...Часовой, ребенка успокойте.
Чтобы он не плакал, не рыдал.
Дверь в темницу шире приоткройте,
Чтобы он свободу увидал...
Из песни неизвестного автора 1920-1960 гг.

Дети ГУЛАГа

Анастасия Демина, многопрофильная гимназия, 11ж. 1997 г.

Тема, касающаяся детей ГУЛАГа, долгое время не имела и до сих пор не имеет яркого освещения. Поэтому цель моей работы – показать политику государства, направленную против детей в период с 1918 по 1956 гг. Сотни тысяч детей стали безвинными жертвами сталинского произвола. Дети были оторваны от семьи, от дома. Они были лишены детства, и все пережитое ими в лагерях навсегда искалечило их жизни.

Во многих случаях дети попадали в лагерь из-за родителей, например, дети «врагов народа». Это были дети видных деятелей политики, науки, искусства и т.д., арестованных во время «ежовщины» (1936-38 гг.). Эти дети в возрасте 12 лет и старше осуждались Особым совещанием по формулировке «член семьи врага народа» и направлялись в лагеря со сроками 5 или 8 лет, и в редких случаях – на 3 года. В случае ареста обоих родителей, их дети, моложе 12 лет, доставлялись в НКВД, и, если в течение нескольких дней никто из оставшихся на воле родственников не изъявлял желания взять их на попечение, НКВД направлял детей в один из своих отдаленных отделов, где они получали другую фамилию. Известны исключительно редкие случаи, когда много лет спустя одному из уцелевших родителей удавалось отыскать своего ребенка.

Во время чистки 1947-49 гг. оставшихся на воле детей «врагов народа» арестовывали и по решению Особого совещания направляли в лагеря со сроками по 10-25 лет (они были освобождены через несколько лет после смерти Сталина). Эта участь миновала детей, выросших в детдомах НКВД под измененной фамилией. В лагерях были также и испанские дети – это дети испанских республиканцев (1936-39 гг.). Советский Союз великодушно предоставлял им убежище, спасая их от фашистских бесчинств. В то же время эти дети стали заложниками, гарантирующими поддержку сталинского режима их родителями, оставшимися в Испании. К чистке 1947-49 гг. эти дети подросли, и многие из них были отправлены Особым совещанием в лагеря со сроками 10-15 лет за «антисоветскую агитацию». Большая группа испанских детей находилась на Колыме (Оленья ферма). После смерти Сталина большинству из выживших детей разрешили вернуться в Испанию.

В лагерях находились и кулацкие дети – это дети крестьян, которые во время насильственной коллективизации деревни ускользнули от высылки, но которые были позже пойманы, осуждены и направлены в лагеря.

Были в лагерях и лагерные дети – дети, рожденные в заключении. В первые годы советской власти женщины могли попасть в заключение с ребенком или беременными. Статьей 109 ИТК-24 было предусмотрено, что «При приеме в исправительно-трудовые учреждения женщин, по их желанию, принимаются и их грудные дети». Но не всегда эта статья соблюдалась. Очень часто детей изымали у матерей, отдавали их родственникам, либо на воспитание государству. Срок пребывания детей при заключенной матери был в 1934 г. Ограничен до 4-летнего возраста. Позже этот срок был ограничен до 2-летнего возраста. В годы сталинского террора секретной инструкцией НКВД СССР этот срок снизился до 12-месячного возраста. Дети, достигшие установленного возраста, отправлялись в принудительном порядке в детдома, о чем делалась пометка в личном деле матери, однако без указания адреса, поэтому после освобождения матери редко удавалось отыскать своего ребенка.

В нашем городе живет Людмила Алексеевна Слободенюк. Ее отец был расстрелян в 37-м, после чего арестовали мать. При аресте шестеро детей поступили в распоряжение НКВД, седьмую – из-за младенческого возраста – оставили с мамой.

Людмила Алексеевна в 9-месячном возрасте с 1937 г. вместе с матерью сначала находилась в Иркутской тюрьме, а затем попала в Карагандинский лагерь жен «изменников Родины» и пребывала там в специальном детдоме на территории лагеря до 8 сентября 1941 г. Затем она была переведена на дальнейшее воспитание в Пионерский детский дом вне лагеря, где находилась до освобождения своей матери в 1945 г. После чего они жили вместе на положении ссыльных в Карагандинской области еще несколько лет.

Дети наказывались наравне со взрослыми. В целях быстрейшей ликвидации преступности среди несовершеннолетних ЦИК и СНК постановил 7 апреля 1935 г.: «…несовершеннолетних, начиная с 12-летнего возраста, уличенными в совершении краж, убийств, попытках убийств, попытках убийства, изнасилованиях и т.д., привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания, вплоть до высшей меры – расстрела». Хотя вышел приказ, что привлекать к уголовной ответственности детей можно только с 12-летнего возраста, наказывали детей и намного младше. В детские исправительно-трудовые колонии попадали и дети моложе 12 лет, поскольку часто бывало, что пойманный 8-10-летний воришка скрывал фамилию, адрес, родителей, милиция же не настаивала, и в протокол записывали – «возраст, около 12 лет», что позволяло суду «законно» осудить ребенка и направить в лагерь. Местная власть была рада, что на доверенном ей участке будет одним потенциальным уголовником меньше.

