Норильский "Мемориал" №1 апрель 1990
В дань своего 78-летия прекратил работать на заводе электрослесарем в электротехнической лаборатории. Здесь я провел почти 16 лет, т. е. все время после ухода на пенсию.
Хочу коротко описать, как я очутился в Норильске. Мой отец, счетовод, в 1915 году был призван в армию по случаю войны. Затем как офицер белой армии, в 1920 г. он был расстрелян в ЧК. Мне, таким образом, закрыли доступ в учебные заведения: тогда принимала не экзаменационная комиссия, а мандатная. У меня оставался один путь — скрыть расстрел отца.
Окончил Одесский энергетический техникум. Направили в Новосибирск, на монтаж второй очереди ТЭЦ-1. Принимал активное участие в общественной жизни. Затем призыв в армию, отдельный инженерный, вновь организованный батальон.
Так сложилась моя судьба в армии, что был рядовым красноармейцем, а 9 месяцев выполнял всю работу пом.начальника штаба по мобилизационной работе (по подготовке к войне). Когда мне оставалось служить 8 месяцев, начальник инженерных войск округа сказал, что меня не демобилизуют, а оставят в армии с присвоением по теперешним званиям, старшего лейтенанта и заберут в округ на мобработу (наша часть по мобработе благодаря моей деятельности была на первом месте). Какая открывалась перспектива! Продвижение по службе, все прочие блага и...
И вдруг узнают о моем происхождении, которое я скрывал до 1935 года. Узнают от меня самого. Решился открыться, а то, думаю, узнают, могут и расстрелять. Чтобы такого варианта избежать, я сам обо всем объявил. Арестовали. Дело вел военный трибунал округа, потом с дела сняли шифр «сов. секретно», передали в нарсуд, где мне и определили срок наказания: 3 года. Строил шахту в Ленинске-Кузнецком. Наша бригада, 50 человек, была лучшей, меня, бригадира, при наборе в Норильск не отпускали, но меня выкрал майор НКВД, и я попал в Норильск.
В Дудинку мы прибыли 28 августа 1936 года. Нас было 1200 человек. Всех разделили на три партии или группы: Дудинская, Норильская и Вальковская. Я оказался в Дудинской партии.
Знаю. что ещё до нас уехала партия, 300 человек, на Валек, по Енисею через Карское море, реку Пясину и озеро Пясино. В Енисейской губе они попали в шторм. Их баржа разломилась, и 300 человек, находившиеся в трюме, оказались в ледяной воде. Все выбрались на берег, их потом собирали, я начальник конвоя этого ужа не видал, застрелился: видимо, посчитал, что пойдет под рее стрел. Там ещё был интересный случай с коровой, но об этом когда-нибудь.
Эти 300 заключенных, принявших ледяную купель, в первую же зиму (1935-1936 г.) стали умирать. На всех трех лагпунктах появились кладбища. Вальковская группа тем не менее начала строить узкоколейку в Норильск и железнодорожное депо.
Когда в марте 1936 г. меня назначили заведующим электростанцией (еще не существующей), дорога уже работала, работало депо. Только электроэнергии не было. Первоначально я находился в роли прораба строительства электростанции, а затем уже работал не ее эксплуатации. Лагпункт Валек а то время размещался в лесу. Электросеть я проектировал сам и сам же стал первым рабочим. Для линии надо было делать просеки. И вот мне начальник лагпункта (з/к Лобода, бывший пред. колхоза) выделил одного электромонтера, Чернова (он прибыл из Карлага), и вот мы с ним валили лес. До обеда, копаясь в глубоком снегу, вымокали до нитки и приходили на обед во всем мокром, были вынуждены на себе все менять (нам в этом помогали). Вечером опять приходили мокрые. А жили-то в палатках! Как только я до сих пор жив, сам удивляюсь. Всегда занимался спортом, никогда не пил, не курил. Вот, видимо, залог моего выживания.
Но вернусь к первой партии, которая оставалась а Дудинке для обживания берега. Работали мы мною, т. к, времени до замерзания реки оставалось всего ничего. Снег выпал 20 сентября и больше не таял. Надо было разгружать прибывающие грузы, прятать все овощи и оборудование под крышу. Днем я работал на стройке овощехранилища, а вечером — авралы по разгрузке, в которых, кстати, участвовали и все вольнонаемные, охрана и начальник лагеря т. Матвеев.
Кстати о нем. В моей памяти Матвеев остался человеком в полном смысле этою слова. Он ни в чем не подчеркивал разницу в нашем положении. У меня с ним были личные беседы, когда я восстанавливал после пожара Дудинскую электростанцию. Много раз слушал его беседы с бригадирами, разъяснения задач. Он вел себя так как и следовало вести себя с людьми, с которыми ему поручено создать крайне необходимую для страны металлургическую базу. Он умел поддержать тонус в работе, подбодрить в самых трудных условиях.
