бы никогда не нашел его.

Поднимаюсь на второй этаж. Звоню. С разрешения хозяев вхожу в квартиру. Многое изменилось в ней: нет былых железных печурок и самодельных электропечей, без которых здесь нельзя было прожить и дня. Перед наступлением зимы мы с женой не только замазывали окна, но еще тщательно закрывали их стегаными одеялами, а поверх наглухо заколачивали старыми оленьими шкурами. Впрочем, стоило подуть с океана свирепому норду, как сквозь одеяла и оленьи шкуры проникал в комнаты густой куржак-иней и с подоконников свисали сосульки. Стужа неизменно проникала сквозь толстые кирпичные стены, не помогали ни электрические печи, ни угольные камельки…

Ныне в той же квартире не знают наших былых тягот: здесь тепло, много света, на окнах нет ни оленьих шкур, ни одеял, нет и толстой наледи…Появилась ванна, канализация, водопровод, радио, телефон…».

Победный сорок пятый

Победный год. Величайшим и беспримерным усилием всего Великого Советского Народа бешеные фашистские орды были сначала остановлены, а затем наголову разбиты. Грандиозная битва привела к неизбежному и закономерному завершению.

Умолкли пушки. Прервался гусеничный лязг тысяч танков. Наступил долгожданный день Мира.
Каким запомнился этот многотрудный день норильчан?
Леонид Михайлов – один из первых плавильщиков:

«Этот день запомнился необыкновенно ранним теплом. Еще вчера сыпал снег и стояли морозы, а сегодня – захватывающие голубые дали, яркое солнце и теплые южные ветры. Оседающий ноздреватый снег и лужи. К обеду все вдруг поплыло… Повсюду люди, оживление, смех. Такой всеобщей, волнующей, глубокой, гордой радости мне еще никогда видеть не приходилось… Управление торговли отдало распоряжение выкатить бочки со спиртом и угощать всех подряд…бесплатно!»

Мы знаем, что победный год стал и завершающим годом строительства первой очереди кобальтового завода. В 1945 году первая очередь цехов один за другим начала вступать в строй действующих. 28 июня было сдано в постоянную эксплуатацию отделение электрохимического растворения анодного сплава – ЭЛЗО. Строительством электролизного отделения руководил прораб Николай Петрович Тамуров. Первая очередь электролиза насчитывала 59 ванн.
Для отлаживания технологии и организации стабильной работы коллектива, руководителем отделения была назначена Александра Мокеевна Шапкина, грамотный, способный, волевой инженер. Скромная, немногословная женщина, коммунист. Александра Мокеевна владела редкой способностью безошибочно разбираться в людях. Быть терпеливой, в неудачах и срывах сохраняла внешнее спокойствие. Ровно и с подчеркнутой уважительностью относилась ко всем. Считала убеждение главным методом в действиях руководителя. Весь свой большой опыт инженера-руководителя, всю свою партийную страстность коммуниста она подчинила этому главному в своей деятельности тезису. Этому же она старалась научить своих ближайших помощников – мастеров смен, бригадиров.

Электролизное отделение в это время было основным поставщиком кобальтового сырья в растворе для последующей его переработки… Задача перед коллективом ЭЛЗО стояла предельно четкая – максимальное растворение анодов при минимальной затрате времени. Задача в какой-то мере облегчалась практикой работы электролитного цеха (в будущем – ЦЭН) Большого металлургического завода. Облегчалась, но никогда не была легкой. Коллектив электролизников очень быстро освоился с технологией. В сравнительно короткие сроки вывел процесс электролиза на оптимальный режим.

Бригада электролизников состояла из 8-10 человек. В обязанность бригады входил слив раствора со всех закрепленных за сменой ванн. В готовом после электролиза растворе находилось:

кобальта - 4,5 - 5,0 г/л;
никеля - 30,0 - 40,0 г/л;
железа - 50,0 - 60,0 г/л;
меди - 0,4 – 0,5 г/л;
серная кислота - 20,0 – 15,0 г/л.

Перед сливом в обязанности титровщицы входило опробование раствора на содержание серной кислоты и железа. Уже по двум этим компонентам можно было определить, как работали ванны, как шло растворение анодов. Чем выше была в растворе концентрация железа, тем выше была сумма металлов, значит, богаче был раствор по кобальту.

Бригада обязана была в течение смены следить за уровнем электролита в ваннах во всех блоках всего электролизного отделения, состоянием контактов всего анодного и катодного хозяйства, токопроводящих штангов и не допускать парения ванн.

До 1960 года скрап перерабатывался в реакторах, которые были установлены в хлорном отделении. Этот процесс увеличивал производительность передела на 20%. Но в связи с расходом дорогостоящего хлора и затрат ручного труда, связанных с ремонтом реакторов, срок службы которых не превышал 12-15 дней (суток), было принято решение скрап отправлять на переплавку в электротермическое отделение. Готовые аноды мотовозной службой цеха доставлялись по железной дороге на открытой платформе из цеха №3 в цех №2. Платформа ставилась под тельфер номер девять. Ну а здесь мы уже сами управлялись. Аноды в отделение перевозили электрокарой.

Электрокара с подвесным кабелем, установленная на рельсы узкоколейки, безотказно прослужила электролизникам многие годы по маршруту от припаркованной железнодорожной платформы до шахтного проема ЭЛЗО. Сколько же десятков тысяч тонн анодов, медной губки, шлама, скрапа и просто мусора перевезено на этой, с виду невзрачной и ненадежной сконструированной и построенной умельцами цеха №2 «палочке-выручалочке»? Даже если очень захочется – не подсчитаешь.

К началу семидесятых годов, когда все кобальтовое сырье стало сосредотачиваться в виде железокобальтовой пульпы на ЦЭНе, ЭЛЗО за ненадобностью было закрыто, а электролизные ванны демонтированы.

Любое предприятие - как живой организм. Развивается производство, совершенствуется технология, что-то в результате эволюции отмирает, становится не нужным. Подошло время и за ненадобностью разобрали прокалочные печи «ПН-13» в плавильном отделении, ликвидировали фильтпресса в ГМО, закрыли полностью 3-й цех, остановили электролиз. Все, что было отключено, остановлено, закрыто – все это было сделано потому, что изжило себя. Потому, что на смену пришли более гибкие, производительные, надежные, экономичные, современные средства ведения технологии. Все правильно, все логично, вечный закон обновления существует не только в природе… В настоящее время в бывшем ЭЛЗО располагаются мастерские механической службы Хлорно-кобальтового цеха.

Электроплавильный

Первой в 3-м цехе была смонтирована плавильная электропечь №1 марки «Свиндел». Печь импортная, американская, трехфазная с мощностью трансформатора 6000 кВА, емкостью 15 тонн. Печь нужна была для проплава кобальтосодержащих конверторных шлаков. Печурка то, к слову сказать, была невзрачная, хоть и импортная. Но до своих проверенных, испытанных и мощных было еще далеко, и эта «Свиндел» была символом надежды только что запущенного в производство нового завода, первой настоящей радостью, ласточкой металлургов кобальтового.

Первая очередь цеха состояла всего лишь из главного плавильного пролета. Рудный двор, дробильное отделение, шлакотвал еще строились. Работать приходилось в крайне тяжелых условиях запыленности и загазованности и сплошного ручного труда. Но и в таких условиях начальнику цеха Борису Владимировичу Петрову, коммунисту, человеку с мягким уважительным характером, в самые кратчайшие сроки удалось сплотить дружный и способный коллектив, готовый выполнить любые поставленные перед коллективом плавильщиков задачи.

Позднее была смонтирована электропечь №2, тоже импортная итальянской марки «Тагли-Офери», но несколько мощнее, с гидравлическим приводом и коммуникациями, работающими на жидкостях. В условиях Крайнего Севера, где в помещении цеха более восьми месяцев минусовая температура, она осваивалась нелегко.

Яков Тарасович Беда проработал в 3-м цеху 25 лет. Выехал из Норильска в связи с уходом на пенсию в 1971 году. Он был не только свидетелем, но и прямым участником всех важнейших событий в жизни коллектива. Ему слово:

«Я пришел в 3-й цех, когда заканчивался монтаж первой плавильной печи. Было это весной 1946 года в апреле месяце. Примерно дней через шесть её запустили. Отчетливо помнится первая плавка. Я тогда был на смене. Первый розлив металла по изложницам можно сказать прошел успешно. Людей при этом присутствовало очень много. У всех было приподнятое настроение. Анодов налили не так много, около двадцати штук. Но все присутствующие выражали явную радость по поводу случившегося. Пожимали друг другу руки, и каждый хотел как бы сказать, что в этот важный труд вложена частица и его умственного, физического или организационного труда. Конечно, трудностей было очень много, особенно, в первые годы работы. Эти трудности усугублялись не только климатическими особенностями Крайнего Севера, предпусковыми неурядицами, неустоявщимися технологическими режимами, но главное сплошным ручным рудом. Надо было научиться преодолевать эти трудности, искать пути устранения или хотя бы смягчения их, не быть пленником аварийных ситуаций, а держать под организационным грамотным контролем все, что может помешать работе или даже приостановить её. Все это и другие сложные производственные задачи, стоявшие перед вновь созданным коллективом, и вопросы разумной организации труда необыкновенно сплотили коллектив 3-го цеха.

А пока работали следующим образом. Загрузку шихты производили лопатой через шлаковое окно. Два человека становились с лопатами напротив окна и поочередно бросали шихту в печь. Бригада плавильщиков состояла из пяти-шести человек. За смену удавалось проплавить шесть-семь тонн шихты. Примерно через месяц состоялось общее собрание всего коллектива цеха. Это было такое важное событие в жизни цеха, что к нему готовились заранее. В этот день бригаде плавильщиков удалось впервые проплавить восемь тонн шихты. Это был успех.

Примерно еще месяца через два механики Большаков и Лапшин смонтировали загрузочный бункер. Это было, можно смело сказать, начало рационализации нашего производства. Это, казалось бы, незначительное облегчение ручного труда повысило производительность плавильной печи почти в четыре раза. Проплав шихты в пределах 18, 20, 22 тонны стало нормой. Один из плавильщиков Цветаев сумел за смену проплавить 24 тонны. Это был рекорд цеха. По этому случаю была вывешена красочная молния, возможно первая с начала пуска цеха, других до этой молнии не помню. Началось настоящее бойцовское соревнование за увеличение веса плавок. Дела пошли лучше и лучше. Доходило до того, что за смену удавалось проплавить до 30 тонн шихты.

Нелегко было также с подготовкой сырья. Шлак привозили с Малого металлургического завода по узкоколейке в вагонах. Его приходилось разгружать вручную под открытым небом, в сорокоградусные морозы, да еще с ветром. После чего шлак, нагруженный в бадьи, поднимался тельфером и засыпался в дробилку, так называемую «кенедди». Дробленый шлак лебедкой поднимали в «смеситель». Смешивали с углем, насыпали в совок и подавали на печь. Подготовкой шихты занималась специальная бригада, в состав которой входило тоже пять-шесть человек. Так работали до 1950 года. Все это время цех продолжал строиться. Заканчивалось строительство дробильного отделения, второй плавильной печи, подстанций, шлакоотвала.
Не все было налажено с отгрузкой расплавленного (отвального) шлака. Шлаковоз был маленький, мощностью 30 кВт, с ручным маховиком. Рюмку слитого отвального шлака приходилось делить на три раза.

В 1950 году одновременно были запущены в работу: рудный двор, дробильное отделение, вторая плавильная печь, был смонтирован электрокран главного пролета. Мы получили новый мощный с двумя моторами и большими чашами электровоз. С запуском второго крана появилась возможность повысить качество ремонта их. Один из них теперь можно было в более спокойной обстановке останавливать на ремонт в плановом порядке.

После 1950 года шаг за шагом все стало меняться к лучшему, все совершенствоваться. Значительно уменьшилась в это время и доля ручного труда. Много внедрялось рационализаторских предложений, изменений в режиме работы оборудования. Совершенствовалась технология производства анодов. Очень серьезные работы велись по максимальному извлечению металлов, особенно кобальта, по уменьшению содержания их в отвальных продуктах. Большое внимание уделялось грамотному обслуживанию печей и оборудования. Каждый агрегат мы брали на социалистическую сохранность. За мной, например, была закреплена подстанция №95 и масляный выключатель. Все это делалось гласно, на собраниях служб и смен, с вручением каждому соответствующего документа.

Еще об одной особенности тех лет мне хотелось бы упомянуть. Не хватало инженеров и техников, и на место бригадиров, мастеров смен выдвигались практики, передовые рабочие, люди опытные, обладавшие заслуженным доверием как у руководства, так и у самих рабочих. Время показало, что эти люди, не владевшие глубокими теоретическими познаниями, оправдали возложенную на них ответственность. Мне бы не хотелось, чтобы подумали, что я преувеличиваю. Но с позиции прожитых лет, когда можно сделать сравнение, я имею право сказать, что коллектив в то трудное время обладал ценнейшим качеством, присущим только рабочему коллективу – хорошей сознательной дисциплиной».

Федор Евтухович Солдатенко работал и жил в Норильске с 1945 года. До прихода в 3-й цех работал на строительстве поселков. Участвовал в строительстве стадиона (напротив ДИТРа). Федор Евтухович вспоминает:

«И.В. Дурнев, А.А. Зайцев, Р.И. Никулин, Топур – первые плавильщики. Я у них получил хорошую практику работы на плавильных печах. Работали мы старательно, добросовестно и осмотрительно так, чтобы не допустить аварий. Почему я говорю осмотрительно? Потому что часто приходилось работать «по-черному», в условиях большой загазованности и плохой видимости, и здесь требовались от нас не только осторожность, но и хорошее знание производства.

За безаварийную работу я в числе первых был назначен на обслуживание только что запущенной в работу третьей плавильной печи, отечественной марки «ОКБ». И случилось однажды такое, что при замене электрода оборвался вместе с электродом гак малой подвески крана. Как водится, меня вызвали к начальнику цеха. Как мол, так получилось, расскажи. Такой получился серьезный обрыв, а ты даже царапинки не получил. Отвечаю: «На технику надейся, а сам не плошай». А сам думаю: «Знали бы вы, какой я рывок сделал в тот миг…». Был молод, реакция была что надо.

Печь была новая, необкатанная, капризная, с водяным охлаждением. Шли на нее работать с неохотой. Но работать надо было. Кобальтосодержащего сырья становилось все больше, увеличивались и объемы проплава. Две печи уже не могли справиться. Но освоили и эту третью. Постепенно переделали все, что нас плавильщиков не устраивало, и печь заработала безотказно, как надо было. Я на этой печи проработал до ухода на пенсию в 1967 году.

На всю жизнь осталась у меня добрая память о нашем дружном коллективе плавильщиков. Люди, которые вывезли на своих плечах трудности первых лет, были особенно надежными».

Вспоминает Анатолий Степанович Герцен:

«В далеком 1938 году начиналась моя профессия металлурга в Норильске. В то время я был учеником плавильщика. Работали на малых металлургических вагранках. Параллельно строился первенец комбината Малый металлургический завод. Помнится радостный апрельский день 1942 года, когда первая очередь завода выдала первый промышленный никель… В 1951 году я перешел работать в 3-й цех 25-го завода бригадиром бригады по ремонту оборудования. В цехе тогда были установлены первые на комбинате электропечи с гидравлическим приводом и коммуникациями, работавшими в жидкостях… Одним словом было большое поле для того, чтобы проявить сноровку и смекалку.

Я очень рад, что мне пришлось руководить коллективом настоящих умельцев и энтузиастов своего дела. Это были специалисты, находившие решения в любых сложных вопросах ремонтного дела. Очень часто дело оборачивалось тем, что детали различного рода оснастки мы делали своими руками, участвовали в изготовлении нестандартного оборудования. В общем, делали все таким образом, чтобы максимально обеспечить работу оборудования цеха».

Подошло время. Упростилась технология переработки конверторных шлаков. Цех был закрыт. Замечательный коллектив, сложившийся на протяжении работы десятков лет, был переведен на новое место работы в новый обжигово-восстановительный цех. Таким образом, были сохранены добрые традиции и сам живительный дух взаимопонимания и товарищества целого рабочего коллектива. Люди выполнили свой трудовой долг и еще долго, пока решалась судьба их, пока достраивался новый ОВЦ с полной отдачей, без всякого ропота, наидобросовестнейшим образом работали там, где в их труде в данный момент особенно нуждались: на ремонтах, на уборочных работах, на ЦЕНе, в большом плавильном.

Мы поражались их стойкости и терпению. Ведь каждый из них мог сразу же, не теряя ничего, устроиться в любом другом цехе, в любом другом переделе комбината. Но мы теперь знаем, что удерживало их, что заставляло переносить «совершенно ненужные тяготы» с нашей «здравомыслящей» точки зрения – это привязанность. Привязанность к коллективу, с которым сроднился годами неустанного, нелегкого труда. Привязанность, идущая от надежности тех, с кем ты рядом работаешь. Привязанность от спокойствия за то, чтобы не случилось с тобой – тебя выручат, помогут, но не оставят с непредвиденными обстоятельствами. Такому коллективу можно позавидовать.
За долгие годы работы 3-го цеха выковалась целая плеяда, сердцевина мастеров своего дела – плавильщиков, электриков, слесарей, дробильщиков, футировщиков и людей других профессий.

Хлорно-химическое

В сентябре-октябре месяце 1945 года строители сдали в эксплуатацию 5-й цех (ХХО). Еще раньше временное деревянное сооружение – 6-е отделение (СРП). Руководство 25-го завода на освоение хлорно-химического производства бросило самые лучшие силы, которые имело тогда в своем распоряжении. С постепенной сдачей цехов кобальтового завода в строй действующих, производство реагентов приобретало первостепенное значение.

Начальником 5-го цеха был назначен Василий Яковлевич Ванькин, крупный специалист комбината в области химии, талантливый организатор. Впоследствии после отработки технологии производства реагентов будет переведен начальником 2-го цеха, а затем в центральную химическую лабораторию комбината. Ему будет поручено заниматься особыми работами на спецпеределе комбината. Умер и похоронен в Норильске.

Самым сложным и ответственным переделом цеха считалась работа в электролизном зале. Труд этот требовал от аппаратчиков и дежурных по электролизу особой сноровки и ответственности, а, следовательно, и глубоких знаний процесса электролиза. Малейшее упущение и халатность могли привести к непоправимым последствиям, к большим разрушениям и жертвам.
Непрерывный процесс электролиза поваренной соли на комбинате внедрялся в практику работы впервые. Вопросов, требующих неотложного решения, было много. Специалистов можно было пересчитать по пальцам. Остро стоял вопрос ускоренной и массовой подготовки квалифицированных рабочих – электролизников. Люди, работающие в электролизном зале, кроме названных выше качеств, должны еще обладать определенной смелостью и хладнокровием.

Во время пусковых работ на переделе сушки хлора начальником 5-го цеха уже работал Леонид Леонидович Лукьянов, старшим мастером Анатолий Федорович Никифоров (в настоящее время доцент и одновременно декан факультета технологии неорганических веществ Днепропетровского химико- технологического института имени Дзержинского). Леонид Иванович Парамонов в это время был переведен главным инженером 2-го цеха.