Очень часто следователи списывали преступления на несовершеннолетних и детям специально изменяли год рождения, чтобы их можно было осудить как взрослых. Например, Доренской Юлии Федоровне, бывшей заключенной Норильлага, было 14 лет (родилась она в 1930 г.), когда ее арестовали в 1944 г. Следователь ей добавил еще 3 года, чтобы осудить наравне со взрослыми.

О труде несовершеннолетних заключенных в Норильлаге было известно с 1936 г.

Все началось с приказа по Норильскому строительству и ИТЛ НКВД № 168 от 21 июля 1936 г. о прибывающей рабочей силе и ее использовании:

«...6. При использовании на общих физических работах заключенных малолеток в возрасте от 14 до 16 лет устанавливается 4-часовой рабочий день с 50% формированием – из расчета 8-часового рабочего дня для полноценного рабочего. В возрасте от 16 до 17 лет устанавливается 6-часовой рабочий день с применением 80% норм полноценного рабочего – из расчета 8-часового рабочего дня. В остальное время малолетки должны быть использованы: на школьных занятиях по обучению грамоте не менее 3-х часов ежедневно, а также в культурно-воспитательной работе».

В то время несовершеннолетних было сравнительно мало. Руководство лагеря, уже при А.П.Завенягине, пыталось создать им хотя бы сносный быт и, по возможности, щадящие условия труда.

На практике это вылилось в «приказ по Норильскому исправительно-трудовому лагерю НКВД № 68 от 4 февраля 1940 г. об изоляции несовершеннолетних заключенных от взрослых и создания им вполне пригодных жилищных условий».

К 1943 году относятся документы, которые позволяют сделать вывод о том, что малолетних лагерников заметно прибавилось – речь шла уже о трудовой колонии.

В приказе от 13 августа 1943 г. было сказано:

«1. Организовать при Норильском комбинате НКВД Норильскую трудовую колонию для несовершеннолетних, подчиненную непосредственно отделу УНКВД по борьбе с детской беспризорностью и безнадзорностью.

2. Начальником Норильской трудовой колонии для несовершеннолетних назначить Кочерова Ивана Никитича».

Из приказа, датированного 20 октября 1943 г.*, следует, что колония стала структурной единицей лагеря и комбината.
___________________________________
*Важнов М.Я. Особый барак. (Красноярский комсомолец – 1989 г. № 8).

Спустя месяц начальство вводит новые нормы питания для н/з (судя по тому, что делается ссылка на распоряжение НКВД, такие колонии были явлением повсеместным):

«1. Установить для н/з следующую норму питания на одного человека в день: хлеб ржаной – 600 г, крупа, макароны – 75 г, картофель, овощи – 250 г, сахар – 15 г, рыба, рыбопродукты – 70 г, мясопродукты – 25 г, жиры – 25 г, чай суррогатный – 2 г, соль – 15 г. Означенный перечень для всех категорий н/з, кроме находившихся в штрафных изоляторах, больных, этапируемых и освобожденных...» «Штрафникам», например, норма хлеба снижалась до 400 г, из рациона исключалось мясо и мясопродукты (даже те мизерные 25 г!), чай, сахар, картофель; более чем вдвое сокращалась «закладка» крупы, рыбы... А вот ударную работу поощряли. При 110 процентах и выше пайка хлеба увеличивалась до 700 г, выдавались 100 г молока, 15 г сухофруктов, даже могли дать 5 г суррогатного кофе.

В январе 1944 г. руководство комбината особо регламентировало работу малолеток зимой (ссылка на пп. 2, 3, 4, 10 и 6 приказа № 589 от 2 октября 1943 г.): применены щадящие нормативы по выработке, пребыванию на открытом воздухе, обогреву.

Из объяснительной записки** к отчету Норильской трудколонии за сентябрь-декабрь 1943 г:
___________________________________
**ГАРФ, ф.8361с, оп.1, д.67, лл.1-2. Документ ранее не публиковался

«1. На 1 января 1944 г. в колонии содержится 987 человек несовершеннолетних заключенных, все они размещены в бараках и распределены на 8 воспитательских коллективов по 110-130 человек в каждом. К коллективам закреплены по одному старшему и два младших воспитателя. Из-за отсутствия школы и клуба обучения н/з не проводилось.

Несмотря на скученность и отсутствие до сих пор столовой (принятие пищи проходит в секциях), желудочно-кишечное заболевание среди н/з незначительное, также отсутствует вшивость.

