«Смысл, понятия, способность думать,
 оценивать, рассуждать вовсе не одним
 гениям принадлежит, а всякому.
 Иначе никакой человек не имел бы
 никогда права ни о чём рот разевать.
 Так как у тебя, дескать, нет «гениальных»
 мыслей, то поскорее запри свой рот
 на замок, молчи, слушай – либо подражай
 тем, кто получше тебя. Слыхали вы когда-нибудь
 подобное безобразие?»
 В.В. Стасов

 «Человек создан для счастья
 как птица для полёта,
 но счастье не всегда
 создано для человека»
 В.Г. Короленко

Потомкам моим с любовью. Очень надеюсь, что их заинтересует, как жили их отцы и деды.

Мой прадед Макаров Сергей Захарович переехал в Сибирь из Тамбовской губернии. По словам моего отца, наш адрес: Тамбовская губерния, Моршанский уезд, Лебедянская волость, деревня Лебедянка. Сергей Захарович переселился в Сибирь, скорее всего, в 1897 году, т.к. семья ехала до города Красноярска по «чугунке». А железная дорога к Красноярску подошла в 1896 году. Сергей Захарович был прасолом (скупал скот) еще в России и продолжал этим за­ниматься в Сибири. Он обладал недюжинной силой – зубами поднимал 18 пудов. Связывали 9 двухпудовых гирь, он брал верёвку, наклоняя голову, и выпрямлял шею, отры­вая при этом гири от пола. По рассказам отца дети С.З. стояли на возвышенном месте. Как только из-за мыса показывался пароход, они кричали об этом С.З., он кулаком ударял быка (бычка) меж глаз. Бык, оглушённый этим ударом, па­ал на колени. С.З. перерезал ему горло, и когда пароход подходил к пристани, свежее мясо продавалось туда. Надо полагать, доходы были невысоки, т.к. Сергей Захарович гонял плоты вниз по Енисею. Однажды сплавив плот, он возвращался домой последним перед ледоставом пароходом, видимо при деньгах. Свидетели видели, как он входил на пароход и всё. Больше его никто не видел. В это время старшему из сыновей Дмитрию Сергеевичу было 17 лет. Скорее всего, случилось это в 1910 году. Дед Сергей был грамотен и даже имел библиотечку. Две полочки с книгами, на одной из полок стояла бутылка водки и стопка. Читал он, стоя за конторкой, которая стояла перед полками и иногда при этом выпивал. Только любимой дочери Алимпиаде позволял читать его книги. Как рассказывала баба Липа она, она по примеру отца, тоже прикладывалась к рюмочке. Однажды он заметил и строго наказал её. Иногда, выпивши, дед Сергей бежал топиться на реку. Не умея плавать, он обвязывал себя под мышками вожжами и конец отдавал держать сыну Дмитрию. Побро­див в реке на вожжах, и протрезвев, вылезал на берег (в этом месте был обрыв), говоря, что нынче вода холодная, по­этому он утопится в другой раз.

Его жена Агафья Петровна перед ВОВ была ещё жива. По отзывам всех её знавших, она была человеком добрей­шей души. Много о ней рассказывала моя мама. Бабушка Агафья воспитала трёх сыновей и восемь дочерей.

Старший из сыновей прадеда мой дед Дмитрий Сергее­вич продолжал дело отца вплоть до германской войны 1914 года, а может до революции, но плотов уже не гонял. Он женился, видимо, по расчёту, взяв в жёны Песегову Секл­тею Сарапионовну, которая была старше его на один год. Мой дядя Макаров Д.Д. родился в 1913 году, значит, в момент замужества ей уже было двадцать лет. По тем време­нам старая дева, т.к. тогда девушек замуж выдавали в 16-17 лет. Она была из зажиточной семьи аборигенов. Не надо забывать, что Макаровы были переселенцами и логично пред­полагать, что они испытывали в связи с этим значительные сложности. Те, кто переселился в Сибирь позднее них, особенно перед германской войной 1914 года во время столыпинской реформы, до советской власти жили в бедности, по выражению стариков, «сопли на кулак мотали». До сих пор в верховьях Енисея фамилия Песегов встречается не так уж редко. Мне приходилось разговаривать с людьми, носящими эту фамилию (однофамильцами). Их предки были казаками. Только на Енисее живут чалдоны, они уверены, что их предки пришли с Дона. Город Красноярск основан казаками – это исторический факт. Возможно, и предки бабушки Секлетеи были казаками, выяснить это невозможно – род Песеговых прекратил своё существование.

По словам отца Макарова А.Д. и бабы Липы, дед жену не любил и порой по отношению к ней вёл себя изде­вательски, но рукам воли не давал. Макаровы своих жён не били.

Дмитрий Сергеевич был статен, красив, имел сильный голос, не был стеснительным, за словом в карман не лез. В своих многочисленных поездках входя в дом незнакомых людей, прежде всего, требовал, чтобы его накормили. Он был убит при невыясненных обстоятельствах зимой 28-29 годов. Именно его убийство перед самой кампанией раскулачивания дало повод для легенды о том, что дед был убит кулаками в период коллективизации. Мне неизвестно, что писал отец Макаров А.Д. в анкетах, а в обычной жизни на вопрос как погиб его отец всегда отвечал, что Макаров Д.С. был убит кулаками.

После смерти Дмитрия Сергеевича вдова была раскулачена. Дом деда Сергея был реквизирован и стал собственностью колхоза. Бабушка была выслана в Туруханский район Енисейской губернии, сейчас это север Красноярского края. Там она несколько лет (не менее трёх) работала на засолке знаменитой туруханской селедки. Жила в казарме в собачьих условиях. Досталось ей, конечно, лихо, нужно учесть то, что она была из зажиточной семьи и в детстве и юности не работала. По выражению бабы Липы, замужем тоже себя не утруждала, по дому вкалывали бабушка Агафья и её дочери. На момент высылки ей было 37-38 лет. Тогда-то и появился солдат. После смерти бабушки Кеи отец, разбирая её документы, обнаружил в её паспорте отметки сельских советов о регистрации и расторжении брака с десятью различными мужчинами. Сыновей с собой в ссылку она не повезла, оставила под присмотром их тёти Алимпиады. Вернувшись из ссылки, до 1956 года с детьми она не жила. В 1956 году потребовала от сыновей ухода за ней, после этого в зимнее время жила в семье младшего, а летнее время проводила у старшего. Умерла бабушка Кея в возрасте 81 года (1892-1973). У нее был старческий маразм в исключительно сильной форме.

 ***

Когда бабушку выслали, старшему её сыну было 15 лет, младшему – 13. Жили братья не у тёти, у которой было восемь своих детей, а отдельно вдвоём в какой-то избе. Надо отметить, что братья ссорились очень редко, они очень любили друг друга и не стеснялись проявлять свои чувства.

При этом часто казалось, что не Д. Д. старший, а А. Д., т. к. отец мой имел более сильный характер, был более активен, намного сильнее физически и более упрям. Хотя надо отме­тить, что упрямства Д. Д. было тоже не занимать.

Отец не мог спокойно говорить о матери, не любил и своего родного дядю Песегова Николая Сарапионовича. Он переживал, что они с братом внешне походили на мать, особенно, Д. Д. – как две капли воды с бабушкой Кеей. А. Д. все-таки немного похож на сво­его отца Дмитрия Сергеевича.

Макаров Дмитрий Дмитриевич старший брат моего отца голоса не имел, и я не помню, чтобы он когда-либо пел. Плясал он великолепно и хорошо играл на баяне и, особенно, на гармошке («хромке»). В годы ВОВ он жил в г. Красноярске и служил начальником Кировского райотдела милиции. Именно так, наши предки не работали, а служили не за страх, а за совесть. Всю свою жизнь проходил в мун­дире, мне кажется, и костюма у него никогда не было. Нашим предкам государство за службу, которую несли они, нередко рискуя жизнью, платило не густо. Но автомобиль «Москвич» первого года выпуска он имел.

Макаров Александр Дмитриевич, мой отец родился в селе Сорокино. Оставшись без отца, а вскоре и без матери он пас сначала овец, потом коров, затем лошадей. После чего работал на конезаводе – объезжал диких лошадей. Окончив курсы, работал перед армией бухгалтером. Обра­зование у него пять классов плюс курсы бухгалтеров. Перед службой в армии он непродолжительное время жил с женщиной, фамилия которой Соседкина. В 1937 году родилась Тамара, отец в это время проходил срочную службу. Соседкина выставила двух свидетельниц, что отец А. Д., и он 18 лет до 1955 года включительно платил алименты. Будучи взрослым, я однажды ему задал прямой вопрос, его дочь Тамара или нет. Он ответил: «Как на духу, не знаю, может моя, а может, нет». После службы в армии отец с Соседкиной не жил. Через два года после срочной службы женился на маме. Примерно до 1955 года, на наш адрес приходили письма Соседкиной (в некоторые годы несколько). Естественно я их не читал, но точно знаю, что в них содержались всяческие оскорбления моей матери. В такие дни в семье всегда были скандалы, слёзы матери, она требовала от отца, чтобы он прекратил эту переписку. Возмущалась, почему Соседкина оскорбляет её, ведь когда она вышла за отца, он уже четыре года не жил с Соседкиной и, выходя за отца, мама ни о какой Соседкиной не подозревала. Отец клялся, что он Соседкиной не пишет, а приказать почте не доставлять её письма не может. Бабушка Кея не хотела, чтобы отец жил с моей мамой, эту переписку поощряла, и через неё Соседкина узнавала наш адрес. В 1956 году моя мама (святая женщина) уговорила отца пригласить Тамару к нам отдохнуть, т. к. алименты отец уже не платил, а помогать было не из чего. Тамара в то время училась в Томском государственном университете по специальности вычислительная техника. Она жила у нас месяц. Мама, перед её приездом экономя на всём, скопила деньги и купила ей отрез на платье по тем временам из очень дорогого материала. Буквально через несколько дней после отъезда Тамары, в газете «Красноярский рабочий» статья о том, что ряд отцов бросили своих детей, скрываются и не оказывают им никакой помощи, и в списке фамилия, имя и отчество моего отца. Отец, прочитав статью, заявил: «не было у меня дочери Тамары и больше не будет» - досталось и маме, т. к. она уговорила отца пригласить Тамару в гости. Однажды в Красноярск (я учился уже в институте, бабушка Кея жила у нас) вдруг приезжает Тамара на личной машине за бабушкой. Дескать, погостит то ли у неё, то ли у двоюродной племянницы отца Людмилы Давидян. Тамара и Людмила вместе учились в школе и были подругами. Тамара была замужем и жила в Красноярске-26 и с ней жила Соседкина. Красноярск-26 был закрытым городом, и ввезти туда гостей, даже родственников практически было невозможно. Отец закрылся с Тамарой, было слышно, что говорили они на повышенных тонах. Она уехала без бабушки Кеи и больше в нашу жизнь ни она, ни Соседкина не вмешивались.

В армии отец служил в Забайкайле на знаменитой станции Даурия в конной артиллерии. Именем станции назван роман, которым в своё время зачитывалась вся страна. Во время учений отцу оторвало осколком снаряда фалангу указательного пальца левой руки. После службы в армии в 1938 году отец по примеру старшего брата поступил в милицию, но в том же 1938 году перевёлся служить в органы госбезопасности. Вначале служил в г. Абакане, где родился я за пять месяцев до начала ВОВ. В 1942 году я заболел корью, отец нашел какую-то фельдшерицу. Шла война, все врачи работали в военных госпиталях, гражданских лечить было просто некому. У меня была температура свыше 40 градусов, а фельдшер заставила положить мне на голову лёд из колодца. Назавтра меня парализовало, с большим трудом отец добился, чтобы меня положили в солдатский госпиталь. Там установили диагноз «коревой энцефалит» и спасли мне жизнь. Фельдшерица была еврейкой. С той поры родители мои к евреям относились с недоверием и считали, что те только и думают, чем и как навредить русскому человеку.

В 1943 году отец был переведён в село Даурское. В те времена никто не спрашивал желания переводимого. Поступали так, как требовало дело и считало руководство. Отцу было дано на руки предписание – в 24 часа выехать к новому месту службы на должность начальника районного отдела МГБ (министерство государственной безопасности). Для отца это было большое повышение (ему было 27 лет). После переезда в Даурское он почти сразу уехал в длительную командировку на полтора года. В течение этих 1,5 лет мама иногда звонила в Красноярск по определённому номеру и ей говорили, что её муж жив, переписка же была запрещена. Через многие десятилетия (я приезжал в отпуск из Электрогорска незадолго до смерти родителей) отец рассказал мне, что в это время он служил в прифронтовой полосе в СМЕРШе. Он командовал отрядом из тридцати красноармейцев и они уничтожали вражеские диверсионные банды. Нередко между отрядом и бандитами шли настоящие бои с применением всех видов стрелкового оружия. Отец считал, что на фронте бойцы знали, где враг и поэтому им было легче. Отец вернулся в декабре 1944 года. В этот период почти все чекисты, которые там были, подавали неоднократно рапорты с просьбой отправить их на фронт и папа тоже. Ни один рапорт удовлетворён не был. Части СМЕРШа входили в состав действующей армии и подчинялись фронтовому управлению. Именно поэтому у папы был статус «Участник войны».

 Вернувшись, отец продолжил службу в должности начальника районного отдела МГБ. Сталин лично устано­вил чекистам распорядок дня: с 9-00 до 17-00 на службе, до 20-00 отдых, с 20-00 до 2-00 служба и так до 1954 года, так что видел я отца дома редко. В этот период у него явно за­кружилась голова. Молодой ещё человек, он получил огромную власть над людьми, к тому же он только что вер­нулся из командировки, где нередко он решал оставить человеку жизнь или нет. Как говорили, первый секретарь райкома боялся обидеть отца и за стол (застолье) без него не садился, об остальных жителях района и говорить нечего. Отец начал выпивать сначала изредка, потом все чаще и чаще, в него словно бес вселился – не пропускал ни одной юбки. А с одной секретаршей жил почти в открытую. Одна­жды на улице старшие дети из компании, в которой я играл, научили меня подойти к ней и попросить конфету – весь район (даже дети) знал об этой его связи. Район был телефонизирован, а жёны районного начальства и председателей колхозов, сельсоветов, директоров совхозов неплохо друг друга знали - некоторые дружили. Тогда было принято по революционным праздникам собирать деревенское начальство с жёнами в район на торжественное собрание, после которого была культурная часть, которая в основном сводилась к танцам и выпивке. Когда отец уезжал в командировку по району наутро какая-нибудь «добрая душа» звонила матери: «Твой сегодня с такой-то спал». Отца в этот период я видел редко, либо спящим, либо пьяным, либо они выясняли отношения с матерью (скандалили). Однажды мама в запальчивости заявила отцу, что она его спя­щего зарубит. Он был убеждён, что она может это сделать, и после этого, если вечером был скандал, он собирал все топоры в комнату где спал и запирался там на ночь. Были случаи, утром нет дров для топки, а наколоть нечем – все топоры у отца. А его Величество еще почивает. Мать в этот период часто плакала, она была в отчаянии и не знала, что предпринять.

В конце 46 или в начале 47 года убили председателя кулацкого колхоза по фамилии Берчак. Членами колхоза были кулаки, высланные в Даурский район во время коллективизации. Между прочим, это был самый передовой колхоз в районе. Расследовал убийство отец, т. к. убили председателя самого передового колхоза, то сразу решили, что это дело политическое, поэтому занималось им МГБ. Мало того из Красноярска специально был командирован офицер в звании полковника – прямой начальник отца. Он жил у нас – уже пожилой дядька был очень добрый, по крайней мере, с нами. По-доброму относился к матери. Со мной по утрам наперегонки бегал открывать ставни. Заметив однажды, что у матери глаза на мокром месте, он поинтересовался, что случилось. Как говорила мама, так участливо с ней за всю её жизнь никто не говорил. И она рассказала ему всё о поведении отца - он был ошеломлен и возмущён. Он не знал о таком поведении своего сотрудника. Как говорила мама, выслушав её (они были вдвоём) он как-то обозвал отца, сказал, что он ему задаст, и добавил: «Готовьтесь к переезду в Красноярск». После этого отец присмирел, а осенью 1947 года его (значит всю семью) перевели в Красноярск. В Красноярске мы жили на улице Урицкого. Дом находился в квартале между улицами Диктатуры Пролетариата и Перенсона на стороне улицы, которая ближе к Енисею, во втором, возможно третьем, доме от угла Диктатуры-Урицкого. В 1984 году дом еще стоял. Дом деревянный, двухэтажный, двухподъездный, 2-ой подъезд от ворот. На каком этаже не помню, в 2-х комнатной квартире занимали одну комнату. Во второй комнате жила семья Чертищева, тоже сотрудника МГБ. Помню, что в этом доме не только в этой квартире жили и другие семьи чекистов. В Даурском мы одни занимали пятистенный дом. Сколько было в нём комнат, не помню, но была отдельная от кухни комната для приема пищи - столовая. В Даурском отец был начальником, царь и бог района, в краевом управлении один из ряда оперуполномоченных. Он очень переживал, зная о разговоре матери с его начальником всю оставшуюся жизнь винил её, что она загубила его карьеру.

В Красноярске его служебной обязанностью был надзор за деятельностью религиозных сект. Поэтому он отлично разбирался, чем отличаются баптисты от свидетелей Иеговы, те от хлыстов, хлысты от аквендистов седьмого дня и т.д. Один из его агентов внедрил в секту баптистов свою жену, а та уверовала в учение баптистов и стала фанатичкой. Через двадцать лет (отец уже работал на гражданке) этот бывший агент вдруг однажды заявился к нам. Мама, работая на шёлковом комбинате, застраховала свою жизнь, а он работал в это время агентом Госстраха и обслуживал наш участок. Раз в месяц он приходил к нам за очередным взносом. Очень был забавный старик, носил очки, а когда писал или читал, поверх них надевал вторые очки. Пил чай и рассказывал, как он «воюет» со своей старухой. У них не было даже телевизора – вера не позволяла, но был очень хороший приемник, т.к. старуха слушала проповеди из Сан-Франциско.

