Петр Котов. Бывшие Адаковцы в иных обстоятельствах

---

Николай Александрович Невзоров

Я уже писал о моем первом знакомстве с Николаем Александровичем Невзоровым. Коротко еще раз припомню. Это было в Адаке во время моего лечения туберкулеза левой тазобедренной кости путем загорания на солнце за первым бараком в зоне для заключенных. Вот во время такого загорания на солнце за бараком Николай Александрович подошел ко мне и начал говорить о пользе такого лечения, потом он рассказал мне о том, как он был наказан пятью сутками изолятора начальником лагерного пункта в Адаке господином Маниным за невыполнение его приказа, склонявшего Николая Александровича к подписанию фальшивых метеорологических данных с целью вывода заключенных на работу за пределы зоны.

Этим рассказом Николам Александрович показал мне самодура начальника Манина и предупредил меня о том, чтобы я старался не показываться ему на глаза. Впоследствии так я и поступал.

Позже мы с Николаем Александровичем встречались и в Адаке, а потом в Кочмесе, но из наших разговоров я не припоминаю особенно ярких эпизодов для его характеристики. Зато на высылке в Енисейском районе Красноярского края, где мне снова пришлось с ним встретиться, он мне раскрылся более разносторонне.

На высылку мы оба попали в Красноярский край, но находились там в разных местах. Я - в поселке Маклаково, а Николай Александрович в районном городе Енисейске, находящимся в 40 километрах от Маклаково, но первое время я не знал, что Невзоров находится там, а он не знал, что я нахожусь в Маклаково. Встретились мы совершенно случайно.

Наверно, от простуды мне заложило уши, и я почти ничего не слышал. Врачи в Маклаково лечили меня, но их лечение мало помогало, поэтому они мне дали направление в город Енисейск в районную амбулаторию к врачу - ларингологу для распознания болезни.

Чтобы поехать в Енисейск, нам ссыльным - надо было иметь разрешение от маклаковского коменданта, под надзором которого мы находились. Имея направление от врачей, я обратился к коменданту, который милостиво разрешил мне отлучиться из Маклакова на целых два дня и поехать в Енисейск, находящийся на расстоянии 40 километров от Маклаково. И я поехал.

Из Маклаково в Енисейск ездил ежедневно автобус. Выезжал он рано в 8 часов утра, а часам к 10 уже был в Енисейске.

Приехав в Енисейск, я шел в направлении амбулатории. Вдруг встречаюсь с человеком, который мне показался знакомым. Выпрямившись, он шел четким, как бы строевым шагом. Походка Николая Александровича Невзорова, но я не был уверен в том, что это он. Как выяснилось несколько позже, я ему тоже показался человеком знакомим, но полной уверенности в том, что это я у него тоже не было, поэтому мы миновали друг друга, но, пройдя несколько шагов, мы почти одновременно оглянулись. Сомнений не было. Повернувшись, мы пошли навстречу друг к другу.

- Николай Александрович, это вы?

- Я, Петр Харитонович, здравствуйте!

- Здравствуйте, Николай Александрович, я очень рад, что снова встретился с вами.

- Я тоже.

- Как вы сюда попали?

- Также, как и вы.

- А где вы живете?

- Пойдемте к нам, увидите.

- К кому к вам?

- Ко мне и Нине Михайловне, она будет рада встретиться с вами.

- Нина Михайловна здесь?

- Здесь, мы живем в одной комнате, снятой у хозяев дома. Хозяева неплохие люди.

- Благодарю за приглашение. Мне тоже хочется встретиться и поговорить с вами, но мне надо пойти в амбулаторию на прием к врачу-ларингологу. Дайте мне свой адрес местожительства, тогда, после окончания своих дел, я приду к вам.

Николай Александрович дал мне свой домашний адрес.

Закончив свои дела в амбулатории, только к вечеру я пришел на квартиру к Николаю Александровичу, где встретился со знакомой по Адаку Ниной Михайловной Собиновой, которая стала женой Николая Александровича. Встреча была радостной. Оба и Нина Михайловна, и Николай Александрович, будучи в Адаке, относились ко мне довольно хорошо, а я к ним относился с большим уважением (как к людям старшим меня и по некоторым другим причинам).

Будучи в Адаке, я знал Нину Михайловну и Николая Александровича как лагерную пару, как лагерных жену и мужа. Разумеется, что никакого - ни церковного, ни гражданского брака в лагерях не бывает. Просто при возможности, как говорят, сходятся и живут вместе, пока их не разделит лагерное начальство. Многие к такой супружеской связи относятся скептически, но некоторые относятся к ней весьма серьезно, Нина Михайловна и Николай Александрович к своей лагерной супружеской связи отнеслись довольно серьезно. Они старались быть вместе в лагере, потом постарались попасть вместе на высылку, где жили нормальной семейной жизнью как муж и жена. Моя встреча с ними на высылке произошла летом 1953 года.

Конечно, при встрече начались воспоминания о нашей лагерной жизни, о наших общих знакомых и их дальнейшей судьбе. Николай Александрович стал проклинать Иосифа Виссарионовича Сталина за миллионы обездоленных людей, таких как мы, которые не знают, что может с ними случиться завтра.

Николай Александрович виновником всех несчастий считал отца родного - Сталина, поэтому, будучи на высылке, он не скрывал своей ненависти к нему. Он говорил вместо Джугашвили - Свиношвили, вместо Кабо - Цабо,что означало - погонщик волов (когда погоняют волов, то произносят цоб-цобе. Невзоров несколько видоизменил это слово, но мы, ссыльные, знали, что оно означает).

Свою ненависть к отцу родному Невзоров проявлял не только на словах, но и старался проявить ее в деятельности. После доклада Хрущева на 20-м партийном съезде в 1956 году о репрессиях, которым подвергались невиноватые люди в период, так называемого, культа личности Сталина, зимой 1957 г. Невзоров взял свой мастерок-кельму и все свои приборы, которыми он пользовался при кладке печей (Невзоров в Енисейске работал печником) и пошел на площадь, где стоял, отлитый из бронзы и цемента, памятник Сталину. Подойдя к памятнику, Невзоров начал яростно разбивать его. Кто-то сообщил коменданту города. Но когда пришел комендант, то памятник уже упал с пьедестала и лежал на холодном Енисейском снегу, а Николай Александрович своими инструментами для кладки печей продолжал разбивать эту ненавистную фигуру.

- Что вы делаете? - спросил комендант.

- Уничтожаю эту гадину за измену рабочему классу, - отрапортовал Невзоров.

- Прекратить! Пока еще не все выяснено...

- Есть прекратить! Но у меня уже все выяснено. Докончу эту гадину потом, - сказал Невзоров.

Рассказывая об этом случае, Нина Михайловна от себя добавляет: “После такого происшествия я боялась за Николая Александровича как бы не нашли для него какую либо статейку, но, к счастью, все обошлось благополучно. Ничего не было”.

Прослушав рассказ, Нины Михайловны об этом случае, я обратился к Николаю Александровичу с вопросом:

- Николай Александрович, если бы вам выписали командировку с предложением поехать по всем городам Советского Союза, чтобы проделать такую самую работу, которую вы начали в Енисейске, согласились бы вы на это?

- Готов служить Советскому Союзу! - отрапортовал Невзоров.

Было это в квартире Якова Иосифовича Бендика - ссыльного врача-хирурга, проживающего в Енисейске, работающего по специальности врача-хирурга в одной из енисейских больниц.

Кроме Якова Иосифовича присутствовали там его жена Вера Федоровна, приехавшая к нему на высылку. Тоже врач-интернист, Лидия Мартыновна - ссыльная эстонка и моя жена Анна - ссыльная полька.

Все присутствующие были довольны с мнением Николая Александровича.

О всех членах партии Николай Александрович говорил, что их группа напоминает ему группу блатных в лагерях, организовавшихся для того, чтобы иметь преимущество перед остальными людьми, силой держать их в подчинении и насильно забирать у них то, что принадлежит им, является их собственностью. Так поступает в лагерях организованная группа блатных, силой забирая у остальных людей все необходимое для жизни: одежду, продукты питания и т.д. Так поступали коммунисты во время военного коммунизма, так поступали они во время насильственной организации колхозов в СССР, забирая имущество у крестьян при раскулачивании их.

Однажды я попробовал возразить Николаю Александровичу, говоря:

- Но ведь у рядовых членов партии не было никаких преимуществ по сравнению с другими людьми.

- И рядовые члены партии имели преимущества перед другими людьми. Они имели надежду из рядовых попасть в руководящие работники. И так часто бывало, иначе они не лезли бы туда так охотно.

Сталина Николай Александрович считал важнейшим главарем блатных, то есть партийцев. Не имея никаких моральных принципов, подражая блатным, он ходил не в ботинках, а в сапогах, шел напролом, не обходя никакие грязные лужи.

После освобождения нас из высылки мы с женой и двумя нашими детьми - девочками-близнецами в возрасте трех лет выехали в 1956 году в Польшу, а Нина Михайловна и Николай Александрович выехали в Ленинград, но связь между нами не прерывалась. Мы получали от Нины Михайловны письма, сами тоже писали им.

Когда летом 1962 года наша семья собиралась ехать в Советский Союз к моим родственникам в Оренбургскую область, то, узнавши об этом, Нина Михайловна и Николай Александрович просили нас о том, чтобы мы обязательно постарались заехать к ним, повидаться, поговорить.

По выданным документам нам можно было ехать через Брест в Москву, а потом в Оренбургскую область, но мы решили поехать в Ленинград к Нине Михайловне и Николаю Александровичу без разрешения властей, побыть там нелегально один-два дня, надеясь на то, что ничего особенного не случится с нами за это время.

Купивши в Москве билеты в Ленинград, мы сели на поезд. Детям сказали (им было по 7 лет), чтобы они меньше или ничего не говорили, а если что-нибудь надо было бы сказать, то надо говорить на русском языке. Дети помнили об этом, но не совсем.

Однажды Николай Александрович купил им воздушные шары, которыми они начали забавляться. В квартире начали пускать и ловить их. Квартира Нины Михайловны и Николая Александровича была на первом этаже. Дело было летом, окна в комнате были открыты настежь. Вдруг одна из наших дочек пустила воздушный шар, а он вылетел в открытое окно. Дети позабыли, что надо было сказать на русском языке “воздушный шар”, а с криком на польском языке “балон, балон!” выскочили через окно “лапать балона” и тем самым открыли то, что люди, проживающие у Нины Михайловны, приехали из заграницы.

На другой день одна из соседок спросила Нину Михайловну: “Почему не прописаны в милиции гости, приехавшие к ним из заграницы?” Нам пришлось на другой день идти в ОВИР (Отдел иностранных виз) для объяснения. Обогащенные предыдущим опытом обращения милиции с нами, в ОВИР мы шли не без боязни, выдвигая разные предположения, вплоть до того: “А вдруг снова задержат?” Пришлось немного соврать. В Ленинграде мы были уже несколько дней, но сказали, что приехали мы только вчера и хотели бы побыть здесь еще несколько дней.

То ли время уже было другое, то ли капитан милиции был неплохим человеком, разговор наш был весьма спокойным. Он спросил меня: Куда мы едем? Почему мы оказались в Ленинграде, имея разрешение на поездку только в Оренбургскую область? После моих объяснений, никаких неблагоприятных последствий он не стал создавать для нас. Предложил на другой день выехать из Ленинграда и ехать по месту назначения. Так и пришлось поступить. А нашим счастьем было то, что случай с воздушными шарами (“баллонами”) произошел не в первый день нашего приезда. Нина Михайловна и Николай Александрович уже немного успели познакомить нас с Ленинградом. Они уже успели показать нам Петродворец с его золотистыми фонтанами, успели побывать с нами в Эрмитаже и Русском музее, а также в Большом ленинградском драматическом театре на постановке драмы “Лиса и виноград” в режиссуре Георгия Александровича Товстоногова.

Николая Александрович умер в 1966 году в Ленинграде. Там же Нина Михайловна похоронила его, о чем было сообщено нам в письме от 20/4 - 1966 года, где было сказано: “...У меня большое горе: 28 января скончался мой бедный Николай Александрович.

Вы, конечно, понимаете, что, потеряв самого близкого мне человека, с которым прошли мы такой тяжелый путь вместе, я совсем выбилась из колеи. Он долго болел, но смерть его ударила как гром. Свернулся он в одну неделю. Проклятое лекарство - аминазин разрушило его почки, и он умер от уремии - отравление крови. Умирал он стойко, без жалоб, сказав, что готов к смерти, так как очень мучился, страшно ослаб и почти ничего не мог есть.

Умер он без сознания, как будто во сне в 6 часов 15 минут утра. Большую помощь мне оказал наш сосед, взяв на свои плечи хлопоты по погребению.

Потом приехал мой брат, Татьяна Моисеевна из Москвы и моя подруга по университету. Был на похоронах и Николай Владимирович Подобедов.

30/1-1966 г. мы его похоронили”.

Вечная память Ему - человеку-мученику.

В связи с этой преждевременной смертью невольно возникает вопрос: а сколько нас таких, погребенных преждевременно в разных местах и сколько живет еще таких мучеников на Советской земле, тоже ожидающих преждевременной смерти?

В письме Нины Михайловны упомянуты два человека с подобного рода биографией, как Николай Александрович и Нина Михайловна – это Татьяна. Моисеевна и Николай Владимирович Подобедов.

Татьяна Моисеевна, как и Нина Михайловна и Николай Александрович, была на высылке в городе Енисейске. Работала она там в лаборатории, которая находилась при одной из енисейских больниц.

Николай Владимирович Подобедов - бывший заключенный, наш общий знакомый по Адаку, в одно время он был заведующим на кирпичном заводе, находящимся в Адаке.

Присутствие на погребении Николая Александровича бывших его знакомых по лагерю и ссылке свидетельствует о прочной связи такой категории людей. Разумеется, что меня радовало и радует такая прочная связь между бывшими заключенными и между бывшими ссыльными, а ведь власти нас все время старались разделить, старались натравить друг на друга. Иногда им это удавалось, но большей частью не выходило.

Солидарность между бывшими заключенными брала верх, что в советской действительности наталкивало человека на размышление о пересмотре ценностей жизни.

 

3/12-7/12-1991 г.
Больница для железнодорожников в Гданьске

Нина Михайловна Собинова

Нина Михайловна Собинова родилась (первого) декабря 1906 года в городе Иваново. До ареста успела окончить Университет, потом преподавала русский язык и русскую литературу в средней школе. Арестована в 1937 году за контрреволюционную агитацию - что-то кому-то не так сказала, за что была наказана очень сурово - 10 лет исправительно-трудовых лагерей в отдаленных гостах СССР.

Будучи в Адаке работала нормировщиком, вместе с Юрием Евгеньевичем Алякрицким, с которым потом (после их освобождения) встречалась в Ленинграде. Начитанная, интеллигентная, общительная, Нина Михайловна в Адаке имела обширные знакомства.

Кто-то сказал мне, что от Нины Михайловны можно получить какую-нибудь книгу для чтения. Я обратился к ней с такой просьбой и получил томик стихотворения английского поэта Шелли в переводах Константина Бальмонта. Это было что-то необыкновенное в наших условиях, в условиях заключения.

Начал читать. Стихи мне очень понравились, они соответствовали моему психологическому состоянию. От них веяло пессимизмом, но была какая-то своя необыкновенная прелесть. В настоящее время заглавия стихотворения я уже не помню, но само стихотворение сохранилось в памяти:

Уходи. Потемнела равнина,
Бледный месяц несмело сверкнул,
Между быстрых вечерних туманов
Луч последний в закат утонул.

Скоро ветер осенний повеет,
Обойдет он долины и лес
И окутает саваном черным
Безграничные своды небес.

И чредой равномерной уходят
День за днем и неделя, и год
И всему на земле неизбежно
Наступает обычный черед.

