История жизни Милюшкина Андрея Ивановича
Родился 1904 года 16 августа по
старому стилю в семье бедняка.
Немножко обращусь к отцовской жизни. Отец и дядя, отцов брат, они жили совместно, не делились. У дяди детей не было.
Занимались они приисковой жизнью, хозяйства не было. Работали на прииске, хозяйство было – лоток и гребок. Стояла старенькая избушка, занялись хлебопашеством заниматься. Взяли 2-х лошадей, деревянну соху, сеяли на крестьянску десятину несколько культур: пшеницу, ярицу, ячмень, гречку полосками насеют. Потом взяли еще лошадь, стали жить самостоятельно, - один дома, другой на прииске. Это по рассказам отца и дяди.
1913 году пошел в школу
сельскую. Учитель был строгий, приходилось –
ставил на колени на дресву или на гречку. Перешел
2-й класс 1914 году – война с немцем. Отца взяли на
войну и учителя. Этот год прошел без учебы.
На следующий год приехал учитель молодой, только со школы. Учил слабо, большую часть занимались чехардой, ездой и в лапту, - мячик, чижик. Эта зима прошла в игре, остаюсь во втором классе
На следующу зиму прибыл учитель Ян Синтиполович, был учитель хороший, учил хорошо. У меня стала другая обстановка жизни: отец меня запряг в работу. Приходишь из школы – идешь на толчок хлеб молотить молотилом. Утром на лошадях съездишь за хлебом, покушаешь, идешь тогда в школу – уроки не подготовил. Священник занимался – понедельник, среду, субботу. Я стал отбиваться от школы. Стал хитрить, - отца нет – я дамся больным, а то возьму – у обуви отпорю подошвы и матери говорю: “В чем я пойду, обуви нет у меня”. Мать говорит мне: “Надень мои валенки”. Это я обдумал раньше, что мать мне скажет так!
Я беру один валенок, бросаю в яму в кладовой. Давай искать валенок. Мать меня ругает – куда валенок убросил? “Я не видел его”. Таким путем остался от школы. Отец приезжает, мать говорит обо всем. Отец тогда взял в работу самостоятельно. И не пошел в школу.
Хозяйство росло, своих рабочих рук не хватало. Держали работников – сезонных и годовых. Отец платил работнику 60 р. в год, все хозяйское. Сезонный работник – ему полгектара присевали хлеба, что он живет у отца весну.
Сравнялось мне 17 лет. Отец мне
предложил жениться, я не захотел волю отца снять:
пусть будет по отцовской воле!
Приехал из Даурии двоюродный брат, Гусев Илья Федорович. Приходит ко мне: “Андрей, пойдем завтра в Уимун?” У него (там) была одна ухажерка. Мы поехали с ним. У нас не вышло дело: ухажерка ему подарила подарки. Мы эти подарки порвали и подвесили к отцовским воротам. (На ворота). Отец узнал об этом начал дочь ругать. Она заказывает: приезжайте в Покров. Поехали мы с ним, заехали к тетке, к материной сестре. Тетка пошла сказывать невесте. День склонялся к вечеру, начинало темнеть. Мы смотрим в окно – идут вдвоем. Лошади у нас наготове Приходит невеста и провожатка, садим в ходок, поехали. Приезжаем домой, нас встретили. Вскоре приступили к гулянке. Поехали в район записываться. Тут я присмотрел провожату, к ней приступил. Тут мне помогли. Приходит домой, поклонились отцу и матери. Отец – прослезился – что я сделал, не посоветовался с ним!
У меня началась подготовка. Я поехал на прииск Ильдикан, - там был знакомый китаец, звать его Василий, - просить на свадьбу золотишка. Приезжаю к нему, он дома, встретил меня. Стал я ему говорить, он дает мне 30 золотников. Я беру их, приезжаю домой, отдаю отцу. Отец едет в Китай.
Привозит товару жениху и невесте, спирту для гулянки. Венчались в церкви, приняли церковный обряд. 1925 год берут в армию служить действительну службу. 1927 году пришел из армии к семье. Приступил крестьянской к работе. Отец платит большие налоги. 1928 году наложили твердое задание: 270 центнеров, и сроку месяц. Все это выполнили. Прошло месяц или два: требуют еще 68 центнеров. У нас был хлеб намолочен, ссыпан в сусеке. Нагребаем и везем, все это выполняем! Рассчитались, стало все тихо. Слава богу, все успокоилось!
Задумали делиться, купили дом с коридором. Дом этот старый, нужно перетрясти. Возили бревна из лесу по последнему пути. В поселок нельзя заехать, дорога испортилась. Сбрасывали на окраине поселка.
За это описали имущество и назначили торга. Отец все это обжаловал, отставили торга.
Меня назначают из района возить хлеб (на) рудник Шахтома, как принудработы. Не платили ничего. 3 р(аза) съездил, отправляют на лесозаготовку, прииск Быстра. Работаем, возим лес, в штабеля складываем, и в лесу снегу не стало. Отец и жена вошли в сельску хозяйственну артель имени Музгине. Артель направила за мной жену мою. До прииска Быстры 18 километров и в тайгу километра три.
Мы там жили, было зимовье. Повар был китаец. Утром (в) 8 часов выходим на работу – приезжает жена. Я спрашиваю, зачем приехала, она говорит: за тобой. Я: знаю, что за мной, Шура, я боюсь каждого слова. В каком виду, быстрее говори. Может, арест наложить хотят? – “Нет, я и папаша зашли в колхоз, сельскохозяйственну артель имени Музгине, отправили за тобой!”
“Хорошо. Есть какая справка? Давай сюда”. Я беру справку, иду к десятнику: “Товарищ Тонких! Приехала жена, привезла справку, что находимся в сельскохозяйственной артели. Вот справка”.
“Хорошо, поезжай, поезжай. Счастливого пути”.
Ставим сани на телегу, поехали. Шура привезла золотишка. Заезжаем на прииск, сдаем золото, набираем товару. Поехали домой, приступили к колхозной работе.
Меня ставят бригадиром в 1-ю бригаду. Поработал с месяц, приезжает вербовщик с прииска Курлей. Утеснил силу в колхозе, что нашел несколько человек без работы. Могут вербоваться. Я изъявляю желание. Вербуюсь.
Уехал на прииск, в бригаду из 5 человек. Вскрывали шурфы – рвали аммоналом и отвозили на отват на лошадях. После этой работы пошел работать плотником. Через Газимур строили мост и 2-ярусные сплотки. Зиму проработал. Весной, в мае месяце, получаю арест: посадили при милиции. Сижу сутки, на вторые сутки отправляют в Култуму, из Култумы дальше. Приводят меня в свой сельсовет. Я обращаюсь к участковому. Тот мне говорит: “Андрей, я посылал за Алексеем. Тебя не нужно. Я Алексею предложил войти в колхоз. Он зашел, все ему простил. Вы можете быть свободны”. Я прогулял 4 дня, поехал на прииск, откуда привели меня. Приехал – получаю расчет.