Мы знаем, что началом всех начал производства реагентов является электролизный зал. Оборудованный шестью сериями электролизеров типа «Х-2», рассчитанные на нагрузку в 1000 А, долго не удавалось запустить в работу, в нормальное производство. Много сил и сноровки пришлось приложить первым, чтобы заставить эти ванны заработать на производство кобальта и никеля. На качество работы электролизеров сказывалось также и качество исходного сырья – рассола.

Вспоминает Николай Михайлович Послов, принимавший непосредственное участие в пусковых работах 5-го цеха:

«Не забылся пуск в работу 6-го отделения. Отделение размещалось тогда в двухэтажном здании, оштукатуренном внутри и снаружи. Работники 6-го отделения занимались:

-разгрузкой и переработкой поваренной соли, поступавшей с Нордвика;
-разгрузкой и растворением природной кальцинированной соды, в которой было до 60% и более нерастворимых осадков;
- разгрузкой и растворением каустика (щелочи).

Электролизного отделения еще не было, шло строительство, монтаж, отладка. Хлор и щелочь привозили с других заводов страны. Хлор поступал в железных барабанах до полутонны весом.

Все поступающее сырье в 6-е отделение разгружалось и подавалось на переработку вручную. И только тельфером поднимали на 2-й этаж. В каждой смене в отделении было 6-8 человек и мастер, который также как и все остальные рабочие трудился на всех работах наравне со всеми».

Несомненно, огромная и исключительная заслуга первых. Невзирая на серьезные, труднопреодолимые препятствия, очень часто сопряженные с риском для собственной жизни, они сумели встать выше неожиданных тупиков и непредвиденных обстоятельств и в кратчайшие сроки отладить оборудование, наладить технологию, обеспечить производство кобальта и никеля в необходимых комбинату объемах.

В таком сложном организме, как хлорно-химическое производство, были периоды трудные, как правило, обусловленные эффектом роста производства. Когда требовалось от всего коллектива быстрой и четкой перестройки своего отношения к привычной работе. То, что еще вчера считалось хорошо, сегодня в условиях реконструкции, изменения технологии, внедрения новейшего оборудования становилось тормозом, вело к непроизводительным расходам, к удорожанию конечной продукции. Это нелегко понять на ходу, а тем более, сразу, в условиях действующего производства перестроиться на свое новое отношение к изменившимся условиям. Но и такие трудности оказались по плечу неутомимому и изобретательному коллективу химиков. Много талантливых, одаренных, ярких личностей раскрылось в годы работы цеха. Каждое имя – находка для коллектива, безупречное, способное, деятельное и предприимчивое.

При упоминании Константина Васильевича Ермоленко возникает особое чувство уважения к этому человеку, прошедшему сквозь огонь войны. Умный, интеллигентный, уверенный в своих силах. Это при нем, при его непосредственным руководством коллектив 5-го цеха сумел добиться впечатляющих успехов по всем направлениям, в том числе таком кропотливом, как культура производства.

Коллектив химиков один из немногих среди других цехов завода, кто был удостоен звания «Коллектив коммунистического труда». За так просто такие авторитетные звания не присваиваются. Чтобы чего-нибудь добиться коллективно – нужен настойчивый, решительный, волевой труд многих, а лучше всех. А также умелое, беспокойное, требовательное руководство. Такое счастливое сочетание обязательно приводит к пробуждению у каждого чувство хозяина. И только тогда – достижения. Так это было или как-то по-другому в те 60-е годы мы точно не знаем. Но результат налицо. Коллектив 5-го цеха по организованности, ритму работы, культуре производства был лучшим.
Во время работы над материалом, посвященному хлорно-химическому отделению, я обратился за помощью к ветеранам-химикам. Первым на мою просьбу откликнулся Анатолий Федорович Никифоров, бывший начальник 5-го цеха. Воспоминания, написанные им и любезно предоставленные в наше распоряжение, очень достоверны, убедительны и интересны:

«В 1946 году после пяти лет пребывания в Армии в звании старшего лейтенанта я вернулся в свой Ивановский химико-технологический институт на четвертый курс. Обучался я по специальности «Технология электрохимических производств». Незадолго до окончания института весной 1948 года я прослышал о Норильском комбинате и решил попробовать туда попасть, проверить свои силы на краю света. Написал письмо. Ответа не получил. Но вот накануне распределения узнаю: есть пять мест в Норильск. Я высказал свое пожелание поехать туда. Все были удивлены, так как я был отличником и мог рассчитывать на аспирантуру. Со мной были направлены Елизавета Васильевна Минеева, Нина Николаевна Грибова (Жибинова), Валентина Алексеевна Козлова, Валентина Зубова (Аверина). Зная, что комбинат имеет отношение к производству никеля, стал прорабатывать соответствующую литературу. Конспект этой работы сейчас передо мной. Прибыли в Норильск в начале августа 1948 года. Получили мы направление все на 25-й завод, в цех №5. Минеева, Зубова сменными мастерами, я - исполняющим обязанности старшего мастера, Козлова и Грибова – в лабораторию завода. Я был обрадован тем, что мне придется заниматься хлором, ведь я делал дипломный проект на эту тему.

Оформлял нас на работу инспектор отдела кадров комбината Александр Иосифович Рычков, впоследствии начальник отдела кадров завода. Вернувшийся из отпуска Николай Михайлович Послов был переведен мастером в 6-е отделение, а меня назначили старшим мастером. Николай Михайлович помогал мне освоиться с цехом и обязанностями старшего мастера. Начальником цеха был Леонид Леонидович Лукьянов. Это был грамотный инженер, специалист по производству хлора. До войны он работал на Славянском хлорном заводе. Сменными мастерами были М.И. Шмелев, С.М. Шеломенцев и Коновалов.

. По своей структуре 5-й цех был тогда небольшим хлорным заводом в составе 6-го отделения (растворение соды и поваренной соли, очистка рассола и приготовление меланжа), электролизного отделения, оборудованного тогда ванными «Х-2» (получение хлора и электрощелочи), выпарного отделения (упаривание электрощелочи с целью получения концентрированного раствора едкого натра или жидкого каустика) и гипохлоритного отделения (приготовление из хлора и жидкого каустика гипохлорита). Меланж и гипохлорит тогда были готовой продукцией цеха №5 - реагентами, которые использовались при получении кобальта в цехе №2. Процесс к этому времени уже был освоен и затруднения возникали только из-за плохой работы котельной, снабжавшей выпарное отделение паром, и при разгрузке смерзшейся соли. Она доставлялась с озера Баскунчак через Красноярск по Енисею, или через Мурманск по морю.

Летом 1949 года я был командирован на совещание работников хлорного производства, созванного Минхимпромом в г. Дзержинске Горьковской области. Там я ознакомился с перспективами развития хлорной промышленности и новыми более мощными ваннами «К-3» (конструкция Камарьяна) на нагрузку 1800 А, созданными на базе ванны «Х-2».

В 1950 году стал вопрос об увеличении мощности цеха по гипохлориту и меланжу. Для производства гипохлорита необходимы в эквивалентных количествах хлор и едкий натр, которые получаются в хлорной ванне в том же соотношении, а для приготовления меланжа требуется едкий натр и сода. Таким образом, для удовлетворения потребностей соседнего цеха было необходимо кроме увеличения мощности 6-го, электролизного, выпарного и гипохлоритного отделений организовать потребление избыточного хлора.

Начались поиски решения. Я предложил мощность электролизного отделения увеличить путем замены ванн «Х-2» на «К-3». Последняя, имея те же самые габаритные размеры, позволяла увеличить производство хлора и щелочи без увеличения площади электролизного отделения в 1,8 раза. Для поглощения избыточного хлора было решено предусмотреть установку по получению соляной кислоты. При этом использовался частично и водород, который раньше целиком выбрасывался в атмосферу. Для производства соляной кислоты требовался сухой хлор. Так появилась необходимость в организации сушки хлора. Началось проектирование. Мне было поручено рассчитать башни для охлаждения и сушки хлора и соответствующее вспомогательное оборудование, т.е. сделать эскизный проект отделения сушки хлора. В этой работе мне пригодились знания, полученные в процессе дипломирования. Башни, спроектированные по моим расчетам, если не ошибаюсь, проработали около десяти лет.

Летом 1951 года аппаратчик Андрей Колосов и я были командированы для приобретения опыта на один из лучших хлорных заводов – «Заводстрой» в г. Дзержинск (сейчас называется ПО «Капролактам»). Андрей в течение двухмесячной стажировки должен был получить навыки в изготовлении и эксплуатации новых ванн «К-3», а я должен был изучить опыт работы отделений приготовления рассола, электролизного, выпарного, соляной кислоты, служб антикоррозийной защиты и технологического контроля и автоматики. Для этого, кроме «Заводстроя», я побывал на Чернореченском химическом комбинате и Угрешском (Московском) хлорном заводе, а также в проектном институте ГСПИ-3 (г. Москва). Были собраны богатые материалы. Толстая тетрадь с записями тех лет хранится у меня до сих пор
Началась коренная реконструкция цеха без остановки производства. Делались пристройки для выпарного отделения, гипохлоритного, сушки хлора и соляной кислоты, ремонта ванн, а 6-е отделение было заключено в новое кирпичное здание. Строительство началось, если мне не изменяет память, осенью 1951 года. Ванны «Х-2» были заменены на «К-3». Об опыте их эксплуатации мною была опубликована статья в Бюллетене технической информации Норильского комбината (№№3-4 за 1951 год).

Летом 1952 года начался пуск вновь установленного оборудования – освоение сушки хлора, синтеза соляной кислоты, более мощных выпарных аппаратов, новых башен для приготовления гипохлорита с использованием сухого хлора. Всё было опробовано и пущено в ход руками Л.Л. Лукьянова, моими и, конечно, с помощью слесарей.

. Зима 1951-52 года была трудной для цеха. Однажды, это было часов в десять вечера, дежурный электрик, ремонтируя кранбалку, заметил в одной из деревянных ферм перекрытия отделения электролиза трещину. Он сразу сообщил об этом начальнику цеха Л.Л. Лукьянову, тот - В.А. Дарьяльскому. Последний вызвал строителей. Трещина оказалась опасной, крыша могла рухнуть на ванны. Было принято решение подпереть фермы столбами. Аварийные работы длились всю ночь. К утру в отделении электролиза вырос лес из столбов, перегородивших пути для кранбалок, с помощью которых устанавливались ванны. Благодаря рабочей смекалке ремонтников ванн соорудили специальную тележку, и работа по замене ванн не прекращалась. А поверх старой деревянной крыши установили новые стальные фермы и перекрыли железобетонными плитами.

Постепенно шаг за шагом устраняли неполадки, приобретали опыт, учились на ошибках, наводили порядок и в цехе создавались нормальные условия для работы. Помогало соревнование – настоящее соперничество смен. Это было достигнуто тем, что для оценки работы смен разработали бальную систему. Она, правда, существовала и ранее, но не действовала, так как не было учета и, следовательно, была уравниловка при распределении выработки между сменами. Заработки смен, естественно, не отличались. Никаких стимулов у людей для интенсификации труда не было.
Баллы у нас начислялись за выработку, за качество и за работу по благоустройству цеха. Предусматривались штрафы за нарушение технологии. Зарплата смен уже отличалась на 10-15%. Появилась заинтересованность. Рабочие стали проявлять инициативу.

По существу в цехе была бригадная система, и каждая смена, обслуживающая все отделения цеха, была комплексной бригадой, и заработок в соответствии с выработкой продукции делился между её членами в соответствии с их разрядами. В это время началось движение за совмещение профессий. Гипохлоритчицы обучались обслуживанию ванн, а дежурные на ваннах перенимали опыт гипохлоритчиц. Аппаратчики сушки хлора и солянки могли заменить дежурного на ваннах, гипохлоритчиц, а старший аппаратчик мог работать всюду. Слесарь перенимал навыки электрика, а аппаратчик мог свободно выполнять простые слесарные операции: подтянуть сальники, сменить прокладку, заменить участок трубы и др. Квалификация людей росла и благодаря учебе, которая была организована в цехе. В цехе была полная взаимозаменяемость, и в период отпусков никаких временных рабочих не требовалось. Иногда обходились половинным составом, но получая повышенную оплату.

Накопленный опыт механической службы позволял быстро устранять и весьма крупные аварии. Однажды в тот момент, когда дневная смена слесарей собиралась покидать цех, раздался взрыв. В электролизном отделении взорвался хлорный коллектор из винипласта, и затем по пути следования хлора взрывной волной были разрушены все пластмассовые детали трубопроводов в сушке хлора и гипохлоритном отделении. Пришлось останавливать весь электролиз. Но у механика имелся полный комплект запасных деталей, и с помощью бригады монтажников спецстроя, работавших в цехе, всё было восстановлено. Через три часа электролиз снова был включен.

В 1953-1954 годах в связи с увеличением потребности в хлоре и щелочи пришлось ванны «К-3» заменить на более мощные «БГК-12» на нагрузку в 2500 А. Этот процесс прошел безболезненно. Не успели закончить переход на «БГК-12», как уже прорабатывался вопрос об установке более мощных ванн «БГК-13», которые были установлены уже после моего отъезда из Норильска и стоят поныне.

Я думаю, будет интересным напомнить, как мы боролись в цехе с пьянством. Кажется в 1953 или 1954 году был объявлен поход против пьяниц. О каждом случае появления рабочего на работе в нетрезвом виде необходимо было докладывать начальнику Управления металлургическими заводами и явиться к нему с нарушителем. Неприятная процедура забирала много времени у начальства УМЗ и завода. Чаще всего под хмельком приходили слесаря. Обнаружив такого, мы не стали докладывать начальству, а с председателем цехкома Вексманом собирали команду слесарей и электриков и объявляли решение: нарушителю понизить разряд и лишить прогрессивки. В старых ценах пол-литра любителю выпить иногда обходилась в 800 рублей. За появление в нетрезвом виде наказывали всех без исключения. Решительные меры дали положительные результаты – пьяные в цехе не появлялись, от выпивки воздерживались и в праздничные дни. Помню такой случай. Накануне 7-го ноября я задержался в цехе часов до десяти. Зашел в 6-е отделение. Вижу старшего аппаратчика, смена которого уже давно окончилась. Спрашиваю: «Почему не идешь домой?». Отвечает: «Мне с утра на смену, а приедешь сейчас домой, еще заставят выпить, так я лучше в цехе переночую». Или еще случай. На оперативке накануне праздника я получил указание по возможности всем потенциальным пьяницам на праздничные дни дать отгулы, чтобы обезопасить себя от случайности. Я пришел в цех, собрал начальников отделений и посоветовал им, если есть возможность, дать отгулы на праздничные дни передовым рабочим, а тех, кто балуется водочкой, предупредить, что за невыход на работу или появление в праздничные дни пьяным, нарушитель будет караться с двойной строгостью. Срывов не было. Так воспитывалась сознательность. Было приятно однажды от жен услышать «спасибо» за такую воспитательную работу.

Коллектив цеха мужал, сплачивался. Большую роль в этом сыграли ежемесячные профсоюзные собрания, на которых начальник цеха отчитывался за месяц.

Из Норильска я уехал в декабре 1955 года на учебу в аспирантуру в Днепропетровский химико-технологический институт, экзамены куда я сдал во время отпуска. Связи с коллективом цеха не порывал.
Сейчас почти через тридцать лет, вспоминая свое пребывание в Норильске, оцениваешь его как самые лучшие годы в своей жизни, и запомнились, конечно, те неимоверные трудности, в преодолении которых вложен и твой скромный труд.

Покинув Норильск, я не расставался с ним в мыслях. Часто снился мне родной цех, его люди. На пятом году я так соскучился по Норильску, что стал предпринимать меры, чтобы увидеть его вновь. Главный инженер комбината (в то время - В.А. Дарьяльский) дал согласие на прохождение практики студентам Днепропетровского химического института. Руководителем практики, конечно, поехал я. Отобрал пять лучших студентов, которые до сих пор гордятся тем, что работали два месяца в Норильске.
С каким трепетом я прошелся по маршруту, обычному в бытность начальником цеха. Он начинался с 6-го отделения. За пять лет много изменилось, цех, ставший отделением, похорошел, но люди работали все те же, с которыми я был рад встретиться…»

В дополнение к воспоминаниям А.Ф. Никифорова хочется добавить выдержку из выступления Анны Львовны Ростовцевой на торжественном вечере во Дворце Культуры комбината 27 июня 1980 года, посвященном 35-летию бывшего 25-го завода. Она сказала:

«Прошло уже так много времени с тех пор, что вот теперь, вспоминая прошлое нашего 25-го завода, я могу раскрыть одну маленькую тайну, которая очень помогла в то время нашему коллективу. В начале 50-х годов в 5-м цехе трубопроводы, коммуникации, аппаратурное оформление достигли такой степени изношенности, что дальнейшая эксплуатация их становилась все опаснее и опаснее. Завод, а тем более цех произвести замену их не имели возможности. Все наши запросы оставались без последствий. В комбинате, наверное, думали и считали, что мы преувеличиваем и можем еще продержаться. И вот тогда, чтобы разрешить проблему, пошли на хитрость. А.Ф. Никифоров вызвал меня к себе в кабинет. «Состоится хозяйственный актив комбината, - сказал он,- и тебе надо будет выступить, но выступить так, чтобы трубы цех получил. Это значит, в первую очередь, раскритиковать меня – начальника цеха, как «неспособного» решить элементарные вопросы по охране труда и технике безопасности». Я попыталась было возразить. «Я знаю, что буду наказан, - перебил меня Анатолий Федорович, - но не в этом дело…». Язык у меня был подвешен хорошо, я выступила. Анатолий Федорович был чувствительно наказан, но трубы, как он и предполагал, мы получили».

Не так уж редко мы задумываемся над, казалось бы, таким отвлеченным понятием - что такое обаяние личности? Из чего оно складывается, в чем заключается, как возникает? Ищем истоки личного обаяния и в своих исканиях залазим в такие непролазные дебри. А они эти истоки, сказывается, лежат на самой поверхности, на крутом водоразделе: «мое личное – наше общее».

Взгляд в завтра

За годы войны на комбинате было построено свыше двадцати предприятий. К уровню 1940-го возросли добыча угля до 375%, капиталовложения до 172%, грузооборот Дудинского порта до 167%. К уровню 1941 года добыча жильной руды возросла в 8,5 раза, валовая продукция в 12, 3 раза, товарная продукция в 10,2 раза; запасы руды увеличены в 1,7 раза, угля почти в 3 раза. С 1941 по 1944 годы включительно было построено 29,7 тысяч квадратных метров благоустроенного жилья. В 1945 году норильский «Бюллетень БТИ» №3, 4 опубликовал материалы о дальнейшем развитии комбината. Материал приводится полностью.

«Проектный отдел комбината осенью 1944 года приступил к разработке технического проекта первой очереди. Этот проект по сравнению с проектом1940 года предусматривает удвоенный выход основных видов продукции. Работа была закончена к 1 мая 1945 года. Объем выполненных за полгода проектных работ:
-три тысячи чертежей;

-30 тысяч страниц текста, пояснительных записок;
-1100 томов проекта и 2000 смет.

В основном решена основная технологическая схема: селективное обогащение сульфидных медно-никелевых руд с получением четырех концентратов, что значительно повышает коэффициент извлечения металлов из руды и упрощает задачу её дальнейшего металлургического передела!

Горная часть проекта предусматривает комбинированную (открытыми и подземными работами) разработку месторождений нормально-вкрапленной руды. В соответствии с производственной программой будущего комбината горное хозяйство запроектировано большой мощности, оснащенное самым современным оборудованием.