Равнодушно осенние листья
С почерневших деревьев летят,
Равнодушно полуденным солнцем
Разливают цветы аромат....

С того времени помню еще одно стихотворение Шелли в переводе Бальмонта - это “Озимандия”. Стихотворение это было направлено против тирании и тоже гармонировало с моими взглядами и настроениями в то время:

Озимандия

Я встретил путника, он шел из стран далеких
И мне сказал: вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.

Из полустертых черт сквозит надменный пламень –
Желанье заставлять весь мир себе служить,
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что могли столетья пережить.

И сохранил слова обломок изваянья:
“Я – Озимандия, я - мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей!”
Кругом нет ничего... Глубокое молчанье...
Пустыня мертвая... И небеса над ней...

В примечании к этому стихотворению было сказано:

Озимандия - египетский фараон Рамзес 2 (XIII век до нашей эры).

Прочитавши это стихотворение и примечание к нему, я подумал: “Вот если бы дорогой Иосиф Виссарионович и все тираны, подобные ему, знали, какая судьба ожидает их в будущем, то они, наверно, не стремились бы так упорно быть “мощными царями всех царей!”

Узнавши, что я интересуюсь книгами, один симпатичный еврей, по фамилии Келлер, чувствуя приближение смерти, подарил мне на память о нем книгу Леона Фейхтвангера “Иудейская война”, которую я, как неработающий инвалид, прочитал тоже с большим интересом и удовольствием. Но, пожалуй, главный результат заключался в том, что эта книга помогала мне потом добывать другие книги в порядке обмена, а не только просто получать их по знакомству, как у Нины Михайловны.

Мое знакомство с Ниной Михайловной не закончилось в Адаке. Я уже писал, что оно продолжалось на высылке в Красноярском крае, когда Нина Михайловна и Николай Александрович Невзоров проживали в городе Енисейске. Там с ними познакомилась моя жена и наша связь с ними не прервалась, а укрепилась. Впоследствии по их приглашению мы всей нашей семьей были у них в Ленинграде. После смерти Николая Александровича моя переписка с Ниной Михайловной не прекратилась. Многие письма у меня сохранились. Разумеется, что здесь нет возможности передать содержание всех писем, но некоторые из них заслуживают особенного внимания, так как по ним можно судить об интеллектуальном уровне самой Нины Михайловны, а также об интеллектуальном уровне людей, находящихся в заключении в Адаке, особенно в первое время моего пребывания там, то есть в 1943-1945 годах.

Можно смело сказать, что в эти годы там в составе заключенных преобладали старые кадры интеллигенции, которая находилась на высоком моральном и интеллектуальном уровне. Там были люди разных национальностей, но никакого подразделения людей по национальному признаку там не было. Люди оказывали бескорыстную помощь друг другу - явление, которое в лагерях встречается редко, особенно в такой коллективной форме.

Первое письмо из Ленинграда от Нины Михайловны было получено мною 12 мая 1959 года. Я в это время был студентом Варшавского университета. Проживал в Варшаве на улице Кицкего, 9, в доме студента, куда Нина Михайловна адресовала свои письма.

В указанном письме Нина Михайловна говорила об освобождении из ссылки, рассказывала о своем выезде из Енисейска в Ленинград, в нем сообщалось: “17 августа 1958 г. в 4 часа дня, провожаемые Яковом Иосифовичем и Верой Федоровной, а также нашими соседями, мы отбыли из Енисейска на автобусе, 23/8 в 11 часов вечера мы прибыли в Ленинград. Ехали мы за счет здравоохранения. Я везла Николая Александровича в больницу по путевке Минздрава. Николай Александрович 10 месяцев пролежал в больнице, откуда выписался 20 июня 1959 года. Накануне этого мы получили комнату в новом доме. Комната небольшая, около 15 м2, но квартира хорошая. В квартире всего еще один жилец. Все удобства: газ, ванна, паровое отопление. Так что после енисейской неурядицы это очень приятно. С получением квартиры причлось много похлопотать, так как в Ленинграде, несмотря на огромное строительство, очень много нуждающихся в жилплощади. Помогли еще енисейские связи на почве состояния здоровья Николая Александровича. Теперь он чувствует себя лучше.

Ваше письмо, вернее второе, мне прислали из Енисейска, но в то время я была очень занята всеми делами и с пропиской, и с жилищем для себя. Вот это и мешало мне написать вам. Я почти ежедневно бывала у Николая Александровича в больнице. Лечение шло очень медленно.

У нас уже многие из друзей были здесь. Была Татьяна Моисеевна (бывшая ссыльная в Енисейске - П.К.), Лидия Мартыновна (эстонка, сосланная в Енисейск - П.К.), моя старая приятельница Лиза, жена моего брата, а 9 октября 1958 года были Бендики: Яков Иосифович, Вера Федоровна и их сын Жорик. Они приехали на несколько дней из Москвы, вернее прилетели на ТУ-104. Они в отпуске и путешествуют. Яков Иосифович теперь главврач и дежурит в Горсовете в Енисейске. Там они будут жить еще до 1961 года, до окончания договора, а потом поедут жить в Мариуполь (Жданов), где думают купить домик.

В Енисейске уже мало кто остался из нашего брата (ссыльных - П.К.). Доктор литовец, кажется, его зовут Бронислав (тоже ссыльный - П.К.) все там же...”

Во время моей учебы в Варшавском университете в Польше трудно было купить учебники для ВУЗов на русском языке. Я написал Нине Михайловне об этом. Ответ был таков: “Вы меня просили выслать вам книги. Если бы они были, я давно бы вам выслала. Как только мне передали ваше письмо, я ходила и в книжные магазины, и к букинистам, но ни одной из указанных книг не нашла. Томашевский - библиографическая редкость. Учебники в большинстве распределяются по учебным заведениям и в магазинах их очень мало. Томашевский был когда-то у меня, но мои книги все пропали после ареста (речь идет о книге Бориса Викторовича Томашевского “Теория литературы. Поэтика”. - П.К.).

Здесь я встретилась с Юрием Евгеньевичем Алякрицким (в Адаке он был старшим нормировщиком лагпункта - П.К.) и Николаем Владимировичем Подобедовым (в Адаке он был заведующим на кирпичном заводе - П.К.). У Подобедовых я останавливалась первое время после приезда из Енисейска. Юрий Евгеньевич получает хорошую пенсию 2880 рублей. Живет он со своей прежней женой. У них комната 18 м2, обставлена хорошо. Подобедов еще работает, зарабатывает около 1500 рублей. Но ему жить трудно, так как пришлось все заводить заново, а пособие по реабилитации он получил маленькое. Живет он со своей прежней женой. У него сын, внучка 7 лет и неродная дочь, чудесная девушка 19 лет.

В Саратове живет Вера Васильевна Большова (в Адаке была секретарем у начальника лагерного пункта Манина - П.К.). Она прошлой осенью была в Ленинграде и виделась с Юрием Евгеньевичем.

В Саратове же живет Гурьянов (в Адаке он работал в кустарной мастерской - П.К.), Ильичев (в Адаке он был десятником бригад, работающих за зоной - на заготовке сена, на заготовке дров - П.К.) и Белоусов (в Адаке он был старшим бухгалтером лагерного пункта - П.К.). Все они живут со своими прежними женами. Иван Ефимович Иванов (в Адаке он был бригадиром бригады по заготовке дров - П.К.) неизвестно где.

В Ленинграде еще живет Готовкин. Он знает и вас, и Аню (мою жену – П.К.). Они с женой работали в Маклаково на электрощите. Его жена Александра Иосифовна очень милая женщина. Аня ее знает. Они тоже были у нас, а потом поехали путешествовать.

Жизнь моя идет однообразно. Хорошо, что есть библиотека радом. Увлекаюсь Ремарком, да никак не могу достать его “Три товарища”.

Не обижайтесь за долгое молчание и обязательно пишите о себе, Ане и детишках. Николай Александрович сейчас не очень хорошо себя чувствует. Он шлет привет вам и особенно Ане и интересуется вашими детишками. Я тоже Ане шлю большой привет, целую детишек.

Жму вашу руку. Н.Собинова”.

***

В самом начале у меня было намерение сократить письмо Нины Михайловны до минимума, но, читая письмо, пришлось отказаться от такого замысла. Мне кажется, что все то, о чем пишет Нина Михайловна очень важно для представления о жизни, о дальнейшей судьбе людей, находящихся в свое время в заключении в Адаке, а также на высылке в городе Енисейске. Из письма видно, что эти люди после освобождения из заключения и ссылки не порывали связи между собой и помогали друг другу, что утрудняло нашим преследователям одержать физическую и моральную победу над нами, к чему они так упорно стремились. Совершенно разбить и уничтожить нас (бывших заключенных и ссыльных) им не удалось. Не удалось именно потому, что люди, пройдя страшные этапы жизни в нечеловеческих условиях, однако сохранили свои человеческие качества, и старались реализовать их в жизни.

Письмо ценно также своей документальностью: в нем названо 7 фамилий бывших заключенных в Адаке (Алякрицкий, Подобедов, Большова, Гурьянов, Ильичев, Белоусов, Иванов) и названо 6 человек бывших ссыльных в городе Енисейске (Татьяна Моисеевна, Лидия Мартыновна, Яков Иосифович Бендик, доктор Бронислав, Готовкин и его жена Александра Иосифовна).

Думается, что не безынтересны и не бесполезны для представления о жизни Нины Михайловны и Николая Александровича и некоторые бытовые детали: условия их переезда из Енисейска в Ленинград, хлопоты с получением квартиры, безнадежные поиски учебников для меня и т.д.

***

А вот письмо Нины Михайловны от 28/XI-1961 года.

“Дорогие Петя (Нина Михайловна обращается ко мне так, как обращалась в Адаке. “Петя” - уменьшительное имя от слова “Петр” - П.К.) и Анечка!

Опять задержалась с письмом. Такие далекие расстояния, рубежи делают вас недосягаемыми.

Конечно, теперь это все выглядит по-другому: к нам и от нас люди едут в родные места, но мы-то с Николаем Александровичем сидим на одном месте, и от этого все кажется таким далеким.

Николай Александрович опять прихворнул. Вот уже 3 ночи не спал, почти ничего не ел. Правда, теперь, благодаря новым лекарствам, все быстро проходит, но всегда меня с неослабевающим чувством волнует.

Из-за болезни Николая Александровича ведем очень однообразный образ жизни, так как он никуда не хочет ходить, еле изредка вытащишь в кино. Обленился, опустился. Но все-таки недавно была у Юрия Евгеньевича Алякрицкого. Ему 66 год, но он выглядит лучше, чем в Адаке. Он все также умен, и с ним всегда очень интересно разговаривать. Но он тоже страдает холециститом, поэтому сидит на диете.

Недавно появилась на горизонте Мария Борисовна Попова (в Адаке она работала в одном из отделов бухгалтерии - П.К.). Она написала Юрию Евгеньевичу открытку, живет в Ленинграде, приглашает его к себе, но он еще не был.

Вера Васильевна Большова с Юрием Евгеньевичем переписывается и обижается на меня, что я ей не пишу. А мне просто трудно начать переписку, нужно поднимать такой большом пласт событий, происшедших за то время, пока мы с ней не виделись.

Подобедов все болеет, у него стенокардия, видимо, было что-то вроде инфаркта, так как ему велено лежать, а ему еще нет 60 лет, всего 57, и он не может еще уйти на пенсию. Никак не выберусь его навестить. Мы с ним далеко и переписываемся.

Я вам уже писала, что Мария Ефимовна Бровар (в Адаке она была актированной инвалидкой - П.К.) умерла от рака, а Варвара Владимировна Михайлова (учительница по специальности, в Адаке работала в кустарной мастерской - П.К.) живет где-то под Владимиром.

Николай Александрович все не хочет ехать в Москву. Причину вымыслил такую, что ему не нравится одно соседство. Теперь никак не могу уговорить его поехать туда, где у нас много друзей: Татьяна Моисеевна, Евгения Андреевна и многие, многие другие из Енисейска, там же живет и мой брат.

Сейчас читаю Томаса Манна “Доктор Фаустус”. Книга очень сложная, но я решила прочитать произведения этого писателя, до этого прочитала “Будденброки”.

Выписала на будущий год “Новый мир” и “Москву”, а то в библиотеке очень трудно достать толстые журналы.

В этом году в “Новом мире” самое интересное это “Люди, годы, жизнь” Эренбурга и “Костер” Федина, но, на мой взгляд, Федин далеко не тот, раздражают длинноты, какие-то скрупулезные подробности.

В “Юности” прочла “Звездный билет” Василия Аксенова, очень реалистична, даже натуралистична. Эту повесть ругают и хвалят, то и другое не в меру.

Из поэтов сейчас самые интересные, на мой взгляд, Евтушенко и Вадим Шефнер, последний ленинградец. Очень хочу купить его книгу, но никак не могу достать. Вокруг Евтушенко разгораются споры.

Пишите о себе. Будьте здоровы, желаю успеха, а Анечке ликвидировать все свои боли. Девочек целуем. Николай Александрович шлет большой привет. Передает рам привет Юрий Евгеньевич Алякрицкий.

Н.Собинова”

Как видно, в этом письме имеются новые сведения: к нашим прежним знакомым по Адаку добавилось еще трое (М.Б.Попова, М.Е.Бровар, В.В.Михайлова) и короткая информация о них.

Заслуживает внимания широкая заинтересованность Нины Михайловны литературой, чтением отдельных произведений разных писателей и высказыванием своего мнения о них.

Правда, в настоящее время это уже история, но история поучительная и не только для историков русской литературы.

***

В письме от 8/3-1962 года Нина Михайловна писала:

“Дорогой Петя!

Сегодня смотрела ваши фотографии из Маклаково, где ваши девочки совсем еще маленькие, а теперь, наверно, они уже на пороге школы. Время летит стрелой в наш космический век, и в наше время нужна удвоенная жизнь, чтобы почувствовать бремя лет и захотеть логического конца.

Я вас все называю “Петей”, а вы уже дяденька за сорок лет, но как-то не поворачивается язык написать “Петр Харитонович”. Вы уж не обижайтесь, солидный иностранец!

Я, как всегда, не могу вам сразу ответить. Все кажется, что нужно писать о чем-то очень интересном, а в моей жизни ничего такого нет, а о жизни нашей - общей матери Родине и ее успехах вы знаете из газет.

Мы живем совершенно по-иному. Материально с Николаем Александровичем мы обеспечены сравнительно хорошо, наша общая пенсия от 1/12-1961 г. - 216 рублей новыми деньгами. Правда, еще тесна у нас квартира (14,5 м2), но мы надеемся получить отдельную квартиру. Все было бы хорошо, если бы не болезнь Николая Александровича.

13/3-1962 г. едем на ВТЭК (врачебно-трудовая комиссия - П.К.). Это нужно для получения отдельной квартиры, ведь Николай Александрович инвалид 1 (первой) группы, а им представляют отдельные квартиры, особенно при его болезни. Да Николай Александрович никак не хочет ехать на ВТЭК, так как пенсию он получает и без этого, а он очень инертен.

Из-за болезни Николая Александровича редко бываю в театре, даже в кино. Обычно в кино иду только на те картины, которые считаю необходимо посмотреть. По телевизору нам чаще показывают картины самые неходовые.

С нетерпением жду демонстрации новой картины “Девять дней одного года”. Там играют А.Баталов и И.Смоктуновский, да и содержание интеллектуальное - персонажи ученые-физики, режиссер М.Ромм.

Я очень не люблю бытовизм в кинофильмах и героев сереньких середняков. Просто уже соскучилась об умных картинах.

С большим удовольствием посмотрела “Жизнь холостяка” по Бальзаку, поставленную совместно с Францией.

В Енисейске и вы, и я читали роман Веры Пановой “Времена года”. По этому роману поставлен фильм “Високосный год”. Играет там Смоктуновский, но ведь там тема о тунеядстве и воспитании, и она очень животрепещуща, но не захватывает. А Смоктуновскому нужно что-то глубже, сложнее.