 ***

Во второй половине 1948 года в Богучанах освободи­лось место старшего оперуполномоченного районного отдела МГБ, на правах заместителя начальника. Отец подал рапорт с просьбой перевести его туда. К рапорту приложил справку о том, что его дочь Галина больна туберкулёзом, и ей нельзя жить в городе, т. к. город усугубляет её болезнь. Врачи рекомендовали сосновый бор, который в Богучанах был в избытке. Просьба была удовлетворена и в конце сен­тября 1948 года мы прилетели в Богучаны. Перед полётом я и сестра болели коклюшем - оба заходились в кашле, никакое лечение не помогало. После 2-х часов полета у обоих кашель как рукой сняло. Первого сентября 1948 года я пошел в первый класс школы №10 г. Красноярска, но проучился в нём до отъезда в Богучаны только 3 недели.

В 1955 году численность органов госбезопасности сократили в несколько раз, их подразделения оставили только в крупных городах. Служить оставляли только тех сотрудников, у которых было образование не ниже среднего. Отец был вынужден перевестись из МГБ в МВД и был назначен комендантом на станцию Тинская (300 км восточнее Красноярска). В его обязанности входил надзор за высланными, чтобы не разбежались, их трудоустройством и бытом. Через год в 1956 году его подопечные были освобождены, комендатуры ликвидированы. Ему удалось перевестись в милицию, работу милиции чекисты считали грязной, к работни­кам милиции относились с пренебрежением, и мой отец считал также. И вот судьба заставила там работать. Он очень тяжело переживал, сначала работал старшим оперуполномоченным отделения милиции на речном транспорте. Отделение располагалось на территории Красноярского судоремзавода. После ликвидации транспортной милиции последние перед пенсией по выслуге лет 2-3 года служил в отделе милиции Центрального района города Красноярска, занимался раскрытием экономических преступлений.

Отец физически был хорошо развит, имел высокую общеобразовательную подготовку. Самообразование, несколько раз оканчивал университет марксизма-ленинизма, постоянное общение на работе с высокообразованными людьми – ведь основная масса арестованных органами госбезопасности интеллигенция. Многие не верили, что у него не было высшего образования. Художественную литературу читать не любил, на моей памяти он прочёл всего три книги: Медведев «Сильные духом», Вершигора «Люди с чистой совестью»; и «Генерал Доватор» - автора не помню. Предпочитал художественной литературе статьи на исторические темы, особенно, о жизни великих людей. Статьи, вырезки из них хранил, но специально не собирал. Однажды он в отрывном календаре увидел список генералиссимусов. Не успокоился до тех пор, пока не узнал о жизни каждого. При этом замучил меня с Евгением Савойским, о котором я ничего не мог найти. Его настольной книгой был «Краткий словарь иностранных слов». Этот томик в синем переплете в его руках можно было видеть почти каждый вечер. На кинофильмы ходил не часто, но популярных артистов знал. Фильм «Чапаев» смотрел более 20-ти раз и знал наизусть.

Любил верховую езду, но только на хорошем коне. В седле сидел очень красиво, и кони его слушались. Был страстным охотником – почти все отпуска проводил на охоте. Охотился на медведя (лично убивал), сохатого, коз, белку, соболя. Почти никогда не охотился на лису, зайца и птицу - охоту на них считал пустой забавой. Однажды зимой охотился на сохатого вдвоём с Марчуком Петром. По рассказу Марчука сохатый шёл по тропе на дне оврага, а они были в засаде наверху, оба стре­ляли, но не убили. Сохатый уходил и когда он проходил мимо них, отец в азарте сверху прыгнул ему на спину и сидя верхом охотничьим ножом, перерезал ему горло. Охотился он с нарезным оружием, в оружии хорошо разбирался и метко стрелял.

Жену и детей своих он любил, но не терпел никаких возражений. Мама никогда ему и не возражала, но проводила какую-то работу с ним без детей. Проходило несколько дней, и он вдруг безапелляционно заявлял - будет вот так и озвучивал решение, которое порой было противоположным первоначальному, как правило, это было то, что хотела мама. Отец же был искренне убеждён, что это решение он принял сам – ничьих решений, кроме своих, он не признавал. Он до самозабвенья любил младшую дочь Галину, возможно, потому что и внешне и характером она походила на него как две капли. Кроме того, она росла, когда отец значительно больше времени проводил в семье, чем, когда был маленьким я. Старался выполнить любые её прихоти и последнюю треть его жизни она «вертела» им как хотела. Я никогда не видел и не слышал, чтобы отец пил ради того, чтобы напиться. Но он любил погулять в компании и, выпив, всегда с удовольствием и много пел. У него был очень сильный, красивый голос. Тенор, похожий на голос Лемешева, слушать которого он очень любил и не любил Козловского. В пятидесятых годах, когда после смерти Сталина стало больше свободы, он выступил однажды на районном смотре художественной самодеятельности. Имел большой успех и был лауреатом конкурса.

Политически он был активен - 14 раз избирался секретарём первичной партийной организации, несколько лет был членом ревизионной комиссии Кировского райкома КПСС г. Красноярска. Не терпел никаких отступлений от закона. Однажды на моих глазах столкнул человека на лестничной клетке со 2-го этажа в ответ на предложение взятки в 100000 рублей, по тем временам огромная сумма. Он пришёл в бешенство только оттого, что ему посмели предложить взятку.

Отец был награждён двенадцатью государственными медалями. В том числе медалью «За победу над Германией», которую особенно ценил.

Мой отец Александр Дмитриевич, дед Дмитрий Сергеевич и прадед Сергей Захарович были людьми неординарными. Натурами страстными, яркими представителями людей из народа, Русского народа, которого «умом не понять».

 ***

Макарова (Налимова) Анастасия Григорьевна – моя мама родилась в деревне Старопершино Шадринского района Курганской области. В момент её рождения Шадринский район входил в Челябинскую область и поэтому, со­вершенно справедливо, она говорила, что родилась на Урале – она до конца дней «окала». Деревня Старопершино существует до сих пор и когда в конце 30-х годов она ездила туда за справками для получения паспорта, её еще помнили, и она жила у родственников, оставшихся в деревне. Отец её Григорий 25 лет служил солдатом. Вернулся со службы больным (возможно результат ранения) и вскоре умер. Моей маме было в то время 8 месяцев. Семья жила у деда Филиппа - отца матери моей мамы. Бабушка Фёкла, мать моей мамы, подрабатывала шитьем. Когда она умерла, моей маме было 6 лет, её старшему брату Василию Григорьевичу-16 (он 1910 года рождения), был еще брат Сергей Григорьевич старше мамы, но моложе Василия Григорьевича. Все трое после смерти матери жили у деда. В 1930 или 1931 году во время голода Василий Григорьевич с семьёй (он уже был женат) переехал в Сибирь и увёз с собой Сергея и Анастасию. Их дед и бабушка или уже умерли, или умерли после их отъезда. Мама окончила 3 класса, в Сибири она уже не училась. Тем не менее, она любила художественную литературу и много читала. Она знала множество поговорок и пословиц и постоянно пересыпала ими свою речь. Писать же, практически, не умела и при необходимости только расписывалась. Год или два после переезда нянчила детей Василия. С 12 лет стала работать на маслозаводе, где мастером работал Василий Григорьевич, а в свободное от работы время нянчила его детей. Видимо, ей так «хорошо» жилось и работалось, что она в 15 лет ушла работать в колхоз (при этом ушла из семьи брата). Сначала работала поварихой на лесоповале, жила вместе с бригадой колхозных лесорубов в тайге, а затем дояркой. В колхозе она работала 3 года. Получив паспорт, ушла из колхоза и работала года два в боль­нице санитаркой. Выйдя замуж за отца, на производстве не работала до начала 60-годов, когда пошла работать на шёлковый комбинат ради того, чтобы я получил высшее образование, т. к. жить только на зарплату отца в краевом центре было невозможно. Когда мы жили в сельской местности, был огород (в Даурском 30 соток), держали корову, растили телёнка, свиней (бывало до трех кабанов одновременно), 20-30 кур, а еще три собаки (ведь страстью отца была охота). Все это выращивала, кормила, поила, доила мама. У меня язык не поворачивается сказать, что она не работала – вкалывала от темна до темна. Зарплата у отца была невысока, а из нее еще 25%- алименты. В городе же на балконе держать все это не будешь. Как только я окончил институт, отец и я настояли, чтобы мама уволилась с комбината т. к. работа там была физическая, очень тяжелая, а она уже тяжко болела. Несмотря на её болезнь, родители в 1963 году взяли садовый участок, который полностью «лёг» на неё. До последних своих дней она работала физически и врачи, удивляясь, что она с её болезнями ещё жива, не один раз говорили, что живёт она, потому, что работает физически.

Не могу не рассказать об одном эпизоде. На станции Тинская по соседству жил Морковин Валентин (русский), мужик громадного роста. Когда ему было 18 лет, он влюбился в цыганку и три года жил в цыганском таборе, кочуя вместе с ним по России. Получив отставку у своей цыганки, он осел, женился на русской женщине, родились дети. Выпив, он избивал свою жену, если она успевала, то в любое время суток и при любой погоде, убегала в том, в чём была. Однажды часа в 2 ночи она прибежала к нам. Морковин заметив, что она забежала к нам, стал ломиться в дом. Отец мой рассвирепел и, сказав, сейчас он ему «откроет», стал доставать пистолет. Мама, боясь, что отец застрелит Мор­ковина, не пустила отца. Взяв керосиновую лампу (электросвет ночью не горел) пошла в сени и открыла входную дверь. Но дальше сеней она Морковина не пустила, как я не знаю – помню только, в один из моментов она кричала: «Залил шары! Сейчас я их тебе выжгу!» На другой день она воспитывала его жену: «Не убегай, а что есть под рукой тем бей его со всей силой, да не выбирай куда ударить, куда попадёшь, туда попадёшь». Та, как не боялась, что муж её убьёт, последовала совету. Один раз разбила о его голову разделочную доску, второй раз стулом сломала ему палец. После этого он прекратил бить жену, только матерился и кричал, что её научила этому царь – баба. Так он называл маму, громадный мужик – он боялся мамы, а росту в царь-бабе было менее 160 см.

 Мама была очень добрым человеком, но скуповатая. А отец - широкая натура – не понимал, как можно беречь деньги, если они есть. Нет - занять и купить то, что в эту минуту хочется. Хотя потом окажется, что этого вообще покупать не надо было. Не понимал, как это копить деньги, и мог отдать деньги и вещи тому, кто попросит. Но под самый конец жизни он резко изменился и стал "плюшкиным".

Налимов Василий Григорьевич в 1942 году был мобилизован и в первом же бою был ранен в переносицу и раненым попал в плен. В 1945 году он был освобождён в Италии американскими солдатами. Кстати ни он, ни дядя отца Макаров Григорий Сергеевич (тоже был в плену) из-за этого не пострадали и, пробыв небольшое время в фильтрационных лагерях прибыли домой. Когда Василий Григорьевич попал в плен, то об этом сразу в 1942 году стало известно. И с родителей потребовали расписку, что они не будут поддерживать с семьёй В. Г. никаких отношений. И мама такую расписку написала. Как она говорила, в противном случае отца уволили бы из органов, а это фронт и как говорила мама с характером отца он бы погиб, а она не хотела остаться вдовой и оставить своего сына без отца. После 20 съезда партии родители разыскали В. Г. и его семью, те приезжали к нам в гости, а сыновья В. Г. в разное время жили у нас, пока не получали квартир. До конца своих дней жена В. Г. Евгения Яковлевна обижалась на мать за то, что мама прервала отношения в трудный для неё период.

 ***

 Мой организм был ослаблен энцефалитом. Последствия его остались до сих пор. У меня всю мою жизнь дрожит, а иногда после психологической усталости очень сильно трясётся правая рука - был парализован правый бок. На двух ногах или на одной левой стою, а на одной правой ноге я стоять, практически, не могу. Во время болезни на обоих глазах появилось по «бельму». В результате длительного лечения с правого глаза помутнение роговой оболочки исчезло, но глаз оказался близоруким - минус 3,5 диоптрии. На левом помутнение сохранилось - зрение не корректируется - я этим глазом почти не вижу. Не могу им прочесть даже вывеску ни в очках, ни без очков. Всю жизнь (кроме последних двух лет) меня мучили сильные головные боли.

Я рос слабым, хилым - часто болел, а в 1953 г. перенес острый серозный менингит. Однако годам к 15-16 я окреп и до 1969 г. почти не болел. В 1969 г. врачи констатировали у меня хронический гломеруловый нефрит. Отчего он возник, никто не знает. Врачи говорили, что скорее, всего от ангины, которая у меня была с детских лет. В 1945 г. мне удалили часть гланд. Лично я считаю, что это последствия всё тех же нейроинфекций. Мама говорила, что и при энцефалите и менингите у меня было плохо с почками - анализы были очень плохими.

 Я считаю себя счастливым человеком. Ведь до сих пор от энцефалита и менингита почти 100% смертность. В лучшем случае - дом умалишенных. Больные хроническим гломеруловым нефритом больше 10 лет не живут. Я болею 34,5 года. Только тот, «кто одной ногой стоял на краю могилы» понимает: Счастье – это жить и дышать.

Отдельные сцены своей жизни я помню, примерно, с 1946 г. Помню себя около кроватки новорожденной сестры Галины. После её рождения мои родители зарегистрировали свой брак. До этого жили в гражданском браке. По законам того времени достаточно было двух свидетелей для установления отцовства и других доказательств совместной жизни и любви двух людей не требовалось. К тому же член партии, практически, не мог развестись. При этом не имело значения, зарегистрирован брак или нет. В Даурском жила горбатая женщина, которую оставил муж ради другой. Он за это был исключён из партии и снят с должности. После партсобрания он застрелился. И хотя аборты были запрещены - за аборт его участникам грозила уголовная ответственность, женщины не особенно стремились зарегистрировать брак. Помню себя верхом на лошади - возил копны к зароду.

В районном отделе МГБ были служебные лошади, у сотрудников - коровы. Поэтому в июле все сотрудники райотдела с членами семей выезжали на сенокос. Примерно, в это же время, бегая вечером по двору, я наткнулся правым глазом на деревянные вилы, лежавшие на телеге. Из глаз посыпались искры. Но, видимо, рана была не серьезная, т. к. не помню, чтобы в это время мне лечили глаз. И мама никогда об этом не рассказывала

 Летом 1946 г. отец купил мне детский двухколёсный велосипед. Не далеко от дома был пригорок. Я поднимал велосипед на вершину, садился на него и скатывался вниз. Там я падал в крапиву. Для предохранения от ожогов крапивой я надел фуфайку (телогрейку). В результате действий по такой технологии за один день научился ездить на велосипеде. И до сих пор с удовольствием этим занимаюсь.

 В то время я не понимал то, что видел. Видел же я ужасающую нищету. Людям не то, что одеть - порой есть нечего было, варили щи из крапивы. У интеллигенции не было пальто. Всё, что представляло какую-то ценность, в годы войны было обменено на съестное. Обычно у человека было две телогрейки, одна для работы, вторая выходная - в ней ходили в театр, в гости. Многие ходили в военном мундире, в котором вернулись из армии или купили, или достали по случаю. Кроме того, в то время многие отрасли народного хозяйства были на военном положении. А их сотрудники имели форму и звания. В частности, авиация (да гражданской авиации в то время практически и не было), железная дорога, связь (в том числе и почтовая). Директора крупных заводов имели, как правило, генеральские звания.

Наша семья жила, по сравнению с другими, хорошо. Во-первых, у меня был отец. В то время подавляющее большинство семей были не полными. Во-вторых, он получал офицерский паёк. Конечно, для семьи из четырех человек этого было мало, т. к. паёк полагался только офицеру, а членам семьи нет. Но благодаря пайку, я знал вкус колбасы, сыра, мясных консервов. Большинство же моих сверстников даже не слышали об этих продуктах. Проживая в сельской местности, наша семья держала скот. Мы не знали голода. А ведь многие даже в сёлах не имели скота, т. к. мужчин было очень мало - кто накосит сено, кто привезёт и наколет дрова? Из-за нехватки мужчин, а также в связи с тем, что всё - для фронта, всё - для победы, пришло в упадок коллективное сельское хозяйство. В колхозах и совхозах для скота не было корма. Коров привязывали в стойлах верёвками, пропуская их под брюхом коровы, иначе они стоять в стойлах не могли из-за голода. Скот вырубали. В Даурском районе до войны в одном из совхозов было племенное стадо коров симментальской породы. Чтобы сохранить этих коров их отдали семьям, которые (по мнению руководства) могли их прокормить. Была и у нас такая корова. После отёла мама доила её три раза в день, и каждый раз надаивала полное ведро молока. Молоко этой коровы имело жирность 4,5%. В годы войны большинство детей не училось. В 12-13 лет подростки шли работать. Они и женщины были основной рабочей силой в тылу. Мужчины, в основном, работали на оборонных предприятиях, выдававших продукцию фронту. Дети до 12 лет не учились потому, что зимой нечего было надеть, чтобы пойти в школу. К тому же на голодный желудок немного выучишь. Матери неделями не выходили из цехов. Дети были предоставлены самим себе, этим не преминули воспользоваться разные подонки. Несмотря на жестокие законы военного времени, расцвела преступность. В городах даже днём человек не мог чувствовать себя в безопасности. Причём в то время, подавляющее большинство жило одинаково плохо. Поэтому никто не был застрахован от нападения. При этом могли украсть или отобрать одежду, деньги, продовольственные карточки, пищу. Часто кражи совершали голодные дети и подростки. В средине 50-ых годов резко поднялся уровень жизни и сразу же понизился уровень преступности. У меня были знакомые, сослуживцы, которые будучи подростками в то время были осуждены за кражу или грабёж. А после стали нормальными людьми, обзавелись семьями, некоторые из них закончили институты и техникумы. Был один такой среди нашей многочисленной родни – один из двоюродных братьев отца.

