В.А.Макогон. Норильлаг.

Сохранена авторская орфография и пунктуация

Письмо  И.Д.Роот.

Здравствуйте Ида Петровна.

Сегодня 24 марта получил ваше письмо благодарю вас за искренность вашего письма. Письмо которое я вам отправил, я его пустил по району. Правда большинство не верят что я его написал, а вообще людям оно понравилось. Только страх почему-то их карежит. Одно письмо отправил в город Минск. Ида Петровна, вы назвали мое письмо поэмой, Вы ошибаетесь, я можеть так думал вначале, а когда осмыслил то понял что это не поэма. Это Молитва написана на каторжанском жаргоне, для каторжан и Каторжанок, которых я провожал на тот свет, тридцать пять лет тому назад. Ида Петровна в моих письмах я не вижу секретов.

Немного позже я попробую описать наши жестокие приключения, в среде бытовиков. Об уголовниках писать очень сложно. Моя рука не дрогнула бы расстрелять процентов тридцать, из уголовного мира. Сам я никогда не был уголовником, но прошел я с ними более тринадцати лет. Выгодны эти работы для правительства. В нашей стране идет перестройка. Навозные жучки попрятались а навозные кучи, а большинство комунистов, выглядывает, из за угла, и смотрят чия возьмет, партия Горбачева или партия, Бюрократова. Горбачев, кто он, доктор которому выпал жребий, лечить заражонную не излечимой болезнью партию. И Горбачев достойно выполняет свой долг. Ида Петровна не забывайте мне писать.

31/III 1989 г. Макагон

Я получил вашу газету, за 1988г. Непомню в каком номере, есть такая статья, в Норильске на Купце, будут строить Геологический комплекс. Хотелось бы знать будут строители, подсчитывать сколько там, закопано черепов, мужских и женских. Растреляных после смерти Сталина. Пусть строители знают, что фундамент они будут закладывать на костях врагов народа. В газете известия за /9 сентября 1988г. есть статья. Памяти узников Норильлага. Хотелось бы знать, в каком месте будут ставить памятник.

13/I 1989 г. Макагон В.А.

Копия этого письма направлена мною в редакцию Красноярский рабочий, в строительный отдел.

Я незнаю адреса всесоюзного радио. Они просили написать, кто знает захоронение Норильских Каторжан. Мне известно, только одно. Купец. Там было большое количество, пустых котлованов. Там был свинарник. Там было два барака, в которых их растреливали. Для этого акта, в потолках были прорезаны дырочки. Два дня на Купец вели мужиков, на третий день, туда были брошены женщины. Я очень внемательно смотрел им в глаза. Они смотрели на меня. Глаза у них были злые. Я не знал что провожаю на тот свет. Женщины, Кровавыми палцами, на стенах, писали прощяльные слова. Большинство было латышек.

Через несколько дней, бараки нами были уничтожены.

3/I 1989 год. Макагон В.А.

Копия этого письма мною направлена в редакцию. Известия.

В 1953 году вышел указ об амнистии. Макогон в это время находился в г.Норильск в 17. Лаг отделение, меде-плавильного завода. Амисия меня обошла стороной. В это же время, в политических лагерях вспыхнула забастовка, об этом акте нас информировала, лагерная администрация. То есть вольнонаемные надзиратели. Прагуливаясь в нутри зоны, мною была подняла с земли бумажка. Когда я ее развернул и прочитал, содержимое, я понял что это листовка, полетических заключенных, напечатана на машинке. Они просили нас, бытовиков чтобы мы поддержали бастующих. Я понял свои обязанности. И пошол в барак, подойдя к своим знакомым ребятам, я дал им прочитать листовку прочитав ее они мне ее вернули, молча, я молча пошол дальше. И стал показывать другим, мужикам. Но ни один человек нисказал мне ни слова. Через несколько часов, комне подошол незнакомый парень, лет на пять старше меня. Он спросил меня, у тебя листовка, я ответил да, парень мне сказал унечтож ее немедленно, а то тебя унечтожат вместе с листовкой. Повернулся и ушол. Я достал из кармана листовку, порвал на мелкие кусочьки и бросил. В этоже время я почувствовал какойто страх, но он быстро прошел. Когда бастующие стали требовать, и просить наше правительство, чтобы пересмотрели их дела, а также требовали с Москвы Ворошилова. Дисцеплина у них была железная.

Не поддаваясь на уговоры, была данна команда построиться по пятеркам, открыли ворота и по команде первым пятерка вышла за ворота, где и были растреляны, несколько пятерок. Так начинался растрел полит заключенных. Ежедневно открывали ворота растреливали по несколько пятерок, на глазах остальных узников, закрывали ворота и расходились. В это время мои друзья по лагерю, ходили пододельным конвоем на Купец. На купце было подсобное хозяйство Норильлага. Два барака и свинарник. Мои друзья звали меня на Купец, ухаживать за свиноматками но я от такого удовольствия отказался. Лично я в это время, бы пришиблен пыльным мешком. Уголовники шли на волю. Мои друзья тожеть приуныли, оборвалась любовь к свиноматкам. Прошли слухи что в Норильск прибыл, Круглов. Барак наш был рядом с запретной зоной, погода была скверная, находясь на улици, я заметил в дали мимо нашей вахты, шел этап мужиков. Время было четыре часа. Этап приближался со стороны города. Дорога по которой вели этап проходила, в плотную с нашей запретной зоной. За несколько десятков метров, мужики обратили на меня внимание, и чем ближе они приближались, в моем направлении, тем отчетлевее я видел их лица и глаза. В этапе находилосб не менее ста человек, и будь я трижды проклят, они все смотрели на меня. Шли они быстрым шагом.