Вернулся опять в колхоз, стал работать в колхозе бригадиром. В мае месяце забирают на военну подготовку в город, в Сретенск, на сборный пункт. Меня оставляют в резерве. Беру военный билет, иду в заезжий дом. Встречаю тут посельщика Владимира Ведерникова. С ним поговорил, что у нас вышли из Китая фунфузы (хунхузы), по нашему грабители, - занимались грабежами, убивали.
За это меня берут и садят в Сретенскую тюрьму. Я заказываю отцу, чтоб прислал справки.. Отец взял справки ото всех артелей. Привозит мне, (отдает) братову товарищу, - он стоял на вышке тюрьмы. Мы выходим на прогулку, и он мне сбрасывает продукты и документы. Я беру все это в камеру. Со справок снял копии. Вскоре по тюрьме пошла комиссия. Я числился в то время за начальником уголовного розыска. Он приходит в нашу камеру, я обратился к нему, что у меня находятся такие-то документы. Он взял, посмотрел и спрашивает: “Каким путем они к тебе попали?” – “Я ходил на кирпзавод, мне лично передал отец”. – “Хорошо. Вы не знаете, кто конвоем был?” – “Не знаю”.
Через 7 дней выгоняют меня. Я в то время работал в сапожной мастерской. Выхожу, (иду) в Дом крестьянина. Переночевал, назавтра отправился к семье. Путь был дальний, 180 километров. Запасу не было ни денежного, ни продуктов. Добирался всяко: где покормят; кто едет простой, без грузу, - подвезет; зайдешь к кому, попросишь – покормят, а то дадут кусочек… Вот таким путем добирался!
Прихожу к семье, и начали снова трудиться. Я работаю бригадиром, отец председателем ревизионной комиссии. Приезжают из райколхозсоюза и нас чистят из колхоза. На работу не принимают нигде.
Я еду на прииск Урюмькан – новый прииск, вновь разрабатывали. Там была постройка жилья, дома строили. Работал плотником, проработал 15 дней. Меня и Бояркина Андреяна берут, садят в КПЗ. 12 апреля отца посадили. Шура осталась с семьей: мать, 4 детей. Пошла работать на прииск, на поденщину, - на бутару промывальщицей. Зарабатывала 20 дол. (?) золотом. Проработает 10 дней, получит золото, идет в золотоскупку. Берет продуктов, испекет, идет к нам. Делила на 3 части: нам отвезет, малышам оставит, надо и себе. Тут Шуре пришлось тяжело.
Отпускают на поруки. Я нахожу поручиков (поручателей), нас выпускают. Приходим домой. Мать с ребятами моими, Шура на прииске Ильдикан. С этого прииска приезжал старик Лосеев, видел нас и сказал Шуре. Она кончает работу, вечером стемнялось, пошла домой.
Я переоделся в рабочую одежду, пошел к ней, к прииску. Подхожу, стало темно. Встречаюсь с Шурой. Она услыхала, что мы пришли домой, и пошла в ночь. Идти надо 12 километров; часть одну идти лесом. Я ее остановил: куда пошла, вернись! Мы с ней вернулись.
На завтрашний день Шура пришла, муки, масла и других продуктов взяла и завела квашню. Приносят повестки на суд, она тем же следом ко мне приходит в обеденный перерыв!
Мы сидели, кушали, и она приходит, - говорит, что принесли повестки на суд. “Шура, садись, покушай” - “Нет времени кушать, пошли побыстрее!” Прямой дорогой, через хребет, приходим к вечеру. Не успел раздеться, приходят исполнители, повели на суд.
Приступили к допросам, - таким допросам, что в голову не приходило никогда, не то что делать, все кляузы. Наше оправдание не помогает. Продолжался суд 3 дня, зачитывают приговор: 10 лет тюрьмы и в лагерях, и 5 лет поражения прав.
Взяли под конвой, посадили в сельсовете. На завтрашний день повели в район. В районе побыли 5 дней. Шелопугинским трактом повели этапом 50 человек в город Нерчинск, в Нерчинскую тюрьму.
Первое время было трудно с питанием. Получишь порцию супу, - в котелке крупинка крупинку догоняет и догнать не может. Пошли с отцом на плотницкие работы в ограде тюрьмы. Давали добавочно кашу кукурузную. За это работали на тяжелой работе. Дожились до осени, пошли работать на остров, - копать картофель. Приварок хороший – картофельный суп, густой. Можно кушать. Я придумал еще: у меня была кружка литровая. Сделал терку из железа. Во время работы натрешь эту кружку, приходишь на обед, получишь суп, и это вывалишь в котелок, - получается каша. На меня доносят, что я так делаю. Приходим на обед, получаю суп, - и находят эту кружку с тертой картошкой!
У меня отбирают обед, не дают. Отец кричит: иди, со мной покушаешь! У отца отобрали обед. Я уговорил: у старика не берите. Оставили ему суп, скушал обед отец! Я на завтраке этот день проехал, и больше после этого кашу картофельну не хочется, лучше суп! Отец остается на острове сторожем.
Меня направляют (в) вольну команду на молотьбу. Здесь всяко приходилось. Надзиратель хороший отпускал ночами на поле, - картошку воровать. То пшеницы напаришь: котелок с вечера поставишь в печку, - котелок зерна, - к утру получается каша. Во время работы – на лопату зерна, на огонь, - и поджарится. Ходишь день, кушаешь. После этого хорошего кушанья бздишь, - хорошо, далеко слыхать, и убегали от хорошего запаху!
Немного вернусь назад. Выше я указал, что ходили, копали картофель. Кончаешь работу раньше, запасешь большую картошку, разрезаешь вдоль, привязываешь к ногам, рукам. Подходишь к воротам тюрьмы, - останавливают колонну людей, делают обыск. Разденут донага, выкладываешь все. Набирали картошки 5-ть кулей!
Снимают меня с молотьбы, отзывают в тюрьму: Милюшкин, поедешь на лесозаготовку. 2 дня прожил, получаю обмундирование. Все полностью получил, получаю пару лошадей, ящик во все сани с мукой. Запрягаю лошадей, и поехали в тайгу, в Зульзу. Еще от Ульзы километров 40!
Приезжаем в лес. Я направил инструмент, взял напарника себе, вышли на работу. Вечером приходим на табор, где живем, мне объявляют, что “пришло тебе освобождение”. Я к надзирателю, тот мне сказал. Я утром собрался, пошел в город. В этот день дошел до постоялого (двора). (Там) жил орочоной (?), я остановился у него. Рассказал ему, откуда иду. Он мне говорит, что “денег нет – ночуешь бесплатно”. У меня килограмм хлеба. Полкило скушал, полкило оставил утром покушать, - до Зульзы километров 10-ть. Я улегся спать.