Здесь очень хороший театр Горького, большой драматический. В нем - умный творческий режиссер Товстоногов. Его постановки приподнимают, очень заражают зрителя, там действительно спектакль - праздник. И не потому, что в спектакле веселье или помпезность, а потому, что в нем - мысль и наличие гуманизма. Там идут такие вещи, как “Океан” Штейна, “Четвертый” Симонова, “Машенька” Афиногенова и другие. А вот бывший Александрийский театр, теперь имени Пушкина, при наличии очень сильных актеров (Черкасов, Симонов, Борисов, Медведев и многие, многие другие народные и заслуженные) в современных постановках бледен, скучен, не занимает. Классики у них хороши, но ее теперь мало, лозунг - дать современника в театре.

Есть здесь, интересный театр комедии с режиссером Н.П.Акимовым. Сейчас у них гвоздь сезона – “Малый обманщик”, пьеса сделана из писем Бернарда Шоу к актрисе, и играют в ней всего два актера - он и она.

Из писателей я больше всего люблю Константина Паустовского. Это какой-то волшебник, маг. Читая его, делаешься человечнее, лучше видишь красоту мира. 31 мая ему исполнится 70 лет. Интересно, как это отметят?

Константина Федина оценили очень высоко. Он ведет огромную общественно- политическую работу, но больше всего я у него люблю “Братья”, а не “Костер”.

Я выписываю два толстых журнала “Новый мир” и “Москва”. В “Москве” печатается очень интересный роман Доры Павловой “Совесть”. Из жизни работников проектного института на рубеже двух эпох (1954 год).

Во 2 (втором) номере “Нового мира” опубликована интересная повесть Вениамина Каверина “Семь пар нечистых” - о заключенных в период объявления войны.

Слышали ли вы о Тагильской находке?

Это в Тагиле была найдена переписка детей и жены Николая Карамзина о гибели Пушкина. У нас по телевизору из Москвы выступал Ираклий Андронников и рассказывал об этой находке, читая выдержки из этих писем, большей частью написанных по-французски. Это потрясающе, особенно в передаче такого рассказчика, как Андронников.

Во 2 (втором) номере “Нового мира” есть выдержки из дневника жены Николая I, императрицы А.Ф., тоже освещающие причину гибели Пушкина и вскрывающие новых виновников ее.

Вздела по телевизору родственников Пушкина: внучку, правнучку и правнука. Очень обыкновенные и неяркие внешне люди.

Из наших знакомых поддерживаю связь с Татьяной Моисеевной, реже с Лидией Мартыновной и Марией Юрьевной (они живут в Эстонии). Бендики пишут очень редко. Они живут в Мариуполе (Жданове). Зимою была у Юрия Владимировича Алякрицкого. Николай Владимирович Подобедов был очень болен, у него было предынфарктное состояние, стенокардия. Он с женой был у нас в январе, а мы к ним никак не можем выбраться. Очень он хороший человек. Трудно ему теперь работать, а до пенсии еще более двух лет. На инвалидность он идти не хочет. Вера Васильевна Большова живет в Саратове, но я с ней не переписываюсь.

Я вас не поблагодарила за открытки. Это одна, видимо, абстракция? А вид очень хороший.

Здесь продается польская мебель. Хорошо сделана. Я никак не могу найти себе подходящего книжного шкафа, все очень большие.

Николай Александрович шлет вам с Аней большой привет и наилучшие пожелания. Я тоже шлю ей большой привет. Сегодня 8 марта праздник женщин всего мира.

С Енисейском почти потеряла связь. Переписываюсь лишь с женщиной, купившей нашу халупу. Она тоже из наших (т.е. ссыльных - П.К.), но из Енисейска не уехала. Ольга Николаевна, мой друг из Енисейска, умерла в Красноярске 1/9-1960 года. Это был человек совершенно исключительный. Я очень о ней тоскую до сих пор.

На октябрьские праздники вдруг получила от сотрудников мясокомбината города Енисейска поздравительную телеграмму. Видимо, XXII съезд окончательно им вправил мозги.

Эта зима у нас более морозная, чем предыдущие, особенно февраль, а теперь март. Сегодня утром было - 18. Очень большие снегопады. А предыдущие зимы были мокрые, почти без снега.

Всего вам хорошего, еще раз большой привет вам и Анечке от нас обоих.

Пишите.

Уважающая вас Н.Собинова”.

Из писем Нины Михайловны видно, что все заключенные, бывшие в Адаке, после их освобождения, оказались больными людьми. Алякрицкий страдает холециститом, у Подобедова - стенокардия, у Николая Александровича - болезнь сердца и нервное расстройство, меня привезли на ссылку с язвой двенадцатиперстной кишки и больными почками. О своей болезни Нина Михайловна, очевидно, не хотела писать, но она тоже своим состоянием здоровья похвалиться не могла.

Из писем также видно, выходя из заключения, они привезли с собой в иные условия не только болезни, но и дружбу, сохранили между собой человеческие отношения, которые существовали между ними еще в заключении в Адаке, где условия, казалось бы, не способствовали такому явлению, а, однако, они были несмотря на все преграды, идущие из вне и некоторые барьеры психологического характера, заключающиеся в самой натуре человека.

Учитывая то, что письма идут через границу и, полагая, что они проверяются, мы в то время в них не обо всем могли говорить до конца. Нежелание Николая Александровича идти на ВТЭК Нина Михайловна объясняет его инертностью. Я знал Николая Александровича. Он не был инертным, Конечно, болезнь могла изменить человека, но не до такой степени. Нина Михайловна просто не хочет обо всем писать в письме, которое высылается за границу.

Главная причина нежелания Николая Александровича идти на ВТЭК заключается не в его инертности, а в том, что он перестал верить существующим властям, которые не только не помогали нашему брату (бывшим заключенным и бывшим ссыльным), но и всякими способами старались затруднить наше положение. Николай Александрович просто не верит в то, что после назначения врачебной комиссией ему инвалидности 1 (первой) группы положение их может измениться к лучшему, что им будет предоставлена отдельная квартира. И он оказался прав. Никакой отдельной квартиры им получить не удалось. Им пришлось жить до конца своих дней в той маленькой комнатушке, которую им удалось получить в Ленинграде после приезда из ссылки.

Из письма видно, что несмотря на болезнь Николая Александровича, Нина Михайловна не оставляет свои разносторонние интересы. Она интересуется и показываемыми кинокартинами, и театром, и литературой, и творчеством отдельных писателей, высказывая свое мнение о них.

Письмо интересно и тем, что в нем отражается история дальнейшей жизни человека - бывшего заключенного - интеллектуалиста, высказывание которого о литературе, о театре в настоящее время воспринимается как историческое свидетельство.

В конце письма сообщается, казалось бы, о приятном факте - получении от сотрудников мясокомбината из Енисейска телеграммы с поздравлением в связи с Октябрьскими праздниками. Факт приятный. Казалось бы, надо радоваться, однако Нина Михайловна не только не радуется, но и выражает недовольство, говоря: “Видимо 22-й съезд окончательно им (сотрудникам мясокомбината - П.К.) вправил мозги”. Почему же выражено такое недовольство? Потому что, работая на мясокомбинате, будучи ссыльной, Нина Михайловна изведала со стороны властей и не ссыльных сотрудников мясокомбината высокомерное отношение к себе.

Руководители и не ссыльные сотрудники мясокомбината на каждом шагу старались показать ей, что она ссыльная, тем самым как бы стараясь показать свое превосходство, которого в действительности не было.

Правда, советское законодательство было на стороне не ссыльных людей, но по своему образованию и по своему культурному развитию ссыльные люди были значительно выше не ссыльных.

Я говорю это не голословно, а исходу из своего жизненного опыта, исхожу из своих наблюдений. Будучи на ссылке в поселке Маклаково Красноярского края, имея обширные знакомства со ссыльными людьми и сталкиваясь на работе с разными руководящими работниками (не ссыльными, конечно), я приходил к выводу, что абсолютное большинство людей, находящихся у власти в то время, так называемых руководителей, было гораздо глупее подчиненных им людей, а особенно людей ссыльных.

В таком положении находилась Нина Михайловна. В культурном отношении она была гораздо выше, так называемых руководителей мясокомбината, людей совершенно недалеких, привыкших исполнять разного года директивы “сверху”. Ведь только этим можно объяснить выслание поздравительной телеграммы, спустя много лет после окончания Ниной Михайловной работы на мясокомбинате и после ее выезда из Енисейска в Ленинград. Сказано было на 22-м съезде Коммунистической партии СССР (октябрь, 1961 г.) о том, что в так называемый период культа личности Сталина подвергалось разным репрессиям много невинных людей - истина, которую сотрудники мясокомбината осознали довольно поздно, поэтому решили наверстать упущенное - выслать поздравительную телеграмму человеку, который несколько лет работал вместе с ними, но которого они до этого времени или не замечали, или сознательно избегали общения с ним. Этим объясняется недовольство Нины Михайловны, выраженное в словах: “Видимо, 22-й съезд окончательно им вправил мозги”.

***

В 1962 году мы всей семьей собирались поехать летом в Советский Союз к моему отцу и сестрам в село Покровку Оренбургской области. О возможности нашей поездки мы сообщили в письме Нине Михайловне и Николаю Александровичу. В этом же письме мы спрашивали их: нет ли у них в Москве знакомых или родственников, у которых мы могли бы остановиться на короткое время, чтобы закомпостировать билеты для дальнейшей поездки.

В письме от 11/5-1962 г. Нина Михайловна прислала нам два адреса - Татьяны Моисеевны Ривош, которая проживала в Москве и адрес своего брата Александра Михайловича, проживавшего в городе Пушкино (из Москвы полчаса езды на электричке).

Дальше в этом письме Нина Михайловна писала:

“На днях получила открытку из Саратова от Веры Васильевны Большовой. Она пишет, что стала старушкой, ей, по-моему,65 лет, но еще ведет общественную работу. Дочь ее - в психиатрической больнице. Совсем почти не вижусь с адаковцами и енисейцами. Все это так далеко.

1-го и 3-го мая была в театре. Очень понравилась пьеса “Малый обманщик” - о Бернарде Шоу и актрисе. Это пьеса с двумя действующими лицами, основанная на переписке Бернарда Шоу с актрисой. Играют великолепно, все очень тонко и изящно.

В театре имени М.Горького невозможно достать билеты на Симоновский “Четвертый”, но я все же постаралась.

Сейчас здесь Московский театр Сатиры и театр Маяковского на гастролях, но у последнего репертуар не в моем вкусе.

Летом здесь увидите сокровища Эрмитажа, Русского музея, дворцов в Ленинграде и в пригородах.

Николай Александрович шлет вам привет, благодарит за открытки и надеется увидеться летом с вами.

Пишите, когда мы можем вас встретить, очень хочется видеть вас.

Целую Аню и девочек. Жму вашу руку.

До скорого свидания. Н.Собинова”.

***

В этом письме есть сообщение об одном очень трагическом случае. После ареста Веры Васильевны Большовой ее дочка сошла с ума и с тех пор скитается по психиатрическим больницам. Возвращение матери из заключения уже не оказало положительного воздействия на изменение ее состояния здоровья. Обе обречены судьбой на мучительные переживания до конца жизни.

В письме Нины Михайловны от 18/6-1962 г. говорилось:

“Дорогие Петя и Аня!

Позавчера получила ваше письмо. Шло оно 6 дней.

Очень рада, что вы едете в СССР. Рада тому, что вы решили осмотреть Ленинград. Он этого, безусловно, заслуживает. Один Эрмитаж что стоит! Теперь в этот конгломерат входит весь Зимний дворец и собственно Эрмитаж, затем Русский музей, бывший музей Александра III, Летний сад, Петропавловская крепость, Невская лавра, дом-музей Пушкина, Некрасова, Репина с репинским домом, Петергоф, Ломоносов (бывший Ораниенбаум) с Китайским дворцом, Пушкин с лицеем и Екатерининским дворцом и парком Павловск, Гатчино и многое другое.

Погода у нас стоит холодная, но будем надеяться, что в июле и августе будет хорошая. Здесь особенно жарко не бывает, освежает Нева и Финский залив.

Николай Александрович шлет вам привет и ждет к себе.

Целую девочек. Неужели им уже пора в школу?!

Пишите, когда вас следует ожидать.

Н.Собинова”.

***

Мне кажется, что это письмо в настоящее время ценно тем, что в нем названы основные места, связанные с историей и культурой Ленинграда.

В письме от 3/8-1962 года сказано:

“Я прочла почти все в “Тарусских страницах”. Почти все там очень интересно и правдиво. Сейчас дочитываю неопубликованную при жизни повесть Юрия Крымова “Подвит”. В статье Фриды Вигдоровой “Пустые глаза и глаза волшебные” достается по заслугам Всеволоду Кочетову.

Не знаю, достаете ли вы там “Литературную газету”, а то за четверг 1/8 – 1962 г. интересный материал на 2-й странице о письме некоторых Ленинградских писателей в ЦК КПСС и ответ на него ученых-медиков.

Очень была интересная передача по телевидению о работах Ленфильма. Надо обязательно следить, когда выйдут на экраны картины “Грешные ангелы” (о дочери репрессированных) и “Дикая собака Динго, или первая любовь”.

Очень жаль, что мы живем в разных государствах, мы так привыкли к вам и вашим девочкам. Вас все, кто видел, очень хвалят. Дети ваши всех умиляют. Надеемся увидеться в следующий ваш приезд.

Н.Собинова, Н.Невзоров”.

***

1. Юрий Крымов - русский советский писатель, родился в 1908 г. в Петербурге. С первых дней Второй мировой войны был на фронте. Погиб во время боя 20/9-1941 г. Повесть “Подвиг” была опубликована в 1961 г. в сборнике “Тарусские страницы”.

2. Фрида Вигдорова - русская советская писательница, родилась в 1915 г. в городе Орша. Произведения Вигдоровой связаны с проблемами нравственного воспитания молодежи.

3. Всеволод Кочетов родился в 1912 г. в Новгороде. В 1955-59 годах - главный редактор “Литературной газеты”, с 1961 г. - главный редактор журнала “Октябрь”, сторонник антидемократических тенденций в советской литературе.

Так как антидемократ Кочетов получил “по заслугам”, т.е. получил научку, то демократка - Нина Михайловна выражает свое удовольствие в связи с такого рода явлением.

***

Письмо Нины Михайловны от 17/9-1962 г. очень содержательно. В нем говорится:

“Дорогие мои друзья, большие и маленькие!

Давно уже получила ваше письмо, но все никак не собралась ответить. Настроение неважное из-за скверной погоды, которая неизменно, постоянно была дождливой и холодной. Так за все лето мы даже не выбрались за город.

Николай Александрович чувствует себя сносно. В конце августа два дня была у нас Татьяна Моисеевна, она все лето была в Эстонии у Лидии Мартыновны. Обо всем с ней поговорили, а то не виделись 2 года.

Нигде в театре еще не была, хотя сезон уже начался. В театре комедии (где магазин Елисеева, на Невском) идет сатирическая пьеса Шварца “Дракон”. Она впервые ставилась в 1944 году, но была сразу снята, так как деятели периода культа личности Сталина нашли в ней то, чего, как говорит главный режиссер Акимов не было, а не увидели то, что в ней было.

Читаю только почти одни толстые журналы. С удовольствием прочла в 8-9 номерах “Знамени” новый роман Гранина “Иду на грозу” и с нетерпением жду 10-го номера с окончанием романа.

В 8-м номере “Нового мира” прочла половину романа Тадеуша Брезы “Лабиринт”, меня он очень заинтересовал. В этом же номере опубликована очень интересная статья Игоря Виноградова “По поводу одной “вечной” темы”. Это обо всех домашних романах, начиная с “Елены” Ксении Львовой, “Иван Иванович” Антонины Коптяевой и кончая “Битвой в пути” Галины Николаевой, вообще 8-й номер мне очень понравился.