В строительной части проекта разработана теоретическая база строительства в условиях вечной мерзлоты и заполярного климата, предусмотрены оригинальные конструкции с учетом снеговых и ветровых нагрузок на здания, и органически введены в проект мероприятия по снегозащите в период эксплуатации.

В основу транспортной части проекта ложится сеть электрофицированных ширококолейных железных дорог на территории комбината, с выходом к реконструированному морскому и речному порту Дудинки.

Весьма оригинальным является проект водоснабжения комбината, включающий сложный комплекс гидротехнических сооружений. Нужно отметить, что целый ряд деталей инженерных сетей впервые получат решение для условий вечной мерзлоты и арктического климата.

В свете технического проекта Норильский комбинат рисуется как комплекс сооружений очень большого объема: достаточно указать, что суммарная кубатура промышленных зданий превышает два миллиона кубометров, причем одно из зданий – главный корпус обогатительной фабрики будет занимать около 865 тысяч под одной крышей. Протяженность инженерных сетей диаметром от 100 до 2000 мм превышает 300 километров. Безвозвратный суточный расход воды при наличии циркуляционного водоснабжения превышает 168 тысяч кубометров. Для сравнения укажем, что город Киев в 1941 году для питьевого, противопожарного и промышленного водоснабжения расходовал не более 170 тысяч кубометров в сутки.

В непосредственной близости от промплощадки запроектирован заполярный город в основном из каменных 4-этажных домов. Город уже строится. Он рассчитан на сто процентов удовлетворения жилплощадью всего населения комбината. Это будет вполне благоустроенный современный город, связанный с производственными предприятиями трамваем, автобусом и железной дорогой.

Сооружения комбината первой очереди требуют 12,5 миллионов кубометров земляных работ, 750 тысяч кубометров кирпичной кладки, один миллион 300 тысяч кубометров лесоматериалов, 100 тысяч тонн металла и т.д.

Успешное завершение технического проекта является важным событием в жизни комбината, знаменующим собой подведение итогов огромной работы, проведенной в сложных условиях Великой Отечественной войны.

Технический проект комбината намечает вчерне и дальнюю перспективу развития комбината в тесной увязке с индустриальным освоением Енисейско-Ленской области, на территории которой он является гигантом и первенцем социалистической индустриализации».

Гидрометаллургическое

Почти одновременно со сдачей 5-го цеха строители подготовили к пуско-наладочным работам и первую очередь очистного отделения (ГМО) 2-го цеха. «Очистное» происходит от слова очистить. Готовый голубовато-зеленый раствор, сливаемый с электролизных ванн, содержал в себе кроме кобальта медь, никель, железо, марганец, серу и другие примеси, от которых надо было избавиться, очиститься, вывести для дальнейшей технологической обработки и получения металлического огневого кобальта, соответствующего определенным государственным стандартам.

Первая очередь очистного отделения – это товарный передел. Несмотря на, казалось бы, небольшой индустриальный пролет, это здание вмещало в себя в начальный период своей работы весь технологический цикл получения товарной гидроокиси кобальта. Сначала расширение произошло в сторону передела черных гидратов (ныне передел карбоната никеля), затем был достроен первый передел. Основным фильтровальным агрегатом был рамный фильтпресс с ручной закруткой. Отвальный кек и черные гидраты собирались в приемные железобетонные бункера, смонтированные под потолком нулевой отметки. После наполнения отгружались вручную в бадьи, установленные на платформах, и по железной дороге развозились по назначению.

Вспоминает Надежда Ивановна Пидченко (Брюханова) - прямой участник пуска ГМО в качестве мастера смены:

«В июне 1942 года в Красноярск приехал представитель Норильска по мобилизации комсомольцев. Я в это время закончила десять классов. Пошла в горком комсомола с заявлением. Просьбу мою удовлетворили. Так я приехала в Норильск.

Всех, кто имел среднее образование, направили на курсы мастеров. Потом показали будущее место нашей работы, где разворачивалось строительство завода №25. С декабря 1942 года и по май 1944 я работала мастером на опытной установке «НК». После закрытия установки нас всех распределили по комбинату. Но несколько мастеров, которым предстояло работать на выпуске товарной продукции, направили рабочими-аппаратчиками в центральную химическую лабораторию комбината под руководством опытных инженеров. Этот опыт очень нам потом пригодился в нашей работе на кобальтовом заводе.
В июне 1945 года в самый разгар монтажных работ 2-м цеха нас всех мастеров отозвали на завод. Здесь нам поручили всю схему трубопроводов, оборудование, технологическую особенность выпуска товарной гидроокиси кобальта.

Постепенно подошел срок запуска в работу цеха. Запускаться начали в смену с шести часов утра. Но обнаружилось много недоделок и неполадок. Запуститься не удалось ни во вторую, ни в третью смены. Подошло время работы нашей смены. Мы работали в ночь с ноля часов. Руководство завода и цеха, усталое и издерганное, уезжало домой. Уезжая, дали массу указаний на что обратить самое серьезное внимание. И распорядились, в случае необходимости, звонить по прямому назначению.

Конечно, спать в эту ночь кое-кому не дала – слишком ответственный момент переживали все. Особенно досталось в эту ночь начальнику ТВС завода – не хватало пара и воздуха. Он приехал на завод и ко мне же обратился: «Где я могу видеть мастера смены?». Я объяснилась. Он недоверчиво посмотрел, а мне тогда было 22 года, и сердито ушел. Но пар и воздух дали сразу же. Запуститься нам удалось только около четырех часов утра. И работа пошла на полный ход. Осадили марганец, отфильтровали раствор на осаждение гидроокиси кобальта. Наша смена заканчивала работу, я заполняла рапорт. К концу смены собрались в цехе руководители завода и цеха. Все были возбуждены. Нас поздравили с успехом. Среди приехавших был и начальник ТВС, который, как я узнала позже, звонил лично В.А. Дарьяльскому и выговаривал за то, что как могли доверить такое серьезное дело обыкновенной девчонке.

В смене вместе со мной работали Таня Аксенова (Гладышева), Нина Ситникова, Ульяна Безруких, Федор Иванович Колчин, мастером первого передела Анна Филипповна Степанова (Кулакова). Конечно, за столько лет имена многих забылись. Смена наша была дружной, трудолюбивой, комсомольско-молодежной. За хорошую работу наша смена часто награждалась ценными подарками, денежными премиями, переходящими Красными знаменами. Старшим мастером очистного отделения в то время работал Иван Михайлович Герасимов. Но больше всего уважала я начальника нашей смены инженера Александру Мокеевну Шапкину. Многому научила она меня, но главное, умению работать с людьми. Мне, как молодому руководителю смены, комсомолке, а потом и коммунисту, много приходилось заниматься общественной работой. Кроме того быть агитатором, профоргом смены».
Из письма Анны Филипповны Степановой (Кулаковой) – прямой участницы запуска гидрометаллургического отделения 2-го цеха, одной из первых руководителей комсомольско-молодежной смены:

«Прошло уже столько времени, что многое забылось. Помню начальников смен Веру Александровну Сударкину, Александру Мокеевну Шапкину, старшего мастера Ивана Михайловича Герасимова, мастеров смен Яковлеву, Брюханову, Хребтову, Почивалова, Ковальчука. Из аппаратчиков, работавших в моей смене, помню Клаву Меренкову, пачуковщика первого передела Еремина, фильтровщика Девятова, бригадира передела черных гидратов Боранцева. Начальником 2-го цеха в то время был К.Н. Бродницкий, а парторгом завода П.Ф. Ждан.

Не очень помнятся обстоятельства пуска. Но мне помнится, завод был пущен в срок. Еще очень хорошо запомнилось, что все, особенно все работники не только нашего цеха, но весь коллектив завода жил одной мыслью – как можно быстрее наладить производство кобальта. Были и такие случаи, когда приходили к нам из других переделов завода, чтобы помочь нам».

Свидетельства первых. Для нас, для тех, кто пришел позже на «все готовенькое» это бесценное подтверждение того, как было до нас. Это нам надо знать, наверное, не только ради праздного любопытства. Самое главное, думается, здесь все-таки дело в другом. Получив в наследие от старшего поколения отлаженное производство, мы невольно иногда задумываемся. А какими мы наследниками являемся? Храним ли, приумножаем ли все то, чем славен был коллектив кобальтщиков до нас?

Свидетельства первых – это ведь как живая эстафета поколений!

Митрофан Григорьевич Шакалов принимал участие в строительстве завода, а затем с 14 ноября 1945 года работал уже в качестве технолога, старшего фильтровщика. Он вспоминает:

«Отладка работы переделов велась в очень трудных условиях. Во-первых, сама работа была трудоемкой – сплошной ручной труд. Во-вторых, в атмосфере высокой загазованности. Это было естественно. Потому что начинали работать с необкатанного оборудования и неопрессованных коммуникаций.

Много надо было переделывать, повышать надежность работы узлов и агрегатов и безотказность их в условиях эксплуатации, совершенствоваться во всех тонкостях технологии, овладевать определенными навыками, чтобы безошибочно, уверенно и в наиболее короткие сроки справляться со своими обязанностями гидрометаллурга. Так сам характер нашего труда заставлял нас думать о рационализации производства. Так уж получилось, что среди рационализаторов ГМО 2-го цеха мы с Федором Ивановичем Колчиным оказались первыми, кто предложил свои идеи. За что получили денежную награду.

Я работал в смене, которой руководил Василий Никитович Почивалов. Павел Семенович Семенов был бригадиром, я же трудился на товарном переделе. Как было? Что запомнилось?

Мы приняли подготовленный для товарного передела раствор и перекачали его в первый пачук. При проверке концентрация кобальта оказалась 60 граммов на литр раствора. Посоветовавшись с мастером, приняли решение разбавить раствор до 45 г/л. А дальше пошло более или менее нормально. Включили пар, нагрели до 80 градусов, подкислили и начали задавать гипохлорит на осаждение товарной гидроокиси кобальта. Конечный остаток кобальта удалось довести до 3 г/л. Когда доведенный раствор включили на фильтрацию первой партии кобальта, как-то незаметно собралась целая толпа. Были не только руководители, но и рабочие с других переделов завода. Мы отфильтровали, промыли, продули воздухом фильтрпресс. Приступили к разборке его и начали снимать первую в истории 25-го завода гидроокись кобальта. Снимали осторожно в подготовленные деревянные ящики. Что тут началось, когда вскрыли фильтпресс, и он оказался полным!. Все ликовали как в День Победы!».

Иван Андреевич Руднев – старший аппаратчик первого передела:

«Начинали почти всё руками. Пар – в трех метрах ничего не видно. Темно, всё заставлено оборудованием. Специальная бригада сдельщиков не успевала разбирать фильтпрессы. Электрооборудование от влаги быстро выходят из строя. Растворы агрессивные, разъедают и коммуникации, и оборудование… В смену меняли по четыре насос а! Антикоррозийный цех гуммировал трубопроводы внутри – толку мало, за смену приходилось менять десятки метров, отлетит резина – ищи, где. Появились фарфоровые насосы. Лучше, но высокую температуру не выдерживают. Стеклопластик трескался от резкой смены температуры. Наконец пришел титан. Сегодня, если что-то там вышло из строя – не беда, просто неприятность…».

Очень большое значение в самый начальный период работы придавалось службе ОТК, экспресслаборатории, ЦХЛ завода. Пробы брали с каждого пачука, с каждого фильтпресса. Множество проб – это подробный и очень близкий к точному анализ полученных полуфабрикатов. На первых порах это очень помогало накапливать опыт работы всем, начиная с пачуковщика и до начальника завода. Позднее опробование упростилось до необходимой в технологических пределах нормы.

Вопросы культуры производства находились постоянно в поле зрения руководства цеха и завода, партийной организации и каждого коммуниста. Эти вопросы рассматривались на еженедельных планерках на уровне с другими производственными делами. Все четко понимали, что улучшение состояния культуры это не только чисто внешнее, элементарное, без грязи и пыли, содержание в опрятном состоянии производственных помещений и рабочих мест. За этим, на первый взгляд, безобидным вопросом, таком простом и понятном, стояло главное, важнейшее экономическое понятие – повышение извлечения дорогостоящего металла – кобальта, уменьшение его безвозвратных потерь.

Помнится, когда главный инженер завода Наполеон Акопович Тер-Оганесян однажды разнес коллектив ГМО в «пух и прах» на одном из собраний за грязь, за то, что в последнее время отделение «явно запустили», начальнику ГМО Борису Алексеевичу Тенякову пришлось долго оправдываться. Он стоял перед собранием и с какой-то обреченностью говорил о том, что коллективом ГМО делается неимоверно много, чтобы навести чистоту и покончить с грязью, но что результатов почти не видно. И что так, наверное, будет еще долго продолжаться, потому что мы находимся в заколдованном кругу. А круг – это заранее спланированное, спроектированное, построенное и рассчитанное именно на такую низкую культуру наше производство. Отчасти Борис Алексеевич был прав. Работы по наведению должного порядка и улучшению санитарного состояния отделения проводились большие. С единодушного согласия всех смен, например, организовали сборную «команду», в обязанность которой входило заниматься только «культурой». В отделении регулярно организовывались субботники и воскресники. Ежедекадно проводились общественные смотры, результаты которых впрямую влияли на итоги социалистического соревнования. Снабженцы не скупились на краски и лаки.

Больше всего из мастеров того времени (конец 50-х годов) запомнился молодой специалист, недавно пришедший из техникума Альберт Борисович Воронов (потом заметная фигура на комбинате, первый директор «Надежды»). Он никак не хотел мириться с положением «обреченности». На планерках, совещаниях, собраниях горячо, со всей пылкостью увлеченного молодого, задиристого патриота – гидрометаллурга стал доказывать о назревшей проблеме реконструкции переделов ГМО. Бродницкий своим профессиональным чутьем уловил в молодом специалисте мысль, воображение, фантазию. А это значит изобретательность, активность, расчет. Так А.Б. Воронов вскоре получил в свои руки «ключи от ГМО» и стал его полновластным хозяином. Идеи Воронова после некоторой «схватки в верхах» были приняты. Наступила «новая эра» в жизни гидрометаллургического отделения.

Сначала ликвидировали бункер отвальных кеков. Распульпованный кек стали сбрасывать в тундру. Затем ликвидировали еще один источник пыли и грязи – доломит, перешли на соду. Повели полную реконструкцию пола на нулевой отметке с применением гидроизоляции. Заменили пачуки и приподняли их над полом. Перешли на замену коммуникации на фарфоровые, а затем и титановые трубы. Так началось генеральное наступление на прорыв «заколдованного круга».

Гидрометаллургия кобальта оказалась самой сложной среди других подобных технологических переделов комбината. Следовательно, нужны были хорошо подготовленные, грамотные кадры рабочих на основных, ведущих, решающих участках цеха. Требовалось тонкое понимание ими химизма производства в объеме данного передела, на котором каждый непосредственно трудился, и объемное, пусть элементарное представление о работе всех других, смежных с ним переделов цеха, вплоть до выпуска огневого кобальта. Только люди с пытливым умом и склонностью к наблюдению и обобщению могли быстро освоиться в непривычной для них обстановке, вникнуть в суть дела и стать толковыми аппаратчиками – пачуковщиками. Ситуация усложнялась практически поголовным, всего лишь начальным, в объеме четырех-шести классов образованием основного состава работающих, то есть людей, которые не были знакомы с химией даже в пределах школьных знаний.. И ничего не оставалось делать руководителям завода и цеха, как «засучив рукава» учить людей упорно, настойчиво, неутомимо. Надо было помочь будущим пачуковщикам, аппаратчикам, печевым, людям других профессий втянуться в работу с интересом, поддержать в них усердие, развить самостоятельность. Ничего не прошло даром. Природная сметка помогла многим компенсировать недостаток знаний и выработать собственную интуицию, почти физическое ощущение течений химических реакций, технологических процессов. Большинство из тех, кто начинал свою работу в первые пять-семь лет с начала пуска 2-го цеха составили костяк кадровых, опытных и знатных гидрометаллургов. Они стали своего рода фундаментом коллектива, гордостью и совестью кобальтщиков.

На рубеже 50-60 годов во 2-м цеху сформировался инженерный корпус ведущих специалистов гидрометаллургов в лице А.И. Романова, Г.М. Патюкова, А.К. Марданова, О.М. Невоструевой, Т.М. Сагунова, И.А. Логинова, Б.А. Тенякова, Т.М. Васильевой, А.Б. Воронова, Ю.Г. Аникина, В.И. Куклашева, Ю.В. Дерюгина, А.А. Пономарева, Л.М. Носань, Н.М. Константиновой (Чичкиной).

Это были способные, растущие, авторитетные молодые специалисты. Практически все они в дальнейшем выдвинулись в число руководителей крупных цехов и отделов комбината. Все они без исключения состоялись, сформировались, утвердились и выросли до крупных металлургов комбината в среде сложившегося коллектива 2-го цеха, в среде дружного, сплоченного и требовательного коллектива гидрометаллургов.
Чтобы утвердиться здесь в его трудовой среде, быть обыкновенным инженером почти ничего не значило. Легко ли было в то время начинающим молодым специалистам, мастерам? Можно было с полной уверенностью сказать – было адски трудно, архи тяжело. Но спросите каждого из них, какое они чувство испытывают по отношению к своему бывшему родному коллективу и каждый ответит одним словом и не задумываясь – чувство гордости и уважения!

На финише

1 ноября 1945 года состоялось совещание хозяйственного актива комбината с повесткой дня: «Предварительные итоги предоктябрьского социалистического соревнования и прошедшей навигации, а также задачи, стоящие перед комбинатом в зиму 1945/46 г.г.». На этом совещании выступил начальник 25-го завода В.А. Дарьяльский:

«Сегодняшний день для Норильского комбината является также праздником выдачи металлического кобальта и спутника нового вида продукции комбината – хлора! (Аплодисменты). Строительство завода началось давно, но основные монтажные и сантехнические работы – только с февраля сего года. В течение шести-семи месяцев строители обеспечили пуск завода. Сегодня вступили в строй гидрометаллургический и химический цехи. В ближайшие полтора месяца остается пустить электроплавильный цех. Однако задержка в строительстве и монтаже завода, которая всё же произошла, тяжело отразится на выполнении годового плана по кобальту. Вся годовая программа ложится на ноябрь и декабрь. Но эта задача вполне реальная, и мы её, безусловно, решим. Кстати, сегодня в 7 часов вечера, точно по графику, была сдана в эксплуатацию вторая серия хлорных ванн. Завтра утром будем выдавать хлор…».

Звездный час

К концу декабря 1945 года постепенно стала накапливаться товарная гидроокись кобальта, которую с нетерпением ждали плавильщики. Наступала самая торжественная, самая святая минута, ради которой было отдано столько всего…

Но сначала небольшое отступление. Вот что писала газета «Заполярная правда» в апреле 1967 года о том времени.

«Фронту нужен был хлеб. Но муку везли не в пекарню – везли её на металлургический комбинат. Там муку смешивали с патокой и с окисью кобальта, а затем это своеобразное тесто прессовалось, и прессованные кубики попадали в тигли… Потому что еще больше, чем хлеб, фронту нужен был кобальт… Дорогой ценой получали этот металл в Мончегорске в 1941 году. Потом комбинат пришлось эвакуировать…

Специалисты по производству кобальта Сергей Иванович Афанасьев, Григорий Макарович Левенко и Александр Андреевич Пушкин приехали в Норильск. 12 января 1946 года, под их руководством была выдана первая плавка огневого кобальта…».