К утру приходит обоз – возили на прииски грузы. Заходят мужчины, спрашивают у постояльщика, что за человек. Он рассказал. Ко мне подходит мужчина, подымает меня: “Вставай, кушай, что есть. Поедем с нами в Зульзу, чем тебе идти пешком”. Я сел, покушал и поехал с ним. У одного две лошади. Приезжаем в Зульзу на рассвете. Начинало светать. Заезжаем к отцу его. Отец встретил нас, поставил самовар кипятить двухведерный, калачей приносит. Со двора, с морозу, поставил самогоночки. Тут мы с ним выпили, закусили и познакомились. Этого человека звать Георгий. Говорить мне: “Теперь поедем ко мне”. Приезжаем к нему. Он пошел будить жену, я в это время лошадь выпряг, расхомутал, хомут повесил на место, где ему должно висеть.
Выходит Георгий, разбудил жену свою. “Вот, у меня хозяином будешь, у меня жить. Пойдем в хату”. Прихожу в хату, поздоровался с его женой, он познакомил с ней. Георгий мне говорит: “Отдохни, Андрей”. Я ложусь на гопчик отдыхать, уснул хорошо. Слышу песни, подымаюсь, сажусь. Вижу – за столом сидят мужчины. Меня за стол: “Иди, Андрей, с нами”. Прохожу сажусь за стол, выпил я с ними. Песни запели, пришлось мне запеть.
У Георгия прожил четыре дня, не отпускал меня: “Живи у меня”. Георгий пишет письмо сестре, километров (за) 20-ть. Я по этому письму захожу к ним, меня приняли как родного. Эти пишут (в) следующую деревню. Таким путем (при)шел я (в) село Лук (Луг?).
Тут мне пришлось походить по поселку: не пускают ночевать. Зайду еще в крайнюю избушку, - не пустят, то пойду в сельсовет. Захожу в эту хату. Сидит старушка. Я обращаюсь к ней: “Хозяюшка, пусти переночевать! Прошел весь поселок – не пускают. Хозяюшка, не бойся меня, я не какой-нибудь разбойник, у меня осталось семейство, малые дети, жена и мать старушка, отец. Я в эту жизнь попал не по своей воле, мне навязали злые люди!”. Сел на гопчик, заплакал, шарфом вытираю слезы. У бабки покатились слезы: “Сынок, оставайся”. Принесла крыночку молока, хлеба кусочек. Я это скушал и лег на гопчик, уснул.
Эту старушку я ударил словами по больному месту. У ней взяли зятя, три дня как взяли. Дочь работает продавцом в магазине 8 часов. Приходит дочь, разговору много было. На завтрашний день дочь дает 5 р. денег. Поблагодарил за все, говорю ей: “У меня, по слухам, семья выехала из дому. У меня 4 дней, отец, мать старушка” Она мне говорит: “Я дам вам имя, отчество и фамилию, - вы узнайте, будьте добры”. – “Хорошо, узнаю”, Сретенская тюрьма знакомая, бывал в ней. И в Нерчинской бывал, но что сделаешь, такое мое счастье!”
Прихожу в город, (в) вольную команду. Захожу в контору, получаю документы. Пошел на вокзал, беру билет, поехал до родины. Приезжаю в Сретенск, в Дом крестьянина. Встретил знакомых с наших краев: из Ушмуна, Широкова Иннокентия. Спросил его, где моя семья. “Андрей, я слыхал от Афанасия, что твою семью выслали. Вы заедьте, узнайте к шурьям, они точнее скажут”. Я решился заехать (к) шурьям, приезжаю. Они получили письмо от Шуры. Я взял адрес, поехал к брату на прииск Курей. Шурья меня отвезли до Култумы, там дошел пешком.
Прихожу к брату. Меня встретили хорошо. У брата побыл дней 15-ть, поработал на старательских (работах), по этому адресу поехал к семье. Брат нашел подводы. Приезжаю в Сретенск, взял проездной билет, поехал в Черемхово. Спросил, где находится Свирск, деревообделочный комбинат. Мне показали – идти 25 километров. Пошел пешком, к 2-м часам пришел. Встретил знакомых, спросил про семью. Мне сказали, что “ваша семья находится здесь”.
“Идите этим направлением, подымешься на горку, - вон видишь горку, - будет второй барак, в нем находится ваша семья”.
Я пошел, поднялся на горку, подхожу к этому бараку. Выбегают мои ребята, увидали меня, закричали: “Папа, папа”, подбежали ко мне. Столько было у меня радости и слез, что я встретился (с) семьей. Заходим в квартиру, увидел мать старушку, - другая радость и слезы. Приходят с работы отец и жена. Собрались все в одно место давай радоваться и плакать. У меня буханка хлеба, Шура взяла водки. Сели за стол, выпили, закуски нет.
Я устраиваюсь на конный двор конюхом, проработал два месяца. Производство это ликвидируется. Я (с) семьей поехал в Красноярск. Деньжонки были у меня, в Черемхово на вокзале хлеба нет, покупал блины: 1 рубль один блин. Пробыл 2-е суток, деньги плывут.
Приезжаем в Красноярск, поступаю на плотницкие работы (в) Лесотехнический институт. Рабочему давали норму хлеба, иждивенцу нет. Заболели мои родители (в) 1932 году. Умирают родители. Отец 11 марта, мать 13 марта.
После этого побыл до апреля месяца, уезжаю в леспромхоз, в Базаиху. Там мы работали, и иждивенцу норма была 10 килограмм. Мы с выработки работали, выгоняли две нормы. Приходилось кушать картофельные очистки. Работа была – сочили лес, подготовляли к сплаву, и скатывали. После этого пошли сплавлять лес. В августе месяце вывез семью в Маганск, до этого жили в поде Ерлыковка. Я работал в головной группе. В одно время пришлось тонуть два раза в день. Заломили залом. Я полез на залом, копнул копьем. Залом рассыпался, я угодил между бревен. Сел на одно бревно, оно дошло до следующего залома, стукнуло о бревна, меня – под залом. Наверху народ давай разбрасывать бревна. Вытащили полуживого. На берегу стояла избушка. Меня в эту избушку занесли, раздели донага, печку затопили, - железная печь стояла. Белье повесили сушить.
Я вхожу в память, гляжу – нахожусь нагой. Не знаю, в чем дело, давай одеваться. Все оказалось, (только) фуражки нет. Фуражку унесло. Собрался, пошел к семье. Шуре сказали, что случилось с Андреем, она побежала ко мне. Я встречаюсь с ней, она не верит, мне, что я не тонул. Я ей говорю: “Я заходил на стан и задержался”.