 В годы войны, трудящиеся были мобилизованы не только в армию, но и на Трудовой фронт. Так общим словом назывались те производства, продукция которых использовалась действующей армией. Трудоспособных мужчин и женщин на Трудовой фронт отправляли военкоматы. Работали без отпусков, неделями, не выходя из цехов и забоев. За двадцатиминутное опоздание на работу рабочим и служащим грозила уголовная ответственность. Человек не имел права не только поменять работу, но сходить домой без разрешения начальства. На Красмаше охранник застрелил подростка. Вся вина подростка заключалась в том, что, не получив разрешения побывать дома после тяжелой недельной работы, он решил уйти в «самоволку» и полез через забор. Часть, призванных на трудовой фронт, была отправлена на работу в другую местность. Для них побывать дома было большой проблемой, т. к. поездки по стране были запрещены. Человек в годы войны имел право на поездку из одной местности в другую только по разрешению руководства. После войны армия частично была демобилизована, но демобилизация не коснулась Трудового фронта. Благодаря этому, а прежде всего энтузиазму трудящихся, к 1953 году были восстановлены города и промышленное производство. За годы войны немецко-фашистскими захватчиками были стерты с лица земли 1700 наших городов. В короткий срок армия получила новое оружие, в том числе атомное и ядерное. После войны Запад, опираясь на свою экономическую мощь, на обладание атомным оружием (которого у СССР не было до 1949 года), требовал от СССР политических, экономических и территориальных уступок. В частности, не признавалось законным включение в состав СССР Прибалтики, Карелии, Бессарабии, Курил. После речи Черчилля в Фултоне в 1946 году наши союзники превратились в заклятых врагов. Против СССР была развязана идеологическая и экономическая война, которая впоследствии получила название Холодной. Нередко холодная война переходила в ограниченную горячую (Корейская война и другие региональные конфликты). В 1947-1948 г. г., когда мы жили в г. Красноярске, на железной дороге очень часто случались крушения поездов. В народе говорили, что это действуют недобитые немецкие агенты. Так это или нет - не знаю. Кстати в годы войны все лозунги призывали убить не фашиста, а немца. В результате, войдя на территорию Германии в 1945 г., наши бойцы (у многих из них близкие погибли от руки врага) устроили кровавую баню. И только с помощью расстрелов командованию удалось остановить избиение немецкого населения. Я знаю это не из книг, а из рассказов очевидцев событий. По-разному воевали люди, в 1969 г. один мужичок рассказывал, как он отступал от границы до Москвы: «Только приляжем отдохнуть - крик «Окружили!!!» - срываемся и бежать. Первого немца я увидел около Москвы». Объяснялось все это внезапностью нападения. А мой родной дядя Налимов Сергей Григорьевич уехал на войну за две недели до её начала - вот такая внезапность. Он возвращался с финской войны, перед демобилизацией их задержали в г. Ачинске в военном городке. Он писал, что скоро будет дома. Вместо этого за две недели до начала войны его часть погрузили в эшелон и увезли на запад. На финскую войну он ушел рядовым, а в 1945 г. погиб в звании капитана. Воевал в пехоте и звание получил за храбрость и мужество. После войны каждый второй мужчина был калекой – не имел либо руки, либо ноги. А в середине 60-х я обратил внимание, что калек почти не стало. Подумав, я решил, что человек без руки или ноги долго не живёт. Калеки вымерли. И меня уже окружали мужчины, которые не воевали или вернулись с войны с руками и ногами.

 Во время нашей жизни в г. Красноярске отменили карточки, и была проведена денежная реформа. После отмены карточек товаров, в том числе и продовольственных, больше не стало. Поэтому в магазинах стояли очереди. В одни руки товар отпускали в ограниченном количестве. В это время пацаны (и я вместе с ними) ходили подрабатывать в очереди. Отстоишь в очереди с какой-нибудь бабушкой 3-4 часа. Подойдет её очередь, она покупает товар на «двоих», а если двое пацанов с ней стояли - на «троих». Бабушки платили нам по три рубля. Считаю необходимым сказать, что после войны до середины 60-х в магазинах свободно (без очереди) продавались крабы, икра и другие деликатесы. Но их редко, кто покупал – у народа не было денег. Почти любые товары без очереди можно было купить на рынке. Но там они стоили в два, а и то больше раз дороже. Поэтому подавляющая масса людей предпочитала стоять в очередях в государственных магазинах. При жизни Сталина после отмены карточек ежегодно с 1 марта директивно понижались цены. Народ до сих пор этого не забыл.

 В связи с низким уровнем жизни, голодом, скученностью (редко кто имел отдельную квартиру – жили в коммуналках, бараках и полуподвальных помещениях), отсутствием или недостаточным количеством врачей людей косил туберкулёз. Семья крёстного моего отца (5 или 6 человек) полностью за исключением одного мальчика умерла от туберкулёза. Старшая дочь бабушки Липы - Ривкина Евдокия Архиповна в 1949 г. также умерла от туберкулёза. От неё заразилась туберкулёзом моя сестра Галина. Когда мы жили в Красноярске, тётя Дуся часто приходила к нам. При этом угощала нас с сестрой сладостями. Мама мне запретила их есть, а двухлетней сестре не прикажешь. Сын тёти Дуси Ривкин Игорь страдал костным туберкулёзом. Из-за этого его не приняли в академию. Его отец Ривкин Александр (Исай) был лётчик. Перед войной он командовал (а может, заведовал – точно не знаю) Красноярским аэроклубом. В 1943 г. он упал с горящим самолетом в Чёрное море. Все родственники были убеждены, что Ривкину Александру было присвоено звание Героя. Грамоту после смерти тети Дуси не нашли, а на запросы сына Игоря архив МО ответил отрицательно. Игорь окончил суворовское училище и автомобильное училище в Рязани. На пенсию вышел в звании полковника. И как сообщила мне Макарова Г. А., недавно умер в г. Иваново. Из событий того времени запомнился мне пожар в лесо-техническом институте. Учебный корпус института горел несколько дней. Вечером отблески зарева виднелись в окне нашей комнаты, хотя оно выходило на противоположную сторону (окно смотрело на городской парк).

 ***

 В сентябре 1948 г. наша семья прилетела в село Богучаны на гидросамолете марки «Дуглас». Приставка гидро означает, что самолет был оборудован вместо колёс лодками. Он взлетал и садился на воду. В г. Красноярске водный аэродром был устроен около острова Молокова. Пожалуй, первое, что поразило всю семью в Богучанах, это обилие стерляди, красной рыбы, как называли её аборигены. Красная рыба продавалась в рыбкоопе – магазине рыбной кооперативной торговли. При входе в этот и обычные магазины сидели женщины и предлагали купить стерлядь дешевле, чем в магазине. Рыба была жирная. Жарилась в собственном жиру – не добавлялось ни капли масла или жира. В этой рыбе не было костей, только хрящи, которые хрустели на зубах, что нравилось нам с сестрой и мы из-за них с ней «воевали». Родители достали медвежий жир. Местное население, в основном, занималось рыбной ловлей и охотой. Думаю, медвежий жир достать больших трудностей не составляло. Мама поила им сестру. Благотворно на её здоровье действовала и сосна – дерево, образующее тайгу. В тайге нет лиственных деревьев. Они растут лишь на окраинах тайги, на опушках. В Богучанах тайга в те годы начиналась в 200 м от села. Через год после нашего приезда в Богучаны рентген показал, что у сестры лёгкие находятся в хорошем состоянии, каверны зарубцевались. С той поры и по сей день лёгкие её не беспокоят.

 Но, именно, в Богучанах стала болеть наша мама. Приангарье находится на высоте 450-2000 м над уровнем моря. У мамы ещё молодой женщины начала развиваться гипертоническая болезнь. Давление порой достигало 260. При таком давлении она падала. Приходили врачи – делали внутривенный укол. Давление понижалось, и она вновь хлопотала по дому, по хозяйству. В те времена не было эффективных лекарств для лечения гипертонии. Почти при любом заболевании (и при гипертонии) назначали курс уколов глюкозы внутривенно. Из-за многократного проведения такого лечения у неё развился сахарный диабет. Развилась сердечная недостаточность, она не могла ходить – задыхалась. Лекарства отрицательно действовали на почки и печень, которые тоже пришлось лечить. Кроме того, многие годы, она жила под угрозой проведения операции. У неё была какая-то, как говорили, женская болезнь. Но умерла она не от этих болезней, а от рака, которым заболела после 60 лет. До самых последних своих дней она работала физически и никогда не лежала, как бы плохо ей не было.

 В Богучанах в то время проживало более 2000 человек. Причём коренного населения было меньше, чем «приезжих». В кавычках потому, что подавляющая их часть приехала не по своей воле. Это ссыльные, партийные и государственные служащие, всех их направила туда Власть. Кого по этапу, а кого как нас добровольно – принудительно. Со времён войны был такой термин. В годы войны вызывали в военкомат 17-летнего юношу и предлагали пойти «добровольно» на фронт в танковые или лётные части. При этом, не стесняясь, заявляли, что при отказе идти добровольно, через полгода, а то и раньше пойдёт по призыву в пехоту. Все знали, что в пехоте воевать было много труднее. К тому же пехотинцы и погибали чаще. Поэтому, как правило, в таких случаях писали заявление с просьбой направить на фронт добровольцем.

Кого только не было среди ссыльных. Власовцы, бандеровцы, грузины и армяне, латыши, литовцы, эстонцы, немцы, осетины и ингуши – практически все нации Советского Союза имели среди них своих представителей. В Богучанах не было чеченцев, греков и крымских татар, т.к. они были сосланы в Казахстан и на Урал. Ссыльные раз в месяц обязаны были отмечаться в комендатуре. Им был запрещён выезд с места поселения. Они работали и на заработанное содержали себя и свои семьи. Как рассказывала моя тёща (семья моего тестя тоже была в ссылке по национальному признаку), сразу по приезде им была выдана тёплая одежда и мука. Я закончил в Богучанах семь классов. И все годы среди моих одноклассников были дети ссыльных. Местное население и приезжие относились к ссыльным нормально. Но не терпели власовцев и бандеровцев, т. к. даже дети малые знали, что они убивали солдат Советской Армии. И они, особенно, бандеровцы - украинцы жили обособленно, не навязывали своё общение другим. Большинство ссыльных мужчин работало в леспромхозе, валили и вывозили лес. Им платили хорошую по тем временам зарплату, жили они не хуже нас. Среди их детей были у меня друзья – товарищи. Я неоднократно бывал в их квартирах и могу сравнивать. Трудно жилось в ссылке творческой интеллигенции, т. к. ей, как правило, запрещалось работать по специальности. Физической работой большинство интеллигентов заниматься не могло. Я хорошо помню, что ссыльные врачи жили прекрасно. Среди них был Намгаладзе Семён Ильич. Хирург от бога, до ссылки он работал в г. Батуми главным хирургом госпиталя и после ссылки вернулся в Батуми на своё рабочее место. Местом ссылки ему была определён Кежемский район - это даже более отдалённый район, чем Богучанский. В пути он заболел, было опасение, что не доедет до места ссылки. На караван ссыльных (их везли по реке на илимках) вызвали разбираться отца. И он оставил Намгаладзе в Богучанах. При этом отец превысил свои полномочия, за что получил 10 суток ареста. Он не один раз говорил: «Ну и что, зато Богучанский район получил хорошего хирурга». Намгаладзе спас массу людей от смерти. К нему прилетали на операцию даже из краевого центра. Правда, когда он считал, что спасти человека невозможно – он отказывался оперировать, говоря при этом: «Пусть оперирует Попов (вольнонаёмный хирург), в случае смерти больного ему ничего не будет». За время ссылки он не надевал обувь теплее полуботинок, а мороз в Богучанах достигал минус 52 градуса по Цельсию. Утром к его дому подъезжал кучер на кошеве (сани, на которых установлен короб, чаще всего плетёный из прутьев тальника, со скамеечкой). В кошеве тулуп, Намгаладзе в пальто и тулупе поверх пальто выходил и садился в кошеву. Кучер вторым тулупом, который был в кошеве, укутывал ему ноги и вёз в больницу, которая в то время была в двух км от села. По окончании работы он привозил Намгаладзе домой. Кололи дрова, топили печь и убирались по дому либо ссыльные, либо спасённые им от смерти аборигены. Чем занимались его жена и две дочери я не знаю, т. к. в квартире его никогда не был. Его семья не забыла участия отца в их судьбе. Где-то в конце 70-ых или начале 80-х моя сестра Галина, будучи проездом в Батуми, ночевала у одной из его дочерей – приняли её по высшему разряду.

 Среди ссыльных были и другие неординарные личности. Был один священник Московской епархии. Ему, как пострадавшему за веру, постоянно приходили из епархии большие денежные переводы. У него было столько денег, что сберегательная касса их на хранение не принимала. У него (единственного на весь Богучанский район) был личный счет в Богучанском отделении Государственного Банка СССР. Он работал бухгалтером в организации «Заготскот». Построил себе дом, не дом, по тем временам дворец. Когда он продавал его при своем освобождении из ссылки – никто не мог купить, ни у кого не было таких денег. Купил леспромхоз и использовал его в качестве конторского помещения.

 Учился я в школе на хорошо и отлично. Почти все годы учёбы (во всяком случае, в Богучанах) был первым учеником школы. Не скажу, что училось мне легко, времени за выполнением уроков я проводил много, но и «зубрилой» не был. Выручала хорошая память. Память – вот то, чем всю свою жизнь я отличался от окружающих меня людей. С самого раннего возраста я понял, что мои родители малограмотны, помочь в учёбе мне не смогут, и надеяться в преодолении высот науки мне нужно только на себя. Родители (особенно мама) мне внушали, что только образованные люди живут хорошо. Мама была убеждена, что только инженеры живут, а не влачат жалкое существование. По-моему, потому, что инженеры в леспромхозе получали по тем временам очень высокую зарплату + северную надбавку. Местные жители, а также служащие (в том числе и мой отец) северной надбавки не получали. Именно под влиянием матери я стал инженером, хотя по своим способностям более тяготел к наукам гуманитарным, в первую очередь к истории. Думаю, из меня вышел бы прекрасный ученый – историк.

 С пионерского возраста я всё время занимался общественной работой, кроме студенческих лет. Избирался председателем совета пионерского отряда и членом совета дружины, комсоргом класса и членом комсомольского бюро школы, неоднократно членом бюро первичной партийной организации, дважды секретарем первичной партийной организации Красноярского филиала «Росоргтехстрой». В Богучанах как первому ученику, мне выделили путёвку во всесоюзный пионерский лагерь «Артек». Путёвка была одна на весь район, да и за семь лет, что мы там жили - единственной. Группа артековцев формировалась в Красноярске, до Красноярска нужно было добираться самостоятельно. Отец в это время находился в командировке, а мама испугалась отпустить меня одного. Тем более что я рос «маменькиным сынком» и до этого никаких вояжей один не совершал. Поехал другой мальчик. Отец, вернувшись из командировки, за это ругал маму, но как говорится, поезд уже ушел. Я до середины 70-х жалел об этом. В середине 70-х я был в Ялте, а один мой знакомый отдыхал и лечился в Гурзуфе в санатории министерства обороны, который находился рядом с «Артеком». У них был даже общий пляж. Я ездил к этому знакомому, насмотревшись на порядки, царившие в «Артеке», больше не жалею, что не пришлось там побывать. Я в детстве не отдыхал ни в одном пионерском лагере. В богучанский лагерь кормить комаров и мошек родители отправляли детей в виде наказания или если дома нечего было есть. Вывозили летом на природу и детский дом - у него был свой лагерь. В приангарье в то время были тучи мошек и комаров. Даже по селу люди летом ходили в сетках из тюля. А за околицу шли, надев на себя мешок из ситца, с сеткой, сплетённой из конского волоса, на лице. При походах за ягодами и грибами, на сенокосе кроме сетки руки и лицо мазали дёгтем. Все равно возвращались искусанными. Причём мошка гораздо страшнее комаров. Она маленькая и залезет в такую дырку, куда ни один комар не войдет. Кроме того, её тучи. Порой думаешь, дождевая туча идёт, подлетит ближе – мошка. Наша корова отелилась однажды в тайге, пастух рот разинул, она и ушла из стада искать укромное место для отёла. Отец со знакомыми верхом на лошадях искали её целую неделю. Когда нашли, телёнок был изъеден мошкой до костей и в норах, которые проделала мошка, копошились черви. По совету ветеринара его прирезали, что-бы не мучился и похоронили. Взрослая корова умела постоять за себя, а новорождённый телёнок нет.

 Поэтому лето я проводил в селе в играх. Как только наступала весна, и появлялись проталины, а в тех краях это случается во второй половине апреля мальчишки начинали играть в «зоску», «пристенок», «чику». Зоска – это кусок свинца, в расплавленном виде приляпан к куску меха. Свинец заставляет его падать вниз, а мех препятствует этому – в результате падение замедляется. И пацаны стоя на одной ноге второй ногой подкидывали зоску вверх, не давая ей упасть на пол. Побеждал тот, кто дольше продержит зоску в воздухе. Некоторые умудрялись жонглировать ею до тридцати минут. Пристенок и чика - игры на деньги. При игре в пристенок один ударял своей монетой о стену, и она падала на землю, затем другие делали тоже самое, стараясь, чтобы их монета легла как можно ближе к предыдущей. Тот, чья монета ложилась до предыдущей на расстояние между средним и большим пальцем, выигрывал её и получал право на внеочередной удар о стену. При чике монеты ложились на кон – одна на другую. Играющие кидали свинцовую шайбу. Тот, у кого шайба ложилась ближе всего к кону, получал право первым бить этой шайбой по монетам. Если при этом монета переворачивалась орлом, он её выигрывал и получал право на внеочередной удар. Если нет, уступал очередь следующему. Все три игры преследовались учителями и такими родителями, как мои. Чика и пристенок как азартные игры на деньги, а зоска по убеждению наших врачей якобы могла принести вред растущему организму. Но я не знаю ни одного случая, чтобы зоска кому-либо навредила. По мере расширения площади высыхшей земли наступала очередь городков, «бей – беги», лапты. Бей-беги – это та же лапта, только в поле не команда, а один или два игрока, остальные бьют по мячу. При этом игрок, сам себе, подав мяч и ударив по нему, обязан бежать через поле сразу после своего удара. Неважно получился удар или нет – далеко ли близко ли улетел мяч после удара. Игрок, стоящий в поле ловит мяч и кидает его в бегущего. При попадании они меняются в игре местами – тот, кто стоял в поле бьёт и бежит, а другой занимает место в поле. При лапте играют две равные по численности команды. И мяч подаёт под удар игрок команды, стоящей в поле. Поэтому бита при игре в лапту значительно длиннее, чем при игре бей-беги. При игре в лапту не обязательно бежать после своего удара по мячу, можно подождать хорошего удара напарника. Обычно в бей-беги играли в случае малого количества играющих, или при малой площади сухой земли. Если в лапту играли вечером, то нередко к играющим подросткам присоединялись взрослые парни и девушки и даже женатые молодые мужчины.

