Письмо П.П.Ляховского

Здравствуйте, Владимир Георгиевич

Получил ваше письмо, не знаю смогу ли я сообщить на ваши вопросы. Это очень непростая история, но постараюсь по моей малограмотности кое-что сообщить вам. Начну с конца.

Поселок Уяр находится по речке Кова, 24 км от устья реки, вверх по течению выше Уяра деревня Сидова, 13 км, дальше 20 км Прокопьева и 37 км деревня Костина и еще выше последняя деревушка из 13 домохозяев Карамышево это 60 км от Костиной. Вот так заселена речка Кова.

Второй вопрос. Прииск Чайюрья находится примерно в 600 км от Магадана по Колымскому тракту. Чайюринское управление находилось в поселке Нексикан, от Нексикана 12 км прииск Большевик, потом 3 км - Чкалов и еще 3 км - Чайюрья, еще 3 км - Комсомолец и последний Фролыч. Эти в прииски по речке Чайюрья, так называлась в з-к долина смерти. На прииске Чайюрья было 5 лагпунктов. Я по прибытии был на 1-м лагпункте, на четыре лагпункта з-к ходили в забой без конвоя, а пятый был штрафной конвойный. Вот я за невыполнения нормы был оформлен на штрафной пятый ланпункт.

За этим лагпунктом был морг, куда выносили мертвецов. Там по лагерному закону делали отпечатки пальцев, привязывали к ноге бирку и носили на сопку, где была вырыта яма. Там их без белья и закапывали, а отпечатки делали, чтобы не похоронить Ивана вместо Степана, так как отпечатки были на каждого еще живого з-к.

На штрафной мне еще улыбнулось счастья. Ходили в забой под конвоем и ни одной минуты бойцы не держали на работе после гудка. Расконвоированных еще гоняли за дровами для кухни, а конвойных пригоняли в лагерь, и день закончен. И вот под осень надо было в палатках ставить печки из бочек - палатки снизу обкладывали. Я, имея незаурядную специальность жестянщика, стал в лагере делать трубы возле кухни. Сделал верстак, достали мне ножницы по железу, и я стал жестянничать.

Спали в палатках на нарах их жердей, доски были нужны в забое - катать тачки с породой. Я стал спать на потолке кухни, там было и теплей, и повар всегда мне нальет черпак баланды сверх нормы. Однажды боец с вахты спрашивает меня: "Ты не можешь ремонтировать гармонь?" (я этим дома занимался). Я ему говорю: "Могу. Только надо инструмент". Он мне все принес: и напильники, и материалы на голоса. И вот я уже гармонный мастер. Боец на кухне сказал, чтобы меня кормили по-лагерному от пуза, и я маленько хоть каких-нибудь галушек да наелся досыта. Потом начальник лагеря принес мне патефон, я его отремонтировал, в бане в дезкамере обгорели часы-ходики, я их тоже отремонтировал, а циферблат обгорел. Я натер клейстер, накоптил сажы и обклеил циферблат, а цифры наклеил соломкой и еще соломкой написал "Чайюрья. 5 лагпункт".

И вот зимой нашего начальника направляют строить инвалидный лагерь, и он в первую бригаду взял нас 36 человек со штрафной, которых знал по работе. Мы приехали, в трех километрах от Нексикана стали строить бараки для инвалидов. На базе этого лагеря сделали промкомбинат. Я стал делать печки, трубы, тазики, умывальники. Здесь когда-то был леспромхоз, и были кое-какие постройки. Конвоя не было. Начальник был хороший человек. Он нас одел в новое обмундирование, мне сказал, что вот тут и отбудешь срок. Я ему говорю: "Сроку-то у меня много".

Стали к нам поступать из стационара доходяги. Стали организовывать столярный цех, делали тазики для приисков. Я набрал доходяг, начали делать на прииск миски, кружки. Сапожный цех стал шить ботинки, портновский - стал шить брюки, гимнастерки, телогрейки. Наш комбинат стал обслуживать все прииски Чайюринского управления. Так и работали, и вдруг грянула война.

Хлеба стали давать 430 грамм, приварок - жиденькая баланда раз в день. Начали наши доходяги помаленьку убывать. За три месяца из четырех бараков собрались в один, а три опустели. Меня долго подкармливал повар охровский. Я ему ремонтировал кировские часы, и он каждый раз как получает продукты на взвод, так обязательно мне занесет то буханку хлеба, то грамм 300 масла, то сахарку.

После у меня уже был мехцех. Работало три токарных станка. Готовили для автобазы крепежный материал. Я уже был начальник мехцеха. Были построены хорошие цеха. В моем цеху работало 60 человек. Люди были всегда новые - за рекой Крик был стационар, лагерная больница, куда с приисков пригоняли доходяг. Там маленько подлечат и к нам в инвалидный лагерь. Водили их без конвоя. Рядом речка Берелех рыбная. В лесу грибы и ягоды. И вот тут доходяги месяцев 5-6 оклемаются. Как станут годны тачку катать, опять угоняют их на прииск. Через год какой-нибудь опять дойдет и опять в стационар и оттуда обратно к нам в инвалидный.