Воспитательский состав, несмотря на трудности в проведении воспитательной работы, добился хорошей трудовой и бытовой дисциплины. Моральное состояние н/з хорошее.

2. Трудоиспользование. Из 987 человек н/з используются на работе в цехах Норильского комбината до 350 человек. До 600 человек с момента организации колонии до конца года нигде не работали и использовать их на каких-либо работах возможности не представлялось.

Устроенные на работу в цехах Норильского комбината (ДОЗ, КБЗ, ЦРМ, Утильцех, база ОТС и автобаза) теоретического обучения не проходят, находятся вместе со взрослыми заключенными и вольнонаемными, что отражается на производственной дисциплине.

3. Хозяйство. На 1 января 1944 г. имеется 10 каркасных бараков, выделенных Норильским комбинатом, из которых 8 жилых, 1 приспособлен под амбулаторию-стационар и 1 барак-кухня. Кухня полностью не оборудована, нет раздаточного цеха, хлеборезки и механического оборудования. В этом же бараке-кухне 2 комнаты заняты под продуктовую и вещевую каптерки.

Отсутствуют помещения: бани-прачечной, складские, столовой, конторы, школы и клуба. Из транспорта имеется 1 лошадь, выделенная комбинатом, которая не обеспечивает нужд колонии. Хозинвентарем колония не обеспечена».

Так была создана, жила и работала Норильская трудовая колония для несовершеннолетних заключенных, согласно документу.

Из воспоминаний* бывшего заключенного трудколонии Владимира Михайловича Хорунжина: «Когда началась война, старшего брата, Николая, призвали, а отец пошел на военные работы. Времена начались тяжелые, голодные. Школу я бросил, устроился электриком, немного спустя – учеником киномеханика. Решил однажды «приработать» на лампочках: за каждую можно было выменять 200-300 г хлеба. Поймали. Грозил штраф, рублей 400. Из каких денег платить-то? В конце концов, дали 3 года. Трудколония, куда я попал, изготовляла всякую всячину: чугунные конфорки, люки для канализационных колодцев, кровати... даже зубной порошок. Я был электриком. Один из цехов делал заготовки для спортивных тапочек. Оттуда потаскивали обрезки кожи – менять на хлеб. Когда обнаружилась большая недостача, следователь решил списать это дело на малолеток и требовал у меня признания. Короче, я признался. На суде дали 10 лет и посадили меня в Тбилисскую тюрьму. Оттуда я и попал в Норильск.
_______________________________________
*Важнов М.Я. Доля, что смерти тяжелее. (Заполярная правда. – 1990 г. – № 128).

Сначала попал я на Медвежку, в 15-е лаготделение. Ребят рассортировали, я потерял их из виду. В нашем бараке остался лишь один, но имя его я не помню.

Барак – 4 секции, в каждой – бригада, человек 40. Подъем – в шесть, через час – развод, возвращались в 5-6 вечера. Сушились, ужинали. Потом проверка, после нее из барака выходить запрещалось. Еда – 3 раза в день (до 51-го года только дважды), в основном треска, отварная и как суповая заправка, овсяная каша и такой же суп, давали и нашу северную рыбу по 70-75 г.

Начинал с Желдорстроя – вели пути от РОРа до обогатительной фабрики. Потом – Шахтстрой. Вскоре перешел на электромонтаж, затем некоторое время работал электриком флотационного цеха на монтаже углесортировке, откуда я и освободился.

В Норильске женился, родились дети...»

Кроме трудколонии, на территории Норильска находились и дома младенца. Всего в 1951 г. в этих домах находились 534 ребенка**, из них умерли 59 детей. В 1952 г. должны были появиться на свет 328 детей, и общая численность составила бы 803 ребенка. Однако, в документах 1952 г. указано число – 650, т.е. смертность была очень высокой. Оказывается, что официальные документы того времени, если их читать «между строк», обличают сами себя.
_______________________________________
**ГАРФ, ф.9416с, д.642, л.59.

Дети из домов младенца направлялись в детдома Красноярского края. В 1953 году, после Норильского восстания 50*** женщин были направлены с детьми в Озерлаг.
_______________________________________
***ГАРФ, ф.9414с, д.812, л.18

До сих пор неизвестна точная цифра умерших в Норильске детей. До сих пор никто не знает, нашли ли матери, вышедшие из заключения, своих детей, соединились ли семьи. Никто не знает, скольких детей убил ГУЛАГ.

И в наши дни отношение государства к детям оставляет желать лучшего. Дети остаются самыми незащищенными в обществе, но хочется верить, что рано или поздно, в России, наконец, претворится в жизнь лозунг: «Все лучшее – детям».

Норильский мемориал 4, октябрь 1998 г.
Издание Музея истории освоения и развития НПР и Норильского общества «Мемориал»

На оглавление