Норильский Мемориал. Вып. 2. Август 1991
Об авторе. Только год шли в музей письма из Иркутска от бывшего норильчанина Евгения Викторовича Павловского. Они были полны интересных подробностей о том, что теперь мало кто хочет вспоминать о событиях норильского лета 1953 года. Не все Евгений Викторович успел написать – в ноябре 1990 года его не стало. Из писем видно, что до последних дней его мучила вина. Ведь, работая с 1948 по 1957 годы помощником, а затем заместителем прокурора Норильлага, он не предотвратил беззаконий, не мог из проводника карательной политики МВД превратиться в защитника невиновных. Многого он тогда не мог – даже узнать о судьбе собственного отца, который был священником, находился в заключении в Норильлаге, и по заочному приговору ОСО Викторина Ивановича Павловского расстреляли 4 марта 1988 года. А сыну сообщили о его гибели и посмертной реабилитации только через полвека, в перестроечные времена...
Тогда же, бывший фронтовик (Евгений Викторович был замполитом 19-й особой лыжной бригады на Северо-Западном фронте, осколком мины под Старой Руссой его тяжело ранило), недавний выпускник юридического института, он многое видел и понимал, но изменить был не в силах. В государстве, где террор – ведущая политика, свободных быть не может, просто степень не свободы у всех разная. Павловский вспоминал:
«Где-то году в 1951-м меня вызывает к себе Желваков – начальник отдела МГБ Норильского ИТЛ, и строго предупреждает о том, чтобы я не знался, не играл с «контриками»-шахматистами, с такими, как Габович, Беркович, Герцфельд, Георгобиани, Гримберг и др. Сказал, что я должен быть кристально чистым, честным, верным партии и не общаться с этой швалью – врагами народа, и взял с меня подписку... И я был очень осторожен при встречах с такими шахматистами до смерти Сталина. А ведь они были умнейшими, мужественными людьми, с ними было приятно общаться, учиться у них культуре».
Публикуя письма Павловского и другие воспоминания о норильском восстании 1963 года, «Мемориал» стремится полно и с разных сторон осветить эти события, оставляя за собой право далеко не всегда соглашаться с мнением автора.
***
...В 40 лаготделениях и лагпунктах Норильлага с 1948 по 1952 гг. ежегодно было около 220-250 тысяч человек. В Горном было 6 отделений и 30-32 тысячи (он существовал с 1948 по 1955 гг.).
Среди причин «волынки» 1953 года: прошла амнистия по мартовскому Указу, по которому освобождались заключенные лагеря, имевшие судимость за бытовые преступления. А заключенным Горного лагеря стало обидно, что «шваль» амнистируют, а их нет – нет им ни зачетов, ни послаблений режима, ни условий, облегчающих работу.
Участились случаи стрельбы часовых по заключенным. Среди солдат части, охраняющей Горный лагерь, многие были из западных украинцев, у многих от бандеровцев погибли родные и родственники, и солдаты, неся службу, мстили заключенным, считая всех их бандеровцами. Стрелки били заключенных палками, заставляли колонны идти«паровозом», т.е. вплотную друг к другу и в ногу. Если кто сбивался с ноги, падал, по нему стреляли. Не хотела колонна идти «паровозом», ей командовали «лечь», «встать», «лечь», «встать» – пока не заставят выполнить этот приказ.
Или чем-то заключенный провинился в глазах стрелка, тогда он чертит круг, ста вит заключенного в этот круг и грозит: «Стоять на месте, выйдешь из круга – стреляю без предупреждения». И стоит человек всю смену. Офицеры знали, видели, но молчали, ибо были довольны строгостью стрелков, скрывали случаи незаконного применения оружия.
...Мое мнение такое, что прежде всего виноваты оперуполномоченные. «Кумы» плохо знали оперативную обстановку и не так ее понимали. Недовольства, брожения умов среди заключенных было много, но этому не придавали значения. Рост случаев применения оружия, стрельбы по заключенным ими не пресекался и не расследовался, правильно или нет применено оружие, их не интересовало. Они расследовали только те случаи, которые получили огласку и стали известны руководству комбината и ИТЛ. Больше всего они занимались антисоветчиками, агентурная работа была направлена не туда, куда надо. Кто верховодил в зоне, кто главари – о них знали мало и не все знали.
Кэгэбэшники Горного лагеря тоже не тем занимались, чем надо было, заключенных за людей не считали. Важнее всего для них было выявить «контриков»-болтунов. За период существования Горного лагеря с 1948 по 1955 год они привлекли к уголовной ответственности несколько десятков заключенных, и всех незаконно.
Если здраво рассуждать и анализировать, то во всех шести лаготделениях содержались «контрики», изменники, палачи, каратели. Все они были недовольны Советской властью, и рассуждения у них были антисоветские. Так зачем же их было судить за такие высказывания по ст.58 пункт 10 УК? Не надо было! Надо было проводить как следует воспитательную и разъяснительную работу, пропаганду. Короче говоря, это восстание мы прозевали и не предотвратили, а когда оно началось, растерялись, испугались и додумались до того, что стали просить в ЦК партии санкцию на массовое применение оружия...