 Играли в прятки, футбол, волейбол, катались на велосипедах – в это время в Богучанах они уже были, наверное, у каждого третьего подростка. Как я уже писал выше, многие дети в годы войны не учились. После войны партия и государство делали все возможное, чтобы наверстать упущенное. Поэтому в классе, да и на улице я был один из самых младших. Переростки не только учились с нами, но и участвовали в наших играх. Тягаться с ними было физически трудно. А вот на велосипеде мне мало, кто мог дать фору. Много купались до 12-13 раз за летний день. И при этом я не научился плавать. Объясняю я это тем, что, во-первых, в р. Ангаре вода очень холодная. В районе г. Ангарска в июльскую жару температура воды +12 град. по Цельсию, а Богучаны много севернее. Во–вторых, мои родители не умели плавать, а смельчака, который бы бросил в воду сына работника госбезопасности, не нашлось, в-третьих, я был трусоват. За друзьями на глубину не лез - хлюпался у берега, на мелководье. Здесь и вода была потеплее – солнце прогревало. Ходили в тайгу (близ села) собирать грибы и ягоды. При этом я ходил, чтобы не отстать от друзей, т. к. собирать и грибы, и ягоды не научился. Объясняю это слабым зрением. Весной, когда птицы вьют гнёзда, ловили стрижей и ласточек. К обыкновенной нитке длиной см 12-15 привязывали к одному концу перо, к другому концу крепили дробинку. Когда птица на лету хватала перо, дробинка на нитке качалась, и нитка опутывала крылья. Птичка падала на землю. Мы подбегали и брали её в руки. Подержав и попоив слюной изо рта, отпускали птичку. Не знаю, как птицы переносили этот стресс, видимо, нормально, т. к. мне не приходилось видеть мёртвых стрижей и ласточек. Колонии стрижей жили недалеко от села в норах, которые они рыли в обрыве берега.

 В мае во время ледохода, обычно на третий день, когда среди плывущих льдин появлялась чистая вода, ловили рыбу на удочку. Голодная после зимы рыба хватала наживку, буквально на лету. За 30 минут можно было на одну удочку наловить ведро крупной рыбы. Обычно это был елец. В это время нужно было готовиться к экзаменам, тогда в школе их сдавали при переходе в следующий класс, начиная с 4-го. Поэтому по берегу ходили дежурные учителя и выгоняли рыбаков с берега, меня как хорошо учившегося не трогали. Ребят это злило, и однажды они камнями разбили пойманную мной рыбу, я рыдал. Ловили рыбу и летом, но это было уже не так интересно, как весной. Когда осенью Ангара покрывалась льдом, а снег еще не успел его занести, становились на коньки и, распахнув телогрейку, катились по ветру км 5-6. Ребята постарше брали с собой топоры и обухом глушили рыбу. Затем топором вы¬рубали лунку и доставали всплывшую вверх брюхом рыбу. На льду Ангары, напротив школы заливался каток. На этом катке вмораживался в лёд кол, на который надевалось тележное колесо. К колесу прибивались жерди. К ним привязывались санки малышей. Кто-нибудь из старших крутил колесо. Малышня была довольная, просила ещё и ещё. Катались на санках, а когда подросли - на лыжах с гор, которых в Богучанах изобилие. В тайге петляла среди деревьев лыжня длиной 1,5-2 км, опускаясь все ниже и ниже по склону горы. Скорость была огромная. Я однажды попробовал по ней скатиться - раза три садился на лыжи, боялся разбиться. Ребята постарше, если позволяло время, спускались по ней. Чтобы добраться до начала лыжни, приходилось подниматься на гору более 40 минут. Почему- то только зимой играли в «мушкетеров» - фехтовали на палках. Палки были определённой длины, а руку защищал щиток, укреплённый на палке. Года два весной и осенью увлекались игрой, которая сейчас носит название дартс. Как тогда мы это называли, не помню. В круглую палочку с одного конца втыкали обычную иголку, а в другой расщепленный конец вставляли оперение из бумаги и упражнялись в меткости. Обе эти игры мне запомнились еще и по той причине, что и «рапирой», и иголкой мне попали в правый глаз. Была кровь, слёзы. Обошлось - не ослеп. А сколько процентов зрения потерял - одному богу известно. Ходили на самодельных ходулях. Когда сейчас я смотрю на детей, которые «трутся» по подъездам, не зная, чем заняться, мне их жалко. Кроме игр я много читал художественной литературы. Читал все подряд, что попадалось. Следить за моим чтением родителям не позволяла их малограмотность. Если книга очень интересовала меня - читал с фонариком под одеялом, когда мама требовала ложиться спать и даже на уроках.

 ***

 Местное население работало в колхозе и леспромхозе. Но основным источником дохода были охота и рыбалка. Летом ловили рыбу перемётами и самоловами. Перемёт отличается от самолова тем, что перемёт ставится поперёк течения реки, а самолов – по течению. В настоящее время эти орудия лова запрещены, а в то время рыбнадзор за это не преследовал. Скорее всего, просто не кому было преследовать. Потому, что в последние два года жизни в Богучанах я помню, рыбаки стали жаловаться на рыбнадзор и, ставя перемёт, перестали обозначать его поплавком. Зимой ставили «уды». В прорубленную во льду лунку опускается палка, к концу которой привязан крючок с наживкой. Через определённое время уды проверяются - ломиком во льду выдалбливается лунка и уда поднимается из воды. Отец тоже ставил уды, проверял их по выходным, иногда брал меня с собой. И мама варила уху из пойманных налимов. Местное население рыбу есть любило «с душком», то есть ту, которая начала тухнуть. И специально, как говорили мои родители, квасило её. Но продавали нормально засалённую без «душка». Любило строганину - нарезанную кусочками свежую мороженую рыбу и сырое мороженое мясо. В мороженом состоянии нарезать кусочки практически невозможно и с куска ножом строгали. Отсюда и название «строганина». Мне приходилось есть строганину из рыбы и печени сохатого. При еде строганину макают в соль, едят с хлебом – вкусно, но не безопасно. Вместе с сырым мясом в организм человека могут попасть болезнетворные микробы и бактерии. Просто объедение был малосольный хариус.
 Дети местных жителей с 6-ти лет с ружьём уже ходили на охоту на птицу и белку. А в 12 лет с взрослыми охотниками шли за сохатым и медведем. Пацан лет 10-ти мог один переплыть на лодке Ангару. А её ширина в районе Богучан более 2,5 км. Ангара имеет огромную скорость течения, но изобилует шиверами и порогами. В пороге огромные камни, а то и скалы торчат из воды, а в шивере камни скрыты водой. Из-за этого по Ангаре могут ходить только мелкосидящие суда. Когда мы жили там, катера тянули на буксире по 3-4 илимки и паузки. Илимка – небольшая баржа грузоподъёмностью раза в четыре меньше обычной речной баржи. Паузок – та же илимка с надстроенной палубой для каюты обслуживающего экипажа. В то время караван илимок и самолёт связывали Богучаны с цивилизацией. Где-то после 1953 года из Стрелки до Богучан стали ходить два пассажирских теплохода – «Товарищ» и «Стахановец». А сейчас от станции Решёты на строящую Богучанскую ГЭС через Карабулу, которая находится примерно в 25 км от Богучан, проведена железная дорога. Напротив Богучан порогов и шивёр нет. Вода в Ангаре была очень чистая - на глубине до 5-ти м можно было сосчитать все камушки. От Стрелки – места впадения Ангары в Енисей на десятки км вниз по течению была хорошо видна голубая полоса ангарской воды, которая не сразу смешивалась с желтой водой Енисея. Вы-езжая с Ангары многие набирали воду в бутылки и она долго сохраняла свежесть и божественный вкус.

 Обычно отец брал отпуск зимой и проводил его на охоте. В 1951 году он взял отпуск летом, и наша семья ездила в Абан, где жила семья брата отца, Дмитрия Дмитриевича Макарова. Дядя Митя служил начальником Абанского районного отдела милиции. Дорогу к дяде я не помню. А вот обратная дорога запомнилась. Из Красноярска до Стрелки мы ехали на пароходе «Маяковский». При подходе к Казачинскому порогу отец со мной вышел на палубу – полюбоваться природой, а мама с Галей остались в каюте. Отец был восхищён величественным зрелищем бушующей стихии и послал меня в каюту за второй половиной семьи, чтобы она тоже насладилась этим зрелищем. Мы уже проходили порог, поэтому я очень торопился. Спустившись на нижнюю палубу, я протолкался сквозь кучку людей, стоявших в коридоре, и в это время на меня обрушился страшный удар. Видимо, от удара я потерял сознание. Очнувшись, я увидел, что лежу перед кучей угля, над этой кучей вверху люк и какой-то человек подает мне руку и кричит, чтобы я влез на этот уголь. Оказалось, матрос открыл люк угольного бункера и стоял около него. Любопытные пассажиры столпились около люка, заглядывая в него. Растолкав их, я упал в бункер, ударившись при этом подбородком о край люка. Глубина стального бункера была более 2-х метров. Меня от серьезных травм спасло то, что в нём было небольшое количество угля. Угольная куча имела вид конуса, вершина которого метра на 1,5 была ниже люка. Я упал на эту вершину и скатился по углю на дно бункера. С этой вершины матрос за руку вытащил меня из бункера. Из рассеченного подбородка шла кровь. Я вернулся к отцу, и мы стали искать медсестру. Она тоже в это время любовалась порогом. От Стрелки вверх по Ангаре до Богучан мы неделю плыли на илимке, которая шла последней в караване. Всю неделю до Богучан я мучился расстройством кишечника.

 Для отопления привозили брёвна. Отец перед уходом на работу укладывал бревно на козлы или подкладывал под него стяжки, если не мог поднять на козлы. И я пилил один двухручковой пилой. Однажды отец с 4-мя товарищами поехал на лодке за брёвнами и взял меня с собой. Во многих местах на берегу Ангары лежали и гнили брёвна. Не знаю по какой причине, но как говорили работники леспромхоза, планы на валку леса, вывозку и сплав были разные. Поэтому были случаи, когда сваленный лес оставляли в лесосеке, вывезенный из леса - на берегу реки. Вот за такими брёвнами и поехали - население их использовало на дрова. Мужики с помощью стяжков скатывали брёвна в воду и вязали плот. Я тоже взял стяжок и в метрах пяти от них, встав на огромное бревно, пытался скатить впереди лежащее тоненькое брёвнышко. Брёвнышко покатилось, но оказывается, оно держало бревно, на котором я стоял. Бревно тоже покатилось, я же упал с него. Но упал не удачно - вперёд и бревно накатилось мне на ногу и могло раздавить меня. Увидели взрослые, подскочил отец и, подставив плечо, остановил бревно. Подбежали остальные и вытащили меня из-под бревна. Потом пятеро взрослых мужиков не могли сбросить это бревно в воду, уехали, оставив его на берегу. Отец рисковал своей жизнью - бревно могло раздавить нас обоих. Но в тот момент он не думал о последствиях для себя - он видел, что нужно остановить бревно иначе оно меня раздавит.
 Кстати о сплаве. В районе нынешнего города Лесосибирска и Игарки стояли боны. Плывущие брёвна вылавливали и отправляли на лесозаводы, находящиеся в этих городах. Часть брёвен уплывало в море. По свидельству капитана дальнего плавания писателя Конецкого В. В., шведы и норвежцы недалеко от устья рек Оби и Енисея в нейтральных водах установили плавучие лесозаводы, вылавливали брёвна, пилили и пиленый материал продавали нам же. У меня есть фотография, на которой большая площадь берега одной из рек бассейна Ангары завалена брёвнами. Тысячи кубометров лучшей древесины мира гниют ни кому не нужные. В 1969-1971 годах я три раза был в командировке в г. Братске. Даже в городе (кроме центра) лежал и гнил лес. Лиственница тяжелее воды, её можно сплавлять, только связав с сосной. Однако «передовики» отправляли её в молевой сплав. «Топляки», разлагаясь в воде, губили все живое. Один дурак - рационализатор предложил бороться с заломами следующим образом: в воду спускался бульдозер, который идя по топлякам, устилавшим дно реки, ножом расталкивал брёвна и таким образом ликвидировал залом. Выше я писал, как много было рыбы в Ангаре. Будучи в 1982 году в командировке в Богучанах, я не смог купить даже одного кг рыбы. Государство стало принимать меры для её восстановления. Был запрещен молевой сплав леса, водоёмы очищались от топляков, велась борьба с загрязнениями воды, строились очистные сооружения. Но всё это было прервано его «величеством» - рынком. Даже страшно представить, что творится сейчас на этих реках.

 Ещё один раз отец брал меня с собой. Из ссылки (из деревни, лежащей выше Богучан по течению Ангары) на лодке бежали несколько литовцев. Отец был уверен, что они пойдут вверх по реке в сторону Иркутска. Так оно и случилось, а там при выходе из границ Богучанского района их ждала засада. На всякий случай, в течении двух дней отец с несколькими сотрудниками на быстроходном катере (глиссере) обследовал острова в пойме реки. Т. к. он был уверен в безопасности, то взял меня с собой. Один из литовцев в самый последний момент отказался бежать. Чтобы он не выдал остальных, они решили его убить. Но он, тяжело раненый ножом, остался жив. Когда мы плыли по реке, то встретили лодку, на которой его везли в районную больницу. Он лежал без сознания, укрытый одеялом. По приказу отца сопровождающие на мгновение открыли его. Он был весь в крови. Это произвело тогда на меня очень сильное впечатление. До сих пор по прошествии 50-ти лет я вижу его окровавленного.

 ***

 Наступил март 1953 года. Вся страна, затаив дыхание, следила за здоровьем Сталина. Ежедневно по радио передавался бюллетень. В школе учителя и дежурные следили, чтобы на переменах не было игр и шума. Нам было не привыкать к такому. При жизни Сталина ежегодно 1 декабря в стране был день траура по убитому в 1934 г. Кирову С. М. 6 марта передали о смерти Сталина. Никогда ранее и после я не видел такого всеобщего горя. Плакали все. Сейчас меня удивляет, что вместе со всеми плакали ссыльные. Но это были слёзы именно горя, а не радости. Люди были убеждены, что в их ссылке виноват кто-то другой, а не Сталин. Они считали, если бы Сталин узнал - он освободил бы их. Народ в массе своей глубоко верил, что только благодаря Сталину, мы одержали победу в страшной войне. Населению СССР внушалось, что только благодаря твердой, мужественной и мудрой политике гениального вождя товарища Сталина СССР удаётся избежать большой войны. Умер Сталин и, люди почувствовали себя беззащитными сиротами. Большинство считало, что второй войны, подобной Великой Отечественной, обескровленная страна не выдержит и, теперь американцы с нами расправятся. Как стало известно позже, руководители Америки, действительно, хотели в тот период нанести удар по СССР.

 9 марта жители Богучан организованно пришли к райкому партии слушать трансляцию траурного митинга и похорон в Москве. 6 марта была оттепель, светило солнце, а 9 марта мороз под 30 градусов. У всех быстро замёрзли ноги и руки. Но как писал поэт: «в ладоши бить нельзя, не уместно». На митинге в Москве Берия говорил чётко, и казалось, нисколько не был опечален смертью «дорогого учителя и вождя». А Молотов не смог сдержать слёз и договорить речь до конца. Вместе с ним плакало и стоящее на площадях население Великой страны.

 В марте 1953 года пленум ЦК КПСС не смог решить вопрос о высшем руководителе партии и страны. Ни один из претендентов не имел достаточно сил, чтобы осуществлять единоначалие. В качестве компромисса сошлись на том, что формально сосредоточили власть в руках председателя правительства Маленкова Г. М., человека крайне нерешитель-ного, слабохарактерного. Секретарю ЦК и одновременно первому секретарю Московского горкома Хрущёву Н. С. предписывалось в основном сосредоточиться на работе в ЦК. Ворошилов К.Е. был назначен председателем Президиума Верховного Совета СССР (президент, имеющий только представительские функции), а Берия руководил всеми ка-рательными органами. Хрущёв и Берия развили бурную деятельность с целью завладения высшим креслом в партии и стране. Хрущёву удалось заручиться поддержкой армии и большей части членов Политбюро. И в июне 1953 года Берия был арестован. Арест Берии у народа особых эмоций не вызвал, люди привыкли к тому, что время от времени высокопоставленные партийные и хозяйственные руководители оказывались «врагами народа». Правда, на этот раз был арестован один из самых ближайших соратников Сталина. Затрудняюсь сказать, что думали люди, но на собраниях они клеймили Берию позором и требовали для него смертной казни. Сейчас уже ясно, что, несмотря на свой низкий нравственный уровень, Берия не был врагом народа. Была борьба за власть между соратниками-наследниками Сталина. И в этой борьбе Берия проиграл. В те времена противников устраняли физически. И в конце 1953 года по приговору закрытого суда Берия был расстрелян.

После ареста Берии Хрущёв стал постепенно оттирать от власти Маленкова Г. М. и в сентябре 1953 года на пленуме добился своего избрания Первым секретарем ЦК КПСС – высший пост в партии и стране. На этом пленуме Хрущёвым Н. С. впервые был поднят вопрос о культе личности Сталина и злоупотреблениях, связанных с этим культом. Вопрос обсуждался в обстановке строгой секретности. После пленума в партийные организации поступило закрытое письмо ЦК с краткой информацией по данному вопросу. Хотя письмо зачитывалось на закрытых партийных собраниях, суть его стала известна широким трудящимся массам. Я думаю, что основной целью этого письма было осторожно выяснить реакцию народа, а также подготовить народ к низвержению кумира. Ведь каждый десятый житель страны состоял в КПСС и сохранить в тайне от народа содержание письма, которое зачитывалось во всех партийных организациях страны было невозможно.