В журнале “Москва” (№ 8) опубликована интересная повесть Николая Михайлова и Зинаиды Косенко (муж и жена) “Японцы”, рассказ Юрия Казакова “Адам и Ева”, а в № 6 опубликована, переведенная с французского повесть Сент-Экзюпери “Военный летчик”.

В сборнике “Тарусские страницы” мне очень понравилась статья о Всеволоде Эмильевиче Мейерхольде. Я ведь видела в конце 20-х годов в его постановке “Ревизора”, “Лес”, а позже “Даму с камелиями”. “Ревизор” в его постановке - это просто шедевр. Там все необыкновенно, по-театральному празднично, остроумно до дерзости. Он был просто гением.

Интересно было бы, если бы в его память кто-нибудь из современных режиссеров поставил “Ревизора” по-мейерхольдовски, хотя бы Охлопков, он был когда-то учеником Всеволода Эмильевича.

Мейерхольд и внешне был очень оригинален. Я его видела 2-3 раза. Он всегда выходил по просьбе публики после 3-го действия.

Одна моя знакомая ленинградка рассказала мне о таком случае из жизни Мейерхольда.

Всеволод Эмильевич в день октябрьского переворота находился в Петрограде. Он лежал в постели со сломанной ногой и нуждался в уходе. Около него дежурили его ученики. И вот остались они одни. Погасло электричество. Холод. Раздаются в отдалении выстрелы. Мейерхольд, лежа в постели, говорит:

- Позвоните Блокам, спросите, что происходит.

Звонят. К телефону подходит сам Блок.

- Александр Александрович! Что происходит?

- Ничего. Гибнет Россия, - и вешает трубку.

По телевизору видела и слышала Евгения Евтушенко. Он мне очень понравился. Видела также Андрея Вознесенского, его потом ругали за формализм. А я в его поэзии формализма не вижу, считаю своего рода упражнениями, как для музыкальной гаммы, например.

Желаю всем вам успехов в учебе и бытие. Девочек целую. Николай Александрович - тоже и вам с Аней шлет привет и наилучшие пожелания.

Пишите подробно о себе.

Ваша Н.Собинова”.

***

Как видно, письмо Нины Михайловны от 17/9-1962 г. очень объемно по своему содержанию. Здесь говорится и о погоде, и о наших общих знакомых, и о выражении удовольствия со стороны Нины Михайловны по поводу возобновления постановки сатирическом пьесы Шварца “Дракон”, которая была снята с репертуара театра после ее показа на сцене в 1944 году. Снята она была в связи с проблематикой, связанной с передом культа личности Сталина.

Интересны и ценны в настоящее время сообщения Нины Михайловны о публикациях на страницах журналов “Знамени”, “Нового мира” и “Москвы” произведений русских и иностранных авторов.

Думается, что в настоящее время особенно интересно и ценны воспоминания Нины Михайловны о постановках Мейерхольда “Ревизора”, “Леса” и “Дамы с камелиями” в конце 20-годов, ее оценка и впечатления от этих постановках, а также о впечатлениях, произведенных на нее самим Мейерхольдом при встрече с ним.

Зафиксирован в истории также факт - выступления по телевизору Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского - тогда еще молодых русских советских поэтов.

***

Из письма Нины Михайловны от 20/12-1962 г. привожу только некоторые выдержки:

“Дорогие Анечка, Петя, Леночка и Ирочка!

Поздравляем вас с Новым годом и желаем здоровья, большого счастья и победного шествия по ступеням науки.

Конечно, “Один день Ивана Денисовича” Александра Солженицына я читала. Замечательная повесть! Только очень пренебрежительное отношение к “придуркам”, а ведь такие “придурки”, как нормировщик, врач, секретарь санчасти, заведующий кирпичным заводом (Николай Владимирович Подобедов) и другие могли приносить большую пользу и просто спасать людей, если у них было доброе и умное сердце.

Недавно была у Подобедовых. Николай Владимирович очень огорчился тем, что вы его не посетили, будучи в Ленинграде.

Здоровье Николая Александровича ухудшилось, вот уже целый месяц не улучшается. Лекарства даже в любых дозах не помогают. Если не будет лучше, то придется хлопотать о больнице. Устала я от этого очень, сколько ночей провела без сна: он не спит, ходит по комнате, скрипит пол, горит огонь. И как тут можно заснуть? Сегодня не спал целые сутки и уснул лишь в 7 часов вечера следующего дня. Почему-то перестал бриться электробритвой и многое другое перестал делать.

В повести Вадима Кожевникова “День летящий” мне очень понравилось выражение: “Ответ пришел очень скоро - ночью в сапогах...” Это ответ на письмо к Сталину.

Ряд вещей, из тех, что вы упоминаете, я еще не читала, но они у меня на очереди. Только журнал “Наука и религия” я не знаю, никогда не читала.

Сейчас здесь польский Национальный театр показывает вещи, о чем вы, наверно, знаете из газет. Отрывок из поэмы “Слово о Якубе Шеле” Бруно Ясенского я смотрела по телевизору. Мне было скучно, хотя там, за стеной, у каждого отрицательного персонажа весело что-то представлялось, но что это означало, я не поняла. В “Литературной газете” я вычитала, что “особенность этой постановки какое-то особое воплощение стиха Бруно Ясенского”. Незнание языка отбивает охоту разобраться во всем этом.

Я в последнее время прочла несколько хороших зарубежных книг: роман “Луна и грош” Моэма Сомерсета, роман “Жажда жизни” (о Ван Гоге) Ирвинга Стоуна, “Жизнь Александра Флеминга” (об открывателе пенициллина) Андре Моруа.

Сейчас читаю повесть Вениамина Каверина “Косой дождь”, она опубликована в 10-м номере “Нового мира” за 1962 г.

Прочла имена литераторов, выдвинутых на соискание Ленинской премии. Многие имена незнакомы. Среди выдвинутых произведений есть “Алтайские тропы” Сергея Залыгина. Книга хорошая, но все же я бы за нее Ленинскую премию не дала.

Никак не могу понять, почему никто не выдвигает кандидатуру Константина Паустовского, ведь он из вечных, из тех, кем и через столетия будут зачитываться и перечитывать. Такого глубокого гуманизма, такого умного понимания красоты, такого тонкого лиризма я ни у кого не встречала. И с ног до головы современен и до отчаяния смел, когда нужно оправдать другого, и такая любовь к чужому таланту, такое благородство. А ведь он очень больной и уже старый человек. Его опять пригласили во Францию. Вы думаете - почему? Да французы отлично чувствуют большой, настоящий талант, они - соотечественники Бальзака, Мэриме и Стендаля, Мопассана и Экзюпери.

Пора кончить. Николай Александрович, наконец, спит. А мне надо сходить к его врачу.

Наши соседи шлют вам привет и интересуются тем, как учатся девочки. Они их вспоминают.

У нас стоят 23-градусные морозы. Я им рада - по-сибирски дышится легко.

Еще раз шлю привет Анечке и девочкам, вам жму руку.

Пишите обо всем.

 

Н.Собинова”.

***

Повесть Александра Солженицына “Один день Ивана Денисовича” впервые была опубликована в ноябрьском номере журнала “Нового мира” за 1962 г. Письмо Нины Михайловны датировано 20/12-1962, а это значит, что повесть Нина Михайловна прочитала одна из первых и без всякой посторонней помощи оценила ее, как “замечательную повесть”, но в то же время выражается некоторое недовольство ей за пренебрежительное отношение к “придуркам” со стороны автора.

Разница в оценке “придурков” объясняется, по-видимому, тем, что Солженицын, изображая их в повести, исходил в основном из идейных предпосылок, тогда как Нина Михайловна в своей оценке их исходила из сравнения изображенных героев повести со своими знакомыми “придурками” по Адаку. Недаром Нина Михайловна указывает должности: нормировщик, имея ввиду Юрия Евгеньевича Алякрицкого, заведующий кирпичным заводом, называя фамилию Подобедова. Я мог бы добавить еще и фамилию самой Нины Михайловны, десятника лесозаготовок Августа Ильичева, которые действительно были неплохими людьми и по мере своих возможностей старались помогать своим собратьям-заключенным. Но это не значит, что во всех местах заключения они были такими.

До 1946 г. в зоне Адака политзаключенных было абсолютное большинство. Заключенных, осуждённых по бытовым статьям, там были единицы. Они не имели там никакого влияния, по этому все “придурки” в Адаке были не бытовики, а политзаключенные, которые в случае возникновения конфликта со своим подчиненным не могли сказать ему: “Ты - контрик, тебя расстрелять мало”, как это часто повторяли бытовики. И не только повторяли, но и угрожали соответствующими информациями кому следует (властям, конечно) о его “контрреволюционной деятельности”. Так было на Инте в 1948 году, когда я попал в смешанный лагерь политзаключенных и бытовиков. Разумеется, что там “придурки” - бригадир, мастера и т.д. - были не “враги народа”, а “друзья народа”, которые при возникновении конфликтов с подчиненными им политзаключенными часто пользовались такими угрозами - донесением об их “контрреволюционной деятельности”.

Если Солженицыну приходилось встречаться только с такого рода “придурками”, то изображение их в повести отвечает не только идейным заложениям автора, но и соответствует их прототипам, которые вполне заслуживают пренебрежительного отношения к ним.

Но мне кажется, что Нина Михайловна несколько преувеличивает это пренебрежительное отношение к “придуркам” со стороны автора. В повести не все “придурки” - отрицательные типы. Например, бригадир 104-й бригады Тюрин и его помощник Павел – вовсе типы не отрицательные. И отношение к ним автора не “пренебрежительное”, а вполне серьезное и доброжелательное.

Следует отметить, что, несмотря на семейные трудности - хлопоты в связи с ухудшением состояния здоровья Николая Александровича, Нина Михайловна не отказывается от чтения отечественной и иностранной литературы, следит за текущими литературными событиями, выражает свое мнение о произведениях, выдвинутых на соискание Ленинских премий. Выражает свое неудовольствие тем, что один из наилучших советских писателей (по ее мнению) - Константин Паустовский не оказался в списке кандидатов на соискание Ленинской премии, видя в этом большую несправедливость.

Свою небольшую заинтересованность отрывком из поэмы Бруно Ясенского “Слово о Якубе Шеле”, представленном в телевизии польским Национальным театром, Нина Михайловна объясняет незнанием польского языка и выражает сожаление по этому поводу.

В заключение хотелось бы обратить внимание на выражение, понравившееся Нине Михайловне: “Ответ пришел очень скоро - ночью в сапогах...” Это ответ на письмо Сталину - понравившаяся мысль, выраженная в этих словах, очень характерна для антисталинского мировоззрения Нины Михайловны.

Гданьск,14/2-16/4-1992 г.

 

В письме Нины Михайловны от 23/2-1963 года сказано:

“Дорогие Анечка, Петя и девочки!

Очень давно вам не писала, все какие-то дела да случаи. Николай Александрович, правда, долго не болел, а вот 5-6 дней как запсиховал: не спал трое суток, и теперь ночью не спит, а днем все ходит по комнате и не дает мне спать. Но, думается, что дело идет уже на улучшение. Он только не спит, а так ничего предосудительного не делает.

Конечно, Владимир Тендряков - интересный писатель. Он - искренен, это безусловно. Он - умен и точен, но для меня самым тонким, самым добрым, самым прекрасным остается Константин Паустовский. Это несомненно -будущий классик.

Сейчас меня покорил и потряс Александр Солженицын и не столько “Одним днем Ивана Денисовича”, сколько “Случаем на станции Кречетовка” в 1-ом номере “Нового мира” за 1963 г. Еще никто не вскрыл так глубоко порочную сущность культа личности Сталина, как Солженицын в этом рассказе.

Все произведения об этом времени - описательные, рисующие события и факты, а у Солженицына вскрыта самая суть и какой же у него глубокий подтекст!

Мне понравилась в 12-м номере “Нового мира” за 1962 год “Вологодская свадьба” Александра Яшина, которую осмелился ругать какой-то вологодский недоросль за якобы сгущение мрачных красок. Он просто не понял повесть.

Начала по телевизору изучать английский язык. Я его совершенно не знаю.

Книг Владимира Тендрякова за последнее время в продаже не было.

С Николаем Владимировичем Подобедовым мы виделись. Я была у них, а он с женой у нас. Юрия Евгеньевича уже давно не видела. К нам собирается приехать Татьяна Моисеевна. Обещалась приехать в феврале, но что-то не едет.

Зима стоит суровая - 25 градусов мороза. Николай Александрович шлет вам привет, Николай Владимирович - тоже.

Желаю вам всего хорошего, целую девочек.

Н.Собинова”.

***

В 1962-63 учебном году я был студентом пятого курса Варшавского университета. Увлекался творчеством Владимира Тендрякова, писал дипломную работу на эту тему. В одном из писем я просил Нину Михайловну высказать свое мнение о творчестве этого современного русского писателя. В этом письме содержится ответ на мою просьбу.

Следует отметить, что в 60-е годы о рассказе Александра Солженицына “Случай на станции Кречетовка” высказывались разные мнения. Были и критические суждения, Нина Михайловна довольно высоко оценила этот рассказ Солженицына, что свидетельствует о независимости ее суждений. То же самое проявляется и в оценке повести Александра Яшина “Вологодская свадьба”.

 

В письме Нины Михайловны от 22/4-1963 г. говорится:

“Дорогие Анечка, Петя, Леночка и Ирочка!

Очень была рада получить ваше письмо, кроме удовольствия оно мне принесло и пользу, так как я по вашему совету прочитала воспоминания Бориса Дьякова “Пережитое”.

В своих воспоминаниях Дьяков пишет о Тодорском. Тодорского я в Енисейске лично знала, хотя и не была с ним близко знакома, но разговаривала и кланялась. Кое-какие места в воспоминаниях мне несимпатичны.

Хотя воспоминания Дьякова нельзя сравнивать с повестью Солженицына “Один день Ивана Денисовича”: у Дьякова - мемуары, у Солженицына - художественное произведение, но весь дух повести мне ближе, симпатичнее.

Огромное впечатление произвел на меня рассказ Солженицына “Случай на станции Кречетовка”. Какая сила обобщения! Какое умение показать самую суть!

Очень хорошие рассказы опубликованы во 2-м номере “Нового мира” за 1963 год: “Хочу быть честным” Владимира Войновича, несколько рассказов Василия Шукшина под общим заглавием “Они с Катуни”, повесть Константина Воробьёва “Убиты под Москвой”. Рассказ Войновича уже выругали в печати, но не критика, а читатель.

Очень меня волновал пленум советских писателей, а особенно такие выступления как Михаила Соколова, Владимира Фирсова и им подобным.

Сейчас читаю воспоминания Ильи Эренбурга “Люди, годы, жизнь”, я еще не все прочитала во 2-м номере “Нового мира”, а третий номер до сих пор еще не вышел. Все это опечаливает.

У нас стало очень тепло. Можно ходить уже без пальто. Две недели у нас гостила Татьяна Моисеевна. Она очень похудела, но все так же жива, умна и интересный собеседник.

Николай Александрович очень много спит и лучше днем, чем ночью. Врач-окулист сказал, что у него некоторое ухудшение со зрением, запретил много пить воды, совсем кофе, есть много мяса, соленого.

Вчера первый раз за последние 2 с половиной месяца выпустила его на улицу, а то он совсем не гуляет.

Как ваша дипломная работа?

Почему это в вашем университете все откладывают поездку к нам в СССР?

Думаю заняться чтением Хемингуэя.

Николай Александрович всем вам шлет большой привет. Девочек целует. Я тоже.

Н.Собинова”.

***

В 1963 г. я был студентом Варшавского университета. Жил в Варшаве, в доме студента на улице Кицкего. В это время в советских журналах публиковались довольно интересные материалы. В журнале “Новый мир” (№ 2 за 1962 г.) была опубликована повесть Александра Солженицына “Один день Ивана Денисовича”, публиковались воспоминания Ильи Оренбурга “Люди, годы, жизнь” и т.д.