В дни подготовки к 35-летию 25-го завода нам удалось разыскать Афанасьева и Пушкина (Левенко к тому времени умер). Старейшие металлурги остались большими патриотами – кобальтщиками. Они откликнулись на нашу просьбу, и мы получили документальные свидетельства из самых первых рук.

Из письма Сергея Ивановича Афанасьева:

«Это было в субботу вечером 12 января 1946 года. Мы очень тщательно готовились к этому важному событию. В этот вечер в электропечном собрались многие и в том числе главный инженер комбината Иван Симонович Береснев, начальник завода Владимир Алексеевич Дарьяльский, секретарь партбюро Борис Владимирович Петров, начальник цеха №2 Константин Николаевич Бродницкий, старший мастер электропечного отделения Григорий Макарович Левенко, сменные мастера Леонид Алексеевич Михайлов, Александр Андреевич Пушкин. Первая плавка, несмотря на большие трудности, прошла нормально. Утром позвонил Иван Симонович Береснев и сообщил, что плавка получилась кондиционной. С этого момента началось освоение процессов плавки кобальта в электропечном отделении. Было очень много трудностей, которые мы преодолели, но всегда выполняли государственный план…».

Письмо Александра Андреевича Пушкина оказалось очень подробное, насыщенное теми мелкими подробностями, которые дают полную картину производственной обстановки электропечного отделения, трудностями, с которыми пришлось столкнуться плавильщикам буквально с первых дней работы, а также вводит в атмосферу начала производства кобальта в нашей стране с позиции рядового плавильщика. Это придает воспоминаниям одного из первых плавильщиков – кобальтщиков особую ценность.

«Я хочу поделиться о том, как начиналось производство металлического кобальта, в котором мне довелось участвовать. В 1940 году в Мончегорске на комбинате «Североникель» для получения металлического кобальта моя бригада из 30 человек девчат делала тесто из окиси кобальта с мукой и патокой, из которого на специальном прессе прессовались рандельки. Рандельки укладывали в тиглях с древесным углем (березовым). Тигли ставили в специальное горно и жгли мазут, но из-за недостаточной температуры восстановление до металла не всегда удавалось. Это делалось только для удобства транспортировки до потребителя. В 1941 году кобальт начали плавить на печах «Грамолина» емкостью до 50 кг в плавке. Из-за отсутствия нужного трансформатора приходилось использовать до десяти сварочных трансформаторов. При этом стоял невыносимый шум и треск. В качестве восстановителя мы использовали только древесный (березовый) уголь. Электроды были угольные диаметром 25 мм, механически непрочные, которые быстро сгорали. Плавки шли долго. Металл разливали в опоки, перетаскивали в тиглях.

Началась война и стране кобальт стал необходим как воздух. Хорошо помню о приезде директора комбината. Он говорил, что выданный сегодня каждый килограмм кобальта это новый боевой самолет. Мы тогда старались беречь от потерь каждый грамм этого металла.
Фашистские самолеты летали над нашим заводом безнаказанно. Завод они не трогали, думали для себя сохранить, а людей обстреливали. В августе 1941 года вместе с заводом нас эвакуировали в Норильск, нас, имеющих кое-какой опыт получения кобальта. В Норильске мы первую плавку провели только 12 января 1946 года. До этого, пока строился завод, мы были заняты на производстве никеля.

Фактически все пришлось осваивать заново, хотя печи были мончегорские. Первую плавку вели очень трудно и долго. Много было неполадок. Электроды не успевали менять, горели пятачки и перемычки. Шахта с древесным углем представляла большой объем. Но коллектив был дружный и упорный. Особенно много сделали для улучшения технологии директор завода В.А. Дарьяльский, главный инженер К.Н. Бродницкий, зам. начальника 2-го цеха Л.И. Парамонов. Очень много находчивости проявил С.И. Афанасьев – первый начальник электропечного отделения и многие другие товарищи.

Проводили множество экспериментов. Применяли различные материалы. Разрабатывали различного рода усовершенствования. Нашли чистый графит для восстановителя и крышек печей. Из графита же стали делать изложницы, отказавшись от опок и тиглей. Но металл получали еще углеродистый, пока не применили кессонированные водоохлаждающиеся изложницы. Привезли чистый известняк (по железу, сере и другим примесям) и получили возможность выдавать металл уже кондиционным по всем показателям согласно ГОСТу. Получили графитовые электроды диаметром 32 мм, что дало возможность увеличить объем печи, расширить корпус. Сделали кессонированную крышку печи. Сделали водоохлаждающимися электроперемычки, что позволило уменьшить их диаметр и вес, облегчило в работе. Усовершенствовали электродержатели и пятачки к ним с конусом, а не на резбе, и это позволило их быстро менять. Сделали гидравлический наклон печи, а изложницу подвесили на серьгу, и это опять облегчило работу плавильщиков. Получили толстый лентообразный нихром для спиралей печей прокаливания «ПН-13». Кстати будет сказать, что объем и методы футеровки этих печей изменялись несколько раз, прежде чем они стали такими, какие находятся в работе в настоящее время.

Так сначала отказались от стальных, затем чугунных литых поддонов. А элементы нагрева сначала были из круглого нихрома, затем из ленточного, но тонкого, которые укладывались на специальных полках, но из-за попадания на них гидроокиси быстро перегорали. Были печи на селеновых стержнях и тоже себя не оправдали. И только подвесные спирали давали хорошую надежность в работе и поддерживали необходимую температуру прокалки гидроокиси, позволяя получать качественную закись-окись кобальта.

Как я уже писал выше, первую плавку мы вели очень долго и трудно в течение 12 часов. Я был назначен мастером смены, а старшим плавильщиком в моей смене работал Павел Емельянович Левашко. Фактически кое-как плавить могли только трое: Афанасьев, Левашко и я. Надо было срочным порядком учить людей и учиться самим. Из-за этого первое время, в течение примерно месяца полтора приходилось бывать на работе не только в свою смену, но и еще в одной, а нередко и двух других, пока люди усвоили суть дела.

Русский народ смекалистый. Вскоре и мне самому пришлось учиться у своих учеников всяким тонкостям.

На заводе были организованы курсы мастеров с всесторонней программой подготовки, как по общеобразовательным предметам, так и по металлургии кобальта со сдачей гостехэкзаменов и защитой дипломных работ. Учились в обязательном порядке все мастера завода (практики). В Норильске была очень трудная первая зима. Было очень много снега, и стояли частые пурги. А защиты от ветров и снега никакой. Кругом тундра. Помню, однажды утром мы не могли выйти из дома в дверь, а пришлось вылезать в окно и освобождать дверь от снега. На работу все ходили пешком по несколько человек, ухватившись рукой друг за друга, а второй рукой прикрывая лицо от ветра и снега. Много было таких случаев, когда из-за ураганных ветров и пург приходилось ночевать на заводе. А транспорт для людей – оборудованные грузовики появились только после войны…».

Андрей Федорович Быстров – старейший плавильщик ЭПО в своем письме пишет:

«Первое время мы осваивали плавильные печи типа «Грамолина», прокалочные печи «ПН-13», потом индукционные печи «Аякс» для плавки оборотных кобальтсодержащих материалов. Позднее мне пришлось поработать на плавильных печах в цехе «К» - плавить катодный кобальт. Работал много и на упаковке готовой продукции.

Первое время кобальт выпускали низкого качества, да и очень малое количество. Упаковывали металл в ящики и только позднее приноровились упаковывать в бочки. Отправляли срочно, малыми партиями по два, три раза в месяц, в разные места самолетом. Вначале в качестве восстановителя при шихтовке применяли и муку, и смолу и древесный уголь, а при розливе - песчаные изложницы. Металл получался загрязненным. На чистку его тратилось много времени. Позднее стали применять кессонированные изложницы, а в качестве восстановителя – графит.

Очень много занимались вопросами уменьшения безвозвратных потерь кобальта. На пути отходящих газов из плавильных печей была смонтирована целая система ловушек, которые включали в себя три стадии очистки. В первую стадию входил участок от печи до входа в пылевую камеру. Эта часть газохода состояла из расширительных бункеров. Газ, проходя этот участок, освобождался от крупной фракции. Вторая стадия очистки состояла из пылевой камеры с фильтрами из толстого сукна. Однажды, когда на комбинате не оказалось в наличии этого сукна, пришлось применить верблюжьи одеяла. И наконец, третья стадия очистки газов – влажная. Газы направлялись через «мокрый циклон» и промывались распыленной через форсунки водой. Такая система гарантировала высокую степень очистки газов. Любая просыпь шихты у печей подбиралась немедленно. Само помещение ежесменно не только подметалось, но и обязательно производилась влажная уборка, а «помои» сливались в специальный отстойник и по мере накопления осадка отстойник очищали, осадок отправляли на прокалку и как обороты на переплавку. Чтобы не «разносить» по всему цеху концентрированный кобальт, строго следили за тем, чтобы возле входа в плавильное отделение всегда лежала влажная прополощенная тряпка.
Строго следили также за выходом металла со шлаками. Многие плавильщики добились больших результатов, но лучше всех, профессиональнее получалось у Яна Валентиновича Гоголевского. У него выход со шлаками кондиционного металла в смену составляло 3-3,5 кг. Этот результат редко кому удавалось достичь. Для возврата металла из шлаков было смонтировано дробильное отделение, в которую входили дробилки: щековая, валковая, растирательная и магнитный сепаратор.

Все эти и другие меры позволили снизить безвозвратные потери до самого минимума и поднять извлечение с 92% в 1950 году до 96,9% в 1960 году. Среди самых первых плавильщиков запомнились: П.Е. Левашко, М.А. Карабулин, В.Т. Савельев, Чурбанов»

Прошло всего несколько месяцев со дня получения первой плавки кобальта. Напряженная работа всего слаженного коллектива кобальтщиков помогла заводу войти в рабочий ритм в самое короткое время, и уже 23 мая 1946 года рапортовать о досрочном выполнении месячного плана по кобальту. Спустя еще год норильская газета «За металл» писала:

«Коллектив 25-го завода встретил 1 Мая большой производственной победой. 28 апреля досрочно закончен месячный план и выполнены предмайские обязательства. Эта победа – наш подарок Родине.
Передовые смены завода закончили апрель рекордными показателями. 25 числа смена мастера коммуниста Константинова в электропечном отделении выполнила сменное задание на 426%. Его примеру последовала смена мастера Пушкина в этом же отделении. Она выполнила 28 апреля свыше пяти норм. С гордостью слушал коллектив 25-го завода продолжительный гудок нашей электростанции – салют металлургам по поводу досрочного выполнения месячного плана…».

Самое первое время, когда производительность была еще небольшая и в обязанность плавильщиков входила доводка готового металла до товарного вида. Работа эта была тяжелая, можно даже сказать тяжкая, потому что необходимо было молотком постепенно снять всю окалину со всей поверхности слитка, придав слитку настоящий металлический вид. Затем, когда производительность завода стала заметно расти и плавильщики уже не имели возможности и плавить, и чистить металл, пришлось руководителям завода набирать бригаду по обработке металла, которая постепенно разрослась до 30 человек. Искали выход из создавшегося положения, но пока найти не могли. В это время начальником 2-го цеха был назначен Василий Яковлевич Ванькин. Он и предложил ванну замочки металла. Простой, дешевый, но не безопасный способ избавил от необходимости тяжкого труда плавильщиков на целые десятилетия.

В 1978 году внедрили голтовку, которая прибавила производственного шума, но зато исключила полностью загазованность парами соляной кислоты и ликвидировала навсегда возможности травмирования расплавленным металлом при взрыве слитка в ванне.
Коллектив плавильщиков был постоянно в поисках, в творческих исканиях. Благодаря применению новейших флюсов, восстановителя, усовершенствования плавильных печей, а также вспомогательного оборудования, благодаря поискам рациональных приемов в работе, повышению технической культуры обслуживающего персонала, коллективу плавильщиков в самые сжатые сроки удалось увеличить вес плавки в среднем в четыре – пять раз, снизить время операций от начала проплава и до окончания розлива готового отрафинированного кобальта, кондиционного согласно ГОСТу, в 3–4 раза. Шли поиски, изыскивались дополнительные резервы, принимались и другие меры и возможности, которые могли бы привести к разумному сокращению обслуживающего персонала, без ущерба увеличения выпуска кобальта. Комбинат в целом, а следовательно и 25–й завод, работали еще не на хозяйственном расчете, еще в убыток, в долг. Дотация Государственного банка составляла солидную сумму. И мысль, и сознание, и разум работающих непрестанно бились над разрешением этой важнейшей государственной проблемы. Благодаря рационализации производства и решения ряда организационных вопросов, коллективу плавильщиков последовательно удалось сократить численность персонала почти вдвое.
Успехи плавильщиков по всем направлениям были впечатляющими. На них равнялись, им подражали. Это был самый стабильный коллектив. И престижность этой профессии в глазах всего заводского коллектива поддерживалась прежде всего высочайшим уровнем сознательной дисциплины и осмысленной ответственностью каждого, кто работал в этом отделении. А иначе и быть не могло.

Электропечное отделение – это венец огромного, напряженного коллективного труда всего завода, Следовательно, волею обстоятельств плавильщики держали в своих руках ни много, ни мало престиж всего двухтысячного коллектива. Это понимали все, кто здесь трудился. Понимание этого проходило не только через сознание каждого работавшего здесь, но через самую горячую точку человеческого организма – сердце. Поэтому с таким неподдельным уважением относились к плавильщикам все. И они это такое доверительное уважение к себе чувствовали на каждом шагу и старались с максимальной отдачей, на какую только были способны, оправдать его.

Специальность плавильщика–кобальтщика требует от человека определенной сноровки, твердого характера и незаурядных способностей. И в этом нет никакого преувеличения. Можно иметь, к примеру, великолепную репутацию спортсмена, учителя, горняка, станочника, но так и не стать настоящим металлургом, чувствующим все оттенки поведения расплавленного металла. Это одна из немногих, редких специальностей, которая не терпит по отношению к себе поверхностного, панибратского отношения.

Вполне квалифицированным, зрелым плавильщиком с первых лет работы электропечного отделения считался тот, кто мог «попасть в десятку» - уложиться по железу и никелю близко к пределу, выдать по сере, углю и марганцу с гарантированным минимумом, получить при розливе ровные с внешним кристаллическим рисунком слитки, выиграть на плавке 6-8, а то и 10-12 минут, «потерять» со шлаками в смену (с двух плавок) не более 6-10 кг металла. И еще одно существенное правило, негласное, условное, выработанное «кодексом рабочей чести» - работать без брака. А уж если по какой-либо причине не удалось избежать этого, то выход брака допускался в размере одной, двух плавок в месяц. Допускать больше считалось позором.

За годы работы электропечного (плавильного) отделения сформировалась группа первоклассных специалистов, талантливых мастеров с виртуозной и отточенной техникой ведения плавки, людей широкой натуры, с обостренным понятием чести. Людей долга, энергии и широкого кругозора. Каждый из них по мере своих сил и способностей внес свой собственный вклад в развитие производства кобальта в нашей стране. Я не оговорился. Выпуск «по валу» этого важнейшего стратегического металла в Норильске превышал половину выпускаемого в нашей стране, а по марочности достигал все 100%.

Итак, свершилась первая плавка. Технологический цикл 25-го замкнулся на выпуске готовой продукции – огневого кобальта. Пошел долгожданный норильский металл, теперь уже регулярно и планомерно, и столько, сколько надо. Пошел, возвещая о рождении нового предприятия на Таймыре, на Крайнем Севере нашей великой Родины, на успевшем уже прогреметь на весь мир Норильском комбинате, возвещая о рождении нового металлургического предприятия – кобальтового завода.

Комсомольцы

В период формирования коллектива кобальтового завода были последовательно созданы его общественные организации. Руководителем партийной организации стал главный механик завода Павел Федорович Ждан, председателем завкома профсоюза - Александр Арсентьевич Черкашин, секретарем комитета комсомола - Анна Львовна Ростовцева – лаборантка 5-го цеха. Новое предприятие комбината. Новые люди. Ни сложившихся традиций, ни опыта. В эту пору становления коллектива работы хватало всем – от начальника завода (так официально именовался на первых порах директор) до секретаря комитета комсомола.

Анна Львовна Ростовцева вспоминает:

«В Норильск я прибыла в числе группы комсомолок по комсомольской путевке из Красноярска 30 июня 1945 года. Нас, прибывших, поселили в «Юнгородке» (ул. Заводская, район онкологической больницы) и направили на курсы лаборантов в Учебный комбинат. Курсы были годичные. Но начинался период запуска в работу кобальтового завода. К нам на курсы пришел представитель комбината, отобрал несколько человек – отличников. В эту группу попала я и Люба Романоава. Нам устроили экзамен. В экзаменационную комиссию входили Надежда Георгиевна Заостровская – начальник ЦХЛ 25-го завода, ее заместитель Верещак и представитель цеха Иван Афиногенович Федотов. При распределении меня направили в 5-й цех, а Любу Романову во 2-й. Осенью 1945 года по поручению партбюро завода Александр Арсентьевич Черкашин – председатель завкома, фронтовик, кандидат в члены ВКП(б) собрал нас всех комсомольцев. Ему было поручено объединить союзную молодежь в единую комсомольскую организацию завода. Комсомольцев в ту пору было десять человек.

По предложению Черкашина секретарем комсомольской организации была выбрана я. И начались мои комсомольские будни. Мы сразу же приняли меры по расширению нашей комсомольской организации за счет молодых рабочих и демобилизованных воинов. И, естественно, одной из первоочередных задач комсомола состояла в том, чтобы закрепить молодежь за заводом. В самое ближайшее время мы сумели организовать сквозную комсомольско-молодежную смену.

Очень серьезно занимались вопросами подписи на государственные займы. Как правило, в этом важном политическом деле среди других предприятий металлургического Управления занимали первое место за нашу оперативность и массовость

Большое значение комитет комсомола придавал организации постоянно действующей художественной самодеятельности, регулярным массовым спортивным соревнованиям. Вскоре в распоряжение завода на Круглом озере был передан клуб. В этом клубе начинались выступления первой художественной самодеятельности кобальтщиков. Здесь же проходили комсомольские собрания и проводились первые послевоенные избирательные компании. Когда в 1947 году я передавала свои комсомольские дела Мише Дегтяреву наша заводская организация насчитывала уже восемьдесят человек…».

Незабываемая юность, молодость, зрелость, комсомольская, фабрично-заводская, рабочая… Тем, кому она выпала на военную пору и первые мирные годы, эта юность - суровая, трудная и счастливая. Счастливая потому, что была наполнена повседневной, глубоко осознанной личной нужностью и причастностью к делам и заботам комсомольской организации, заводскому коллективу, делам комбината и города. А забот и дел хватало. И все первоочередные, и все первостепенной важности, все острейшие и требовавшие очень часто своего особого внимания и неотложного решения.

Но как преображались все, когда выпадали редкие, свободные, «личные» часы. Сколько задора, энергии, отваги и чувства прорывалось наружу. Сколько находчивости, выдумки, непосредственности проявлялось в том, чтобы с максимальной пользой распорядиться этими редкими часами. Какое ощущение счастья состояло в том, чтобы лишний раз собраться на репетицию, на выезд с концертной программой, на спортивные соревнования, на «маёвку», на просто летний коллективный выход за город на отдых, на молодежный пикник.