После этого заболел водянкой. Приезжает врач, я обратился к нему. Он дал мне 9 таблеток и у меня прошло все.
После этого пошел работать в хвостовую группу, Шура живет в Маганске с детьми. Начальство сказало: норма на ребенка 15 килограммов на каждого Мы работаем на сплаве, надеемся, что семьи наши обеспечены. Начальство лесосплава не давало как два месяца. Шура организовала баб с ребятишками, привела всех. Собрала и в контору их привела, оставила в конторе. Приходит вечер, им нужно идти по домам. Тут ребята давай искать гражданку Милюшкину. Она ушла и спряталась. Находят других матерей, спрашивают, где Милюшкина. “Пусть возьмет детей, мы ей дадим крупы”. Она тогда пришла. Ей говорят: “Возьми детей, мы вам дадим крупы”. – Хорошо, отвешивайте сейчас”. Пошли, ей отвесили 4 килограмма!
Она взяла детей, привела домой, и приходилось собирать картошку весной, и из этой картошки пекли оладьи. Ко мне приходит сын Иннокентий в тайгу. Я спрашиваю, как дома? Он мне рассказал обо всем. Я иду к начальнику, объясняю о домашней обстановке. Начальник разрешил съездить и выписал 12 килограммов овсяной крупы. Мы с Иннокентием пошли до дому. К вечеру приходим домой. Спрашиваю: “Как ваша житуха?” Шура говорит: “Очень хорошо. Как вы уехали, нам ничего не давали, жили как придется. Приходилось ложиться, не кушать. Оладий из картошки испекли, вот так жили!”
Начальство нам говорит: “Все в порядке, питание вашим семействам идет регулярно”. Я с этого времени не пошел на работу, пошел в колхоз в Зыково по найму – молотить и скирдовать, семь килограммов норма. Я остаюсь работать в колхозе. Проработал 5-ть дней – получаю 5 пудов муки, еду к семье. Шура ходит, белит квартиры. Мы тут (с) Шурой зажили, наелись хлеба досыта!
Колхоз нас стал подряжать на лесозаготовку. Я поехал на лесозаготовку, получаю 10 пудов муки. 2 пуда беру (с) собой, остальное оставляю семье.
В конце апреля приехал с лесозаготовки, получаю расчет хлебом круглым, - 4 центнера принес, смолол муку, стали употреблять, Шура стала работать в Маганском колхозе. Я поехал в Красноярск, устраиваюсь в мелькомбинат. Мелькомбинат отправляют на постройку хлебозавода N 2. Проработал 2 месяца, привожу 2-х детей. 2-е остались (с) Шурой в Маганске, сдавать экзамен. Я получаю паспорт. Шура получила позже. В августе месяце приехала Шура с детьми, дали квартиру, на 5-ть семей в общежитие, в ПВРЗвских бараках. Сын Иннокентий с городскими познакомился и 13 августа поехали за шишками на Качу. Здесь попадает под крушение. Мы нашли мертвого, 18 августа схоронили. Перед этим Шура видит во сне, что приехал отец на рыжей лошади. У Шуры под пазухой литр и поллитра, отец говорит: Отдай мне литр. Шура не отдает, он силком выхватывает поллитра, поехал. Далеко видать было, как сверкает поллитра.
(В) 1939 году выехал на станцию Критово, на спиртзавод. Оттуда взяли на войну (в) 1941 году!
(В) первых числах сентября берут на войну. Вечером пришел (с) работы, (с) Шурой убирали кошенину и метали зарод. Закончили, приходим домой. Покушали, вышел на крыльцо отдохнуть. Бежит исполнитель, несет повестку. Получаю повестку, написал доверенность на получение заработка. На завтрашний день отправились на сборный пункт в Боготол, поехали на запад.
1941 года 1 октября получаю ранение в левое плечо, пуля навылет. Поехал в госпиталь, 20 дней лежал в госпитале в Тихвине. После этого увезли в Слободской и пробыл (до) 1942 года. Комиссия, признают здоровым. Поехал второй раз на передовую, - рука у меня подымается на уровень плеча, - на Калининградский фронт. И тут попал в плен. Привезли нас с город Ревель, в Эстонию.
Тут жили (в) военных казармах. Народу доходило (до) 2-х тысяч. Питание было – немецкая буханка 1 кг и 100 (гр.), делили (на) 3-х. Хлеб смешан с опилками: начнешь кушать – во рту колет небо. Приварок – картошка нечищеная, только вымоют – и варят. Утром получишь хлеб, кипятку, идешь на работу (до) 2-х часов. Приходишь с работы, пообедал, - и до завтрака.
Какая одежонка была, износили. Стали носить деревянные колодки, белье носили бумажное. Был интересный случай: работаем в порту, грузим прессованное сено. Немец принес полкуля кусков: “Камраты, кончите работу – разделим кусочки”. Гляжу, наши ребята потащили кусочки. Я в это время соскакиваю сверху. У меня колодки деревянные лопнули, поломались. Идти по городу километра 4, - и босиком. Ноги ободрал в кровь. На завтрашний день утром получаю в каптерке колодки, пошел на работу!
Приходилось: немцы вынесут мешок галет. “Камраты, на работу, галеты получать”. Я был в первом ряду. Соберутся сколько нужно народу, принесут 1 куль галет, подставляешь головной убор. Что туда попадет, - галеты 4 и (ли) 5-ть, они большие, - за это работаешь ночь. Ходили на вещевые склады, где находятся фронтовые вещи. Назывались “Вагон фабрик и филя галя”. Пошел работать на эти слады. Тут я обулся и оделся. Пристроился работать каменщиком при лагере. Здесь условия лучше, кормили еще вечером. Здесь пошло нормально: вечером пойдешь, почистишь плиты, колосники поправишь, - тебе нальют котелок супу, полбуханки хлеба. Сытый и продашь. Заболел, пошли по мне нарывы, пролежал 2 месяца. Выхожу из больницы, бригаду мою направляют в Ригу. Приезжаем в Ригу.
Работали, грузили солому прессованную. Приходим на работу, стали грузить вагоны соломой. Я залезаю (в) вагон, первый тюк падает и прижал ногу к столбу и к стойке мне правой ноги чашечку в коленке, ломаю я ногу. Вошел в память в больнице: лежу и нога в гипсе. Ходил в гипсе 3 месяца. Заставили дневалить, ходил на костылях. После этого повезли в Таллин. Приехали, начались бомбежки. Пошли работать в порт. Началась бомбежка, налет самолетов - 700 самолетов. От бумажной фабрики и бензинового склада не оставили ни одного дома. Базарный рынок разбили, ни одного грибка не оставили. Я в это время спасался (в) водоканализации, (с) 7 часов вечера и (до) 6 часов утра. Попала бомба в лагерь –изгадала в санчасть, (она) располагалась (на) 3 этаже. Падали сверху с койками. Изгадала (в) 1-й зал и 2-й зал. Спаслось три человека, которые находились за трубой, - те остались живы. Назавтра нас повезли (в) Восточную Пруссию!
