Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Анатолий Корепанов. Врата


Корепанов Анатолий Сергеевич. Город Железногорск. 1937 года рождения.
Работал испытателем космической техники на НПО ПМ, сейчас на заслуженном отдыхе. Автор двух сборников «Капелька»(2005г.), «Лирика и злато» (2006г.).
В «Енисейском литераторе» публикуется впервые».

Врата
(Этюды серных широт)

Кто кропил слезой словесность,
К тем симпатий не питал,
Только правду, только честность
Я не предал, не продал.
Там где строчки, как цветочки,
Лёгкокрылости под стать,
У меня ж свинцовы строчки
Их задача – дна достать.
И скажу одно учтиво:
«Нет здесь вымысла для чтива».

Врата первые
I
Я попал на Крайний Север
Пассажиром «Спартака*».       (* «Спартак» – двухпалубный пассажирский теплоход. )
«Дуй обратно,– пел мне ветер,–
Навигация пока.
Жизнь на севере сурова.
Скоро здесь померкнет свет,
Енисей же льдами скован,
А земной дороги нет».
«Не сули мне, ветер, беды
Я сюда учиться еду».

Мне он стал, как едкий перец,
Горный техникум-приют:
Через два на третий месяц
Нам стипендию дают.
Строг на слово Крайний Север,
Не умеет тех прощать:
Слов от ветра, слов на ветер
Кто не может отличать.
Взять обратный бы билет,
Но на это денег нет.

Все мы в юности наивны,
Всё, в шестнадцать по – плечу,
На завод медеплавильный
Я устроиться хочу!

Что в пути башмак распался,
Не желал бы и врагу.
Почему я жив остался
Даже вспомнить не могу.
Словно заяц на бегу
След босой чертил в снегу.

II
«ВОХР» – мешком моя обновка, –
В этой форме стал стрелком.
Я в строю стою с винтовкой
И примкнутым к ней штыком.
Я запомнил пост свой первый:
На посту КэПэ стою,
И какая-то вдруг стерва
Распахнула дверь мою.
Возникает в клубах пара
Образина из кошмара.

Лезвие в руке сверкнуло–
Нападение на пост?!
Я наган схватил за дуло,
И он рухнул во весь рост.
Он пришёл в себя, взмолился:
«Ты прости меня, браток,
Я до чертиков напился
И забрёл на огонёк».
Вышел с песней про «Лучину»,
Нож оставил перочинный.

III
Наш начальник караула
«Цитаделью» сделал дом,
Как в психозе от загула,
С перекошенным был ртом.
Мы растерянно стояли,
А начальник стал кричать:
«В карты, гады, проиграли!
Я ружью не дам скучать!
Вы себя жалейте, бляди,
Уходите, бога ради».

Повязали особисты,
Не помог бы пулемет,
На Валёк свезли со свистом,
Посадили в самолет:
«Будь здоров ты много лет,
И «Большой Земле» – привет».

Врата вторые

В Заполярье, над Норильском
Мёрзнет Шмидтиха – гора.
На вершине обелиском
Тщетно латана «дыра».
Влезть в дыру вы не пытайтесь,
Там вскипает сущий ад

И поэтому старайтесь
Спешно выбраться назад.
Только выбраться из ада,
Там пройти врата все надо.

I
Главный стимул Норильлага:
«Труд смягчает срок суда –
День за три», но то – бумага,
Не убавит труд года.
Кто-то стыл в «Ручье Медвежьем»,
Где следов медвежьих нет;
Кто-то мыкался в «Надежде»,
Где надежды меркнет свет.
Надзиратели круты
Словно сытые коты.

Этот взрыв не от халтуры,
Он как ждал своей поры…
«Кто живой вставайте, курвы!–
У «бугра» глаза багры, –
Хватит париться, придурки!
Время вышло. Всё! Шабаш!»
«Кто сыграл сегодня в жмурки»?
«Будет в дюжину тираж…»
А в аду сварилась каша,
Слава богу, что не ваша.

На канатах вагонетки
До отметки нулевой
Всех спустили и с пометкой:
Этот – жмурик, тот – живой.

Мёртвых быстро побросали
В подошедший воронок,
А живые заскакали,
Заморозив пальцы ног.
«Хочешь задом штык поймать?
Строй колонну, вашу мать!»

II
Вся колонна сбилась в стадо,
Выбились из сил зека.
Скис один, и от приклада
Череп лопнул мужика.
«Стадо», вздрогнув, вдруг взбесилось,–
Словно в плоть, воткнув рога,
На морозе обнажилась
Вся бригада донага
Дан приказ таков, кто наг
Без одежды – в Норильлаг.

Врата третьи

I
«Взял студентку злой чеченец,
Он поймал её одну,
И она уже весь месяц
В Нулевых балках* в плену!»           (* Балки – времянки, самострой, Нулевой балок – почтовый адрес (авт.))
Участковый молвил вяло:
«Нос в балки нельзя совать,
Зеков беглых там немало,
Живо кожу могут снять.
А в милиции всё знают,
Только рук им не хватает».