Слово ветерану комсомола Анне Сергеевне Аминьевой (Марущук):

«Лабораторная молодежь была дружная, активная, веселая. И комсомольская, и профсоюзная организации боролись за культуру производства, за сознательную дисциплину. Мы регулярно проводили комсомольские рейды, боролись с бесхозяйственностью.

Первые годы общественной деятельности были гораздо труднее последующих тем, что тогда по цехам разводили на работу осужденных, как уголовников, так и политических. Помимо товарищеских отношений к людям на нас налагалась большая ответственность быть морально устойчивой, чистой.

У нас на 25-ом заводе очень хорошо была поставлена спортивная работа. Проводились зимние и летние кроссы. Сам начальник завода Владимир Алексеевич Дарьяльский лично принимал в спорте самое активное участие. На стадионе всегда было много болельщиков. Люди проявляли настолько горячий интерес к спортивным соревнованиям, который можно разве лишь сравнить в настоящее время только с тем, когда встречаются «звездные команды». В летних соревнованиях у меня получались хорошие результаты в беге на 100 метров, метании копья, толкании ядра и в прыжках. Среди команд по волейболу наша заводская команда всегда занимала призовые места.

Зимой по весне традиционно ежегодно проводились массовые кроссы. Это было незабываемое зрелище. Разве такого масштаба спортивные события забудутся? После долгой и холодной зимы в такой физической зарядке наждались поголовно все.

При УМЗ был организован большой хор. Среди его участников было много наших комсомольцев. Этот коллектив хорошо принимали зрители.

Нина Матвеевна Чичкина (Константинова):

«Пришла я на завод в 1951 году. Направили меня на стажировку к старейшему мастеру 2-го цеха Василию Никитовичу Почивалову (кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени). Он собирался уходить на пенсию. Василий Никитович принял меня строго, даже сурово. Я в свою очередь тоже переживала очень. Принять смену от такого авторитетного мастера, каким в ту пору был Почивалов, требовало определенного мужества. Проработали мы с ним около двух месяцев и Василий Никитович постепенно признал меня. Я осталась довольна тем, что смогла принять у него смену. Расставались мы уже большими друзьями. На базе этого коллектива по решению комсомольского бюро была создана комсомольско-молодежная смена, которая уже в 1952 году была признана лучшей по металлургическому Управлению. В том же году меня избрали делегатом на краевую комсомольскую конференцию. Это были незабываемые дни в моей жизни.

По предложению начальника цеха Терентьева меня перевели старшим мастером ОТК, вскоре избрали секретарем комсомольской организации, членом комитета комсомола завода.

Мне очень хочется сказать много хорошего о замечательном человеке - Ольге Михайловне Невоструевой. Я работала в ОТК под её руководством. Это человек с большой буквы, душевная, требовательная к себе и подчиненным, справедливая, прекрасная мать. Много сделала она для завода».

Комсомольско-молодежная смена… И в памяти возникает обобщенный образ группы людей – будь то смена, бригада, звено, объединенных единым порывом, единым стремлением быть лучше, организованнее, может быть даже в чем-то и честнее. Выполняющих сменное задание, свои повышенные обязательства не любой ценой и не в ущерб другим, а с хозяйским, творческим подходом к решению производственных задач, ставящих интересы коллектива выше своих собственных.

Молодежный фестиваль, состоявшийся летом 1957 года, мне запомнился особенно хорошо. Я, будучи членом комитета комсомола завода, присутствовал на заседании, где шло обсуждение вопроса об участии заводского коллектива в городском молодежном фестивале, посвященном VI Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Городской фестиваль был назначен на воскресенье 23 июня 1957 года. Вопрос шел об оформлении колонны. Было принято решение, что колонну возглавят три русских воина – солдата - победителя, одетых, соответственно, в костюм эпохи Александра Невского, Петра Первого и нашего современника.

Василий Иванович Воронов оказался изобретательным художником. Костюмы получились красочные, хорошо подогнанные. Были совершенно не похожими на бутафорские и вызвали всеобщее восхищение. Володя Шабович, плотный в костюме солдата петровских времен выглядел настоящим гренадером. Хорошо смотрелся и парень в нашей солдатской форме, потому что он только-только отслужил срочную и еще не успел отвыкнуть от военной выправки. Очень сожалею, что забылась фамилия этого парня. Мне же пришлось исполнять роль воина Александра Невского.

Норильская весна была в самом разгаре. Стоял теплый июньский настоящий летний день. Все были в приподнятом настроении. Наша колонна начала свое шествие от вахты завода и пока дошла до стадиона разрослась до внушительных размеров – человек 200-250. Повсюду слышалась музыка, песни, пляски, смех. Работали торговые лотки. Везде конфеты, шоколад, печенье, бутерброды, газированная вода, пиво и легкие вина. Повсюду флаги, транспаранты, яркое многоцветье молодежного праздника. На Октябрьской площади у памятника Ленину трибуны, гости, корреспонденты, торжественные приветствия в честь нас молодых металлургов, горняков и строителей Норильска.
На этом фестивале наш «костюмированный бал» оказался в числе первых трех призовых мест. Об этом мы узнали спустя несколько дней из ГК ВЛКСМ. Приз по тем временам был внушительный – отрез бостона на костюм и три талона на модные рубашки. Комсомольцы завода жили в эти годы полнокровной жизнью. В начале 50-х годов они совместно с профсоюзом «отвоевали» для своего коллектива здание кинотеатра в поселке кирпичного завода, который старожилы помнят как поселок 25-го завода. Появился простор для молодежи. В этом клубе работала хорошо организованная художественная самодеятельность, которая многие годы среди металлургических предприятий Норильска занимала призовые места. Этот клуб стал источником культурного обогащения для многих тысяч жителей поселков Восточный и 25-го завода.

Несколько слов о добровольцах

Комсомольская организация кобальтщиков в своей общественной деятельности никогда не замыкалась только на себя, только на решение своих внутренних проблем. Заводская молодежь всегда считала себя частью целого – частью всей комбинатовской организации. Понимала свои задачи шире, масштабнее и потому остро, близко к сердцу принимала, с такой готовностью откликалась на возникающие трудности на других переделах, подразделениях и участках комбината и не только комбината. Вот это острое ощущение немедленного, самого активного участия во взаимопомощи, отсутствие обособленности и узковедомственного голого патриотизма – изумительная традиция молодежной организации, её глубокоуважительное кредо. И вот здесь мне хочется привести несколько общеизвестных, но вполне уместных примеров.

1948 год. Когда понадобились надежные люди для запускавшегося в производство коксохимического завода, был откомандирован один из самых лучших производственников 5-го цеха, гипохлоритчик, комсомолец Виктор Васильевич Неретин. На коксохиме Неретин стал одним из лучших специалистов, мастером своего дела. Имеет правительственные награды.
1949 год. В горячий предпусковой период в помощь медному заводу был отправлен молодой, трудолюбивый комсомолец Михаил Александрович Попов. Ныне известный мастер плавки, Герой социалистического труда.

1954 год. Вышло мартовское постановление ЦК КПСС об укреплении колхозов кадрами. Решением открытого партийного собрания кобальтщики направили в один из самых отсталых колхозов края в село Даурское Изосима Алексеевича Чалкина, активнейшего комсомольца, молодого коммуниста, своего перспективного руководителя и не ошиблись. В 1960 году Изосим Алексеевич вернулся кавалером ордена Трудового Красного Знамени, добавив в престиж родного цеха славу настоящего труженика, настоящего патриота-кобальтщика. Как легко, наверное, читать вот эти так просто и очень коротко написанные строки.

Но вдумайтесь! Какого внутреннего напряжения, решимости и нравственного побуждения потребовалось, чтобы пойти на такой шаг. Что вообще значит решиться на такое? Кроме личного мужества, здесь за душой, наверное, должно быть еще что-то такое очень веское, своего рода фундамент, на котором человек стоит, его опора и важный этический стержень, которые и приводят в движение поступок, наполненный высоким и светлым смыслом.

В самом деле, давайте поставим себя мысленно на место этого человека и спросим самого себя наедине с собой: «А сможешь ли ты на такое? Способен ли? Хватит ли определенного мужества отказаться пусть временно на год, два… пять лет от размеренной жизни, налаженного быта, хорошей зарплаты, определенных льгот, положенных в срок отпусков, путевок, санаторий, профилакторий, рыбалок, охоты и ринуться по нашим земным понятиям в какую-то там «дыру», которую не один год латали, или, по крайней мере, пытались залатать тоже не дураки?». И тогда, суммируя личное благополучие, открытую дорогу к восхождению по лестнице личной карьеры и прочие автоматически возрастающие блага сможешь при беседе наедине с самим собой убедиться в том, на что же ты на самом деле способен.

1960 год. 18 июля городской комитет комсомола обратился с призывом к молодежи города оказать помощь строителям на расширении ТЭЦ. В это время коллектив цеха испытывал сам определенные трудности с кадрами. Только что провели серьезную реорганизацию, пошли на дополнительные, кое-где болезненные сокращения своих штатов. Производство вошло в силу, и сидеть на дотации государства никому не хотелось. В комитете комсомола лежало около десяти заявлений добровольцев. Было принято решение удовлетворить просьбу одного из них. Им стал комсомолец из хлорного отделения ЭЛЗО Алексей Пинчуков.

1967 год. В декабре ГК комсомола обратился ко всем комсомольцам и молодежи Норильска с призывом:

«Линия сражения за богатства Таймыра сегодня проходит через строительные площадки комбината. Здесь больше всего нужны люди. В историю комбината золотыми буквами вписаны имена строителей. Стали легендой дела комсомольцев-добровольцев 1956 года. Ваши руки сделали возможным невозможное на расширение ТЭЦ в 1960 году, на строительстве цеха электролиза в 1967 году, свидетельством высокой сознательности и трудового героизма стал Талнах. В летние месяцы мы получили пополнение. На строительные площадки придут демобилизованные воины, студенческие отряды. Но для того, чтобы выиграть время сегодня, на шесть зимних месяцев нужны добровольцы.

Мы обращаемся к вам, горняки, шахтеры, металлурги, железнодорожники, автомобилисты, все труженики комбината!

Мы зовем вас на трудное дело. Вам нелегко будет работать в необычных условиях. В первые дни, без привычки не всё будет ладиться. Работа на строительстве не сулит легкой жизни. Но именно от добровольцев зависит, справится ли комбинат с почетным и ответственным правительственным заданием – увеличением производства цветных металлов».

Среди самых первых добровольцев-строителей комбината откликнулись металлурги хлорно-кобальтового цеха. Всего около пятнадцати заявлений. Среди добровольцев подавляющее большинство комсомольцев, молодых коммунистов, молодежи. Все, кто решил помочь строителям, были постепенно, в течение первых двух недель января оформлены переводом в распоряжение Управления строительства комбината.

Новостройки комбината и города, в которых комсомольская организация хлорно-кобальтового цеха участвовала силами организованных субботников:
1956 год – на строительстве телецентра и плавательного бассейна;

1967 год – на строительстве ЦЕН;
1969 год – на строительстве спорткомплекса;
1971 год и до конца строительства «Надежды» регулярно по графику горкома комсомола.

Молодые коммунары 80-х

В декабре 1978 года ХVIII норильской городской партийной конференции Люба Гавдаева была избрана в состав ГК КПСС и стала членом бюро ГК высшей партийной инстанции г. Норильска. Такой стремительный взлет спустя всего три года после того, как Люба переступила порог цеха, мог кое у кого вызвать недоверие. Мог бы, но ничего подобного не произошло. Потому что такое высокое доверие было оказано молодому коммунисту, молодому комсоргу металлургов хлорно-кобальтового цеха по заслугам. У всех на виду она совмещала две важнейшие профессии: рабочего и руководителя молодежной организации. Решением партбюро Гавдаева направляется на усиление комитета комсомола ХКЦ. В июле 1977 года Люба возглавила комитет комсомола.

В трудный для комсомольской организации период получила Люба это нелегкое партийное задание. Комсомольская работа была запущена настолько, что потребовалось несколько месяцев, чтобы навести порядок с учетом и ликвидировать задолженность по взносам. Комитет комсомола пришел к единому мнению – сосредоточить все свое внимание на индивидуальном подходе к каждому комсомольцу, на расширение актива, на подъеме активности всей организации в целом.
Из письма Любови Павловны Гавдаевой:

«На комитете уже не говорили об учете и взносах. Стало интересно работать. Мы искали формы работы и у нас получалось. Возродилась общая активность. Потянулись неверующие, равнодушные, скептики. Стремительно рос авторитет комсомола. Появился замечательный актив, способный взять на себя инициативу и ответственность, на который можно было надеяться и рассчитывать…»

Берется под комсомольскую опеку одна грань за другой сложной и насыщенной жизни многогранного коллектива хлорно-кобальтового цеха. Регулярно в цехе стали проводиться профессиональные конкурсы на звание «Лучший молодой плавильщик», «Лучший молодой аппаратчик» и другие конкурсы. Организуются рейды в подшефное общежитие, в котором жили в основном молодые ребята из Никелевого завода. Активизируются субботники, шефская работа в школе, рейды по использованию рабочего времени. Создаются комсомольско-молодежные коллективы.

Из письма Л.П. Гавдаевой:

«Много можно говорить о комсомольско-молодежных коллективах цеха и в особенности о бригаде плавильщиков. Но главное здесь то, что молодые ребята своим боевым, неукротимым примером увлекли за собой остальных…

…В постановлении общего собрания в июне 1979 года записано, что комитет мало уделяет внимание свободному времени молодежи. Имеются факты пьянства и правонарушений среди молодежи… Тогда пришло решение строить спортзал…Работали все, а особенно те ребята, которые любят спорт. Сначала организовывали общие субботники и воскресники, но работы было так много, что решили работать по графику, по сменам, по отделениям, по службам. Выпускали молнии и благодарности. Все понимали – строим для себя. Как нас всех подружило строительство! Здорово было!

Из письма И.А. Чалкина (декабрь 1984 года):

«Спортзал наш действует. Все любители спорта с удовольствием занимаются там. Проводим соревнования по мини-футболу, баскетболу, волейболу, бадмингтону, штанге, поднятию гирь, шахматам, шашкам. По вечерам занимается секция бокса клуба «Мальчишки Севера». Проводим и другие спортивные мероприятия…».

Пока строился спортивный зал, комитет комсомола принял решение своими силами оборудовать молодежный центр. Открытие молодежного центра состоялось 30 апреля 1980 года. Как-то само собой легла на плечи комитета комсомола забота о досуге. Именно здесь разрабатывались все сценарии молодежных вечеров и дискотек, вносились предложения об организации встречи с интересными людьми. Ни одно мероприятие не проходило в цехе без самого активного участия комсомольско-молодежного коллектива электрослужбы. Чтобы определить таланты, провели в красном уголке цеха вечер, где каждое отделение и служба должны были представить концертный номер. Этот вечер положил начало организации агитбригады хлорно-кобальтового цеха. Провели вечер, на котором познакомились с творчеством советских писателей-юмористов и самодеятельных песен. Для усиления связи с коллективом наших соперников по соревнованию, пригласили комсомольцев ЦЭН.

Остается добавить следующее. В декабре 1980 года на ХIХ норильской городской партийной конференции Любови Павловне Гавдаевой вновь было оказано высокое доверие. Она вторично вошла в состав ГК КПСС. Было за что!

Святыня

26 апреля 1946 года Норильск получил правительственную телеграмму:

«Звереву, Козловскому, Литвинову. Решением ВЦСПС, Министерства Внутренних дел и Министерства электростанций СССР Норильскому комбинату переданы на вечное хранение Красные Знамена Государственного Комитета Обороны (комбинату и ТЭЦ). Поздравляем коллектив рабочих, инженеров, техников и служащих с высокой оценкой их работы в период Великой Отечественной войны. Выражаем твердую уверенность, что славный коллектив норильчан окажется и впредь достойным великой чести, на которую ответит новыми производственными победами. Завенягин, Захаров, Панюков».

На стадионе тысячи норильчан. Комбинату передается Красное знамя ГКО. Посидевший за войну Панюков, преклонив колено, целует алый темный бархат.
Александр Алексеевич Панюков родился в октябре 1884 года в Мотовилихе, рабочем пригороде Перми. 14-летним пошел в рассыльные, потом учился токарному и слесарному делу. В 1914-м - браковщик пушек, в 1926-м – командир, надзиратель орудийного производства… В марте 1917 вступил в партию большевиков и в Красную гвардию. С декабря 1917-го до 1924-го работал в органах Наркомпрода, потом в «Союзхлебе». В 1928 сдал экстерном за промышленно-экономический техникум и два курса института Народного хозяйства. В 1920 году назначен заместителем начальника «Уралмашстроя», в 1934 – заместитель управляющего трестом «Большой Ридер», в 1937 – начальник строительства и директор Белоусовского медно-цинкового комбината, 1939 – директор Садонского комбината. В 1940 году А.А. Панюков переведен заместителем начальника Норильского комбината, начальником строительства Дудинского порта. С апреля 1941 – начальник Норильского комбината. В июле 1943 года награжден орденом Ленина.

Газета «Заполярная правда» писала: «Всем… глубоко запомнились его энергия, преданность делу, любовь к людям. Имя Панюкова навсегда связано с историей создания нашего комбината». В 1948 году А.А. Панюков назначен начальником главка «Енисейстрой», работал заместителем министра, начальником «Главникелькобальт» (с 1953). Избирался депутатом Верховного Совета СССР. Многократно награжден. Умер в Москве 8 мая 1962 года.

Каждый, кому приходилось бывать во Дворце Культуры комбината, знает, что на самом почетном месте в фойе второго этажа, напротив зала торжественных заседаний под любовно сделанной пирамидой хранится Красное знамя ГКО СССР. Стяг этот – величайшая святыня, выше которой наград нет. Еще издали, при виде темно-алого бархата люди замедляют шаг и умолкают. И если ты человек не равнодушный и задумаешься на миг, что эта святыня не просто награда, а дорогой символ спрессованного героического труда тысяч и тысяч норильчан, их беззаветная преданность порученному делу, небывалая самоотверженность закаленным духом советских людей в годы войны. И тогда, стоя у Знамени, ты почувствуешь как нарастает твое внутреннее напряжение и в какой-то миг ощутишь вдруг гул собственного сердца и как эхо – легкую боль в висках. Постепенно успокоится сердце, стихнет боль, но останется главное, которое не выжечь ничем – острое ощущение личной причастности к делам тысяч таких же, как и ты тружеников Норильского комбината.

Цех «К» - «ОЭНП»

Все ждали с нетерпением этот долгожданный победный год. Хотелось остановиться, осмотреться, перевести дух. Истосковались не только по тем, кто был на фронте. Истосковались по мирному труду, по мирной обстановке, по элементарному житейскому уюту и счастью, которое составляет смысл человеческого бытия.

Люди старшего поколения хорошо помнят, что нам не дали не только остановиться, но и перевести дух. Длительная кровопролитная война сменилась развернутой против нас затяжной, устрашающей холодной, которая в любой момент могла обернуться атомной. Перед норильчанами вставали новые, еще более напряженные и ответственные задачи. И перед кобальтщиками, конечно, тоже.