Плотность пятерок, была сжата до придела. Когда они вонзили свои глаза в мои меня карежило. Так они проходили мимо меня, не спуская свои призренные глаза. Дорога заставила из отпустить меня. Только тогда я обратил внимание на конвой. Я небуду описывать, эту псарню, людей и собак. Я понял этапы жизьни так не водят. Когда я стал крутить головой, в радиусе своего обяктива, ни одной живой души на улици не было. А в зоне было пять тысячь человек. Не найдя собеседника, я побрел в барак, подойдя к мужикам, я сказал что на Купец, погнали этап. Врагов народа. Некоторые мне говорили, может быть их на Лакель погнали, на этом разговор был закончен. На завтра в этоже время, меня ничистая сила сново погнала на улицу. И сново я встретил и проводил, второй этап, такойже численностью, с такой же охраной как и вчера. Но меня так больше не карежило. И они мне запомнились слегка пришиблены. Прийдя в барак я сново рассказал ребятам что на Купец погнали еще один этап мужиков. Для того чтобы описать, третий день моего наблюдения я должен плюнуть в рожу нашей партии большевиков. Но так как я слабоват фезически, то пусть мой плевок останется на бумаге. На третий день, я незнаю какая зараза меня поставила, на тоже место и в тоже время. В моем направлении гнали этап.

На этот раз не мужиков, а женщин. Я смотрел на женщин, они меня невидели. Шли они спокойно, и меня не замечали а мне хотелось чтобы они смотрели на меня, мне тогда было 22 года. Оставались считаные шаги, когда строй женщин, одновременно зделали молниностный взгляд в мою сторону, и с такойже энергией отвернулись, зделав малинький наклон головы в низ. Они проши дальше. А я продолжал смотреть им в след и думать почему так резко они взглянули на меня. Почему они не потратили долю секунды, на мое внемание к ним. Такого взгляда в этапах жизни не бывает. Численность женского этапа, была немного меньше. Канвой был намного слабее, обдумывая собственные предположения я внушил себе, что женщин погнали на Купец убирать трупов. И в третий раз я незаметил ни одной души на улици. И снова побрел в барак докладывать, своим друзьям, я говорил ребятам, что на Купец погнали баб уберать трупы. Через два дня мои друзья три человека, под отдельным конвоем пошли на Купец. Прошлявшись по зоне до вечера, пришол в свой барак. Подойдя к своим друзьям, я спросил, ну как дела свинопасы, мои друзья посмотрели с призрением на меня, и отвернулись. Один из них повернул голову в мою сторону и сказал там растреливали людей Я стал требовать чтобы мне объяснили подробно.

Первый вопрос где трупы, они покачали головой. Чем вы там занемались. Разбирали барак, в котором их растреливали. А свинарник, а свиноматки. Ответ, никаких свиней там нет, свинарник кто то разобрал, братци мои раскажите все что вы там видели, и запомнили. В потолках были прорезаны дырочки, все стены были исписаны кровью. Вы запомнили хоть одну надпись, мы запомнили много надписей. Указывая пальцем, на одного из своих друзьей, скажи что ты запомнил он улыбнулся и сказал, прощяй адольф милый. Я Макогон заорал на всю секцию. А суки и перед смертью, Гитлера милым называли. Общий смех, не менее полста человек, в том числе и я. После окончания смеха, я попросил второго друга, что ты запомнил, он передернулся плечами, и сказал мужики а писали как бабы. Тогда я обратился к третьему другу, посмотрел он на меня и говорит, непойму почему они так писали. Я стал спрашивать какие нации разные нации латыши украинци поляки немци много наций. Я понял что растреливали, отборных агитаторов забостовки. В последнем бараке, были растреляны женщины. Мне это дошло только через тидцать пять лет. В те годы гам быкам колхозным недоходило. Трупы находятся там, я бывал на Купце в 1052 году. Там было большое количество пустых котлованов. На этом прикратил свое существование Купец.

Мое письмо не для живых.
Я презираю власть советов.
Я презираю партию большевиков.
За то что жизнь мою вы искалечили,
За то что по Норильску гоняли босиком.
За то что вы людей стреляли тайно.
А нас гоняли затерать следы.
За то что вы призренные шакалы.
Не пощадили женской седены.
Когда в Норильске на Купец вы нарастрел их повели.
Я видел как у вас глаза блистели предчувствуя кровавый пир.
С какой жестокостью вы так сроднились
Не думая о том что жизнь заставит вспомнить о былом.
И в тюрьмы нас бросали смело, не вникая, в дело.
И пытки сверх фашистские изобрели
Чтб никогда мы несмогли познать любьви.
Мое письмо не для живых, мое письмо для мертвых.
Они наверно также думали тогда.
Очем я думая сегодня.
Меня гоняли на растрел, а вот не растреляли.
Полачь пожертвовал, своим рублем, лиш потому что тот палачь задумался над нами.
И он привел нас в тихий дом где не один скончалса.
Пройдя все пытки в том дому я снова, жив остался.
Тот офицерский круг, где практику, свою нам передали, те керзовые сапоги во мне сидят как память.
(Палачь.) О сколько вас я повстречал и счету сам не знаю, я сам червонец отпахал. Теперь я мучаюся с вами.
За вас не потратят ни гроша, и показал нам дулю.
Мы знали власть советов не глупа, и деньги за живых не платит,
В те годы такса правительством была дана,
За каждый труп, полста рублей,
Ц.К. их награждало. И всеже я его благодарю, и на зато что он свинец не тратил,
За то что руку правою мне спас, когда закован был я кандолами.
В пятьдесят третьем году, я был в побеге. Норильлага. И почемуто вспомнил я о нем.

6/III 1989 год. Макогон В.А.