II
С другом мы вошли в квартиру,
В той квартире комнат – две.
От параши – их сортира,
Помутилось в голове.
На кровати копошилось
Что-то вроде существа,
Знать, ума она лишилась
От лихого «естества».
«Не чеченцы вы – шакалы,
Отстрелить вам яйца мало!».

Их различия сближала,
Разложения печать,
Банда нас в кольцо зажала
Прежде, чем резню начать.
Дружно грянули наганы:
«Кто кастратом хочет стать?»
И мгновенно, даже странно,
Тех бандитов не узнать.
Стали смирны и не злы,
Лишь воняли как козлы.

А несчастная – в больнице,
Но недолго прожила…
Мы ходили с ней проститься,
Ведь землячкою была.
Участковый – жук толковый,
Стал к нам с водкой приходить,
Думал водкой, а не словом
Нас быстрей уговорить.
Рисковать с тобой готовы,
Но без водки, участковый.

III
К тем в балках мы заходили –
Отбывал кто много лет.
Все клялись: им срок влупили
Без «вины», вины их – нет.
Только в паспорте читаешь:
«Он – Петров, Козлов, Злой-Зуб,
Суд-Правило, Хрен-Поймаешь,
Он же Шалый-Душегуб».*                 (* Перечень официальных фамилий в одном паспорте. (авт.) )
Вот такие здесь курьёзы
Для поэзии и прозы.

Есть фамилия,– напрасно
Время тратить, не прочтёшь:
Сорок букв и только гласных,
А согласной не найдёшь;
Не сидели – восседают,
Трон – на нарах, трон их – тут,
И не детство вспоминают
Игры взрослые ведут:
«Два – по десять, три – по пять,
Чур, не спрятался опять».

Врата четвертые

Был у нас старик угрюмый,
В разговоры не вступал.
Он молчал, о чём-то думал,
Взгляд такой, что всех пугал.
Чистым спиртом раз «надрался»,
За стаканом пил стакан,
Но он хмелю не поддался
Сей угрюмый старикан.
И глухой, могильный голос
Шевелил густой мой волос.

I
«Ни кого я не пугаю,
Но тогда сводил с ума
И не только видом, – знаю,
Даже звуком – «Колыма».
Был грозой на Омолоне*,                      (* Омолон – приток реки Колыма (Магаданская область))
Там, где прииск золотой,
Я давил воров на зоне
Как железною пятой.
Знал я всё: кто чистил «хвост»,
Друг на друга слал донос.

И в пуху у «кума*» рыло:                   (* Кум – начальник лагеря (жарг.))
«Колыма, – мне «крот*» донес, –     (*Крот – тайный осведомитель (жарг.))
Обречён ты на «правило»,
Сам реши-ка свой вопрос».
«Что ж правило, так правило,
Колыма – я, или – нет!
Кутерьмы, кто заводила?
Только час дам на ответ!»
Час проходит, всюду тихо:
«Досыта хлебнёте лиха!»

«Кум, – сказал – на время скройся,
Только дай мне взвод бойцов».
Им приказываю: «Стройся!
Всех ко мне в «законе» псов!»
«Колыма, к чему беседа?» –
Смерть сулил их наглый взгляд.

Приказал я: «Дармоеды,
Гнать прикладом сучий зад!»
От такого поворота
В их глазах испуг, забота.

«Нам лизать поганых лапы?
Колыма, не делай – так!
Ты нам будешь крёстным папой,
Золотой возьми общак*».                        (*Общак – воровская касса (жарг.))
«Колыму вы проиграли,
И поставили на кон?
Разве правило не знали,
Вор в законе, не Закон!
В слове «правило» вас зло
Ударенье подвело».

II
Вот излил тебе всю душу,
Я извёл честных воров,
Их давил, но стало хуже,
Наломал лишь только дров.
Беспредельщики не в поле
И не тонут на морях –
Суки взяли власть на воле
И, конечно, в лагерях…»
«Колыма, здесь – Норильлаг...»
«Всё – одно, един ГУЛАГ.
Грядет гибель без войны
Всё, утянут из страны».

Врата пятые

БОФ* – цех крупного дробленья,        (* БОФ – Большая обогатительная фабрика)
Где рушат глыбы рудных скал,
Здесь первый цикл идёт творенья
Дитя, по имени металл.

I
Я – оператор транспортёра.
Чтоб он нагрузку плавно нёс
Слежу за ним, но очень скоро
Мой цементируется нос.
И я «порода» не руда,
Но я порода для труда.

Вдруг ленту клинит! Дал сигнал:
«Руды подачу прекратить!»
Был лихорадочный аврал –
Любой ценой, но план покрыть!
Шепнул мне тип (приём сексота)
«Гад – кадровик, ведь знает, пёс,
Что здесь для смертников работа –
Всех убивает силикоз».
Работал я, ему не веря:
«За честный труд не к высшей ж мере?»

