Норильский "Мемориал" №1 апрель 1990
За полвека много воды утекло а Норильской реке, многое переменилось, еще больше быльем поросло и седым мхом затянулось. Уже молодая поросль, расправив богатырскую грудь, приумножила величие и добрую славу заполярного гиганта. Не найти, не определить границы палаточного лагеря — предшественника многоэтажного современною города со всеми удобствами и положенным комфортом. Автор этих строк будто в туманном мареве, видит необжитую тундру окрестностей Норильска 1936 года, у подножья угольной горы — десятки, если не сотни брезентовых крыш, тысячи заключенных в одинаковых бушлатах. Их именовали контрой... Через минование картина уступает другой: «враги народа» с котелками и жестяными банками стоят в очереди за сталинской похлебкой и черпаком овсянки...
Норильский комбинат — такого сочетания слов ещё не существовало, тогда одно слово было понятно и все его употребляли; Норильстрой. И если кому приходило письмо, то адрес был: Красноярский край, Норильстрой... тому-то.
Не уходит из памяти и лагпункт Валек: длинные палатки, начиненные нарами, в самой маленькой — контора, а на отшибе, неподалеку от Норилки — высокое деревянное помещение коптильни, где однажды коптильщик-зэк нас угощал рыбешкой Остальные заключенные работали на строительство ветки Валек — Норильск.
М»е допелось ехать на первой платформе с Валька до кирпзавода, где тоже действовал лагпункт и работала не одна сотня «врагов», достраивавших один из первых промышленных объектов в Норильске. Начальником лагпункта был заключенный-бытовик по фамилии Васькин. Метрах в 600—700, ближе к Норильску, готовилась площадка под большой кирпичный завод № 2. Весь люд, содержавшийся на лагпункте кирпзавода, а рабочее время был распределен в трех точках: фундамент под будущий завод, расчистка площадки под глиняный карьер, строительство деревянных бараков.
Больно вспоминать бесчеловечное время, но из памяти не уходят кровавые годы, просятся на бумагу, к людям. Попробую описать главное. Не будет ни одного придуманного сюжета, ни одной придуманной фамилии, только то, что я видел, пережил, испытал и что останется со мной навсегда. Как тундра меняла свой облик, как принимала новые и новые партии приговоренных людей, бурлила, стонала и задыхалась в крови 1938 года. В тот год я находился на лагпункте «Кирпзавод», там уже было построено и заселено пять-шесть бараков, дымилась печь заводика, было более тысячи человек, осужденных по 58-й статье. Мимо первого завода с площадки под второй проходила железная дорога, связавшая Валек с Норильском.
Техническим руководителем и главным проектантом второго кирпзавода был профессор Холодный. Ему вохра разрешила жить в отдельной пристроечке к кухне, комнатушке квадратов 6—8, где стоял деревянный топчан и небольшой стол, заложенный всегда чертежами и бумагами. Мне в тот год довелось быть счетоводом, выписывать обмундирование и продукты заключенным. Неоднократно приходил я в комнатушку к профессору и беседовал с ним. Как-то он спросил:
— Ты еще совсем молодой, а голова седая. Почему?
Пришлось поведать трагедию, доставшуюся на мою голову. О ней когда-нибудь...
В одном бараке со мной был близкий товарищ Александра Косарева -- Михаил Егорушкин. В свое время он работал в ЦК комсомола, жил в одном доме с Косаревым, потом, почти до прихода Гитлера, работал в Германии, помогал немецким товарищам в организации молодежных обществ. Арестовали ого в должности председателя Осовиахима СССР... Заберется на свои верхние нары и начинает тихонько, трогающим душу тенорком: «Далека ты, путь-дорога...». Хватало за сердце. «Мы простимся с тобой у порога...» Говорил, что дочка любила эту песню. Хорошо пел, шум я бараке всегда затихал...
Рядом со мной на нарах лежал астроном Пулковской обсерватории Николай Александрович Козырев. Любил рассказывать о своих путешествиях.
Алексей Караваев