В 1946 году У. Черчилль выступил в Фултоне (штат Миссури) с призывом к созданию военно-политического союза против СССР. Его речь послужила началом развернувшейся против нас беспрецедентной в истории межгосударственных отношений холодной войны. Политический шантаж, провокации с обострением на границах, засылки шпионских самолетов были превращены в будничную повседневность. Жить, находясь под прицелом, мы не собирались. Правительство принимало срочные ответные, практические меры к повышению обороны страны самыми современными средствами – новейшей реактивной авиацией, атомным флотом, созданием ракетно-ядерного щита. Все эти меры требовали срочного производства новейших материалов, а, следовательно, и срочной организации новейшей технологии. В одном из таких современных материалов, в котором нуждалась наша оборонная промышленность был кобальт марки «К-0». Металл, близкий к его стопроцентному содержанию в слитке.

В 1951 году в «Техническом бюллетене», выпускавшемся регулярно на комбинате, появилась краткая информация под следующим заголовком: «Кобальт высокой чистоты»:

«Отсутствие промышленного опыта в получении кобальта электролитного, как в СССР, так и за рубежом, вызвало большие затруднения при проектировании, монтаже и эксплуатации нового цеха. Пришлось вновь решать в промышленном масштабе ряд вопросов: конструкции адсорберов, нейтрализаторов, аппаратуры для очистки раствора от никеля, конструкции специальных электролитных ванн с уловителями кобальтсодержащих газов, изложниц для отлива свинцовых анодов и изложниц для вакуумных индукционных печей и пр., не имевших прецедента в промышленности. Параллельно с этим коллективом завода велась большая работа по подготовке рабочих и инженерно-технических работников, поскольку они не имели практического опыта работы по электролизу кобальта.

В настоящее время процесс в основном освоен, и хотя коллективу завода №25, проделавшему значительную работу, приходится разрешать ряд технических проблем, возникших в процессе эксплуатации, цех электролиза кобальта систематически выпускает продукцию высокой чистоты».

В том же 1951-м в «Техбюллетене» №3, 4 была напечатана статья Владимира Вагановича Терпогосова, главного инженера Норильского комбината «Электролиз кобальта»:

«Промышленное применение кобальта началось в тридцатых годах, когда стали известны его незаменимые качества в различных сплавах. С увеличением потребления кобальта, расширением области его применения – повышались требования к его качеству. Единственным способом получения металлического кобальта в нашей стране является восстановление углем прокаленной окиси кобальта. При таком способе самая высшая марка, введенная стандартом 1949 года, предусматривает содержание кобальта всего лишь 99,4%. Новый стандарт отражает, по сути дела, максимальные возможности металлургической техники последнего времени, а не запросы промышленности, потребляющей кобальт. В связи с этим, с того момента как кобальт стал применяться в промышленности, возникли требования изыскания и применения более совершенных способов обработки кобальтовых полупродуктов на металлический кобальт с минимальным содержанием примесей. Таким методом мог бы явиться электролиз, который применяется для рафинирования многих цветных металлов. Однако получение высококачественного металла задерживалось недостаточной изученностью процессов, лежащих в основе электролиза этого металла.

В 1939 году были начаты лабораторные исследования в Ленинградском технологическом институте, а с 1943 года - в Норильском комбинате. С 1946 года началась разработка технологического процесса электролиза кобальта. Первые лабораторные опыты показали, что катодный процесс не вызывает серьезных затруднений, однако в полученном катодном кобальте содержание никеля было относительно большое. Поэтому вопрос удаления никеля из кобальтового электролита явился одним из главных предметов исследований, которым было установлено, что быстро и полно никель из раствора можно удалить путем осаждения его… В результате большой коллективной работы в 1948 году была построена и пущена установка… Результаты работы по электролизу кобальта оказались настолько хорошими, что было принято решение о строительстве в Норильском комбинате цеха электролиза кобальта. За пять месяцев цех был построен и смонтирован. В октябре цех пущен в работу.

В процессе первых месяцев эксплуатации цеха изменялись и совершенствовались конструктивно отдельные агрегаты, а также приобретались определенные навыки работы… Коллектив завода №25, разрешив в основном все трудности периода освоения нового технологического процесса, в течение последнего полугодия выпускает систематически продукцию высокого качества и в количествах установленных мощностью цеха».

Большой интерес для нас представляют воспоминания человека, на которого была возложена непосредственная ответственность за ходом строительства, монтажа оборудования, подготовки кадров, своевременного пуска и выдачи готовой продукции, руководителя цеха совершенно уникального в Союзе, не имевшего в то время аналога в мировой практике, первого начальника цеха «К» Александра Сергеевича Тупицына, фронтовика, коммуниста, ветерана кобальтового производства. «Пуск цеха «К»:

«Официальный запуск технологических операций цеха состоялся 6 ноября 1950 года в присутствии специальной правительственной комиссии. Получить сверхчистый для того времени кобальт, в основном для моторов реактивной авиации – такова была правительственная задача молодому по возрасту и стажу работы, вновь созданному коллективу рабочих и инженерно-технических работников.

Мы, группа молодых специалистов, сразу после защиты дипломов с 1 июля 1950 года начали свой труд под руководством доктора технических наук Федора Трифоновича Кириенко в Опытно-металлургическом цехе комбината на полупромышленной установке по получению кобальта марки четыре ноля (такой был на этот металл ГОСТ). В состав этой группы входили: Г.М. Патюков, Ф.Ф. Копылова, Н.В. Адмаев, Ф.Н. Лапинская, Елистратов, Б.А. Теняков.. Старшим на установке был Исаак Файвишевич КООП. Одновременно с подготовкой ИТР срочными темпами шло проектирование и строительство здания цеха «К».

Мне, как человеку, защищавшего диплом по этой же теме, было поручено вести контроль за строительством здания и монтажом оборудования. Технологические операции этого процесса требовали особой чистоты монтажа оборудования, его антикоррозийной стойкости к агрессивным растворам, тщательности футеровки емкостей, электролизных ванн. Даже производилась предварительная очистка воды и воздуха, поступающих на приготовление растворов кобальта и их перемешивание. А очистка раствора кобальта от органики производилась в скрубберах, заполненных активированным углем (таким же, как в противогазах).

Нам предстояло научить более ста рабочих не только технологической сложности выполнения операций, но что особенно важно, соблюдению при этом лабораторной чистоты, внимательности в своей работе и абсолютной честности в случае загрязнения растворов кобальта. Будущий коллектив дожжен был с первых дней работы глубоко понять значение ежедневной, ежечасной борьбы за содержание рабочих мест, оборудования, инструмента и спецодежды в режиме особой чистоты. Эти требования исходили из специфических условий технологической особенности производства металла высшей пробы и поэтому из других гидрометаллургических цехов комбината нам не дали ни одного опытного рабочего.

В конце сентября 1950 года Александр Иосифович Рычков – начальник отдела кадров завода привел к дверям цеха роту демобилизованных солдат. Все они по желанию были приняты аппаратчиками, дежурными по электролизу, плавильщиками, слесарями, электриками.
В августе 1950 года меня назначили начальником цеха и вся ответственность за окончание строительства, подготовки кадров и пуска цеха легла на меня. Поэтому почти круглосуточно мне пришлось находиться в цеху. А для отдыха на 4-м этаже, в вентиляционной камере стояла раскладушка. Непрерывный контроль за выполнением работ вел начальник завода Владимир Алексеевич Дарьяльский.

Все строительно-монтажные работы производило Управление Металлургстроя, начальником которого был В.И. Шулика, главным инженером – З.И. Хараз. Директор комбината инженер-полковник Владимир Степанович Зверев в последние два месяца перед пуском ежедневно посещал цех, и не реже чем раз в трое суток проводил рабочие совещания со всеми специалистами по стройке, причем в любое время суток и чаще всего в 1-2 ночи, или в 5 часов утра. Меня все время удивляла военная дисциплина в выполнении работ, требовательности и спешки при осуществлении столь скрупулезной технологии. Потом стало понятно, когда меня и инженер-майора В.А. Дарьяльского вызвали в кабинет директора комбината. Там находились: начальник политотдела МВД комбината полковник Елисеев, два генерала – Панюков (бывший директор Норильского комбината, а в настоящее время - начальник главка «Енисейстрой»), а другого не знаю. Нам в их присутствии предложили расписаться на подлиннике постановления, подписанного лично Иосифом Виссарионовичем Сталиным, о пуске цеха «К» к 7 ноября 1950 года. Стояла тишина, когда мы расписывались. И также было тихо, когда мы выходили.
В октябре мы усиленно в три смены учили рабочих расчетам дозировки реагентов по каждой операции. Но, как известно, образование рабочих и солдат в то время было 3-5 классов начальной школы и это в самый начальный период работы сказывалось, пока не пришел опыт, а с ним и уверенность. 12 рабочих вместе с мастерами работали в Опытно-металлургическом цехе. На части смонтированного оборудования в цехе можно было начать практическое обучение, но 2-й цех не выполнял плана, и сырья для нас в виде гидроокиси кобальта не было. В начале ноября 1950 года получили часть сырья, весь инженерно-технический состав цеха приступил к проведению рабочих операций, попутно обучая рабочий коллектив на новом оборудовании. 6 ноября 1950 года к 18-00 мы приготовились включить электролизные ванны. К этому времени приехала комиссия. Её возглавил тот же генерал МВД, который был в кабинете В.С. Зверева. Его фамилия Мамулов – первый заместитель министра МВД СССР. На электролиз дали нагрузку от генераторов постоянного тока. Комиссия жидко похлопала, всем пожали руки, кто присутствовал в это время на работе, и уехала. В течение всего ноября инженеры и техники проводили все операции, тщательно и скрупулезно учили рабочих всем тонкостям технологии. В течение месяца получили две первые тонны сверхчистого кобальта и таким образом выполнили правительственное задание.
В 1951 году наш коллектив добился значительных успехов. Ему было присуждено почетное наименование «Комсомольско-молодежный высокой культуры коллектив». Выдачу кобальта мы довели до восьми тонн в месяц. 18 человек инженерно-технических работников комбината получили высокое звание «Лауреатов Сталинских премий».

За разработку и внедрение в промышленность нового способа получения металла Совет Министров СССР присудил Государственную премию начальнику отдела Главка инженеру Иевлеву Ивану Степановичу – руководителю работ и инженерам Кириенко Федору Трифоновичу, Терпогосову Владимиру Вагановичу и Дарьяльскому Владимиру Алексеевичу.

Федор Трифонович Кириенко родился в 1912 году в Севастополе. После окончания семилетки работал в Магнитогорске, учился на рабфаке. С 1939–го после окончания Ленинградского технологического института - начальник цеха электролиза, главный инженер опытного цеха комбината «Североникель», где был решен ряд проблем извлечения цветных металлов из руд. Эту работу талантливый исследователь продолжил в Норильске (с 1941 – начальник опытно-металлургического цеха). За разработку и внедрение новых методов переработки отходов никелевого производства Ф.Т. Кириенко и И.С. Бересневу в 1948 году присуждена Государственная премия. Он же стал первым в Норильске дважды Лауреатом (вторая премия в 1951 году). Кандидатская диссертация (1954) была посвящена газовому восстановлению никелевого порошка. Награжден орденами и медалями. В 1955-м выехал в Ленинград.

Иван Степанович Иевлев родился 7 октября 1913 года в с. Воецкое Барышевского района Ульяновской области. Учился в школе и в педтехникуме (г. Сызрань), преподавал в сельских школах. В 1934-1940 годах – студент Ленинградского горного института. До августа 1941–го – начальник отделения цеха комбината «Североникель». До 1950-го – в Норильске, начальник электролитного цеха ММЗ, БМЗ, заместитель начальника Металлургстроя, главный инженер, начальник Управления металлургическими заводами, и.о. главного инженера комбината. Член КПСС с 1948 года. Награжден орденами Трудового Красного Знамени (1943), Красной Звезды (1949) и другими правительственными наградами. Депутат Таймырского окружного Совета (1947). Лауреат Государственной премии (1951). Работал в Москве, последние годы – член коллегии Минсредмаша СССР, умер в 1979 году.
Владимир Ваганович Терпогосов родился 15 июля 1914 года в Луганске. Учился в школе ФЗО в г. Шостка, работал на стройках, заводе. В 1933–1938 годах – студент Института цветных металлов (г. Орджоникидзе). До декабря 1942-го – начальник смены, начальник отделения («Североникель», «Электроцинк»). В Норильске – начальник Управления металлургическими заводами, главный металлург, зам. главного инженера, главный инженер, и.о. начальника комбината. Член КПСС с 1944 года. Награжден медалью «За трудовую доблесть» (1939), орденами Красной Звезды (1945, 1951), Трудового Красного Знамени (1949), Государственная премия (1951). Избирался депутатом местных советов. Умер в Норильске 23 апреля 1953 года.

Владимир Алексеевич Дарьяльский родился 12 января 1912 года в с. Демянске Новгородской области. После окончания школы – препаратор, шлифовщик, студент Горного института (Ленинград). С 1940-го – инженер-металлург (начальник отделения, цеха в комбинате «Североникель»). С 1941-го - в Норильском комбинате (начальник цехов ММЗ, начальник кобальтового завода, главный металлург, с 1953 – главный инженер, зам. директора комбината, с 1958 – зам. главного инженера, с 1962 – ректор Красноярского института цветных металлов. Награжден орденами Трудового Красного Знамени (1945, 1954), Красной Звезды (1949), Знак Почета (1943, 1961) и др. Государственная премия (1951). Живет в Днепропетровске.

Феоктиста Филипповна Копылова (Никифорова) работала в цехе «К» заместителем начальника цеха. Ей в ту пору исполнилось двадцать пять лет. Но несмотря на молодость и небольшой опыт руководящей работы, она блестяще справилась с возложенными на неё обязанностями главного технолога и главного инженера одновременно этого уникального производства.

Сохранился любопытный документ-листовка, отпечатанная в типографии комбината в начале 1952 года. В этой листовке-обращении, адресованной комсомольцам и молодежи Норильска, говорится:

«Мы, комсомольцы и молодежь цеха «К», руководимого т. Тупицыным, обсудив обращение трудящихся Никелевого завода и общекомбинатовского митинга, горячо их поддерживаем и, горя желанием достойно встретить десятилетие Норильского комбината и международный праздник 1 Мая, решили еще шире развернуть социалистическое соревнование за выполнение и перевыполнение взятых социалистических обязательств в честь этих знаменательных дат.

Имея значительные успехи по выполнению государственного плана, улучшению качества продукции, повышению извлечения и снижению себестоимости продукции, повышению культуры производства, мы, комсомольцы и молодежь берем на себя следующие обязательства:

-к дню 10-летнего юбилея Норильского комбината 24 февраля 1952 года выполнить план на 108%. (Ясно, что первоначально свое летоисчисление комбинат вел от первой плавки штейна, полученной на первом ватержакете 24 февраля 1942 года);

-повысить извлечение на 2,5% против плана;
-выдать 90% высшей марки;
-еще выше поднять культуру производства, превратив цех в образцовое социалистическое предприятие.
-придти к знаменательным датам со званием цеха отличного качества, тем самым удержать переходящее Красное знамя лучшего цеха завода.

Обращение обсуждено и принято на комсомольско-молодежном собрании цеха».

Листовка-обращение (находится на стенде в Красном уголке ХКЦ) донесла до нас живое дыхание, живой пульс, неповторимую романтику начала второй половины нашего беспокойного века. Кажется будничный документ, но как много говорит он о самом главном – о беспредельных возможностях нашего современника, советского человека. Воспитанный в условиях нового строя он, сам того не подозревая, становился носителем такой неуемной энергии, которой были по плечу самые, казалось бы, необоримые препятствия. Потребовалось – и сжали время, понадобилось – и овладели невозможным. Выполняя свою будничную ежедневную работу, никто из них не задумывался – каков он этот их труд? Героический или не героический? Да и думать не было смысла. Но каждый знал определенно, что находится на линии атаки, на линии огня.

Сейчас с высоты «прошумевших» лет отчетливо просматривается вся панорама того времени, и мы можем обоснованно и вполне ответственно сказать о них, о тех, кто вдохнул жизнь в это важное производство, что каждый шаг их по значимости был шагом первопроходцев, шагом в неизведанное, только-только нащупанное, малоизученное. И такой впечатляющий результат, какой добился в промышленном масштабе молодежный коллектив с самых первых месяцев своей работы, может сравниться только с настоящим, упорным, самоотверженным. героическим трудом.

Из письма Гавриила Михайловича Патюкова:

«…Цех «К» был законсервирован, но нам еще долго не верилось, что это была последняя «страница повести, столь трудно писавшейся». И было по- человечески больно, когда начали понемногу снимать оборудование на другие объекты. Но главное – распался с таким трудом сплотившийся коллектив.

В 1956 году снова встал вопрос о выпуске кобальта высокой чистоты, но комиссия из Главка установила, что оборудование пришло в негодность и восстановлению не подлежит… В те годы бурно начала развиваться порошковая металлургия и комбинату было поручено организовать выпуск кобальтового и никелевого порошков. Было известно, что выпуск их освоен на комбинате «Южуралникель».

Летом 1957 года меня командировали в г. Орск для ознакомления с производством. Оказалось, что кобальтовый порошок выпускался только на лабораторной установке, а никелевый – на промышленной, но с примитивным оборудованием. На основе полученных данных было запроектировано и построено производство кобальтового порошка в бывшем цехе «К». И, конечно, пока наладили выпуск кондиционного порошка было много бед и неурядиц, вплоть до курьезных. Так, пассивация порошка перед сушкой в лаборатории проводилась этиловым спиртом. Такая же технология была заложена и в промышленных условиях. Но уж очень часто порошок после промывки спиртом самовоспламенялся. Было ли это результатом «экономии» промывальщиков или несовершенства оборудования установить не удалось. Но загорание порошка при сушке, вплоть до взрывов продолжалось, пока из литературы не подобрали другой пассиватор-каустик. Сегодня подобные случаи вспоминаются с улыбкой, но сколько тогда это стоило нервов и труда. Активное участие в освоении процесса выпуска порошка приняли: Г.С. Хроменко, И.А. Харьков, Т.М. Васильева. Об освоении выпуска никелевого порошка довольно подробно рассказано в воспоминаниях Т.М. Сагунова».

Александр Иванович Романов, ветеран цеха и комбината, технолог, начальник ХКЦ, начальник отделения электролитического никелевого порошка вспоминает:

«Впервые в Союзе технология получения электролитического никелевого и кобальтового порошков была апробирована на родственном нам предприятии «Южуралникель». Этот комбинат в 1950-1960 годах выпускал электролитические никелевый и кобальтовый порошки в небольших количествах из-за отсутствия мощностей и не удовлетворял растущую потребность нашей промышленности в электролитических порошках. А порошки всё в больших и больших количествах требовались для развития аккумуляторной промышленности, самолетостроения и в различных областях металлокерамики нашей страны и стран СЭВ. Поэтому правительством было принято решение о развитии производства электролитических никелевых и кобальтовых порошков на более прочной основе. Место развития производственных мощностей было определено на Норильском горно-металлургическом комбинате. Производство было запроектировано на законсервированном промышленном здании хлорно-кобальтового цеха, где в свое время получали электролитический кобальт высокой чистоты (по тому времени), но из-за высокой его стоимости выпуск был прекращен.