Интересуясь новыми публикациями, я почти каждый день заходил в читальный зал на улице Фоксаль, где просматривал получаемые библиотекой газеты и журналы. Таким образом, в одном из свежих номеров журнала “Звезда” за 1963 г. (№ З) я прочитал воспоминания Бориса Дьякова под заглавием “Пережитое” - о пребывании его в спецлагерях в Тайшете в 1950-51 годах.

Зная, что Нина Михайловна интересуется этой темой, в одном из писем я сообщил ей об этой публикации. Вышеуказанное письмо Нины Михайловны является как бы ответом на это мое сообщение.

Нину Михайловну заинтересовало изображение Дьяковым бывшего командира корпуса Красной армии Александра Ивановича Тодорского, которого она немного знала, будучи на высылке в городе Енисейске.

Прочитавши воспоминания Дьякова, Нина Михайловна написала, что “кое-какие места в воспоминаниях мне несимпатичны”. Впоследствии выяснилось, что “несимпатичных” мест в воспоминаниях Дьякова оказалось довольно много. Не понравилась Нине Михайловне идеализация образа Ленина. Трепетное преклонение перед ним повторяется на протяжении всех воспоминаний. Первого ноября 1949 г., будучи арестованным, находясь в боксе, Дьяков изъявляет восторженную радость по поводу того, что в списке изъятых фотографий при обыске не оказалось фотокарточки Ленина. “Значит, Ленин дома!” - радуется он.

В воспоминаниях Дьякова Лениным восторгается не только сам автор, но и восторженные отзывы о нем он вкладывает и в уста других заключенных. “Ленин для Тодорского - та жизнь, которую никто и никогда не сможет у него отнять!” - говорит фельдшер Конокотин. Трудно поверить в искренность таких дифирамбов в устах заключенных.

Возникают серьезные сомнения в реальности таких случаев из жизни Тодорского в заключении, как его яростная защита Советской власти после отбытия им двенадцатилетнего срока наказания (Тодорский был арестован осенью 1938 года, а в повести Дьякова описывается действие, которое происходит с ноября 1950 по апрель 1951 год). Выходит так, что двенадцатилетнее пребывание на каторге ничему не научило Тодорского. Недаром один из заключенных, споря с ним, говорит: “Вот Тодорский - точно карась, ей-богу!.. Его жарят на сковородке, дым идет, а он кричит: “Хорошо пахнет!”

Не понравилось Нине Михайловне, показалась абсолютно фальшивой сцена дискуссии в бараке, где Тодорский превозносит в восхвалениях Советскую власть. Восхвалять власть, которая его, невиноватого перед ней, загнала на каторгу. Не противоестественное ли это явление?

Не понравилось Нине Михайловне в воспоминаниях Дьякова и то, что каторжник Тодорский преподает историю партии представителям лагерной администрации - начальнику снабжения старшему лейтенанту Богданову и начальнику санчасти младшему лейтенанту Березенцеву.

Исходя из идейных соображений, Дьяков искажает лагерную действительность, представляя ее в идиллическом свете, где мирно и счастливо заключенные сотрудничают со своим начальством. Вот уж подобные сцены от начала до конца выдуманы автором. Ничего подобного во взаимоотношениях заключенных с лагерным начальством не бывало и не могло быть, особенно в каторжных лагерях, где взаимоотношения лагерной администрации с заключенными строго контролировались не только вышестоящим лагерным начальством, но и самими заключенными.

Лагерное начальство, если узнавало о близкой связи своего сотрудника с заключенным, то подвергало довольно суровому наказанию и сотрудника, и заключенного, о чем в лагерях каждому было известно. Сами же заключенные, если что-либо узнавали о такой связи (повторяю, что это могло быть только как исключительное и ненормальное явление), то к своему собрату-заключенному относились очень подозрительно, считая, что он занимается доносительством. И в таких случаях старались не общаться с ним, а если приходили к выводу, что он действительно - доноситель, то иногда даже решались на лишение его жизни. Такие случаи бывали в заключении не редки, особенно в послевоенный период, когда лагеря стали заполняться бывшими фронтовиками.

Тодорский не мог не знать об этом, поэтому вряд ли он решился бы хвалиться перед заключенными своими связями с начальником снабжения лагерей - старшим лейтенантом Богдановым и начальником санитарной части младшим лейтенантом Березенцевым - все это выдумка автора, которая не могла понравиться Нине Михайловне - человеку, знающему лагерную жизнь.

Интересуясь дальнейшей судьбой наших общих знакомых по заключению и ссылке, мы выяснили, что Александр Иванович Тодорский в 1953 г. был реабилитирован. В последние годы жизни издал книгу “Большое в малом” (1960, совместно с Ю.Арбатовым), а также биографическую книгу “Маршал Тухачевский” (1963). Умер 28/8-1965 г. в Москве, в возрасте 71 года.

Во 2-м номере “Нового мира” за 1963 г., который так понравился Нине Михайловне, из рассказов Василия Шукшина было опубликовано: “Игнаха приехал”, “Одни”, “Гринька Малюгин”, “Классный водитель”.

 

В письме от 22/7-1963 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Анечка, Петя и девочки!

Рада была получить от вас весточку и большое спасибо за “этюды”. Леночка нарисовала целую картину, а Ирочка показала мастерство в деталях.

Сердечно поздравляем Петра Харитоновича с героической победой и желаем дальнейших успехов на литературной ниве.

Петя, вы действительно молодец!

Одно дело - кончить университет на родном языке, а другое - на чужом. Одно - в 21-23 года, другое - в 43-44, да еще на 5 и на 4.

Наверное, ваша дипломная работа о Владимире Тендрякове очень интересная. Интересно бы почитать. Обязательно напишите, куда получите назначение.

Теперь у вас должна наладиться более устойчивая и обеспеченная жизнь. Еще раз желаем успеха.

У нас все идет очень однообразно. Я попыталась участвовать в телевизионной викторине “Наш друг Польша”, да до конца не хватило пороху, но за несколько дней многое о Польше узнала во всех областях ее жизни. Перечитала и прочитала некоторые произведения Адама Мицкевича и других польские авторов.

Очень интересно было смотреть по телевизору за Московским кинофестивалем. Так хотелось бы туда попасть. Ваш фильм “Черные крылья” получил серебряный приз.

Я очень рада за итальянского режиссера Фредерико Феллини за то, что его фильм “Восемь с половиной” получил Большой приз. Но удастся ли посмотреть эту картину?

Нашим фильмам не повезло. Один серебряный приз за “Порожний рейс”.

Интересно, напишет ли еще что-нибудь Александр Солженицын? За “Матренин двор” ему попало, как и Александру Яшину за “Вологодскую свадьбу”.

Я тоже выписываю журналы “Новый мир” и “Москва”. В журнале “Москва” ожидается публикация новой вещи Константина Паустовского “Дым отечества”. Я помню, что у Константина Симонова была повесть с таким же названием.

Вы особенно интересуетесь нашей литературой, а я очень хочу прочитать Стейнбека “Путешествие с Чарли в поисках Америки” в 5-6-7 номерах журнала “Звезда”, но их нет в продаже.

Сейчас читаю роман Юрия Трифонова “Утоление жажды”. Роман написан хорошо, но я многое из печатающегося опускаю, так как не успеваю читать все толстые журналы. Очень много приходится читать газет, а то совсем отстанешь от жизни.

У нас огромная утрата - смерть Николая Асеева. Умер он к юбилею своего друга Владимира Маяковского. Его “Декабристы” (“Синие гусары” я страшно люблю - это шедевр.

Николай Александрович спокоен, теперь он менее болеет. Я относительно здорова. В октябре ожидаю приезда своей приятельницы, в сентябре, может быть, приедет Татьяна Моисеевна.

Бендикам я давно не писала, и они тоже не пишут. У Якова Иосифовича родилась внучка, и они все живут ей. У нас было жарко, но вот уже второй день стоят холода и идут дожди, а в Москве – жарища.

Целуем девочек. Вам желаем здоровья и доброго самочувствия.

Н.Собинова”.

***

Поздравление Нины Михайловны связано с окончанием мной Варшавского университета и получением ученой степени магистра филологии в конце июня 1963 года.

Что касается занятий Нины Михайловны, то они оказываются очень разнообразными и богатыми в культурном отношении. Предпринимается попытка участвовать в телевизионной викторине, связанной с темой “Наш друг Польша”. Как всегда, проявляется интерес к фильму, к русской и иностранной литературе, выражается мнение о прочитанных произведениях литературы.

В письме Нины Михайловны от 19/1-1964 г. сказано:

“Дорогие Аня, Петя, Леночка и Ирочка!

Получила ваше поздравление, но ваши открытки шли к нам очень долго, около 20 дней. Меня это очень удивляет. Спасибо за ваше письмо, а я все никак не могу собраться ответить.

Рада тому, что Петя уже работает. Интересно ли работать? Большое ли внимание уделяется литературе? Ни о чем этом вы не пишите.

Поздравляем вас с Новым годом и желаем, чтобы он был счастливым, мирным и интересным.

Мы живем по-старому. Недавно Николай Александрович опять очень болел своей основной болезнью. Сейчас понемногу входит в норму. Что всегда мне очень тяжело.

Навещала как-то Юрия Евгеньевича. У Подобедовых бываю чаще. Юрий Евгеньевич состарился, но все также очень интересный собеседник. Николай Владимирович болеет. Ему 60 лет исполнится в мае, но он хлопочет о персональной пенсии. Мы с Юрием Евгеньевичем давали ему характеристику, ведь 1/3 его жизни прошла в лагерях. И ее как-то надо было осветить. А ведь он там много сделал добра для заключенных. Здоровье у него плохое, а приходится еще работать.

В марте жду к себе Татьяну Моисеевну. С ней тоже всегда очень интересно.

Бываю довольно часто в театрах. В этом сезоне посмотрела “Медею” Еврипида в постановке Николая Охлопкова (Московский театр им.Маяковского), “Божественную комедию” в Горьковском театре), где вы смотрели “Лиса и виноград” (“Эзоп”), две пьесы в бывшем Александрийском театре и обе зарубежные (“Перед заходом солнца” Герхардта Гауптмана и “Чудеса в гостиной” Лаусана) и ряд других. Во вторник 28/1-64 иду в Горьковский театр на “Карьеру Артура Уи” Бертольта Брехта в постановке польского режиссера, с участием польских артистов и артистов Горьковского театра.

Читаю преимущественно толстые журналы, из которых выписываю “Новый мир” и “Москву”, а на этот год выписала еще “Иностранную литературу”, а “Литературная газета”, мне кажется, стала менее интересной.

Сейчас у нас много спорят о последнем рассказе Александра Солженицына “Для пользы дела”. Я этого писателя бесконечно уважаю за его правдивость, смелость. Мне кажется, что лучше нас, бывших заключенных, его никто не поймет. Я очень рада тому, что его выдвинули на соискание Ленинской премии. Боюсь, что найдутся злопыхатели. Александр Твардовский неизменно стоит на его защите.

“Читали ли вы в “Известиях” за 15/1-1964 г. статью “Здравствуй, кавторанг”? Это об одном из прототипов героев “Одного дня Ивана Денисовича”.

Хорошо, что изданы все произведения Константина Паустовского. Я этого писателя очень люблю за душевную чистоту и великолепный стиль.

В Ленинграде, однако, я чувствую себя одиноко. Радуюсь только тогда, когда приезжают Татьяна Моисеевна и моя приятельница Лиза.

Зима у нас в этом году весьма холодная. Правда, снега мало, но очень ветрено, а из-за этого и холодно как на улице, так и в доме. Ветер северо-западный веет прямо в окна...

Летом, вероятно, куда-нибудь поедем, так как мы уже три лета не выезжали из города, а это нам не на пользу. Куда выедем? Еще не знаю.

Напишите о своей работе, о том, что читаете, как себя чувствует Аня, как учатся и ведут себя дети.

Николай Александрович спит, но я передаю от него привет. Шлю и я его всем вам.

Н.Собинова”.

***

Из этого письма видно, что связи между бывшими заключенными не прерываются, а укрепляются.

Как всегда, Нина Михайловна большое внимание уделяет театру и литературе.

Непоколебима Нина Михайловна в положительной оценке творчества Александра Солженицына, которое, как известно, в то время в СССР оценивалось по-разному.

О том, что Константин Паустовский является любимым писателем Нины Михайловны, она говорила уже не раз. В этом письме еще раз подтверждается такое мнение.

 

В письме Нины Михайловны от 31/5-1964 г. говорится:

“Дорогие Петя и Аня!

На днях получила ваше письмо. Не писала вам, так как мало было времени, а событий было много. Николай Александрович лежал в больнице около 3-х месяцев. Он был перед больницей в плохом состоянии. Теперь он в приличном состоянии. Врач советует обязательно ехать за город. Но до 1/6-1964 г. мы ждем ответ из жилотдела по поводу отдельной квартиры. В этом году ее нам, вероятно, опять не дадут.

Теперь, вероятно съездим в Михайловское, посмотрим могилу Пушкина, а потом поедем на лоно природы, возможно, к брату под Москву, чтобы мне не было скучно. Оставаться в городе 4-е лето - просто невозможно.

Все, о чем вы пишете, я читаю. В этом году я выписываю журналы “Новый мир”, “Иностранную литературу” и “Литературную газету”.

Самое интересное у нас сейчас - это двухсерийный фильм “Гамлет” со Смоктуновским в роли Гамлета. Много бывала в театрах.

У меня гостила Татьяна Моисеевна, когда Николай Александрович лежал в больнице.

22/5-64 отмечали 60-летие Николая Владимировича Подобедова. Очень торжественно отмечали это у него на заводе. Ему вручили почетный билет комсомольца, так как он был 1-м секретарем комсомольской ячейки этого завода, надели пионерский галстук. Вручало 15 человек на специальном торжественном собрании, зачитали наши с Юрием Евгеньевичем характеристики, каким был Николай Владимирович в лагере. Преподнесли ему радиолу “Латвия”, читали специально сочиненные стихи. На собрании был специальный корреспондент города Ленинграда. Гостей с завода было дома около 40 человек.

Мы были на другой день с его родственниками. Николая Александрович тоже был, а это для него - большой подвиг. Он последнее время ни к кому не ездил и очень утомляется от новых впечатлений.

Из прочитанного за последнее время больше всего понравилась книга Андре Моруа “Три Дюма” - о дяде, отце и сыне Дюма. Книга написана блестяще. Очень хороши рассказы Сомерсета Моэма, роман “Презрение” Альберто Моравиа.

С большим интересом читаю в “Новом мире” (№ 3-4, 1964 г.) “Годы и войны” - воспоминания генерала армии А.В.Горбатова. Прочла биографическую книгу Александра Тодорского “Маршал Тухачевский” и многое другое.

Очень сожалеют, что Александр Солженицын не удостоен премии. Его творчество и творчество Константина Паустовского я ценю больше всех.

Мне кажется, что фильм “Тишина” слишком растянут. “Двое” нравится больше.

Николай Александрович и я шлем вам и Ане привет и целуем девочек.

Н.Собинова”.

***

Несмотря на болезнь Николая Александровича, Нина Михайловна не опускает руки, ведет нормальную жизнь. Вместе с другими она отмечала 60-летие Николая Владимировича Подобедова, посещала, фильмы и, как всегда, читала произведения русских и иностранных писателей.

Следует отметить, что среди иностранных писателей оказались писатели не одной, а разных национальностей: Андре Моруа - француз, Сомерсет Моэм - англичанин, Альберто Моравиа - итальянец.

Разумеется, что такой широкий интерес к иностранной литературе, чтение совершенно разных литературных произведений не только расширяло кругозор читающего, но и обогащало эстетически, вырабатывало обостренное чувство прекрасного, что было свойственно Нине Михайловне.