II
Пурга обрушилась на город.
Был чёрным снежный тот заряд.
Она утихла. Дикий холод
Сковал весь город-комбинат.
Но на ТЭЦ нам уголь нужен:
Полсостава жрёт за час,
Нет его уже на «ужин» –
Кончился угля запас.
«В бой, комсомол, со смертью – бой,
Вся жизнь под снегом, под тобой!»

III
Живи, Норильск, и с днём рожденья!
Мы – одногодки, у меня
Своё останется сужденье
На блуд и глум в угоду дня:
На задворках мирозданья
Мастер чудо совершил,–
Глав хирург и зек по званью,
Первым в мире сердце сшил.
В драмтеатре подвизался
К зекам чудик молодой.
Смоктуновским Кешкой звался
Длинолиций и худой.
Здесь в народе свойство шлама –
Грязь в нём есть и есть свет храма.

IV
Достоин быть его твореньем,
Но строил ДИТР* не Монферан.      (* ДИТР – дом инженерно технических работников )
Здесь дум высоких устремлений
ДИТР весь рассеивал туман.
Читальный зал, библиотека
И кинозал, где шло кино,
За столом два человека.
Они знакомые давно.
Вёл беседу люд учёный,
Разговор был увлеченный.

«Добывать и плавить сложно
Драг металлы, никель, медь,
Но на них стране, возможно,
Прирастать и богатеть.
Возле Имангды*, под сланцем,               (* Имангда – будущий город Талнах.)
Богатейший рудный пласт,
Открывал его Урванцев,
Время вскрыть пришло сейчас.
Ведь победу здесь ковали,
Гроб фашизму отливали»

«Будем новый город строить
И дороги возводить.
Мы должны проект ускорить,
А пока – бурить! Бурить!
Вам, коллега, надо Сочи,
Нужен отдых в выходной,
Вам бы солнце, а не ночи –
Жаль, что вы не выездной…
Диктатуры власть постыдна, –
Сублимации не видно»…
Мира нет средь коммунистов
Технарей и партцентристов.

Врата шестые

Затаилось дыхание норда,
Перестала пурга снег толочь
И беззвучно-цветные аккорды
Создавали волшебную ночь.
Тонкослойные бальные платья,
Ветер солнечный стал раздувать,
Но какие, же звездные братья
Стали талии фей обнимать?
Может быть, рубежи отстояли,
Отразив наступление тьмы,
Чтобы феи весной оживляли,
Всё, что стыло в объятьях зимы.
«Нет явлений в природе случайных, –
Вдруг пронзила сознание мысль, –
Там – прародина, там – изначально
Протекла предыдущая жизнь».
Мне невольно приходит желанье,
Где реальность утратила суть,
Раствориться в полярном сиянье
И в аккордах цветных утонуть.

I
Я из Имангды шёл в город,
Нет дороги на возврат.
Обоснован был мой повод –
Вызывал военкомат.
На угорах гнулись ели,
По реке же ветер стих.
Лыжи «крякнуть» захотели
И я брёл пешком без них.
А до Орона* дойти,               (* Орон – геологическая перевалочная база (авт.))
Двадцать верст ещё пути.

За спиной шла росомаха,
Здешних мест она гроза,
На меня глядит без страха,
Взгляд наш был, глаза в глаза.
Мне дойти до базы Орон,
Оставалось полчаса,
Как крылом зловещим ворон,
Мгла скрывает небеса.
Мне стихия путь закрыла
И зияет, как могила.

II
Шквал свирепый с ног сбивает,
И лечу я без следа,
Чёрная пурга лишь знает,
Что уносит в никуда.
Я с врагом бы насмерть бился,
Молод я, и жить хочу!
Но в пурге я растворился,
В бездну с ужасом лечу…
Тьму срывает росомаха,
Бьёт наотмашь, бьёт с размаха.
Я схватил её за горло
И давлю его, давлю!
Грудь звенящий крик исторгла,
Снег горячий ртом ловлю…
Как на базе очутился,
Не забуду я вовек.
Надо мною наклонился
Мудрый всё же человек.
Знает тайну только Орон, –
Раньше был он прокурором.

«Ты три дня в бреду метался,
Слава богу, что живой,
Знать с тобой не расставался
Дух-хранитель, ангел твой.
Лайки, те тебя сыскали,
У них нарыск верховой,
Росомаху отогнали.
Я три дня вожусь с тобой».
«Бог храни твою обитель!
Ты мой дух, ты мой спаситель!»

III
С базой мне пора простится…
Я на волю выхожу,
Где на солнце снег искрится,
Мир безмолвия бужу:
«Жаль, друзья и круг Полярный,
Срок настал, пора спешить…
Вам желаю в Красноярье,
Новый город заложить.
Пусть с надеждой вашу кровь
Греют Вера и Любовь!»

Эпилог

Грустно мне, когда всплывает
Образ Шмидтихи – горы,
В ней дыра... но я не знаю
Рыночной её цены.
Олигархи всё присвоят
Бумажно-шулерской игрой.
Все врата себе откроют, –
Льётся ливень золотой…
Их безумный капитал
Грязь, и пот, и кровь впитал!

2007 год.

"Енисейский литератор"