В Пруссии (много) набито народу. У них много общих могил, занимали 2 гектара. Канавы накопаны глубиной мет(ра) два, забиты телами, протекала сукровица. Мы окапывали их. Питание было – турнепс, брюква. Вечером чистить или мыть – очередь, помогать работать. У меня был товарищ поваром, он меня брал на работу.
Устроили базар – кто что может делать. Мы в это время носили номера: спросишь фамилию – тебя не знают, спроси номер – тебя знают. Номера находились на лбу. Я тут сделал 2 чемодана, прицепок сто штук, колясок. Я сделал запас на месяц. Поехали в Литву, пробыли месяц. К норме добавлял, протянул месяц, получил 1-н стакан муки. Развел его холодной водой, выпил.
Назавтра повезли в Таллин. Доезжаем станцию Ильцы, один самолет начал бомбить. Немцы выскочили, попрятались. Нам нет возможности выйти. Вреда не сделали никому. Привозят обратно в Ревель. Пожили месяц, грузят нас (в) прибалтийском порту. Погрузили мины, на мины нас погрузили, и повезли в Любаву (Лиепая?) по морю. Началась бомбежка по кораблям. Приехали в Любаву сохранны, не потеряли ни одного человека. Тут поживем спокойно. Прошло 2 дня, стали прилетать самолеты два раза в день. (Мы) находились в большой опасности. Наш лагерь находился между портов: военный порт, гражданский порт, и фабрика, (где) лопаты делают. Как бомбежка, так в лагерь попадут. Много погибло нашего брата!
Мне приходилось работать в отдаленности – километров 25 или 30. Как начнется бомбежка, нас не везут (обратно). После приедешь – набито нашего брата много. Началась бомбежка, ребята убежали (в) бомбоубежище, (а) у меня были поставлены оладьи. Начал печь, народ побежал (в) бомбоубежище, мне жалко оставить. Что мне делать – буду печь, (раз) начал. Налью на сковородку, пеку и ожидаю, - прилетит, мои оладьи разбросает. Все прошло по-хорошему. Пришли мои ребята, с которыми кушал, меня поругали, что я не пошел (в) бомбоубежище. После этого спалось крепко.
После того нас погрузили, на хутора увезли и (в) два хутора разбросали, и поставили усиленную охрану. А Любаву бомбят, усиленные идут бои. Во время обеда конвой говорит нам: “Камрата, мы вас охранять не будем. Немцы капитулируют, камрата”. – “Можно сейчас пойти?” – “Можно”. Ребята наши пошли по хуторам искать себе пищи. Мой напарник Федор Жемаев, из Алтайского края, ушел и не пришел вечером. Я переживаю: на хуторе остался один, все разошлись. Приходит со второго хутора: “Пошли, Андрей” - “У меня нечего продавать” – “Что-нибудь”. Взял кусочек хозяйственного мыла, - мыло истенско (истинно) из глины. Беру все это, пошли с ним. Позади двора стоят несколько домиков. Отправились в эти домики.
Заходим, я обращаюсь к этой женщине. Она открывает подполье, полезла, достает ведро картошки. Из задней комнаты выходит наш комендант Урицкий, давай нас ругать, что тут прошло много народу. “Кто вам будет подавать?” Мы взяли картошку, наше мыло (она) не взяла. Мы с ним разделили картошку, к вечеру нажарил картошки, накушались и полеглись спать. Назавтра приходит напарник, приносит 10 килограмм мяса. Мы с картошкой натушили, приходит конвой, пригласили пообедать!
Я пошел, прихожу на пекарню, набираю полный куль хлеба, понес. Дорогой встречает напарник, помог мне. Пришли наши части. Нас построили, разбили по отделениям, по взводам и по ротам, также выделили командиров, дали маршрут. Мы пошли. Немцев наши конвой, обезоружили. Мы тогда на их склад делаем налет, забирает у них продукты, между собой разделили. На завтрашний день отправились, 2-е пары лошадей взяли. Приходим мы на место, расположились в шатрах из елок. Из елочных веток наделали шалаши. Пошли дожди, в шалашах сырость. С недельку прожили, нас проверили, разбили, - кого в запасные части, кого в Мытаву, - рассортировали всех. Я попадаю в саперные части.
Проработал немного (времени), получаем газету, что старшие года демобилизуются по домам. Мой год попадает под демобилизацию Нас на сборный пункт, получаем сухой паек: муки 1 пуд, консервы мясные, - в общем, получили паек на полмесяца. На сборном пункте встречаю посельщика Григорьева Флегона и Дербина. Я с ними не виделся много времени. У нас тут было много разговору. Отправились в путь по железной дороге, и не верится, что мы движемся к родине и к своим семьям.
Приезжаем в Боготол. На вокзале – увидать хоть знакомых, спросить про семью, - никто не видел. Приезжаем на станцию Критово, схожу с поезда. Пошел (в) вокзал, посидел с часик, - из знакомых не видать никого. Навьючил на себя свои манатки, пошел. Прошел километра два, встречаю старушку и молодую девочку, - шла в Ачинск. Спрашивает меня: “Чей, дяденька?” Я отвечаю: “Милюшкин”. Девочка говорит мне, что “Ваша Надя учится в Ачинском техникуме сельскохозяйственном” Я спрашиваю, где они сейчас находятся. Они мне ответили: на том же месте, откуда уходили. Поблагодарил я их пошел к семье. Прихожу на плашкоут, спрашивает меня молодой парень: “Чей, дяденька?” Я отвечаю: “Милюшкин”. – “Твой Иван работает со мной”. У меня весело стало на душе, - пошел, не чувствую ног под собой. Прохожу спиртзавод, дохожу до пруда. Женщина полощет белье, спрашивает: “Чей, дяденька?” Я отвечаю ей: “Милюшкин” Тут же сразу пробежали две девочки. Гляжу – по направлению свернули к моей семье. Через недолгое время выбегают женщина и парень. Это дочь и сын, я их не узнал!
Встретили, взяли под руки. На крыльцо вышли все из избы навстречу мне. Тут было радости много, у некоторых слезы. Маруся Ковалева плачет: пришла похоронка.
С недельку отдохнул, инженер спиртзавода вызывает меня: “Милюшкин, выходить надо на работу”. Выходим на работу, - Колянин, Симагин – ремонт бродильных котлов Исправили котлы.