Мы прибыли в Дудинку из разных лагерей, измученные и полуголодные. Здесь мы отъедались. В первые месяцы, когда столько работали, нормированным был только хлеб, а все остальное можно было есть сколько хочешь. Я, например, любил кашу с салом. Но при этом съедал 2—3 кг хлеба в сутки, свои 1,8 кг и 0,5 кг мне отдавал старик-дневальный).
Но работали, как волы, по 18 часов.
Хочу добавить о т. Матвееве. Владимир Зосимыч выполнял разгрузочные работы наравне с нами, заключенными, и обязывал всех вольнонаемных следовать его примеру. Среди вольнонаемных были недовольные: работать рядом с заключенными: Матвеев их не одобрял. На перекуре ему задавали любые вопросы и получали исчерпывающие ответы. Он рассказывал нам свою биографию.
Интересно, пишет вам ещё кто-либо из нашего этапа? Кто остался жив из тех 1200 человек? Или хотя бы из тех, кто есть на снимке, который я выслал в музей?
Мне сейчас трудно вспомнить все в хронологическом порядке, поэтому я хочу описать некоторые эпизоды из жизни в лагере.
52 марта 1936 года я 12 часов, т. е. с 8 до 20-ти, дежурил на Дудинской электростанции. После смены находился в бараке. Приблизительно в 22-00 мне сообщают, что я должен срочно выехать в Норильск. Как добираться? Сообщили из УРЧ (наш отдел кадров), что в 23-00 в Норильск отправляется трактор, он будет буксировать сани с тюками села, и мне предстоит на этом сене ехать.
Ночь. Больше 300 мороза. Быстро собрался, распрощался с коллективом и пошел искать отъезжающий трактор. Выехали около 24.00. Со мной было ещё 9 осужденных, из жителей Дудинки. Сели на тюки - мерзнем, стали прятаться в тюках — все равно холодно. Вынуждены были идти пешком. Я шёл, держась за веревки которыми были увязаны тюки сена, Когда засыпал, меня держала веревка, за которую я держался. Просыпался и шея дальше. (А ведь весь день накануне проработал на станции, не отдыхал).
К утру мы добрались до первой стоянки. Прошли километров 35-40. А как одеты? Нижнее белье — х/б, верхнее —-х/б ватный костюм и полушубок, шапка и валенки. Но все же замерзли. 'Нас такие же з/к, как и мы, напоили, накормили, отогрели. Мы немного отдохнули к двинулись дальше. Одну ночь с 13 на 14/III, провели, сидя в палатке, приблизительно в 80—85 километрах от Дудинки. В Норильск прибыли 14/III.
Тогда-то я и получил назначение на Валек, куда я должен был немедленно выйти пешком в распоряжение т. Лабоды. Он, наверное, был вдвое старше меня. Я с 1911 года. Мне шел 25-й год.
От Норильска до Валька я шел все 14 км вдоль железной дороги. Потом я много раз ходил по ней в Норилъск.
Теперь напишу, как мы в плывунах ставили парные опоры (столбы). Для этого опять придется возвращаться в Дудинку.
Что таксе плывун, вы, конечно, знаете, но. на всякий случай, напомню. Лопату воткнул в землю, а вытащить нет сил, глина ее держит. И тебя! Пока толкал лопату, сам погрузился в плывун до мерзлоты, т. е. сантиметров на сорок.
Как же а этих условиях поставить столб? Если тебе и удалось оторвать лопату, на том месте и следа чет. А линию сооружать надо.
Взяли бочки деревянные из-под селедки. Выбили днища. Бочка без дна забивается в плывун до мерзлоты. Из бочки по кусочку отрываешь липкую глину. Когда в бочке нет плывуна, крошишь мерзлоту ломом по внутренней окружности бочки с одновременным ее забиванием в мерзлый грунт. И так до тех пор, пока бочка не опустится на нужную глубину. Затем идет углубление внутри бочки... Мартыщкин труд? Так это еще не все. Надо еще с берега носить камни (по тем плывунам), опущенный в бочку столб камнями забрасывать...
Легко сказать спустить столб. В ходе операции все мы, 11 человек, погружаемся в глину, там оставляем 11 пар сапог, их выкапываем.
Но вот столб стоит. Вокруг него в бочке камни, глина и вода. Через сутки или двое начинает нам помогать мерзлота: столб в нижней части примерзает. Опора готова к подвеске проводов.
Сколько она воплотила мучений, переживаний, взаимовыручки, трудовой спайки и просто перекаченных в скважину и столб наших физических сил!
Николай Ермолаев. г. Алма-Ата