 ***

 После расстрела Берии жизнь стала стремительно меняться. Многие ограничения были сняты, людям вернули узурпированные властью права. С целью обеспечения страны продовольствием начали осваиваться целинные и залежные земли Казахстана и Сибири. Десятки тысяч людей из западных областей страны добровольно или добровольно – принудительно ехали на новые земли. Вспоминаю курьёзный случай. В мае 1955 года одна семья вроде бы из Белоруссии ехала в эшелоне на станцию Тинская Красноярского края. В районе Челябинска глава семьи деревенский житель отстал от поезда. Вместо того, чтобы обратиться к дежурному по станции он пешком пошёл в Сибирь, перебиваясь слу-чайными заработками. Жена с детьми приехала к месту назначения. Ей была предоставлена жилплощадь, найти мужика не удавалось. Семья оплакала его, все решили, что его нет в живых. А он вдруг после 7 ноября «нарисовался» в Тинской, пройдя пешком 2,5 тысячи км.

 Почти одновременно была развернута кампания по отправке двадцати тысяч коммунистов из города на работу в деревню, в основном в качестве руководителей колхозов и совхозов. Я не знаю, предлагали отцу поехать в деревню или нет, но сам хотел поехать. Между супругами развернулись дебаты. Мама была категорически против. Начальник Богучанского районного отдела МГБ Злаказов уехал работать председателем колхоза. И вопрос отпал сам собой, т. к. органы не могли допустить ослабления работы отдела. Злаказов в отличие от отца родился и вырос в городе, сельского хозяйства не знал. Возглавив колхоз, он окончательно развалил его хозяйство. Об этом я узнал примерно в 1959 году. Злаказов, к тому времени оставшийся без работы, приехал в краевой центр для решения своей дальнейшей судьбы. В один из дней он зашёл к нам, они с отцом выпили за встречу и, сидя за столом, делились пережитым. Надо сказать, что при Сталине ежегодно во время посевной и уборки из райцентров и городов партия направляла уполномоченных. Их задачей было обеспечить проведение сельскохозяйственных работ в оптимальные сроки. Причем сроки определялись директивно ЦК и областными (краевыми) комитетами партии, как правило, без учёта местных условий. Отец постоянно был одним из этих уполномоченных и возмущался, что в соответствии с директивами ему приходилось заставлять крестьян сеять еще в неготовую землю или убирать не созревший урожай. К тому же многие уполномоченные вообще мало понимали в сельском хозяйстве.

 В 1955 году я окончил семь классов. В это время началось освобождение ссыльных и сокращение аппарата госбезопасности. В июле этого года наша семья выехала к новому месту службы отца на станцию Тинская. От Богучан до Стрелки мы плыли на теплоходе «Товарищ». Этим же рейсом ехал в отпуск с женой один из офицеров МВД. Провожая, друзья его «накачали» спиртным. Он был очень пьян и улёгся на верхней палубе отсыпаться. При сильном крене судна он свалился за борт. Теплоход был остановлен, спущена лодка и его вытащили из воды. Самое удивительное, он был совершенно трезв. Такое действие произвёл сильный стресс на очень пьяного человека.

 Удивило меня также то, что у деревни Потаскуй была обязательная остановка теплохода. Насколько помнится, в этой деревне был всего один дом. В этом доме во время ссылки за революционную деятельность (еще при царе) жил видный деятель партии большевиков Серго Орджоникидзе. Отсюда он успешно бежал из ссылки, в доме был музей Орджоникидзе. Теплоход стоял более часа и, пассажиры от нечего делать осмотрели музей. Я думаю, что стоянка здесь была предусмотрена специально. Партия использовала любую возможность для пропаганды идей коммунизма.

 В Стрелке мы переехали на другой берег реки Енисея. И на грузотакси поехали в Красноярск. Грузотакси представляло собой грузовой бортовой автомобиль грузоподъ-ёмностью 1,5 т – знаменитая полуторка. В кузове находилось 28 пассажиров с ручной кладью. При этом наша семья везла даже швейную машину, автомашина была перегружена. В течение всей поездки шёл дождь. В одной из деревень недалеко от районного села Большая Мурта, по нашей стороне дороги, но навстречу нам трактор тащил комбайн. Он шёл не по своей полосе потому, через несколько десятков метров ему нужно было поворачивать направо в переулок. При следовании по своей полосе комбайн не развернулся бы. При этом тракторист и комбайнёр не приняли ни каких мер для безопасности движения на тракте. Видимость из-за дождя была ограничена. Наш водитель вёл машину на большой скорости, поздно увидел препятствие и решил, не снижая скорости, проскочить по встречной полосе. Когда автомашина поравнялась с трактором, водитель понял, что она не вписывается между комбайном и кюветом (канавой). Он сбросил газ и одновременно нажал на тормоза. Автомашина остановилась, но не удержалась на мокрой дороге, юзом сползла в кювет и перевернулась. Только один парень успел соскочить, остальных пассажиров накрыло кузовом. Нас спасли от смерти забор из толстого горбыля и крепкий борт кузова. Борт лег на забор. Между землёй и бортом кузова с одной стороны образовалось пространство сантиметров в 30. Через него мы вылезли из-под машины. Все получили ушибы и незначительные ранения (царапины) и, только одна женщина серьезно повредила ногу. Женщину поместили в больницу. С помощью трактора автомашину поставили на колёса и продолжили на ней поездку.

 В Тинской мы прожили с 01.08.55 г. по ноябрь 1956 года. В сентябре месяце 1955 года восьмиклассники не учились, а работали на местном элеваторе. Однажды во главе с одним из работников элеватора группу ребят направили перелопатить зерно в амбаре, в котором хранились государственные резервы. Амбар высотой с 2-х этажный дом был почти доверху заполнен зерном. Мы влезли на него с деревянными лопатами, но перелопатить смогли только на глубину сантиметров 40-50. Далее до самого низа зерно перегорело, оно уже не годилось даже на корм скоту. Это зерно было урожая 1946 года. В 1946-1947 годах в СССР, в результате засухи, был неурожай и голод. И в этих условиях сгноили зерно, выращенное и убранное колхозниками. Насколько мне известно, никто за это не ответил, т. к. зерно находилось в фонде «Государственные резервы».

 В Тинской я впервые испытал чувство влечения к противоположному полу. Это была одноклассница Валя Лемешко. В её присутствии я испытывал сильное волнение, терялся. Многие это заметили и подшучивали надо мной. По-моему, и Валя была не равнодушна ко мне. У нас были платонические отношения, мы даже ни разу не поцеловались. Тогда же я обратил внимание на дочь преподавателя математики Анюту Яровую. Она училась в седьмом классе и, я про себя отметил: «Красивая девушка».

 Не могу не отметить, что в то время обязательным было семилетнее обучение. Обучение в средней школе было платным. Мои родители оплатили за первое полугодие моего обучения в восьмом классе. А потом плата за обучение была отменена. За второе полугодие платить уже было не нужно. Были отменены переводные экзамены. Поэтому по окончании 9-го класса я экзамены не сдавал. Без экзаменов по состоянию здоровья (менингит) был переведен и в седьмой класс.

 ***

 В ноябре 1956 г. мы переехали в Красноярск. Отец искал возможность жить в краевом центре. Я однажды был свидетелем разговора родителей о том, что дети подрастают, им нужно давать высшее образование, приобщать к культурным ценностям. А все это более доступно в городе. Первый год в Красноярске мы жили на квартире в частном доме посёлка Первомайский. Снимали комнату 14 кв. м. Мало того, что семья из пяти человек ютилась в комнатушке, так еще хозяева были глуховаты и при разговоре друг с другом кричали. А наша комната не имела двери и от остальной квартиры была отделена занавеской. Я испытывал большие трудности при выполнении домашних заданий. В 9Г классе школы №40, где я обучался, мальчики увлекались игрой в шахматы. В возрасте лет 11-12 мне показал основы игры папа. По большему счету, он и сам играть не умел. Но в то время он выигрывал у меня, я расстраивался до слёз (мне обязательно нужно было выиграть), и отец прекратил со мной играть. Учась в 9 классе, я стал играть с одноклассниками. Играл слабо, и честно говоря, шахматы меня не увлекали. Просто не хотел быть «белой вороной». Больше времени я проводил за чтением художественной литературы. В городе были прекрасные библиотеки.

 В 1957 году я окончил 9 класс и, почти одновременно наша семья получила комнату в двухкомнатной квартире по адресу: ул. Побежимова, дом 57 в посёлке, который неофициально назывался Затон. Дом был двухэтажный деревянный щитовой. Напротив, в доме №56 жила семья Ильиновых. С Геркой (Георгием Ивановичем) Ильиновым я подружился. Герка дружил с Валерием Гореглядом, который, по-моему, жил в доме №54. И вот мы трое стали неразлучны. Родители Валерия работали на речном флоте (плавали). В 1942 году пароход, на котором они плыли с годовалым Валерой, был обстрелян немецким крейсером «Адмирал Шеер». Когда мы познакомились Валерий жил с двумя маленькими сестрами-близнецами (родители же плавали). Мы с Валерием были одного года рождения, а Георгий - 1940 года. Он уже окончил школу, естественно он у нас был заводилой, а кроме того у Валерия много времени отнимали дети. Ведь он при них выполнял обязанности и няни и мамы. Мы играли в настольный теннис. Герка имел первый разряд по шахматам, он участвовал в очных соревнованиях и по переписке. Приходя к нему, я часто заставал его за анализом партий. Невольно я стал участвовать в процессе анализа. Играли лёгкие партии, Герка показывал мне тонкости игры. Он был позиционный игрок и привил мне вкус к позиционной игре, к анализу и заразил фанатичной любовью к игре в шахматы.

 Надо сказать, что именно в 9-10 классах начало складываться мое мировоззрение. Это был трудный период. Ведь когда я был маленьким, на Сталина молились как на икону. И вдруг после его смерти стали выясняться страшные подробности его правления. Кое-что отец рассказал мне уже после сентябрьского (1953 г.) пленума ЦК. Тем не менее, 20 съезд партии буквально обрушился на меня (да и на всех моих сверстников). Рухнуло всё то, во что я верил, взрослым, видимо, это пережить было в чём-то проще. У них был жизненный опыт. Под влиянием этих событий и естественного взросления я стал постоянно ссориться с отцом. Я, видимо, считал его виноватым в «неправильном» формировании моего мировоззрения. Кроме того, я понимал, что отец в силу своей малограмотности не мог уже быть моим руководителем. Он же привыкший к тому, что в семье ему не прекословили, старался подчинить меня своей воле. Между нами постоянно возникали ссоры. К моменту окончания мной школы он примирился, что я принимаю самостоятельные решения. И ссориться мы стали реже, хотя до самой своей смерти он время от времени пытался диктовать мне свою волю.

 Под влиянием происходивших в стране событий я переосмыслил свои идеологические взгляды. От моего отца я почти с детских лет знал, что провозглашая аскетизм и воздержанность ради идеального будущего, партбоссы пользовались материальными благами, которые были не доступны обыкновенным людям. В кругу семьи отец нередко возмущался тем, как они себя вели. До 20 съезда я слепо верил в возможность построения коммунизма. Теперь я стал сомневаться в этом и во многих догматах учения марксизма-ленинизма. Именно поэтому я вступил в комсомол в 16 лет, в то время как большинство моих сверстников это сделали в 14. В партию же вступил в 1969 году – в 28 лет. Почему я всё-таки вступил, если не верил? Вся история человечества – непрерывная борьба угнетённых за свои права. И мои симпатии на их стороне. Я абсолютно убеждён, что от рождения каждый человек должен иметь равные права на достойную жизнь, медицинскую помощь, образование, труд и от¬дых в независимости от материального положения. Безусловно, полностью люди равны быть не могут. У людей разные способности, разная воля в достижении цели. Но их положение в обществе должно зависеть от их способностей, а не передаваться по наследству. Я считал тогда, да и сейчас тоже, что практическая деятельность коммунистической партии больше, чем какой-либо другой политической или общественной организации отвечает лозунгу Великой Французской Революции: «Свобода! Равенство! и Братство!» В этом мои взгляды не противоречили учению партии. С детских лет нам внушали: «Кто не с нами – тот наш враг». Я не был врагом партии, не во всём, но, во многом согласен с теоретическим учением марксизма-ленинизма.

История человечества говорит, что слепая вера приводит к преступлениям. Под знаменем веры в бога свирепствовала инквизиция. Вера в божественность фюрера залила кровью планету. Вера в непогрешимость Сталина привела к гибели не менее миллиона людей. Я по образованию инженер и чётко знаю (этому меня научили практическая деятельность, школа, институт), если из трехсот проведённых опытов только два дадут противоположный результат – можно верить, что решение правильно. В этом я на сто двадцать процентов согласен с ленинизмом: «Критерием истины является практика».

 ***

В те времена проводились смотры художественной самодеятельности, в том числе и всесоюзные. В нашей школе художественной самодеятельностью занималась препо-даватель Красноярского училища искусств, к сожалению, не помню её фамилию, имя и отчество. Как специалист она заметила, что часть участников хора фальшивит. А спевки хора в принудительном порядке посещали все ученики школы. И решила индивидуально после репетиции хора прослушать тех учеников, которые заявляли, что у них нет голоса. На это прослушивание остался и я, т. к. мои родители неоднократно мне заявляли, что у меня нет голоса. Я уже писал, что у моего отца был очень сильный и красивый голос. На его фоне мой голос не звучал. Прослушав ряд учеников, она официально запретила им посещать занятия хора. Когда дошла очередь до меня она заставила под аккомпанемент спеть несколько песен. Заявила, что у меня редкий голос, что только единицы певцов в мире берут ноту ля какой-то октавы, а я тогда брал. Она уговорила меня солировать в хоре и стала со мной репетировать «Осенний вальс» и какую-то песню о границе. При этом постоянно мне внушала, что мне надо учиться пению и уговаривала после окончания школы поступать в училище искусств на отделение вокала. Наконец наступил какой-то праздник, в школе был вечер, я исполнил с хором песню о границе. В зале еще аплодировали этому номеру, когда я спустившись со сцены, пробежал по коридору и вошел туда. У двери сидели два парня. И я услышал, как один из них сказал: «Надо похлопать - ведь трудился парень». Это очень сильно меня задело. Хлопают не потому, что понравилось, а потому, что трудился. Дрова колол - то же хлопали бы. Через несколько номеров я должен был исполнять «Осенний вальс», но отказался и ушёл домой. Больше никто и никогда, кроме членов моей семьи не слышал моего голоса. Только во время студенческих вечеринок вместе с другими пел и я.

В июне 1958 года я окончил школу. По количеству баллов я был четвертым. И нас четверых представили к награждению серебряной медалью. Медаль получил только один из четверых. Мне не дали потому, что у меня четверка была по литературе и русскому языку. Этот предмет в то время считался профилирующим. На выпускном вечере я поспорил с ребятами, что 20 лет не зайду в школу №40. И довольно часто проходя мимо, не меньше 15 лет не заходил в неё, хотя кроме меня самого отметить это было не кому.

Мы с Валерием Гореглядом решили поступать в политехнический институт на отделение «Электрофикация промышленных предприятий (ЭПП), а Герка на «Промышленное и гражданское строительство (ПГС). На вступительном экзамене по математике я получил двойку. Для меня это был как ушат холодной воды - ведь за все 10 лет школы я очень редко по математике получал оценки ниже пятёрки. Поэтому и при подготовке к вступительным экзаменам математике уделял внимания меньше, чем другим предметам. Настроение было паршивым. Валерий и Георгий не прошли по конкурсу. Конкурс на ЭПП в 1958 и 1959 годах был более семи человек на место. Вся неразлучная троица устроилась работать на Красноярский машиностроительный завод. Герка – шлифовщиком, он был поопытнее нас, одну зиму уже работал и быстро сориентировался, где можно заработать. Нас с Валерием отдел кадров направил в инструментальное производство учениками токаря. Валерия в цех мерительнорежущего инструмента, а меня - в отделение приспособлений и штампов. В нашем отделении заработки опытных рабочих были выше, чем в других отделениях. Но молодёжь по сравнению с другими цехами получала мало. Производство штампов было штучное, к тому же требовался высокий класс точности и чистоты обработки (полировка). Естественно всё это достигалось многолетним опытом. Поэтому ребята, стоявшие на одной операции, умели меньше меня, а зарабатывали в два – три раза больше. Мы с Валерием попали на производство в момент пика модернизации. Старое оборудование срывали с фундамента и выбрасывали, на его место устанавливали новые станки. Учеников бросили на это строительство. Командовал нами профессиональный прораб - строитель. До этого я физически не работал, а мне пришлось в течение двух месяцев почти ежедневно разгружать бетон, бетонировать фундаменты под станки. С непривычки было страшно тяжело. Запомнился один случай, ломали стену, чтобы расширить отделение, трос лебедки заело, прораб крикнул мне: «Поправь!». Я уже протянул руку, но он отдёрнул меня от лебедки и сам стал поправлять. В этот момент вал лебедки провернулся, и указательный палец прораба изжевало, как будто он прошел через мясорубку. Прораба на самосвале тут же увезли в медсанчасть, и больше я в своей жизни его не встречал.

Через 3 месяца после поступления на предприятие мне по результатам экзамена присвоили 4 разряд токаря. Вскоре я поступил на курсы подготовки в институт. Курсы функционировали только вечером. Когда я со справкой пришел к начальнику цеха Ларичеву он мне заявил: «Где я тебе возьму станок для работы в одну смену. Если тебе очень надо работай в третью смену». Наше инструментальное производство работало в две смены с 8-00 до 17-00 и с 17-00 до 2-х часов ночи. Я приезжал на работу после часа ночи и работал до 8 утра. Два цеха инструментального производтва были под одной крышей, более пятисот станков стояли в несколько рядов. Ночью оставались два сторожа и я, 6 ночей в неделю в течение 4-х месяцев, в те времена суббота была тоже рабочим днем. Вначале я работал добросовестно, но усталость брала своё. Обычно мастера после второй смены задержи-вались часов до 4-х утра – писали наряды, приводили в порядок другую документацию. После их ухода я выключал станок, шёл на слесарный участок и на верстаке давал "храпока". Обычно в 6-30 сторожа будили меня, и я вновь становился к станку. Конечно, начальники не были дураками, но относились ко мне снисходительно. 31 мая 1959 года я уволился и стал готовиться к поступлению в ин-ститут. За 9 месяцев моей работы на инструментальном производстве произошло три ЧП. На фрезерном станке у практиканта ФЗУ на моих глазах (я в этот момент находился рядом с ним) отрезало два пальца. На фрезерном же станке во второй смене у фрезеровщицы сняло скальп. И произошел довольно комичный случай с женщиной – бухгалтером цеха. В то время в моде были юбки колоколом. В такой юбке она шла по цеху между станками по главному проходу, и юбка попала в переднюю бабку токарного станка. Токарь, девушка растерялась, станок не выключила. Мимо шел слесарь с каким-то тесаком в руках. Он подскочил и вместо того, чтобы выключить станок, тесаком стал обрезать юбку. Кончилось тем, что бухгалтер ниже пояса осталась абсолютно голая – в чем мама её родила. Мы (молодые парни) бросили работу, сбежались к месту происшествия и "ржали". Девчата накинули на пострадавшую халат и увели, после этого в цехе я её не видел.

