Норильский "Мемориал", выпуск 4-й, октябрь, 1998 г.
Татьяна Венценосцева, студентка НИИ, гр.ЭК-90, 1990 г.
Мы привыкли, что 1938 г. в Норильске начинается с приезда А.П.Завенягина, но до этого было еще 4 месяца, когда начальником «Норильстроя» оставался Матвеев – человек трагической судьбы. При нем, на месте голой, безжизненной тундры появились первые норильские двухэтажные каменные дома, первые улицы, первые промышленные объекты, первая железная дорога. Завенягин ставил в вину Матвееву то, что он якобы слишком много занимался «всякого рода мелочами», оставляя на второй план решения первоочередных масштабных задач. Но было ли в то время что-то важней мелочей, не они ли составляли всю сложность строительства? Сколько было ситуаций, которые не могли быть запланированы ни в одном проектном институте или бюро, сколько их приходилось решать на месте, не имея квалифицированных кадров. Но судьба Матвеева была решена. Завенягин готовился принять строительство.
1938 г. начинался тяжело. За декабрь 1937 г. был не выполнен производственный план, который многим «специалистам» из центра казался заниженным. Было принято решение организовать полевой штаб строительства комбината. (Слово «комбинат» в названии строительства впервые было применено Завенягиным в мае 1938 г.).
В целях покрытия нужд строительства квалифицированными кадрами на 1938 г. и придания подготовке наиболее эффективного характера, было принято решение об организации при 4-м отделении Учебного комбината в составе двух видов подготовки: с отрывом и без отрыва от производства (Приказ от 17 января 1938 г.), а тремя днями позже по приказу № 39 началась переквалификация всех заключенных специалистов по Норильлагу НКВД.
Она была сделана с целью «установления более полного и точного количества специалистов и квалифицированной рабочей силы из числа заключенных, а также упорядочения дел трудового учета как на лагподразделениях, так и в УРО Управления Норильлага НКВД».
В конце января 1938 г. Матвеевым издается приказ за № 42 «О производстве проверки количественного наличия лагнаселения по отдельному (самому большому) Норильскому лагпункту». Проверка проводилась ночью, путем персонального опроса каждого заключенного и сличения данных учетного материала. По данным этой проверки уже в июне 1938 г. Завенягин писал начальнику Главка НКВД в ГУЛАГ: «В навигацию 1938 г. из Норильска подлежат выезду 2 466 человек (в том числе освобождаемые, инвалиды, беременные). Потребность в рабочей силе определена в 12 тысяч человек. С учетом отправленных необходимо завезти 7 тысяч человек. Прошу дать распоряжение о посылке 5 тысяч переселенцев и 2 тысяч бытовиков».
Вновь прибывающие в Норильск в большинстве не имели нужной квалификации, обучение проводилось на ходу (без отрыва от производства). «Список особо дефицитных профессий включал плотников, бетонщиков, арматурщиков, подрывников и т.д. Соотношение вольнонаемных и заключенных было примерно 1:8. Среднесписочный состав вольнонаемных – 1 072 человека, из них на строительстве и монтажных работах – 109, в подсобном и вспомогательном производстве – 128, на транспорте – 39, медико-санитарное обслуживание – 41, культурно-воспитательный отдел – 8. Среднесписочный состав заключенных – 8 180 (на начало года – 7 927, на конец – 11 560). Из них 2 499 работали в строительстве, 3 450 – в подсобном и вспомогательном производстве, включая 1 428 – на транспорте, 142 – в медсанслужбе, 113 – в культурно-воспитательном отделе. Среди ИТР соотношение было почти 4:1 в «пользу» заключенных (198 и 55 соответственно)». Орудиями производства на многих объектах были тачка, лопата, лом, кайло...