В октябре месяце меня забирает милиция, везут в Боготол, садят в КПЗ. Допросов нет. 7 ноября выгоняют в ночь, документов не дают. Я пошел в ночь возле (вдоль) линии. Прохожу на Критово к утру. Зашел (в) вокзал, обогрелся, пошел на спиртзавод. Не пошел торной дорогой: далеко. Я пошел тропинкой. Тропинку эту занесло я начал блудить. Не могут попасть на дорогу: снег глубокий, по пояс. Я вырыл яму, сел и засну. Во сне бросилась собака на меня. (Это) меня ободрило, давай искать дорогу. Начало светать, вижу: стоят столбы телеграфные. Пошел к этим столбам. Нашел дорогу, пошел на плашкоут. Прихожу на плашкоут – Чулым встал, нанесло шуги, плашкоут встал. Я начал кричать на другой берег. Мне подали лодку – Ситников старик, перевез меня.
Пришел к семье, они меня не ожидали: прихожу – и удивляются. Выхожу работать на завод. 27 декабря накладывают арест на меня. Приходят на завод, берут под конвой, направляют в Боготол. Ночь (пере)ночевали, отправляют в Красноярск, в дом НКВД, где площадь Революции. В этот дом привезли меня ночью На завтрашний день меня в Красноярскую тюрьму, приводят (в) 48 камеру. Камера небольшая, находилось (в ней) 6 человек.
Шуре тут пришлось пережить очень тяжело – два удара перенести в один день. Меня взяли – и старшая дочь поехала по служебным делам в Боготол, и на станции Критово попадает нога у нее между буферов. Малую кость правой ноги раздавило, увезли в Боготол. Тут Шуре большое переживание, и (она) заболела!
Я нахожусь при тюрьме, водят на допросы. Несколько раз приезжал черный ворон, возил (во) внутреннюю тюрьму. 16 февраля 1946 вижу сон: захожу в комнату, в комнате 3-и собаки, - 2 белые, 1 черная. Черная находилась в середине. Этого дня приезжает черный ворон, садят меня в него, привозят (во) внутреннюю тюрьму, садят в одиночку. Часов в 5-ть вечера вызывают. Захожу во второй кабинет – и признал тех собак, которых видел во сне. По краям сидят исполнители, в середине судья черный!
Мне не дали слова сказать, зачитывают протокол: 10 лет лагерных работ и 5 лет поражения. Судил Красноярский военный трибунал. Привозят в ту же камеру. Захожу в камеру – сидит новый человек, ко мне с разговором. Это наседка из милиции, об этом я знал, что (с) наседкой будь осторожным!
Пятидневки две побыли при тюрьме, направляют в лагерь на правый берег. В Ладейке работал на плотницких работах. Я получал хлеба 1 кг и вечером горячий ужин, две булочки. Основное питание было – черемша, утром, в обед и вечером. Я не мог это кушать. Жил только на хлебе. Если у те(бя) есть котелок, то покушаешь, нет котелка – нет тебе пищи. Я за котелок отдал 2 пайки хлеба.
Утром вижу сон: выкинут (= выброшен) шланг, что не окинешь глазом, и конец завился обратно. Встаю утром, рассказываю ребятам, они: “Не знаем, Андрей, к чему это”. Приходит дневальный, говорит: “Милюшкин, получил на вас на целый день. Вы идете на этап. Сейчас позавтракайте (и) идите (в) 7-й барак, там сборный пункт”. Отправился туда. Собирались три дня, на четвертый день повезли в Красноярскую тюрьму, в большую камеру пересыльную. Вот где шалман, у кого есть манатки, питание, - блатные отбирают, - крик, шум!
Вызывают по картотеке – и (в) вагоны. Повезли на восток. (В) вагонах много горя приняли: (в) вагоне появилось 5-ть человек блатных и получше пищу отбирали, второе: конвой забегает на проверку с деревянным молотком – и начинает щупать. Не успел отвернуть – молоток по горбу. Мне не приходилось: был верткий и устойчивый на ногах, успевал откручиваться!
Привозят в бухту Находка. Жили или находились два месяца. Контра большая была между ворами (и) суками. Резня шла, на каждый день резня!
23 июля погружаемся на пароход, поехали в Магадан. 26 июля приезжаем в Магадан, нас сразу в баню. Заходишь в баню, свое белье или одежду сдаешь в прожарку. Из бани выходишь, подходишь к окну – получаешь тюк. В тюке тебе все, вплоть до портянок. Одели, обули, покормили и в ночь повезли. На 3-и сутки привозят (в) поселок Сусуман, в большую зону. Отсюда повезли (на) прииск Светлый, километра 3-и от Сусумана, и в ночь вышел на работу.
В августе месяце привезли спецпереселенцев, нас – в Сусуман, в эту же зону. Комиссию делают нам. Мне дают 2-ю группу инвалидности, меня оставляют при зоне, кладут в полустационар. Остальных, которые здоровы, - на прииск Широкий. Я в полустационаре с месяц побыл, переводят в оздоровительный отдел. Мой напарник Китов, из Ленинграда, устроился поваром старшим. Приносят больным пищу, приходит Китов. Увидел меня, что я здесь, - (пошел) к врачу (и сказал), что Андрей будет вечерами приходить, смотреть за порядком. Врач разрешил. Еще шил рукавицы работягам. Здесь немного стало жить полегче, стал наедаться. Врач ставит меня дежурным санитаром.
Пробыл года два. С начальницей санчасти поспорил, она меня направляет в малую зону. В малой зоне старосте малой зоны Огородникову Михаилу сделал и выделал медвежину. Он мне – супу и других продуктов. Надзиратель лагеря: “Андрей, (иди) перегораживать зону”. Приступил к работе. Он мне (меня) поставил на добавочный хлеб. Кило 100 (грамм) получал вечером отдельно, кроме того – пайка. Пристроился к жизни. Приезжает приисковое начальство, меня берут на прииск “Октябрь”. Не только меня, многих!
