Кусакина (Мамонтова) Вера Ивановна. Детские воспоминания о СибУЛОНе
За годы советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам.
Пострадал и мой дедушка, который был служителем церкви. А вместе с ним и многочисленная семья, состоявшая из 13 человек, проживавшая в Воронежской области. В одном доме с дедушкой жили их дети: три сына и две дочери. Двое сыновей были женаты. Один из них был мой отец, который проживал в этом же доме с женой и четырьмя детьми. Другой сын тоже жил здесь же с женой и дочерью.
В 1930 году семья наша была раскулачена, а в 1931 году в марте месяце всю семью вывезли на станцию Бутурлиновка, откуда в товарняках была доставлена в Красноярск. В Красноярске их поселили в бараки где-то на правом берегу. В бараках каждая семья была отгорожена простынями. Из Красноярска ссыльные были отправлены на лошадях в г.Енисейск, где они, кое-как перебиваясь, пробыли всё лето, а осенью на барже их перевезли на р.Кас (приток Енисея). Так как была уже глубокая осень, р.Кас покрылась льдом. И дальше до плотбища ехали по льду на лошадях, запряжённых в сани.
За время этого переезда умер годовалый сынишка моих родителей, так как лошадь вместе с санями, где находился он (остальные шли пешком за подводой) попала в полынью. И ребёнка и лошадь спасли, но от переохлаждения он через несколько дней скончался.
Добравшись таким образом до плотбища, где велась заготовка леса такими же высланными из разных мест, без средств к существованию, без тёплой сибирской одежды, без которой зима покажется адом, ссыльные выкапывали в яре землянки для жилья.
Плотбище, куда привезли ссыльных, числилось под номером "икс". Впоследствии оно стало называться "Старый городок".
Условия жизни ссыльных были невыносимыми. Глухая тайга вокруг, морозы зимой более 500, летом мошка и комары. Бань не было, поэтому кроме мошки и комаров донимали вши, которые водились не только в волосах, но и в нательной одежде. промокшую одежду сушили в общих сушилках, а от вшей одежду прожаривали в специальных парилках (вошебойках).
Без тёплой одежды, постоянно полуголодные, так как зачастую были беспричинно лишены пайка хлеба, многие болели, многие умирали. Но роптать было нельзя, чтобы тут же не получить наказание. А наказывали жестоко. Садили в ямы-срубы, привязывая к металлическим кольцам (я эти ямы видела в посёлке Шерчанка примерно в 1950 году. Они уже начинали заваливаться), голыми привязывали к дереву, где человек погибал от укусов полчищ гнуса.
Я помню рассказ старших о том, что кому-то удалось добраться до начальства в г.Енисейске и рассказать о зверствах комендатуры. После этого на плотбище были направлены несколько проверяющих под видом репрессированных. Один из прибывших во время обеда в столовой возмутился плохим качеством приготовленной еды и тут же получил удар по голове половником. Проверяющие немного укротили зверства комендатуры, но жизнь там так и оставалась тяжёлой.
Сначала заготовка леса производилась только недалеко от берега реки. Это было связано с отсутствием механического транспорта. Трелёвка леса производилась только гужевым транспортом, то есть лошадьми. С появлением механического транспорта стали углубляться в лес дальше от берега. После выработки леса вокруг одного плотбища всех перевозили на другое место. Так было основано плотбище Шерчанка в устье реки Шерчанка , которая впадала в р.Кас.
Если раньше валка леса производилась ручными пилами, то в плотбище Шерчанка она стала производиться более цивилизованно. И бревна на берег доставлялись не волоком лошадьми, а на так называемой "конке". Это были проложены металлические рельсы, как малая железная дорога. Таким образом брёвна на вагонетках доставлялись на берег р.Кас, по которой во время большой воды этот лес сплавляли плотами до г.Игарки. Сплавляли лес так называемые сплавщики, которые во время сплава жили в избушке, поставленной на плоту. Бывали случаи, когда сплавщики гибли. Это случалось на перекатах, когда плот разбивался.
Поселок Шерчанка просуществовал где-то с 1944 по 1955 год. После кое-какие дома перевезли в п. Новый городок. В Новом городке появились первые грузовики и другие механизмы. Там заготовка леса производится до сих пор, так как машины позволяют расширить разработки лесных массивов.
Разработка леса дошла до поселков Луговатка и Александровска, которые были чисто староверческие (кержацкие) поселения. В петровские времена в Александровске был построен шлюз (он до сих пор называется Александровским), который должен был соединять реку Обь с Енисеем через речки Кеть и Кас. В разваленном состоянии Александровский шлюз существует до сих пор.
Продукты на плотбища завозились один раз в год, только после ледохода так же по большой воде на баржах, буксируемых катерами.
Тайга была богата ягодами, грибами, орехами. Но заготовить на зиму их не представлялось возможным в полной мере, так как работали на государство с утра до вечера и даже без выходных. Работали и малолетние дети. Так, помню, тётя говорила, что в 13 лет она работала в столовой наравне со взрослыми. Чистила мёрзлую картошку, варила, стояла на раздаче сваренной пищи.
Привольно в те времена жилось староверам (кержакам), так как они работали только на себя, а не на государство. Они охотились, рыбачили, сеяли хлеб, садили овощи, заготавливали грибы, ягоды. Тайга в то время, как я уже сказала, была девственно богатой.
Население плотбищ было многонациональным. Ссыльные переселенцы были русские и хохлы, белорусы и литовцы, латыши и эстонцы, немцы и даже китайцы. Межнациональных распрей не было, жили дружно.
Школы были, но были не во всех плотбищах. Поэтому, чтобы посещать школу, детям приходилось жить в интернате. Так, в плотбище Шерчанка была четырёхлетняя школа и интернат. В интернате сначала, в основном, жили дети староверов, которых силой вывозили из тайги и заставляли их учиться. В классе сидели по рядам первоклассники и третьеклассники. В другом - второклассники и четвероклассники. Половину урока учитель занимался с одними, другую половину урока - с другими. Так же училась и я. Помню учительницу Ию Николаевну Колмогорову, а также Марию Григорьевну Горяеву. Очевидно, они были тоже из ссыльных.
Помню ещё врача Адама Вячеславовича Мушинского. Это был замечательный специалист и добрейшей души человек. Так отзывались о нём мои родные, да и я, будучи совсем маленьким ребёнком, помню его доброту.
Мои родители, да и другие ссыльные, никогда никому не говорили о своих родственниках, которые остались на их родине, дабы не навлечь на них той же участи. А на родине моих родителей остались мои дядя (самый старший сын дедушки и бабушки) и тётя (их дочь), которые в 1930 году уже жили отдельно своими семьями.
В 1970 году я ездила на свою малую родину, чтобы побывать на могилке отца. Посетила все памятные места и вновь оказалась у ям, где сидели наказанные ссыльные. Вспомнилось мне моё сиротское детство. Лишения и невзгоды подкосили здоровье моего отца и он умер, когда мне было всего 9 лет, оставив шестерых детей. У этих ям я снова испытала страх, который не покидал нас в детстве, когда случалось очутиться в этих местах.
Переселенцев называли сибулонцами. СибУЛОН - это слово у меня с детства в памяти, но значения его я не знала до тех пор, пока не прочитала об этом в Книге памяти жертв политических репрессий.