Недостаток опыта не позволял первоначальным проектам избежать ошибок. Заложенная технология и нестандартное оборудование в результате освоения претерпели значительные изменения. Трудностей было много, преодолевать их пришлось всем вместе: проектировщикам, исследователям и эксплуатационникам. В самом начале порошки не удовлетворяли промышленность. Много сил и труда в совершенство порошков вложили исследователь Адам Иванович Росс - первый начальник отделения, Тимофей Михайлович Сагунов, технолог цеха Гавриил Михайлович Патюков и другие. Доводить порошки до государственных стандартов пришлось последующему поколению рабочих цеха. В настоящее время порошки выпускаются с государственным Знаком Качества, в этом большая заслуга всего коллектив».

О том, как шло формирование технологии получения порошков рассказывает в своих воспоминаниях бывший начальник отделения Тимофей Михайлович Сагунов:

«В юбилейной газете «Заполярная правда», выпущенной в честь 35-летия ХКЦ, имеется статья А.И. Романова. В ней допущена неточность. Там говорится, что первым начальником ОЭНП был я. Вношу поправку. ОЗНП строился под контролем директора комбината Владимира Ивановича Долгих (ныне секретарь ЦК КПСС). Курировал строительство Гавриил Михайлович Патюков. Он же был назначен первым начальником ОЭНП. Я же был у него старшим мастером. После смерти начальника цеха Константина Николаевича Бродницкого начальником хлорно-кобальтового цеха стал Александр Иванович Романов, а технологом Гавриил Михайлович Патюков. После ухода Патюков в управление цеха меня назначили начальником ОЭНП. Так что я был вторым, а не первым.

Запуск отделения производился под моим началом. Запускались очень тяжело из-за того, что оборудование было предназначено для небольшой производительности (для кобальтового порошка). Особенно много бед приносили автоклавы сушки и восстановления порошка и печи. На них мы получали много брака по кислороду. Плохо обстояло дело и с катодами. Катоды были медные и пустотелые. Они очень быстро обрастали слоем никеля (сплошным), лопались на сварке, и вода разбавляла электролит. Это ухудшало технологию и качество продукции.

Большую помощь в дальнейшем совершенствовании процесса сушки и восстановления порошка оказал инженер-исследователь горно-металлургического опытно-исследовательского цеха (ГМОИЦ) Адам Иванович Росс. По его предложению были изготовлены более производительные автоклавы с тарелками из нержавеющей стали. Соответственно, изменилась конструкция печей. Мной совместно с Г.М. Патюковым была изменена конструкция катодов (стали титановые полые, а затем титановые листовые). Это после улучшения системы охлаждения электролита.

Улучшена была система измельчения и просева порошка. Все эти меры позволили повысить производительность передела и резко сократить выход бракованной продукции. Отделение заработало ритмично, спокойно, качественно. Появилась возможность заниматься эстетикой производства.

Большой вклад в дело внес слесарь Михаил Тихонович Гончаров. Это специалист высшего класса. Все инженерные замыслы он воплощал в реальность с душой, с особым подходом мастера, с высоким чувством ответственности. Много труда в развитие переделов внес Гавриил Семенович Хроменко. Работал он в то время старшим мастером отделения. Очень тонко разбирался в технологии. Его большая практика и опыт металлурга очень пригодились при налаживании работы переделов в ОЭНП.

За успешное освоение переделов отделения электролитического никелевого порошка и в честь 30-летия Норильского горно-металлургического комбината я был награжден Почетной грамотой Управления цветной и черной металлургии Красноярского совнархоза».

Как известно из предыдущего материала, в 1954 году цех «К» был остановлен и законсервирован. Коллектив выполнил правительственное задание и трудился теперь на других участках и переделах своего завода. И хотя производство кобальта высокой чистоты было приостановлено, острота в его нужде снижена, все же потребности для научно-исследовательских лабораторий, для развивающейся промышленности не были сняты с повестки дня. Ведущие инженеры опытно-металлургического цеха, самого кобальтового завода вели научный поиск рациональной и надежной технологии получения металла высокой чистоты. В 1958-1959 годах начальнику центральной химической лаборатории завода Л.М. Гиндину совместно с исследователем П.И. Бобиковым удалось в лабораторных условиях «нащупать» принципиально новую технологию получения кобальта марки «К-0». В 1959 году в здании хлорного отделения 2-го цеха под руководством Г.М. Патюкова была построена и запущена в работу промышленная установка. Я в это время обслуживал «Башни хлорирования». Все работы, связанные со строительством, отделкой, монтажом прошли хотя и косвенно, но на моих глазах. Конечно, прежде всего бросался в глаза разительный контраст между состоянием нашего, например, хлорного отделения и новой установкой. Постоянно присутствующий в атмосфере свободный (элементарный) газ – хлор сводил все усилия по покраске и побелке на нет. Никакой, даже самый стойкий краситель не мог устоять перед этим газом. Ржавело и обесцвечивалось в буквальном смысле всё – аппаратура, арматура и даже стены. Всё постепенно превращалось в грязный и неприглядный вид. А здесь – белая эмаль, сверкающий кафель, фарфор, надраенные до блеска краны и задвижки. Зайти в своей «задрипанной» спецовке в этот лабораторный храм считалось неприлично.

Сравнительно небольшой коллектив металлургов под руководством начальника установки Гавриила Михайловича Патюкова довели лабораторные исследования до промышленного выпуска готового сверхчистого кобальта. Ну а тот, кто хотя бы чуть-чуть знаком со всей этой «кухней», знают, какая это трудоемкая, а подчас недосягаемая дистанция. Велика важность вложенного коллективного творческого труда группой талантливых, опытных металлургов.
Гавриил Михайлович Патюков – мастер цеха «К», начальник установки «К-0», начальник ОЭНП, технолог, начальник хлорно-кобальтового цеха, главный инженер Никелевого завода - таков путь в Норильске этого эрудированного инженера, обладающего хорошими организаторскими способностями, человека высокой культуры и безукоризненной честности.

Г.М. Патюков вспоминает:

«Потребность в кобальте высокой чистоты не ослабевала. Этим вопросом занимались многие институты. Наиболее перспективным оказался процесс очистки кобальтовых растворов от примесей методом экстракции в водных фазах, разработанный Л.М. Гиндиным и П.И. Бобиковым. Цветная металлургия в то время подобных процессов не применяла. Но из очищенного раствора необходимо было выделить чистый кобальт, не загрязнив его при получении. И было найдено удачное решение – выделять кобальт из растворов электролизом с нерастворимыми графитовыми анодами. Кобальт получался мягким, органические примеси влияния не оказывали. Процесс электролиза разработал ленинградец И.А. Касавин. От комбината опробованием процесса занимался В.Ф. Борбат. На основе лабораторных данных была построена укрупненная установка. На установке были отработаны процессы очистки кобальтового раствора от примесей, кроме никеля. И электролизом получено некоторое количество кобальта. Главным результатом было подтверждение лабораторных данных.

Следующим этапом было проектирование и строительство промышленной установки. Проектированием занимались проектная контора, технологическая часть была выполнена инженером конторы Ю.Г. Панферовым. Мне с ним пришлось много работать при проектировании производства порошков и установки «К-0», и всегда он показывал себя думающим, грамотным инженером и обаятельным человеком. Все казалось бы просто. Опытные партии кобальта получены, установка построена, начинай работать и выдавай готовую продукцию. Но практика показала другое. Процесс освоения проходил болезненно более полугода. Особенно часто выходили из строя диафрагмы на пульсационных насосах колонн экстракции. Приходилось останавливать весь процесс. Да и сами колонны часто «захлебывались» - не шло разделение водной и органической фазы. Надо сказать, что главным достоинством процесса были его непрерывность и отсутствие традиционных операций в гидрометаллургии – перевод примесей в осадок и фильтрация пульпы. При остановках нарушался процесс, и требовалось длительное время для его наладки.

Научным руководителем, шефом промышленной установки «К-0» был Лев Моисеевич Гиндин – человек большой души. Он в совершенстве знал теорию, химизм процесса. Но даже и он при столкновениях с большими трудностями начинал сомневаться в конечных положительных результатах. Но мы с П.И. Бобиковым были оптимистами, верили, что трудности будут преодолены. Перепутав дни и ночи, вместе с ним искали решения возникающих тупиков. В цехе настолько привыкли видеть нас вместе, что в шутку называли нас – «пат и паташонок» из-за чувствительной разницы в росте. Наконец, получили чистый раствор и заполнили ванну. Но при электролизе кобальт загрязнили медью. Да и в растворе начала накапливаться одновалентная медь, не экстрагируемая органической фазой. Пришлось переделывать контактное хозяйство ванны по-своему, заменить часть деталей на насосах. Всего не перечислишь.

В конце апреля 1960 года, наконец, был получен кобальт с содержанием основного вещества до 99,99%. Это было большой победой всех причастных к этому выдающемуся событию людей. Впервые в Союзе был получен действительно чистый кобальт, металл, отвечающий полностью требованиям ГОСТа. Это была победа небольшого, но сплоченного коллектива. Все с разными характерами, имели разный уровень знаний и практического опыта, но всех объединяло одно желание - преодолеть всё и получить кобальт марки «К-0». На одном из первых мест была дисциплина. Не помню ни одного случая невыполнения поручений. И хотя было трудно, но шутки и юмор были одним из стимулов хорошего настроения и работоспособности. Каждый при этом вносил свою посильную лепту. Во всей работе мы получали постоянную помощь от руководителя комбината В.И. Долгих и В.А. Дарьяльского.

Процесс был освоен, но часто происходили сбои из-за неустойчивой работы колонн. Под руководством П.И. Бобикова были разработаны экстракторы ящичного типа. Они были изготовлены и смонтированы силами работников установки. После этого процесс окончательно стабилизировался.

При посещении Норильска в 1980 году мне было приятно увидеть вместо старой новую установку, даже не установку, а производство, обеспечивающее нужды промышленности в кобальте высокой чистоты. Приятно еще и потому, что не зря был затрачен труд «первопроходцев»…

В апреле 1960 года на установке были получены первые килограммы сверхчистого металла, а 1 Мая Лев Моисеевич Гиндин положил на стол президиума городского торжественного собрания лист кобальта марки «К-0»!

Известный норильский журналист Анатолий Львов писал по этому поводу:

«Я навсегда запомнил первую свою норильскую весну. Девушки с красными флажками на тротуарах («Обходите стороной, опасно»» - специальные бригады сбрасывают с крыш снег). Уличное весеннее половодье (мостки, переброшенные с тротуаров через ручьи до осевой линии улиц). Белые ночи, до которых далеко ленинградским, они в самом деле белые, а не серые. Но навсегда запомню и другое: рождение в эту весну 1960 года первых килограммов самого чистого в мире кобальта, «К-нулевого». Я зашел в лабораторию в ту самую минуту, когда в телефонную трубку кричали: «Сера-ноль, три ноля пять! Углерод – ноль, два ноля шесть!».

Я был совсем молодым северянином и впервые, может быть, задумался: почему этот «К-нулевой» родился здесь, у черта на куличках, а не в столице(!), в цехе, а не в институте Академии наук. И до и после этого в Норильске было много открытий. Не всегда, так сказать, в масштабе страны, но их было много и будет еще больше. Такая это земля. Она приглашает к открытиям, она заставляет открывать себя, сопротивляется изо всех сил, прогоняя слабых, вызывая на бой остальных!».

В 1961-1962 годах установка с экстракционными колоннами демонстрировалась в Москве на ВДНХ. Группа исследоватеделей и эксплуатационников по постановлению Комитета ВДНХ (367-Н от 2.11.62) была награждена медалями Всесоюзной выставки достижения народного хозяйства. Среди награжденных: Л.М. Гиндин – удостоен золотой медалью, П.И. Бобиков – большой серебряной, Г.М. Патюков – малой серебряной медалью.

В 1963 году было принято решение объединить переделы «К-0», кобальтового и никелевого порошков в один коллектив под единое начало и присвоить новому подразделению хлорно-кобальтового цеха официальное наименование «Отделение электролитического никелевого порошка» - ОЭНП. Возглавил ОЭНП Г.М. Патюков, старшим мастером был утвержден Т.М. Сагунов. В апреле 1977 года катодному кобальту марки «К-0» был присужден Государственный знак качества. Газета «Заполярная правда» в то время по этому поводу писала:

«…Для получения сверхчистого кобальта, достойного аттестации на Государственный знак качества, под руководством Г.М. Патюкова, А.И Романова, Б.Г. Гулевича, В.Г. Скуратова и группы исследователей: Л.М. Гиндина, П.И. Бобикова, В.Ф. Борбата, Э.Ф. Коубы, М.Н. Барановой, Л.И. Селиной, Т.В. Галанцевой и других и при активном участии рабочих П.И. Осипова, Г.З. Скибы, В.М. Нейман, В.В. Коржеманова, Б.П. Асташенко,, Р.Х. Тавлиярова, Н.А. Хильченко, А.С. Гусевой и других была разработана технология, спроектирован и построен современный передел получения кобальта электролитического марки «К-0». Этот передел очень быстро был введен на проектные показатели».

В 1965 году профком Никелевого завода рассматривал ходатайство хлорно-кобальтового цеха о присвоении коллективу ОЭНП почетного звания «Коллектив коммунистического труда». Успехи молодого коллектива были неоспоримы и не вызывали у присутствующих сомнений или возражений. Важное правительственное задание было выполнено. Расширение, темпы роста производства, эстетика, культура, стабильность и мастерство кадров, важнейшие вопросы экономики – уменьшение безвозвратных потерь, повышение извлечения, марочность, совершенствование технологии процессов решались последовательно в комплексе, и успехи были налицо.
Прошло с тех пор двадцать лет. Как и прежде, славный трудовой коллектив идет в авангарде борцов за большой норильский металл. Можно с полным основанием утверждать, что коллектив ОЭНП стал полноправным преемником коллектива цеха «К». Не только потому, что занял бывшее здание цеха, не только потому, что в его коллектив влились многие, кто начинал освоение технологии, а потом активно принимал свое участие в выпуске кобальта высокой чистоты. Главное, как мне кажется, в том, что коллектив стал преемником по духу, по содержанию, по своему особому отношению к труду, к своим товарищам. Стал преемником самых лучших традиций, сложившихся в свое время в цехе «К» - работать творчески. С интересом, с подъемом. Растить людей умелых, инициативных, ответственных. Вот почему так уважают это передовое отделение в цехе, вот почему по силам в течение двадцати лет подтверждать этому коллективу почетное звание «Коллектив коммунистического труда».

Общество беспокойных

Завод начал строиться в годы Великой Отечественной войны. Поэтому строительство завода осуществлялось с большими сокращениями и отступлениями от проекта. Самые передовые, талантливые, беспокойные не могли мириться с тем положением, что ручной труд, громоздкая технология, вопросы охраны труда, не решенные своевременно, довлели над людьми, над производством. С самых первых дней работы кобальтового завода предпринимались меры, чтобы как-то вмешаться, что-то сделать, переделать, улучшить. Но это были разрозненные робкие шаги одиночек. И это понятно и закономерно. Человек становится взрослым, пройдя через стадию своего развития – детства и юношества. А мы с вами помним: завод новый, люди неопытные. Что нам сдали строители, на том и работаем. Следовательно, надо какое-то время, чтобы освоиться, постигнуть, узнать. Только с опытом приходит верная идея сделать что-то такое, чтобы это самое сделанное, доделанное или переделанное было надежнее, удобнее, проще. Еще лучше может получиться, если бороться не в одиночку, а объединиться в какую-то организацию. Тогда можно будет сконцентрировать средства, силы, коллективный ум и придать своей борьбе планомерный наступательный характер.

В 1954 году Леонид Иванович Парамонов - один из лучших инженеров завода, крупнейший металлург, человек, у которого можно было найти самую горячую поддержку в своих творческих исканиях, организовал на 25-м заводе научно-техническое общество (НТО). Такого рода общество было первое не только на заводе, но и на комбинате. И дела по рационализации производства, совершенствованию технологии, улучшению условий труда сдвинулись с места – началось поступательное движение вверх, нацеленное на реконструкцию, модернизацию, механизацию, автоматизацию производства, снижению стоимости переделов. В НТО вошли самые опытные и талантливые металлурги и химики, энергетики и механики, рабочие, инженеры, техники. В их числе: Л.И. Парамонов, Г.Л. Шапиро, Н.А. Тер-Оганесов, К.И. Лапшин, А.С. Герцен, К.Г. Хозиев, А.Б. Воронов, Н.П. Машьянов, Г.А. Волохов, И.С. Беленков, А.Д. Сарычев, В.Н. Мельников, С.И. Паченков, И.А. Логинов, И.А. Терентьев, Л.П. Артамонова, А.И. Росс, К.Н. Бродницкий, Б.А. Теняков, А.С. Тупицын, С.И. Афанасьев, А.А. Пушкин, Л.А. Михайлов, А.С. Алин, К.В. Ермоленко, А.Ф. Никифоров, Г.М. Патюков, Т.М.. Сагунов, Ф.И. Колчин, В.В. Василенко, С.К. Янчевский, К.С. Мамонтовская, В.И. Волков, А.И. Романов, Н.И. Буторин.

В первые десять лет работы НТО было рассмотрено свыше шести тысяч рационализаторских предложений, авторских разработок, усовершенствований. Около четырех тысяч из них было внедрено в производство.
В результате творческой работы коллектива удалось значительно изменить технологическую схему завода, предусмотренную проектом, сделать её наиболее гибкой и рациональной. В результате общие безвозвратные потери кобальта отвальными шлаками снизились с 11,5% до 7,2%, а потери с отвальным кеком с 7,9% до 1,4%. Производительность труда за это время возросла в восемь раз, а выпуск готовой продукции по валу в 10, 7 раза.

Начиная с 1965 года, в цехе проводятся большие работы, связанные с продолжением механизации и автоматизации режима работы технологических операций. Внедряется регулировка температуры раствора, дозировка гипохлорита, давления, подачи пара, хлора, дистанционное управление агрегатами, клапанами технологических линий и другие работы в этом направлении. Параллельно с этим велись очень серьезные исследования по решению таких проблемных задач, как работа непрерывной технологической схемы. Эта работа должна была в случае удачи расширить узкие места и резко повысить потолок производительности существующего оборудования. Эта многотрудная работа, умноженная сложностями действующего производства, завершилась успешно.

Теперь, когда много лет спустя, цех полнокровно ощущает результаты той трудносравнимой по важности и дальновидности проделанной работы, можно оглянуться назад и поблагодарить за совершенный трудовой подвиг её прямых участников: В.И. Осипкина, О.М. Невоструеву, Б.Г. Гулевича, Г.А. Аникина, В.Л. Хитева, Г.М. Патюкова, Н.М. Помолова, В.И. Сенного, Ковалева, С.М. Головину, Л.И. Стасеву, Т.А. Гладышеву, И.М. Макашева, Д.С. Самсонова, И.М. Дымова, Р.И. Болоцкую, С.И. Козубова, Васильева и других.
Эти и ряд других мероприятий, решенных в комплексе и на других переделах цеха повысили производительность гидрометаллургов, а в итоге всего хлорно-кобальтового цеха более чем в 2,5 раза.

Очень серьезные, основательные, емкие работы в этом направлении проделаны в 11-ой пятилетке. Смонтированные на товарном переделе титановые фильтпресса повысили эффективность снижения водорастворимой серы и никеля в товарной гидроокиси кобальта – резко повысили качество исходного сырья для плавильного отделения.