И последнее – барство начальствующего состава, командно-бюрократическое отношение, безразличие, низкая культура, чванство, самолюбие, лень мыслить, тупость, глупость. Не зря ходили анекдоты о начальниках:
«– Гражданин начальник, у нас в клубе плохой резонанс.
– Выписать со склада новый!».
«– Гражданин начальник, куда вывозить фекалии?
– В склад, чтоб не растащили!»...
Мне приходилось общаться с высшим начальством комбината и лагерей. Вот В.С.Зверев, хоть он был грубиян, матерщинник, но дело знал. Опытными, знающими свое дело специалистами были и другие работники комбината, чего не скажешь о руководстве лагеря. Генералы Царев, Попков да и другие командовать любили, а работать как надо ума не хватало, были не на месте.
...Восстание началось в конце мая. Повод был следующий. Начальник караула сержант Дьяков днем шел проверять посты-вышки вокруг 5-го лаготделения. На крыльце барака в зоне заключенные стали смеяться над ним, выкрикивать: «Ты, сталинский ублюдок!». В ответ на оскорбления и матерщину Дьяков психанул и дал очередь из автомата по заключенным. Было убито 3 и ранено 7 человек. Это послужило сигналом к восстанию всех заключенных 5-го лаготделения, в котором содержалось 5 тысяч человек. Затем заволновались заключенные в других отделениях лагеря: в Кайеркане, в женском лаготделении, на 70-80 кварталах (за кладбищем) – во всех лаготделениях, все 32 тысячи человек.
Не выходили на работу. Из шахты в Кайеркане, наоборот отказались выходить. Со строительства домов в Горстрое, в том числе, где теперь ресторан «Таймыр», заключенные отказались идти в зону, вывесили траурные флаги, плакаты, лозунги антисоветского содержания: «Долой КПСС!», «Долой Хрущева!».
Требования забастовавших: работать по 8 часов, отменить каторжанские номера, ввести зачеты рабочих дней, завести лицевые счета на каждого заключенного, открыть ларьки и отоваривать на деньги из лицевого счета, пересмотреть уголовные дела.
В июне из Красноярка прилетел А.А.Панюков, а также начальник управления лагерями Красноярского края С.А.Павлючек. На трибуне-настиле возле ворот 5-го лаготделения выступали приехавшие и начальство комбината, призывая заключенных прекратить «волынку» и выходить на работу, обещали выполнить их требования. Но заключенные не верили, настаивали на том, чтобы вести переговоры с московской комиссией, потом стали свистеть, кричать. Надзиратели начали было их теснить, те отступили в глубь зоны. Часть разошлась по баракам, но осталась группа человек сто – эти продолжали ругаться, кричать, свистеть, бросали камни в надзирателей, и в конце концов выгнали их за ворота. Начальство к тому времени уехало.
И тут ввели в зону взвод вооруженных солдат, и они по команде стали стрелять сперва вверх, а потом по убегающим заключенным. Убито было человек 30 и столько же ранено. На второй или третий день я осматривал трупы в бане этого лаготделения совместно с патологоанатомом морга Знаменским. При осмотре установили, что у всех входные пулевые отверстия были сзади и сбоку.
Команду «пли!» солдатам дал начальник штаба воинской части по охране Горлага майор Лев. Материалы доследственной проверки на него были направлены военному прокурору Западно-Сибирского военного округа в Новосибирск по подследственности и подсудности Военного трибунала ЗапсибВО. Помню, что военный следователь из этого округа приезжал в Норильск, расследовал дело. Судили майора или нет, не знаю. Этот Лев куда-то быстро смотался из Норильска, и все.
Тут вот в чем дело. Горный лагерь прокуратура Норильлага не контролировала, т.е. не имела права осуществлять прокурорский надзор за законностью содержания заключенных в этих лаготделениях и своего прокурора не имела...
...После первых случаев несанкционированного применения оружия прокурор Доргеев давал шифровки в Москву начальнику управления по надзору за местами заключения Прокуратуры СССР Н.В.Вавилову. Последний шифрованной телеграммой ответил: «Применение оружия запретить, выезжает комиссия МГБ».
Она действительно прилетела, во главе с начальником главного тюремного управления МГБ Кузнецовым, начальником внутренней службы генерал-майором Середкиным, и было еще человек 10 полковников. Они пробыли с неделю, ездили по лагогделениям, уговаривали заключенных бросить волынить, и начать работать. А тут срочная шифровка: «Разоружить эту комиссию, посадить на самолет и отправить в Москву». И их увезли. Оказалось, что комиссия прилетела с полномочиями от Берии, которого в это время уже посадили…
...Третье лаготделение (это на промплощадке, возле 25-го завода) каторжан восстало 4 июня. Часовой с вышки убил главаря бандеровцев Воробьёва. И сходу все 6 тысяч заключенных подняли бунт, из зоны выгнали всех надзирателей, всю лагобслугу из числа вольнонаемных, и тех, кто пытался войти в зону, толпа грудью выталкивала за ворота. Повесили траурный флаг, сделали виселицу, на которой вешали «стукачей». Запускали «змея» высоко, у него на хвосте были самодельные листовки, их ветром отрывало и уносило в город.