Зимой отец поехал на "газике" с водителем к дяде Мите в г. Заозерный поохотиться на коз и взял меня с собой. Мы приехали вечером, а рано утром поехали на охоту. В "газик" набилось 9 человек, я не видел, даже куда мы едем. В лесу меня высадили, наказав идти по лесу и стучать палкой по деревьям. Перейти две просеки, а на третьей свернуть налево по просеке, которая приведёт меня на дорогу. На дороге мне надо было ожидать машину с охотниками. Я перешёл одну просеку, а на второй свернул налево и вышел на дорогу, но на другую, а не ту на которой должен был ожидать охотников. Они меня нашли только около пяти часов вечера. Естественно никого не убили. Мы поехали домой, вечером мороз усилился – было ниже минус 30 град. И ночью в 30 км от Красноярска у нас кончился бензин. Ни одна машина не останавливалась. Угрожая карабином, отец всё-таки остановил одну автомашину. Но у остановившейся машины бензин тоже был на "нуле". Её водитель сказал, что мы находимся в 500 м от деревни. Мы с отцом стали толкать наш "газик", а его водитель сидел за рулем. В деревне у одного из домов стоял самосвал, в баке которого был бензин. Наш водитель перелил часть бензина в свой бак, и мы благополучно доехали домой. Не доезжая километров 15 до Красноярска, мы увидели стоящие автомобили. Это были те самые, которые без остановки прошли мимо нас. У них кончился бензин, и их водители "грели глаза" у костра из шин.
Мы с Валерием опять поступали на ЭПП и вновь не прошли по конкурсу, я набрал 21 балл из 25, а проходной был 22. Валерий решил попытать счастья через год, но весной 1960г. был призван в армию. После службы в армии он поступил все-таки на ЭПП. Пока он служил, его родители из Красноярска уехали. И мы с ним после его службы встречались всего один раз и то "мельком". Его дальнейшая судьба мне не известна. На одной площадке с нами жила семья Савченко. Глава семьи Михаил работал на судоремонтном заводе, а его жена Алефтина в библиотеке технологического института, по-моему, завбиблиотекой. Она подсказала мне, что с моими баллами меня примут в технологический институт, зачем мне терять год. Поучусь, если не понравится, переведусь в другой институт. При её содействии мои документы приняла приёмная комиссия. И там мне посоветовали идти на отделение «Прочие производства», выпускники которого работали на производствах взрывчатых веществ. Для этого мне необходимо было сдать химию, которую при поступлении в политехнический институт сдавать было не нужно. После двух дней подготовки я её сдал на пять. В результате у меня получилась такая сумма баллов, что я был зачислен в группу по специальности «Технология неорганических веществ» - производство неорганических кислот и солей, в основном азотных. Заведующим кафедрой «Технология неорганических веществ» (ТНВ) был ректор технологического института Баранов Алексей Васильевич. И в эту группу зачисляли абитуриентов с наиболее высокими баллами. Половина группы помимо высоких баллов имела золотые и серебряные медали.

В октябре 1957 года был запущен первый спутник земли. Программа освоения космоса была принята ещё при жизни Сталина. Один из моих будущих сослуживцев по институту «Энергосетьпроект» Кузнецов Виктор Сергеевич ещё в 1951 году, проходя службу в армии, участвовал в строительстве сетей связи космодрома Байконур. Успешное выполнение ранее принятой программы позволило Хрущёву форсировать техническое перевооружение промышленности, начать массовое строительство жилья.

До войны население г. Красноярска численностью 175 тысяч проживало на левом берегу Енисея. На правобережье жилья практически не было. Когда в 1941 году эвакуированные заводы везли с запада СССР, эшелоны переезжали по ж/д мосту Енисей и останавливались в тайге. На снег выгружались станки, к ним подводилась электроэнергия. И под открытым небом, на морозе рабочие, стоя у станков, начинали выдавать продукцию для фронта. Одновременно другие рабочие возводили стены и кровлю будущих цехов. Вокруг этих заводов вырастали барачные поселки. По переписи 1959 в г. Красноярске проживало 459 тысяч человек, в основном, в бараках и коммунальных квартирах. Но страшнее всего жизнь была в посёлках, которые в народе прозвали Шанхай. «На окраине Шанхай-города я в рабочей семье родилась и девчонкою лет пятнадцати я курила, любила, пила». Это не китайский Шанхай, а наш. Было в городе несколько посёлков, где люди самовольно возводили жильё. Причём было не писанное правило, если в течении светового дня будет построен «дом», то власти его уже не сносили. Поэтому строили из досок, фанеры и другого подручного материала, лишь бы успеть. Трудно даже представить, как жилось людям в фанерных «домах», когда на дворе было минус 49 градусов.

И вот в 1958 году на правобережье Енисея началось массовое строительство жилья. Но и здесь не обошлось без «накладок». Хрущёв требовал, чтобы при строительстве была максимальная экономия средств, в частности за счёт минимальной протяжённости инженерных коммуникаций. Сам по себе принцип хороший. Но что получилось в Красноярске? Вместо того, чтобы строить жильё на левобережье, а на правобережье оставить промышленную зону, стали застраивать территории между заводами. А в дальнейшем комплекс алюминиевых предприятий разместили на левобережье. В результате весь город страшно загазован, дышать не чем. Красноярск продолжал стремительно расти. По переписи 1989 года в нем проживало около миллиона человек. Строили предприятия в основном заключённые. Когда в 1956 году мы приехали в город, в нём вблизи строящихся предприятий были зоны. Перед сдачей в эксплуатацию зоны ликвидировались, взамен завозились комсомольцы, а стройка объявлялась всесоюзной ударной комсомольской. После массовой застройки правобережья зон в городе стало не видно.

***

После зачисления первокурсников отправили на уборку урожая. Студенты старших курсов уехали ещё раньше. Студенты Сибири (кроме последнего курса) ежегодно с 10 августа до 24-25 октября трудились в колхозах и совхозах. На первом курсе группа, с которой меня отправили, была какой-то сборной и многих товарищей после этого я не встречал. Выделялось 6-7 взрослых парней, уже отслуживших в армии. Я просил родителей не провожать меня. В жизни мне пришлось много ездить в командировки, и никто и никогда не провожал меня - я этого не люблю. Перед посадкой в автобус ко мне подошла женщина с сыном. Она познакомила нас и просила меня дружить с её сыном и защищать друг друга. Это был Гамаков Владимир Васильевич. Он на год моложе меня и поступил в институт сразу после школы. Мы с ним учились в одной группе и до сих пор поздравляем друг друга с праздниками.

Привезли нас в деревню Емельяновского района в км тридцати от города Красноярска. В первый же вечер мы пошли в клуб. В приехавшей группе было много девушек - на химические специальности поступали в основном девчата. Местные парни стали за ними ухаживать. Это нам, особенно бывшим солдатам, не понравилось. Кто-то кому-то что-то сказал, кого-то толкнул, и началась грандиозная драка. Утром нас - парней увезли в село Емельяново работать на сушилке и поселили в сарае при ней, а девчата остались в деревне. Помню в конце уборочной страды, для ускорения сушки под навес с зерном были поставлены два или три комбайна. Перед подачей в сушилку зерно проходило через них. Обычно включив, их комбайнёры уходили в бытовку. Мы же подгребали к комбайнам зерно деревянными лопатами. Я с двумя товарищами работал в ночную смену. Часа в 4 утра меня сморил сон, с лопатой в руках я прикорнул тут же на куче зерна. Спящий я почувствовал: что-то изменилось в окружающем пространстве. Усилием воли заставил себя проснуться и увидел, что один из комбайнов горит, и мои товарищи борются с огнем. Я бросился помогать им, прибежали комбайнёры, и общими усилиями нам удалось потушить огонь.

Кормили нас хорошо. Бидон свежего молока постоянно стоял около сарая, где мы жили. Однажды утром мы ради смеха умылись молоком, давали нам мёд. Но стоимость продуктов вычли из заработка. В результате при расчёте получать на руки было нечего. Поэтому при следующих поездках на уборку мы добивались, чтобы пищу готовили наши девчата. Как правило, выделялось две-три, которые только были поварами и на уборке не работали. Их норму выполняли другие. Они сами получали продукты в совхозе и вели строгий учёт. И в следующие годы мы неплохо зарабатывали во время уборки. Конечно, значительно меньше, чем в стройотрядах, которые в Сибири появились после окончания мной института. Тем не менее, это для многих из нас было неплохой поддержкой.

В свободное время заняться было нечем, к тому же жили мы на отшибе от села. И наши «солдаты» занялись выпивкой. Потянулись за ними и мы - молодые. До этого я вообще не пил спиртного. Не скажу, что студенты того времени пили часто. Не было ни времени, ни денег. Но считалось «доблестью» выпить много водки и остаться на ногах. Получив стипендию, обычно вдвоем - втроем шли в ресторан, брали бутылку водки и одну порцию салата на троих. На большее не было денег. Посидев вечер, выходили из ресторана "хорошие"- попробуйте пить водку практически без закуски.

В Емельяново большое влияние на мое мировоззрение оказал Алексей Гурьев. Ему в то время было не менее 24-х лет. Он поступил в институт после пятилетней службы в военно-морском флоте. Он говорил: «Люди многоклеточные увлечённо работают и приносят пользу Родине, а люди одноклеточные делают карьеру». Школа и вся официальная пропаганда клеймили позором карьеристов. Но, то была официальная пропаганда, а это говорил мой товарищ, имеющий больший жизненный опыт. Естественно философствования Гурьева упали, на уже подготовленную почву и так как я всю жизнь считал себя многоклеточным, то ничего не делал в своей жизни для карьерного роста. Но сам «гуру» изменил своим принципам. Он ушёл из нашего института и получил образование инженера-строителя. Лет через семь после окончания института я его случайно встретил на улице. Он работал начальником отдела Главкрасноярскстроя.

В 1960 году во время уборки (в деревне Камчатка-юг Красноярского края) у нас тоже была сборная группа, в группе была девушка со старшего курса Люся Ромашева – красивая блондинка. Многие теряли из-за неё голову. Группа опять работала на сушилке. Люсю назначили кочегаром. В ночную смену она заснула, огонь в топке погас. Совхозный механик, молодой мужчина, увидел, как она пыталась растопить топку и будучи к ней «неравнодушным», я думаю, он и на сушилку пришёл ночью по этой причине, решил помочь. Он взял ведро бензина и выплеснул в топку. В три часа ночи раздался мощный взрыв, разбудивший всю деревню. Сушилка осела на бок. Утром в деревне были руководители района, милиция и прокуратура. Ещё бы в разгар уборки выведено из строя сушильное предприятие. Механик уговорил Люсю взять вину на себя. Она не была дипломированным кочегаром и естественно не могла нести ответственности за «содеянное». Понесли наказание (не уголовное) руководители отделения совхоза.

В 1961 на третьем курсе на уборке была группа ТНВ. В один из вечеров из соседней деревни к нам приехала в кузове грузовой автомашины группа (парни и девчата) студентов четвертого курса нашего же института. Мы вместе провели вечер, выпили, танцевали. На обратном пути у них между двумя парнями возникла ссора, и один выкинул другого из кузова автомобиля, идущего на полном ходу. Пострадавший был доставлен в г. Абакан и, не приходя в сознание скончался. Группа решила, один умер, его не вернуть, зачем другому ломать судьбу. И все как один заявили следователю, что погибший из кузова выпрыгнул сам, поспорив, что с ним ничего не будет, так как прыгнет в солому, куч которой было много по сторонам дороги после уборки хлеба. Следствие было закрыто.

Когда в октябре 1959 г. после хлебоуборки мы, первокурсники пришли в институт, руководство нам сообщило, что в соответствии с указаниями Н. С. Хрущёва днём учиться будут только те, кто при поступлении в институт имел двухгодичный производственный стаж или отслужил в армии. Остальные будут днём работать до достижения двухгодичного стажа, а вечером учиться. При этом мы считались студентами дневного отделения и занимались по соответствующей программе. Отличие было лишь в том, что у нас не было физкультуры и военного дела.

Руководство института договорилось с рядом заводов о приёме нас на работу. Права выбора мы были лишены. Каждый работал там, куда его направили. На этом забота института о нас закончилась. Первый курс самый трудный. Обучение в институте строится на принципах, которые резко отличаются от принципов обучения в школе. К тому же необходимо в короткий срок освоить огромный (по сравнению со школьным) объём информации. А мы днём работали. И моему мастеру было наплевать на то, что я студент. Для него я был слесарь 3-го разряда, и должен был выполнять порученную мне работу точно так же, как и слесарь, который в данный момент нигде не учился и, основным занятием которого была данная работа. Ему руководство завода не делало скидок на то, что в его смене работает студент. Я работал на заводе искусственного волокна в насосной мастерской кордного производства с 9-00 до 17-00. С 18-00 почти до 23-00 был на занятиях в институте. Домой приезжал в двенадцатом часу ночи и до 4 утра решал и чертил эпюры (начертательная геометрия), выполнял другие задания. Если вечерники занимались 4 раза в неделю, то мы полную неделю (кроме воскресений). В цехе постоянно ощущался довольно сильный запах сероуглерода. Неоднократно, во время, когда прядильный комбайн был на профилактическом ремонте и, на нём не работала вентиляция, на мгновение я терял сознание. Слесари-насосники во время ремонта насосиков сидели на корточках. И вдруг я с удивлением видел, что сижу на «пятой точке» и если бы не ограждение, то упал бы с семиметровой высоты на бетонный пол. Более опытные коллеги объяснили, что газ равномерно не распространяется. Где-то его много, а где-то мало. Когда моя голова попадала в облако газа, я терял сознание и падал с корточек. При этом моя голова выходила из газового облака, и я приходил в себя, не понимая почему сижу на заду, а не на корточках. Газ распространяется не равномерно, это я изучил на себе. Поэтому я абсолютно уверен, если бы чеченцы хотели взорвать Норд-Ост, они могли бы это сделать. Газ распространяется не равномерно, либо тех, кто принимал решение о пуске газа, не консультировали специалисты, либо они сознательно шли на это, чтобы показать, что договариваться с чеченцами они не будут, их не остановят даже массовые жертвы ни в чем не повинных людей. Да и выжившие будут мучиться всю оставшуюся жизнь. Один из наших студентов Осадчий Михаил (специальность «Машины и аппараты») во время ремонта трубопровода, по которому целлюлоза подавалась на прядильный комбайн, попал под выброс газа, потерял сознание и с десятиметровой высоты упал на бетонный пол. Ему повезло, он получил небольшие травмы и сотрясение мозга. Но для него это было трагедией, т. к. он имел первый разряд по боксу, а после этого «полета» врачи приказали ему забыть о боксе. Одна из работниц прядильного отделения от шума на моих глазах потеряла рассудок, её увезли на скорой.

Первый курс мне запомнился тем, что все время хотелось спать. Я спал даже стоя в трамвае, и несколько раз проехал свою остановку. Перейдя на второй курс, я уже только учился. Но ещё долго примерно до 1968 года пик работоспособности у меня наступал после 12 часов ночи. Учиться на химическом факультете труднее, чем на каком-либо другом. Основная трудность заключалась в хроническом дефиците времени. Параллельно с изучением теории студенты-химики проводят лабораторные работы. Некоторые из них длились неделями. Поэтому после лекций ежедневно мы спешили в лаборатории и оставались там до 10-11 часов вечера. Надо отметить сильный преподавательский состав химических кафедр. Ректор и заведующий кафедрой ТНВ доктор т. н. Баранов А. В. до этого работал на Украине. Говорили, что его учеником был академик Жаворонков Н. М. Многие из преподавателей окончили престижные вузы страны. Например, курс физической химии читал профессор Финкельштейн, окончивший ленинградский университет (ЛГУ). В университет он поступил в 1941 году. Юноши первого курса ЛГУ в полном составе добровольно ушли на фронт. От курса в живых осталось, по словам Финкельштейна, только пятеро. Он был тяжело ранен и после этого окончил университет. Несколько раз во время лекций у него были приступы боли в животе, последствия ранения, но он не прекращал читать. Ему приносили из лаборатории высокий табурет, и он, сидя на нём одной рукой держался за живот, а другой писал формулы на доске (физическая химия — это высшая математика с вкраплениями химии), при этом его лицо время от времени искажали гримасы от непереносимой боли. Я не помню, чтобы во время обострений он хоть бы раз взял больничный лист.