Приезжаем на прииск, пошли на работу, - на старательски работы. На второй день выходим, начальник режима говорит: “Кто плотники, штукатуры, побельщики?” Я подымаю руку кверху, 2 шага вперед. Бригаду увели, нас оставляют. (Ведут) на вахту, посмотрели наши дела – нам нельзя быть без конвоя. Нас 3 человека. Против лагеря шахта старая, залило водой. Замерз лед, (гонят) очищать шахту. Шахта была горизонтальная, туда загнали. Бригадиром был Розенберг, встречает нас с таким уважительным словом: “Я вас, симулянтов, лентяев, похороню в этой шахте!” Я тут запечалился, как мне выйти их положения, начал прибрасывать в голове, что лезть надо в шахту. В шахте человек 10-ть, ребята то и дело выбегают. Бригадир стоит с ломом у творила шахты. Кто появится, по тому ломик походит. Кого убивал насмерть, кому руку перебьет. Я смотрю эту картину, замерзаю, сижу в шахте. Команда на обед. Построились, посчитали, пошли. Приходим в столовую, покушали, (на) часик отдых. Гляжу, - у бригадира распоролась подушка и матрац. Я БЕРУ, ВСЕ ЗАШИВАЮ. ОН ПОБЛАГОДАРИЛ, ПРИХОДИМ НА РАБОТУ, ОН МНЕ ГОВОРИТ: “Андрей, вот лежит камень, садись и жди моей команды”. Я сажусь на камень, просидел до вечера. Команда: “Выходи, становись в строй” – идти в лагерь. На завтрашний день выходим на работу, подходит ко мне начальник санчасти: “Как ваша фамилия?”. Записывает имя, отчество. “Завтра утром переходишь (в) 11-й барак, будешь инвалид 2-й группы”. Поблагодарил я его пошли на работу. На завтрашний день перехожу (в) 11 барак, считаюсь как инвалид 2-й группы.
Перешел работать в больницу: 5-ть человек больных, за больными ухаживать. Еще работу вменили: кипятить титан 3 р(аза) в день.
В сентябре уехал в райбольницу как больной, пролежал 2 месяца. Приступаю работать санитаром, потом перешел завхозом. Питания хватало, жил тут хорошо – не хотелось уезжать! Приезжает начальство, берут меня (на) прииск Калинин.
Приезжаем на “Калинин” в часов 5-ть вечера, разбили по баракам. На завтрашний день выходим на работу побригадно. Вызывают нашу бригаду. Команда “Шагом марш”. Вышли из ворот, гляжу – конвоя нет. Я спрашиваю, где конвой, - говорят, бригада безконвойная.
Приходим на место работы. Стоит 5-ть домиков, (в них) живет вольный народ, - которые освободились. Выходит начальник прибора, спрашивает: Кто может плотничать?
Я изъявляю желание, идем (в) инструменталку работать инструментальщиком. Приступил к работе, работа была такая: насадить черешки (к) кайлам, к лопатам, сходить в лес заготовить. Ходил без конвоя на стан, вольным носил дрова. 3 километра несешь, 4 или 5 жердей свяжешь вершинами вместе и тащишь. Найдешь покупателя, изрубишь, исколешь, сложишь. Дадут тебе кусочки, которые выбрасывают. Делал (еще) швабры в столовую. Проработал с годик, заболел. Ложусь в полустационар (“пулуценар”). Порядок был такой: у кого нет нижнего белья, находятся (там) нагие. У меня старое было.
Тут помогал дневальному когда принесет обед, или ужин. Я помогал кормить больных. Спали 3 человека под одним одеялом. Баня была – километра 2. Приходишь в баню – дадут тебе ковшик воды намочить голову, второй ковшик – побриться. На этом ограничи(вались). Я белье новое когда (получал), было белое, поносишь – ломается от грязи!
Приходит к нам в полустационар молодой паренек: у вас есть Милюшкин? Я отвечаю: есть. Время позднее, ложились спать. Идти недалеко, в зоне. Прихожу, поздоровался. Приступили к разговору. (Меня) давай допрашивать: Чем занимался отец и вы? Я рассказал. “Можете быть свободны” Я пошел на свое место. Ложусь под одеяло, стал засыпать. Приходит этот же человек: Милюшкин, идите в хлеборезку. Прихожу, мне предлагают работать помощником хлебореза. Я соглашаюсь. Приступил к работе. Старший хлеборез мне дал нижнее белье, верхнюю одежду. Жилось хорошо, питание хватало. Проработал зиму, морозы прошли. В апреле месяце приходит начальник режима. Увидел меня, что я нахожусь в хлеборезке. – “Что у вас здесь находятся мыши (?) – вон на шурфы!” – “У меня нечего надеть”. – “На вас одежда!” – “Это не моя, старшего хлебореза”. Погнал в строй голоушком (голоухим, без шапки?). В строю снимает шапку с другого, надевает на меня. Пошел (я) с поникшей головой в Бандарева бригаду. Он на меня имел недовольство, что не давал ему хлеба. Вменил мне 2 шурфа. Его любимчики по одному шурфу гнали, были стахановцы. На меня имел злобу – на бригаду дадут табаку, я подойду, он мне говорит: Тебе не полагается, повертывайся обратно!
Выходим на работу, от вахты меня (за)ворачивают к начальнику режима. Начальник режима предлагает отремонтировать квартиру. Сделал квартиру, - (он) заставил перегораживать зону. Перегородил зону. Стал работать в зоне. Посылают (в) бригаду Бабкина, от зоны километр. Прихожу в бригаду, бригадир спрашивает меня: Можешь плотничать? – “Могу”. Он мне нашел ножовку, топор, - ремонт делать, тачки поката (?). Приступил к работе. Конвой знакомый, меня отпускал за викторами (?). Я их разрубал на гвозди!
Начальник прибора вменил мне отмечать тачки Работало 3 бригады, я вел учет работы. Бригадир, который на меня имел зубок, провинился, (его) послали в Бабкина бригаду возить тачки. Ребятам я приписывают по несколько тачек. Этот бригадир подходит ко мне: “Андрей, подбрось несколько тачек”. – “Я не могу, есть начальник прибора, он может подписать”. (А) сам думаю: как ты мне говорил “не полагается”, я тебе скажу так же!
Отправляют в Сусуман, в большую зону.
Получали хлеб. На 3-и части – утром, в обед и вечером. Дневальный получил хлеб на целый день: “Милюшкин, получил хлеб на вас на целый день”. Я спрашиваю: “Почему?” – “Едете на материк”. Я иду в хлеборезку к Якову Васильичу, объясняю ему. Он мне дает 5-ть буханок хлеба. Повезли в Сусуман. Приезжаем в Сусуман, вышел нарядчик Иван Иваныч Дохин: “Какие у вас специальности?” Отвечаем: “Плотники, столяры, штукатуры”. – “Можете оставаться. Пойдемте”. Заходим в одиннадцатый барак. Пришли, расположились. На завтрашний день пошли работать на пилораму. Недельку проработал, приступили к штукатурной работе. После этого пошел на каменные работы, товарищ – Шакир Османыч. Начальство (его) расконвоировало, его ставят прорабом ОКСа. Немного проработал, - становится инженером. Приезжает в лагерь: “Мне дайте Милюшкина, без конвоя”. Я пошел работать без конвоя, вижу – без конвоя маленькие зачеты. Пошел работать под конвой – пошли зачеты, за день стали засчитывать 2 дня. (В) 1951 году освобождаюсь, получаю паспорт. Поступаю работать в Колымснаб на малярные и печные работы. Проработал 6 месяцев. Рассчитываюсь, поехал на материк. Приезжаем в Магадан. В Магадане получаю в СВИТЛе 600 рублей денег. Взял билеты, 2-м классом поехали на материк.