Гданьск, 20/6-1992 г.

В письме Нины Михайловны от 9/5-1965 г. сказано:

“Дорогие Анечка, Петя и девочки!

Очень давно вам не писала. Много всякого беспокойства в связи с болезнью Николая Александровича. Сейчас он лежит в институте имени Бехтерева. Он очень ослабел из-за принимаемого им лекарства, оно делает его инертным. Без движения, без воздуха в больнице он потерял аппетит.

Кроме того, у него было в декабре прошлого года воспаление легких. Все это привело к ослаблению организма. Он стал очень уставать, задыхаться. В больнице он лежит с 13/4 и уже ему значительно лучше. Думаю, что все будет в порядке, а 31/5 - мы с ним едем в пансионат в Зеленогорск (бывший Териоки - город недалеко от Ленинграда, на северном берегу Финского залива). Едем всего на 20 дней. Потом собираемся поехать по Волге.

Очень сожалею, что вам пришлось перенести операцию по поводу язвы желудка. Но, наверно, теперь не будет болеть и все уже наладилось. Да, нам всем, прошедшим тяжелый путь заключения, болезней не занимать, их хватает вполне. Мы, женщины, как-то держимся крепче. Николай Владимирович Подобедов очень страдает стенокардией, и, хотя он получает персональную пенсию, все еще работает (ему 23/5 - будет 61 год).

Юрий Евгеньевич Алякрицкий страдает холециститом и перенес инфаркт, Николай Владимирович Подобедов на одной лекции встретил Марию Борисовну Попову. Говорил, что она мало изменилась, почти такая же, только плохо слышит. Ей - 73 года.

Пока Николай Александрович лежит в больнице, я собираюсь дней на 6 поехать в Москву. Ждала к себе Татьяну Моисеевну, но у нее сильное обострение язвы желудка, и она отложила приезд. Возможно из Москвы в Ленинград приедем вместе.

Яков Иосифович Бендик недавно был в Москве, виделся с Татьяной Моисеевной, но подробностей я не знаю. Татьяна Моисеевна обещала рассказать при встрече.

Выписываю много журналов. В театре бываю изредка, в кино чаще. В начале года прочитала “Свидание с Нефертити” Владимира Тендрякова. Роман очень понравился. Тендряков, безусловно, - сильный писатель. Но мои все симпатии связаны с Паустовским. С нетерпением жду объявления о присуждении ему Ленинской премии.

Ваш однофамилец Александр Котов (шахматист) написал интересный роман “Белые и черные” (3-й номер “Москва” за 1965 год. Собираюсь читать.

Журналы “Новый мир” и “Иностранную литературу” читаю регулярно.

Прочла “Горькие травы” Петра Проскурина. Опять о культе Сталина. Но никто еще не написал об этом лучше Александра Солженицына.

Поправляйтесь и не обижайтесь за долгое молчание. А каково здоровье Ани? Целую девочек. Привет от Николая Александровича

Н.Собинова”.

***

Содержание этого письма я определил бы словами Нины Михайловны: “Да, нам всем, прошедшим тяжелый путь заключения, болезней не занимать…” Каждый чем-то болен. Николай Александрович Невзоров часто бывает в больнице в связи с психическим расстройством, Подобедов страдает стенокардией, Алякрицкий - холециститом, у Татьяны Моисеевны - язва желудка, у меня - тоже. В общем, пребывание в заключении ни для кого не прошло бесследно. А что касается следа, то он остался в форме разных физических и психических болезней.

 

В письме Нины Михайловны от 9/10-1966 г. говорится:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Получила ваше, письмо, которое давно уже ждала. На этот раз ваше письмо шло всего 3 дня.

Я тоже все лето не была дома. В течение 3-х месяцев слонялась по белому свету: трудно остаться одной в той комнате, где нет самого близкого и дорогого тебе человека, который всегда был родом.

Вы, Петя, знаете всю историю наших больших и долгих отношений, знаете через какие препоны все это прошло.

Вернувшись из путешествий, 4 сентября была в Москве, ездила по Волге до Астрахани и обратно, потом опять была в Москве, 3 недели была у университетской подруги Лизы под Муромом, опять в Москве, и потом 5 недель под Киевом у подруги Татьяны Моисеевны, вместе с ней.

Подобедова вижу систематически. Он все еще работает (ему 62 года), но сердце барахлит (стенокардия). Алякрицкий был у меня один раз после смерти Николая Александровича.

Татьяна Моисеевна встретилась в Москве у Пергамента с Аней Бокал. Зурабов (её муж) умер года два тому назад от инфаркта, кажется, Аня имеет скорбный вид, как пишет Татьяна Моисеевна. Меня помнит и просила Татьяну Моисеевну устроить со мной, когда я буду в Москве. У нее дочь (ее и Зурабова).

С Лидией Мартыновной, которая приехала из Эстонии, была в театре, в Эрмитаже, где была французская выставка “Роден и его эпоха”. Выставка произвела большое впечатление. Скульптуры Родена удивительно динамичны и выразительны. Очень хороши Бурдель и Майоль. Тут же посмотрели французских импрессионистов, которые находились на 3-м этаже Эрмитажа.

С Лизой была на выставке Родена еще раз. Посмотрели очень острую комедию “Свадьба на всю Европу”, слушали концерт Джона Огдона.

Моя приятельница Лиза только что вернулась из Болгарии, где провела отпуск. Впечатление большое. Страна очень красивая. К сожалению, я лишена этой возможности - посмотреть, что делается за рубежом, так как нигде не работаю, а значит - не могу достать путевку.

Пишите почаще. Отвечать буду быстрее, так как теперь ничем не связана, хотя такая “свобода” постыла. Лучше тяжелее, но с Николаем Александровичем.

Целую вас всех и помню

Н.Собинова”.

***

В этом письме, кроме сведений о наших общих знакомых, безусловно, очень интересно описание посещения Эрмитажа, где была в то время французская выставка под заглавием “Роден и его эпоха”. Нина Михайловна не только сообщает о посещении выставки, вместе со своей подругой по университету, но и пишет о своих впечатлениях от этой выставки.

Следует отметить, что в письме упомянуты две новые фамилии - Пергамент и Зурабов. Зурабов был в заключении в Адаке, вместе с Анной Григорьевной Бокал. Впоследствии - это муж и жена.

Что касается Пергамента, то это человек довольно известный. Абрам Давыдович Пергамент - бывший секретарь Троцкого и бывший помощник председателя горплана Моссовета.

А.Д.Пергамент рождения 1903 г. В 1927 г. был арестован органами ОГПУ за “троцкистскую” деятельность и выслан на 2 года в Вятскую губернию, в 1936 г. Особым Совещанием НКВД приговорен к 5-ти годам исправительно-трудового лагеря.

В июне 1937 г. при этапировании партии заключенных из Ухты в Воркуту несколько человек, в том числе и Пергамент, составили большой силы обличительный документ о незаконных репрессиях, о произволе администрации лагерей, о нечеловеческих условиях жизни и рабском труде.

Заявление это было выслано в Центральный Комитет BКП(б) и в Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала.

Здесь нет возможности привести полностью этот документ. Он опубликован в книге “Печальная пристань” (Коми книжное издательство, Сыктывкар 1991, стр.402-404).

Вполне уверенно можно сказать, что это документ – исключительный. Подобных документов, так смело критикующих сталинский режим, в то время вообще не встречалось.

Заявление это подписали: Вячеслав Войцехович Родзыминский (поляк по национальности, член ППС с 1904 года), Марк Ильич Миньков, Александр Борисович Рубинчик, Абрам Давыдович Пергамент, Иван Михайлович Зосимов, Андрей Дмитриевич Дешкин, Христофор Иванович Дипнер и Владимир Николаевич Давыдов.

Инициатором подачи заявления и автором был Марк Ильич Миньков. Окончательная редакция заявления принадлежала Пергаменту.

Высылка заявления о незаконных репрессиях в Центральный Комитет ВКП(б) для людей, подписавших его, не прошло даром. Сталин и его сатрапы-соратники были мстительны. Судьба людей, подписавших заявление, оказалась трагической.

Постановлением тройки УНКВД Архангельской области от 13 января 1938 года Рубинчик, Зосимов, Родзыминский и Миньков за “контрреволюционную деятельность” были приговорены к расстрелу. Постановление тройки в отношении них исполнено 30 марта 1938 года. Родзыминскому и Минькову даже не предъявили обвинения и их ни разу не допросили.

Приговором лагерного отделения Верховного суда Коми АССР от 17 июля 1938 г. на основании статей 58-10 и 56-11 УК РСФСР Пергамент, Дипнер и Дешкин приговорены к расстрелу, а Давыдов к 10-ти годам лишения свободы.

Определением специальной комиссии Верховного суда РCФCР от 20 сентября 1938 года приговор изменен, наказание в виде расстрела Пергаменту, Дипнеру и Дешкину заменено лишением свободы сроком на 10 лет каждому.

Такое жестокое наказание совершенно не соответствовало составу преступления: в составленном и подписанном коллективном заявлении содержалось изложение ряда фактов о незаконных действиях лагерной администрации в отношении заключенных и недопустимых условиях их пребывания и этапирования.

В действиях осужденных: никаких признаков преступления не содержалось. Впоследствии все они были реабилитированы.

Что касается А.Д.Пергамента, то он полностью отбыл десятилетний срок, а по окончанию его был направлен на спецпоселение в Карагандинскую область, а после реабилитации, в 50-х годах вернулся в Москву.

Как известно из письма Нины Михайловны, в 60-годах встречались с ним в Москве наши знакомые по заключению и высылке.

Впоследствии на мой вопрос: как произошла встреча Татьяны Моисеевны Ривош и Анны Григорьевны Бокал с Пергаментом? Нина Михайловна ответила: “Рыбак рыбака видит издалека”, что означает: свой стремится найти своего человека, и прочитала мне отрывок из стихотворения Анны Бокал:

Забвенье - хуже святотатства,
Друзей забыть я не могу.
Любовь и лагерное братство
С тех пор я в сердце берегу.

И действительно “лагерное братство” - совместные тяжелые переживания сближают людей, что видно по взаимоотношениям Нины Михайловны с людьми, бывшими вместе с ней в заключении или на высылке.

Принцип: “Политзаключенные всех стран, соединяйтесь!” был нам близок, и мы старались применять его в практике нашей жизни.

***

В письме Нины Михайловны от 20/XI-1966 г. было сказано:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Большое спасибо за хорошее письмо и приглашение. Очень оно меня соблазняет, так как никак не удалось мне посмотреть ни одну из зарубежных стран, учитывая то, что я - пенсионерка и ни с какими организациями не связана.

Конечно, мне хотелось бы поехать, посмотреть Варшаву и Краков, повидать вас и поговорить обо всем.

Мне хотелось бы поехать в мае, но не раньше, чем числа 5-го. Но только в том случае я могу ехать, если, как я уже сказала, не обременю вас.

Сегодня день рождения Николая Александровича, ему исполнилось бы 66 лет. Я была у него на кладбище. В прошлом году в это время он еще был жив и был довольно бодр. А теперь нет его, и никогда уже не будет. А вы знаете, какой крепкой дружбой были мы с ним связаны. Без него я живу как-то очень неуверенно, все никак не привыкну к одиночеству. Спасают только книги.

Продолжаю выписывать “Новый мир” и “Иностранную литературу”. Очень люблю эти два журнала.

За этот год “Иностранная литература” богата хорошими вещами. Сейчас читаю “Комедианты” Грехема Грина (№ 9-10).

В “Новом мире” опубликованы очень хорошие статьи на литературные и общественные темы. “Литературная газета” частенько обрушивается на “Новый мир”, часто весьма нетактично.

Следили ли вы за полемикой двух органов по поводу статьи Эмиля Кардина “Легенды и факты” во 2-м номере журнала “Новый мир” за этот год? Я даже влезла в эту полемику. В 9-ом номере “Нового мира” ее продолжение в разделе “Без комментариев” и в “Литературной газете” за 3/XI-66 г. в статье “Литературные забавы”.

В “Новом мире” мне очень понравилась повесть Василия Быкова “Мертвым не больно” и Чингиза Айтматова “Прощай, Гульсари”. “Хранитель древностей” Юрия Домбровского я читала уже давно, так как выписываю “Новый мир” с 1962 года.

С большим удовольствием посмотрела в последнее время кинокартину “Они шли за солдатами”. Кинокартина “Война и мир” меня не удовлетворила, главным образом из-за роли Андрея Болконского, которую бесцветно играет В.Тихонов.

Несколько раз в этом году была в театре. Здесь, в Ленинграде, в “Театре Комедии” идет новая, очень острая вещь “Свадьба на всю Европу” Аркадия Арканова и Григория Горина - о показухе и приспособленчестве.

Недавно приобрела приемник “Спидола” (транзистор, вес 2,5 кг) с 7-го диапазонами и теперь слышу весь мир.

С соседями живу в мире. Они шлют вам привет, а девочек целуют. Подобедова вижу часто, он меня не забывает. Завтра еду к ним на день рождения его жены.

Юрия Евгеньевича давно не видела. Он был у меня, кажется, в мае этого года.

Объявился Константин Прусаков и Иван Иванович Лебедев. С ними виделся Подобедов. Где-то в Ленинграде живут бывшие адаковцы - Мария Борисовна Попова и Зина Кишлачева.

Я виделась с Верой Васильевной Большовой в Саратове и здесь, в Ленинграде.

Подобедов шлет вам привет.

Еще раз благодарю за приглашение. Очень хочется посмотреть, как выросли Ирочка и Леночка. В конце декабря еду в Москву к Татьяне Моисеевне.

Целую вас всех.

Н.Собинова”.

***

Несмотря на желание Нины Михайловны приехать в Польшу, ее поездка не состоялась из-за плохого самочувствия.

Как видно, после смерти Николая Александровича, свое одиночество Нина Михайловна старается заглушить чтением книг и журналов, посещением театра и кино, стремится поддержать связи со своими прежними друзьями и знакомыми.

***

В письме Нины Михайловны от 24/1-1967 г. было сказано:

“Дорогие Аня и Петя!

С 24/12-66 г. по 21/1-1967 г. я была в Москве и получила оба ваши письма, уже приехав домой.

Совершенно не ожидала, что вы так быстро сделаете с вызовом и растерялась.

Дело в том, что у меня обнаружилась одна болезнь, которая, наверное, мне не даст возможность ехать, так как возможно будет предстоять операция, без которой я не могу ни много двигаться, ни носить какие бы то ни было тяжести. Вот теперь я не знаю, что мне делать.

Конечно, мне очень хотелось бы поехать в Польшу, но судьба ко мне немилосердна и препятствует этому.

В Москве я была около месяца, 3 раза была в театре. Смотрела в театре “Современник” пьесу современного английского драматурга Джона Осборна “Оглянись во гневе”, в театре Вахтангова смотрела “Насмешливое мое счастье” Малигина. Эта пьеса построена из писем Чехова к Ольге Леонардовне Книппер, брату Александру, Марии Павловне, Горькому и их ответов ему.

Потом в театре Ермоловой смотрела пьесу современного французского драматурга Жана Ануйа “Бал воров”. Это очень современная пьеса с острым сюжетом и сатирой на высшее общество.

Посетила Третьяковку и была на архитектурной выставке ФРГ. Остальное время провела в беседах с друзьями, главным образом с теми, кто был вместе с нами в заключении в Адаке и на высылке в Енисейске.

Была у Ани Бокал, которая живет в Москве с 19-летней дочерью. Она была замужем за Виктором Зурабовым, которого вы не застали уже в Адаке. Он умер 3 года тому назад в Москве в возрасте 59 лет. С Воркуты они вернулись только в 1963 году, где работали по вольному найму.

Саша Зильберт погиб в авиационной катастрофе, но при вас его в Адаке уже не было.