Когда перейдя, на 4 курс мы пришли на кафедру ТНВ (на первых трёх курсах мы занимались общеобразовательными дисциплинами), кроме преподавателей там было два аспиранта. Одного потом отчислили, хотя он был очень способным и знал два иностранных языка. Отчислили из-за того, что не смог собрать опытную установку. Комплектующие аспиранты выпрашивали на заводах, а он был «не пробивным» и не умел «клянчить». Другой Саша Хворостовский продолжал работать над диссертацией, хотя и у него дела шли неблестяще. Злые языки говорили, что он оставался в аспирантуре благодаря жене. По слухам, его жена, врач по профессии, лечила жену ректора Баранова А. В. Среди студентов всеобщим уважением пользовался староста группы ТНВ Кузнецов Виктор Алексеевич 1939 г. рождения, москвич. В годы войны он потерял родителей и был помещён в детский дом. После окончания седьмого класса поступил в ФЗУ. По окончании был направлен на Красноярский судоремонтный завод. Работая токарем, окончил вечернюю среднюю школу и поступил на дневное отделение института. Ткач Олег Давыдович выделялся способностями к научной работе. Уже на первом курсе и преподаватели, и мы студенты считали, что рядом с нами живет будущее светило науки. Помню, на кафедре физики он ставил опыты по магнитному резонансу. Тогда единицы учёных занимались этой проблемой. И ему приходили письма из-за границы на английском языке с обращением: «Господин профессор». А «Господин профессор» был студентом 2-го курса. После окончания института, естественно, его за¬числили в аспирантуру при кафедре ТНВ. Он, защитив кандидатскую диссертацию, перешел работать на кафедру физики, т. к. проблемы физики его интересовали гораздо больше химии. Шевелёв Геннадий Васильевич до поступления в институт работал в шахте взрывником. Однажды установив заряд, не успел спрятаться в укрытии. Взрывом была выбита барабанная перепонка левого уха, пострадало зрение (я сам видел, как ища упавшие очки он наступил на них, но так и не нашёл) и речь. Когда он волновался, то начинал заикаться и порой очень сильно. На 4 курсе он выполнял лабораторную работу. В герметичной колбе одним из реагентов была кислота (по-моему, серная), поэтому колба была помещена в вытяжной шкаф. Процесс проходил в вакууме. Так как Гена не видел показания манометра, находящегося в шкафу, он верхней половиной туловища влез в шкаф, продолжая накручивать одной рукой вакуумный насос, который был вне шкафа. И так старательно, что в результате колба была раздавлена атмосферным воздухом. Кислота обожгла лицо, в больнице ему нарастили на лице новую кожу. Пролежав месяц в больнице, Гена едва выписавшись, пошел погулять. Был мороз минус 40 граду¬сов, и молодая кожа потрескалась. Лицо стало рябым на всю оставшуюся жизнь. Года за два до окончания института он женился. У молодых супругов родился сын. Сразу врачи приговорили его к смерти, в народе называется «родимчик» как по-научному не знаю. Окончив институт и проработав год на предприятии, Гена уехал в Новосибирский Академгородок, где работал над кандидатской диссертацией. Больше о нём ничего не знаю. Защитил кандидатскую диссертацию и Рубцов Юрий Иванович.

Особых успехов при обучении в институте у меня не было, но учился я ровно и по окончании института имел средний балл 4,5. Дипломный проект защитил на отлично. Объём дипломного проекта: графика-10 листов 1-го формата+200 страниц технологических расчетов+20 страниц экономики. Когда я закончил технологические расчеты результат не соответствовал заводским данным. Руководитель проекта, посмотрев, сказал: «Принципиально верно, возможно ошибка в десятичном знаке. Подгони под заводские данные и защищайся, никто весь расчет проверять не будет». Но я полностью пересчитал, а также выполнил расчет Яровой Анюте, у которой был однотипный проект. Чтобы успеть к назначенному сроку я две недели спал два часа в сутки, а три последних дня вообще не ложился. Отоспался, пока дипломный проект был у рецензента.

Очень легко мне давались марксистские науки. Я прочитал все три тома "Капитала" К. Маркса, занимался в научном кружке политэкономией, делал доклады на научно-практических конференциях. Ни разу не сдавал экзамен по политэкономии, по решению совета кафедры мне выставляли пятёрку. По окончании института кафедра политэкономии хотела меня послать в целевую аспирантуру Московского Государственного университета. Но мы были «подопытными кроликами», в соответствии с указаниями Н. С. Хрущёва на первом курсе мы учились и работали, а по окончании института нам вместо дипломов выдали временные удостоверения. Они подлежали обмену на дипломы после года работы по полученной специальности при наличии положительной характеристики с места работы. С временным удостоверением в МГУ, конечно, не принимали. Несмотря на огромную занятость, многие студенты находили время заниматься спортом, художественной самодеятельностью. Например, Лопатская Валя была членом сборной команды Красноярского края по лыжам, Анюта Яровая танцевала в хореографическом ансамбле института. Последствия нейроинфекций не позволяли мне заниматься спортом, но я вырывал каждую свободную минуту (в основном за счёт сна) для занятий шахматами. Уходя в 1959 году на службу в армию, Ильинов Георгий подарил мне сборник «Шахматы за 1954 год» с надписью: «Дорогому другу Володе на долгую память от Гоши. В надежде увидеть тебя перворазрядником». Я не обманул его надежд и к моменту его демобилизации в ноябре 1962 г. получил первый разряд став победителем в турнире второго разряда. Из-за занятости, а в дальнейшем из-за многочисленных командировок и резкого ухудшения здоровья в турнирах я выступал редко. Но тем не менее в течении 22 лет подтверждал первый разряд.

По окончании весенней экзаменационной сессии почти всей группой обязательно уходили с ночевкой на «Столбы», а зимой на лыжную прогулку. Мы были молодыми. А когда же любить как не в молодости. К моменту окончания института почти 2/3 девушек группы ТНВ вышли замуж, из семи парней двое Шевелёв и Кузнецов женились. Учась в институте, мы недоумевали, когда слышали от старших, что самое чудесное время их жизни - студенческая пора. Сейчас я понимаю, что у нас была интересная, насыщенная жизнь. И с высоты своего возраста удивляюсь, как нас хватало на всё.

Никогда не забуду 12 апреля 1961 г. Такого взрыва всеобщего восторга я в своей жизни больше не видел. Ликовала вся страна: «Наш Юра Гагарин в космосе!!!» В 1961 г. была опубликована новая программа КПСС, в которой провозглашалось: «Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме!» Много было людей, которые считали это пустой декларацией, считали, что Хрущёва «занесло». Полёт Гагарина заставлял верить, что нам всё по плечу, в том числе, и коммунизм построить. Азиатские и африканские страны одна за другой освобождались от колониальной зависимости. Влияние США и НАТО в мире сокращалось как шагреневая кожа. В результате «Карибского кризиса» под боком у США появилось социалистическое государство. Надо отметить, во время этого кризиса в СССР (в отличие от США) не наблюдалось даже намёка на панику. Люди спокойно занимались повседневными делами, хотя все понимали серьёзность положения. Мы были уверены в огромной силе нашего государства и считали, что руководство страны решит международный конфликт без ущерба для своего народа.

Первым ушатом холодной воды было повышение цен на мясо и молоко. Затем расстрел рабочей демонстрации в Новочеркаске. Хотя в СМИ о событиях в Новочеркаске не было ни слова, даже мы - сибиряки знали о них. Думаю, из передач иностранных радиостанций, их изредка слушал и я, еще реже вместе со мной слушал мой отец. Подобные события происходили в то время и у нас в Сибири, о чем в стране, практически, не известно до сих пор. Была демонстрация рабочих на молибденовом руднике в хакасском городе Соре против повышения цен. Правда, в Соре не стреляли, но десятки людей были осуждены на большие сроки. И наконец, отрешение Н. С. Хрущёва от власти за проявления волюн-таризма. Это после недавнего осуждения культа личности Сталина и уверений, что ничто подобное никогда не повторится. На мой взгляд, несмотря на то, что Хрущева «заносило», многое из его деяний было прогрессивным. Своевременным был подъём целины, страна ликвидировала нехватку хлеба. В результате массовых посевов кукурузы был обеспечен кормами скот. Существенно сократили карательные органы, а, главное, из аппарата над партией и государством они превратились в аппарат, выполняющий указания партии. Для защиты спокойствия граждан была создана народная дружина, товарищеские суды, стал функционировать народный контроль. Из ссылки и лагерей освобождались незаконно репрессированные, в обществе и СМИ ощущалось движение к свободе слова. Хрущёв начал борьбу с чиновниками в народном хозяйстве и партбоссами. После создания совнархозов впервые многие вопросы стали решаться на местах, а не в Москве. Он сократил на миллион вооруженные силы. У нас в институте была ликвидирована военная кафедра, причина почему я не получил после окончания офицерского звания. Было объявлено о дополнительном сокращении армии на 1 млн. 200 тысяч, но объединившаяся военно-партийная бюрократия, жившая за счёт огромных ассигнований на оборону «сократила» Хрущёва.

***

В декабре 1964 года я окончил институт. В момент поступления в него партия провозгласила: «Коммунизм - есть советская власть + электрификация всей страны + ХИМИЗАЦИЯ». Соответственно была принята программа резкого увеличения темпов роста химической продукции, строительства новых химических предприятий и производств. Под эту программу была свёрстана программа подготовки специалистов. Был резко увеличен приём абитуриентов на химические специальности. В Красноярском лесотехническом институте был создан ряд кафедр по различным разделам химической технологии. Я не знаю статистики, но убеждён, что в нашем институте студентов-химиков было не меньше (а может быть и больше), чем студентов лесоинженерного факультета. А сам институт был переименован из лесотехнического в Сибирский технологический. Но либо была не выполнена программа развития химической промышленности, либо в программу подготовки специалистов были заложены завышенные цифры. В момент окончания нами института в стране оказалось перепроизводство инженеров-химиков, нам негде было работать. Предприятия, куда нас распределили, в основном решили проблему с помощью медиков. Нам устроили медосмотр, как будто отбирали для работы в космосе. Медосмотр прошла только четверть выпускников ТНВ. А ведь принимали нас в институт по представлении обычной медицинской справки №286. Ни каких повышенных требований к здоровью не предъявлялось. Меня, например, комиссия не пропустила по зрению, дескать, на очки нельзя одеть противогаз. Хотя в то время на химических предприятиях трудилась не одна сотня специалистов, носивших очки. В этих условиях администрация института тоже пошла по наиболее для неё лёгкому пути. Большинству из нас было предоставлено право свободного трудоустройства.

На химических предприятиях города Красноярска я работу найти не смог. Уехал в закрытый город Красноярск 26 преподавателем ГПТУ-10 (городское профессионально-техническое училище). Училище готовило рабочих для основного производства закрытых городов страны, которых было около полутора десятков. Я читал курсы: «Основы химической технологии» и «Процессы и аппараты химической технологии». У меня было 42 учебных часа в неделю (при норме 18 часов). Кроме того, я вёл кружок технического творчества и шахматный кружок. Приходил в училище к 9 утра, а уходил в 9 вечера. Правда, получал за свой труд более 300 рублей, по тем временам очень даже неплохая зарплата. Главная сложность работы в училище для меня заключалась в том, что учащиеся были почти моими ровесниками. После двухгодичного обучения они шли работать под землю. Так как КЗОТ запрещал несовершеннолетним работать во вредных условиях и под землёй, то возраст принимаемых в училище был не ниже 16,5 лет. В основном это были юноши, которые по тем или иным причинам не смогли продолжать обучение в школе. Обучаясь в училище, они получали специальность. В училище даже читался курс эстетики. В то время в программе общеобразовательной средней школы подобного предмета не было. В нашем училище курс эстетики вёл художественный руководитель драматического театра. Процентов тридцать учащихся имели за плечами приговор суда, по которому энное количество лет находились в трудовой колонии. Среди учащихся были даже женатые. Одному из моих учеников было 22 года, и он имел двоих детей. Мне было 24, и я был холост. Были и очень хорошие ребята, прекрасно учившиеся, тянувшиеся к знаниям и даже талантливые. Как, правило, это были дети из многодетных деревенских семей. Многодетная семья не имела возможности одеть, обуть ребенка, а в училище он жил на полном государственном обеспечении, да еще, пусть не большую, получал стипендию. Именно на таких ребят опирался педагогический коллектив в своей работе. Без их помощи педагогам вряд бы удалось выполнить задачи по обучению и воспитанию 2,5 сотен юношей.

Моя работа в училище совпала по времени, когда после отставки Н. С. Хрущёва сворачивались преобразования, начатые по его инициативе. Взамен партия выдвинула новые лозунги. Это повышение темпов роста народного хозяйства не любой ценой, а за счёт экономии ресурсов («Экономика должна быть экономной»). Одновременно активно начал внедряться Моральный кодекс строителя коммунизма, который содержал перечень правил, направленных на воспитание у трудящихся высоких моральных и нравственных качеств и поднятие общего культурного уровня. Естественно педагоги училища обязаны были воспитывать учащихся в соответствии с указаниями партии.

До получения квартиры я 4 месяца жил в рабочем общежитии. В общежитии в комнатах жили по четыре человека. Я жил вдвоем с парнем-выпускником Томского политехни-ческого института. Сейчас не помню его фамилии, имя-Анатолий. Часть студентов с его курса (и его в том числе) академик Будкер забрал к себе в институт физики в Ново-сибирском Академгородке. Они работали в институте лаборантами и одновременно учились. Преподавал им академик Будкер и его коллеги. Дипломы же им выдали Томского политехнического, по приезде в Красноярск 26 он был назначен заведующим лабораторией, которая измеряла уровень радиации на предприятии. Иногда придя с работы, Анатолий ложился на кровать лицом к стене и никак не реагировал на окружающую обстановку. Через сутки отойдя от шока, он рассказывал мне, что лаборатория в тот день производила измерения на участках, где работали солдаты стройбата или заключённые. По его словам, уровень радиации на этих участках был таков, что работающих там он называл смертниками. Он очень тяжело переживал это, особенно его шокировало, что сознательно губили людей, хоть и уголовников.

В общежитие произошел ряд краж. Однажды вечером прихожу с работы, а ключа от комнаты на вахте нет. Меня это удивило, т. к. Анатолий в это время отдыхал в санатории, и в комнате я жил один. Дежурная сказала, что ко мне пришли. Удивлённый иду в комнату, за столом сидит мужчина, приглашает меня садиться, показывает удостоверение офицера милиции. Говорит, что как комсомолец, педагог и законопослушный гражданин я обязан помочь органам милиции поймать вора. Мне поступит денежный перевод на крупную сумму. Я должен всем моим знакомым из общежития сказать об этом. Получать деньги на почте с сопровождающим. Купюры будут помечены, об исчезновении денег из комнаты сообщить по телефону этому офицеру. Как я не крутился, а пришлось согласиться. Пока милиция организовывала перевод денег, я получил ордер на квартиру и выселился из общежития. Так до сих пор не знаю: поймали вора или нет.

Примерно раз в месяц я ездил в г. Красноярск к родителям. Каждый раз приходилось оформлять разовый пропуск. Красноярск 26 благоустроенный город. Там был театр с дву-мя труппами - драмы и оперетты. В своем составе труппы имели талантливых артистов, т. к. оплата труда была значительно выше, чем в остальном Советском Союзе. Под именем Красноярского театра им. Станиславского эта труппа гастролировала в Москве. Внутри театр был богато отделан. В городе был филиал политехнического института, стадион, плавательный бассейн - первый в Красноярском крае. Но сам город окружён колючей проволокой и при возвращении в него я испытывал неприятное чувство при прохождении КПП.

Хотя на работе у меня дела складывались благополучно, работать педагогом я не хотел. Во-первых, с детских лет я представлял, что буду работать инженером, во-вторых, чтобы работать с контингентом нашего училища, нужны железные нервы. Именно работая в училище, я стал курить. И курил много - пачки сигарет на день не хватало. Родители, особенно мама, постоянно мне говорили, что я должен вернуться в Красноярск. Жить в Красноярске мне не хотелось. В декабре 1963 года я впервые побывал в Москве и Подмосковье. После этой поездки у меня появилось желание перебраться в центральные районы страны. Выполнить это было не просто, т. к. прописка в крупных городах, а в центре страны тем более, была строго ограничена. А без прописки на работу не принимали, тем не менее, я решил рискнуть. В июле 1966 г. вместо отпуска (42 рабочих дня) я уволился из училища, сдал жилплощадь и поехал по маршруту: Красноярск-Москва-Харьков-д. Шепси Краснодарского края-п. Сарата Одесской области-Харьков-Москва. В Харькове мне предлагали работу преподавателя в техникуме, обеспечивали местом в общежитии и пропиской. Снова преподавать - брр. Я вернулся в г. Красноярск к родителям. Конечно, увольняться из училища было большой глупостью. Вновь многомесячные поиски работы по специальности.

Все попытки найти работу по специальности оказались безуспешными. Отец мой прослужив 25 лет вышел на пенсию в чине капитана. Пенсия была маленькая, а семья немаленькая и он работал старшим инспектором (с правами начальника) отдела кадров монтажного управления проектно-монтажного треста №5, который в дальнейшем вырос до объединения «Каскад». Объединение занималось монтажом и настройкой уникального оборудования всех видов связи главным образом на оборонных объектах. Работа в «Кас-каде» считалась престижной. В отличие от остальных управлений Красноярское и Новосибирское вели монтаж и сетей связи общего пользования (телефонизация, радиофикация и телевидение). Отец и его товарищи по работе начали уговаривать меня временно, пока не найду работу по специальности, поработать у них. Я согласился и с октября 1966 года начал работать инженером производственно-технического отдела (ПТО). Не думал я тогда, что работе в области связи отдам почти 40 лет своей жизни. Работа инженера ПТО монтажной организации напоминает работу пожарного. Чтобы где не случилось (по какой-то причине остановились монтажные работы, допущен брак в работе, сложности со сдачей объекта в эксплуатацию) инженер ПТО должен на месте разобраться в ситуации и принять решение, которое устранит причину срыва графика монтажных работ. Мне постоянно приходилось быть в командировке. В течение года в г. Красноярске в общей сложности я работал не более месяца. В этот период мне большую помощь оказал Юрочкин Владимир. Он был старше меня лет на восемь, по образованию техник связи. Юрочкин практически преподал мне основы связи. В своей жизни я никогда не чурался учёбы. Учился по книгам, у товарищей по работе, на курсах повышения квалификации, на семинарах, на выставках. Но только Володю Юрочкина я считаю своим первым и единственным учителем в области связи. На второй год работы мне поручили курировать Ачинский монтажный участок. И моя работа, и жизнь проходили в основном в г. Ачинске. Там удивлялись, когда узнавали, что у меня красноярская прописка. По-прежнему приходилось выезжать и в другие населенные пункты Красноярского края. Незабываемое впечатление оставила командировка в город Игарку с 23 июня по 1 июля 1967 года. Прежде всего, поражает длительность дня – 24 часа. Сообщество жителей как будто единая семья. Как мне сказали, в городе в то время проживало 16 тысяч жителей, а вокруг города могилы 50-ти тысяч. Город строили политические заключённые – жертвы сталинских репрессий. Много бывших заключённых осталось жить в городе. За время заключения и ссылки на родине их забыли. Родители умерли, жёны вышли замуж, дети выросли. Там их никто не ждал и, начинать на родине нужно было без квартиры, с нуля. А здесь большинство из них за десятилетия добились определённого статуса, пользовались уважением окружающих. Ведь ссыльные (за исключением гуманитариев) работали по специальности, они возводили город, промышленные объекты. В СУ «Игарстрой» лишь один из работающих управленцев приехал в Игарку добровольно, все остальные в сопровождении конвоя. Только в Игарке я видел похороны под мелодию «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Из Красноярска летел на ЛИ-2 восемь часов. Из Красноярска до Москвы 4 лётных часа, правда, на современном самолете. От Подкаменной Тунгуски до Игарки расположена зона тундры, вечная мерзлота. Верхний слой под солнечными лучами растаял, и тундра превратилась в болото, под крылом самолета сплошная вода.