Старшее поколение кобальтщиков хорошо помнит, каким бичом был для всех работавших во 2-м цехе хлор. Освобожденный в результате химических реакций он по «своему усмотрению» (тяжелее воздуха) мог очень долго перемещаться в пространстве всего здания до поступления новой порции. Газ мог разбавиться, но не исчезнуть. Очень долго рационализаторы бились над решением этой проблемы. Много было предложено вариантов, кстати, одно из таких решений – прокачка свежим воздухом от «миллионника». В основе всех предложений лежал практически один подход – рациональный, оперативный сброс освободившегося хлора вне атмосферы цеха (герметизация крышек пачуков, установка паровых эжекторов и т.д.). Но вот в середине 70-х годов пошел разговор об утилизации хлора. Смонтировали первый опытный пенный аппарат. Результаты обнадежили. В начале 80-х построили новую установку. Сейчас готовится вторая очередь установки по утилизации газа из пачуков. Коэффициент работы всего комплекса составит выше 99%. Это успех полный и очевидный. Это удача избавиться, наконец, от этой напасти, да еще получить вдобавок дополнительно готовый гипохлорит!

Крупные, созидательные, с перспективой на будущее проведены работы в хлорно-химическом отделении. И это очень отрадно. Мы помним, как в свое время не прислушались к голосу коллектива химиков о назревшей необходимости замены устаревшего оборудования на переделах выпарки, синтеза соляной кислоты, электролизного зала. И как эти своевременно не решенные острые вопросы залихорадили производство.
Новаторы хлорно-кобальтового цеха не знают передышки. Проведена реконструкция склада готовой продукции. Внедряется пневмопочта для экспресс анализа, идет расширение производства за счет внутренней перепланировки, рационального использования объема переделов, внедряются в производство новейшие достижения средств автоматики. Параллельно ведутся основательные работы, связанные с улучшением условий руда. Изыскиваются возможности сокращения выхода дорогостоящего металла в обороты, в безвозвратные потери… Да разве перечислишь всю ту гигантскую работу, которую провели рационализаторы за все время жизни цеха. Важно одно – конечный результат. А он в двух словах таков: численность работающих с начала пуска кобальтового завода сократилась более чем в четыре раза, а выпуск готовой продукции возрос более чем в тридцать раз. И этим сказано всё.

Перестройка, достройка, надстройка идет по всем направлениям и у всех на глазах. К этому своеобразному и непрерывному процессу постепенно все привыкают, как к должному, не придают особого значения этому своему подвижничеству. Но мало этого - даже забывают.
Когда в конце 1984 года я обратился с письмом к руководству цеха с просьбой – помочь разобраться в том «что успели натворить» за последние четыре-пять лет в родном хлорно-кобальтовом. Некоторое время никак не могли понять: «Что собственно нужно этому пенсионеру?». Люди были очень заняты своей работой. В общем, все правильно. Люди заняты огромным созидательным трудом. Ежедневно, ежечасно, озабоченные многими, не решенными до конца, своими проблемами. Им не хватает порой рабочего дня, прихватывают субботы, воскресенья, праздники, а если потребуется, то и ночь в придачу. Это настоящие патриоты своего цеха – умные, хитрые, изобретательные. Ими движет одно желание, одна цель – превратить свой цех в современное, высокоэффективное образцовое предприятие. На своем титаническом пути они достигли многого. Собственно говоря, от былого 25-го остались одни стены (кровлю и ту заменили).

Мы растем

Как известно, пуск 25-го завода в 1945 году был обеспечен вводом в действие первой очереди его основных цехов. Проектная достройка завода, насыщение соответствующими мощностями исходило из логически обоснованных требований уже действующего предприятия. Наступил период восстановления разрушенного войной народного хозяйства, и каждый рубль был на строгом учете. Прежде чем приступить к каким-либо строительным работам, достройке чего-то, решалось первостепенное значение для завода и даже комбината этого передела или агрегата, о котором шла речь. Завод был запроектирован на базе переработки кобальтсодержащих материалов никелевого производства. Основным сырьем, как это было предусмотрено проектом, являлись:

–конверторные шлаки никелевого производства, полученные от продувки штейна в конверторах;
-железо-кобальтовые гидраты цеха электролиза никеля, как продукт очистки анолита от железа и кобальта.
Низкое содержание в исходном сырье кобальта и высокое содержание сопутствующих металлов никеля, меди, железа и шлакообразующих в конверторных шлаках предопределили собой при проектировании выбор сложнейшей технологической схемы получения металлического кобальта.

Принятая к разработке и впоследствии осуществленная технологическая схема завода включила следующие переделы:

-восстановительная электроплавка конверторных шлаков на железо-кобальтовый сплав;
-очистка раствора от железа и меди;
-получение гидроокиси кобальта;
-получение черных гидратов;
-прокалка и восстановительная электроплавка товарной гидроокиси на получение металлического кобальта;
-производство хлора, гипохлорита, каустической соды, соляной кислоты.

Ввод переделов по цехам завода осуществлялось в следующие сроки:

-3-й цех. Плавильный пролет вместе со смонтированной электропечью №1 типа «Свиндел» - апрель 1946 г;
-электропечь №2 типа «Тагли-Офери», рудный двор, дробильное отделение, шлакоотвал – запущен цех в производство в 1950 г.;

-2-й цех. Переделы очистки раствора от железа и меди, товарной гидроокиси кобальта, черные гидраты – июнь-июль 1945 г. Здание под гидраты (карбонат никеля) достроено в 1948 г, пристроено здание под первый передел в апреле 1952г.

-ЭЛЗО. Передел электрохимического растворения кобальтосодержащих анодов. Поставлены под нагрузку первые 59 ванн 28 июня 1945 г., полностью отделение вступило в строй действующих в 1948 г. Хлорное отделение построено, смонтировано и запущено в производство в 1953 году;

-электропечное отделение. Печь Грамолина №1 поставлена под нагрузку 12 января 1946 г., печь Грамолина №2, прокалочные печи ПН-13, электропечь типа Аякс плавки кобальтосодержащих оборотных материалов сданы в производство в 1949 году.

Одновременно с основными строились и вспомогательные цеха: 5-й цех - электролизный зал с первыми шестью смонтированными электролизерами типа «Х-2», гипохлоритный передел запущен в производство в ноябре 1945 года. Передел упарки электрощелоков на каустическую соду введен в действие в 1947 году. Передел выпуска синтетической соляной кислоты освоен в 1952 году.

Энергоснабжение установленного оборудования осуществлялось через организованные:
-цех сетей и подстанций запущенного еще раньше, чем основные цеха, еще в первой половине 1945 года;
-цех тепло-водоснабжения.

Ремонт оборудования, зданий и сооружений осуществлялось ремонтно-механическим цехом, построенным в 1947-1948 годах и ремонтно-строительным цехом, организованным примерно в эти же сроки.

Для утилизации сбросных вод был запроектирован сульфатный цех, который так и не был построен. В 1950 году проектом не предусмотренный был построен цех «К», смонтировано оборудование и введен в строй действующих. В 1954 году было построено здание под центральную химическую лабораторию завода.

С сооружением здания под ЦХЛ можно вполне обосновано считать датой окончательного проектного завершения строительства кобальтового завода. Все, что было сделано после этого срока и «продолжает иметь место», как принято говорить в таких случаях, это постепенное, динамичное развитие первоначального проекта, естественный рост действующего и развивающегося производства. Следствие его реальной жизнеспособности, практическое применение накопленного опыта, использование новейших открытий или достижений в области химии, гидро- и пирометаллургии.

Здесь нам придется немного отступить и повториться. Этого требует последовательность изложения данного материала. Эти примеры убедительно подтвердят все вышесказанное.

В 1957 году в ГМО смонтированы дисковые вакуум-фильтры, введена карбонатная схема осаждения никеля; запущен в работу передел кобальтового порошка; введена в эксплуатацию новая отечественная плавильная печь марки «ОКБ» емкостью 30 тонн. В апреле 1960 года освоена установка «К-0» по выпуску кобальта высшей пробы. В 1963 году начал выдавать свою продукцию принципиально новый для кобальтового производства передел – «никелевый порошок». В 1965 году заработала первая вращающаяся прокалочная печь на водородном факеле в ЭПО. В 1970-1974 годах в хлорно-химическом отделении проведена полная замена электролизеров старого типа на новые серии типа «БГК-13». С 1980 года электролизный зал в ХХО оснащается новейшими, мощными, долговечными, надежными электролизерами отечественного производства типа «ОРТА».

Написал я вот «заменили», «построили», «ввели» и на минуту задумался, сухо как-то получается, по казённому, формально. Если вдуматься, то действительно за словами, например, «идет замена устаревших серий электролизеров «БГК-13» на новую серию «ОРТА» стоит ведь огромный, напряженный, капитальный труд энергетиков, механиков, монтажников, всего коллектива химиков. Ведь это не простая замена одного на другое. Идет сложный процесс оснащения новейшей, мощной техникой. Это означает ломку всего старого, даже психологии обслуживающего персонала. Идет полнейшая реконструкция аппаратурного оформления, расширение энергетических мощностей, модернизация автоматики. Но цех-то действующий! Работы емкие. Но ничто не должно отразиться на выполнении плана, задания, своих обязательств.

Ох, как требуются в этот период всему коллективу, но особенно, конечно, ветеранам, коллективная способность мобилизоваться, сконцентрировать весь свой опыт, знания, навыки. На них ложится главная ответственность в это сложное и трудное время. Надо ли перечислять далее? Наверное, нет. И так, мне кажется, убедительно.

Насыщенная жизнь хлорно-кобальтового цеха, его крылатая устремленность в будущее, новаторские темпы развития и горячий, напряженный патриотический труд современного поколения металлургов, химиков, ремонтников, энергетиков дают основание нам, старшему поколению, быть спокойным за судьбу своего цеха, своего родного предприятия.

Коммунисты

Сложные и трудные задачи вставали перед коммунистами вступающего в жизнь коллектива 25-го завода. Их было немного на первых порах, малознакомых даже между собой. Их не знали еще по-настоящему в лицо. А они взвалили уже на себя непомерную ношу. Да, были аппаратчики, пачуковщики, электролизники, лаборанты, контролеры, плавильщики, электрики, ремонтники. Их было на первых порах свыше 2 000 человек, на 90% смутно представляющих себе свою будущую профессию. Да были люди, укомплектованный состав, но еще не было коллектива. Им, которых в то раннее утро нового завода было всего ничего, предстояло из разношерстной, разноликой и разноголосой человеческой массы создать единый коллектив, научить, выпестовать, сплотить его. Научить дышать в одно дыхание, жить в одном ритме, остро чувствовать забившийся пульс родного предприятия, приобщить каждого к главному – к интересу всего коллектива. Помочь стать настоящими патриотами–кобальтщиками в самом высоком и благородном смысле этого слова.

Конечно, что там говорить, хлебнуть им пришлось. Ничего само собою не приходит. Ни один самый ничтожный успех. Для этого нужен напряженный, ежедневный труд (не кампания, не спорадические действия) самой сознательной и самой ответственной части – партийной организации. Сейчас, спустя сорок лет, трудно судить с чего начинала свои добрые дела эта горсточка энтузиастов, пламенных патриотов-кобальтщиков. Первый секретарь партийной организации П.Ф. Ждан давно умер. Первый председатель завкома коммунист А.А. Черкашин затерялся. Первый начальник завода комсомолец В.А. Дарьяльский тяжело болен. Это первые лица, главные разработчики долговременной программы «Воспитание» и её ответственные исполнители.
П.Ф. Ждан давно стал для металлургов кобальтового своего рода эталоном гармонии, в котором в высшей степени сочеталась безукоризненность человека, коммуниста, руководителя. Он был тонким камертоном психологического воздействия на умонастроение окружающих. Мы должны быть благодарны тем, кто в самый сложный начальный период в жизни коллектива сумел угадать в Ждане замечательного партийного организатора.

Из письма А.И. Рычкова, секретаря партийной организации хлорно-кобальтового цеха начала 60-х годов, секретаря парткома Никелевого завода начала 70-х годов, начальника отдела кадров 25-го завода с 1948 года:

«Павел Федорович Ждан прибыл в Норильск из Мончегорска в 1941 году. Это был человек-труженик. Он поражал всех своей целеустремленностью и энергией, способностью доводить дело до конца. В трудное для коллектива 25-го завода время он возглавил партийную организацию. Был пламенным коммунистом с широким взглядом, учил думать в масштабе всего комбината и даже страны. Талантливо руководил партийной учебой коммунистов. В трудных производственных условиях и ситуациях он всегда находил выход с присущей ему смелостью мысли, оперативностью и оригинальностью решения. Он был способен увлечь коллектив на выполнение своей идеи, только бы она приносила больше пользы заводу. На его плечах лежала обязанность в обеспечении бесперебойной работы механизмов завода. При его участии и по личной инициативе был создан, оборудован и укомплектован квалифицированными рабочими отличный механический цех. Это был настоящий завод в миниатюре, размещавшийся в здании барачного типа между столовой и 5-м цехом. Этот чудо-цех полностью обеспечивал завод в потребностях от простой гайки с болтом до запасных частей к механизмам сложной конструкции».

Партийное бюро, партийная организация в целом нацеливает весь инженерно-технический корпус, руководителей всех рангов на главное – на умение работать с людьми, на проявление всесторонней заботы о подчиненных, над постоянной работой по расширению и углублению собственного кругозора, воспитанием в себе политической, технической, нравственной культуры.

Из письма А.И. Рычкова:

«В начале 50-х годов перед партийной организацией завода встала задача о вовлечении всех кобальтщиков в активную работу по увеличению производства металла. Совместно с профсоюзной и комсомольской организациями были сконцентрированы усилия на решение таких важных вопросов, как повышение продуктивности труда каждого, начиная от рабочего и до руководителя. Борьба за внедрение новой техники, за экономичное расходование сырья, вспомогательных материалов, энергоресурсов, использование наилучшим образом резервов производства. Особое внимание уделялось культуре и эстетике переделов завода, хозяйственной устремленности каждого в своей работе, к оценке своего труда с точки зрения её экономичности, рентабельности. В результате такой активной массово-политической работы партийной организации было заметно, как менялось к лучшему отношение рядовых и руководителей к главному – к своему родному предприятию, к производству металла…».

26 февраля 1951 года пришло постановление о присвоении звания «Почетный металлург СССР» первой группе металлургов кобальтового завода. Ими стали: Г.М. Левенко – мастер ЭПО, В.Р. Горлышкина – пачуковщица ГМО, Г.М. Яковлева – мастер смены цеха «К», А.А. Герасимов – старший аппаратчик ГМО, А.А. Пушкин – мастер смены ЭПО, Н.П. Шеховцева – пачуковщица ГМО. Хорошо известно о той работе, которую проявляла партийная организация по отношению к той немногочисленной группе инженеров и техников, составлявших ядро руководящего состава, основных носителей передовой научной мысли, людей зорких и дерзких, с острым умом и точным глазом. Эта постоянная партийная забота и партийное влияние помогли в полной мере раскрыться таланту руководителя, умело сочетающего хозяйственную и воспитательную работу, обладающим чувством нового. Руководителя, у которого одаренность организатора сочеталась с единством мысли и дела.

К середине 50-х годов Норильский комбинат оказался в тяжелом финансовом положении – государственная дотация достигла фантастических размеров – триста миллионов рублей в год. Необходимо было трудовые затраты, материальные расходы всех видов привести в соответствии с экономическими законами. В масштабе комбината были и другие важные причины, требовавшие своего срочного разрешения. Комбинат имел возможности работать рентабельно.

Очень ответственная задача легла на партийную организацию в 1957-1959 годах. Вплотную стал вопрос о реорганизации производства 25-го завода. Партийной организации совместно с дирекцией и экономической службой необходимо было скрупулезно проанализировать работу каждого передела и службы и на основе выводов очень обдуманно составить план мероприятий по упрощению структуры управления с высвобождением трудящихся. Такие масштабные вопросы никогда не решаются легко, всегда сложно, тяжело, болезненно. Потому что они невольно затрагивают личные интересы многих. Каждому коммунисту, всей партийной организации пришлось провести широкую разъяснительную работу, убедить в мудрости предпринимаемых шагов. В результате принятых мер цеха №2, 3, 5 были реорганизованы в отделения – гидрометаллургическое, электротермическое, хлорнохимическое, а вспомогательные цеха ТВС, РМЦ, РСЦ, цех сетей и подстанций, соответственно, в электрослужбу, механослужбу, ремонтную группу. ОТК, ЦХЛ, служба А и КИП в связи с централизацией в масштабе комбината вышли из состава предприятия. В 1959 году 25-й завод официально был реорганизован в хлорно-кобальтовый цех и включен в состав Никелевого завода.

Параллельно с реорганизацией шло ускоренное внедрение в производство средств механизации и автоматизации технологических операций и дистанционного управления оборудованием и насосным хозяйством. Возросли темпы реконструкции ГМО. В итоге списочный состав уменьшился на 140 человек. Производительность труда возросла в восемь раз. Выпуск продукции увеличился на 78% (в сравнении с 1955 годом).

1958-й год был переломным не только в деле внедрения новой техники и новой технологии. Тогда же норильчане строже стали считать рубли. Нельзя же план выполнять любой ценой! Для Норильска ввели новую опытную систему оплаты труда. Провели упорядочение премирования, разрядов, перетарификацию. Все это материально заинтересовало рабочих в рентабельности производства. Общий трудовой подъем, уверенная поступь, огромная материально-техническая помощь страны, приток новых людей высокой квалификации и правильное, умелое руководство партийной и профсоюзной организации города привели к тому, что в 1959 году Норильский комбинат отказался от дотации и стал рентабельным, дав 12 миллионов рублей прибыли…

Борьба за коллектив – это непрерывный бой за его мобильность, единство, сознательность. Борьба эта была всегда напряженной и бескомпромиссной, такой же трудной она осталась и сегодня в резко изменившихся условиях повальной грамотности, перенасыщенности инженерно-техническими кадрами, невероятной информированностью, проявлениями инфантильности, презрением авторитетов, переоценкой своих способностей и недооценкой способностей работающих рядом. И так далее. Плюс проявление тех же живучих пороков – пьянство, прогулы, халатность, инерция, пассивность.

Послесловие

Перевернута последняя страница. Поставлена последняя точка. Самым добросовестным образом в течение более чем пяти месяцев я пытался «переработать» всё собранное мною за последние шесть лет – переписку с ветеранами, данные из газет, журналов, книг, сохранившиеся документы, чтобы восстановить хотя бы эскизно, приблизительно историю становления коллектива кобальтщиков, историю развития кобальтового производства.

Имел ли я моральное право браться за столь щепетильное до чрезвычайности это дело? Считаю, что да, имел. Это право я заслужил тем. Что наравне со всеми в течение 20 лет участвовал в развитии металлургии кобальта на самом ответственном посту – в должности рядового рабочего.

Каким преимуществом я еще владел? Одним словом – прямым. Когда я в 1956 году после службы в армии, поступил на работу на 25-й завод, я застал в самом расцвете сил почти всё первое поколение кобальтщиков. Многих знал хорошо в лицо, со многими работал рука об руку. При работе с материалами все это очень пригодилось.

Какую цель я преследовал при подготовке данного материала? Главную! Чтобы новое поколение кобальтщиков не только знало хорошо свою историю, но могло вдохновиться героическим прошлым своих предшественников. И может быть даже взять кое-что на свое вооружение из прошлого опыта. Другое дело как получилась моя работа. Но об этом судить другим.

 

---

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."