По приезде в Ленинград Подобедова еще не видела. 28/1-1967 годовщина смерти Николая Александровича. Я с Николаем Владимировичем Подобедовым пойду на кладбище.

Юрия Евгеньевича давно не видела, и видеть его нет охоты. Мы с ним начинаем расходиться во взглядах.

Аня Бокал говорит, что Варя Мебуки жива.

Соседи шлют вам привет. Они часто вспоминают Леночку и Ирочку.

Целую вас всех, особенно девочек.

Н.Собинова”.

***

Будучи в Москве, Нина Михайловна не забывает о театре. Следует подчеркнуть разнообразие выбора пьес авторов, в числе которых оказались английский драматург Осборн, французский Ануйя и русский -Малигин.

Не порываются связи с бывшими заключенными и высланными, которых Нина Михайловна называет своими друзьями.

Среди наших знакомых по Адаку появилась фамилия - Мебуки. Варвара Мебуки - грузинка по национальности. Симпатичная брюнетка с большими выразительными серыми глазами. Работала она в бухгалтерии ОЛП(а). С виду в то время (1943-1945 гг.) ей можно было дать лет 30-35 (П.К.).

В письме Нины Михайловны от 3/3-1967 г. сказано:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Я очень огорчена болезнью Петра Харитоновича. Надеюсь, что теперь уже здоровье ваше восстановлено, и вы уже находитесь дома, а не в больнице.

У нас тоже был азиатский грипп (вирус “В”), чреватый всякими осложнениями, особенно на бронхи и легкие. К счастью, я избежала его, хотя когда была в Москве, он был в разгаре. Пока я еще не знаю, смогу ли я воспользоваться вашим любезным приглашением в связи с предстоящей операцией.

6/3-1967 г. я еду в Москву, вернее за Москву, к своей еще университетской подруге. Вернусь домой к половине апреля. Дома без Николая Александровича мне очень одиноко и я все время строюсь куда-нибудь выехать. В Москве мне всегда интересно с Татьяной Моисеевной.

Не знаю, знали ли вы в Енисейске Николая Николаевича Говорова? Это был муж моей приятельницы Лидии Мартыновны - тоже ссыльной эстонки. 15/2-1967 г. он умер от рака желудка в Таллине в возрасте 70 лет. Он был наш, с Николаем Александровичем и Татьяною Моисеевной, близкий знакомый.

Здесь, под Ленинградом, живет Иран Иванович Лебедев, а также Костя Прусаков. Николай Владимирович Подобедов иногда встречается с ними.

Николай Владимирович часто болеет, но все еще работает. Завтра, наверно, поеду к ним, прежде чем выехать в Москву.

Я в последнее время стала меньше читать, больше слушаю радио. С большим интересом прочитала в 11 (одиннадцатом) номере журнала “Москва” за 1966 г. роман Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита”. Продолжение было в 1-м номере того же журнала за этот год, но я никак не смогла купить этот номер, хотя 12-й номер без этой вещи есть во всех киосках. Вещь интересная и многозначная, не говоря уже о прекрасном языке и стиле.

Журнал “Новый мир” как-то становится менее полнокровным, но в этом не его вина, а его беда. В 12-ом номере этого журнала за 1966 г. есть прекрасные стихи Александра Твардовского.

Привет вам от Николая Владимировича Подобедова.

Целую вас всех, особенно девочек

Н.Собинова”.

***

В этом письме, кроме сведений о судьбе наших общих знакомых по заключению и высылке, содержатся очень ценные исторические данные. Сообщается, когда и где был впервые, опубликован роман Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита” и высказано мнение об этом романе, которое впоследствии вполне подтвердилось в оценке романа критикой.

 

В письме Нины Михайловны от 2/6-1967 говорилось:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Спасибо за ваше письмо с радушным приглашением. Но, видимо, мне от него придется отказаться, хотя и с чувством сожаления.

Операции мне пока еще не было, так как пока меня не беспокоит моя болезнь, а вот в дальнейшем в дороге все может случиться.

Я решила сначала посмотреть свою страну, которую мало знаю. Недавно я вернулась из Пушкинского заповедника (село Михайловское и Тригорское), где провела 12 дней на экскурбазе и все основательно осмотрела. Я просто наслаждалась прекрасной природой, овеянной пушкинским творчеством и его обаянием.

Все там восстановлено после пожаров 1918 г. и последней войны, все бережно и с любовью охраняется. Это - очаровательный уголок русской природы и русской культуры.

Хочется поехать еще в Ясную поляну и Мелихово, где я еще не была. Сегодня смотрела фильм “В городе С” по повести Чехова “Ионыч”. В основном понравилась, но искусственно в канву рассказа вставлен и сам Чехов, и его герои из других произведений (по улицам города шагает Беликов в высоких калошах и под зонтиком, проходит Дама с собачкой, подслушивает и цыкает унтер Пришибеев). Это как-то раздражает. Есть и другие недостатки.

Посмотрела “Белу” по Лермонтову. Сделано хорошо, но Печерина теперь мало кто может сыграть с блеском - манера держаться по-аристократически утеряна. Была в Москве и кое-что посмотрела в театре.

Читаю довольно много, но думаю, что после “редакторской” правки много теряют произведения талантливейших писателей.

Как вам нравятся стихи Е.Евтушенко “Стихи о старухах” в 3-м номере журнала “Москва” за 1967 г.? Сами старухи очень довольны.

Скучаю без произведений Александра Солженицына. Наверно, вы более широко знакомы с материалами съезда писателем СССР, чем я.

3/5-1967 г. Константину Паустовскому исполнилось 75 лет. Все газеты откликнулись, но ни одной редакторской статьи не было. Жду сообщения о его награждении, но что-то запаздывают...

Еще раз благодарю за приглашение. Рада буду увидеть вас в Ленинграде или на худой конец в Москве. Все же напишите, когда будете в Москве, если не соберетесь в Ленинград.

.Напишите подробнее о том, как растут и учатся девочки.

Обнимаю и целую вас всех.

Н.Собинова”.

***

Письмо так богато сообщениями о разных культурных явлениях в жизни Нины Михайловны, что трудно было бы коротко передать его содержание. Мой совет: прочитать само письмо и задуматься над тем, как могло сохраниться такое стремление к культуре, такое обостренное чувство красоты у человека, пробывшего много лет в заключении, где все было направлено на заглушение, на подавление такого стремления?

Нина Михайловна имеет ввиду Четвёртый съезд писателей СССР, который происходил в мае 1967 г. На этом съезде говорилось об обострении идеологической борьбы между капитализмом и социализмом.

О необходимости давать решительный отпор антикоммунизму и ревизионизму говорили на съезде М.Шолохов, Н.Грибачев, Н.Тихонов, М.Танк и другие советские писатели.

***

В письме Нины Михайловны от 27/7- 1967 г. говорится:

“Здравствуйте Аня, Петя и девочки!

Я сейчас живу в Эстонии, куда ваше письмо прислала мне моя соседка Римма Семеновна.

Лето я решила пробыть в Эстонии у Лидии Мартыновны. Здесь море и сосновый лес. У Лидии Мартыновны - сад с ягодами. Приятное общество, хорошие книги и журналы.

Татьяна Моисеевна заболела и ехать не смогла, после выздоровления поедет отдыхать в Киев.

Я себя в Ленинграде чувствую одиноко без Николая и стремлюсь куда-нибудь поехать, где друзья и приятели.

Целую вас, желаю здоровья и благополучия

Н.Собинова”.

***

Лидия Мартыновна - эстонка по национальности, была в Енисейске на высылке вместе с Ниной Михайловной.

***

В письме Нины Михайловны от 4/6-1969 г. сказано:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Получила ваше письмо сегодня. В половине июня я поеду в Эстонию, но в начале августа буду в Ленинграде несколько дней. Думаю, что в Ленинграде буду примерно до 5 августа, так что с вами смогу увидеться.

Я живу в Ленинграде чуть не меньшую, половину года, зимой бываю месяца два в Москве, где встречаюсь с Татьяной Моисеевной, Аней Бокал и другими. С Бендиком иногда переписываюсь. В Эстонии бываю у Лидии Мартыновны.

Жизнь моя в Ленинграде проходит часто в тоске и одиночестве. Очень скучаю без Николая Александровича, час то хожу к нему на кладбище.

Читаю больше толстые журналы, преимущественно “Новый мир” и “Иностранную литературу”. В 3-м номере “Нового мира” за этот год очень понравился “Круглянский мост” Василия Быкова, автора “Мертвым не больно”.

За прошлый год в том же журнале с большим интересом прочла повесть Владимира Тендрякова “Кончина”, но самое сильное впечатление за последние годы произвел на меня роман Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита”.

В театре и кино бываю довольно часто, с миром общаюсь при помощи телевидения и радио.

Надеюсь с вами увидеться в Ленинграде. У моего соседа умерла в прошлом году жена - Раиса Семеновна. Очень жаль ее.

Всех рас крепко целую, желаю вам доброго здоровья и много радости.

Н.Собинова”.

***

Летом 1969 г. наша семья собиралась поехать в СССР к моим родственникам. Письмо Нины Михайловны связано, в основном, с этим явлением.

***

В письме Нины Михайловны от 13/1-1970 г. говорится:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас всех с Новым годом, шлю самые наилучшие пожелания. Последнее время у меня гостила 1,5 месяца моя подруга университетских лет и мы очень много ходили в театр, кино и музеи.

Сейчас в Эрмитаже - выставка картин голландского художника Рембрандта, а в Русском музее - Сомова, на которой я была. Я очень люблю художников этой поры: Сомова, Серова, Коровина, поэтому Сомов мне доставил нечаянное удовольствие, особенно его портреты Мартыновой, Носовой, Блока, Рахманинова, Сологуба.

Посмотрела в театрах очень неплохие инсценировки “О мышах и людях” американского писателя Джона Стейнбека у Комиссаржевской, “Униженные и оскорбленные” в театре Ленинского комсомола, “Час пик” польского писателя Ежи Ставиньского в Пушкинском театре.

Конечно, сама повесть Ставиньского гораздо острее, чем спектакль, но и он доставляет удовольствие.

В том же театре смотрела “Болдинскую осень” все с той же проблемой - поэт и власть.

Была и на концертах в филармонии, где у меня абонемент на 6 концертов, смотрела балет “Дон Кихот”, словом, всего не пересчитаешь.

С большим удовольствием прочитала в “Новом мире” повесть Георгия Владимова “Три минуты молчания”, а сейчас читаю в 10-м номере “Нового мира” за прошлый год “Подорожные встречи” Лидии Гинзбург, но вообще-то последнее время, кроме “Нового мира” и “Иностранной литературы”, ничего не просматривала даже. Нужно сходить и просмотреть в читальне.

Погода в Ленинграде стоит почти все время теплая. Сильных морозов нет. В феврале ожидаем чемпионат Европы по фигурному катанию. Он будет в Ленинграде, но, конечно, на стадион не находишься, а пока с завтрашнего дня будем смотреть отборочные соревнования по телевизору из Киева.

В апреле думаю съездить в Москву, а летом опять поеду в Эстонию. Возможно, летом вы опять будете в Ленинграде? Буду очень рада видеть вас.

Обнимаю и целую вас всех и желаю доброго здоровья.

Н.Собинова”.

***

В этом письме содержатся очень интересные сведения о выставках в Эрмитаже и Русском музее в Ленинграде. Интересно и то, что при выборе театральных произведений почти всегда среди их авторов оказываются не только русские, но и иностранные писатели (в данном случае Стейнбек, Ставиньский).

***

В письме Нины Михайловны от 27/9-1972 г. было сказано:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Очень давно ничего не знаю о вас. Лариса Яковлевна писала, что Петя болен. Я тоже писала вам, но ответа не получила. Как вы теперь?

В этом году лето я, как всегда, провела в Эстонии, но приятный отдых в лесу был прерван. Я сломала себе ногу (здоровую) в лодыжке и две недели пролежала в больнице, а остальные две недели полулежала на квартире, гипс сняли через месяц. Вначале ходила с тросточкой, а теперь, приехав в Ленинград 3/9-1972, хожу без всяких подпорок, но осталась небольшая боль и неудобно спускаться по лестнице.

В этом году посещаю кино и музыкальные вечера по абонементу. Довольно интересно.

Читаю, в основном, толстые журналы. “Новый мир” так оскудел, что за этот год, кроме “Разбитой жизни” Валентина Катаева, ничего стоящего не было. Веру Кетлинскую я не выношу, а Шагинян погрузилась в национализм.

В “Иностранной литературе” понравился мне роман американского писателя Артура Хейли “Аэропорт”.

У нас здесь, в Ленинграде, вышла очень интересная книга воспоминаний о Александре Грине, включая в себя и воспоминания его жены Нины Николаевны, умершей в Старом Крыму в 1970 году. Она была в немилости у местных властей за то, что осталась в оккупации.

Мы с приятельницей были в 1971 г. в Крыму, посетили в Феодосии вновь открытый музея Александра Грина и его крошечный домик в Старом Крыму, сбереженный Ниной Николаевной. Умер Грин почти в нищете в этом домике. Его съели рапповцы, он перестал печататься.

“Мы с тобой горькие бедняки”, - говорил он жене перед смертью. Некоторые страницы нельзя читать без слез. Умер он от рака желудка в 1932 г.

Поляков Александр Грин, наверно, заинтересует не только как замечательный писатель, автор довольно известной повести “Алые паруса”, но и как человек польского происхождения.

Настоящее имя его - Александр Гриневский. Отец его был поляк, повстанец 1863 г., сосланный 16-летним юношей в Сибирь – все это отмечено в его биографии и зафиксировано в “Краткой Литературной Энциклопедии”, что случается довольно редко. Даже не знаю, чем можно объяснить такое явление? Может быть, старанием его жены – Нины Николаевны.

Весной в Ленинград приезжал Бендик со своей 9-летней внучкой, он показывал ей Ленинград. Я его встречала на вокзале, провола его до квартиры, где он остановился, через три дня я уехала в Эстонию. Он постарел, но еще очень бодр. Ему 76 лет.

В Эстонии я постоянно встречалась с Лидией Мартыновной, а в Таллине (там пересадка) меня встречала и провожала другая эстонка – Мария Юрьевна - тоже бывшая ссыльная, она была в Енисейске, вместе с нами.

Юрии Евгеньевич и Николай Владимирович скрипят. Особенно последний часто болеет, хотя он моложе Юрия Евгеньевича. Николай Владимирович иногда меня навещает, а Юрий Евгеньевич - никогда, звоню по телефону ему обычно я.

Лето у нас было невыносимо жаркое, вокруг Москвы, а потом и в Ленинграде были лесные и торфяные пожары, осень очень теплая и затяжная.

Думаю в половине января съездить в Москву к брату и повидать друзей: Татьяну Моисеевну, Аню, Бокал и других.

Будьте здоровы. Пишите.

Обнимаю и целую вас всех.

Ваша Н.Собинова”.

***

В этом письме интересны и полезны сведения об условиях жизни Александра Грина (Гриневского) в Старом Крыму и сообщения о жизни наших общих друзей и знакомых - бывших заключенных и ссыльных.

В письме Нины Михайловны от 22/5-1974 г. говорится:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Рада была получить ваше поздравление, вместе с чудесным видом Гданьска. Спасибо за память.

Я перед 1-м мая была больше месяца в Москве, вернее под Москвой у брата.

В Москве больше была у Татьяны Моисеевны, там же была Лидия Мартыновна Каранг, приехавшая из Эстонии на выставку гробницы Тутанхамона.

Я тоже была на этой выставке, куда попала довольно легко. Bпeчатление очень сильное. Большое мастерство, изящество.

Была в театре Ермоловой на малой сцене “Грамматика любви” по трем произведениям Ивана Бунина – “Темные аллеи”, “Мадрид” и “Дуся”.

В Ленинграде в театре бываю довольно часто. Очень понравилась мне в театре Комиссаржевской трагикомедия Григория Горина “Забыть Герострата!” - великолепная проекция из прошлого в настоящее.