Где-то в августе прилетел из Красноярска начальник УВД Красноярского края С.А.Павлючек, ознакомился с обстановкой, выслушал членов комиссии по борьбе с массовыми беспорядками – бандпроявлениями, как тогда говорили, и улетел в Москву в ЦК КПСС просить санкцию на применение оружия. Заведующий отделом административных органов И.В.Шикин ему там разъяснил, что никакой санкции ЦК не даст, есть устав конвойной-караульной службы Советской Армии, где сказано: при явном нападении на караул стрелять – сперва вверх, потом на поражение.
Павлючек прилетает, разрабатываются мероприятия, согласовываются. Как запланировали, так и выполнили.
Оборудовали 10 бортовых машин: борта усилили чугунными плитами, на каждую машину посадили по десятку солдат с автоматами и одному офицеру. Быстро сломали въездные ворота зоны, разрубили колючку – на случай выезда из зоны. С ходу въезжают все десять автомашин в зону, заключенные слева и справа стали бросать в солдат камни, бутылки, самодельные пики, стали стрелять из луков, и солдаты ответили огнем. Слева все зэки побежали, остались убитые и раненые. Справа из-за бараков, где было много заключенных, продолжалось метание в солдат пик и камней, те стреляли. Заключенные отбежали в дальний угол зоны, где было 2-3 барака. Машины уехали, солдаты остались. И вот из того дальнего угла толпа заключенных быстро, рывком, как в атаку, побежала на солдат и оперативников. Их встретили огнем, прозвучала чья-то команда «ложись!». Заключенные залегли – кто ранен, а кто и мертв уже. Уцелевших потом подняли и погнали за зону под отдельный конвой по 200 человек. Позднее их этапировали по лаготделениям.
В одном бараке обнаружили в подполье штаб восставших. Стали стрелять в пол, и человек десять главарей сдались. Среди них был Кароль Гуль.
Всего в 3-м лаготделении было убито примерно 100 человек, ранено вдвое больше. Потом мне было поручено расследовать и выяснить все обстоятельства этого восстания. По сути дела, я руководил расследованием, планировал работу следствия, требовал, кого, как, о чем допросить или передопросить. Я многих заключенных сам допрашивал брал объяснения с начальства, с «оперов», прочих очевидцев. Мне помогали следователи нашей прокуратуры, оперуполномоченные Норильского ИТЛ и Горного лагеря.
...Руководил ликвидацией восстания майор Жлоба из отдела МГБ при Горном лагере, присутствовал Самохин, старший советник юстиции, из Прокуратуры СССР.
Ущерб от простоя комбината в связи с восстанием составил порядка 2-2,5 млн. рублей.
Главарей судили группами по 6-8 человек по ст.59-2 Уголовного кодекса – как организаторов массовых беспорядков – для порядка. А что было судить, у всех были статьи, длительные сроки, по 15-20 лет каторжных работ. Кроме 3-го и 5-го лаготделений, в других стрельбы и жертв не было.
Все материалы расследования восстания по требованию Москвы Самохин увез в Прокуратуру СССР. Там эти материалы читали, изучали разные дополнительные лица из числа руководителей в Прокуратуре Союза, КГБ, МВД и в отделе административных органов ЦК партии. На заключение, составленное в Норильске, что оружие было применено правильно и своевременно, возражений из Москвы не последовало...
Генерала Царева сняли, первый начальник отдела МГБ при Горном лагере Мильштейн застрелился, Желвакова, который был после него, посадили, надо было бы еще и Жлобу посадить. П.С.Доргеева, прокурора, сняли с работы и направили на курсы переподготовки прокурорских работников. Позднее он работал председателем Хакасского облсуда. Жлобу – «героя» укрощения восставших – куда-то далеко в глубинку нашей Родины просто спрятали.
Восстание ускорило отмену особых лагерей. В Норильске при такой ликвидации выяснилось, что инструкций КГБ–МВД об условиях содержания заключенных в таких лагерях не было, как не было и постановления Совмина СССР. Был только секретный Указ Президиума Верховного Совета от 19 апреля 1943 года.
В 1954 году в Норильске работала комиссия Президиума Верховного Совета по освобождению. Председателем был Филимонов, член Президиума, замом Павлов, второй или третий секретарь крайкома. Заключенные на две трети были досрочно освобождены по зачетам, а тех, кого нельзя было освободить, этапировали в Магадан.
Восстание в Горном лагере в 1953 году было самое первое (после смерти Сталина) в стране и самое массовое. Общие причины его были те же, что и в других местах, например, в Степлаге, – бесчеловечная, антинародная, карательная сталинская и бериевская политика...».
Евгений Павловский
«Норильский мемориал», выпуск 2-й, август, 1991 г.
Издатель: правление Норильской организации Всесоюзного общества «Мемориал».