Зимы были морозные. Это место не так далеко было от Верхоянска, где считался тогда мировой полюс холода. Одевали в фуфайки и бушлаты, а на ноги шили из мешков, из старых телогреек и брюк, бушлатов бурки, на подошвы нашивали из корда, который резали и раздирали из негодных автопокрышек. Много было обморожений, ведь морозы доходили до 60-65 град. Выходных не было, работали по 12 часов, т.е. сутки делили на две смены.

Вот когда я пошел на этап с пятого лагпункта, нас осталось с первой бригады, когда мы прибыли из Магадана из 50 человек 6. Остальные ушли на сопку, большинство были люди, как их называли блатари "враги народа", 58 ст. У меня в мехцехе работали слесарями два инженера. Один, как сейчас помню, фамилия Варченко, с Украины, завод "Такмак". Были и в комбинате два капитана дальнего плавания Ленов и Безродный. Последний был друг Папанина, но тот ему помочь ничем не мог.

Вот тогда грамотные "враги народа" говорили, что придет время, и про нас еще будут писать в газетах и напишут книги. Оно так и получилось. Как они это угадали. Вот если бы вы нашли журнал "Новый мир" за 1988 г. № 6. В нем пишет Варлам Шаламов. "Колымские рассказы". Мне много из его рассказов знакомо. Это и про молодого инженера Арма, по рапорту которого расстреляли бригадира за невыполнение его бригадой задания. После этого Арм был начальником Чайюринского управления, который не один раз бывал в моем мехцехе. Еще в этом журнале есть рассказ Шаламова "Последний бой майора Пугачева". Об этой истории я хорошо знаю, как он увел с прииска 11 человек. Всех сумел вооружить. Они много постреляли охровцев, но и сами погибли. Одного только взяли раненого и вылечили для того, чтобы расстрелять. Советую вам этот журнал достать, в нем много интересного.

 
Ляховский П.П. после возвращения

Все, конечно, описать много делов, да и кое-что может для вас не интересно. В Кежемском КПЗ из кежмарей осужденный по 58 ст. был из дер.Мозговой Захряпин. Его судили за то, что нечаянно уронил и разбил бюст Сталина. Ему дали 8 лет. Еще помню из Крайней Ковинской деревушки Ступина С.С. Ему тоже по 58-й дали 8 лет. Верхотуров Ф.И. после освобождения работал в Кособыкском колхозе председателем, а в 1953 году скоропостижно скончался. Мне пришлось участвовать на его похоронах. Шестаков И.М. живой, десять лет как похоронил жену и живет сейчас у своей замужней дочери в поселке Недокура Кежемского р-на.

Насчет затопленной баржи напишу следующее. В Стрелке я встретил человека, разговорились, он мне сказал, что родиной с дер. Усть-Кова и я, говорит, двоюродный брат Васьки Симулянта. Это у нас на Уяре жил Василий Викторов по прозвищу Симулянт. Вот он был арестован в начале 38 года со многими Кежмарями. Я его спросил, что он знает о своем двоюродном брате. Он мне сказал, что их везли из Кежмы не в барже, а в илимке, как называли суденышки. И илимку с людьми утопили, а где я точно не поинтересовался и даже не спросил, а может и забыл его фамилию. Одно знаю, что он женился на одной вдове и живет, будто, в Стрелке. Я и дом их знаю, только от моего жилья далековато, по улице Кошевого.

В Енисейской тюрьме я многих за год узнал. Были с Соврудника. Привезли молодого паренька, он работал в шахте откатчиком. Фамилия его Дерикачин. Он уронил тачку с рудой, и ему пришили 7-й п., 58 ст. и дали 25 лет. Еще сидели с этого же Соврудника два инженера молодые, только недавно с института и с ними зав. горой. Фамилия его, не забуду до смерти, Кинко (КЕНКО Ян Францевич - прим. ред). Вот им пришили вредительство и судили всех троих. Кинку дали высшую меру, а инженерам пот 20 лет. Фамилий их не помню. 7-й пункт 58 ст. не подлежал обжалыванию, только можно было писать о помиловании, но Кинко писать не стал. Он по национальности чех, и его дело Москва не утвердила, и пошло оно на переследствие. Один из инженеров был уже на Колыме. Второй остался в тюрьме по болезни. И вот с того с Колымы привезли, и снова было следствие. Суд вынес приговор: Кинку за нарушение техники безопасности - три года, а он что дней просидел в смертной одиночке, а инженеров обоих оправдали. Пошли мы на прогулку, а Кинку работает - белит тюрьму да посмеивается.

Ох, сколько бы я мог рассказать, но описать все невозможно. Не хватит и бумаги, и времени, и нервов. Вот пока все. Простите меня за мою писанину. Что вам не интересно - примите за сказку. До свидания. С искренним уважением к вам

Ляховский П.П.

7 июня 1989 года