Хорошо идет у них постановка исторической трагедии Алексея Константиновича Толстого “Царь Федор Иоанович”, а вот в Москве в Малом театре на эту постановку не попадешь: там царя Федора играет Иннокентий Смоктуновский.

С литературой очень плохо. Выписываю только “Иностранную литературу”, но журнал становится все менее интересным. “Новый мир” перестала выписывать, так как без Александра Твардовского он захирел.

Библиотека (ближайшая) закрыта на ремонт, поэтому перебиваюсь “Литературной газетой”. Ее читать иногда интересно, если пропускать бранные статьи.

По мере возможности удовлетворяю свою любознательность обо всем мире. Теперь это делать легче. Некоторые событие очень переживаю.

Здесь вижусь только с Николаем Владимировичем Подобедовым, к которому сегодня еду на день рождения (ему 70 лет). Юрий Евгеньевич Алякрицкий лежит в больнице - у него 2-й инфаркт. Подобедов его навещал в больнице.

От Веры Васильевны Большовой из Саратова получила очень тяжелое письмо. Она себе предсказывает рак, а в письме излагает все перипетии грядущего. Это уж очень не в моем духе, и я была ошеломлена.

В Красноярске умер пианист Шварц, который был вместе с нами в Енисейске на высылке. После освобождения из ссылки, он поселился г.Красноярске и имел там большую известность в музыкальном мире. Ему было едва ли 60 лет. 3-й инфаркт.

Юрию Евгеньевичу исполнилось 78 лет. Числа 10/6 я хочу ехать в Эстонию, хотя в этом году там море закрыли. Какие-то идиоты вылили в залив отходы авиагорючего. Придется купаться ездить на автобусе на Финский залив. Вот какие невеселые дела.

Целую и обнимаю вас всех.

Н.Собинова”.

***

В этом письме интересны сообщения о театральных представлениях в Москве и в Ленинграде, а также сообщение о снижении качества журнала “Новый мир” после смерти его Главного Редактора - Александра Твардовского (18/12-1971).

***

Начиная с 1975 г. Нина Михайловна не пишет таких подробных писем о своей жизни, а присылает небольшие открытки. В открытке от 18/8-75 г. было сообщение о смерти Юрия Евгеньевича Алякрицкого. Умер он от инфаркта сердца 21/7-1975 г., на 79-ом году жизни.

В другом письме за этот же год (20/12-1975) Нина Михайловна сообщила о том, что летом была в Эстонии, потом под Москвой у брата и в Москве, где помогала сестре Татьяны Моисеевны ухаживать за больной Татьяной Моисеевной. Сообщалось о том, что в Ленинград она вернулась 7/XI-1975 г., вскоре к ней приехала приятельница, с которой они часто ходили в театры, посещали разные выставки. Например, были на американской выставке под заглавием “Техника и жилище в США”, были на выставке французского искусства 1974-1975 годов.

***

В присланной открытке от 16/12- 1976 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом и желаю, чтобы он был для вас счастливым и обильным.

У нас все по-старому - зима, весной не пахнет.

Я долго болела, но сравнительно сносно. Правда, недавно лежала в больнице по поводу, операции (грыжа), но все обошлось благополучно, так как хирург был отличный.

Не хотелось бы огорчать на Новый год, но, так как я пишу очень редко, то, пользуясь случаем, сообщаю, что многие наши друзья и знакомые ушли на тот свет. Татьяна Моисеевна 25/1-1976 г., Юрий Евгеньевич 21/7-1975 (кажется, я рам уже писала), и, видимо, Вера Васильевна Большова, так как от нее нет писем.

Николай Владимирович Подобедов, хоть и болеет, но еще живет. 1/12-1976 г. мне исполнилось 70 лет.

Обнимаю и целую вас всех.

Н.Собинова”.

***

 

В открытке от 18/12-1977 г. говорится:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом и хочу, чтобы вы все были здоровы и счастливы.

Я живу все также, летом, как всегда, была в Эстонии, часто виделась с Лидией Мартыновной. Там мне очень нравится, там много людей, близких нам по судьбе, и отношения с ними очень хорошие.

Весной и осенью была в Москве у брата.

Я вам, кажется, уже писала, что 25/1-76 г. умерла Татьяна Моисеевна, а летом 1975 г. – Юрий Евгеньевич.

Я пока еще держусь, часто бываю в театрах и кино.

Обнимаю и целую вас всех.

Н.Собинова”.

***

В открытке от 16/12-1978 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом. Желаю здоровья, успехов и счастья. Давно не получала от вас весточки, но часто вспоминаю вас всех.

Я живу по-старому, относительно здорова, но неуклонно иду к старости и концу (мне 72 года).

Недавно вернулась из Москвы, гостила у брата, виделась с Анной Григорьевной Бокал.

Здесь, в Ленинграде, вижусь только с Подобедовым. Он часто болеет, но еще бодр (ему 74 года).

Иван Иванович Лебедев и Костя Прусаков отправились к праотцам. Все стареем, да и времени прошло много.

Я много читаю, изредка хожу в театр и кино.

Обнимаю вас и девочек. Жду встречи.

Ваша Н.Собинова”.

***

В открытке Нины Михайловны от 27/12-1979 г. было сказано:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом! Желаю здоровья, счастье, интересной жизни.

В моей жизни - никаких перемен. Читаю, изредка хожу в театр (сейчас буду ходить чаще, так как приедет брат с внучкой, ей 15 лет).

Осенью была в Москве, видела Аню Бокал и сестру Татьяны Моисеевны (Татьяна Моисеевна умерла в январе 1976 г.).

Очень давно от вас нет весточки. Как вы там живете? Надеюсь, не хуже нас? Каково ваше здоровье?

Обнимаю вас

Ваша Н.Собинова”.

***

В открытке от 21/12-1980 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом, шлю самые лучшие пожелания. Всегда помню вас. С большим интересом слежу за жизнью в вашей стране, хотя не всегда все понимаю.

Рада тому, что в вашей семье все нормально. Я тоже живу по-старому и, конечно, старею. Лето провожу в Эстонии, а весной и осенью езжу к брату под Москву. Изредка хожу в театр, чаще в кино.

Читали ли вы “Альтиет Данилов” Владимира Орлова – в “Новом мире" № 2, 3, 4 за 1980 год? Меня эта вещь заинтересовала.

Целую и обнимаю вас.

Н.Собинова”.

***

Как известно, после забастовок рабочих в Польше летом и осенью 1980 г. был легализован профессиональный союз под названием “Солидарность”.

О забастовках рабочих, о возникновении и формировании профсоюза “Солидарность” в разных издательских органах очень много писалось и не только в Польше, но и в СССР. Причем, события эти оценивались по-разному в Польше и в СССР. Может быть, этим объясняется такое высказывание Нины Михайловны: “С большим интересом слежу за жизнью в вашей стране, хотя не всегда все понимаю”.

Удивляться этому нечего. В Польше тоже не “все понимали” в то время.

Сегодня, 14 августа 1992 г. исполнилось 12 лет со дня начала забастовки рабочих Гданьской судоверфи, где было подписано соглашение между правительством и бастующими рабочими о реализации 21 пункта с требованиями рабочих.

В настоящее время исполнилось три года нахождения у власти правительства “Солидарности” (с 1989 г.). Эти три года показали огромную пропасть между идеалами и их реализацией в жизни. Показали огромную пропасть между обещаниями и их исполнением, но это, очевидно, так бывает в жизни при каждой кровавой и при каждой бескровной революции.

***

В начале 1981 г. мы получили от Нины Михайловны не открытку, а письмо. В этом письме, от 23/2-1981 г., было сказано:

“Дорогой Петр Харитонович!

Я получила вашу книгу стихов 17/2-1981 г. Большое вам спасибо за память (речь идет о книге “С того берега”, Морское Издательство, Гданьск, 1980 г. Книга была издана на польском языке - П.К.).

Очень рада за вас, что вы печатаетесь - печатаетесь и как поэт.

И хотя я не владею польским, но у меня есть ваши стихи на русском, да и в этой книге есть несколько стихотворений-автографов на русском.

Книга внешне создана хорошо, с хорошей графикой. Мне ваши стихи нравятся, а содержание их особенно близко. Думается, что по этой причине у нас эти стихи появиться бы не могли.

Первую вашу книгу стихов (речь идет о книге “Вечный огонь” - книга на русском языке - П.K.) я показывала Ане Бокал. Она сама интересный поэт, и у нее есть стихи на ту же тему (см. отрывок из стихотворения Анны Бокал на стр.102 этого текста - П.К.). Ваши стихи ей понравились. К сожалению, она уезжает на запад с дочерью и внучкой в марте.

Теперь из близких по Адаку остался только Николай Владимирович Подобедов. Он много болеет, но духом не падает.

Яков Иосифович Бендик живет в Жданове, ему уже 84 года. Переписываемся только под праздники, но на Новый год я от него ничего не получила.

Читаю, как всегда, постоянно, но в этом году не удалось подписаться ни на один толстый журнал - нет лимитов.

“Литературную газету”, правда, пока удается выписывать, но первые 7 страниц редко бывают интересными.

Недавно была на выступлении Аркадия Райкина с новой программой. Очень острая сатира. Все-таки он пока единственный в своем роде.

Много слышала и читала о событиях в Польше. Чем все это кончится?

Желаю вам успехов в вашем творчестве. Еще раз благодарю за книгу и память.

Большой привет Ане и девочкам.

Обнимаю вас всех. Будьте здоровы.

Ваша Н.Собинова”.

***

Как видно, на этот раз Нина Михайловна отступила от принятого обычая: вместо открытки прислала письмо. Вызвано это было, очевидно, получением моей книги стихов и событиями, происходящими в Польше.

Разумеется, что письмо это меня очень радует. Радует, прежде всего, тем, что между бывшими адаковцами не прерывается связь и тем, что мои лагерные стихи нравятся двум бывшим адаковкам - Нине Михайловне Собиновой и Анне Григорьевне Бокал - бывшим преподавателям русского языка и литературы, одна из? которых – интересная поэтесса - в оценке Нины Михайловны.

Конечно, радует меня и то, что Нина Михайловна проявляет интерес к событиям, происходящим в Польше.

В открытке от 26/12-1981 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом, желаю здоровья, благополучия, жизненных успехов. Пусть у вас будет спокойно, а за Новогодним столом весело и обильно.

Я пока жива и относительно здорова. У меня гостил брат, ходили в театр несколько раз.

У нас зима очень снежная, снег убирают плохо, ходить трудно.

Хотелось бы получить от вас весточку.

Всегда помню.

Ваша Н.Собинова”.

***

В открытке Нины Михайловны от 21/12-1982 г. было сказано:

“Дорогие Аня, Петя, Леночка и Ирочка!

Поздравляю вас с Новым годом и шлю самые лучшие пожелания. Надеюсь, что вы все здоровы и ваша жизнь налаживается (судя по газетам).

У меня все по-старому. Летом езжу в Эстонию, весной и осенью - в Пушкино, под Москвой, к брату, а остальное время нахожусь в Ленинграде.

Возраст дает себя чувствовать, но еще держусь. Многих уже нет - Юрия Евгеньевича, Татьяны Моисеевны. Бендик, слава Богу, живет. Подобедов часто болеет, но все еще ведет общественную работу.

Я перестала ходить в театр, но в кино хожу и читаю довольно много.

Как живете вы? Чем интересуетесь?

Будьте здоровы. Обнимаю вас всех.

Ваша Н.Собинова”.

В открытке от 26/12-1963 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом, шлю самые лучшие пожелания. Я жива, но не совсем здорова.

Сосед мой ушел в мир иной, и теперь у меня очень плохая соседка. Хочу меняться квартирой.

Я пока еще хожу в театр и кино, много читаю. Зима у нас очень капризная, город не чистят, ходить трудно.

Лето провожу в Эстонии, там я чувствую себя очень хорошо.

Из наших общих знакомых здесь, в Ленинграде, остался только один Подобедов.

Будьте здоровы и счастливы.

Ваша Н.Собинова”.

***

В открытке Нины Михайловны от 24/12-1984 г. было сказано:

“Дорогие Аня, Петя, Леночка и Ирочка!

Пусть Новый год будет для вас счастливым во всех отношениях. Будьте здоровы, счастливы, живите полной, интересной жизнью.

Я еще существую. Потихоньку сдаю, но не сдаюсь. Очень ухудшились квартирные условия. Старик-сосед умер, а на его месте живет его внук с женой и двумя детьми (2 года и 4 месяца и 2 месяца), а квартира к такой семье не приспособлена. Я совсем загнана в угол.

Езжу летом в Эстонию, весной и осенью - в Москву. В театр хожу редко, чаще в кино. Возмущена фильмом Рязанова по пьесе Александра Островского “Бесприданница” (“Жестокий романс”). 19-й рек превратился в 20-й, получилась пошлятина.

Напишите о себе. Бендик еще живет, ему 88 лет. Татьяна Моисеевна и Лидия Мартыновна скончались.

Обнимаю и целую вас.

Ваша Н.Собинова”.

***

В открытке Нины Михайловны от 20/12-1985 г. было сказано:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом! Будьте здоровы, счастливы, желаю вам успехов во всем.

Я жигу по-старому, старею, мучаюсь из-за новой соседки, проклинаю коммунальные квартиры. Летом все езжу в Эстонию, весной и осенью - к брату, под Москву.

В театр почти не хожу, в кино пока стараюсь ходить. Читаю много, но ушло из жизни столько хороших писателей (Тендряков, Трифонов, Абрамов, Думбадзе), что литература наша обеднена.

С приветом. Обнимаю вас.

Ваша Н.Собинова”.

***

В открытке от 24/12-1986 г. Нина Михайловна писала:

“Дорогие Аня, Петя и девочки!

Поздравляю вас с Новым годом и желаю, чтобы он был для вас спокойнее и легче уходящего. Будьте здоровы и счастливы.

Я очень беспокоюсь о вашем здоровье. Вам должно быть понятно мое беспокойство. Поэтому очень прошу вас ответить мне на эту мою открытку срочно.

Надеюсь, что “чаша сия” миновала вас и у вас все благополучно.

Жду от вас новостей.

Целую и обнимаю вас.

Ваша Н.Собинова”.

***

К сожалению, мне не удалось выяснить причину беспокойства Нины Михайловны в декабре 1986 года. Полагаю, что до нее доходили слухи об увеличении репрессий на интеллектуалистов в Польше в конце 1985 и начале 198б г. Убедительным доказательством этого является чистка в высших учебных заведениях Польши. Известно, что в конце 1986 г. было снято с занимаемых должностей 137 ректоров, деканов и продеканов - эти тревожные сведения из Польши могли доходить до Ленинграда и до Нины Михайловны.

Вышеупомянутая открытка Нины Михайловны от 24/12-1986 г. мною была получена в начале 1987 г. Очевидно, в связи с военным положением в Польше и существованием цензуры в СССР в нашей корреспонденции наступил перерыв.

В настоящее время я не могу припомнить, кто из нас виноват в прерывании нашей переписки и последовавшем затем наступлении продолжительного перерыва, который продолжался до начала 1989 г.

В начале 1989 г., 30 января, наша семья выслала открытку Нине Михайловне с Новогодними поздравлениями и просьбой написать нам о своей жизни.

18/3-1989 г. открытка пришла обратно к нам. Причина возвращения открытки не была указана, но мы полагали, что с Ниной Михайловной могло что-то случиться.

Приводя в порядок нашу переписку, в одном из писем Нины Михайловны я нашел адрес ее брата – Александра Михайловича, проживающего под Москвой в городе Пушкино.

16/3-1992 г. в адрес Александра Михайловича мною было выслано (из Гданьска) заказное письмо с просьбой сообщить о судьбе Нины Михайловны. Письмо не вернулось обратно, но ответа я не получил.

Гданьск, 15/9-1992 г.

---