Так называемая «десятичная» система мер широко применялась на земляных и других работах строительного характера: 10 лопат – тачка, 10 тачек – кубометр, 10 кубометров – норма! Разумеется, лопата в этом случае должна быть совковая, по габаритам отвечающая требованиям ГОСТа. Насчет лагерной дисциплины следует отметить особо. Во-первых, каждый второй приказ начальника или заместителя начальника строительства касался нарушений законности со стороны, как заключенных, так и вольных поселенцев. Были представлены все формы нарушения закона: хулиганство, кражи, избиения, воровство, порча оборудования, отказы от работы, половая распущенность и т.п. Формы наказания были тоже различными: арест (ШИЗО – штрафной изолятор), лишение зачета рабочих дней, административная ответственность и т.д., вплоть до расстрелов. Приказ № 45 от 21 января 1938 года: «За нарушение лагдисциплины, выразившееся в побегах, хулиганстве, отказе от работы, кражах, бандитизме, терроризации лагнаселения приговорить к расстрелу...» – далее следует список фамилий 18 человек. Но было и такое, о чем узнаем только сейчас. Вот как помощник начальника комбината Елян описал деятельность комендатуры Дудинского лагпункта: «Аппарат комендатуры явно из бандитского элемента з/к, и они проявляют издевательское отношение к лагерникам. В бараках принимают систематический характер пьянство и воровство. Комендатура преступно-грубым отношением к з/к нарушает революционную законность. В КВЧ бытовое разложение.
Воспитатели пьянствуют и издеваются над з/к женщинами, терроризируют лагерников, пытающихся разоблачить их незаконные действия. Работники УРЧ из состава з/к обнаглели до того, что заставляют на кухне готовить им спецобеды, перебрасывают с работы на работу нежелательных з/к. Представители комендатуры играют в карты, покрывают уголовные преступления. З/к не получают ответы на свои жалобы».
После приезда Завенягина началась работа по ужесточению дисциплины, которая в основном касалась заключенных. Главным образом, это была борьба с отказчиками, саботажниками, промотчиками и прочими, которых в большом количестве поставляла «уголовная» часть лагерников. Зам. начальника комбината по строительству В.П.Бусыгин издает приказ: «Всех лагерников, выполняющих норму не выше 45%, при отсутствии особых обстоятельств, считать отказчиками и выписывать им штрафной паек».
17 октября 1938 г. Завенягин подписал приказ № 409: «Заместителю начальника Норильлага лейтенанту госбезопасности т.Алексеенко в 5-дневный срок закончить оборудование БУРа вне лагерной зоны. Моему заместителю т.Бусыгину в 2-днев¬ный срок закончить постройку карцера вне лагерной зоны. Всех лодырей и саботажников по окончанию смены направлять в БУР. Питание в БУРе ограничить штрафным пайком с выдачей 300 г хлеба и обязательным выводом на работу под конвоем».
Недалеко от Норильска находилось место, где закончился жизненный путь многих ни в чем не повинных людей. Это место – «Норильск-2». «По сей день при словах этих душу переполняет ненависть к палачам», – писал один из заключенных Норильлага Алексей Караваев. – Обреченных увозили по 30-40 человек, и их уже больше никто никогда не видел. Их увозили ночью, по разнарядке. И таких ночей в июле-августе 1938 г. была ни одна и ни две».
Жизнь многих норильчан окончилась трагически, в их числе и В.З.Матвеева. Я хочу привести воспоминания одного из старых норильчан, Николая Ермолаева, о Владимире Зосимовиче Матвееве: «В моей памяти Матвеев остался человеком в полном смысле этого слова. Он ни в чем не подчеркивал разницу между нами в нашем положении. У меня с ним были личные беседы, когда я восстанавливал после пожара Дудинскую электростанцию.
Много раз слушал его беседы с бригадирами, разъяснения задач. Он вел себя так, как и следовало вести себя с людьми, с которыми ему поручено создать крайне необходимую для страны металлургическую базу. Он умел поддержать тонус в работе, подбодрить в самых трудных условиях. Он выполнял разгрузочные работы наравне с нами, заключенными, и обязывал всех вольнонаемных следовать его примеру. На перекуре ему задавали любые вопросы и получали исчерпывающие ответы. Он рассказывал нам свою биографию...»
Иначе звучит официальная оценка деятельности Матвеева. А.П.Завенягин в сообщении Ежову так подвел итоги первому «матвеевскому» периоду существования Норильлага: «Положение стройки хуже, чем указано в отчете...
Управление лагеря отсутствует, твердых подразделений в лагере не создано, ограждений нет, нет должного режима. На стройке вскрыто явное вредительство».
Матвееву это стоило свободы, потом жизни.
Норильский мемориал 4, октябрь 1998 г.
Издание Музея истории освоения и развития НПР и Норильского общества «Мемориал»