Приезжаем в бухту Находка, выгрузились, (на) вокзале переночевали. На завтрашний день взяли билеты по железной дороге. Я беру до Красноярска. Еду и мыслю, как я буду продолжать свою жизнь. Жены нет, умерла (в) 1951 году, - мне сообщили (в) 1952 году. Еду и мыслю, как я восстановлю свою жизнь: жены нет, дети большие - малая (младшая) дочь находилась в техникуме пищевой промышленности. Мои года еще нестарые, - как я буду жить один? Приехал на место – жизнь показала, как жить!
Близимся (к) Красноярску. Приезжаем в Красноярск, выхожу на вокзал, смотрю, не пришли ли мои родные. Смотрю – нет никого. Эту ночь просидел на вокзале до утра. Дождался утра, пошел искать квартиру. Прихожу на улицу Профсоюзную, спрашиваю, где дом 8 Профсоюзов. Мне сказали. Пошел, прихожу к водокачке. Стоит женщина с ведрами. Спрашиваю, женщина говорит: “Они живут с нами в одном доме”. Приходим к этому дому. Женщина живет внизу, дочь наверху. “Вот тут живут ваши родичи”. Слышу – по лестнице спускается дочь, я узнал ее. Встретились – здесь радость и слезы, что детей увижу, а жену нет. Душа моя скорбит, тоскует. Захожу в избу, познакомился со сватьей. Посидели, пошли ко второй дочери, к Надежде. Она училась и работала (в) Лесотехническом институте. Повидался и с ней. Малая в Барнауле училась в техникуме, сын в Черемхово. С ними со всеми повидаюсь, а с Шурой нет, все хожу печальный!
На завтрашний день пошел в бараки, где жил. Прихожу. Встретили, приняли меня хорошо. Выпили, пришлось мне ночевать: пойти не в силах. Стало мне веселее, увидел знакомых.
Обстановка жизни показала, что одному жить нельзя. Еще года мои нестарые. Решаюсь с одной сходиться, с Евдокией Ивановной Кочетовой. 7 ноября перехожу к ней. Приступили к жизни. Сначала было все хорошо, потом начала выбрасывать номера. Вижу – дело так не пойдет. Собираюсь, иду к дочери Надежде, живу у ней.
(В) 1955 году сходимся с Еленой Петровной Соколовой. 2-го октября перехожу с Соколовой и живем до сих пор. Приняли церковный обряд, повенчались. Живем в дружеских отношениях. Церковный закон связывает людей, обличает (?) их совесть, удерживает от бешеной грубости!
Пошла жена заблудством (?). Муж стал обличать ее. У нее появилась совесть, она бросает все глупости, возвращается к старой жизни. Также муж пошел заблудством (?), - жена может его обличить. Муж начал пить, драться, ругаться, делать безобразия. Жена начинает убеждать его, муж склонится на ее сторону!
Бывает так: муж верующий, жена нет. Женя освящается мужем. Жена верующая, муж неверующий, - то муж освящается женой. Дети их приходят на свет освященные!
Если не приняли религиозный закон, то они не считаются как муж или жена, будут полюбовники.
Когда Господь проходил Самарию, в самарянском городе остановился отдохнуть у Исакова колодца.
Ученики пошли в город купить продуктов, Иисус присел отдохнуть у колодца. Приходит самарянка по воду с деревянным водоносом. Иисус говорит: “Дай мне напиться!” – “Как так, ты просишь, иудей, у самарянки пить?”
Самаряне с иудеями не ладят. Вы бы знали, кто с вами разговаривает, тот дал бы тебе пить живой воды. “Ты бы не приходила к этому колодцу, а пошла бы в источник вашей (?) жизни”. – “Вижу, что пришел к нам Мессия или пророк. Ой, Господи, дай мне этой воды!”
“Хорошо, только приведи мужа своего”. – “У меня нет мужа”. – “Правильно сказала, что у тебя нет. До этого 5-ть мужей имела. Сейчас держишь мужа, это тебе не муж – полюбовник”. Вот в чем заключается религиозный закон. Связывает мужчину и женщину.
Сейчас что получается, не принимают церковный обряд! Только безобразия, беззакония, разврат (в?) жизни!
Народ пошел грубый: матершинники, просмешники, - вот что без закона церковного получается. Я принимал 2 раза венец церковный. В то время мне было 18 лет. Второй раз 55 лет мне было, принял 2-й раз.
Жили вдвоем. После этого приехал Ленкин внук Славик. Дочь с зятем прописали. Вскоре стали давать квартиры, дали совместно. 3-х комнатную на 4 человека. По сравнению (с прошлой) теснотой было свободно и спокойствие, тишина, шуму нет.. Работаю в горздраве и в ресторане, оклад был 40 рублей.
И оформил Елену Петровну. Работал один, получал деньги за себя и за нее. В 1961 году заболел желтухой, и пошел болеть. Потом приключился инфаркт. Приехала комиссия врачебная, комиссуют на койке. Дают 2-ю группу инвалидности, 12 р. 50 к.
6 месяцев не работал, потом горздрав вызывает на работу. Выхожу, подал на перекомиссию. Остается доработать 2-е смены. Поехал на работу, дорогой – приступ. До “Космоса” доехал, и закрываются сердечные клапана. Остановились мои чувства. Привозят в больницу – труп околевший. Врачи постарались, отходили и оживили. Лидия Андреевна Данилова похлопотала, пенсию 11 рублей добавили. Стал получать 22-50. Елена Петровна – 30 р. Дочь Анна (с) зятем подбрасывают 10 р. Дочь Надежда высылает к праздникам, высылала 20-30 р.
Вот этим и живем.
У меня сын и у Елены сын, оба Иваны. Только (бы) выпить: у меня выпивки нет – и он не ходит. Не хочет попроведать!
У Елены Петровны сын, звать Иван, - одна (и та же) картина!
Поставить весы, их поставить на весы – не перетянут. Соколов Иван не спросит, как мама (со) здоровьем. Детей нет, что (бы) матери дал рубль: мать, возьми, что-нибудь возьми и получше, повкуснее скушай, - нет этого!
Сейчас только жить, питания хватает, одеты, обуты. Постигла старость и болезнь. (В) 1973 году 1сентября будет 69 лет.
На этом кончаются воспоминания Андрея Ивановича Милюшкина (1904-1973), написанные им самим. Копия – 1991 г., В.С.Биргер.