Часто в гостиницах приходилось коротать вечера и выходные дни с монтажниками нашего управления, ведущими монтаж автоматических телефонных станций. С членами одной из этих бригад у меня сложились прекрасные дружеские отношения. Ребята уговаривали меня перейти работать из ПТО в их бригаду. Я подумал: я инженер, работник управленческого аппарата. Постоянно представляю управление на заседаниях штабов строек, которые проводят секретари горкомов, на совещаниях, проводимых управляющими трестов по вопросам производства монтажных работ. И вдруг рядовым монтажником в бригаду - отказался. И только позже понял, какую глупость совершил. Ведь поработай пару лет в бригаде и мне бы, как связисту, цены не было бы. До сих пор жалею.

За два года моей работы в управлении состоялись заседания народного суда по трём уголовным делам. Дела были возбуждены против некоторых инженерно-технических работников нашего управления, которые обвинялись в злоупотреблениях служебными полномочиями в корыстных целях. По всем делам в качестве свидетеля проходил главный инженер управления, который чудом не превратился в главного обвиняемого. Результатом судебных разбирательств явилась смена руководства управления в 1968 году. Как обычно бывает в таких случаях, новый руководитель начал менять кадровый состав управления. Начальник ПТО Аверьянова Антонина Степановна перешла работать руководителем группы линейных сооружений связи в Красноярский филиал института «Энергосетьпроект» и пригласила меня в свою группу старшим инженером.

***

В августе 1966 года в Шепси я познакомился с Паниоти Лидией Петровной. Загоревшая до шоколадного цвета в красном купальнике она поразила меня своей непохожестью на русских девушек. Мы стали встречаться, но уже через пять дней у нее закончился отпуск, и она уехала. Какое-то время переписывались, но, примерно, через год она не ответила на мое очередное письмо, и переписка оборвалась. В январе-феврале 1968 года я проводил отпуск в санатории г. Ялты и при возвращении домой заехал в г. Новомосковск Тульской области, где жила Лида. Встретили меня как жениха. Каждый день то у родителей Лидии, то у кого-нибудь из её братьев собиралось застолье. Через три дня я уехал. Перед отъездом мать Лиды завела разговор о том, что нам с Лидой нужно зарегистрировать брак. В ответ я заявил, что мы сделаем это летом 1968 года после знакомства Лиды с моими родителями. После окончания института Лидия прилетела в г. Красноярск 2 июля 1968 года. Я заранее подал заявление в ЗАГС, и 5 июля 1968 года мы зарегистрировали наш брак. Моя мама прореагировала так: «Что для тебя русской девушки не выросло?!» Не понравилась моя невеста и моей сестре. Удивительно, но мой отец отнёсся к моему выбору спокойно. А он знал, что родители моей жены подвергались репрессиям по национальному признаку (они греки) и вместе с детьми в мае 1944 года были высланы из д. Комары, пригорода Севастополя в Башкирию. Лиде в момент высылки было 10 месяцев. Видимо мой отец, который 18 лет служил в органах госбезопасности, лучше, чем кто-либо понимал необоснованность репрессий.

Так случилось, что после женитьбы я заболел. Вначале попал в нервное отделение (остаточные явления нейроинфекций), затем дали знать о себе почки. Только через год в сентябре 1969 года был установлен диагноз: гломеруловый нефрит. Моя жизнь протекала на больничной койке, в санаториях. Моя зарплата была небольшая, к тому же по больничным листам я получал 50%. Четыре года мы жили в квартире моих родителей: на 43 кв. м: родители, мы с сыном, моя сестра Галина и моя бабушка Секлетея, итого семь человек. Нередко в квартире вспыхивали ссоры. Естественно все это негативно сказалось на наших отношениях с женой. В течение этих четырёх лет и года два последующих мы жили на грани развода. Тем не менее, я благодарен судьбе. Все эти годы рядом со мной был любимый человек, поддерживающий меня, терпеливо переносивший нелёгкую долю - жить с больным, к тому же «свихнувшимся» на игре в шахматы.

В январе 1973 года мы купили кооперативную «двух-комнатную» квартиру - в двух комнатах 23 кв. м (две клетушки). Квартира располагалась в доме, стоящем в 70 м от железнодорожной магистрали Сибири. День и ночь шли поезда. При открытом балконе неслышно было даже телевизора. К тому же нужно было выплачивать банковский кредит и долг. Лидия заняла деньги на первый взнос у своей начальницы. Все наши попытки поменять квартиру на государственную окончились неудачей. Получить другую квартиру в этом же городе было невозможно, по закону - даже не ставили на очередь. Постепенно мы с женой пришли к мысли, что нам надо сменить местожительство. Из СМИ нам было известно, что в европейской части России на душу населения строится в несколько раз больше жилья, чем в Сибири. А когда нам стали известны факты получения некоторыми красноярцами квартир в западной части страны и обмене их на квартиры в г. Красноярске мы решили искать новое местожительство только в европейской части России.

С ноября 1968 г. по июль 1975 г. я работал в секторе связи Красноярского филиала института «Энергосетьпроект». В основном мы проектировали кабельные магистрали связи для Объединённого диспетчерского управления Сибири. Много занимались КАТЕКом. В эти годы, собирая исходные данные для проектирования и согласовывая принятые проектные решения, я объездил всю Сибирь-от Челябинска до Иркутска. В 1975 году меня пригласили на работу во вновь организованное подразделение «Росмежколхозстрой-объединения» - «Оргтехстрой». Оно было организовано на базе института «Крайколхозпроект» и первые два года находилось в составе этого института. Отдел связи, в котором я работал, выполнял работы по проектированию, внедрению и эксплуатации средств связи Красноярского «Крайколхозтройобъединения». В средине 1977 года я был назначен главным специалистом этого отдела с возложением на меня функций главного инженера проектов. С февраля 1978 года отделы «Оргтехстроя» Постановлением «Росмежколхозстройобъединения» были выделены из состава института «Крайколхозпроект» в самостоятельное подразделение и на отдел связи возложили проектирование средств связи межколхозных строительных объединений и других субъектов РСФСР. Под моим руководством и непосредственном участии были разработаны проекты диспетчерской связи девяти областных «Межколхозстройобъединений». В том числе Волгоградского, Мордовского, Саратовского, Челябинского, Амурского, Алтайского, Кемеровского, Омского, Липецкого треста «Дорстрой». Основным видом связи объединений в проектах предусматривалась радиосвязь.

В многочисленных поездках по стране я встречался с большим количеством людей и не только в официальной обстановке. Могу констатировать, со средины 70-х годов в стране в самых различных слоях населения росло недовольство низким уровнем жизни, лицемерием власти. Человек видел власть предержащие думают одно (в не официальной обстановке они иногда бывали откровенны), говорят другое и поступают по третьему. Люди не понимали почему, несмотря на их самоотверженный труд, нарастает отставание в технике от развитых капиталистических стран, увеличивается разрыв в уровне жизни. Почему 80% промышленности работает на оборону, почему дефицит самых простых, но при этом крайне необходимых продуктов и вещей, например, мяса, соли, сахара, спичек. Правда, надо сказать, что всё это было почти в изобилии на «колхозных» рынках по двойной цене. Конечно, всё это на рынок поступало из государственной торговой сети. При этом разные прохиндеи наживались. Не оставались внакладе и госчиновники, отвечающие за торговлю. Если во времена Сталина коррупционеров расстреливали, то при Брежневе они практически оставались безнаказанными. Всё это возмущало людей, недовольство нарастало.

***

Весной 1979 года мне пришёл вызов на работу в филиал института «Гипромез» в г. Старый Оскол руководителем группы связи. При этом в течении двух лет гарантировали предоставление квартиры. Мы с женой в это время оформляли документы для туристической поездки в Венгрию и Югославию. Мы решили прежде съездить за границу, а уж потом определиться с местожительством. В Венгрии и Югославии нас поразило, то, что жизненный уровень населения этих стран был намного выше нашего. Наши СМИ и руководители говорили иначе. Дескать эти страны только встают на ноги после векового гнёта международной и национальной буржуазии и наш долг помочь им. Да оборонная и тяжёлая промышленность, автопром этих стран были не развиты. Зато была развита промышленность, удовлетворяющая повседневные нужды человека, был развит сектор услуг, а ездили они на импортных машинах, в том числе на «Жигулях». Невольно мы задавались вопросом: «Зачем жить в такой большой многонациональной стране в бедности, из последних сил укрепляя оборону? Не лучше ли разойтись по маленьким национальным квартирам и жить так же хорошо, как живут народы других малых европейских стран?»

Лида нашла адрес предприятия в городе Электрогорске Московской области и предложила ему свои услуги. В 1983 году пришёл вызов на работу. Но на первое время (неограниченное временными рамками) семье предоставляли только комнату, Лидия отказалась. В 1984 году моей жене из г. Электрогорска пришёл новый вызов и письменная гарантия обеспечения жильем - трёхкомнатной квартирой. На этот раз мы решили рискнуть и в декабре переехали в город Электрогорск. Перед отъездом из Красноярска я связался с руководителем отдела связи «Росоргтехстроя» в г. Москве и договорился, что буду работать в этом отделе в должности главного инженера проектов. К власти после похорон Черненко К. У. пришёл Горбачёв М.С., который начал «Перестройку». Перестройка началась с сокращений административного аппарата. И пока мы переезжали отдел связи «Росоргтехстроя» был ликвидирован. В Электрогорске и его ближайших окрестностях работы для меня не оказалось, я устроился в Москве в проектный институт «Гипролеспром». Причём около года работал в должности старшего инженера, затем руководителя группы и с 1987 года - главного специалиста средств связи энергетического отдела. То есть вновь прошёл все ступеньки роста, которые проходил в Красноярске. Как мне заявил руководитель одного московского проектного института: «Мне нужны «негры», а руководителей у меня хватает». Гипролеспром проектировал предприятия по выпуску стандартных малоэтажных деревянных домов, паркета, столярных изделий, ДСП, ДВП. Сектор связи предусматривал оборудование этих предприятий всеми необходимыми видами связи.

Как я уже писал выше, в это время в стране началась «Перестройка». В конце 1986 начале 1987 года проектные институты первыми в стране перешли на договорные цены. Сразу же у нас выросла зарплата. Моя среднемесячная зарплата за 1990 год составила 810 руб. Профессия проектировщика до этого одна из самых низкооплачиваемых стала котироваться в обществе. Кроме перестройки в экономике началось реформирование и общественно-политической надстройки. В Москве партийный аппарат в руководители перестройки выдвинул Б. Н. Ельцина. Ельцин для приобретения дешёвой популярности стал бывать в рабочих столовых, ездить на общественном транспорте. Его жена покупала продукты в общедоступных магазинах. Он всячески подчёркивал свою «демократичность» и дистанцировался от Горбачёва. При этом вёл себя Ельцин согласно пословице: «Пакостлив как кошка, а труслив как заяц». Он почти постоянно выступал против Горбачёва. И при этом постоянно просил у него прощения. Впервые он просил прощения у Горбачева на 27 съезде КПСС (Ельцин был тогда еще первым секретарем Свердловского обкома) за то, что на предыдущем съезде восхвалял мудрость Брежнева. Лично мне это страшно не нравилось, но москвичи были в восторге и почти стопроцентно голосовали за Ельцина на выборах в Верховный Совет России в 1989 году. Победа Ельцина и «демократов» на выборах и как результат этого развал СССР и демонтаж системы социализма во многом стали возможны благодаря крайней нерешительности, растерянности Горбачёва и его окружения. Горбачёв часами говорил «без бумажки», но какова цель и суть того или иного его выступления понять было абсолютно невозможно. Бессовестно на глазах у всей страны он взваливал вину за происходящие события на того или иного «стрелочника». Его не так поняли, он в этом не виноват. И это вместо того, чтобы проявить твердость в отстаивании своей позиции и использовать для этого ту огромную власть, которая у него была. При этом постоянные отступления перед Западом вплоть до капитуляции. Наоборот Ельцин демонстрировал решительность и последовательность. Ельцин набирал очки, рейтинг Горбачёва катастрофически падал. Закономерно, что в августовские дни 1991 года Ельцин и «демократы» одержали решительную победу. Ради взятия власти Ельцин и его присные (Бурбулис и Полторанин) инициировали развал Советского Союза. Экономическая политика либеральных демократов (Гайдар и Чубайс) привела народное хозяйство страны к краху. Тысячи предприятий были остановлены. Миллионы людей остались без работы и зарплаты, пенсионеры фактически были лишены пенсии. Ежегодно население России сокращается на миллион человек. При попустительстве Кремля на территории бывшего Союза возник ряд «горячих точек». Льется кровь, гибнут люди.

Эстафету у Ельцина и «демократов» первой волны подхватил второй Президент России В. В. Путин. Именно Путин ввёл в конце 1999 года войска в Чечню. Началась вторая «чеченская» война. Чеченцы воюют за свободу уже 200 лет. Об этой войне писал Пушкин А. С., а Лермонтов М. Ю. и Толстой Л. Н. принимали в ней непосредственное участие. Сотни тысяч русских людей погибло на Северном Кавказе за 200 лет. Сколько ещё нужно «уложить в могилы», чтобы правители поняли, что горцев, ведущих партизанскую войну, уничтожить не возможно. Бисмарк «предпочитал учиться на опыте других». Наши правители не могут научиться даже на собственном опыте.

Судя по сообщениям СМИ, во время событий в ДК на Дубровке и г. Беслане Президент Путин проводил почти непрерывно совещания с «силовиками». После этих совещаний были отравлены заложники на Дубровке. Почти тысяча человек, из них 150 погибли, оставшиеся в живых будут лечиться до конца жизни. При штурме школы в г. Беслане погибло более 350 человек, в основном дети. Совещания проводил Президент, значит, он и отдал приказы о штурме и отравлении заложников. Не мог на совещаниях, проводимых Президентом, приказы отдавать кто-то другой.

Президент Путин проводит «реформы», которые ведут к дальнейшему обнищанию народа, к лишению народных масс жилья, бесплатного образования и здравоохранения. Эти «реформы» фактически ликвидируют права трудящихся, декларированные Основным Законом страны. В отличие от Чубайса Путин маскирует свои действия разглагольствованиями о благе народа и адресной поддержке социально незащищенных граждан. Практически население великой страны возвращено «демократами» в каменный век. То, что не удалось «бравым ребятам», которых судили в Нюрнберге в 1946 году, осуществляют демократы, поклоняющиеся либеральной экономике. Я убеждён, что Ельцин, Чубайс, Гайдар, Бурбулис и Полторанин будут осуждены Народным Судом и получат по «заслугам». Если кто-то из них избежит наказания при жизни, то будет заклеймён потомками, а его прах не найдет успокоения на Русской земле.

В 1989-1991 годах в партийных массах шло «брожение». Практически в КПСС появилась фракция демократов. Большинство её активистов в последующие годы стали лидерами правых партий и принимали непосредственное участие в сломе советской власти и восстановлении капиталистической системы в России. В то же время часть членов партии обратилась к марксизму, ища в нём альтернативу ленинизму. В июле 1991 года под руководством члена ЦК Пригарина состоялась конференция «марксистов». В этой конференции я принимал участие в качестве гостя. В последующие годы на базе этой фракции образовалось ряд партий и групп социал-демократической ориентации. В частности, Василий Липицкий создал партию, которая после объединения с группой Руцкого получила наименование «Народная партия «Свободная Россия» (НПСР). Весной 1993 года я был принят в ряды этой партии. Почти сразу я убедился, что несмотря на объединение, в партии фактически автономно существовали две партии: Липицкого и Руцкого. В группе Руцкого состояли офицеры. Объединившись с Хасбулатовым и воспользовавшись относительной недееспособностью Ельцина, Руцкой начал борьбу за власть. Вторая часть членов НПСР считала затею Руцкого авантюрой. В защите здания Верховного Совета эта часть партии участия не принимала. Но из чувства солидарности провела демонстрацию на Красной площади. Я участия в демонстрации не принимал, узнал о ней уже после, когда приехал на работу. Ельцин расстрелял Верховный Совет. В Москве две недели бесчинствовал ОМОН. По данным Руцкого, в течение первых трёх дней в тюрьмах без суда и следствия было убито около четырёх тысяч защитников Белого Дома. Ельцин установил в России президентскую форму правления, а практически диктатуру личной власти. Весной 1994 года я прекратил свое членство в НПСР, и более ни в каких партиях не состоял. НПСР вскоре прекратила свое существование.

После 1 января 1992 года (начало «шоковой терапии») институт «Гипролеспром», как и подавляющее большинство проектных институтов, влачил жалкое существование. Заработная плата была настолько низкой, что в декабре 1993 года у меня не было денег для поездки в Красноярск на похороны отца. На похороны мамы в ноябре 1990 года я летал в Красноярск вместе с сыном Игорем. Люди увольнялись из института. В июне 1994 года уволился и я.

15 марта 2005года

С июня 1994 до июля 1996 года работал в должности начальника службы связи Министерства внешних экономических связей РФ. С июля 1997 по ноябрь 2003 года - начальником проектно-конструкторского отдела ОАО «Телекомнефтепродукт». Дважды был безработным в 1996 и 1997 годах.

«… я и кончу здесь мое слово. Если я изложил его хорошо и удовлетворительно, то сего и желал; если же слабо и посредственно, то я сделал то, что было по силам моим. Неприятно пить особо вино и тотчас же особо воду, между тем вино, смешанное с водою, сладко и доставляет удовольствие; так и состав сочинения приятно занимает слух читателя при соразмерности. Здесь да будет конец». (Библия. Вторая книга Маккавейская)

Дорогой читатель, если у Вас хватило терпения дочитать мои опусы до конца, может, напишите мне о своих впечатлениях.
Мой E: Smeta2005@list.ru
С уважением, Владимир Александрович
г. Электрогорск, 2013 г.

Публикуется по https://fabulae.ru/prose_b.php?id=2605&N=2